Текст книги "Мир, который мы разрушим. Книга 1. Осколки нации"

Автор книги: Александр Мироненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Глава 1

С самого утра день не заладился. Поначалу выяснилось, что Настя постирала его единственный парадный костюм. Затем последовали проблемы с носками… Мало того, что он не мог найти два одинаковых, так они к тому же все без исключения были дырявыми. Умаявшись с поисками, он наконец–то принял решение (благодаря совету Насти) – Давид Александрович Громов встречал гостей в уютном домашнем халате и мягких тапочках.

Довольно вышагивая взад и вперёд по комнате, и приводя разбросанные по углам вещи в порядок, он нарочито громко напевал издавна засевшую в голове песню:

Сердце, тебе не хочется покоя!

Сердце, как хорошо на свете жить!

Сердце, как хорошо, что ты такое!

Спасибо, се-е-е-.р-д-ц-е…

Последняя строчка была пропета растянуто и фальшиво, чтобы побесить Настю. Жена терпеть не могла, когда он начинал себя вести подобным образом. Исключением не был и этот случай.

– Ты поёшь хорошо, но долго! – Отозвалась она, запустив в него подушкой.

Давид с лёгкостью уклонился от летящего в него снаряда, и зашагал к дверям, в которые вовсю колотили нетерпеливые гости.

– Дьявол! – Ругнулся он, едва не грохнувшись на пол из–за вездесущего, вечно снующего под ногами, кота.

– Не обижай Меховушку! – Закричала Настя, защищая любимого питомца.

Раздражённо махнув рукой, он поспешил распахнуть гремящую от ударов дверь.

Герой со своими друзьями и женой Настей, отмечали его двадцать пятый день рождения. По этому поводу он вместе с женой взял по отгулу. В энергоблоке людей хватало, да и он сам никогда не надоедал начальству с просьбами. Поэтому этот день ему выделили без проблем. Насте было тяжелей договориться. Она работала на птицеферме, где царила постоянная нехватка кадров. Но Давид и там умудрился замолвить за супругу словечко, так как его по–настоящему уважали. Мужики, рабочие – за трудолюбие и выносливость, начальство же – за спокойный и не пакостный характер.

Компания близких собралась в небольшой комнатушке, в которой проживали супруги вот уже три года. Здесь присутствовали друзья семьи: Рудневы, Дима и Аня. Также на именины пришёл Виктор Маслопузый – коллега Насти. Обсуждали немыслимые события, произошедшие буквально одно за другим. События эти были жуткими убийствами людей на свиноферме и жителей в отсеке. В первом случае погиб пожилой мужчина – ветеринар, во втором – женщина психиатр. В обоих случаях жертвам были свёрнуты шеи, да так, что ни у одного из людей в общине на это не хватило бы дури.

– Да как это вообще возможно? – Вот уже четверть часа не унимался Дима Руднев. – Я десять лет в медицине! Десять лет! И знаете, я за годы работы хирургом всякого навидался! Чего только стоит прошлогодний случай с крысами. Я лицо того пацанёнка буквально по кусочкам собирал, правда тогда мы ушей и носа недосчитались… но это надо же напиться до такого состояния чтобы не почувствовать, что тебя едят…

– Или вспомни тот случай, когда наш кочегар Васильевич рехнулся! – Перебил Руднева Витя Маслопузый. – Ворвался в столовую, схватил нож и порезал двух дружинников и повариху, а потом сам себе этим ножом горло вскрыл. Я тогда в столовой находился, да и много народу сидело за столами – обед был. Крики, кто под стол, кто в двери. А я, значит, стою как истукан, шелохнуться боюсь, да что там, даже дар речи пропал. Я ведь возле раздачи стоял, когда Васильевич нож выхватил. Он, когда троих порезал, обернулся ко мне и смотрит мне прямо в глаза, а у самого лицо гримасой безумной перекошено и глаза чёрные, так что даже зрачков не видно. Я раньше думал, что Васильевича хорошо знал, он друг моего отца был. Спокойный мужик, ни одного мата от него не услышишь. – Тут Виктор ненадолго замолчал, и в комнате повисла минутная тишина.

– А дальше–то что было? – Не выдержала Аня.

Виктор зябко одёрнул своими узкими плечами, словно в этих бетонных стенах на него мог подуть холодный ветер, но, пересилив себя, продолжил:

– Смотрит он мне в глаза и будто время вокруг нас замерло, на заднем плане кто–то истошно по–девичьи визжит, кто–то басовито матерится. А этот душегуб стоит и начинает мне ухмыляться, подносит себе руку с ножом к горлу и медленно режет свою кожу, вот так. – Витя как бы в подтверждение проводит своим большим пальцем правой руки от уха до уха. – Мне до сих пор этот вот оскал снится, будто и не человеческий вовсе, а какой–то звериный.

– Было дело. – Подтвердил Дима. – Мы тогда с врачами этих двоих дружинников с того света вытянули. Женщину спасти не успели, кровью стекла, да и в годах она была. Но это дело прошлое, да и понятно здесь все. В первом случае самогон виноват, где они только его берут, правильно наша администрация с алкоголем борется. Все это от сатаны. Не пил бы – и уши, и нос целы были. Во втором случае тоже все понятно. Опять самогон! Алкашом был твой кочегар, вот к нему пушистая и пришла, белая горячка, то есть. А сейчас хрен знает, что творится! Вы хоть представляете, сколько сил надо иметь, чтобы человеку шейные позвонки выломать? Я проводил вскрытие перед тем, как эти тела в кочегарку увезли, и я вам могу сказать, что…

– Да хватит вам уже о покойниках! – Очаровательно улыбаясь, заявила Настя. – Давайте торт кушать.

– И вправду, давайте поговорим о чём–то другом. – Поддержал жену Давид. – Милая, отрежь мне кусочек, а мы пока с мужиками бутылку допьём.

Настя вместе с Аней ушли хлопотать на общую кухню, расположенную в конце длинного коридора жилых помещений. А мужики остались одни, где под нехитрую закуску – жареную курицу с яичницей докончили литру самогона, который принёс с собой Дима.

– Ух! Хороший самогон, почти не мутный. Ты из чего его гонишь, а, Димон? – Поинтересовался именинник.

– Секрет фирмы! Ты лучше скажи, когда Насте рожать? Она скоро будет похожа на Колобка.

Давид ухмыльнулся, шутку оценил и ответил:

– Только шесть месяцев, не раньше ноября.

– А кого ждёте – мальчика или девочку? Как ребёнка назовёте? – На этот раз поинтересовался Витя.

Улыбка именинника поползла ещё шире.

– Пацан будет, а с именем ещё не определились. Времени ещё ого-го, что–нибудь придумаем. Меня больше беспокоит "квартирный" вопрос. Как мы в этой комнатушке втроём поместимся? Буду завтра хлопотать у начальства, чтобы выделили площадь побольше. Буду хоть в три смены работать, но своего добьюсь!

– Почему только в три? Иди, договаривайся, чтобы тебе в энергоблоке раскладушку поставили. – Перебил разгорячившегося от обильно выпитого спиртного именинника, его отчим Александр Семёныч Громов. Отчим зашёл в комнату незамеченным, в принципе, как и всегда – привычки профессии давали о себе знать, и поэтому застал только конец разговора. Зайдя в комнату и присев на застеленную металлическую кровать, продолжил:

– Все равно ты скоро будешь, как "новогодняя ёлка", светиться от радиации. Ты смотри – другому в энергоблоке надо пару месяцев поработать, и все, приехали! Собирай выпавшие волосы, зубы, отпавшие ногти, до своей быстрой кончины. А тебе хоть бы хны. Вот уже третий год пошёл, как ты на этой каторге спину гнёшь, у меня такое впечатление, что ты ещё здоровее стал!

– Дядь Саш, что вы такое говорите? – Вмешалась Настенька, занося порезанный на куски торт.

– Давидик после работы еле живой приходит, иной раз, как есть, в одежде засыпает.

– Да это я шучу, Настёна, радость ты наша! – Хохоча приговаривает Александр Семёныч. – Мы тут дурачимся и шутки у нас, Настёна, дурацкие. А я ведь с хорошими новостями! Не надо тебе, сынок, в три смены пахать, я за вас договорился. Через пару месяцев выделят вам новые апартаменты, поболее этих. Наверху, точнее, на низу, даже своя кухня имеется.

Собравшаяся компания не могла удержать вырвавшегося восторженного крика. Многие знали: для того, чтобы иметь право поживать на пятом уровне, мало быть простым смертным либо усердным работягой. На пятом уровне проживает начальство и люди наиболее угодные ему. Пятый уровень считался в простонародье зоной полного комфорта, иногда ходили слухи о нелепых и антиморальных поступках, на которые некоторые жильцы шли, чтобы там оказаться.

Взять, к примеру, отца Павла. Извёл Аню и её шестипалое новорождённое дитя. Обвинивши девушку в связи с сатаной, он настроил людей против неё, в конечном счете, бедолагу избили до смерти. Злые языки поговаривали, что якобы отец Павел сам имел связь с этой девушкой, и что якобы ребёнок на самом деле был его. Повисла угроза бунта, но вовремя вмешалась администрация, несколько наказаний (моральных, конечно) особо ярых активистов – и все в Юпитере встало на круги своя. А зачинщик скандала получил новые апартаменты на вышеупомянутом пятом уровне, как особо ярый верующий.

Александр Семёнович с довольной улыбкой, осмотрев восторженные лица присутствующих, произнёс в адрес Давида:

– Пойдём выйдем, разговор есть.

Выйдя в коридор и прикрыв за собою дверь, отчим продолжил:

– Есть у меня тут одна мыслишка. Мне администрация жилплощадь выделила. Лучше тебе не знать, за какие заслуги… Так вот, о чём это я – мне столько места ни к чему, а вот вам с женой в самый раз. Так что давай меняться: ты ко мне на пятый, а я к тебе на третий.

– Спасибо, дядь Саш, вот уже не ожидал. Нет, я, конечно, знал, что ты мужик безотказный, но… Спасибо тебе огромное, вот так выручил!

– Ладно, хватит мне благодарности, мы ж ведь семья, а в семье все должны заботиться друг о друге. Тут вот ещё какое дело: я снова ходатайствовал на твой перевод ко мне в рейдерскую группу, но опять отказ… Я ума не приложу, иной раз такого задохлика пришлют. Дескать, на вот тебе пополнение в кадрах – обучай, дрессируй. Новоиспечённый пацанёнок не успеет обвыкнуться… как боевой выход. Ну а финал нам всем известен. Но ты ведь здоровый как бык, тебе бы гранатомёт в руки да нежить на блок посту гонять. А не тут–то было! Иди в этот "энерго–гроб" от радиации подыхай. Нет чтобы как мужик, с гранатой на груди, среди полчища убитых врагов, э–хе–хе… В общем, отдыхай покуда, решим что-нибудь, а у меня сегодня ещё одна вылазка на пару дней намечается, так что не скоро увидимся, Настьке привет.

Мужчины пожали на прощание руки и направились каждый по своим делам. Давид вернулся к гостям, а Александр Семёнович отправился на враждебную поверхность.

Во время одной из вылазок на поверхность, группа Зябликова в поисках припасов забралась немного дальше обычного. Что произошло с группой, так до сих пор никто не знает. Из пяти человек, хорошо подготовленных и экипированных бойцов, вернулся только один командир группы Зябликов Николай Сергеевич. Но Николай вернулся еле живой не один. Дозорные, которые заступили в этот день на крайний блокпост, заметили в бинокль приближающуюся истощённую фигуру. Когда боец обессиленно упал, не дойдя до поста, один из дозорных, не взирая на команды старшего смены, поспешил на подмогу умирающему. К тому моменту как Семёныч (а это был именно он) подбежал к бойцу, тот успел отдать Богу душу. Желая перевернуть Николая на спину, он услышал детский плач, доносившийся у покойного из–под фуфайки. Вот такую историю он рассказал как-то раз своему пасынку Давиду.

Громов питал тёплые чувства к своему найдёнышу, нередко называя его своим сыном. Давид тоже поначалу называл его отцом, но как только история была рассказана, больше так его не называл. По-разному называл, но отцом никогда более.

С самого детства герой питал нездоровый интерес к спорту. Для начала он поколотил всех местных пацанов-одногодок. Затем принялся за старших. Трудно сказать, что именно стало причиной такого поведения подростка, нехватка родительского внимания или же давящая на психику окружающая атмосфера, но характер героя был донельзя скверным. Когда его имя стало комом в горле у администрации, которой жаловалось большое количество родителей жертв, одним из начальников была принята следующая идея. Создать кружок единоборств, где все желающие смогли бы погасить свою подростковую агрессию, а также приобщить мальчика к религии.

Тренером взяли бывшего военного, имя которого герой уже позабыл и никак не мог вспомнить. Именно с этого началось обучение Давида боевым искусствам. Военный этот был тренером недолго, вскоре он скончался от инсульта, но герой тренировки не забросил и вскоре нашёл себе нового мастера. Даже женившись и пожив в браке, герой не уступал своим привычкам и всячески поддерживал свою физическую форму. С религиозным обучением дела состояли намного хуже. Подросток не воспринимал всерьёз учение отца Павла, и поэтому уроки решено было прекратить. Для экономии человеческих ресурсов было принято решение записать героя добровольцем на птицеферму.

Но нет худа без добра, на птицеферме Давид познакомился со своей второй половинкой. Родители Насти не были коренными жителями убежища. Они так же, как и сотни других обездоленных, пришли к воротам еле живые от голода и жажды. Как рассказывали новоприбывшие, на поверхности жизнь была не сахар, воды вокруг полно, питьевых резервуаров не осталось, с провизией тоже напряг, зато разного рода зверья до мяса человеческого охочего тьма тьмущая. Её родители так же, как и десятки других, вскоре скончались в энергоблоке.

Судьба свела молодых людей в нелёгкое для обоих время. Герой с первой встречи влюбился в миленькую, звонкую как ручеёк, Настеньку. Её карие глаза, пухлые губки, тонкая осиная талия и милое детское личико стали грёзами снов подростка на многие ночи. Ко всем прелестям будущей супруги смело можно добавить упругую девичью грудь третьего размера; немудрено, что Давид разбил не одно лицо набивающимся к Насте в кавалеры парням, пока не был ею замечен.

Замечен-то он был, но она его ещё долго считала своим другом. Уж так вот женщины устроены, если парень заботится о ней, любит и вообще души в ней не чает, то он друг. А если он её игнорирует и всячески обижает, то предмет для обожания. Только Богу известно, сколько усилий герой приложил, чтобы добиться её. Ухаживания, подарки, жизнь Насти превратилась в сказку, и она наконец–то обратила внимание на него. Вскоре молодые люди обвенчались, и тут сказка закончилась, а началась взрослая семейная жизнь.

Фанатическое стремление к физическому развитию не могло быть не замечено. Когда Давиду исполнилось двадцать, Громов-старший принялся ходатайствовать у начальства о переводе младшего из хоз. двора (где он на тот момент работал) в своё отделение разведки, но ответа с верха не поступало. Администрация посчитала лишним так глупо разбазаривать кадры, ведь всем прекрасно известно, как опасна и коротка жизнь разведчика, тем более, в энергоблоке была постоянная нехватка кадров. Люди в энергоблоке помирали от радиации будто мухи, не спасал защитный костюм, даже выдаваемый двойной пай и сто пятьдесят грамм спирта не вызывали у людей желания работать с таким риском для здоровья.

Для начала в энергоблок посылали вновь прибывших с поверхности жильцов, но и те скоро закончились. Дело дошло до "постояльцев", тогда–то администрация и вспомнила про мальчишку-хулигана. На новой работе герой обжился моментально. Здесь его все устраивало, двойной пай как нельзя кстати пришёлся для молодой семьи. Спиртное герой старался не употреблять. Свои сто пятьдесят грамм он постоянно выменивал на подарки любимой супруге.

Семья Громовых жила сравнительно безбедно, к тому же им постоянно помогал Александр Семёнович, пользовавшийся большим авторитетом у начальства, именно он договорился об отдельной комнате для молодых, пускай не в самом лучшем районе Юпитера, но всё же семье не приходилось ютиться на матрасах посреди коридора, как некоторым гражданам.

В Юпитере все шло своим чередом. Электронные часы в коридоре прогудели восемь часов вечера, начало ночной смены. Давид уже находился в раздевалке и натягивал на себя защитный костюм, как вдруг в раздевалку зашли пятеро дружинников и без особых объяснений принялись крутить герою руки. Упираться было бы крайне глупо, дружинники имели безграничные полномочия и подчинялись напрямую только комитету по безопасности убежища, короче говоря, администрации, да и вины герой за собой никакой не чувствовал. Нередко случались ошибки, подержат человека пару суток в камере, да и отпустят, а, если вспомнить бурное детство героя, можно заметить, что он не одну ночь провёл на жёстких нарах камеры.

Вот и сейчас Громов-младший лежал на нарах и обдумывал своё положение. Он мог только догадываться, по какому поводу его задержали, так как после ареста ему, так и не объяснили причину. У Добровольной Дружины Безопасности Убежища (ДДБУ), могли быть веские причины, если за ним послали усиленный отряд из пяти человек, или же это была очередная акция администрации по устрашению несогласных с режимом "бунтарей".

Термин "бунтарь" применялся довольно часто, по слухам, в одном из кабинетов ДДБУ имелся длинный список неугодных. В этот список (опять же, по слухам) было очень легко попасть. Неаккуратно рассказанный анекдот, брошенное словцо и другие выражения недовольства режимом убежища пресекались на корню. "Бунтаря" задерживали и помещали в специально выделенные звукоизоляционные камеры на втором уровне, держали там некоторое время, старательно допрашивали и еле живого от побоев отпускали. Стоит указать, что наиболее ярые протестующие из этих камер не возвращались. Их дальнейшая судьба была неизвестна.

Вот какие невесёлые мысли крутились в голове героя. Однако, с полной уверенностью, что всё обойдётся, он повернулся на бок и постарался заснуть. Давид находился в том состоянии, когда мозг уже проснулся, но в голове ещё всплывали картины из сновидений, постепенно утрачивали свою чёткость и смысл.

– Вот везёт Димке, работа не пыльная, даже интересная, людей лечить – это не гайки на трансформаторе крутить, хоть бы из-за ареста на другую работу не перевели. Только куда? К запаху и виду свиного, куриного испражнения я привык ещё с детства, так что ферма – это не так уж страшно, вот если в уборщики… Всю жизнь за кем–то туалет убирать, нет, уж лучше ферма. А может, военным? Тоже жизнь не сахар, некоторые ночами спать не могут, такого они наверху ужаса натерпелись.

В глаза больно ударил яркий свет, стены бункера куда–то исчезли. Оглядевшись вокруг себя, он обнаружил, что находится в лесу, именно таким он его видел в познавательных фильмах, которые им демонстрировали в классе. Герой услышал леденящий душу вой. Ноги сами понесли его, он побежал, не разбирая дороги, ветки больно били его по лицу, он спотыкался об корни, с каждым разом все ближе ощущая смрадное дыхание зверя у себя за спиной. Из лёгких вырывались хрипы, Давид споткнулся об корень – упал, и, не в силах подняться, пополз на четвереньках. Но тут лес вокруг пропал, он оказался возле избушки, из небольшого окна струился яркий свет. Он открыл входную дверь и вошёл в избу. Странно, он почувствовал здесь ещё больший страх и угрозу. Возле печи суетилась женщина, лица её Давид не видел, она стояла к нему спиной, худощавые плечи были устало опущены вниз. Женщина, не оборачиваясь к нему, достала ухватом какую–то кастрюлю из железной печки.

– Проходи, Илюша, присядь. Умаялся, поди, в дороге.

Повинуясь чьей–то воле, прошёл в комнату и сел за стол.

– А я тебе тут ужин приготовила, – женщина поставила кастрюлю перед ним и подняла крышку. Из кастрюли немигающими пустыми глазницами уставилась голова мужчины. Ужас сковал мышцы, не в силах пошевелиться, он не мог ничего сделать с собой и тупо продолжал смотреть в пустые глазницы. Он поднял взгляд и наконец–то увидел лицо женщины, точнее то, что было на его месте. На него смотрела пожирающим взглядом красных глаз морда зверя. Пасть хищно открылась, показались два ряда острых, как ножей, зубов, он почувствовал, как клыки зверя разрывают его плоть…

Скрип открывающейся, давно несмазанной, металлической двери камеры разбудил героя. В камеру вошли двое дружинников и по–прежнему, ничего не объясняя, заломили руки, повели по длинному петляющему коридору. В этой части убежища Давиду не один раз приходилось бывать. Его вели в комнату допросов, пользовавшуюся дурной славой среди жильцов. Дверь комнаты открылась, и герой кубарем влетел вовнутрь, больно ударившись носом. Лёжа на холодном бетонном полу, он осмотрелся. Комната была обставлена в соответствующем для положения, заключённого стиле: стол, двое стульев и настольная лампа, ничего лишнего – в принципе, как он и рассчитывал. Герой поднялся с пола, вытер рукой кровавые слюни и присел на стул напротив выхода, принялся ожидать дальнейшей развязки. Такие грубости со стороны сотрудников ДДБУ его перестали пугать давным-давно, он к ним попросту привык. Его тюремщики не выказывали на лицах никаких явных эмоций, молча стояли в дверях, явно ожидая следующих указаний.

Нависшая в помещении тишина продлилась недолго. В коридоре стали слышны торопливые шаги. Кто-то явно спешил, у этого человека были веские причины для этого. Дружинники расступились, давая дорогу, и в комнату вошёл отец Павел собственной персоной. Севши за стол напротив, и ненадолго задержав взгляд на разбитом носу героя, молвил:

– Давид Александрович Громов, как я полагаю?

– Да, это я. В чем причина моего ареста?

– А вы не догадываетесь?

– Нет, я знать не знаю, почему меня задержали, у меня вообще–то смена уже началась и мастер меня, наверное, ищет. Так что давайте побыстрее закончим этот балаган, и я вернусь к работе.

– Этот "балаган", как вы выразились, начали не мы, но я ему положу конец. О работе вам, Давид Александрович, в данный момент необходимо думать меньше всего…

– О чём же мне в первую очередь необходимо беспокоится?

– О себе, о своей семье, о своей душе наконец–то?

Герой сделал движение подняться, но двое охранников мигом подскочили, стали над ним с обнажёнными резиновыми дубинками. Совладав с собой, Давид переспросил:

– Что с моей женой, она в порядке?

– О, уверяю вас, она в безопасности… Пока что всё зависит от вас.

– Я вас не понимаю. Что произошло? Вы можете толком объяснить?!

– Хватит ломать из себя дурачка, мы всё знаем про вас, про ваш заговор, про ваших несчастных жертв! Вы убийца и заговорщик! Единственный выход для вас – пойти навстречу и выдать своих подельников. Вашего отчима мы уже задержали, он сейчас уже даёт показания. Я призываю вас последовать его примеру, и может быть, мы пересмотрим ваш смертный приговор. Уверяю вас, я смогу настроить администрацию к вам более лояльно, если вы пойдёте нам навстречу.

– Да вы с ума сошли! Какие убийства?! Какие заговоры?! Я в первый раз обо всём этом слышу, клянусь, я к этому непричастен! Вы обвиняете не того человека!

Отец Павел, которому сегодня вверили роль следователя, тяжело вздохнул, снял с лица очки и протёр запотевшие линзы. Выразительно взглянул на охранников. Поднялся и вышел из помещения.