Текст книги "Наследники Тимура"

Автор книги: Александр Валевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Накануне праздника

Город весело готовился к встрече годовщины Октябрьской революции. По утрам на Дворцовой площади шли репетиции военного парада. Волнами разливался звон боевых маршей, пересыпанный дробью барабанов. Высокие тенора запевал заводили песню, и ребята, которые все время вертелись на площади, подхватывали ее:

 
«Несокрушимая и легендарная,
В боях познавшая радость побед,
Тебе, любимая, родная Армия,
Шлет наша Родина песню-привет!»
 

Но погода была не праздничная. К низкому свинцовому небу тянулись сизые ноябрьские туманы. Они обезглавили Исаакиевский собор, съели золотые шпили Адмиралтейства, Петропавловской крепости и Инженерного замка. Только черный силуэт «Медного всадника», взвившегося над финской горбатой скалой, все еще пытался прорваться к невидимым в тумане невским водам.

Ночью под разведенными мостами прошли расцвеченные флагами корабли Балтийского флота и встали на якоря посредине Невы – в самом центре города.

Радостное оживление царило всюду. Городские здания, фабрики и заводы, дворцы и школы одевались в пунцовый бархат, кумач и огненные шелка.

Ребята украшали классы: несли в школу последние цветы поздней ленинградской осени.

Канун праздника совпадал с днем рождения Марии Кирилловны.

Она чувствовала себя за последние дни нездоровой, но все-таки пришла в школу. Именно в этот день ее с особой силой тянуло к своим воспитанницам.

Девочки приготовили две приветственные речи: Аня – от имени совета пионерского отряда, Тося – как староста класса. Все девочки были в парадных белых передниках и отутюженных пионерских галстуках.

Еще накануне они сложились по три рубля и купили прекрасную корзину оранжевых хризантем и два больших букета белых и розовых астр.

Одна Зойка Дыбина не участвовала в общих торжественных приготовлениях. Она смотрела на всю эту праздничную суету одноклассниц с чувством неприязни, зависти и озлобления. Даже когда на перемене после четвертого урока к ней подошла Лиза Гречик и стала, как всегда, болтать о разных пустяках, она ее так толкнула, что Лиза чуть-чуть не свалилась с лестницы.

– Ты с ума сошла! – крикнула испуганная Лиза, хватаясь за перила. – Я-то чем виновата?

– Убирайся, предательница! – прошипела Зойка. – И не подходи ко мне никогда! Слышишь?!

Когда прозвенел последний звонок, возвестивший о конце занятий, и учительница французского языка вышла из класса, девочки начали торопливо готовиться к встрече. Оглядели все вокруг, – не валяются ли на полу какие-нибудь бумажки, – тщательно вытерли доску, выровняли парты, хлопотливо осмотрели корзину с цветами, поправили передники.

Пригласить Марию Кирилловну в класс было поручено Тосе Пыжовой, и та отправилась в учительскую. Все ждали их прихода, стоя у парт, тихонько переговариваясь. Не было только Зойки Дыбиной. Она беспокойно вертелась у окна в коридоре, то поглядывая на школьный двор, то на дверь учительской комнаты. Она так привыкла быть в центре внимания, и вот вдруг оказалось, что она никому не нужна. Никто не интересуется, где она, существует ли она вообще в классе, или никогда не училась здесь. Все вместе, а она – одна. И никому нет до этого никакого дела.

Оскорбленное самолюбие Зойки не давало ей покоя, разжигало одно за другим самые сумасбродные желания. Ей хотелось, чтобы всё, что задумали девочки, провалилось бы, не состоялось, чтобы они плакали от обиды, а она – Зойка – торжествовала. Она мечтала о том, чтобы кто-нибудь вышел и позвал ее в класс, и тогда бы она сказала: «Очень нужно! Буду я еще заниматься всякой дурацкой ерундой! Подумаешь, как интересно!» Да, она нашла бы, чем ответить на это приглашение. Но никто не выходил и не звал ее. О ней все забыли.

Неожиданно она услышала за своей спиной характерные шаги Марии Кирилловны, стук ее палки о плитки пола и громкий, веселый голос Тоси Пыжовой. Зойка не обернулась. Только когда закрылась дверь класса, она, словно притягиваемая магнитом, шмыгнула к двери.

Мария Кирилловна несколько дней не была в школе, и девочки увидели сразу, как она сильно изменилась. Им показалось, что она пополнела, но цвет лица был нездоровым, с матово-желтыми отеками. Только глаза были по-прежнему такими, как всегда, – чистыми и светлыми, словно старость и болезни обходили их стороной.

Девочки стояли перед ней, каждая у своей парты, не нарушая ничем взволнованной тишины класса.

Для этих тридцати восьми девочек, которых Мария Кирилловна, как мать, считала своими детьми, она была не только учителем алгебры и геометрии, но и учителем жизни. Марии Кирилловне было приятно их внимание. Как они выросли, ее питомицы! Сегодня многих из них будут принимать в комсомол. Окончив школу, они выйдут образованными, но станут ли они такими, как Зоя Космодемьянская, Люба Шевцова, Уля Громова? Вероятно, в аттестате Дыбиной по алгебре и геометрии будут стоять четверки, но какова же оценка моральных качеств будущей Зои Викторовны Дыбиной, вступающей в семью советских людей? Вот вопрос, который не мог не волновать Марию Кирилловну. Она заметила, что Дыбиной в классе нет.

Аня и Тося произнесли поздравительные речи. Потом Наташка прочитала свои стихи, посвященные Марии Кирилловне.

Старая учительница была растрогана.

– Дорогие мои девочки! – сказала она. – Наша с вами дружба – это верный залог неоценимых успехов во всех наших больших и малых делах. У меня не так много сил, но их хватит, если я буду чувствовать, что я вам нужна, чему-то могу вас научить, как-то помочь вам выйти на большую и широкую дорогу жизни. Здесь, в этих стенах, вы – мои дети, и потому я всегда радуюсь вашим успехам и горюю при неудачах. Я горячо благодарю вас за трогательную встречу, за сердечные слова, выраженные в стихах и в прозе, за эти прекрасные цветы. Их так много, что мне даже не унести…

– Ой! Мария Кирилловна! А мы-то на что?! – взволнованно крикнула Тамарка Болтина. – До последнего цветочка унесем. Еще и школьные можем прихватить!

Все засмеялись, бросились к Марии Кирилловне, окружили ее. У двух девочек оказались фотоаппараты. Мгновенно вокруг Марии Кирилловны образовалась группа, но не успели фотографы щелкнуть кнопками, как в классе появилась Зойка Дыбина. В первую минуту ее никто не заметил.

Она все время стояла в коридоре за полуоткрытой дверью класса. Торжество подходило к концу. Зойка боялась, что ее кто-нибудь здесь застанет, решила спуститься в раздевалку и уйти домой. Вдруг ей послышалось, что кто-то упомянул ее имя. Сказали что-то очень смешное – все девочки, как по команде, громко расхохотались.

Это была последняя капля. Ее не могло вместить переполненное до краев оскорбленное самолюбие Зойки. Она зло обвела глазами коридор, словно готовясь поколотить любого, кто в нем покажется. И тут ей на глаза попалась мусорная корзина для бумаги. Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Зойка схватила корзинку и быстро вошла в класс.

– Вот ваза для цветов! Поздравляю! – крикнула она громким, срывающимся от злости, голосом и швырнула корзинку на пол к ногам Марии Кирилловны.

Наслаждаясь общей растерянностью или просто не понимая, что ей теперь делать, Зойка несколько секунд стояла подбоченившись, в нетерпеливом задоре подбрасывая рыжую голову, потом круто повернулась и выбежала из класса.

Требуются велосипедисты!

Девочки были возмущены новым наглым поступком Зойки Дыбиной. Проводив Марию Кирилловну до учительской, все вернулись в класс и стали сочинять коллективное письмо родителям Зойки. Оно было коротким и решительным: «Не считаем Дыбину своей одноклассницей и будем добиваться ее исключения из школы».

Тосю послали разыскать старшую пионервожатую и вожатую отряда. Класс требовал немедленных действий. Хулиганство Зойки оскорбило всех. Даже Лиза Гречик была смущена и не ушла из класса, изменив своей обычной привычке разносить по школе очередную «сенсацию». А Тамарка помрачнела, притихла и молчала. Ее медлительному уму были недоступны быстрые решения, но в слепом увлечении «независимой» Зойкой произошел надлом.

Через час летучий сбор отряда вынес решение – послать к директору школы делегацию с просьбой освободить 7-й «б» класс от присутствия в нем Дыбиной за ее аморальное поведение. Старшая пионервожатая поддержала решение отряда. Ей была очень неприятна эта история. В какой-то мере Ирина Васильевна чувствовала себя повинной в том, что не сумела вовремя предупредить событий. Сегодня на комсомольском собрании, где будут принимать в комсомол девочек из 7-го «б», конечно же, поднимется и этот вопрос. Особенно расстраивалась вожатая отряда, Надя. Уж очень мало уделяла она внимания классу. Как же ей теперь смотреть в глаза своим товарищам комсомольцам?

Аня, Тося, Наташка и Люда Савченко решили до собрания не уходить домой. Они сговорились с Марией Кирилловной о том, что проводят ее до дому, отнесут цветы и сразу же вернутся в школу. Но когда девочки зашли в учительскую, – Марии Кирилловны там не оказалось. Сбегали в раздевалку узнать, здесь ли ее пальто. Гардеробщица тетя Нюша сказала, что Мария Кирилловна просила девочек подождать ее у входа. Она ушла в аптеку и на обратном пути зайдет в школу.

– Ой, тетя Нюша! – вырвалось с досадой у Ани. – Зачем же она пошла?.. Мы бы сбегали за лекарством. Ведь она совсем больная…

– Ну, я не знаю, девочки, – развела руками тетя Нюша. – Видите, что у меня тут делается?

У вешалок стояли большие очереди. Старшеклассницы, зная, что комсомольское собрание может окончиться поздно, торопились сбегать домой пообедать.

– Тетя Нюша! – крикнула Аня. – А когда она ушла, недавно?

Гардеробщица свалила на барьер целую груду вещей.

– Да вот только дверь закрыла, – ответила она.

Аня бросилась к выходу, крикнула на ходу подругам:

– Встаньте скорей в очередь, возьмите мое пальто. Я сейчас верну Марию Кирилловну. Ботики мои и портфель не забудьте, девочки…

– Эй, эй! Баранова! – остановила ее тетя Нюша. – Так нельзя! На улице холодина… Вернись!

– Тетя Нюша, я на секунду…

Аня приоткрыла входную дверь и, не выходя на улицу, поглядела по сторонам. Марии Кирилловны не было.

– Верно, она уже завернула за угол. Подождите, девочки, я быстро… – крикнула Аня и побежала.

* * *

Прошло полтора часа… Аня Баранова не возвращалась.

– Я просто ничего не понимаю! – удивлялась Тося Пыжова. – Куда она могла деться?

Наташка и Люда Савченко тоже недоумевали и терялись в догадках. Они несколько раз заходили в аптеку, дважды побывали на квартирах у Ани и Марии Кирилловны. Ни старая учительница, ни их подруга домой не приходили. В школе их тоже не было.

Николка, со свойственными его возрасту беспечностью и легкомыслием, заявил, что сестра, наверно, ушла во Дворец пионеров.

– Без пальто, в одном платье! – снисходительно усмехнулась Наташка.

– А что? Я играю в футбол в одной «москвичке», – важно заметил Николка. – Это вы – девчонки – слабенькие!

– Так ты же герой! – подзадорила его Тося. Давай поборемся!

– Давай!

Николка бросился к Тосе. Она мгновенно оторвала его от пола, подняла на руках, повертела в воздухе и посадила на стол.

– Ну, как, герой, слабенькие мы?

Николка стал от стыда кумачовым и готов был заплакать.

Но девочки даже не стали его утешать. С каждой минутой их состояние становилось все тревожнее и тревожнее. Они не знали, – что им еще предпринять, где искать свою подругу. Узнав, что мать Ани придет домой не раньше восьми часов, они вышли во двор и стали совещаться: что делать дальше?

Решили разделиться. Тося пошла снова на квартиру к Марии Кирилловне, Наташка – в школу, а Люда Савченко – в аптеку. Через полчаса они опять встретились во дворе, не принеся ничего нового.

Наташка сказала, что она звонила по телефону из школы на квартиру к Ане. Николка заявил, что сестра не приходила.

Игорь Бунчук застал девочек у ворот дома. Он услышал повторенное несколько раз имя Барановой и замедлил шаги.

Игорь Бунчук был недаром руководителем звена СМ. От его наблюдательности не могла ускользнуть такая деталь, что девочки были явно озабочены и даже встревожены.

Сегодня на весь вечер Игорь был оставлен заместителем начальника штаба. Гриша Буданцев и большая группа ребят из отряда наследников Тимура отправились в Дом культуры промкооперации. Там, в большом отчетном, праздничном концерте детских музыкальных школ должен был участвовать Толя Силаев.

Игорь обошел трех подруг, постоял рядом, с видом человека, которому абсолютно нечего делать, и, услышав обрывки разговора, – понял: исчезла Аня Баранова. Требовалось вмешательство звена СМ. С тех пор, как началась эта история с этюдником, у Игоря были особенные причины интересоваться судьбой Ани Барановой. Поэтому Бунчук сразу приступил к выяснению обстоятельств дела. – Извините, девочки! – вмешался он в их разговор. – Здравствуйте! Меня зовут Игорь.

Увидев их удивленные взгляды, он сказал:

– Может, мне послышалось, но вы, кажется, говорили, что пропала Аня Баранова. Она же моя приятельница, почти соседка по квартире… Куда она делась?

Тося недоумевающе развела руками:

– Мы сами не знаем, что и подумать!

Такой ответ, конечно, не удовлетворил Игоря. Пришлось применить свой излюбленный прием, который позволял Бунчуку сразу очутиться в центре событий. Он задал целую серию вопросов, ответить на которые отвлеченно было уже невозможно: «Где и когда они последний раз видели Аню? У кого наводили о ней справки? В какую аптеку она направлялась?»

Тося, Наташка и Люда Савченко рассказали все, что они знали о таинственном исчезновении Ани и Марии Кирилловны.

– Самое ужасное, что Аня без пальто! А ведь на улице всего один градус тепла, – поежилась Наташка.

– И ожидаются заморозки и осадки, – докончил за нее Игорь Бунчук.

Он уже сосредоточенно теребил кончик своего тонкого носа. «Действовать быстро и решительно» – таков был девиз Игоря.

Девочки были немало удивлены тем, что «друг Ани» живо достал из кармана трехголосый судейский свисток и два раза протяжно свистнул. На этот сигнал, как из-под земли, вынырнули двое мальчишек.

– Слушать меня внимательно! – строгим тоном приказа произнес Игорь. – Известить срочно по звеньям СМ и связи: пропала Аня Баранова и учительница из ее школы, некто Мария Кирилловна. Членам звеньев немедленно собраться под аркой в первом дворе. Имеющие велосипеды должны взять их с собой. Привести мою машину. Я нахожусь в условленном месте. Действуйте!

Оба мальчика, как по команде, повернулись кругом и скрылись в глубине двора.

Не обращая внимания на эффект, который произвели на девочек его распоряжения, Игорь обратился к трем подругам с присущей ему деловитостью.

– Идите, девочки, спокойно на ваше комсомольское собрание. Вещи Ани захватите с собой. Никого не пугайте разными опасениями. Дело Ани Барановой находится в надежных руках. Не будь я Игорь Бунчук – руководитель звена СМ и заместитель начальника штаба славного отряда наследников Тимура! Всё! Точка! – воскликнул он вдруг патетически, выбросил над головой обе руки и пощелкал пальцами.

Жажда кипучей деятельности захватила его целиком.

Он скрылся под аркой, где уже были слышны голоса ребят и раздавались звонки велосипедов.

* * *

Через пятнадцать минут после разговора с девочками звено Игоря приступило к действию. Но первые результаты были неутешительны. Велосипедисты, прокатав с полчаса по прилегающим к школе улицам, вернулись ни с чем. Игорь вновь отправил их в объезд, с наказом расспрашивать подробно ребят в домах, – не случилось ли около четырех часов дня на их улице какого-нибудь происшествия.

Игорь расставил дежурные посты у дома и аптеки. Сам он находился в подъезде женской школы. Лучшего помощника – Колю Демина – отправил на своем полугоночном велосипеде в аптеку и по адресу, указанному девочками, где проживала Мария Кирилловна.

Коля вернулся через двадцать минут. Учительница с утра дома не была. Соседи сказали, что она раньше девяти вечера вообще домой не приходит. Таким образом, всякие предположения о несчастном случае с ней были пока что преждевременны. Но некоторые обстоятельства казались Игорю странными: почему, например, Мария Кирилловна не зашла в школу, как обещала, – ведь было условлено, что девочки проводят ее домой. Зачем обманула гардеробщицу, сказав ей, что пойдет в аптеку за лекарством? В аптеке Мария Кирилловна не была. Ее лекарство оставалось не полученным – это выяснил Коля Демин, упросив провизора посмотреть по журналу заказов.

Вскоре вернулись два велосипедиста, которым было поручено обследовать весь путь движения учительницы от школы до аптеки. Путем тщательных расспросов местных ребят им удалось узнать, что около четырех часов дня в Безымянном переулке машина «Скорой помощи» подобрала на тротуаре старую женщину. Вместе с ней уехала «высокая девочка, без пальто, с толстыми косами».

– Эврика! – воскликнул Игорь. – Теперь остаются сущие пустяки – обзвонить по телефону все городские больницы.

* * *

Комсомольское собрание в школе началось ровно в шесть часов. Тося, Наташка и Люда Савченко ждали дня приема в комсомол с радостным, взволнованным нетерпением, но, увы, сегодня эти чувства были омрачены беспокойством.

Тося, рискуя получить строгое замечание, время от времени убегала с собрания позвонить по телефону на квартиру к Ане. Николка, занятый со своими друзьями игрой в настольный футбол, не считал нужным подходить к телефону. Мать, очевидно, еще не вернулась с работы.

Каждый раз при появлении Тоси в зале Наташка и Люда с надеждой глядели на нее, но Тося только хмуро качала головой. Наконец, охваченные тревогой и беспокойством, девочки не выдержали и написали записку, старшей пионервожатой. Ирина Васильевна ее прочитала. Быстро прошла к столу председателя и шепнула несколько слов комсоргу десятого класса, Нюре Беловой, которая вела собрание.

Нюра тотчас остановила оратора и, обращаясь к залу, громко сказала:

– Ученицы 7-го «б» Пыжова, Сергеева и Савченко вызываются срочно к директору школы!

Начало испытаний

Что же произошло с Аней и Марией Кирилловной? Не ошиблись ли помощники Игоря Бунчука? Не напрасно ли они беспокоили приемные покой больниц своими настойчивым звонками? Нет, собранные ими на улицах сведения оказались верными.

Когда Аня Баранова, решив догнать Марию Кирилловну, добежала до угла, она увидела в переулке группу встревоженных людей. Образовав небольшой кружок, они склонились над тротуаром. Из толпы вышел милиционер. Аня увидела в руках у него темную барашковую шляпу и палку Марии Кирилловны.

Сердце Ани больно сжалось в недобром предчувствии. Она бросилась в толпу, расталкивая всех и крича:

– Пустите меня! Пустите! Ее пропустили.

На тротуаре, откинувшись навзничь, лежала Мария Кирилловна. Ее побелевшее, в багровых пятнах, лицо вздрагивало от частых и резких конвульсий.

Две женщины поддерживали ее голову.

Аня упала на колени, схватила худенькую, сморщенную, ставшую совсем безвольной, руку учительницы.

– Мария Кирилловна! Ах, господи!.. Мария Кирилловна! Да что же это такое?!..

– Тише! Не тормоши!.. – наклонилась к ней пожилая женщина. – Нельзя трогать! Может, это удар…

Она легонько взяла Аню двумя руками за талию.

– Ну, встань-ка, девочка. Кто эта женщина? Родственница твоя?

– Это моя учительница. Она шла… Она шла…

Не в силах продолжать, Аня разрыдалась. Ей еще никогда не приходилось так близко сталкиваться с несчастьем. Она почувствовала свою полную беспомощность. Ее ужасало сознание, что Мария Кирилловна лежит на холодном грязном тротуаре; это было так необычно и страшно…

Сразу несколько рук коснулось ее. Она услышала успокаивающие голоса:

– Не убивайся, девочка! Вызвали «Скорую»… Сейчас приедет. Поправится твоя учительница. Вылечат…

В переулке раздалось несколько нетерпеливо-протяжных гудков. Машина «Скорой помощи» подъехала вплотную к тротуару. Люди расступились. Двое санитаров в белых халатах, надетых поверх пальто, широко раскрыли дверцы кузова. Подошел милиционер.

– Куда повезете? – спросил он, записывая номер машины.

– В больницу Карла Маркса, – сказал санитар.

– Так… Карла Маркса, – повторил милиционер, делая пометки в записной книжке. – Слушай, девочка, – обратился он к Ане, – как фамилия твоей учительницы?

Аня словно очнулась. Она сразу поняла, что теперь все заботы о больной ложатся на нее – Аню Баранову. Она здесь единственный близкий человек. Может быть, от ее участия и распорядительности зависит здоровье и жизнь Марии Кирилловны. Привычная решимость вернулась к Ане Барановой.

– Фамилия – Михалева… Мария Кирилловна… Аня быстро назвала адрес, номер школы и заторопила санитаров.

– Пожалуйста, поскорей! И укладывайте осторожней – у нее больное сердце.

– Мы всех укладываем осторожно! – спокойно заметил санитар и прибавил: – Попридержи-ка, милая девушка, левую руку больной, чтоб не валилась.

Мария Кирилловна была без сознания. Ее подняли на носилках, внесли в кузов машины и осторожно уложили.

Шофер заглянул через внутреннее окошко в кузов.

– Всё! – сказал ему санитар. – Поехали!..

Аня вскочила в кузов.

Милиционер подал ей шляпу и палку Марии Кирилловны, сказал строго, но с сочувствием:

– Простудишься ты, девчушка. Шла бы домой. Без тебя доставят.

Аня решительно покачала головой, склонилась над Марией Кирилловной, придерживая носилки, оберегая их от толчков.

Машина мчалась по улицам Ленинграда, давая частые продолжительные гудки. Регулировщики зажигали перед ней зеленые огни светофоров, не задерживая на перекрестках.

И вот, наконец, больница…

Аня немного успокоилась в дороге. Ей уже не казалось теперь все таким тревожным и страшным. Но много раз потом она вспоминала весь этот путь и как она шла рядом с носилками, вглядываясь в пожелтевшее, осунувшееся лицо Марии Кирилловны. Оно казалось неподвижным, и, если бы не легкое дрожание век, – можно было подумать, что Мария Кирилловна умерла.

В приемном покое их принял дежурный врач – молодая, очень красивая женщина. Когда санитары положили Марию Кирилловну на клеенчатый диван, огороженный белой марлевой ширмой, женщина-врач обернулась и, увидев Аню, сказала ей ласково:

– Присядь, девочка, я сейчас…

Аня заметила, что доктор мыла полные маленькие руки, поливая их из резинового шланга, прикрепленного к стеклянному баллону. В нем быстро убывала мутно-молочная жидкость.

Санитары обменялись с врачом несколькими фразами и ушли, сказав на прощание:

– Сегодня уж больше к вам не приедем – больно далеко! До свиданья, Нина Сергеевна!

«Вот как! – подумала Аня. – Ее зовут, как мою маму».

– Ну, ну, не зарекайтесь, товарищи! – ответила доктор и молча протянула руки к румяной девушке-санитарке. Та поспешно завязала ей тесемки на рукавах халата.

Нина Сергеевна подошла к Марии Кирилловне, подняла кисть ее руки, проверяя пульс и поглядывая на маленькие золотые часики, потом потрогала веки больной, засунула руку под ее затылок и что-то сказала румяной санитарке.

– Василия Николаевича? – переспросила та.

– Да. Он, по-моему, в хирургическом…

Санитарка, в мягких войлочных туфлях, неслышно выскользнула за дверь.

– Ну, расскажи мне, девочка, все, что ты знаешь о больной, – сказала Нина Сергеевна. – Это, вероятно, твоя бабушка?

Оттого ли, что у доктора был такой спокойный, певучий голос и неторопливые мягкие движения, или потому, что ее звали Ниной Сергеевной и она напоминала улыбкой и этими маленькими белыми руками мать, – Аня почувствовала себя еще спокойнее.

– Это не бабушка, это моя учительница, наша классная воспитательница…

Едва успела Аня рассказать про события дня, как в комнату вошел очень высокий седой старик, в пенсне и белой докторской шапочке.

– Прибыл по вашему приказу, уважаемая! – сказал он глухим окающим баском, в котором слышалась шутливая усмешка.

Нина Сергеевна встала.

– Теперь, девочка, я попрошу тебя выйти и подождать. Я позову тебя.

Аня вышла за дверь, и, как только она очутилась в вестибюле, вновь ее охватили тревога и страх.

Где-то невдалеке раздавался частый глухой и тусклый звон, словно кто-то разбрасывал по стеклянным банкам металлические инструменты.

За окном тяжелыми хлопьями падал снег. На ветру качались редкие фонари. Они слабо освещали широкий, открытый с одной стороны двор и группу окружающих его темных деревьев. Сквер посредине двора был пуст. Снег косо ложился на кусты. Они трепетали оголенными ветками, вздрагивая от ледяного прикосновения.

Ане самой было холодно, зябко плечам и коленям. Она растирала их замерзшими руками, но это не помогало.

Вскоре девушка-санитарка пригласила ее в приемный покой. Марии Кирилловны там уже не было.

Аня увидела, как по длинному светлому коридору удалялись в глубину две фигуры в белых халатах. Они катили перед собой высокую полку на длинных металлических ножках с колесиками.

– Ну, вот что, девочка, – сказала Нина Сергеевна. – Болезнь у твоей учительницы тяжелая. Но я надеюсь, что все обойдется благополучно. Только придется ей полежать у нас – серьезно полечиться.

Аня доверчиво посмотрела на нее.

– Я очень прошу вас, – сказала она, – позаботьтесь о Марии Кирилловне как следует. Если бы вы знали, как мы все ее любим!

Нина Сергеевна погладила Аню по руке.

– Не беспокойся, пожалуйста! Доктора для того и существуют, чтобы заботиться о больных. Вот возьми и иди домой!

Нина Сергеевна протянула Ане бумажку, на которой был записан номер телефона справочного бюро больницы, и объяснила, что по этому телефону можно узнать о состоянии здоровья больной и часы приема посетителей.

Аня поблагодарила.

– Подожди! – остановила ее Нина Сергеевна. – Дома у тебя знают, что ты задержалась в больнице?

– Нет… Я не успела никому сказать… – А телефон в твоей квартире есть?

– Есть…

Нина Сергеевна раскрыла сумочку и, достав несколько пятнадцатикопеечных монет, протянула их Ане.

– Вот позвони в вестибюле по автомату. Родители, наверно, бог весть что думают!.. Как же ты так?

Аня вышла из комнаты. Звонить было бессмысленно. Мама, конечно, еще не вернулась домой. А заставить Николку предпринять впервые в жизни такое большое путешествие вечером через весь город с вещами она боялась. Известить девочек было тоже неудобно, – они сейчас на собрании. «А, ничего, – подумала Аня, – у меня теперь есть деньги на трамвай. Быстро добегу до остановки!»

Она вышла на пустынный больничный двор, огляделась, и у нее снова заныло тоскливо сердце. Угрюмо, под холодным ветром, стонали оголенные деревья. Высокие корпуса больничных зданий обступили Аню с трех сторон, и ей казалось, что за каждым окном тяжело стонет больной, а в перерывах между этими стонами раздается противный звон падающих в банки хирургических инструментов. Но ей вспомнилось милое, красивое лицо Нины Сергеевны, румяная девушка-санитарка, старый врач-великан, его рокочущий в усмешке басок: «Прибыл по вашему приказу, уважаемая!». Вспомнились их дружелюбные лица, неторопливая уверенность в движениях, спокойные слова, – словно эти люди находились в обычной домашней обстановке.

«Все будет хорошо! – подумала успокоенно Аня. – Это просто у меня «нервы разгулялись», как говорит мама. А ведь я думала, что умею держать себя в руках. Надо закалять свою волю!»

По рассеянности, занятая своими думами, она вышла к набережной у Военно-Медицинской академии и тут только спохватилась: все трамвайные остановки находятся за Литейным мостом.

Нева глухо шумела от порывистого северо-восточного ветра, тяжко билась о гранит. Тысячи ярких городских огней отражались в ее глубоких неспокойных водах, перемещались по волнам, ныряли и появлялись вновь. Огни сияли на украшенных к празднику зданиях, горели золотистыми ослепительными радугами на мачтах балтийских кораблей, на крейсере «Аврора», который повернулся лицом к своим юным боевым собратьям, словно любовался их могучей стальной выправкой.

На мосту было очень холодно. Замораживающим сквозняком тянуло от воды. Снова пошел снег, косой, мокрый, щекочущий лицо.

Чтобы немножко согреться, Аня пробежалась, но почему-то очень быстро устала и остановилась, переводя дыхание.

По мосту друг за дружкой медленной вереницей тащились трамваи. Вот один из них… Кажется, подходящий номер… Вагоны старой конструкции – с открытым входом. Можно сесть!

Аня перебежала дорогу и вскочила на подножку. В это время по другой стороне моста пронесся велосипедист. Низко пригибаясь к рулю и стремительно вращая педали, он гнал с бешеной скоростью свою полугоночную машину. Косой снег на упругом встречном ветру хлестал его по лицу, забирался в ноздри и уши, а гонщик только пофыркивал и дергал тонким хрящеватым носом. За спиной неизвестного гонщика торчал горбом туристский рюкзак. В нем лежали Анино пальто, боты и непромокаемый резиновый плащ.

Это руководитель звена СМ – Игорь Бунчук – гнал свою машину к больнице имени Карла Маркса.

Дома Аню встретили Тося, Наташка и Люда Савченко. Мамы не было.

Аня не могла говорить. От озноба зуб на зуб не попадал.

Девочки живо раздели ее, натерли уксусом, уложили в кровать, напоили горячим чаем, набросали на нее все теплые вещи, которые только были в квартире. Наташка убежала в аптеку за малиной. Николка стоял у кровати и молча глядел на сестру, испуганно моргая глазами, готовый заплакать.

Когда пришла мать, у Ани была температура тридцать восемь и девять.

Вызванный врач пока не мог сказать ничего определенного, но опасался воспаления легких. А придя на другой день утром, подтвердил свой диагноз: «двусторонняя пневмония».