Текст книги "Молох Империи (СИ)"

Автор книги: Александр Валидуда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

Хок знал, что ждет ирианца, и не разделял энтузиазма Цета по поводу его дальнейшей судьбы. Для себя он решил, что не будет участвовать в допросе Аль Кора, пусть генерал-мясник доставляет себе удовольствие без него.

Через время в дверь громко постучали.

– Войдите!

Вошел его адъютант, совсем еще молодой высокий и худой юноша, новенькая форма с погонами младшего лейтенанта с трудом скрывала его худобу.

– Разрешите доложить, господин командующий?

– Докладывайте.

– Прибыл генерал БН Цет. Просил передать, что ждет вас в комнате для допросов.

– С ним кто-нибудь был?

– Э-э-э, да, господин командующий. Бээнцы вели какого-то штатского, ирианца вроде.

– Хм, Крет, меня интересуют старшие офицеры БН.

– Никак нет, господин командующий.

– Странно… ну ладно. А почему мне не доложил дежурный по штабу? Ты что у Цета мальчик на побегушках?

Адъютант жутко смутился и слегка покраснел, насколько позволял его нишитский пигмент. Видя, что он молчит и пауза затягивается, Хок подтолкнул его:

– Так как, Крет?

– Там…

"Мальчишка!" – без злости подумал маршал, а адъютант все-таки смог преодолеть свое смущение и выпалил:

– Дежурный потому не доложил, господин командующий, что выбежал на происшествие…

– Какое еще происшествие?

– Столкнулись два гравитолета у восточного крыла дворца, есть раненные. А я… В общем, я подменил дежурного.

– Отчего же ты не воспользовался связью дежурной части? И кто остался в самой дежурной части?

– Аппарат занят помдежем, который держит связь с самим дежурным.

– Лихо! – только и сказал Хок и заметил, что смущенное лицо Крета вновь тронул румянец. – Ну, и ты примчался сюда, не воспользовавшись другим каналом? А где твой личный передатчик?

Адъютант совсем растерялся.

– Ладно, Крет, в следующий раз не суетись, подходи к делу хладнокровно.

– Так точно, господин командующий.

– Это не приказ, это совет. А теперь возвращайся в дежурную часть. Сообщишь дежурному, чтобы составил подробный рапорт о происшествии с указанием фамилий виновных.

– Есть!

Адъютант еще немного постоял и осмелился спросить:

– Разрешите идти?

– Идите, Крет.

Щелкнув каблуками сапог, он четким строевым шагом покинул кабинет.

"Постращал его немного, – подумал маршал, – пусть не теряет голову. Надо бы подыскать на его место кого-нибудь другого, но только потом, пусть сначала эта сволочная война закончится, а то убьют его в первом же бою. Хотя… может быть, в нем проявится хороший воин, а робеет он по молодости перед моими маршальскими звездами".

Герцог-текронт покинул кабинет и спустился гравилифтом в комнату допросов. У дверей его встретили караульные бээнцы и "взяли под ружье".

Комната была просторна, особенно из-за нехватки мебели.

– Здравия желаю, господин командующий, – приветствовал его Цет.

– Здравия желаю, генерал.

Они пожали руки.

– Вот, смотрите, – с очень довольным видом показал генерал в сторону своих подчиненных, которые устраивали в кресле для "промывки мозгов" Аль Кора.

– Много же мне нервов потрепал этот ублюдок, но теперь-то я ему воздам должное.

Бээнцы с силой пристегивали отчаянно сопротивляющегося ирианца к креслу. Тот дико визжал и брыкался, чувствуя неотвратимое. Невольно возникало сравнение с животным, которое привели на бойню, и которое чувствовало приближение смерти и изо всех сил упиралось. Только в случае Аль Кора на кону была не смерть, а сумасшествие.

– Сейчас приступим, – Цет злорадно ухмыльнулся и потер в предвкушении руки. – В его голове много ценного. Эфор безопасности будет доволен.

– К сожалению, вынужден вас покинуть, генерал, – с деланной досадой сказал Хок.

– Неужели вы лишите себя удовольствия поприсутствовать? – Цет искренне удивился.

– Я понимаю ваше нетерпение и разделяю вашу радость, генерал, но вы прибыли немножко не ко времени. У меня через час важное совещание, я должен подготовиться.

– Понимаю, господин командующий, – удивление генерала сменилось радостью, которую он замаскировал под нетерпение от ожидания будущего мозгового вскрытия пленника. И было от чего. В секретных инструкциях, адресованных лично Цету, эфор Ивола выражал желание, чтобы некоторые сведения извлекались из пойманных главарей мятежников вне присутствия армейского начальства.

– Я надеюсь, вы поделитесь со мной результатами? – спросил Хок для виду.

– Непременно. Копию записи психосканирования я вам отдам лично.

"Подкорректированную, естественно, – подумал маршал. – Некоторую информацию армейцам знать не положено, с точки зрения БН. Не положено даже мне, герцогу-текронту, кузену императора! А, плевать!"

Хок кивнул на прощание и, выкинув из головы Цета с его садистской командой, стремительно вышел из помещения.

Вновь вернувшись в кабинет, он хотел было поработать с донесениями тыловиков, но вспомнил о пленном.

Сегодня утром он выезжал в район дислокации одного из корпусов 80-й армии, побывал в штабе корпуса, на командных пунктах дивизий, некоторых бригад и отдельных полков, беседовал с офицерами. Такие выезды приходилось делать не раз, важно было лично оценить обстановку на сложных участках, выявить потребности войск, слабые стороны в боевой подготовке, сопоставить снабжение войск и их реальные нужды и многое другое.

Возвращаясь во дворец, его гравитолет пролетал мимо лагеря пленных повстанцев. Маршал решил побывать и в нем. Лагерь ему не понравился. Много грязи, большая смертность, разболтанная дисциплина охраны. Он снял с должности начальника лагеря и с понижением направил на передовую, а на его место назначил другого офицера, указав тому на недостатки в организации конвойно-караульной службы и содержании пленных и приказав их устранить. А чтобы новый начальник лагеря побыстрей шевелился, он оставил одного из своих офицеров-порученцев.

Во время обхода одного из бараков, маршал заметил среди пленных нишитов. Это поразило его. Он приказал доставить к нему одного из них званием повыше. Привели изможденного, но от природы крепкого офицера в потрепанном мундире светло-коричневого цвета с майорскими погонами на манер имперских. Впрочем, погоны и были имперскими, как и эмблемы танкиста. Хок встретился с ним взглядом. Ни страха, ни сожаления в его глазах не было, маршал увидел в них обреченность и одновременно вызов. Он приказал поместить этого пленного в один из гравитолетов его эскорта, а солдатам покинуть машину. Обожженные руки пленного, перевязанные грязными обрывками офицерских кальсон, зажав не до упора, сковали наручниками.

Оставшись один на один внутри гравитолета, Хок и пленный долго смотрели друг другу в глаза, взаимно оценивая.

Хок не ощущал ни ненависти, ни презрения, только интерес.

– Ты ведь нишит и служил в сорок восьмой армии, не так ли? – для начала задал очевидный вопрос маршал.

Пленный кивнул.

– Нишит, а воюешь на стороне ирианцев. Против своих же.

Пленный молчал.

– Я герцог-текронт маршал второго ранга Хок, командующий объединенной группировкой на ирианских мирах. Теперь прошу представиться вас.

– Майор барон Аринс, командир первого батальона восьмого среднего танкового полка ирианской революционной армии.

– Почему вы перешли к ним, майор Аринс?

Пленный молчал и все так же с вызовом смотрел в глаза Хоку.

– Что тебя подвигло на предательство? Ты же нишит, давал присягу, а потом воевал против своих же товарищей.

– Мои товарищи там, в лагере.

Хок отвел взгляд в сторону. Наступила пауза. Аринс уставился в пол.

– Крет! – вызвал маршал по передатчику адъютанта.

– Слушаю, господин командующий.

– Организуй сто грамм.

– Понял.

Спустя пару минут открылся люк десантного отсека гравитолета. Адъютант принес кружку с водкой и завернутый в бумагу бутерброд с ветчиной. Поставив все это на одно из сидений у амбразуры, он удалился.

– Пей и закусывай.

Пленный взглянул на принесенное и отвернулся. Хок понимал, что это проявление гордости и знал, что Аринс голоден.

– Не отказывайся. Пей. Я тут не собираюсь тебя исповедывать или объяснять, какой ты есть. Я просто хочу понять.

Несколько минут никто не произносил ни слова. Маршал ждал, а Аринс вел с собой внутреннюю борьбу и вовсе не с голодом, а с врожденной нишитской гордостью.

– Понять, – прошептал майор и, протянув скованные руки, ухватил ими кружку. Сделав резкий выдох, он залпом ее опорожнил. Потом, развернув бумагу и быстро заработав челюстями, расправился с закуской.

– Сигарету?

– Благодарю, маршал.

Хок вынул из пачки две сигареты, одну дал ему и чиркнул зажигалкой, после чего подкурил сам.

Отсек потихоньку стал заполняться дымом крепкого табака.

– Так что же тебя вынудило, майор Аринс? Почему ты их считаешь товарищами?

Пленный выпустил дым и вновь встретил изучающий взгляд Хока.

– Да, я давал присягу… Я даже любил империю. Мечтал о карьере и довольно успешно ее делал, – решил объясниться майор. – Несколько лет служил на Нишитуре после Императорской Танковой Академии, потом год на благополучной Алкафере, потом перевелся на Ирбидору в сорок восьмую армию. Прибыл на повышение на должность командира батальона. Я здесь пятый год, господин маршал, пятый год. И за каждый чертов год я много чего увидел, много чего. Во мне все кипит, когда я вспоминаю, что здесь происходило, что творили бээнцы, полиция и эта тварь бешеная – недоносок Ажор. А когда после начала восстания, я посетил его дворец и увидел его коллекцию… Я… – майор закашлялся.

– Я знаю, о чем ты. Тоже видел.

– Вам не понять, господин маршал, – в его словах было полно горечи. – Черные дела Ажора вас возмущают с точки зрения морали, достоинства, чести нишита. Но вы дворянин, вы состоятельны, у вас связи, положение. Вы далеки от этого и всегда останетесь далеки. А я служивый дворянин, мой дед выслужил баронство… Да и будь я простой нишит, как мои солдаты… Я нишит. А ирианцы? Каково им? Их проблемы вообще за гранью вашего восприятия. Я жил долгие годы в иллюзии, что живу в нормальном обществе, в пусть не во всем и не везде справедливой империи, но в великой и процветающей империи. Ирбидора меня переродила. Было время, когда я стыдился себя – нишита. Вы понимаете, каково это? Я возненавидел… нет, не империю, а ее гниль, возненавидел БН, императора, армию, все.

Аринс снова затянулся и уставился в пол.

– Что ж, барон, это твой выбор, плох он или хорош. Надеюсь, ты не ошибся и поступил правильно.

В глазах пленного мелькнуло удивление.

– Не ожидал услышать от вас такое… Да, это мой выбор. Я сохранил свою честь.

Маршал вытащил пачку сигарет, потом запасную и передал их пленному вместе с зажигалкой.

– Бери, не отказывайся.

Пачки сигарет исчезли в карманах майора, а зажигалку он вернул.

– У ребят есть. Благодарю.

Хок очнулся от утренних воспоминаний и уставился на трещину на стене напротив стола. Ему вспомнилось многое другое. Сожженные деревни, уничтоженные ядерными ударами города. На душе стало как-то противно и тяжело. Потом он вспомнил отчаянное упорство обреченных ирианцев. Их смертников, наносящих тяжелые потери войскам, особенно частям БН. Вспомнил эвакопункты, на которых бээнцы из охранных частей производили отбор, кого отправлять в миры смерти, кого расстрелять, а кого, в качестве рабов оставить на Ирбидоре и Ирпсихоре. У него было много вопросов, но кому их задать, кроме себя? Он вспомнил донесения с фронта, что экипажи истребителей бунтовщиков – профессиональные военные, что их артиллерия бьет всегда точно, атаки дерзкие и решительные, что оборона повстанцев носит упорный, ожесточенный и активный характер, что недавняя внезапная атака танкового полка мятежников размолотила целую дивизию и еще штаб полка БН, вспомнил, что большинство повстанческих контрударов тщательно спланированы, внезапны, почти всегда скрытно подготовлены. Что это? Откуда у ирианцев столько имперской техники, оружия, боеприпасов. Всего этого явно больше, чем имела 48-я армия. Ему докладывали об опетских маркировках. И не из Опета ли прибыли сюда высокоподготовленные офицеры и спецы, чтобы стать повстанческими командирами? Что же творится в Опете? С кем он тут воюет? Империя воюет сама с собой?

Он подумал о дальнейшей судьбе пленных, о майоре Аринсе. Таких, как он ждут трибунал и скорее всего расстрел. Большинство тяжелораненых из посещенного им лагеря умрут. Остальным уготованы бараки миров смерти. Наличие в лагере тяжелораненых говорило о том, что они попали в плен к армейцам, боевым частям БН или черным легионерам. Бээнцы из охранных войск таких добивали.

Хок закрыл глаза и помассировал виски. Потом он вспомнил самодовольное лицо Цета и тупые отрешенные лица его палачей.

"А на той ли я стороне?"

ГЛАВА 21

Дул пронизывающий до костей ветер. Ночью температура всегда заметно падала и вкупе с ветром заставляла неприятно подмерзать. Легкие мундиры черных легионеров совсем не согревали. Обычно Мэк спасался от ночного холода в гравитолете или в одном из брошенных фермерских домов или сараев или, на худой конец, в блиндаже. Но сегодня его рота находилась в карауле, охраняя покинутые ирианскими крестьянами постройки, скученные посреди неубранного поля, в которых были устроены склады боеприпасов.

Мэк совсем задубел, зубы самопроизвольно клацали, пальцы ног занемели. Если бы не сырость, витавшая в воздухе, возможно холод переносился бы не так болезненно. Мэк посмотрел на трофейные наручные часы. Без десяти три. До конца смены десять минут. Уже десять минут. Или еще аж десять минут.

Послышался неясный шорох. Он снял стэнкс с предохранителя и прислушался. Ничего. Наверно, происки ветра.

На высоте пятидесяти метров пролетел очередной патрульный гравитолет, освещая все вокруг двумя спарками мощных прожекторов. Два параллельных луча вырвали из полутьмы пространство за металлобетонитовыми столбами со "змейкой" – коварной спиральной колючей проволокой под высоким напряжением. Как всегда – никого. Да и кто там будет, если все вокруг плотно заминировано и напичкано сенсорами и детекторами движения?

Мэк пошел на новый круг, и выйдя за угол склада заметил, что из-за большой ирбидорской луны стала появляться вторая – менее крупная и более далекая. Эти луны всегда были рядом, неразлучные, как сиамские выродки. Хотелось курить, но на посту это запрещалось. Перед заступлением ротный отбирал сигареты. Ничего, еще несколько минут. Еще несколько минут, и он сможет покурить в караулке и отправиться раздобыть чего-нибудь пожрать. Уже несколько часов желудок мучительно сводило от пустоты.

Мэк посмотрел в ночное небо. Оно было чужим. Пожалуй, он впервые обратил внимание на эти висящие гроздьями чужие созвездия и далекие туманности и вспомнил созвездия его родной планеты из далекого и теперь такого уже чужого детства.

В течение последнего месяца 50-й черный легион беспрерывно наступал. Атаки следовали за атаками, Мэк уже сбился со счета, сколько их было. Теперь их отвели на отдых и, возможно, на доукомплектование. Теперь участок его легиона занял более полнокровный 49-й легион. В тылу, километрах в пятидесяти к северу, в небольшом городишке расположились остатки 2-го легиона. Поговаривали, что его расформируют, тогда он пополнит поредевшие полки 50-го, у которого были упразднены тумены и выбиты многие подразделения.

Командование отводило на отдых и части 80-й армии, где они пополнялись новой техникой, новобранцами из учебок и резервистами. Их никогда не расформировывали, ведь они – регулярные войска. Да и таких тяжелых потерь они не несли.

От унылых и однообразных мыслей часового оторвало назойливое жужжание вызова. Мэк активизировал приемопередатчик защитного шлема.

– Двенадцатый пост, легионер Мэк, – по уставному доложил он.

– Это Хатан. Через пять минут у прохода.

– Давай, – бросил он, обрадованный тем, что в этот раз ротному не взбрело в голову обходить посты.

Мэк неторопливо завершил последний круг и стал у прохода в минном поле у разъема в огороже колючей проволоки.

Хатан был разводящим. Когда при формировании их роты в нее сводили остатки других, новый ротный – лейтенант БН, присвоил ему младшего сержанта, а совсем недавно – сержанта. Ротный чем-то нравился Мэку, да и другим тоже. Что-то в нем было. Говорят, что он попал на Ирбидору, да еще в черный легион за какой-то проступок. Говорят, он был капитаном. И он не носил бронекостюм, как другие офицеры.

Колонна из четырех человек остановилась у разъема. Мэк нажал на пульт, и два метра периметра отъехали в сторону. К нему подошел заступающий легионер и занял его место, потом, когда смененный Мэк пристроился к удаляющейся колонне, тот вернул разъем в прежнее положение.

След в след колонна двинулась обратно. Хатан внимательно смотрел под ноги, достаточно одного неверного шага – прощай жизнь. Через сто метров минное поле кончилось.

Идти приходилось по стелящимся по земле колосьям ирианской пшеницы, следя, чтобы нога не угодила в какую-нибудь рытвину. Справа начинались небольшие бугорки. Легионеры поравнялись с ними, когда неожиданно ночную тишину разорвали близкий треск стэнксов и рой воющих светящихся в темноте реактивных пуль. Впереди кто-то вскрикнул. Мэк в доли секунды приник к земле, а в полуметре над головой прочертили огненные полосы "зажигалки". Стреляли справа. Бугорки хоть как-то закрывали от огня.

– Мэк! – позвал Хатан.

– Я цел!

– Остальные?

В ответ послышался всхлип. Мэк подполз к шедшему впереди легионеру. Тот был весь в крови и не шевелился. При осмотре стало понятно, что он вскрикнуть не мог. Шея – сплошное месиво, три аккуратные дырки в защитном шлеме, коленный сустав правой ноги раздроблен. Мэк пополз к следующему. А Хатан, тем временем, пробрался к бугорку и дал очередь, предварительно засекши, откуда ведется огонь.

Стрельба не унималась. Обстрел велся со многих точек и по всем местам. Где-то далеко завыла сирена.

Мэк подполз к следующему легионеру, тот тихо рыдал. При осмотре он понял, что дела его плохи. Пуля попала в бедро, раздробив кость и вырвав клок мяса при выходе. Вторая в предплечье, проделав четкое ровное отверстие, еще одна сделала вмятину в защитном шлеме. Видимо, шлем встретил ее под углом, что и спасло его обладателя.

– Что там, Мэк?

– Одному – копец, один не до конца.

– Уноси его, я прикрою.

Хатан дострелял магазин и перекатился в сторону метров на пять. На том месте, где только что была его голова, заплясали султанчики.

Мэк перевязал раненного оторванными кусками нательного белья убитого, сделал инъекцию обезболивающего, потом перевернул раненого на спину и ползком потащил подальше от перекрестного огня, в сторону расположения своих.

В это время воздух наполнили осветительные ракеты, размеренно спускающиеся на парашютиках. Вдалеке послышался едва различимый гул поднятых боевых гравитолетов.

Что-то сильно ударило по ушам и обдало волной теплого воздуха, на несколько секунд все вокруг осветил оглушительный взрыв. Это рванул ближний склад. Потом рванули остальные. Огненное зарево потянулось к небу, наполняя воздух гулом и треском бушующего пламени.

– Хатан! – крикнул Мэк и не услышал своего крика. В ушах звенело. – Хатан!

Неясная тень превратилась в Хатана и выросла перед ним.

– Ты цел?! – проорал сержант.

– Цел!

– А он?!

– Тоже!… Почти!

– Пошли отсюда, нахрен! Пока с нами не случилось это "почти"!

Они подхватили стонущего раненого и, пригибаясь в полроста, побежали. Метров через двести пришлось остановиться, раненый мог не выдержать такого темпа.

– Чертова мать, это же могло случиться на моей смене, – сказал Мэк, когда слух частично вернулся.

– Могло, но эти диверсы ждали. С трех до пяти самое подходящее время, организм тянет поспать.

– Думаешь, им перерезали глотки, потом только рванули склады?

– Думаю, так.

Мэк похолодел. Если бы его смена была следующей, то…

– Нахер тогда было стрелять по нам? Дебилы. Взорвали бы склады и без лишних проблем смотались под шумок.

– Не знаю, может у этих сучар что-то пошло не по плану, а может не любят, когда их преследуют.

– Ну да, я не самоликвидатор.

Хатан улыбнулся.

– Я тоже.

Появились гравитолеты, плюя во тьму бешеной энергией тяжелых лучеметов и огнем башенных спаренных скорострельных орудий. На корпусах воздушных машин отсвечивали яростные всполохи охваченных адским огнем складов, поравнявшись с которыми они опустились к земле и начали высадку легионеров. Выгрузили восемьсот человек – свежесформированный полнокровный батальон.

Легионеры растянулись в ломанные цепи и пошли вперед. Высоко в небе вспыхнули десятки огней и, превратившись в огненные стрелы, понеслись во тьму. Мэк сразу определил, что это за огни – это в высшей точке траектории включились двигатели мин. Ирианцев накрыли реактивные минометы.

– Пора! – бросил Хатан.

Они вновь подхватили раненого и теперь уже в полный рост понеслись в расположение. А стрельба за их спинами постепенно усиливалась.

У расположения батальона их встретил ротный – лейтенант Кракс, он отмахнулся от доклада и вызвал санитарный гравитолет, в который через пару минут погрузили раненого легионера, его теперь ждал лазарет.

– Остальные, сержант? – спросил Кракс.

– Мертвы.

– Ладно. Дуйте в блиндаж, отсыпайтесь. Завтра тяжелый день.

Мэк и Хатан добрели до траншеи и вошли в ближайший блиндаж. Когда-то здесь проходила линия обороны ирианцев, теперь брошенные траншеи, блиндажи и отдельные окопы были восстановлены и заняты их полком.

Все бревенчатые настилы были забиты спящими, десятки глоток издавали дружный храп. Хатан поджег маломощную пьезогорелку и достал из ранца флягу и полбуханки черствого хлеба. Хлеб был разломлен надвое, причем так, чтобы не пропало лишней крошки, а фляга с тайно изъятым из офицерской столовой коньяком, пошла по кругу.

Тепло от коньяка блаженством разливалась по телу, а челюсти с радостным хрустом перемалывали почерствевший хлеб.

Хатан спрятал пустую флягу и угостил друга сигаретой, крепкой и ароматной, тоже из офицерских запасов. Никто не говорил. Слова были не нужны. Докурив, они улеглись прямо на землю и моментально отключились.

Их подняли в полседьмого. Кракс бодро вышагивал перед сонно выползающими и порядком подзабывшими, что такое нормальное утреннее построение легионерами.

– Шевелись! Или вы не слышали команды "подъем"?! – проорал он. – Две минуты, чтобы очухаться, справить нужду и начать производить осмысленные действия. Живее!

При этих словах один из легионеров, которого все называли "Крюк", словно налился желчью и недовольно скривился. Это не ушло от внимания лейтенанта.

– Только ради твоей драгоценной персоны, Крюк, даю четыре минуты. Время пошло.

Легионер не переставая зло гримасничать, уныло, но в припрыжку помчался в отхожее место. Кракс проводил его злорадным взглядом.

– Строиться! – вскоре раздалась его команда.

За несколько секунд невообразимой неразберихи рота умудрилась разбиться по манипулам и предстать перед строгим оком командира. Кракс произвел перекличку. После этой ночи из двухсот человек осталось сто шестьдесят два. Большинство остальных погибли, лишь некоторые попали в лазарет.

– Да, не густо вас с утреца. Хатан, ты хоть подстрелил кого-нибудь?

– Хрен его знает. Темновато было, бил по вспышкам…

– Не понял.

– Не могу знать, господин лейтенант!

– Не разочаровывай меня, сержант. В твоем манипуле нет половины людей. Не поверю, чтоб ты в отместку не завалил хоть одного диверса.

– Не могу знать, господин лейтенант.

– Заладил. А что делал наш бравый легионер Мэк, сержант?

– Выносил раненого.

– Значит, он как всегда правильно сориентировался. Обращаю внимание всей роты на Мэка, который в атаку идет впереди всех, пригибается ниже всех, бегает быстрее всех, стреляет лучше всех и, захватив с собой какого-нибудь раненого придурка, первее всех сматывается с поля боя. Ставлю вам его в пример. Делайте как он, и может быть доживете до конца этой гребаной войны.

Кракс остановил взгляд на стоящем с тупым выражением в первом ряду Крюке.

– Легионер Крюк, выйти из строя.

– Есть.

Он вышел, заметно нервничая.

– Перед вами, – брезгливо проговорил Кракс, – непонятный и редкий случай идиотии, господа черные легионеры. Как известно, сей субъект недавно вернулся из лазарета после отравления тухлятиной. До него с нашей ротой подобного еще не случалось. Крюк, ты опозорил роту и меня. Мне плевать, сколько придурков, как ты в других ротах. Ты один хуже их всех, засранец. Три дня из лазарета и опять сожрал какую-то дрянь. С такими тенденциями ты превратишься в пожирателя падали, Крюк.

Многие легионеры засмеялись. Ротный поднял руку, призывая к тишине.

– Хатан, он твой?

– Так точно, господин лейтенант.

– Лично будешь наблюдать за ним.

– Есть! – Хатан недобро улыбнулся.

– Встать в строй, Крюк… Рота, р-разойдись! Готовиться к кормежке.

Вскоре прикатила полевая кухня и отъевшийся на харчах легионер принялся раздавать сваренную вчера и теперь остывшую скудную порцию каши. Ее вкус был омерзителен, она была даже не посолена. Кто-то из легионеров съездил повару в челюсть. Когда тот упал, получился какой-то шмякающий звук, что вызвало злые усмешки окружающих. Видя, что его хотят запинать, повар выхватил гранату и, пыхтя, дико закрутился волчком по земле, испуганно таращась на озверелые лица.

Вмешался ротный. Его рычащий голос мигом остудил запал легионеров.

После завтрака рота в составе батальона выдвинулась на место ночного боя. Заставляли что-то искать, но офицеры не говорили что. Может, они и не знали, что хотели найти.

Не было найдено ни одного тела ирианца. Только следы крови. Видимо, они приходили не пешком, а во время боя забирали убитых и раненых с собой.

Позже был обнаружен перевернутый, заваленный землей гравитолет. Рядом зияла здоровенная воронка от реактивной мины, из-за которой его и засыпало. У гравитолета отсутствовал нос, он почти весь выгорел, остался только голый, покореженный закопченный металлический остов. Значит, немного раньше, чем его засыпало, в него угодила еще одна мина. Легионеры открыли, срезав заклинившие замки, люки и осмотрели нутро. И снова ни одного трупа. Кто-то оттер от копоти участок кормы и обнаружил потрескавшуюся и обугленную эмблему: паутину с человеческим черепом в центре, под которой едва различалась надпись: "СВОБОДНАЯ ИРБИДОРА". Стало понятно, кто устроил ночной налет. Это были фанатики из некогда подпольной военизированной группировки Ирианского Союза Освобождения. После революции ее боевики сформировали целую дивизию. Потом она была разгромлена, а остатки рассеялись по имперским тылам и проводили диверсии.

Гравитолетом заинтересовалась военная полиция, которая тщательно обследовала его и по маркировкам позже установила, что гравитолет числился в одном из полков 80-й армии и теперь находится в разряде потерь.

В поисках прошло время до обеда, батальон вернулся в расположение. На обед давали горячий суп с редко попадающимися кусочками каких-то ирбидорских овощей. Но в этот раз чувствовалось, что бульон сварен на костях. Такого не было уже две недели.

Кракс всегда ел вместе со всеми, чем завоевал уважение, даже несмотря на то, что он бээнец и нишит. Другие офицеры ходили в столовую.

После обеда лейтенант построил роту.

– В штабе полка решили, что наша рота больше всего подойдет на роль похоронной команды. Работать будем в зараженной местности. Будем хоронить ирианцев. Всем тщательно проверить костюмы химзащиты, кто достал себе бронекостюмы, проверить и их. Если обнаружатся какие-то изъяны, докладывать по команде. Командиров манипулов после проверок личного состава жду у себя. Все. В вашем распоряжении полтора часа. Р-разойдись!

Легионеры разбрелись раскладывать вещмешки или армейские ранцы, кто смог их достать. Мониторы лично занялись проверкой химзащитных костюмов. Хатан подверг дотошной проверке свой манипул и выделил двух легионеров с изъянами. Он отвел их к ротному. Остальные разложились на земле и позасыпали.

– Ну что там? – спросил Мэк, когда Хатан вернулся.

– Ротный оставляет их здесь. У одного бронник с пробоинами, у другого костюм протерся. И что этот притырок с ним делал?

– Да специально протер, – усмехнулся Мэк, – чтоб не носить. Таких безголовых хватает.

– Ага, а если ирианцы нас газком угостят? Слышал я, в начале кампании было такое. Целые батальоны жмуриков находили. Не успевали среагировать.

– Дай сигарету, Кракс мне так и не вернул мои.

– Держи, – Хатан дал ему пачку, потом снял шлем, и подмостив под голову вещмешок, отрубился.

Мэк закурил и подумал о ротном. Странно, что он не носил бронекостюм. Видимо, он рассужал как и Мэк, о смерти не думал, просто был готов к ней. А убьют или не убьют, с судьбой-то не поспоришь. Мэк поймал себя на слове "судьба", похоже, он начинал в нее верить. Потом он подумал об "охоте на бронники".

Среди убитых повстанцев попадались трупы в бронекостюмах. Некоторые из них были бывшими солдатами 48-й армии, другие завладели бронниками после того, как 48-я была разоружена. Многие легионеры стаскивали эти ценные трофеи с убитых и пленных, а бывало, разбирали по частям, и так и носили – частями. Прикрепляли поверх мундиров нагрудные и спинные пластины, шейные воротники, поножни и наручни. Иногда раздевали мертвых армейцев и бээнцев, но тайно, чтобы не встать к стенке за мародерство. Ирианцы поступали так же, охотясь на бронекостюмы и фрагменты. Случалось, что повстанцы совершали вылазки специально за ними, особенно в расположение частей БН. Исчезновение по ночам часовых или гибель целых групп деморализующе воздействовало, особенно когда кто-нибудь подрывался на искусственно замаскированной ирианской мине.

Совершали вылазки и легионеры, но не всегда удачно. Бывало, что со стороны ирианских позиций на парашютиках выстреливали головы неудачников, прикрепленные к осветительным ракетам с вынутым зарядом.

Мэк докурил и закрыл отяжелевшие веки. Сон пришел мгновенно.

Он проснулся, как от толчка. Рядом кто-то орал во всю дурь, призывая строиться. Окончательно проснувшись, он узнал знакомые голоса Хатана и других мониторов.

Рота построилась. Лейтенант прошелся вдоль нее и скомандовал:

– Имеющие дефекты в средствах защиты, два шага вперед!

Вышли шесть человек.

– Напра-ВО! Отправляйтесь в блиндажи. До возвращения подразделения не спать. Охранять имущество. Шагом-АРШ!

Все шестеро ушли с плохо скрываемой радостью. Сразу после их ухода на землю опустились гравитолеты.

– Мониторам распределить личный состав по манипулам. Командуйте! – Кракс отошел в сторонку и начал облачаться в бронекостюм.

Эту картину все наблюдали впервые, кто-то даже поспорил, оставит ли он его себе после посещения зараженной зоны.

Мэк одел противогаз, прикрутил два мощных фильтра и надел поверх защитный шлем. Потом натянул на мундир костюм химзащиты и тщательно проверил герметичность. На пояс пристегнул ремень с подсумком, заткнул пару гранат и запрыгнул в десантный отсек гравитолета, заняв место у амбразуры. Амбразуру противоположного борта занял другой легионер. Остальные расположились на жестких откидных сидениях.