355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Щербаков » Змий (сборник) » Текст книги (страница 8)
Змий (сборник)
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:05

Текст книги "Змий (сборник)"


Автор книги: Александр Щербаков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

6

Академик Чеботарев считает, что показания профессора Зелиньски и эль-Шамуни правильно освещают научную сторону дела. Он не является специалистом в области криминологии. Но даже если предположить, что подозрения против Мора – плод фантазии, нельзя отрицать саму возможность подобного преступления. Рано или поздно к этой мысли придет какой-нибудь фанатик или неуравновешенный человек. Следует разработать систему охраны прошлого от подобных покушений. И ввести ее в действие сколь возможно быстрее. Чеботареву было известно ранее о бейрутском эксперименте. Его этика для Чеботарева всегда была сомнительна. Чеботарев располагает материалами, позволяющими считать, что надежность ориентации обратной ветви переноса может быть достигнута с помощью фазовых методов. Не время и не место вдаваться в подробности, но безопасный возврат человека из прошлого может быть обеспечен. Очевидно, следует выделить бейрутскому институту средства для реконструкции установки. И тем самым снять трагические акценты эксперимента и закончить его. Героизм, самопожертвование – это очень похвально, но гораздо похвальнее, когда дело поставлено так, что в них нет нужды.

Прекрасная, здравая мысль! Генерал не раз твердил об этом своим подчиненным.

Профессор Хауэлл считает, что в обществе существуют люди, испытывающую внутреннюю потребность в героизме. И вне зависимости от морали личной мораль общественная должна допускать для этих людей возможность действия. Это, так сказать, общее соображение. А теперь более конкретно. Его очень заинтересовало предложение Чеботарева о реконструкции бейрутской установки. Как известно, эта установка состоит из двух одинаковых частей. Каждая из них работала на своего участника эксперимента. После трагедии вторая часть установки долгое время бездействовала. Эксперимент затянулся, надежность работающей части резко снизилась. Теперь обе части установки работают на одного участника. Такой режим сам по себе достаточно опасен и в принципе недопустим. Единственный гуманный выход – сооружение еще одного блока в безопасном варианте, если он действительно так безопасен, как утверждает Чеботарев, и перенесение тяжести эксперимента на него. Стоимость такого варианта достаточно высока, но другого выхода у нас нет. Совершил или не совершил Мора свою безумную попытку, установить невозможно. И следует принять меры, исходя из убеждения, что она совершена. Это наш долг перед человечеством…

Инспекция кораблей закончилась. Тридцать шесть ипостасей генерала де ль'Ойра преобразились в нормальные двадцать четыре. Генерал распорядился отправить двенадцать ипостасей в резерв. Мощность первой ипостаси была увеличена до тридцати пяти процентов, мощность шестой ипостаси – до десяти процентов. Остальные десять действующих ипостасей занялись текущими делами…

Господин Маунг Тан считает, что нельзя возлагать ответственность за происшедшее – точнее, за возможно происшедшее – на движение моноперсоналистов в целом. Это действия одиночки. О группе "День гнева" господину Маунг Тану ничего не известно. И скорее всего это означает, что такой группы не существует. Казус Мора весьма прискорбен. Но и показателен. И в связи с этим господин Маунг Тан хочет высказать некоторые соображения общего плана. Было бы огромной ошибкой пытаться оградить прошлое от вмешательства, когда физически существует возможность связи. Как показывает опыт истории, административные меры в этом случае обречены на неудачу. Чем больший заповедник для настоящего будет представлять прошлое, тем большую опасность будут представлять собой удачные попытки вторжения в это прошлое. Есть только один выход – максимально связать прошлое и настоящее десятками, сотнями тысяч нитей, превратить настоящее и прошлое в единый организм. Это единственный путь снижения опасности единичного вмешательства. Без союза с прошлым нам не обойтись. И чем смелее мы встанем на этот путь, тем менее ощутимы окажутся отрицательные последствия этого переворота в истории человечества, о которых здесь шла речь. Назревает самый большой социальный сдвиг в истории. И если наше поколение способно его осуществить, пусть ценою жертв, больших жертв, наш долг перед будущими поколениями принять всю их тяжесть на себя. Необходимо рассекретить бейрутский эксперимент. Необходимо создать несколько десятков установок, подобных бейрутской. Конечно, с учетом тех усовершенствований, о которых говорил Чеботарев. Необходимо доверить эксплуатацию этих установок научным центрам. И вступить в контакт с прошлым широким фронтом. Да, это преобразит настоящее. Возможно, трагичным образом, как об этом говорил профессор Зелиньски. Но трагедия будет не столь велика, если впереди пойдут лучшие представители человечества, а не одиночки типа Мора. В этом смысле отсутствие отрицательных последствий исторического плана, достигнутое в ходе бейрутского эксперимента, говорит само за себя.

– Простите, мадам, я хотел бы задать присутствующим здесь ученым один вопрос. Что произойдет, если мы попросту выключим сейчас бейрутскую установку?

– Мора погибнет. Но погибнет и участник эксперимента.

По воцарившемуся тяжелому молчанию генерал де ль'Ойр понял, что он проиграл бой. Странные люди! Вопят о катастрофе, об ужасной опасности для человечества, предсказывают жертвы, жертвы, жертвы! И тут же превращают ими же самими созванное совещание в жаркие теоретические дискуссии. И оказываются неспособны пожертвовать жизнью одного человека, которого сами загнали в смертельно опасную ловушку! Мадам Трантакавитас тоже не возьмет на себя ответственности за такой шаг. Перед лицом трагедии определенной она предпочтет трагедию неопределенную.

– И тем не менее я подчеркиваю, что выключение установки дает нам в данный момент твердые гарантии…

Пришел первый доклад. У профессора Шавиля никогда не было ассистента по имени Джузеппе Мора…

– Генерал, мне ясна ваша точка зрения.

Де ль'Ойр еще раз обвел взглядом присутствующих. Нет. Никто его не поддержит. Никто. Болтуны. Или он прав в своих подозрениях, и все это спектакль, разыгранный с совершенно определенной целью. На почве первого же мало-мальски подходящего инцидента, умно раздутого до невероятных размеров. Умно. Крик, крик, крик – и тут же настойчивые напоминания о том, что никаких доказательств нет.

– У меня вопрос к вам, генерал. Какие иные меры могут быть предложены силами порядка для предотвращения возможного покушения Мора?

И все-таки это очень похоже на спектакль. Неужели они действительно способны остановиться перед необходимостью пожертвовать одним человеком, когда опасность грозит всему человечеству!

– Во все времена для предотвращения покушения существовала только одна мера – задержание злоумышленника. Задержать его в подобных обстоятельствах значит отправить в прошлое силы, достаточные для таких действий. Другого пути нет.

– Что значит «силы»?

– Для круглосуточной охраны одного человека при наших возможностях должна действовать группа встречи, состоящая из четырех человек: командир и трое подчиненных.

– Дает ли это гарантию?

– На протяжении короткого промежутка времени. Люди устают. Группа должна сменяться каждую декаду.

– Это предельный срок?

– Да. К концу декады мощность группы понизится до семидесяти процентов.

– Это все, что необходимо?

– Если считать, что объект покушения известен. Но он известен лишь предположительно. Следовательно, необходимо направить в прошлое еще три группы поиска и преследования. В том же численном составе. Плюс общего командира.

– Всего семнадцать человек. Вы считаете, что этого достаточно?

– Учитывая особые условия, я называю цифры, в полтора раза превышающие нормативы.

– Хорошо. Вопрос к вам, сеньоры. Осуществима ли переброска в прошлое в таких масштабах?

– Принципиально ничего невозможного в этом нет.

– Каковы минимальные сроки подготовки?

– Но это зависит…

– Простите, профессор Хауэлл, я прошу назвать минимально возможные сроки. И только…

Поступил второй доклад. Получив отпуск из института, Мора передал себя в Афины. В тот день и за последующие дни до утечки энергии из батарей бейрутской установки четыре тысячи триста шестнадцать мужчин проследовали из Афин в Бейрут. В списках фамилии Мора нет. Есть четыре сравнительно близких по облику человека. Один находится близ Бейрута в санатории. Розыск остальных трех ведется…

– Шестьдесят дней при неограниченных средствах.

– Ваше мнение, сеньор Чеботарев?

У академика Чеботарева нет оснований оспаривать мнение профессора Хауэлла. Но подбор и подготовка кадров – вот в чем вопрос. С одной стороны, требуется полная историческая пассивность, с другой – высшая активность. Возможно ли это сочетать?

Эффективность армейских учебных центров хорошо известна, и генерал де ль'Ойр не видит необходимости обсуждать здесь этот вопрос.

– Место?

– Предпочтительно Датчфорд или его ближайшие окрестности. Я имею в виду Датчфорд две тысячи второго года. В современном Датчфорде потребуется определить сопряженную точку с точностью до десятков метров – задача вполне разрешимая.

Вот и все. Сейчас последует раскрытие фонда президентуры, приказ на развертывание военно-строительных батальонов. И через шестьдесят дней господа ученые увидят в действии игрушку, которой так долго и тщетно добивались. Не исключено, что тут же найдется Мора. Не в прошлом. В настоящем. Его пожурят.

– Благодарю вас, сеньоры. Генерал, сеньор Маунг Там, я не сомневаюсь, что, высказывая свое мнение, вы действовали в силу данных вам полномочий и обычаев своих ведомств. Я прошу вас извинить меня за то, что, принимая решение, я не воспользуюсь вашими советами.

Генерал сдержанно кивнул.

Кварт-майор Година – это подходящая кандидатура. Энергичен, опытен. Необходима консультативная группа ученых. Главный консультант – доктор Джордж Ю. Присвоить Джорджу Ю временно звание квинт-майора. Иначе Година его сомнет. А старшим по чину, пусть и временным, пусть и далеко не во всем – что и хорошо – он подчинится. В необходимых пределах. Временно. Образцовый офицер…

Поступил доклад. Рота особого назначения закончила переброску из лагеря «Перистерона» в Бейрут и приступила к перехвату контроля-над бейрутской установкой…

Вот так, господа ученые! Как бы вам не лишиться и той единственной игрушки, которая у вас до сих пор была! Не умеете вы играть с такими вещами.

– Позвольте, но шестьдесят дней! А ведь Мора, если…

Если, если, если! Не довольно ли на сегодня этих «если»!

– Мора тоже нужно время. Вряд ли он так хорошо знает тогдашние обычаи, чтобы действовать быстро и решительно, не вызывая подозрений. Тем более что погони он не ждет и будет тщательно рассчитывать каждый свой шаг.

Поступил доклад. Заявитель подтверждает свои показания. Он готов сотрудничать с военно-следственной группой и готовит для нее доказательные материалы…

– Эрих, подготовьте документы на подпись. Немедленно известите об этом всех членов президентуры.

7

Было уже около шести вечера, когда в прихожей заурчал телефон. Ни он в ванной, ни она в комнате даже не шелохнулись, но тот, кто звонил, видимо, знал, куда звонит, и трубки не вешал. Наконец из ванной комнаты донеслось недовольное ворчанье, забренчали какие-то пластмассовые мелочушки, задетые нетвердой рукой, дверь распахнулась, и полусонный подопечный кандидат-лейтенанта, как был, в чем мать родила, вышел в коридорчик, подождал – а вдруг умолкнет? – и, не дождавшись, тяжко двинулся к телефону.

Тем временем Степан совершил быстрый маневр вдоль соединения. Звонили из телефона-автомата на Грант-авеню. Двое, парень и девушка, опасных примет нет.

– Н-ну? – мрачно буркнул подопечный в трубку.

– Волли, привет! – сказал парень из автомата. – Как оно?

– Напополам.

– Дрыхнешь, что ли?

– Само собой.

– Дрыхнет, – радостно сообщил парень девушке и снова приложился к трубке. – А как настроение?

– Чего-то хочется, – мрачно ответил подопечный, почесывая затылок и опираясь локтем на дрогнувшую стенку.

– Ну, это дело поправимое, – с готовностью отозвался собеседник. – Я тут с Пегги, она достала на вечерок «Троецарствие». Потрясная музычка! Высший класс!

– Я ее целую. В родинку.

– Но-но! – хохотнул собеседник. – Охальник! Пегги, он тебя целует. Так нынче мой черед, мы сейчас забросим невод и часикам к восьми нагрянем. Лады?

– Вали, вали, – с тем же мрачным одобрением отозвался Волли, повесил трубку, обернулся к зеркалу, неопределенно поглядел на свое отражение, сладко и широко зевнул, с хрустом потянулся, хлопнул себя по боку, глубоким басом пропел:

 
– Как у нас в Амстердаме
Девы ходят стадами,
 

и направился на кухню.

Пение прервалось, донесся довольный боевой рык, хлопнула дверца холодильника, завыл вентилятор мусоропровода, коридор квартиры осветился из кухни солнечным светом.

Доложив по связи о звонивших, Степан получил на них «добро» на допуск. Авансом. Видимо, намечавшееся и на сегодня веселье не было для начальства такой уж неожиданностью.

Между тем Волли учинил на кухне основательное побоище. Он подошел к делу с подкупающей простотой: все, что оскорбляло его взгляд, немедленно отправлялось в мусоропровод. Размокшая коробка с мороженым, пустые банки, бутылки, мятые тарелки. Он дрогнул только перед холодильником. Похоже, он в принципе готов был и его отправить туда же, но тот не пролез бы в отверстие. Поколебавшись, Волли помиловал холодильник. Но выгреб из него и вверг в бездну все, что там было, кроме двух огромных лимонов и черной пузатой бутылки, смыл ледяные наросты горячей водой и собрал с пола лужи вакуум-отсосом. Совершив подвиг чистоты, он уселся перед открытым холодильником, с удовлетворением осмотрел его и пропел:

 
– Оранский встал на стремена
И поднял лезвие стальное:
"Не мы – король сказал: «Война!»
Кто в бога верует, за мною!".
 

Он приложился к черной бутылке, пополоскал рот, встал, выплюнул коричневую жидкость в мусоропровод, один лимон и черную бутылку спрятал в холодильник поглубже, захлопнул дверцу, подошел к окну и стал чистить второй лимон.

Это был не лимон. Это было что-то вроде, но Степан не знал, как это называется. В его времена таких не было, а Йерг их не употреблял и названия не знал. Могучие ручищи Волли, казалось, должны были раздавить неведомый Степану фрукт, но он как-то на удивление деликатно обошелся с ним, разделил на целенькие дольки и, вкусно причмокивая, съел. По кухне пошел приятный эфирный запах.

Покончив с уборкой, Волли отправился в ванную и устроил там буйство стихий с песнями, фырканьем и плеском. Нет, парень был, судя по всему, молоток! Вот только слуха нет. А дева-то! Спит, как рояль на складе.

Вымытый и посвежевший, все в том же мундире, Волли двинулся в комнату и, как видно, был приятно поражен, обнаружив, что он в квартире не один. Он бесцеремонно сдернул с девицы прикрывавший ее халатик, благодушно шлепнул ее, проревел ей в ухо "Как у нас в Амстердаме" и, пренебрегая невнятным жалобным мычаньем, взвалил девицу на плечо и понес в ванную. Держа свою жертву на плече, напустил в ванну воду и обрушил туда свою ношу, к тому времени не так уж решительно против этого возражавшую.

С часок после этого они провели на диване в добром согласии, а Степан скромности ради убрался в прихожую на свою притолоку. Все понятно, служба она есть служба, это с одной стороны, а с другой – Волли здесь хозяин и волен вести себя, как ему угодно, но в целом… Во всяком случае, при очередном докладе Степан обошелся без подробностей, но не в этом дело. Волли вел себя так по-великански добродушно, откровенно и могуче, что тайное Степанове соглядатайство начинало выглядеть как-то уж очень противно. Н-да!

Короче, когда явились первые гости, дама Волли – ее звали, как выяснилось, Плэзанс, сокращенно Плэзи, – была к этому почти готова, только брови подвести. А сам Волли, учинив и в комнате сражение гезов с испанцами, завершившееся победой чистоты и порядка, успел, тайно сопровождаемый Степаном, совершить лихую вылазку в бюро заказов этажа и вернулся с полным набором припасов для нынешнего пиршества. Начиная с тарелок, рюмок и синтетического омара – по-видимому, это была его слабость – и кончая сложным пластиковым сооружением, в которое было упрятано почти готовое к употреблению чуть ли не все меню китайского ресторана на девятом этаже. Сооружение было торжественно водворено в термошкаф. Включить на три минуты – и можно подавать на стол.

От хлопот по хозяйству Волли стало жарко, и он стащил с себя надетую было рубашку. На его груди, покрытой золотистыми курчавыми волосками, блестели капельки пота. Все он делал только сам, мощно, складно. Он весь светился счастьем самостоятельной жизни, именно такой, о какой мечтал в лощеном леднике родительского дома. Который, слава тебе, господи, остался далеко, по ту сторону океана. Шиш достанешь!

Девы только попискивали, увертываясь у него из-под ног, а он носился и пел. В его концертную программу нынче входила только одна песня, все та же "Как у нас в Амстердаме". Слух у Волли был и вправду не очень, но он пел на сотню ладов и настроений, и песня не надоедала Степану. Он старался запомнить ее. Не для отчета – для себя. Чтобы петь ее четыреста лет спустя.

 
Вы меня не корите,
Я на этом корыте
Поплыву в Амстердам.
 

А вот музычка, доставленная Пегги, Степану не понравилась. Какой-то хор кошачий. Но на всякий случай он записал кое-что. Не для себя – для отчета.

Компания собралась небольшая – всего три пары. Была она дружная, хорошо спевшаяся. Побалаганили, потрепались, поплясали под это самое «Троецарствие». Так что вечеринка ничем не отличалась от тех, в которых сам Степан участвовал в своем времени. На них всегда хорошо, когда немножко стукнет в голову. А трезвому так хуже нет. Как-то глупо все.

Но была в этих ребятах какая-то полнокровная глубочайшая жизнерадостность. Они не навязывали себе веселья, они веселились от души. И с полным знанием дела извлекали все возможное удовольствие из пищи, вина и приятного общества.

Внизу у Йерга все было в порядке. «Фиатик» был вымыт, заправлен, колесо заменено. Даже какой-то клапан был с сомнением потроган, но пока оставлен на месте.

Машин в зале набралось больше полусотни. В светящемся кубе суетилась какая-то комедийна с поцелуями, стрельбой и межпланетными гонками. Поколебавшись, Степан решил, что ничего плохого не случится, если Йерг сходит в кафетерий. Ненадолго. На полчасика. И ничего плохого не случилось. Заведение оказалось не кафетерием, а итальянским ресторанчиком. На коричневых, под мореный дуб, стенных панелях красовалась поддельная старинная утварь и доподлинные связки лука, чеснока и каких-то душистых трав. Гости побогаче пили вино из бутылок, оплетенных соломой, гости победнее обходились без такой упаковки. Но пиццу подавали всем одну и ту же, пухлую, затейливую, жгучую. Степан давно так вкусно не ел. Да и Йерг, никогда не бывавший здесь, запомнил это заведение – побывать там снова на радость самому себе. А заодно и Степановым сменщикам.

Наверху веселье шло своим чередом. Не выдержав «Троецарствия», Волли выкатил на середину комнаты игрушечную мортиру. Ее крохотное жерло смотрело Степану прямо в глаз. Он посторонился, и вовремя. Мортира грохнула, ядро трахнуло в потолок, лопнуло и облило всех дешевым одеколоном. Это был салют в честь синтетического омара. Дамы решительно отказались от него, а мужчин Волли и не спрашивал. Он в единый момент управился с омаром, не упустив и своей доли китайского меню. Следующий залп мортиры погасил в квартире свет. Поднялся писк. Был зажжен крохотный ночник в углу, и Волли возжаждал песен. Пегги и ее кавалер куда-то незаметно исчезли, а четверо оставшихся исполнили смешанную программу, завершив ее любимой песней хозяина. Расчувствовавшийся Волли пел против обыкновения негромко, соблюдая красоту пения. Ведь пели не просто так, а на четыре голоса. И получилось действительно неплохо, у «Амстердама» оказалась очень милая простенькая мелодия.

В половине одиннадцатого Волли, пошатываясь, встал и объявил, что желает прокатиться по свежему воздуху и приглашает всех присутствующих.

– Волли, уймись, – сказала ему Плэзи.

– А где Пегги? Я обещал поцеловать ее в родинку! – взревел великан.

– Уймись, тебе говорят!

– Пегги! – воззвал артиллерист, заряжая мортиру, и направился к ванной, не дождавшись оттуда отклика.

Плэзи пришлось спасать положение. Утихомирить Волли удалось лишь на том условии, что они все четверо сейчас же отправятся кататься. Ненадолго. И не в центр города, а куда-нибудь в сторону, где меньше шансов угодить в лапы дорожной инспекции. Удовлетворенный Волли выпалил очередной заряд в какую-то красотку на экране телевизора.

Вот незадача! А как же Йергу к Дэди? Разошелся дурошлеп, и так некстати. Степан торопливо затряс ниточку связи. Может, напустить на них, пускай проспятся!

– Н-е в-м-е-ш-и-в-а-т-ь-с-я! – приказала ниточка. – С-л-е-д-у-й-т-е з-а н-и-м-и, д-е-ж-у-р-с-т-в-о с-д-а-д-и-т-е н-а х-о-д-у…

Уже несясь на своем «фиатике» вслед за «фольксвагеном» в желтые и розовые цветочки, Степан понял, какого он дал маху. Надо было держать «фиатик» сзади на пяти процентах присутствия, а девяносто пятью прикрыть Волли в его машине. А он второпях – да и командир как-то неясно сказал весь собрался в «фиатике». И теперь ему ничего не поделать. Его самостоятельная скорость движения в бетоне около сотни в час, а «фолькс» рвет на ста восьмидесяти. Так что Волли фактически открыт. Эх, ляп, какой ляп! Может, он притормозит, так чтобы успеть перегруппироваться? И как тут передавать дежурство?

– П-р-о-д-о-л-ж-а-й-т-е д-е-ж-у-р-с-т-в-о! – внезапно ожила ниточка. П-р-о-д-о-л-ж-а-й-т-е д-е-ж-у-р-с-т-в-о. К-а-к п-о-н-я-л-и?

Это что за новости!

– В-а-с п-о-н-я-л, – ответил Степан, вцепившись глазами в ускользающие во тьму задние светлячки «фолькса». И выложил все, как на духу. Что Вольф Ван-Даан ведет машину зело навеселе. И пока, пока – безо всякого прикрытия.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю