Текст книги "Змий (сборник)"

Автор книги: Александр Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

– "Вязкая извратимость нейтрона", – говорю.

– А! – слышу. – Как тебе? Во нрав?

– Как сказать, – говорю. – Штука-то во! Да не слишком круто ли ты мне ее поднес?

В ответ хохот. Довольный. Мой.

– Поднесено в балаевском стиле, – слышу. – Будет что вспомнить! Разве не наш принцип?

– Да я не про стиль. Я про существо вопроса.

– Существо, Санек, только начинается. Я прикинул: годовой эффект шестьсот миллионов рублей. Ты только представь, как будет выглядеть энергетика через десяток лет, если широко двинуть это дело…

– И не про то я. Я об авторстве.

– А что об авторстве? Не понимаю.

– А то, что диплом на мое имя выписан.

– А на чье же, Саня? Извини, не доходит.

– Но я же, – кричу, – к этой вязкой извратимости никакого отношения не имею!

Вперед помолчало, а потом слышу:

– Слушай, свет ты мой зеркальце, ты глубоко вдохни, поди снов пять-шесть посмотри, поостынь, а потом на свежую головку подумай и брякни мне – потолкуем. А тем временем, чтоб я не скучал, скажи, чем у тебя кончилась та история с несимметричными тетралями? Сдыхаю от любопытства. Имей в виду: я этого дня ждал, как Ромео Джульетту под балконом, не столько из-за нас с тобой, сколько из-за тетралей. Так что там?

– Они макроквантованные оказались, – говорю. – Во вращающемся поле пси-квадрат.

– Макроквантованные?! Во-он оно что! А ты по Джонсу-Кэрри пощупать не пробовал?

– Пробовал, – говорю. – Еще как пробовал. Плотности не хватает.

– Ах, ты ж, золой по пеплу! – слышу. – А если толкнуться в ЦЕРН на «Хлопушку»?

– Ты что несешь! – вопию. – «Хлопушка» на десять лет вперед по часам с минутами расписана. Кто нас туда пустит?

– А вот это моя забота, – слышу. – Не печалься, ступай себе с богом. Чекмарев там у тебя?

– Да. Здесь Чекмарев.

– Слушай, Саня, великая к тебе просьба. Вразуми ты его нашей вещественной дланью, да поувесистей. Век тебе обязан буду. Третий месяц ему талдычу – расширь мне континуум правей горизонта событий, а все как об стенку горох. Без этого – бьюсь-бьюсь – не справляюсь, а одна моделька наклевывается – пальчики оближешь. Одно из двух: или пусть он мне интерфейс реконструирует, или пусть готовится к товарищеским оргвыводам.

– Что он сказал? Об что речь? – Чекмарев у меня над пробором страстно шепчет.

А на меня от этих слов таким родным повеяло, таким родным! – вы не поверите, чувствую – сейчас заплачу от нежности.

– Цыть! – говорю. – Сейчас восчувствуешь, – говорю. – Санек, – говорю, – это я не тебе, это Чекмареву. Санек, – говорю, – как смотришь, если мы в эти канелюры перестанем челом тыкаться, а потолкуем один на один, в минимальном коллективе? Скажем, лебедь и щука, а рака выдвинем в президиум, пусть там зимует.

– Самое то! – слышу. – Только я ж тебя, попрыгунчика, знаю, как облупленного. Наобещаешь, а сам куда-нибудь смоешься, ищи тебя потом, свищи.

– Клянусь Галилеем! – говорю. – Завтра не выйдет, послезавтра тоже, а ужо во вторничек после обеда звони – я вся твоя.

– Сам звони, – слышу. – Но лучше в среду. У меня тут профилактика намечается небольшая. Главное, чтобы ты понял: не один ты на свете, а имеет место тесное балаевское стадо повышенной проходимости. Сечешь?

– Пока не очень, – отвечаю. – Не вмещаю. Уж ты прости.

– За прощеньями ступай к митрополиту, – слышу. – Говорят, в Бамбуе еще один остался, и прощенья – это по его части. А нам с тобой приличней бы поупражняться во взаимопонимании на базе обоюдной выгоды и процветания той самой экспериментальной физики, в любви к которой ты, ваша светлость, на каждом столбе расписываешься.

– Так и быть, – говорю. – Возьму пару уроков у Владиславовича, который Аркадий. Видно, без этого не обойтись, – говорю.

– Этот Тарталья тебя научит! – слышу. – Ты же по этой части безграмотней носорога! Скажи спасибо, что я тут за тебя поднатаскался, и без моего посредничества в диспуты с ним не встревай. Говорю как самому близкому в мире сапиенс сапиенсу. Кстати, привет ему передавай, он, поди-ка, тоже там крутится. Общий поклон.

Отключился.

Я сижу, тупой-тупой, как синантроп, мамонта умявши, слова выдавить не могу. А Пентина компашка плавает на верху блаженства.

– Как посмотрите, дорогой Александр Петрович, если мы отредактируем заключительное коммюнике следующим образом? – приступает Владиславович к победному обволакиванию моей оглоушенной персоны. – Первоначальная чувственная реакция прототипа носила резко отрицательный характер, но по мере убедительного представления фактов смягчилась и склоняется в сторону образования взаимно приемлемой платформы для дальнейших переговоров.

– Ой, мужики! – отвечаю. – Вы, по-моему, наглейшим образом пользуетесь моей слабостью к эксперименту – это раз. Примите живейшие поздравления от невинно пострадавшего – это два. А в-третьих, дорогой Аркадий Владиславович, некая часть меня, явно лучше вам известная, настойчиво советует не беседовать с вами без ее участия. И остальная часть склонна признать совет весьма разумным. Вопрос об авторстве на открытие "Вязкая извратимость нейтрона" впредь до выяснения всех обстоятельств, считаю, остается открытым. Вас устраивает?

– Более чем, – отвечает мне Пентя. – Более чем, Санчо, дорогой ты мой! Я в тебе не ошибся. А представляешь, что было бы, если бы на твоем месте оказался какой-нибудь дондук? Это же страшно подумать! Без чувства юмора!

– Ну, насчет юмора, – говорю, – вы, по-моему, несколько пережали.

– А мы тут ни при чем, – объясняет Бахметьев. – Понимаете, как бы мы к вам ни приставали, полного портрета для психоцифрового двойника получить все равно не удается. А чем дыры латать прикажете? Собственными домыслами? Вот тогда вы были бы правы, твердя, что имеете дело не с самим собой. Поэтому мы поступили по-другому. На основании снятой с вас базы данных изготовили две матрицы: «Балаев-1» и «Балаев-2», и поручили им совместно составить модификат «Балаев-3», восполняя недостачу собственными – то есть вашими, а не нашими – представлениями о вас. "Третий модификат" в этом смысле – при полном отсутствии нашего произвола – это некоторым образом тот Александр Петрович Балаев, каким вы хотели бы себя видеть. Это существенная подробность. А потом, когда «Б-1» и «Б-2» выработали драйвер вашего обреза, мы влили их в образующийся модификат. Простейший технологический прием, а как действует! Оцените.

Ой, а который час? Уже без двадцати? Я же в совет на защиту опаздываю!.. Доскажу, непременно доскажу. Или лучше вот как сделаем: позвоните вот по этому номеру, мы там с Саней-3 Саню-4 намозговали именно на случай, когда у нас затык по времени. Если очень невтерпеж – звоните. Так как? Запишете номерочек?

1973–1985, Ленинград.