Текст книги "Иди на Голгофу. Гомо советикус. Распутье. Русская трагедия"

Автор книги: Александр Зиновьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 71 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

Я и Антипод

– Что есть добро? – говорит Антипод. – В жизни добро есть лишь ограничение зла, есть лишь средство зла и опосредствующее звено в делании зла. Зло надежнее, фундаментальнее, устойчивее. Добро хрупко и мимолетно. Зло есть действование по законам падения, добро есть попытка полета, причем – полет есть форма падения.

– И все же, – отвечаю я, – именно капля добра в океане зла придает людям черты, позволяющие говорить о некоей светлой природе Человека.

– Возможно. Но я не об этом. Я о том, что нет критериев добра и зла вообще. Если ты совершил какой-то значимый поступок, по крайней мере один человек сочтет его злом и по крайней мере один – добром.

– А что же ты предлагаешь? – спрашиваю я.

– Реальную жизнь, а не суррогат и видимость жизни, – говорит он. – Добиваться всех тех жизненных благ, какие изобрело человечество, по законам нормальной жизни людей в обществе и обычными средствами, т. е. по законам и средствами борьбы за существование в условиях современных человеческих джунглей. Побеждает наиболее ловкий и приспособленный! Пусть неудачник плачет. Я предлагаю драку, деятельность, динамику. Есть нервотрепка застойности, мелочности, скуки, рутины. И есть нервотрепка потерь и приобретений, риска, дерзаний, авантюр, предприимчивости. Я за то, чтобы у нас были стремительные взлеты в карьере, выдающиеся мошенники, ворочающие миллионами, гангстерские банды, террористы, шикарные проститутки… Понимаешь, я ненавижу святость, простоту, чистоту, умеренность. Ненавижу и официальную рутину. Хочу, чтобы жить было не так скучно, как мы живем. Обрати внимание, от чего люди больше всего приходят в возбуждение, когда приходят на работу? Именно от фактов нарушения болотности нашего существования. Такой-то украл десять тысяч из профсоюзных взносов. Сколько по сему поводу переживаний! Поймали преступника, убившего десять человек. Ну, от этого разговоров на год хватит. Пойми! Нормальная жизнь не есть богоугодное заведение. Это – борьба. Монастырь есть уклонение от жизни. Жизнь есть то, от чего некоторые люди бегут в монастырь. Вся твоя система есть уклонение от жизни и оправдание этого уклонения. Бог есть страх жизни и капитуляция перед ее ужасами. Долой Бога! Да здравствует безбожная оргия жизни!

– Пусть так, – говорю я. – Но известно ли тебе, что безбожная оргия жизни является таковой лишь при том условии, что в какой-то форме и в какой-то мере допускается Бог? Если нет Бога, нет и безбожников – вот в чем загвоздка.

Безбожие не есть отсутствие Бога. Оно есть отрицание Бога, неприятие Бога, борьба против Бога.

Суета

Большинство моих пациентов (или клиентов?) жалуется мне на неурядицы в личной жизни, главным образом – в семье, в отношениях с друзьями и сослуживцами. Это не случайно. Кризис цивилизации углубился до самых ее основ – до интимных отношений между людьми. Интимность вообще разъедается, разрушается, исчезает.

Вот этот, например, человек образованный, наделенный всяческими добродетелями и лишенный всяческих пороков, отличный семьянин, еще более отличный работник, успешно продвигающийся по служебной лестнице. Карьера его как инженера была настолько успешной, что он уже к сорока годам стал заместителем заведующего группой и был избран в партийное бюро отдела, где ему доверили собирать членские взносы. Его благополучию в быту завидовали многие соседи и сослуживцы. Он имел отдельную комнату на троих человек и стоял одним из первых в очереди на получение отдельной почти двухкомнатной квартиры. В числе немногих счастливцев учреждения он получил садово-огородный участок в сорока километрах от города и начал своими руками созидать сарай для садово-огородного инвентаря, в коем фактически можно было иногда жить как на даче. Короче говоря, не житье, а рай! Живи да радуйся! Но тут внезапно случилась беда: ему изменила жена. Факт в наше время сам по себе малозначительный, можно сказать – общепризнанный и скорее комический, чем трагический.

Порою русские мужики даже испытывают некоторую своеобразную гордость оттого, что судьба милостива и к ним, что и они удостоились высокой чести: и их супругой не брезгуют прочие строители коммунистического общества, значит, и в этой стерве и замухрышке (или расплывшейся туше – смотря по обстоятельствам) есть Нечто.

Но этот человек, повторяю, был человеком добродетельным и старомодным. Он был поражен фактом измены жены до глубины души. Сначала он хотел застрелиться. Но Россия – не Запад, застрелиться у нас просто нечем. Потом несчастный хотел утопиться. Опять возникла проблема: для этого надо ехать за сорок километров на свой садово-огородный участок, откуда десять километров топать до ближайшего водоема, таща на себе при этом камень, украденный на соседнем участке. Без камня утонуть нельзя: мелко. Приняв все это во внимание, человек решил отомстить неверной супруге по-нашенски, по-русски: решил сам пуститься в распутство, наплевать на семейные хлопоты и поставить крест на служебной карьере.

– Я ей, стерве, покажу, на что я способен! – в гневе кричал он, устремляясь в ближайшую забегаловку.

Таким образом этот человек и оказался за столом, за которым мы с Антиподом как раз беседовали на высокую тему об основах нравственности.

– А мне, знаете ли, жена изменила, – не то проплакал, не то прохихикал человек, проглотив стакан «вина» и засовывая в рот бутерброд со шпротиной. Шпротина выскочила из рук, словно живая, упала сначала на рубашку, потом на брюки, наконец – на пол.

– Вот гадина, – сказал человек, имея в виду шпротину. Поднял шпротину с пола трясущимися пальцами и сунул в рот. – Никогда еще не было случая, – отметил он общеизвестную закономерность, – чтобы не упала и не оставила пятен на самых видных местах. Вы можете объяснить этот феномен природы? Нет? Я тоже. Почему все-таки так происходит? Чего ей не хватает? Я имею в виду не шпротину, а жену…

– Есть разные способы решения Вашей проблемы, – сказал я не столько с целью врачевания души этого человека, сколько просто для поддержания разговора. – Изменяйте ей сами. Но не заводите постоянную любовницу: хлопот не оберетесь. И не влюбляйтесь больше – это кончится новой драмой. Не можете разойтись, рассматривайте свою жену как чужую женщину, которая с Вами вроде бы изменяет кому-то другому.

Я хотел закончить свое назидание божественной формулой: предай предателя! Но обманутый муж опередил меня.

– Я все это и без тебя знаю, – раздраженно сказал он. – Легко изменить тому, кто тебе не изменяет. А ты попробуй изменить тому, кто тебе изменил! Ах, эта проклятая шпротина! Жена теперь меня сожрет за эти пятна. На весь квартал будет орать, что я – пропойца, неряха, негодяй.

Он ушел, унеся с собой свое банальное, общеизвестное, но не ставшее от этого легким, неизлечимое горе. Бог не лечит человеческое горе, подумал я, глядя ему вслед. Бог лишь разделяет страдания.

Все суета

Этот случай побудил нас к теоретической дискуссии.

– Старые моральные принципы, – сказал Антипод, – нелепы в применении к нашей реальности. К тому же они были изобретены как принудительные средства держать людей в узде и поддерживались силой страха и наказания.

– Нет никакой морали по принуждению, – возразил я. – Если тебя обязывают быть моральным, и ты поступаешь в соответствии с тем, что тебе предписывают, ты не морален. Ты поступаешь хорошо не в силу морали, а в силу принуждения. Мораль свободна. Мораль – это ограничения, которые берет на себя человек, имеющий свободу выбора в своих действиях. Причем берет добровольно, без принуждения. Возможно, делает он это, подражая каким-то образцам или будучи научен другими. Но подражание образцам и следование наставлениям учителя не есть принуждение.

– Попробуй, уговори людей быть нравственными только в одном этом отношении – в отношении между мужем и женой, – сказал Антипод. – А ведь они поженились по любви, обещали друг другу хранить верность. Что может удержать их от измены? Только одно: страх разоблачения, осуждения, наказания! Только это, и ничто другое. Причем заметь, как все происходит. Жена изменяет мужу. Он в отместку изменяет ей с чужой женой. И ты, проповедник морали, сам советуешь это как способ преодоления горя. Таким путем образуется океан измен, ураганы измен. Попробуй, останови этот ураган нравственными заклинаниями! Ты просто не знаешь того, как фактически утверждалась в обществе мораль: путем жесточайших расправ с теми, кто нарушал правила морали. В основе морали лежит не свободное решение человека быть хорошим, а насилие, наказание, кровь, кровь и кровь! Мораль без страха наказания за отступления от нее – ничего не значащая пустышка. Только страх наказания, причем – в конечном итоге физического, делает из отвратной твари, именуемой человеком, существо нравственное. Основу самого утонченного изобретения людей, т. е. морали, образует самое грубое насилие. Введи закон, по которому неверных супругов следует подвергать позорному наказанию, сразу как миленькие станут. Со временем идеология научится держать их в узде. Разумеется, идеология, подкрепленная средствами наказания. Только вот проблема: стоит ли овчинка выделки? Оправданы ли жестокие меры поддержания морали самими выгодами морального поведения? А может быть, всеобщая безнравственность лучше, чем нравственность ценой страха наказания? Возьми этого обманутого мужа! Он теперь познает прелести распутной жизни. Повторяю и настаиваю: идеологии предстоит утверждать в обществе нравственность, а не религии. Религия же обречена иметь дело лишь с самими фактами безнравственности.

Суета сует

Этот человек исповедует принцип непротивления злу насилием. Ребятишки залезли в его сад за яблоками. Он выстрелил в них из ружья дробью. Одному выбил глаза, троих слегка ранил. Его судят, а он не может понять, за что. За него вступился коллектив, поскольку он образцовый работник, ударник коммунистического труда, и ему дали всего два года тюрьмы, причем условно. А этот вот – «сопротивленец», т. е. настаивает на том, что надо сопротивляться насилию, давать сдачи. На него напал пьяный хулиган. Хулиган был вдвое слабее его, но избил его.

– Что же Вы не сопротивлялись? – спросил я.

– Я хотел, – сказал он, – да не получилось. Хочу нанести удар, а он выходит какой-то ватный.

Из ран врагов должна б потечь Кровавая река.

Но занести не в силах меч Бессильная рука.

И всяческая суета

Меня пригласили на дачу к знаменитому писателю посмотреть его жену и постараться что-то сделать для нее. У нее обнаружили опухоль. Природа опухоли пока не ясна. Она боится, что рак. Я с первого же взгляда вижу, что ее опасения более чем обоснованны – она обречена. И я уже ничем не могу помочь: слишком поздно ко мне обратились. Я мог бы облегчить ее физические и духовные страдания своим присутствием и беседами. Но ее хотят отправить в Москву в Кремлевскую больницу. Формально это выглядит как проявление заботы. А фактически это есть стремление избавиться от неизбежных хлопот и от зрелища медленного умирания. Люди откупаются от заботы о ближнем. А между тем именно в этот период жена писателя должна была бы быть окружена заботой, вниманием и любовью в кругу самых близких людей. В наше время черствость по отношению к ближнему и эгоизм принимают порою самые изощренные формы, внешне безупречные, а по существу – омерзительные.

Сам писатель – алкоголик и бабник. Но он – талантливый писатель, так что упомянутые пороки считаются извинительными. Он щедр. Любит веселую компанию. Любит быть «душой общества». Кое-что в этой роли идет от него самого, но в большей мере это – плата гостей за гостеприимство. На даче (как и в городской квартире) писателя всегда полно народу. Это – наша интеллектуальная творческая элита. Жрут. Пьют. Спят кто и с кем попало. Идет своего рода соревнование на пошлость, цинизм, грязь.

У писателя есть сын и дочь. Сын – журналист. Готовит статью, разоблачающую «целителей». Сам хорошо осведомлен о традициях целительства в дореволюционной России, о том, что природа этого явления пока не известна, что фактов вполне достаточно, чтобы отнестись к этому явлению серьезно. Короче говоря, он «на этом деле собаку съел», но у него – задание, сейчас кампания такая начинается, и он обязан разоблачать. Он был уже женат. Развелся. Платит алименты. Разумеется, пьет. Мы с ним проговорили до поздней ночи, осушив несколько бутылок вина и выкурив пару пачек сигарет.

– А в общем, – сказал, – живем мы, старик, так, что лучше об этом и не думать. Живем, и все тут! Раз родились, значит, должны жить по общим нормам человеческого свинства. Ах, какие статьи я мог бы писать об этом! Я же знаю всю закулисную жизнь, всю кухню, всю подноготную этого города. Все те разоблачительные книги, какие появились в последние годы, – наивные детские сказочки про Бабу Ягу и Кащея Бессмертного в сравнении с тем, что я мог бы рассказать.

Дочь писателя работает в краеведческом музее. Была замужем. Пьет. Курит. Детей иметь не хочет. Иногда «балуется» наркотиками, – сама призналась.

– Ты думаешь, я безнравственная? – сказала она мне. – Ты не знаешь нашей реальной жизни. Познакомился бы с чадами Сусликова, Горбаня, Корытова и прочих наших вождей, ты бы счел меня воплощенной невинностью. Вот возьми мать! Она всю жизнь посвятила отцу. А он?.. Ты сам видишь, что он такое. А каков итог ее праведности?

И томление духа

Писатель пишет книгу, в которой хочет обосновать духовное превосходство России над Западом. Обо мне он слышал. Интересуется моей «системой». Если я напишу для его личного пользования кое-что, он заплатит. Поскольку в городе началась новая разоблачительная кампания под видом борьбы с тунеядцами, писатель на это время может предоставить мне лежанку в сарае и питание. Я, конечно, сразу же согласился.

Мы с писателем отметили начало моей дачной жизни тем, что осушили бутылочку коньяку, потом бутылку не помню чего, штук десять бутылок пива. До сарая я дополз сам, но вползти в него уже не смог. А сам писатель после этого пошел к соседу по даче и там добавил еще столько, потом полстолька и еще четверть столько. На другой день он мне сказал, что я еще слабак по части выпивки, но что способности у меня есть.

Отоспался я на славу. Позавтракал по-царски, разумеется – с водочкой. Потом писатель отвел меня в свой кабинет, усадил за письменный стол, дал бумагу и ручку.

– Пиши, – сказал он, – но на совесть, искренне. Скажи честно, ты сам-то веришь в то, что Бог существует?

– Для меня, – сказал я, – нет проблемы, существует Бог или нет. Верить в Бога и верить в существование Бога – не одно и то же. Я принимаю принцип: живи так, будто некое высшее существо наблюдает каждый твой шаг и помысел.

Он сказал, что не любит, когда за ним подглядывают. Его жена подглядывает, когда он «спит» с другими бабами, и ему это неприятно. Но он – добрый человек. Ей другого ничего не остается. Пусть хоть посмотрит. Они все-таки тридцать с лишком лет вместе прожили.

Лаптизм

Учение Христа записало несколько человек, причем – они были его ученики или последователи. Я же записываю свое учение сам, причем – для человека, который будет использовать мои записки для своих личных целей, а не для прославления меня. Я называю свое учение по имени создателя иванизмом или, лучше, лаптизмом.

Особенность лаптизма состоит в том, что он дает людям определенное мировоззрение, из которого они сами в зависимости от их индивидуальных обстоятельств и характеров выводят правила практического поведения. Потому, например, в лаптизме нет указаний на то, как дышать, как сгибать и разгибать конечности, как питаться, но если человек усвоит принципы лаптизма, он сам быстро выработает свой режим питания, дыхания и движений, – это получится как бы само собой. Так, если человек руководствуется принципом, согласно которому следует избегать скоплений людей, порождающих неприятные ощущения и злобу, то он будет стремиться передвигаться в основном пешком, лишь в крайнем случае прибегая к общественному транспорту. Стремление избегать зависимости от технических сооружений и приспособлений само собой будет выражаться в том, что человек будет избегать пользоваться лифтом. Короче говоря, задача лаптизма не обучение множеству мелких приемов поведения, а разъяснение немногих общих принципов жизни, определяющих и оправдывающих практические правила поведения. В конечном счете лаптизм мог бы быть сведен к немногим универсальным принципам, из которых получалось бы все остальное. Но люди редко бывают способны выводить даже очевидные следствия из данных предпосылок.

Другая особенность лаптизма состоит в том, что он рассчитан не на людей, уходящих в себя, думающих только о себе и уклоняющихся от нормальной общественной жизни, а на людей, живущих обычной жизнью в нашем обществе, вынужденных или стремящихся ходить на работу, выполнять служебные обязанности, пользоваться общественным транспортом, стоять в очередях, сидеть на собраниях, заводить семью и друзей, короче говоря – погруженных целиком и полностью в трясину жизни. Один из моих учеников определил эту особенность лаптизма в шутливой форме так: как быть святым без отрыва от греховного производства. Но при этом цель лаптизма – научиться жить в трясине нашего общества так, чтобы она в нашем сознании и в наших переживаниях отошла на задний план, а на первый план выступило бы нечто иное – наш особый мир со своими критериями оценок и ценностей.

Создание такого мира – во власти человека. Если хочешь жить в раю, создай его для себя сам. Многие так и поступают, изобретая свой рай в меру своих возможностей. Лаптизм есть один из способов для этого. От других способов он отличается тем, что при желании им может овладеть всякий, причем – для создания своего рая при этом не требуется ничего другого, кроме внутренних сил самого человека.

Лаптизм охватывает все аспекты жизни человека. Полный эффект он дает лишь при том условии, что человек выполняет весь комплекс его рекомендаций. Эффект получается и при выполнении отдельных элементов системы, но меньше и не такой устойчивый. Например, есть особые упражнения для улучшения внешнего вида человека. Но в улучшении внешности участвуют не только эти упражнения, но и другие элементы поведения, на первый взгляд не имеющие никакого отношения к внешности, в частности – отказ от карьеристических и корыстных устремлений.

Наконец, лаптизм можно излагать и изучать в любом порядке, фрагментарно, с перерывами, в любое время и в любой ситуации, – он принципиально бессистемен. И следовать ему можно так же. Это, подчеркиваю, не от недоработанности учения, а из принципа, ибо мое учение не имеет целью вырвать человека из его привычного образа жизни, а улучшить его жизнь именно в рамках выпавшего на его долю жизненного пути.

Цель лаптизма – дать человеку средства защиты от отрицательных свойств своего общества – от злобы, жестокости, равнодушия, цинизма, пошлости… Родился лаптизм на самом дне человеческого общества – в житейской грязи, в житейской помойке. Он фактически лишь облекает в поэтически-литературную форму то, что люди сами знают и делают и без него.

Душа

Я исхожу из факта существования души и не ищу ему научного объяснения. Это – некоторая данность, осознаваемая некоторыми людьми и очевидная им самим. Если человек замечает в себе наличие души, ему не надо объяснять, что это такое. Если же не замечает, ему не понять, что это такое, при любых объяснениях, подобно тому, как слепому невозможно объяснить световые ощущения, а глухому – звуковые. Душа есть нечто подобное шестому чувству.

Если ты ощутил в себе душу, т. е. испытал озарение, знай, что тебе судьбою дан высший дар из всех мыслимых даров бытия. Обладание им и есть высшее счастье. Береги этот дар, храни его в чистоте, упрочивай и обогащай своей последующей подвижнической жизнью. Не меняй этот дар ни на что иное, ибо мена будет неравной для тебя. Все остальное в сравнении с ним есть прах, есть суета сует. Сделай шаг по пути, к которому зовет тебя необыкновенный дар, и ты сам убедишься в этом.

Некоторые считают это психическим заболеванием. Пусть так. Но это – такое заболевание, которое превыше всякого здоровья.

Я отвергаю душу как некую идеальную и недоступную наблюдению субстанцию, считая ее не менее данной реальностью, чем изучаемые наукой объекты. Душа доступна наблюдению. Ее ощущает сам обладающий ею человек, а для других она проявляется в его поведении. Я также отвергаю душу как нечто отделяемое от тела и способное существовать вне его и независимо от него. Душа есть способность тела, есть состояние тела. Я тем самым хочу изменить сам подход к явлениям духовности, навязанной нам традиционной философией с ее бессмысленным противопоставлением материального и идеального. Я утверждаю, что имеется некая интуитивная, данная в опыте душа. Откуда она взялась – не наше дело. Попытки объяснить ее с некоей исторической точки зрения обречены на провал, ибо при этом не обнаруживается ничего по самим правилам историзма. Эта основа сама есть начало пути, не будучи завершением чего-то иного. Она есть абсолютное начало. Она либо есть, либо ее нет.

Смертна ли душа? Тело смертно, но понятия смерти и бессмертия лишены смысла в отношении души. Душа не есть нечто переживаемое во времени. Это есть некое бескрайнее и не текущее состояние. Условно это можно считать установкой на вечность. Душа не ориентирована на время и его окончание. Мое учение есть учение о душе, о душевном здоровье, о душевном поведении. Оно дает определенный взгляд на душу и все связанное с нею, а также совокупность определенных правил поведения человека во всех мыслимых жизненно важных ситуациях. Душевность выражается в поступках людей. Существует душевная оценка поступков людей, отличная от других форм оценки. Она осуществляется в терминах добра и зла. С этой точки зрения душевность можно также рассматривать как способность различать добро и зло, стремление делать добро и препятствовать злу, радоваться добру и печалиться злу.

Состояние души (или душевное состояние человека) не есть дело медицины. Душевные болезни не излечиваются лекарствами. Они излечиваются лишь словом и делом – словом, воплощенном в деле, или делом, выраженном в слове. С этой точки зрения душа есть единство слова и дела.