Текст книги "Мир, который мы разрушим. Книга 1. Осколки нации"

Автор книги: Александр Мироненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 2

Вот уже третий час сотрудники дружины пытались расколоть Давида, на его теле не осталось живого места от побоев, лицо было разбито, почки, по-видимому, были отбиты и, по его самочувствию, переломано как минимум пару рёбер. Но сколько ни били, он все твердил одно и то же, раз за разом:

– Ничего не знаю, ничего не видел.

Такой расклад начал явно выводить из себя отца Павла и он, трепля волосы на голове арестанта, орал тому в лицо:

– Гнида! Думаешь, что ты сможешь вечно отмалчиваться?! Ошибаешься! И не таких кололи! И не такие фраера кровавыми слезами ревели! Последний шанс. Говори! Кто зачинщик?! Сколько вас человек?! Как вооружены, какой пароль для своих?! Говори, паскуда!

– Я… Я ничего не знаю…

– Ну всё, тварь, ты меня вывел из себя. Введите подозреваемую!

Через несколько мгновений в комнату вошёл ещё один охранник, таща за собой упирающуюся девушку.

– Настя! – Ели слышно прохрипел герой. – Милая, все будет в порядке, слышишь? Не волнуйся, всё будет хорошо. Они сделали тебе больно?

– Давид! – Узнала Настя своего мужа в этом окровавленном куске мяса, и сразу же слёзы страха и сопереживания боли мужа потекли по её щекам. – Они сказали, что тебя вызвали для серьёзного разговора, что я должна пройти с ними. Господин… Отец Павел! – Обратилась супруга к следователю. – За что вы так избили моего мужа? За что?!

Отец Павел не услышал заданный ему вопрос, или же сделал вид, что не услышал, подошёл к Насте и больно сдавил рукой её запястье, да так, что девушка побелела от боли и невольно вскрикнула. Насладившись моментом доминирования над слабой девушкой, обратился к пленнику:

– Ну что, теперь доволен? Твоя жена у нас. Не боишься боли, ну-ну. Посмотрим, какой из тебя любящий муж. – С этими словами он достал из кобуры дружинника наган и приставил дуло к её виску.

– Ну, что теперь мне скажешь, дружок?

Мысли метались с лихорадочной скоростью в голове у Давида. И он тут же воскликнул:

– Я всё расскажу! Всё! Только не трогай её, она ни в чём не виновата! Это всё я! Да, это я убил тех людей! Это я хотел поднять бунт против администрации! Я один, более сторонников я не нашёл!

– Не ври мне, щенок! – Заорал, брызжа слюной, следователь. – Нам известно, что у тебя есть сторонники! Имена, живо!

– Я хотел привлечь на свою сторону людей, но они меня не послушали! Делайте со мной что хотите, пристрелите меня прямо на месте, только не трогайте Настю! Она здесь ни при чём.

–Застрелите, говоришь? – В глазах у отца Павла промелькнул сумасшедший блеск. – Застрелить? Это можно, только вот не сразу.

С этими словами следователь направил дуло нагана на Давида и спустил курок. Прогремел выстрел, и в комнате стало трудно дышать от запаха пороха. Герой заорал от нестерпимой боли, прижимая ладони рук к ране на правой ноге. И тут произошло событие, которого никто не ожидал, которое раз и навсегда переменило жизнь героя и его самого.

Настя, вывернувшись, укусила следователя за руку. Отец Павел, вскрикнув от боли, отдёрнулся от Насти и со злобой ударил её рукояткой пистолета по лицу. Громова Анастасия единственный лучик света в жизни героя, его любовь и вера в счастливое будущее, упала на спину и ударилась об дверной косяк затылком, оставшись так лежать без движения. На минуту в камере повисла тишина, все смотрели на безжизненное тело девушки с прекрасным умиротворённым лицом. Можно было бы подумать, что девушка спит, если бы не ручеёк густой багряной крови, медленно наполняющей щели в полу. Несмотря на жуткую боль в ноге, Давид рывком подался к бездыханному быстро бледнеющему телу супруги. Одной рукой приподняв её за талию, а вторую запустив в её длинные чёрные волосы, которая тут же обагрились кровью, прижал свою супругу к себе и горько заплакал.

Тем временем отец Павел, побледнев, выскочил в коридор в сопровождении двух дружинников. Оставив Громова с одним мордоворотом для охраны.

Сколько времени Давид вот так просидел на полу, прижимая к себе тело супруги? Час? День? Вечность? Для героя это было неважно, он потерял над собой контроль, не замечая, что вокруг него происходит. В чувство его привела мощная пощёчина и басистый голос своего отчима:

– Вставай, малой! Вставай! Слышишь, ей уже не помочь! Ты должен отпустить её. Сейчас любое промедление для нас смерти подобно. Ты ранен? Дай я тебя осмотрю, может, получится под шаманить из походной аптечки…

Герой опустевшим взглядом смотрел на лицо своей, ещё так недавно живой и любимой, супруги. Какой смысл ему бежать? Куда? Для чего ему теперь жить? Все краски яркой, счастливой, прошлой жизни разом померкли, не оставив в душе ничего кроме пустоты. Но где-то в середине грудной клетки, где-то в районе набирающего темп мужского сердца, из глубины души вырвалось новое чувство. Оно заволокло сознание героя, ни о чём другом думать более не представлялось возможным. В один миг цель его жизни определилась в один мощный порыв. МЕСТЬ! Вот для чего ему стоит прожить лишний день, год, вечность, и не успокоится он, пока не увидит мучительную смерть Павла. Кто принесёт ему эту смерть? Этот вопрос для героя был абсолютно ясен. Только он должен это сделать! Он и никто другой!

Давид опустил тело своей покойной супруги на пол, и с любовью закрыл её карие глаза

– Спи спокойно, любимая, ты будешь отомщена…

Рука отчима легла на его плечо, Громов-старший молвил:

– Пора уходить… Она хотела бы, чтобы ты жил дальше…

– Пойдёмте, только куда?

– Есть у меня одна мыслишка. Давай-ка я тебя для начала осмотрю. Ни черта себе! Огнестрельное! Так-так, дайка глянуть.

Разорвав штанину, Александр Семёныч внимательно осмотрел рану и сделал вывод, что пуля пошла навылет.

– Пуля навылет. Ничего, жить будешь. Сейчас мы тебя перебинтуем… Так… Попробуй теперь на ногу стать. Сможешь?

Давид без особых усилий поднялся на ноги. Рана, до этого не болевшая, внезапно начала тянуть и ныть.

– Встал, вот и хорошо. Я уже боялся, что тебя тащить придётся. Ты вот что, забери одежду этого жмура – она тебе пригодится.

Только сейчас герой заметил, что в комнате лежало ещё одно бездыханное тело, того самого гиганта-охранника. Охранник сидел, прислонившись спиной к стене, и все бы ничего, если бы не вывалившийся язык и следы от струны на шее. Семёныч тоже был переодет в форму дружинника, что сначала Давид не заметил.

Поступив так, как ему приказал отчим, герой переоделся в форму своего тюремщика и, опираясь на дружески подставленное плечо, поплёлся к выходу.

В «Юпитере» жизнь шла своим чередом. Люди просыпались в своих комнатах, в столовой ели курятину с гречкой, спешили на работу, сдавали смену и снова шли спать или есть. Иногда в зале проводились работы или душещипательные собрания, хоть как–то разбавлявшие томящее постоянство.

Из жизни «Юпитера» разительно выбивались два человека. Оба были одеты в форму дружинников, но ими не являлись. Оба вели себя странно, если не сказать – подозрительно. Козырьки их фуражек были натянуты на голову так, что скрывали за собой половину лица. Передвигались только по пустым коридорам. И когда они проходили мимо компании мальчиков-подростков, и один из юнцов выругался нецензурной лексикой, они даже не сделали ему замечание. Нет, эти двое явно не вписывались в жизнь убежища.

Сначала Давид не мог свыкнуться с мыслью, что он теперь вне закона, и форма дружинника доставляла ему массу неудобств. Казалось, будто все люди его в чём–то подозревают. Он ежечасно оборачивался и, не найдя взгляда, который так прожигал его спину, успокаивался. Но через минуту-другую все повторялось снова и снова. Чувство слежки стало для него настолько невыносимым, что это заметил Семёныч.

– Не крутись, ты привлекаешь лишнее внимание, у меня всё под контролем.

– Семёныч, ты хотя бы можешь мне сказать, куда мы идём? Может, я что и подскажу дельное.

– Нам сейчас прямая дорога в церковный зал собраний. Лишь бы поспеть, без нас не должны начать…

– Что начать? Я не понимаю, что происходит? А хотя мне всё одно… Меня впутали в какой–то заговор без моего ведома, и они ответят мне за Настю! Я лично распотрошу этого ублюдочного святошу!

– Не время, малой, горячку пороть. Мы должны действовать крайне хладнокровно и расчётливо. У меня есть план, в который я тебя пока не могу посвятить, просто доверься мне. Если что-то пойдёт не так, много хороших людей поляжет. Будем пытаться всё провернуть без кровопролития. Так что пока держи себя в руках. Время для мести ещё придёт.

Как ни волновался Громов-старший, но в зал собраний они успели вовремя. В окружении дружины, вооружённой до зубов огнестрельным оружием, с небольшой самодельной трибуны, гневно потрясая в воздухе своим маленьким кулачком, произносил речь сам отец Павел. Его ораторский голос эхом отражался от стен зала. Как могло бы показаться наблюдательному слушателю, отец Павел был чем-то взволнован, а очень храбрые наблюдатели могли бы ещё заметить, как взгляд оратора лихорадочно метался из стороны в сторону, в руке он сжимал платок, которым то и дело вытирал пот, обильно выступавший на его сальном лице. Всё это и многое другое указывало на то, что человек был чем-то явно встревожен, если не испуган. Но этого никто не заметил, люди стояли, склонивши голову, и внимали каждому слову, впитывая жадно каждый звук, как губка впитывает воду:

– Братья! Сестры! Возрадуйтесь! Ибо сегодня мне Господь, наш Спаситель, ниспослал знак во сне… Сей знак гласил, что скоро настанет Эдем на земле, возрадуйтесь! Мы чтили его заповеди! Мы изгнали из наших бессмертных душ того, чьё имя нельзя называть в храме Божьем! Этой ночью ко мне пришло видение Святого Петра, он сказал мне: «Отрёкшись от сатаны, найдите вы ко мне дорогу! Но будь осторожен – сказал он мне – Коварен Люцифер, и подошлёт к тебе приспешников своих, дабы увели они тебя с пути истинного. Пускай тебя не введёт в обман их лик, ибо явиться они могут в любом обличии. Пускай огонь твоей веры покарает приспешников!» Хвала! – Срывающимся на хрип голосом прокричал отец Павел.

– Хвала! – Множеством голосов грянуло общество.

– Хвала! – Эхом отозвались бетонные стены.

Мысли в голове Давида летали с бешеной скоростью, он не слышал и половины этой чепухи, его голова была занята другим…, Казалось бы, после трагической смерти супруги его ничто не сможет напугать. Отрекаясь от жуткой действительности, как от дурного сна, он так и не заметил для себя, когда он перешёл черту между выдумкой и реальностью. Вот сейчас всё закончится, и он проснётся у себя в комнате, и под боком будет мирно посапывать его Настя. Но с каждым шагом рана в ноге ныла все больнее и больнее. Следы побоев и переломанные ребра начали давать о себе знать. И верить в то, что это лишь его очередной кошмар, становилось все труднее и труднее.

В последние три месяца ему только и снятся кошмары, один другого ужасней. Единственное, что их объединяло, в каждом сне он был на поверхности. И хотя он знал, что без защитного костюма и противогаза наверху не продержаться и пяти минут, в нем зарождались чувства, которые он не мог себе объяснить.

«С раннего детства мне внушали, что наверху жить невозможно, что массированные авиаудары прикончили всё живое в этом некогда развитом промышленном регионе. Кажется, старики называли эту землю Донбассом. Будто нам повезло больше остальных, один из континентов вовсе ушёл под воду, а про судьбу оставшихся выживших после войны можно было только догадываться. А как же переселенцы? Многие из этих бедолаг приходили к блокпосту обезвоженными, потерявшими всякую надежду, правда, много о своей жизни на поверхности они не болтали, разговоры на эти темы были в корне пресечены дружиной, но всё же, как им удалось выжить?» – Чувство сомнения неспешно, но цепко охватывало его… – «Правду ли мне внушали все эти годы? Если нет, тогда зачем администрация это скрывает? Какой смысл держать нас взаперти? В этой бетонной могиле не может быть жизни. Разве человек может жить в пожизненном заточении?» – Его мысли прервал отчим.

– Не вздумай ничего отчебучить, помни, о чём мы договаривались. – Прошептал взволнованным голосом ему на ухо.

Возле трибуны проходило какое–то оживление. Голос отца Павла уже не отражался мягко от стен, он гремел.

– Этот человек продал себя сатане!

Двое дружинников под руки тащили к трибуне какого–то человека. Человек был без сознания, его лицо было сильно изуродовано гематомами, комбинезон был разорван до пояса. Когда обессилено повисшее на руках тело вынесли в центр зала, герой ели сдержался от крика. Это был Дима Руднев! Тишина повисла в зале, так что стало слышно, как капает вода с труб. Вдохновлённый произведённым эффектом, отец Павел продолжил, и теперь казалось, что вся община превратилась в слух.

– Этот человек, – он вытянул перст, указывая на пленника, – предал нас. В его комнате мы нашли вот это. – Павел достал и поднял над головой книгу. Давид смог рассмотреть перевёрнутую звезду, нарисованную на обложке, и ещё пару непонятных знаков, которых ему до этого никогда не приходилось видеть. – Братья и сестры! Вам решать судьбу этого человека, но прежде, чем вы дадите свой ответ, помните, это он своим нечистым колдовством наводил мор на скот! Это он совратил Анну! Это он призывал на нас все беды и страдания, нами пережитые. Так каково будет ваше решение?!

Тишина повисла в зале, но она продолжалась недолго. В самом конце послышался детский голос.

– Смерть!

Тут же его подхватили ещё дюжина голосов.

– Смерть! – Теперь бушевала вся община.

– Смерть демону! Отдайте его нам! – Оратор возвёл свою длань, и в зале снова воцарилась тишина.

– Смерть? Ну что, вы сами вынесли ему приговор. Его приведут в исполнение завтра. Мы предадим этого человека огню, дабы очистить его душу, хотя я и не знаю, есть ли она у него, хм…

– Лжёшь, собака! – Прогремел басовитый голос отчима. – Лжёшь! Расскажи людям, кто на самом деле убил больше народу, чем все крысы и болезни, вместе взятые! Кто убил Анастасию Громову? Твои руки по локти в крови! Ты не смеешь попирать своими грешными ногами устав убежища!

Павел лихорадочно замотал головой, ища в рядом стоявших дружинниках поддержки, бойцы, словно по команде, скинули с плеч автоматы и привели их в боевую готовность. Увидав это, оратор завопил дурным голосом:

– Убейте этих двоих, это зачинщики бунта! Они сбежали из–под стражи!

– Не так быстро! – Вступил в разговор, стоявший молча до этого момента человек в балахоне. Он рывком скинул с головы капюшон, и герой узнал в этом человеке начальника караула дядю Славика. Скинув балахон и оставшись в защитном костюме цвета хаки, начальник караула, а попросту начкар, отдал команду бросить оружие дружинникам. В этот момент рядом с ним ещё около пяти бойцов, снимая балахоны, оказались одетыми в точно такой же защитный костюм, вооружённые автоматами довоенного образца АКМ–74.

– Вы в меньшинстве, и живыми вам отсюда не выбраться. Так что бросайте оружие на пол подобру-поздорову, и, возможно, администрация пересмотрит ваши дела. – Бросаясь слюной, проорал Павел.

Начкар, усмехнувшись в свои мохнатые седые усы, ответил:

– Ну, это ещё как посмотреть, кто окружён. – И указал пальцем вверх. Над самым потолком часовни, на деревянных лесах, расположилось отделение разведки отчима, вооружённые снайперскими винтовками и автоматами.

Отец Павел только сейчас понял, в какую передрягу он попал. Краска медленно отливала от его лица, придавая ему зеленоватый оттенок. Яростно шипя себе под нос проклятия, он пятился за спины ребят ДДБУ.

– Ты не посмеешь пролить кровь в храме Божием!

– Вот и я тебе говорю. Пускай твои ребятки пушки опустят, и мы с тобой, Павлуша, с глазу на глаз потолкуем. Никто не пострадает, слово офицера.

Оратор уже было согласился на переговоры, как вдруг его лихорадочно блуждающий взгляд зацепился за одну очень знакомую фигуру в форме. Внимательно присмотревшись, к своему несказанному ужасу, он узнал в ней бывшего арестанта Давида Александровича Громова, который, не скрываясь, молча смотрел в глаза своему недавнему палачу.

То, что прочитал в глазах героя Павел, заставило содрогнуться от ужаса каждую клеточку его тела. Из этих чёрных, как ночь, глаз на него смотрела смерть. И это заставило его резко пересмотреть свои шансы во вражеском плену. Внезапно он выхватил у рядом стоящего совсем молодого пацанёнка автомат и, прикрывшись его телом, дал длинную очередь в сторону героя.

Давид чудом успел упасть на пол и пули, просвистев над самой головой, покосили с десяток ни в чём не повинных прихожан, мужчин и женщин. И тут в зале, под ликами образов и ярко пылающих свечей, разразился настоящий ад. Обе стороны открыли беспощадный огонь друг по другу, а зажатые между ними прихожане в ужасе метались от трибуны к выходу. Герой, воспользовавшись неразберихой, поднялся с пола и, пригнувшись, принялся обходить трибуну короткими перебежками, надеясь самостоятельно расправится со своим ненавистным врагом. Но у него ничего не получилось, слишком шквальный огонь вели их противники.

Бойцы из дружинников были аховые – не имея опыта ведения боя стрелковым оружием, они выпустили все свои патроны за считанные мгновения. И в пример, на уровень выше были бойцы караула и разведки, имевшие большой опыт в этом деле и методично отстреливавшие врагов одного за другим. Вскоре в зале воцарилась тишина, и начкар дал команду перегруппироваться.

К герою подбежал растрёпанного вида отчим с автоматом наперевес, участливо поинтересовался:

– Ну как ты, цел? Тебя не задело? Вот и славно, а то эти фанатики половину наших положили. Теперь самое главное – укрепится на позициях. Дай Бог, чтоб всё гладко прошло.

Герой поднялся на ноги и направился к трибуне. Потоптавшись пару минут около неё и переворачивая трупы бойцов дружины, он понял, что Павел смог как-то улизнуть. Ничего, это простое везение. Никуда он отсюда не сбежит, и когда он поймает его, ещё живого и напуганного, словно крысу, месть героя будет страшна и сладка.

Глава 3

Вот уже два дня по всему убежищу велись беспощадные бои. Зелёных человечков (как про себя называл военных отчим) было в разы меньше, чем сотрудников дружины, но если в дружину отбирали более сильных, крупных и преданных администрации парней, то подборкой и обучением военных кадров занимался лично начкар – Кузьма Вячеслав Андреевич, которого солдаты, считая своим вторым отцом, за глаза любовно называли просто Кузьмой – который и возглавил сопротивление. Беспрерывная муштра и дисциплина в рядах бойцов Кузьмы дала свои плоды. Солдаты наносили один удар за другим, одерживали победу над разленившимися за годы тихой службы дружинниками. Конечно же, не все сотрудники ДДБУ желали войны, многие из них добровольно сдавали оружие и были направленные в камеры для допросов; решение, что делать с ними, было отложено до более спокойной обстановки. Вскоре под контролем ополчения были четыре из пяти уровней убежища.

На пятом уровне служили наиболее опытные и ярые приспешники администрации. Два лифта по приказу администрации были сразу же обесточены, а шахты заминированы. Оставшаяся лестница была забаррикадирована, на ней–то и шли самые кровопролитные бои. Обе стороны уже потеряли много людей, но ни одна не думала отступать. Все это Давид узнал от своего друга Димы, выжившего в этой суматохе не без Божьей помощи. Друг пришёл проведать его в больничное крыло. По мнению Димы, был один способ быстро решить эту проблему. Вентиляционные шахты расходились по всем уровням от отсека фильтрации воздуха, подавая свежий кислород. Если бы нашёлся человек, который смог бы пробраться в тыл противника, вся эта суматоха закончилась бы намного раньше.

– Ну как ты тут? Что тебе врач сказал?

– Он меня ещё не осматривал, как сюда отчим привёл, я сразу же вырубился, и вот ты меня разбудил.

– А, понятно. А где Настя? Она ещё не приходила?

– Дима, она… Она погибла.

– В смысле погибла? Я с ней час назад виделся, она к тебе собиралась.

– Не может этого быть! О Боже, она жива! Это просто чудо! – Герой сделал резкое движение подняться, но тут же обессиленно рухнул назад на кровать. Тут за белой ширмой послышался голос медсестры.

– К нему нельзя. Пациент потерял слишком много крови, ему необходим отдых.

– Пустите меня к нему, я его жена и я имею право…

С этими словами полог ширмы откинулся и пред героем предстал силуэт заплаканной супруги.

– Давидик, миленький, как ты? Тебе очень больно? Я, как только смогла, так сразу же прибежала.

Герой с любовью погладил волосы склонившейся над ним супруги, и спустя минуту молчания произнёс:

– Я уже было потерял тебя. Ах, моя Настюша, как ты меня напугала.

– Я здесь с тобой, милый, и я всегда буду рядом. ОН тоже хочет тебя видеть. ОН скучает по тебе.

– Милая, кто – он? Я не понимаю, о чём ты?

– Твой отец. ОН так долго тебя искал…

– Мой отец? Ты же знаешь, что у меня нет отца! Настюша, куда ты уходишь?! Не покидай меня!

Яркий свет больно ударил по глазам героя, и он услышал женский голос.

– Так-так, реакция зрачков на свет в норме, физическое состояние в норме, переломов нет, вот только на правой ноге неглубокая царапина имеется, но это не смертельно. В общем, ваш сын полностью здоров, не вижу повода для беспокойства.

– Странно, могу поклясться, что видел, как пареньку прострелили ногу, хотя в последнее время я стал меньше верить своим глазам. Вставай, малой, нас ждут великие дела!

Сквозь слёзы Давид увидел лица склонившихся на ним Семёныча и какой–то медсестры. Только и смог спросить:

– Что со мной? Где я? Где Настя? Что, в конце концов, происходит?

Семёныч с лицом знатока повернулся к медсестре и поинтересовался:

– Вы уверены, что он не контужен?

И получив отрицательный ответ, обратился к герою:

– Настя погибла, и ты это знаешь, сейчас нет времени для слёз. Соберись! Ты находишься в больнице на третьем уровне. Это я тебя сюда бесчувственного притянул из зала церкви. Вставай, сейчас каждый человек, умеющий держать в руках оружие на вес золота.

Поднявшись на первый уровень, сквозь опустевшие, безлюдные коридоры и лестницы, герой и его вездесущий ангел-хранитель Семёныч подошли к двери, за которой был командный центр ополчения – некогда комната хранения оружия. Металлическую дверь К.Х.О. охраняли двое до зубов вооружённых бойцов. Семёныч без остановки распахнул дверь ногой, на ходу брякнув охранникам, что Давид с ним, и вошёл в оружейную.

Герой тут же последовал за отчимом. В комнате оказалось очень светло и душно от табачного дыма. Возле стола взад–вперёд прохаживался начкар и нервно курил; как успел заметить герой, кроме них троих в комнате больше никого не было. Увидев вновь прибывших, Кузьма затушил докуренный до фильтра бычок об костяшку кулака и присел в кресло за длинный прямоугольный стол, но тут же спохватился, встал и потянулся за очередной сигаретой в карман. Отчим окинул взглядом комнату, выражение лица Кузьмы и тут же всё понял, тихо спросил:

– Дела дрянь?

– Ожил малой? – Вопросом на вопрос ответил начкар. И после того как Давид утвердительно кивнул, подошёл и пожал герою руку. Славик был человеком старой закалки, намного старше Давида, он был примерно ровесником Семёныча, имел не малый рост, худое телосложение, но по рукопожатию Давид понял, что этот человек наделён не малой физической силой. Голова его была покрыта белоснежной сединой, а на его лице красовались белоснежные усы.

– Дела у нас хуже некуда, ты и сам все прекрасно знаешь. Тут гости через три недели должны заявиться, а мы всё с этими фанатиками справиться не можем. Ко всему прочему они ещё АГС–30 притянули!

– Станковый гранатомёт?! – Не удержался Семёныч.

–Он самый. Где они его достали, ума не приложу… У нас такого ствола в убежище сроду не было.

– Знали, гады, о наших планах, вот и подготовились. Говорил тебе, Славик, что есть у нас здесь крот, который им всех наших сливал. Не зря же они такую чистку кадров устроили, заранее готовились, сволочи.

– Как бы то ни было, у нас есть большая проблема, и самое время её решать. С одной стороны, необходимо приготовиться к приходу гостей, и выслать людей в Оплот за помощью, да и казаков предупредить стоило бы. С другой стороны, эти крысы на пятом уровне засели, не могу же я у себя за спиной вооружённых головорезов оставить, да и ещё вдобавок катастрофическая нехватка кадров – сам знаешь, у меня половина бойцов раненых, остальная половина от бессилия с ног валится. Единственный шанс – это атака в лоб, тем более что гранаты до всего этого у нас изъяла наша дальновидная Администрация. Вот и получается, брат, что мы с тобой между молотом и наковальней попали как тот… гм… Ладно, это уже лишнее. Ты, я вижу, свежие кадры привёл, но ничего – сейчас мы его экипируем и в бой…

– Это не моя война… – Еле слышно молвил он. Оба старых вояк разом взглянули на стоявшего возле двери, и за все время не проронившего ни слова Давида.

– Это не моя война. – Вновь, окрепнувшим голосом повторил герой. – У меня есть счёты с Павлом, но это касается только меня и его, и никого более. Вы оба хотите втянуть меня в какую–то авантюру, где есть угроза для моей жизни, не объясняя мне ровным счётом ничего, что бы следовало знать человеку, перед тем как идти на верную смерть.

–Хочешь правду? – Взглянув из–под косматых бровей, поинтересовался начкар.

– Да, всю без остатка.

– Ну тогда слушай… Давид, тебе что–то известно об организации Строителей Нового Славянского Мира… Или Патриотов Нового Славянского Мира… Уже и не вспомню. Эти ребята очень опасны, и не так просты на первый взгляд. Сейчас они интенсивно набирают обороты, подламывая или подкупая под себя города и территории, причём не чураются любых, даже самых гнусных, способов. Насколько нам известно, главный у них некий Остап, та ещё мразь. Этот подонок радикально настроен ко всем, кто идёт против него, и всяческий раз на корню пресекает любое недовольство. Его политический курс очень предсказуем, правда эта организация старательно прикрывает его заботой о людях и их будущем, но по факту мы имеем совершенно другое.

– У них даже форма чёрная, как у фашистов второй мировой. – Мрачно добавил отчим. – Я сам видел. Даже шевроны, значки и звания похожи. Фашисты, биомать! И этим всё сказано. Правда, называют себя по–другому, но хрен редьки не слаще.

– Сейчас они в состоянии войны с казаками. – Терпеливо добавил Кузьма. – С Южным у них временный мир, поэтому им и «разрешили» занять переправу.

– Нацисты грёбаные. – Злобно сплюнул сквозь зубы отчим.

– Ну а мы тут причём?! – Не выдержал Давид

– Пару недель назад на наш первый блок пост вышла большая группа этих «остаповцев». Что–то не ладное творится на верху, так далеко они ни разу не заходили. Попадались иногда разведотряды, но мы их не трогали, и они нас не обижали. А тут не меньше пары дюжин тяжеловооружённых нацистов. Ну, наши парни и стали в штыки, и я там был и отчим твой. Но нацисты нападать не спешили. Из их отряда выделился главный и потребовал переговоров с начальством. Через полчаса перед ним стоял отец Павел собственной персоной. О чём они там разговаривали (а говорили они достаточно долго), никто из нас не слышал. Вот только под конец их диалога этот главный убрался вместе со своими головорезами, довольный собой донельзя, а отец Павел вернулся в убежище с весьма озадаченным лицом. И вот спустя пару дней мои люди в администрации донесли мне жуткую новость. Начальство решило слить убежище фашисткой мрази. Будто бандиты предложили на выбор – либо добровольно сдаться в рабство, либо они из нашего дома нам же братскую могилу устроят. Скоты… Сроку на раздумье дали месяц. Будто через три недели их главный сюда такую армию направит, и столько техники, что с землёй нас сравняет, если мы, конечно, не согласимся на их любезное предложение. Стоит тебе повторить, какое решение приняло наше начальство? Им бы только свои шкуры сберечь. Этим сволочам вот небось пообещали лучшую участь, чем судьба раба. Вот я и говорю, что положение у нас скверное. С одной стороны, нас фашисты поджимают, а с другой – необходимо на гранатомёт голой грудью бросаться… Если бы удалось послать отряд за подкреплением на поверхность, да сейчас каждый воин на вес золота…

– Не надо никуда никакой грудью бросаться. Есть другой выход. – Перебил речь начкара герой.

– Ты можешь что–то предложить?

– Да. Если достать карту вентиляционных шахт, а она по любому должна быть в отсеке фильтров воздуха, можно было бы пробраться в тыл противника, и решить эту проблему с меньшими потерями.

Отчим вместе с Кузьмой разом глянули на Давида, и наперебой принялись строить планы дальнейших действий.

– Это гениально! Как я раньше сам до этого додумался?

–Как гласит народная мудрость: молодая голова, свежая голова!

– Да ты чего, Семёныч, нет такой поговорки, то ты сам сочинил.

– А может и сочинил, это дела не меняет. Молодец парень! Осталось только карту найти и как следует подготовиться к вылазке.

– Карту я беру на себя, а ты пока, Семёныч, экипируйся и пацана экипируй. У нас все равно больше свободных людей нет, так что вам и карты в руки. Встретимся на втором уровне, бывайте, хлопцы. – И с этими словами Кузьма бодрыми шагами вышел из оружейки.

Громовы остались одни в К.Х.О., и старший, не теряя времени, принялся вооружаться и наставлять младшего.

– В первую очередь разгрузку; бронник не бери, от него всё ровно пользы никакой, он больше от осколков, да и веса лишнего добавляет, а нам с тобой ещё по вентиляционным шахтам ползать. На вот, возьми пару гранат из моего личного запаса. Та, которая гладкая – это наступательная, а та, которая рифлёная и на лимон похожа – это оборонительная, её только из укрытия кидать, а не то и тебя и меня осколками посечёт. У них радиус двести метров, так что без моей команды не применять.

Герой надел на себя разгрузку, по–простому лифчик, распихал по карманам гранаты, и принялся осматривать холодное оружие. Выбор его остановился на простом, но эффективном армейском ноже с защитой для рук. Так что нож можно было использовать как для колющих, режущих ран, так и в роли кастета. Огнестрельное оружие особым выбором не отличалось. Пара древних давно не смазанных пистолетов, и около десятка довоенных автоматов типа АКС–74 и АКСУ. Выбор остановился на модели АКСУ, как на более лёгком и маленьком. Также, по словам отчима, эта модель автомата специально разрабатывалась для ведения боя в зданиях и узких коридорах. Снарядив к автомату шесть рожков и распихав их по карманам лифчика, Давид почувствовал себя намного увереннее.

Осмотрев своего пасынка с ног до головы, Семёныч спросил:

– Ты хоть стрелять умеешь? Нет? Ну ладно, все приходит с опытом… Шутка, ха–ха. Не высовывайся, держись меня. Как целиться, я тебе показывал. А ножом пользоваться умеешь?