Текст книги "Введение в языковедение"

Автор книги: Александр Реформатский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

§ 57. ГРАММАТИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ

Грамматические категории[ 510 ]510
  Категория – от греческого kategoria – «доказательство», «показание»; применительно к мышлению, языку, искусству – основные разряды, группы явлений в данной области.


[Закрыть]– это объединения, группы, совокупности однородных грамматических явлений и прежде всего совокупности однородных грамматических слов при различии их форм.

Единство той или иной категории обусловлено не способом выражения, а общим грамматическим значением.

Так, формы существительных: столу, стене, пути, хотя и имеют разное оформление аффикса: [-у, – э, – и], т. е. разную грамматическую форму, но объединены общим значением дательного падежа существительного; так же и такие разно оформленные видовые пары глаголов, как

достигать – достичь нарезать – нарезать делать – сделать толкать – толкнуть

решать – решить посылать – послать брать – взять

Хотя в каждой паре они и оформлены разными способами различения, но объединяются независимо от этого в две категории: первые глаголы в каждой паре – несовершенный вид, вторые – совершенный.

Категории в грамматике могут быть более широкие, например части речи, и более узкие, например явления внутренней группировки в пределах той или иной части речи: в существительных – категория числа, грамматические категории собирательности, абстрактности, вещественности и т. п., в пределах глагола – категории залога, вида и т. д.[ 511 ]511
  Античная филология знала другое деление грамматических фактов: части речи и их акциденции (у имен существительных – род, число, падеж; у глаголов – наклонение, время и т. п.) (акциденции – от латинского accidens, accidentis – «случайный»).


[Закрыть]

Следовательно, термины «грамматическая форма» (или грамматические формы) и «грамматическая категория» (или грамматические категории) не следует смешивать. Грамматическая форма связана со способом выражения: это соотношение грамматического значения и грамматического способа выражения этого значения в их единстве (см. выше).

Грамматическая же категория не связана с определенным или данным способом грамматического выражения, но это не значит, что грамматическая категория – область понятий, логики и стоит вне языка, может быть «надъязыковой», общей всем языкам[ 512 ]512
  Попытка некоторых лингвистов обосновать некий «верхний этаж» над грамматикой в виде «понятийных категорий» не привела ни к чему, кроме игнорирования специфики отдельных языков и их групп; «понятийные категории» не приводят к пониманию грамматики, а уводят от нее.


[Закрыть]. Наоборот, грамматическая категория только тогда факт языка (а иным она быть не может), если она в языке выражена грамматически, т. е. опять же теми или иными грамматическими способами, но одним или разными – для грамматической категории не существенно.

Несоответствие грамматических категорий в разных языках – лучшее свидетельство специфичности подбора грамматических категорий в каждом языке.

Так, категория определенности и неопределенности, очень существенная для грамматики романо–германских языков и отчетливо выраженная в этих языках различием определенных и неопределенных артиклей, отсутствует в русском языке, но это не значит, что русские не могут иметь в сознании этих значений, – они только выражают их обычно лексически (т. е. особыми словами, например местоимениями этот, тот и т. п. для определенности и какой–то, некий и т. п. для неопределенности[ 513 ]513
  Употребление числительных один, одна, одно, одни тоже может служить в русском выражением неопределенности (как артикль un во французском, еin в немецком и т. п.); в северных русских говорах, наоборот, для выражения определенности употребляется местоименная частица: от, та, то, те после слова (дом–от, изба–та, окно–то, грибки–те и т. п.).


[Закрыть]).

Особый всесторонне–окончательный вид сомалийского языка, выраженный повтором fen–fen от глагола fen – «глодать», по–русски мы переводим: «обгладывать со всех сторон, до конца», где то, что для сомалийского языка (грамматическое значение вида) выражено грамматическим способом повтора, по–русски передается лексически, словами: «со всех сторон», «до конца», тем самым такая видовая категория свойственна сомалийскому языку и несвойственна русскому.

Значение «двойственности» в одних языках имеет узаконенное грамматическое выражение формами двойственного числа (старославянский, древнегреческий, санскрит, древнерусский, литовский), в других же языках, где нет категории двойственного числа, то же самое может быть выражено сочетанием числительных со значением «два», «двое» и соответствующих существительных.

Привычное для русских различение категории одушевленности и неодушевленности существительных, проявляющееся в винительном падеже множественного числа (Я вижу концы – Я вижу отцов; Я вижу точки – Я вижу дочек; Я вижу зрелища – Я вижу чудовищ), а для мужского рода и в единственном числе (Я вижу конец – Я вижу отца)[ 514 ]514
  Различение грамматических категорий одушевленности и неодушевленности ни в коем случае не следует смешивать с «пониманием» различия «живого» и «неживого»; так, в русском языке слова покойник, мертвец входят в категорию одушевленности, слова народ, пролетариат – в категорию неодушевленности.


[Закрыть], необычно для иных европейских языков (равно как и различение категории глагольного вида, даже рода существительных не знает английский язык и все тюркские).

Количество однородных категорий очень различно в разных языках; так, например, в языках, имеющих склонение, количество падежей может колебаться от трех (арабский), четырех (немецкий), шести (русский) до пятнадцати (эстонский) и более (некоторые дагестанские языки).

Даже в тех случаях, когда как будто бы между языками есть соответствие в отношении наличия тех или иных падежей, то их функции могут быть очень различными. Так, по–русски мы скажем Пошел за дровами (творительный падеж с предлогом), а в казахском это же самое передается как отынга барды (где отынга – дательный падеж).

Сочетание более широких и более узких категорий в каждом языке может быть также особым и своеобразным. Так, для русской грамматики привычно, что имена, а также причастия склоняются (т. е. изменяются по падежам и числам), а глаголы спрягаются (т. е. изменяются по лицам и числам), но в ряде языков, например в тюркских, угро–финских, самодийских и других, имена могут изменяться по лицам, ср. в казахском: эке–м – «моя мать», эке–н – «твоя мать», эке–си – «его мать» – это, конечно, не спряжение, а присоединение аффикса притяжательности; наоборот, в латинском языке глагольная форма герундий склонялась.

В пределах развития одного и того же языка может не только меняться наличие и количество категорий, но та же категория благодаря наличию или отсутствию тех или иных связанных с ней и противопоставленных категорий может менять характер своего грамматического значения; так, категория единственного числа гораздо реляционное в тех языках, где есть только противопоставление единственного и множественного числа, чем в тех, где есть еще двойственное, а тем более особое тройственное число; в этих случаях любая категория числа гораздо деривационнее, т. е. имеет меньшую степень грамматической абстракции.

Значение множественности в формах множественного числа – грамматическое, выраженное грамматическим способом, в собирательных же именах множественность – факт лексического значения, выраженный основой, тогда как грамматический способ показывает единственное число (ср. в русском [кулак] – [кулак'-и] и [кулач–j–o]).

§ 58. ЧАСТИ РЕЧИ

Наиболее общими и необходимыми в грамматике каждого языка категориями являются части речи. С выяснения вопроса о частях речи начинается грамматическое описание любого языка.

Впервые стройную схему частей речи применительно к своему языку установили греческие александрийские ученые (II в. до н. э. в г. Александрии); с небольшим изменением эту схему повторили римляне применительно к латинскому языку. Благодаря роли латинского языка для культуры средневековья эта античная схема стала применяться и для описания грамматики новых европейских языков, а позднее и колониальных, что до наших дней сохранилось в школьных грамматиках, где грамматические категории разных языков стараются втиснуть в заранее выбранную античную схему, не считаясь с реальными различиями, которые имеются в различных языках. Отдельные части речи определяются при этом исходя из лексического, а не грамматического значения слов (названия предметов – существительные, названия действий и состояний – глаголы и т. п., на этом же основании такие слова, как первый, второй, третий, попадают в числительные и т. д.). Однако вопрос о частях речи как об основных категориях грамматики гораздо сложнее; в разных языках имеется разное количество по–разному соотносящихся друг с другом частей речи, а определять их следует грамматически, т. е. абстрагируясь от частного и конкретного.

Классификация частей речи не должна повторять указанное выше (см. гл. II, § 8) установление типов слов, так как вопрос о частях речи не касается номинативно–семасиологической характе ристики слов, а развивает только один из трех вопросов, именно вопрос об отношении слов к грамматике, чем и связывается с предшествующим рассмотрением типов слов в языке вообще, но фиксирует внимание в чисто грамматическом плане.

Части речи образуют в каждом языке взаимосвязанную расчлененную систему, где связи разных частей речи различны, поэтому выстраивать все части речи в один безразличный ряд неправильно: один вопрос – это о соотношении глаголов и разного рода именных слов в пределах знаменательных слов, другой – о соотношении друг с другом служебных слов, противопоставленных грамматически в целом словам знаменательным (поэтому, например, предлог не соотносителен с глаголом, местоимения же, наоборот, соотносятся с разными разрядами знаменательных слов; совершенно отдельно стоят междометия; особая роль у числительных и т. д.).

Привычная схема частей речи в русском и других европейских языках не годится для многих языков Азии и Африки.

Так, например, в китайском языке то, что мы в языках индоевропейских определяем как прилагательные и глаголы, объединяется более широкой категорией п редикатива[ 515 ]515
  См.: Драгунов А. А. Исследования по грамматике современного китайского языка, 1952. С. 10 и сл.


[Закрыть], тогда как, например, в русском языке прилагательные объединяются с существительными как имена в противоположность глаголу.

Общая схема частей речи в китайском языке может быть показана в следующем виде:

А

I. Имя

1. Существительное

2. Числительное

II. Предикатив

1. Прилагательное

2. Глагол

Б

Наречие[ 516 ]516
  Там же. С. 12.


[Закрыть]

Самый подход к определению частей речи в китайском языке отличается от соответствующего подхода в русском языке, так как слова в китайском языке, как правило, не имеют внешних, морфологических признаков, чем богаты слова русского языка; для определения, к какой части речи относится то или иное слово в китайском языке, приходится ограничиваться двумя признаками: 1) в качестве какого члена предложения выступает данное слово, 2) с какими разрядами слов данное слово способно или не способно сочетаться[ 517 ]517
  См.: Драгунов А. А. Исследования по грамматике современного китайского языка, 1952. С. 7.


[Закрыть]

Слова как строительный материал, находясь в распоряжении грамматики, получают прежде всего значение той или иной части речи, что сказывается не только в их синтаксическом употреблении и способности или неспособности к тем или иным сочетаниям, но и в их морфологических свойствах, как словообразовательных, так и словоизменительных; общая отнесенность к той или иной части речи определяется грамматическим значением данной категории, т. е. части речи.

Поэтому, например, глаголы в русском языке – это слова, выражающие, независимо от своего лексического значения, любые действия, состояния, становления как процесс, утверждаемый и отрицаемый, предполагаемый, желаемый и т. п., соотнесенный с каким–либо производителем (личным или безличным), протекающий в соотношении со временем речи, в условиях вида, могущий иметь отношение к объекту, т. е. как слово, которое имеет формы наклонения, лица (и числа), времени, вида, залога, может быть, как правило, сказуемым в предложении, согласоваться с подлежащим, управлять дополнениями и определяться обстоятельствами.

Имя (и именные части речи, как существительное и прилагательное, но отнюдь не числительное, местоимение и в особенности междометие, которые к именам никак не относятся) имеет грамматически совершенно иную характеристику: его общее грамматическое значение, конечно, «предметность», но это не значит. что существительные только «названия вещей» или «предметов», наоборот, преодолевая все разнообразие «вещей, существ, явлений», существительное представляет в грамматике любое явление. действие, качество как «предметность».

Корень [бег-] не слово и тем самым не часть речи; под это значение подходят такие слова, как бег, бегаю, беглый, и многие другие. Но то, что важно для грамматики, и в частности для определения частей речи, это именно то, чем слова бег, беглый и бегаю отличаются друг от друга. Это и будет определением их грамматического значения как частей речи. Общее грамматическое значение имени определяется как «предметность», под которую подходят и «вещи», и «желания», и «чувства», и многое другое. Когда в грамматике говорят, что существительное обозначает «предмет», не надо думать, что это обязательно нечто протяженное и ощутимое, существительным может быть и обозначение опредмеченного качества, и обозначение опредмеченного действия и т. д. (ср. терпимость, беготня, украшательство и т. п.).

Тем самым ясно, что грамматическая абстракция частей речи не то, что лексические обобщения.

Отсюда ясно, что такое словосочетание, как Окно выходит во двор, содержит в себе глагол, где в грамматическом согласовании выходите окно показан «процесс», и, самое главное, иначе сказать нельзя (т. е., например, окно выходят).

При квалификации того или иного слова как части речи прежде всего следует обращать внимание на его морфологические свойства как в отношении словоизменения, так и в отношении словообразования, потому что разные части речи не только имеют разные словоизменительные парадигмы, но и разную «направленность» словообразования, что тоже образует парадигму. Так, в русском языке прилагательные легко образуются от существительных по определенным моделям, связанным с определенными аффиксами (труд – трудный, трудовой; конь – конский, коневый и т. п.); изучение этих «словообразовательных потенций» слов очень важно для определения частей речи. Что касается синтаксического критерия, то обычное положение о том, «в качестве какого члена предложения выступает данное слово», мало что дает в связи с тем, что не существует строго закрепленного параллелизма между частями речи и членами предложения; гораздо важнее критерий «сочетаемости», на основании которого можно сказать, что в примерах Он привык весело смеяться и Сегодня мне так весело смеяться слово весело – две разные части речи, так как первое весело – определяющий член при инфинитиве, а второе весело – определяемый член при том же инфинитиве.

Тем самым части речи – это грамматические категории (а не лексические или лексико–грамматические), состав и расположение которых в каждом языке особые, и определяются они совокупностью морфологических и синтаксических отличий и возможностей, а отнюдь не своими лексическими свойствами.

§ 59. СИНТАКСИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ ЯЗЫКА

Информация, которая передается в речи, распределяется между различными структурными элементами языка, одну информационную «нагрузку» несут фонемы, эти самые мелкие «кирпичи» высказываний, его распознавательные знаки, другую – морфемы, это не «кирпичи», а первичные «блоки», обладающие уже своим значением, третью – слова, более крупные «блоки», существующие для называния явлений действительности, но все эти единицы пока что не могут образовать собственно высказывания, сообщения.

Что же в языке позволяет ему выполнять его главнейшую роль – функцию общения? Это синтаксис[ 518 ]518
  Синтаксис – от греческого syntaxis – «составление».


[Закрыть].

Именно в области синтаксиса возникает момент сообщения, коммуникации.

В чем же состоит коммуникация? В том прежде всего, что одно названное определяется другим. В этом случае название как первый момент понятого содержания действительности получает добавочное определение, т. е. более высокую ступень определения (не только через «имя», но и через «характеристику» и «оценку»). Но этот первичный момент коммуникации еще не дает ее полноты.

Возникает вопрос, когда же коммуникация будет «полной» и когда «неполной» и от чего это зависит?

Для этого надо разобраться в том, что же может быть членами коммуникативного отношения и каково может быть это отношение, выраженное по–разному языковыми средствами, т. е. чем может быть выражен член данного коммуникативного отношения и чем может быть выражено само отношение. Это «зерно коммуникации» – первое отношение двух членов – назовем синтагмой[ 519 ]519
  От греческого, искусственно построенного термина syntagma – буквально: «нечто соединенное». В советской лингвистике этот термин применяется в разном значении. Одни – вслед за М. Граммоном– понимают под синтагмой ритмически объединенную группу слов, обладающую смысловой законченностью (Л. В. Щерба, В. В. Виноградов, А. Н. Гвоздев, А. В. Бельский и другие, см. статью: Виноградов В. В. Понятие синтагмы в синтаксисе русского языка // Вопросы синтаксиса современного русского языка, 1950); другие считают, что это не фонетическое, а синтаксическое явление. Синтагму можно ритмически и линейно разбить, вставив между ее членами иные слова, не входящие в синтагму, но синтаксически синтагму разорвать нельзя (см.: Томашевский Б. В. О ритме прозы // О стихе, 1929; Карцевский С. О. Повторительный курс русского языка, 1928; Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка / Русский пер., 1955. С. 114 и сл., а также: Фортунатов Ф. Ф. Сравнительное языковедение, общий курс // Избранные труды, 1956. Т–1. С. 182–183, где то же явление обозначено как словосочетание, однако этот термин шире термина «синтагма». Ф. Ф. Фортунатов первый назвал термином «словосочетание» то грамматическое явление, которое здесь обозначено «синтагмой»).


[Закрыть].

Синтагма – это сочетание двух членов, связанных тем или иным отношением с неравноправной направленностью членов, где один член является определяемым, а другой – определяющим.

Членами синтагмы могут быть: 1) слова, поэтому самое простое определение этого явления, вошедшее в школьную практику, – это «два слова, из которых одно определяет другое» (белый хлеб, ем хлеб, жадно ем, я ем), 2) морфологические части слов – морфемы и сочетания морфем (водо–воз, дом–ик, перевоз–чик, мо–роз–ит), 3) словосочетания, выступающие как один член (Видел «Горе от ума»; Работает спустя рукава; Ваня и Петя пошли гулять; Это был бродяга, который украл лошадь; «Я тот, которому внимала ты в полуночной тишине») и более сложные «блоки». Рассмотрим, какие бывают типы синтагм в зависимости от характера их членов.

I. Разновидности членов синтагмы

1) Наиболее простой вид синтагмы – это производное слово: дом – домик, где дом- – определяемое, а–ик – определяющее; это «внутренняя синтагма», что для синтаксиса не представляет интереса, поскольку в синтаксисе тип предложения не меняется от того, будет ли сказано: дом стоит или домик стоит.

2) То же касается и другого типа «внутренних синтагм» – сложных слов, где обычно одна половина определяет другую: паровоз, земледелие, колхоз, эсминец, профсоюз.

3) Иной тип представляют собой случаи, как Морозит. Мороз. Это уже не члены предложения, а предложения. А если так, то в каждом из этих «отдельных слов» есть не только слово, но и синтагма.

В Морозит: есть определяемое, выраженное основой мороз-, и определяющее, выраженное флексией–ит, показывающей время и наклонение, что нужно для законченной коммуникации; кроме того, высказывание (а не слово) Морозит, сопровождает нужная интонация, показывающая утверждающую (или иную) модальность.

Труднее, казалось бы, понять случай Мороз, (как ответ на чей–то вопрос: «Ну, как, мороз?» – «Мороз».). Однако и здесь все ясно: отсутствие связки был, будет показывает настоящее время, а ответно–утвердительная интонация – модальность и «наклонение» (которого, конечно, при употреблении одного существительного быть не может).

Это скрытые синтагмы. И они для синтаксиса представляют большой интерес, потому что образуют особый тип односоставного предложения (см. ниже, § 63).

4) Самый обычный тип синтагм – это «пары слов, из которых одно определяет другое», т. е. собака ест, ест мясо, рыжая собака, свежее мясо, жадно ест и т. п., что уже прочно вошло в школьную практику «синтаксического разбора». Это внешние синтагмы.

5) Бывают и такие случаи, когда в качестве членов синтагмы выступают целые словосочетания:

а) когда знаменательное слово сопровождается служебным: вечер на рейде –одна синтагма, хотя есть и третье слово, предлог на; Отец был намерен лечь спать – одна синтагма, так как был намерен лечь спать – один член;

б) когда в состав предложения входят лексикализованные сочетания, например Работает спустя рукава, где одна синтагма, то же и в таких случаях, как Видел «Горе от ума», и с участием служебных слов: Ходил на «Не в свои сани не садись»;

в) когда в составе предложения есть распространенные обособленные обороты (см. ниже, § 62);

г) такие случаи, когда в качестве члена синтагмы выступают целые предложения (см. ниже о сложном предложении, § 64).

II. Типы отношений между членами синтагмы

Между членами синтагм (из морфем, слов, словосочетаний) могут быть разные отношения.

1) Из этих отношений главное –предикативное[ 520 ]520
  Предикативный – от латинского praedicativus из praedicatu – «сказуемое».


[Закрыть].

Это отношение выражает зависимость двух членов с обязательной связью времени и наклонения.

Время в грамматике – это не просто «объективно» реальное время, а результат отношения двух «времен»: времени события ко времени речи: если событие происходит одновременно с речью – Я пишу (или это событие не ограничено временными рамками, например: Земля вращается вокруг Солнца, Волга впадает в Каспийское море. Птицы высиживают птенцов из яиц и т. п.) – это настоящее время; если время события предшествует времени речи – Я писал – это прошедшее время; если время события должно следовать после времени речи – Я буду писать, Я напишу – это будущее время[ 521 ]521
  Все прочие времена или показывают отношение одного времени к другому, как плюсквамперфект – прошедшее, предшествующее другому прошедшему, или же присоединяют к отношению времени отношение вида (как имперфект, перфект и др.).


[Закрыть]. Поэтому временное отношение может быть установлено только во время самой речи.

Наклонение в грамматике относится к модальным категориям, которые показывают целевую установку речи, в которой подается в речи высказывание: в виде утверждения, отрицания, приказания, пожелания, допущения и т. п. Так как сама речь всегда реальна и обязательно целенаправленна, то и целевая установка речи тоже реальна.

Итак, через категорию времени речь связывается со своим содержанием, а через категорию наклонения – со своей целевой установкой. Это и составляет предикативное отношение, или предикацию[ 522 ]522
  Некоторые грамматисты включают в предикацию и третий обязательный признак – категорию лица; однако это может входить в предикацию, но не обязательно (например, без выражения лица: Здесь – хорошо; Жить стало лучше и т. п.).


[Закрыть].

Предикативными могут быть как внешние синтагмы (Солнце светит; Сестра пришла; Отец был намерен лечь спать и т.п.), так и скрытые (Мороз; Морозит), но не могут быть синтагмы внутренние (домик, водовоз, кривошип, домосед и т.п.) и синтагмы, где членами являются целые предложения (имеющие внутри себя свою предикацию).

2) По характеру выраженного в них отношения непредикативные синтагмы могут быть:

а) атрибутивными, определяющий член которых является атрибутом[ 523 ]523
  Атрибут – от латинского attributum – «присовокупленный».


[Закрыть], т. е. называет какой–нибудь признак определяемого вне категорий времени и наклонения: черный негр, зеленая трава, красивая девушка, воровская хватка, Петины игрушки и т. п.; в качестве определяемого здесь выступает именное слово;

б) объективными, определяющий член которых является объектом[ 524 ]524
  Объект – от латинского objectиm – «предмет».


[Закрыть], т. е. называет что–нибудь не содержащееся в самом определяемом, но связанное с этим определяемым объектным отношением: ест суп, выпил чаю, пожимая руку, любящий отца, залог успеха, счастье старика и т. п.; в этих случаях определяемое слово чаще бывает глагольным, реже – именным;

в) релятивными, определяющий член которых является релятивом[ 525 ]525
  Релятив – от латинского relativus – «относительный».


[Закрыть], который либо называет какой–нибудь признак определяемого или называет что–либо не содержащееся в самом определяемом, но связанное определенным отношением: быстро бежит, красиво пел, фальшиво напевая, работал весной, гулял в полях и т. п.; в качестве определяемого члена здесь выступает глагольное слово.

Отношения между членами синтагмы выражаются всегда каким–либо способом, что проще всего установить на синтагмах в составе простого предложения; о способах выражения отношений в сложном предложении см. ниже.

Выражение отношения членов друг к другу для простого предложения может быть обозначено тремя возможностями: согласованием, управлением, примыканием.

а) Согласование – это тот вид связи определяемого и определяющего, когда грамматические значения определяемого повторяются в определяющем, хотя бы формы были и различны; например, белому хлебу – согласование в мужском роде в дательном падеже и единственном числе в двух разных членах показаны по–разному: в хлебу дательный падеж и число показаны флексией–у, а в белому иной флексией – -ому. Может быть и согласование, ограниченное определенной категорией, так, в она играет есть согласование только в числе и лице, а в она играла – согласование в числе и роде; в обоих этих случаях нет согласования полностью. В первом случае согласование только в лице и числе, но не в роде; во втором случае – в числе и роде, но не в лице.

Однако для понимания нужного контекста этого грамматически вполне достаточно.

В случае английского she loves – «она любит» это–s показывает только 3–е лицо и косвенно – число, так как во множественном числе they love – «они любят». Но в каждом таком случае нужные категории грамматики выявляются с достаточной полнотой.

б) Управление– это тот вид связи определяемого и определяющего, когда одни грамматические значения определяемого вызывают в определяющем другие, но вполне определенные грамматические значения. Так, переходность есть грамматическое значение, присущее глаголу–сказуемому, оно вызывает в прямом дополнении–существительном винительный падеж, что не может быть грамматическим свойством глагола. Управление может быть прямым (вижу собаку, любуюсь собакой, отдал собаке и т. п.) и опосредствованным, предложным (гляжу на собаку, иду с собакой, пошел к собаке и т. п.).

в) Примыкание – это такой вид связи определяемого и определяющего, когда налицо нет ни согласования, ни управления, но отношение выражается либо позиционно через порядок слов, либо интонационно, путем повторения мелодического тона или посредством паузирования.

При нормальной интонации в предложении Сильно черный трубочист шатает лестницу наречие сильно, которое не может согласоваться со своим определяемым или быть им управляемым, все–таки понимается как определяющий член в синтагме сильно черный по порядку слов (ср. глухие ученые и ученые глухие).

Но если мы повысим мелодический тон на сильно и на шатает, то, несмотря на «дальность расстояния», в синтагму связываются сильно шатает.

Не меньшую роль для интонационного примыкания может играть и паузирование: Ходить долго – не мог и Ходить – долго не мог, пауза перед долго и после долго относит его как определяющее то к ходить, то к не мог.

В предложении Мальчики с девочками гуляли может быть пауза перед гуляли, тогда мальчики с девочками – составное подлежащее и предложение нераспространенное без дополнения, если же пауза после мальчики, то с девочками дополнение к гуляли и тем самым – предложение распространенное (см. ниже, § 62).