Текст книги "Введение в языковедение"

Автор книги: Александр Реформатский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

§ 47. Морфологический и этимологический состав слова

В фузионных языках мы постоянно встречаемся с морфологическим явлением, которое В. А. Богородицкий назвал переразложением[ 446 ]446
  См.: Богородицкий В. А. Очерки по языковедению и русскому языку, 1939. Очерк 16. С. 195 и сл.


[Закрыть]. Вследствие этого процесса, сопровождаемого процессом опрощения, границы морфем в лексеме исторически могут перемещаться, когда начало последующей морфемы может стать концом предыдущей, единая морфема может превратиться в сочетание двух морфем, а сочетание двух (и более) морфем может «сплавиться» и «опроститься» в одну морфему.

Так, в латинском языке прежнее отношение морфем roma-nus – «римский» превратилось в отношение roman–us; в славянских языках основы на гласные «отдали» эти конечные гласные окончаниям, и вместо жена–ми и т. п. получилось жен–ами[ 447 ]447
  См.: Бодуэн де Куртенэ И. А. Заметка об изменяемости основ склонения, в особенности же об их сокращении в пользу окончаний // Сборник статей, посвященных Ф. Ф. Фортунатову, 1902. Перепеч. в кн.: Бодуэн де Куртенэ И. А. Избранные труды по общему языкознанию. М.: Изд. АН СССР, 1963. Т. 2. С. 19 и сл.


[Закрыть], старое сочетание предлога *сън с косвенными падежами местоимений, например *сън имъ [сън jимъ], переразложилось в с ним и т. п.

Современные русские слова мыло, шило, рыло морфологически разлагаются на основы (корни) [мыл-], [шыл-], [рыл-] и флексию–о, а этимологически это были трехморфемные слова: в общеславянском [*my–dl–o,*sy–dl–o, *ry–dl–o], где [-dl-] был суффикс «орудия действия»; этот «облик» суффикса [-dl-] сохранился в западнославянских языках, ср. польскую фамилию Шидловский и русскую Шиловский и т. п.

Когда–то слово вершок в древнерусском языке состояло из корня [в' эрш-] (из верх-), суффикса [-ок-] (ср. лужок – луг) и нулевой флексии; в современном же русском языке это слово как обозначение линейной меры состоит из двух морфем: нового переразложившегося и опрощенного корня [вершок-] и нулевой флексии. Таким образом, морфологический состав слова вершок не то же самое, что этимологический состав верш–ок.

Для определения морфологического состава слова следует помнить то, что сказано выше о линейной и парадигматической форме в грамматике; надо, чтобы выделяемые морфемы с тем же значением повторялись в других словах того же языка той же эпохи[ 448 ]448
  Конечно, «разлагать» на морфемы следует слова языка, а не орфографические написания, чтобы не получились нелепости вроде игра–ю, где на самом деле морфологический состав: [игр–a–j–y].


[Закрыть]; так, слово столик потому разлагается на стол–ик, что корень стол–повторяется с тем же значением в словах столовая, столоваться, настольный и т. д., а суффикс–ик в словах ножик, садик, тазик и т. п. (см. выше).

Морфологические и этимологические объединения слов в языке не совпадают, так как смысловые и грамматические связи слов рвутся и слова перестают принадлежать к одному словообразовательному гнезду; так, в русском языке слова студить, студень, простуда образуют одно морфологическое гнездо, а слова стыд, стыдиться, постыдный –другое; этимологически же это слова одного гнезда с чередованием [-у-], [-ы-] в корне (ср. также: наука – навык, дух – дыхание и т. п.).

§ 48. Чередования и внутренняя флексия

Грамматические значения могут выражаться изменениями звукового состава самого корня, или, иначе, внутренней флексией, однако не всякие звуковые изменения корня являются внутренней флексией. Для этого надо уметь различать разные типы чередований звуков.

Чередования звуков (т. е. взаимная замена на тех же местах, в тех же морфемах) могут быть:

I. Фонетические, когда изменение звучания обусловлено позицией и чередуются варианты или вариации одной и той же фонемы, без изменения состава фонем в морфемах; таковы чередования ударных и безударных гласных в русском языке: воды [воды] – вода [вΛда] – водовоз [вƏдΛвос], где [Λ] и [Ə] – варианты фонемы [о]', или звонких и глухих согласных звуков: друг [друк] – друга [другΛ], [к] – вариант фонемы [г]². Для связи с дальнейшим рассуждением возьмем еще один пример: лоб [лоп] – лобный [лоб–нƏи] – лобовой [лƏбΛвои], где [л] не варьируется, [о] то звучит в своем основном виде как [о] (под ударением), то в виде [Ə] в слабой позиции второго предударного слога [лэбΛвои]; [б] звучит звонко (в своем основном виде) перед гласной [лƏбΛвои] и перед сонорными [лобнƏи], а на конце слова оглушается [лоп]. Такие фонетические чередования имеют обязательный характер в данном языке (в русском языке «все гласные в безударных слогах редуцируются», «все звонкие согласные на конце слова оглушаются»)[ 449 ]449
  Конечно, и в этих случаях бывают индивидуальные исключения (безударный союз но всегда с [о], в иноязычных собственных именах могут звонкие на конце слова не оглушаться: Эв, Мод и т. п.), но это именно «исключения», которые подчеркивают обязательность «правила».


[Закрыть]. К выражению значений эти чередования не имеют отношения – они вынуждены позицией и изучаются в фонетике.

II. Нефонетúческие, когда изменение звучания не зависит от позиций, а чередуются разные фонемы, благодаря чему морфемы получают разный фонемный состав в своих различных вариантах (например, [друг-] – [друз'-] – [друж-] в русских словах друга – друзей – дружеский).

Среди нефонетических чередований следует различать:

а) Морфологúческие (или исторические, традиционные) чередования, когда данное чередование не обусловлено фонетической позицией, но и не является само по себе выразителем грамматического значения (грамматическим способом), а лишь сопровождает образование тех или иных грамматических форм, являясь обязательным по традиции, но не для выразительности.

В примерах лоб – лба, пень – пня в корнях то есть гласная, то ее нет («беглые гласные»); это не зависит от позиции, так как большинство слов, имеющих корневое [о] (или [э]), не теряет их при образовании грамматических форм (ср. стол – стола, боб – боба, поп – попа, кот – кота и т. п.)' и вместе с тем грамматическое значение выражается не чередованием гласной и нуля звука, а присоединением различных флексий (аффиксация): лб–а – родительный падеж, лб–у – дательный и т. п. (то же и без «беглой» гласной: лоб–а, лоб–у – термин игры в теннис, см. выше в главе II – «Лексикология»).

К такому же типу чередований относятся чередования согласных [к – ч], [г – ж], [х – ш]: пеку – печешь, беги – бежишь, сухой – суше, или сочетаний согласных с одной согласной [ск – щ], [ст – щ], [зг – ж[ 450 ]450
  Аналогичные примеры на [э] в русском языке затруднительны, так как [э] после мягкой согласной под ударением изменилось в [о]: медь [м'эдъ] > мед [м'от] и т. п.; перед мягкими согласными этого не происходило (поэтому сохранилось морфологическое чередование [о] перед твердыми и [э] перед мягкими: села – сельский, пчелы – пчельник, береза – березник, Алеха – Алехин; ср. редкие случаи типа Лель, Леля позднейшего происхождения).


[Закрыть]], [зд – ж]: треск – трещать, пустить – пущу, брызги – брызжет, опоздать – позже. Таким образом, при морфологических чередованиях чередуются:

1) фонема с нулем («беглые» гласные [о] или [э] – нуль): сон – сна, день – дня;

2) одна фонема с другой: [к – ч], [г – ж], [х – ш]: рука – ручка, нога – ножка, муха – мушка;

3) две фонемы с одной: [ск – щ], [ст – щ], [зг – ж,], [зд – ж]:плоскость – площадь, простой – упрощение, брюзга – брюзжать, запоздать – позже и т. п.

Историческими такие чередования называются потому, что они объясняются только исторически, а не из современного языка; так, «беглые» гласные наблюдаются потому, что в древнерусском языке здесь были не [о] и [э], а редуцированные [ъ] и [ь] (так называемые «глухие»), которые в известный период в сильной позиции становились соответственно [о] и [э], а в слабой исчезали, откуда: сънъ > сон, а съна > сна и т. п.; чередования [к – ч], [г – ж], [х – ш], [ск – щ], [ст – щ], [зг – ж], [зд – ж] восходят к доисторической эпохе, когда эти согласные и сочетания согласных в слабых позициях (в одну эпоху перед передними гласными, в другую перед йотом) превращались соответственно в шипящие фрикативные, а в сильных – оставались нетронутыми.

Морфологические чередования могут быть регулярными, когда они повторяются в разных формах и в разных частях речи (например, [г – ж]: бегу – бежишь, тяга – затяжка, луг – лужок, нога – ножной и т. п.), и нерегуля рными, встречающимися в считанных случаях (например, [г – ч]: берегу – беречь, могу – мочь), причем в словоизменении присутствуют чаще регулярные чередования, а в словообразовании – нерегулярные. Эти явления не входят в фонетику и не определяются грамматикой, а образуют особую область языка – морфонолóгию[ 451 ]451
  Термин морфонология < морфофонология предложен Н. С. Трубецким, 1931 г.


[Закрыть] (см. ниже, в конце этого параграфа).

Традиционными[ 452 ]452
  Это определение введено И. А. Бодуэном де Куртенэ см.: Бодуэн де Куртенэ И. А. Опыт теории фонетических альтернаций // Избранные труды по общему языкознанию. М.: Изд. АН СССР. Т. 1. 1963.


[Закрыть] же они называются потому, что как смысловой необходимости, так и фонетической вынужденности эти чередования не подчиняются, а сохраняются в силу традиции; поэтому там, где традиции не поддержаны письменностью, словарями или вообще не существуют, они могут отменяться. Это бывает в диалектах, просторечии и в детской речи: пеку – пекешъ, бежишь – бежи, сон – сона и т. п.

Такая отмена традиционного, морфологического чередования возникает благодаря аналóгии[ 453 ]453
  Аналóгия – от греческого analogia – «соответствие».


[Закрыть], осуществляемой по пропорции: а:b = а':х, где х = b', например, везу: везешь = пеку:х, а х = пекешь; дом: дома= сон: x, а х= сона; так, в древнерусском склонении существительных с основами на [к, г, х ] было в дательном падеже роуцђ, «ноsђ, блъсђ, а теперь руке, ноге, блохе по аналогии с коса – косе, стена – стене, нора – норе, пила – пиле и т. п.

В таких случаях никакого фонетического процесса не происходит, а один вид морфемы, например [руц-], подменяется другим [рук'-], и таким путем вся парадигма «выравнивается», или «унифицируется»; поэтому такие изменения по аналогии называются вырáвниванием или унификáцией. При этом форма не меняется.

В просторечии, в диалектной и детской речи такие выравнивания по аналогии имеют самое широкое распространение, ср. у детей: плакаю, искаю, продаваю (вместо плачу, ищу, продаю), воевает (вместо воюет), зададу (вместо задам), поросенки, теленки (вместо поросята, телята), коша, пала в значении «большая кошка», «большая палка») и т. п.

Выравнивание по аналогии более распространено в области словоизменения благодаря его большей регулярности и обязательности и менее – в области словообразования благодаря большей индивидуальности и необязательности словообразования.

б) Грамматúческие чередования очень схожи с морфологическими, вернее – это те же чередования, и их часто объединяют вместе, так как и грамматические, и морфологические чередования не зависят от фонетических позиций и тем самым не относятся к фонетике; чередуются и в тех, и в других случаях не аллофоны одной фонемы, а самостоятельные фонемы друг с другом, с нулем или одна фонема – с двумя. Однако существенное отличие грамматических чередований от морфологических (традиционных) состоит в том, что грамматические чередования не просто сопровождают различные словоформы, образованные и различающиеся другими способами (например, аффиксацией, как в вож–у – воз–ишь и т. д.), а самостоятельно выражают грамматические значения, и такое чередование само по себе может быть достаточным для различения словоформ, а потому не может быть отменено по аналогии путем унификации фонемного состава корня. Так, нельзя «заменить» голь на гол, сушь на сух, назвать на называть, избежать на избегать, потому что чередования парных твердых и мягких согласных [л – л'], [н – н'] и др., а также чередования [к – ч], [х – ш] могут различать краткое прилагательное мужского рода и существительное категории собирательности: гол – голь, рван – рвань, дик – дичь, сух – сушь; чередование [г – ж] может различать несовершенный и совершенный вид глаголов: избегать, прибегать, убегать и т. д. и избежать, прибежать, убежать и т. д.; эти же две видовые категории глагола в некоторых случаях различаются чередованием в корне гласной [и] с нулем: собирать – собрать, называть – назвать, или сочетанием [им], [ин] с нулем: выжимать – выжать (выжму), выжинать – выжать (выжну).

Во всех этих случаях мы имеем дело с грамматическим, значимым чередованием, т. е. с грамматическим способом. Это и есть внýтренняя флéксия.

Явление внутренней флексии было обнаружено на материале индоевропейских языков, и именно германских, когда немецкие романтики объявили его воплощением идеала – единство во многообразии и характеризовали как волшебные изменения чудесного корня (Фридрих Шлегель, см. гл. VI, § 79).

Наиболее древний вид внутренней флексии был обнаружен в так называемых «сильных глаголах», что свойственно всем германским языкам. Якоб Гримм (1785–1868) назвал это явление Ablaut (префикс аb – «от» и Laut – «звук»); термин этот употребляется во всех языках, в том числе и в русском, для обозначения чередования гласных в системе глагола и отглагольных образований (аблаут).

В английском языке для «сильных глаголов» существует аблаут в чистом виде, например[ 454 ]454
  В английском бывают и иные схемы глагольного аблаута, например, think [θiηk] – «думать» – thought [Oo:t] – «думал», thought [θƆ:t] – «мысль»; do [du:] – «делать», did [did] – «делал», done [dΛn] – «деланный».


[Закрыть]:

Различие между английскими и немецкими примерами сводится к тому, что английский язык предпочитает словоформы, различающиеся только внутренней флексией (sing, sang, sung, song), тогда как немецкий применяет в этих же случаях и аффиксацию, добавляя префикс ge-: Ge–sang или «окружая» корень с чередованием конфиксацией: ge–sung–en.

Другой вид внутренней флексии в германских языках – Umlaut (префикс ит– – «пере-» и Laut – «звук», термин также был предложен Якобом Гриммом), образовавшийся в средневековый период в различных германских языках самостоятельно и по–разному[ 455 ]455
  См.: Жирмунский В.М. Умлаут в немецких диалектах с точки зрения исторической фонологии //Академику Виктору Владимировичу Виноградову. М., 1956; Стеблин–Каменский М. И. Что такое умлаут? // Материалы I научной сессии по вопросам германского языкознания, 1959.


[Закрыть], выражает различие единственного числа, где в корне задние гласные, и множественного, где на их месте передние гласные.

В современном немецком языке это «передвижка» [и] в [у], [о] в [ø:] и [а:] в [ε:]: Bruder [brudƏr] – «брат» – Brüder [bry:dƏr] – «братья», Qfen [’o:fƏn] – «печь» – Оfen [’ø:fƏn] – «печи», Gast [gast] – «гость» – Gäste [gε:stƏ] – «гости», где меняется только признак локализации гласных: задняя – передняя при сохранении всех других дифференциальных признаков (подъем, лабиализация).

В современном английском языке, где таких случаев меньше, сохраняется только признак подъема, а меняется задняя локализация на переднюю и лабиализация на делабиализацию, так чередуются [ν] – [i:], дифтонги [а ν] и [a,]: foot [fƏt] – «нога» – feet [fi:t] – «ноги», tooth [tu:O] – «зуб» – teeth [ti:O] – «зубы», mouse [maνs] – «мышь» – mice [mais] – «мыши».

И в случае умлаута английский язык предпочитает ограничиваться чистой внутренней флексией, тогда как немецкий охотно соединяет внутреннюю флексию с аффиксацией, например: Gast – «гость» – Gäste [gƏ:stε] – «гости», Wolf [volf] – «волк» – Wölfe [voelfƏ] – «волки» и т. п.

В английском языке такие случаи, как child [tJaild] – «ребенок» – children [tJildrsn] – «дети», где для выражения множественного числа существительных употребляется и внутренняя флексия [tJaild] – [tJild-] и аффиксация (нуль в child и–еп в children) – редкое исключение, во всех обычных случаях различения единственного и множественного числа аффиксацией (обычно–z с его вариантами–s, – iz): father [fа:дƏr] – «отец» – father–s [fa:дerz] – «отцы», book [buk] – «книга» – book–s [bvks] – «книги», ox [Ɔks] – «бык» – oxen [ƆksƏn] – «быки» и т. п. внутренняя флексия не употребляется (ср. в немецком языке Vater [fatƏr] – «отец» – Väter [fε:tƏr) – «отцы», Buch [bux] – «книга» – Bucher [bуcƏr] – «книги» и т. п. – с внутренней флексией), тогда же, когда в английском языке «меняется способ», т. е. различие данных грамматических категорий осуществляется аффиксацией, внутренняя флексия не применяется, например, старое различение brother [brΛдƏr] – «брат» – brethrin [brεдrin] – «братья», где имеется и аффиксация, и внутренняя флексия, меняется на brother – brother–s или: старое cow [kau] – «корова» – kine [kain] – «коровы» – на современное cow–s [kavz].

Чередование согласных как внутренняя флексия применяется иногда в английском языке для различения существительных (с глухой согласной на конце) и глагола от того же корня (со звонкой согласной на конце), например: house [haus] – «дом» – house [havz] – «приютить» или mouse [mavs] – «мышь» – mouse [mauz] – «ловить мышей».

Во французском языке, наряду с очень большим количеством морфологических чередований: boire [bwar] – «пить» – buvons [byvƆ] – «пьем», dire [dir] – «говорить» – disons [dizƆ] – «говорим»,faire [fεr] – «делать» – fis [fi] – «сделал», pouvoire [puvwar] – «мочь» – рейх [pø] и puis[py:] – «могу» – peuvent [pø:v] – «могут», valouar [valwar] – «стоить» – vaux [vƆ] – «стою» – valons [valƆ] – «стоим» и т. п., чистая внутренняя флексия встречается нерегулярно и редко, например, в виде чередования носовых гласных с сочетанием гласных с носовыми согласными, для родовых различий, например: brun [brɶ] – «коричневый» – brune [bry:n] – «коричневая», fin [fε] – «тонкий» – fine [fin] – «тонкая» и т. п.[ 456 ]456
  Такие чередования, возникающие на почве фонетического образования – носовых гласных в закрытых слогах, чего не получалось в открытых (fin – fi–ne), обратны случаям внутренней флексии в русском языке на базе утраты носовых гласных типа: жать, жму, выжимаю; жать, жну, выжинаю (где в жать исторически была носовая гласная а [е]).


[Закрыть].

В славянских языках аблаут когда–то играл важную роль, хотя обычно в соединении с аффиксацией, например в старославянских словоформах:

В современном русском языке эти чередования перестали играть прежнюю роль благодаря возникновению редукции безударных гласных [э] – [и] и [а] – [о] и благодаря действию унифицирующей аналогии; однако в таких случаях, как затор – тер [т'ор] – тереть – тру – вытирать, замор – замер – замру – замирать, сбор – соберу – собирать, задор – задеру – задирать, нельзя унифицировать написания с–е–и с–и-, так как если фонетически после мягких согласных в безударном случае и происходит нейтрализация <э> и <и>: тереть и затирать, то после твердых согласных такой же нейтрализации в безударных слогах фонем <о> и <и> = [ы] не происходит: зов – зову – вызывать, ров – рву – вырывать, а также: кров – крою – покрывать, мой – мойка – мою – замывать и т. п. Здесь, как и в случаях внутренней флексии собрать – собирать, назвать – называть и т. д., старый индоевропейский аблаут еще структурно действует.

Соединение внутренней флексии с аффиксацией встречается в русском языке при образовании многократного подвида у глаголов несовершенного вида, имеющих в корне [о], с помощью суффикса–ив-;ходит – хаживал, носит – нашивал, косит – кашивал, морозит – мораживал и т. п., когда [а] чередуется с [о]; сопровождающее эту внутреннюю флексию чередование согласных: [с – ш], [д – ж], [з – ж] является традиционным, т. е. никакой грамматической «нагрузки» не несет, а употребляется в силу традиции. Следует отметить, что у глаголов, где корневое [ов] в спряжении чередуется с [у] (рисовать –рисую, совать – сую), где перед корневым [о] имеется мягкая согласная или йот [j] (ежиться), а также у глаголов, образованных от собственных имен, от иноязычных корней и от искусственных слов, чередования [о] – [а] при образовании форм на–ивать не возникает (вырисовывать, засовывать, сплевывать, застегивать, поеживаться, объегоривать, пришпоривать, пришпандоривать, подытоживать и т. п.).

Почему же те грамматические явления, которые были рассмотрены в предыдущем параграфе в связи с понятием трансфикса в семитских языках и явления внутренней флексии в индоевропейских языках, в чем–то очень схожие и обычно объединявшиеся вместе, следует разделить и различить?

Дело здесь не только в том, что явления внутренней флексии нерегулярны и необязательны для модели индоевропейского формообразования, а трансфиксация – это обязательный прием грамматики семитских языков.

Дело здесь и в том, что «корень + схема», т. е. группа согласных и прослойка между ними гласных, в семитских языках представляют собой как по способу оформления, так и по значению две обособленные единицы. Это две морфемы, расположение которых с точки зрения индоевропейских навыков необычно: они сочетаются не последовательно, а чересполосно: одна входит в другую, как могут входить друг в друга две гребенки, причем каждая из этих морфем разрывается и разрывает другую. Любая словоформа типа арабского КаТаЛа двухморфемна, и соединение этих морфем, несмотря на взаимопроникновение, следует признать соединением агглютинирующего типа.

В индоевропейских же языках признать чередующиеся гласные [i], [æ], [Λ], [ò] в английских словоформах sing, sang, sung, song отдельными морфемами (очевидно, типа «инфиксов», вставленных внутрь корня?) никак нельзя. Указанные словоформы принципиально одноморфемны и являются алломорфами одной общей единицы более высокого порядка, так сказать «над–единицей» – гиперморфемой, объединяющей все конкретные алломорфы в одно целое, как гиперфонема служит «над–единицей» разных фонем, например в таких случаях, как бо/аран, со/абака и т. д.

На таких объединителях в одну единицу высшего ранга разных единиц низшего ранга построена вся структура языка. И самая «мелкая» единица языка – фонема есть тоже единица, объединяющая все аллофоны (вариации и варианты), в которых она может проявляться, например аллофоны [а,æ,Λ,Ə], объединяющиеся в русском литературном языке в одну фонему <А>. Одним из подтверждений одноморфемной трактовки индоевропейских корней, обладающих возможностью внутренней флексии, служит то, что, например, в немецком языке в речи детей, в просторечии многие «сильные глаголы» перестают спрягаться как «сильные» и переходят в «слабые», т. е., не подвергаясь внутренней флексии, начинают образовывать словоформы путем «нормальной» (т. е. продуктивной для современного немецкого языка) постфиксации и конфиксации, тогда вместо springen [spriŋƏn], sprang [spraŋ], gesprun–gen [gespr ŋƏn] получаются формы: spring–en, spring–te, ge–spring–t.Кроме того, если не признавать в русском языке внутренней флексией такие случаи, как гол и голь, рван и рвань, то что же в таких словоформах считать аффиксом: твердость в–л, – н и мягкость в–ль, – нь? Но, как известно, дифференциальные признаки сами по себе не могут быть морфемами, а лишь через фонемные единицы, неделимые с точки зрения членения (сегментации) речевой цепи[ 457 ]457
  Всячески используя ценную статью И. А. Мельчука «О «внутренней флексии» в индоевропейских и семитских языках» (Вопросы языкознания, 1963. № 4), где автор прекрасно доказал аффиксальность семитских «схем», нельзя согласиться, что эта аффиксация есть внутренняя флексия. Данный термин должен быть отнесен именно к формообразованию индоевропейских языков, а «похожие» явления семитских языков следует именовать трансфиксацией.


[Закрыть].

Все явления нефонетических чередований изучает морфонолóгия (см. выше), но изучение их функции, выражения тех или иных грамматических значений относится уже к грамматике.

Очень важной задачей для морфонологии является изучение фонемного состава морфем, их возможных сочетаний в морфемах, количества фонем в морфемах разного типа, что бывает очень различным в разных языках.

Иногда фонемный состав корней резко отличен от фонемного состава аффиксов, например в семитских языках, где корень состоит, как правило, из трех согласных, а аффиксы – из гласных или из комбинации согласных и гласных (см. выше, § 46); в агглютинирующих языках, где имеется сингармонизм, состав гласных корней и аффиксов разный, и изучение явлений сингармонизма – прямая задача морфонологии.

В русском языке фонема [ж,] встречается только в считанном количестве корней, а в аффиксах – никогда, парная же ей фонема [щ] имеется и в словообразовательных аффиксах, например в суффиксе–щик- (пильщик, лакировщик, спорщик), и в причастных суффиксах–ущ-, – ащ-, но ни в префиксах, ни во флексиях не встречается. Чередование гласных в русском языке в существительных ограничивается случаями [о] – нуль и [э] – нуль (сон – сна, день – дня, мужичок – мужичка), тогда как в русском глаголе встречаются разные типы чередований: [о] – [и]: спер – спирать, рой – рыть; [э] – [а]: сесть – сяду; [о] – [а]: лег – лягу; [и] – нуль: собирать – собрать и др.

Так как во всех этих случаях нет фонетических позиций и вообще – фонетических условий, они не относятся к фонетике, а ими призвана заниматься морфонология.