Текст книги "Венец творения"

Автор книги: Александр Лоскутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Я подал руку, помогая выбраться Ирине. Хмырь стоял рядом и, поджав губы, осматривал машину.

Посмотреть действительно было на что. Если еще вчера эта машина хоть и не представляла собой выдающееся достижение автопрома, но все же выглядела вполне прилично, то сегодня… Лопнувшие колеса топорщатся клочьями разорванной резины. Радиатор парит. Краска содрана. Царапины, вмятины, трещины. Броня на оказавшейся ближе всего к взрыву стороне почернела и покрылась сотнями мелких шрамов от осколков. Кое-где виднелись даже сквозные пробоины – и хорошо еще, что никого при этом не задело… Я в старом городе видел машины, выглядящие куда приличнее даже после тридцати лет, проведенных под снегом, солнцем и дождем.

Наш случайный попутчик вылезать отказался. Когда я рывком открыл дверцу, он только сжался в кресле и отчаянно замотал головой. Я пожал плечами. Дело твое.

– Как хочешь. Можешь сидеть и ждать. Тебя найдут.

– А если не найдут? – Голос парня заметно дрожал.

Да, не так-то просто опомниться после того, как по тебе только что звезданули из пушки… А может, парня просто контузило? У меня, например, после взрыва в ушах до сих пор звенит.

– Найдут. – Я мрачно усмехнулся. – Обязательно найдут. Эту машину сейчас все кому не лень ищут. Так что жди. Дверцы только покрепче закрой и не высовывайся без крайней нужды.

Судя по тому, с каким ужасом армеец озирался по сторонам, совет этот был явно излишним. Можно было говорить с уверенностью: парень из машины не вылезет, даже если наступит новый День Гнева и мимо будут проходить ангелы с хорами и трубами… Остается только надеяться, что его и в самом деле найдут. Иначе через пару месяцев здесь будет сидеть скелетик, намертво запершийся в ржавеющей армейской машине, – парень умрет с голоду, но не выйдет.

О другом возможном варианте, когда влезший по нашим следам в этот дворик танк без долгих раздумий закинет в машину снаряд, я умолчал. Это от меня уже не зависело. Если у парня хватит ума как-то подать сигнал своим – он останется жив. А нет – значит, нет.

– Ир, ты как? В порядке? Тогда идем.

* * *

– Как в прошлый раз… – Скользнув ладонью по крошащимся красной пылью кирпичам, я осторожно заглянул за угол. – Тогда все было точно так же: мы с боем прорвались через периметр. Бежали. Прятались. Дрались… Прав был тот, кто говорил, что история развивается циклами.

– Только нынче цикл раскручивается в обратную сторону. – Держа обрез на сгибе локтя, бывший инквизитор тяжело прислонился к стене. – Уфф… Не в том я возрасте, чтобы носиться как сумасшедший. Тем более по такой жаре… А вообще-то на самом деле это не спираль, а зеркало.

Да, печет знатно. Сейчас бы в тенек забиться да отдохнуть часок-другой после бессонной ночи. Жаль, останавливаться нельзя. Надо уходить, пока не поздно. Пока снова не влипли…

Минут десять назад нас чуть не засекли. Я едва успел втолкнуть Ирину и Хмыря обратно в полумрак подъезда, когда из-за поворота вышел патруль. Четверо парней из Управления, мои бывшие коллеги. Все новички, недавно из учебки. Только это нас и спасло. Будь среди этой четверки хоть один мало-мальски опытный чистильщик, он бы нас почуял. Инстинкт бы подсказал… Так же как мне он сейчас подсказывает, что за нами кто-то следит.

– Какое еще зеркало?

На ходу я отцепил от пояса фляжку. Воды в ней было примерно на четверть, да и та до неприличия теплая. Вот только ничего другого все равно нет.

Глотнув, я передал флягу Ирине, заслужив в ответ благодарный кивок… Только я не чувствовал, что заслужил его. В конце концов, это моя вина, что мы здесь находимся. Меня не благодарить надо, а ногами пинать. Пока не взвою.

Жарко-то как… Мозги плавятся.

Передоверив на минуту флягу бывшему инквизитору, Ирина молча протянула ее назад.

– Не надо. Допивай… Так что ты там говорил о зеркале?

Нет, правда, за нами кто-то следит. Лопатки аж сводило от чужого взгляда. Но черного холода или злобы я не чувствовал. Зато четко ощущал ожидание и настороженность – чувства, совершенно нехарактерные для нечисти…

Человек?

Чистильщик? Армеец? Случайный путник, достаточно безумный, чтобы залезть в самое сердце старого города? Не важно. В любом случае ничего хорошего этот взгляд мне не обещает.

По идее надо было бы оставить Ирину в какой-нибудь квартирке этажом повыше и с дверью покрепче, а самому прошвырнуться по окрестностям. Выследить. Разузнать, кто тут у нас такой любопытный.

Жаль, времени нет. И сил тоже.

– Зеркало… Вспомни прошлый год. Сравни с тем, что происходит сейчас… Детали, конечно, разнятся, но ключевые события совпадают практически полностью. Только полюса сменились. Там, где раньше был Свет, сейчас Тьма, и наоборот. Раньше ты бежал от света, с ним же и боролся. Сейчас в тебе тьма, и именно ее ты считаешь первейшим врагом…

Перебежав улицу, я вжался спиной в стену и первым делом посмотрел наверх. Ночная встреча со скачущим между домами монстром не прошла даром – я научился уделять крышам не меньшее внимание, чем расположенным прямо над головой пустым оконным провалам первого, этажа…

Ирину я держал за руку. Бывший инквизитор тяжело пыхтел рядом.

– Как в зеркале, Алексей. Отражение – на первый взгляд точная копия оригинала… Только на самом деле это не совсем так. Зеркало меняет местами право и лево. А в результате… Ты не пробовал читать, глядя на книгу через зеркало?

– Да как-то не увлекался…

Та-та-та… Сравнительно недалеко, всего в двух-трех кварталах отсюда. Сухая автоматная очередь. Потом хриплый рык, в котором смешались воедино ярость и боль. И снова стрельба. Беспорядочная, суматошная и явно неприцельная.

Кто-то нарвался на оборотня… Дай боже, чтобы у этого кого-то в обойме были серебряные пули. Однако, чем бы ни окончилась эта схватка, мы не будем рисковать. Мы переждем.

Я остановился. Ирина со вздохом присела на корточки, прислонилась к стене. На лице Хмыря повисли капельки пота. Да и я чувствовал себя не лучшим образом. Спину жгло и саднило. Чертовски болел бок. И нога тоже. И плечо. И голова… вообще все болело.

Но я не буду жаловаться. Не имею такого права. Ирине этот поход дается куда тяжелее, чем мне, а я не слышал от нее ни единой жалобы… Господи, как же мне с ней повезло! Порой я даже сам себе завидую…

– Попробуй как-нибудь. И ты увидишь, как простые и знакомые буквы превращаются в неразборчивую абракадабру. Примерно это сейчас и происходит. События и люди те же самые. Только на этот раз ты смотришь на них немного иначе – через зеркало.

Стрельба прекратилась, но зато снова подал голос оборотень. Низкий горловой рык эхом метнулся среди обмякших от жары коробок домов. Торжество победы, голод, боль, ненависть, одиночество – все было в нем.

Мир тебе, человек, кем бы ты ни был. А нам пора идти. Сейчас, когда ликантроп занят обедом, мы легко сможем пройти мимо. Он не заметит.

– Ну и какой смысл во всем этом? В жизни не поверю, что это все сложилось случайно. Так ради чего? Зачем? Чтобы еще раз показать, что на самом деле, как бы крамольно это ни звучало, между светом и тьмой нет никакой принципиальной разницы?

Быстрым срывающимся на бег шагом пройти через двор. Толкнуть обиженно взвизгнувшую проржавевшими петлями дверь. Держа ладонь на источающей ленивое самодовольство рукояти кинжала, нырнуть в полумрак подъезда. И через подвал выйти с другой стороны дома… Три минуты на все.

Только тот, кто за нами следит, все равно не желает отставать. Лопатками я по-прежнему чувствовал его взгляд. Упрямый тип.

– Я не знаю. Но у тебя еще будет возможность прояснить этот вопрос, так сказать, непосредственно у его истоков. Просто спроси об этом Аваддона. Или Уриила. Ты у них любимчик – они ответят. Если повезет, может быть, даже скажут правду.

Любимчик! Тебе желаю стать таким же любимчиком!..

По параллельной улице, дребезжа и лязгая на колдобинах, проехала машина. Старенькая, обшитая наспех наваренными бронелистами «газель», как я успел убедиться, на секунду выглянув из-за угла. На промятом боку – трехцветная армейская эмблема. Из узкой – не шире ладони – бойницы торчит автоматный ствол.

Что-то чересчур уж населенными становятся эти места… Люди. Машины. Стрельба. Вон, слышу, опять стреляют. Не знаю, чего хотело добиться командование, выводя армейские подразделения на улицы, но я, например, вижу два исхода. Первый: сегодня будет покрошена на лапшу добрая половина окрестной нечисти. И второй: обратно в город вернется раза в три меньше солдат, чем их оттуда вышло.

Вот только нечисть восстановит свои ряды достаточно быстро (хотя бы за счет не вернувшихся домой армейцев). А люди… Какую цену придется выплатить городу за сегодняшнюю победу, если завтра некому будет стоять на стенах?..

– Откуда вообще такая информация? Очередные секретные инквизиторские документы, придержанные до поры до времени в твоей бездонной памяти? Разве церковники научились предсказывать будущее? Или что-то подобное уже случалось раньше?

Хмырь промолчал. А я не стал допытываться. В конце концов, какая сейчас разница: было или не было. Мне это уже ничем не поможет.

Заинтересовавшись цепочкой следов, пересекавшей расположенную перед разбитыми витринами универсама автостоянку, я присел на корточки. Ковырнул и растер в пальцах густую, похожую на пересохший пепел пыль.

Дня три-четыре, может быть, пять. Трудно сказать точно. В любом случае след старый и наполовину уже стершийся. Непонятно даже, кто здесь прошел: живой или мертвый. Одно очевидно: кто бы ни был, обут он был в армейские ботинки. Вот если бы разобрать вырезанные на подошвах буквы… Плохо, что все стерлось.

Впрочем, одна пара инициалов осталась. Буквы нечеткие, смазанные, небрежно выцарапанные на неподатливой подошве тупым бритвенным лезвием… «АС».

Я молча встал.

Это же мои следы. Я проходил здесь, когда шел к медгородку в поисках Вождя… С тех пор прошло всего несколько дней. А кажется – вечность.

– Знаешь, кое в чем ты все же не прав. Тут не все сходится… Взять хотя бы то, что год назад на инаугурацию мессии шли только мы с Ирой, а сейчас нас все-таки трое.

Бывший верховный инквизитор неожиданно грустно вздохнул.

– Так еще ж не вечер, Алексей… Еще не вечер.

Какую-то минуту я переваривал эту фразу. Потом полуобернулся к нему.

– Ты хочешь уйти? Как тогда?.. Учти, на этот раз закосить под пилигрима тебе так просто не удастся. Все ворота закрыты. Вояки настороже. Готов поклясться, там сейчас и мышь не проскочит.

– Я знаю. Не хочу.

– Тогда почему?..

Ответ до меня так и не дошел. То есть Хмырь что-то сказал, но я просто не расслышал. Не до того было…

Свист…

Тихий, но настойчивый.

Где-то совсем близко.

Двумя прыжками я подлетел к стоявшей чуть в стороне Ирине. Прикрыл ее телом, втолкнул в темный зев ближайшего подъезда. И только потом завертелся на месте, обегая глазами ровные ряды пустых окон…

Ага, вон он! Второй этаж дома напротив. Маячит в окне, даже не скрываясь. Кожаная куртка, расстегнутая по случаю жары. Выглядывающая из-за плеча рукоять меча. Плохо, что лицо в тени – не видно. Но фигура знакомая. Плечи шириной чуть ли не в полтора метра… Кто же у нас в Управлении такой квадратный?.. И ведь как пить дать он здесь не один. В одиночку за периметр мало кто ходит. Большинство чистильщиков предпочитают работать парами или тройками.

Маячивший за окном тип хотя и держал в руках пистолет, стрелять пока не торопился. Опять же зачем было свистеть, если собираешься убить – стреляй сразу… Может быть, хочет поговорить?

Толкнув локтем в бок все еще озирающегося по сторонам Хмыря, я мотнул головой в нужную сторону. Бывший инквизитор вздрогнул, обернулся… Я успел заметить мелькнувшую в его глазах искорку. Но понять, что это было, уже не успел.

– Сто-ой!! – Я дернулся, пытаясь выбить мгновенно взметнувшийся обрез.

Не успел.

Ба-бах!..

Отдать ему должное, промахнулся бывший инквизитор совсем ненамного. Я успел заметить, как прямо над головой чистильщика брызнула щепками оконная рама. И почти сразу же тугим эхом ударил по ушам ответный выстрел. Я буквально кожей почувствовал прошедшую в каких-то сантиметрах пулю, а в следующий миг уже кувыркался в сторону, уходя с линии стрельбы.

Пригнувшись, я рванул вперед, как никогда остро сожалея об отсутствии пистолета. Одним ножичком, сколь бы хорош он ни был, много не навоюешь. Вот если бы успеть проскочить улицу и запрыгнуть в окно – внутри, среди лестниц, тесных комнатушек и коридоров пистолет уже не столь эффективен. И если удастся завязать ближний бой…

Впрочем, я осознавал, что шансы малы. Тот парень тоже не дурак. Можно было поспорить, он прекрасно понимал, что к чему. В голове горела одна мысль: только бы ничего не случилось с Иринкой. Только бы она не решила выскочить из подъезда…

Тишина. После тех двух практически слившихся в один выстрелов – тишина. Никто больше не стрелял.

По инерции я сделал еще два шага. Уперся ладонью в пышущую жаром кирпичную стену. И медленно обернулся.

Бывший инквизитор лежал, уткнувшись в пыльный асфальт.

В первый миг я даже не поверил своим глазам. Ванька Симонов. Хмырь. Опальный церковник, лишенный сана, беглец, бродяга. Спроси меня кто, я готов был поклясться, что с ним в принципе ничего не может случиться. Сколько я о нем знаю, что бы ни происходило – он всегда выходил сухим из воды. А потом еще и ехидно подшучивал на этот счет…

Я вздохнул. Нехотя вернул кинжал на место – под ремень. И побрел обратно не оглядываясь, хотя и чувствовал гуляющий по спине чужой взгляд.

Плевать. Надоело! Если кто хочет выстрелить в спину – пусть стреляет.

Выбравшаяся из своего укрытия Ирина уже склонилась над телом. Вот она перевернула его. Пощупала пульс. Замахала руками.

– Алеша, найди бинт. Скорее!.. Алеша, что с тобой?!

А что со мной? Да ничего!.. Устал я просто. И понял наконец, что ничего-то на самом деле я не понимаю… Что? Кто? Как? И зачем?.. Это самое главное: зачем?

Зачем все это?..

И где я здесь найду бинт?

Я поднял голову. Подстреливший Хмыря чистильщик все еще маячил в окне. Кулаками опираясь на подоконник, Митяй Водовозов молча наблюдал за нашей возней. Я махнул ему рукой.

– Аптечку дай!

Он неожиданно смущенно передернул плечами.

– Да она у меня почти пустая!

– Но бинты есть?

– Вроде бы…

– Давай!

Я поймал брошенную коробочку. Открыл. Внутри действительно было почти пусто, из всех положенных медикаментов наличествовали только полупустой пузырек марганцовки да скомканный грязный бинт. Не слишком гигиенично, конечно, но выбирать не приходится.

Быстро сунув это жалкое подобие стандартной армейской аптечки Ирине, я присел рядом. Нещадно эксплуатируя свои невеликие знания медицины, осмотрел рану.

Пуля прошла навылет. Уже хорошо – по крайней мере, не придется ее вытаскивать. Да и сама рана вряд ли столь опасна, как кажется на первый взгляд. Жить, во всяком случае, будет. Крови только много потеряно. Права Ирина, прежде всего сейчас нужен именно бинт – остановить кровотечение…

Хмырь был в сознании и сердито зыркнул на меня, когда я, помогая Ирине делать перевязку, неосторожно задел рану.

– Что, больно?

Бывший инквизитор страдальчески усмехнулся:

– А ты как думаешь?..

– Больно – это хорошо. Больно – это значит еще живой… Вот ты скажи: зачем вообще стрелять начал?

Когда на одном боку лежишь, а другой только что прострелили насквозь, трудно пожимать плечами. Но у Хмыря получилось. Правда, ценой данного подвига стала мгновенно выступившая на его лбу испарина.

– Сам не знаю… – Извиняющаяся улыбка была больше похожа на оскаленную гримасу.

– Вот и я не знаю, что нам делать теперь…

Ирина закончила перевязку и теперь пыталась устроить раненого поудобнее. Но Хмырь только отмахнулся.

– Помнишь, о чем мы говорили. Алексей? – тихо спросил он. – Мне еще повезло. Можно сказать, дешево отделался.

Я неопределенно повел плечами. Если сквозную дыру в боку он считает «дешево отделался», то… Хотя, возможно, в чем-то он и прав. Попади пуля чуток правее – и все, конец. Я хоть и не великий знаток медицины, но в смертельных ранах разбираюсь, так сказать, по долгу службы. И понимаю, что подобное ранение, скорее всего, было бы именно смертельным.

Впрочем, сейчас у нас тоже дела не сахар. Я в упор не представлял, что делать дальше. Одно ясно – оставлять бывшего инквизитора на поживу нечисти я не собирался ни при каких условиях. Значит… Я поднял взгляд.

– Иди сюда! Или мы так и будем орать?

Водовозов, поколебавшись, кивнул. Перебрался через подоконник и на мгновение повис на руках, прежде чем спрыгнуть. В эту минуту его спина представляла собой замечательную мишень, но на самом деле он ничем не рисковал. Пистолета у меня все равно не было. Да и не собирался я его убивать. Незачем.

Митяй это, похоже, понимал. Но пистолет убирать пока не торопился. Более того, прежде чем подойти, он потребовал от меня разоружиться. Я сокрушенно покачал головой и молча показал ему пустые ладони.

Водовозов медленно покачал головой:

– Э нет, так не пойдет… Нож свой выбрось. Потом поговорим.

Ладно. Пусть так. Хотя это и безумие – торчать посреди старого города, будучи абсолютно безоружным, но на что не пойдешь ради конструктивного диалога. Я пожал плечами и вытащил из-за пояса лениво тянувший во все стороны щупальца тьмы кинжал. Покрутил его в ладони.

– Боишься?

В ответ напряженный взгляд без тени улыбки.

– Разумно опасаюсь.

Я размахнулся и метнул кинжал в сторону ближайшего дома. Хрусть! Острие до половины ушло в бетон. Хм… Надо же. Сам не ожидал.

– Все еще опасаешься?

– Конечно! Как мне не бояться, когда вчера нам на инструктаже говорили: если вас меньше чем трое, лучше отступите и не связывайтесь. Ты, Суханов, ныне официально – самый опасный человек в городе. Бездушный убийца, враг Света, чуть ли не темный мессия. – Водовозов усмехнулся. Только вот вяло как-то… Словно опасался, что слова его и в самом деле вполне могут оказаться правдой.

Я только мотнул головой. Приятно, конечно, когда тебя ценят… Но когда ценят настолько, что предупреждают лучших людей Управления, чтобы не связывались в одиночку, это уже перебор.

– А почему, если вам рекомендовали в одиночку не связываться, ты вообще ко мне вышел?

Митяй неожиданно беззаботно усмехнулся.

– Пять лет назад, – начал он, – когда я еще только-только пошел на службу, Радик Рахматуллин – помнишь его? – все еще ходил в оперативниках. После того как шеф перестал выходить на чистки, он среди наших считался лучшим из лучших. Великий воин. Герой. Каждый выходящий из учебки пацан мечтал стать его учеником. Но они только мечтали, а мне повезло. Я им стал… В первой же боевой вылазке, когда я, упустив вампира, сорвал всю операцию, он собственноручно выбил мне зуб. Через месяц – еще два. Тяжелая рука была у этого великого воина. И не такой уж он был герой, как об этом говорят. Новичков тиранил, как только мог. А гражданских так вообще презирал.

– Угу… – Я пока не понимал, к чему он решил разворошить эти давние деньки, и потому отделался невнятным мычанием.

Митяй между тем продолжал:

– А ты знаешь, как он погиб? Не официальные сводки и отчеты, а как это было на самом деле?.. Он меня от оборотней спасал. Я тогда опять лажанулся – зашел с наветренной стороны, и они меня почуяли. Шестеро их было. Рахматуллин порубил четверых, прежде чем его все-таки достали. А он, даже раненый, продолжал драться, кричал, чтобы я уходил… Только, знаешь, это еще не все. Через месяц, когда его уже похоронили и оплакали, он вернулся – косматый и с хвостом – и с ходу атаковал периметр. В одиночку. И ведь едва не прорвался, двенадцать человек положил. А знаешь, как его потом опознали? По серебряному обручальному кольцу, которое буквально вросло в палец… Представляешь, что он этот месяц чувствовал?

Не представляю. Я не оборотень, и серебро для меня не значит ничего – просто металл, редкий и довольно дорогой… Непонятно только, для чего Митяй мне все это рассказал?

– К чему это ты?..

– К чему, к чему… – Водовозов поморщился. – Да ни к чему. Просто вдруг вспомнилось.

– Ясно… Тогда скажи вот что: ну Иван – ладно, он в этом деле не профессионал. – я осторожно придержал ладонью недовольно заворочавшегося Хмыря, – но ты-то зачем стрелять начал?

– Дык… это… – Митяй смущенно переступил с ноги на ногу. – А что надо было делать? Крикнуть: «Не стреляй, я сдаюсь»?

Я молчал, в упор глядя на него. Водовозов смутился еще больше. На покрасневшей коже шеи тонкими белыми ниточками проступили старые шрамы.

– Ну ладно, – с интонацией без разрешения забравшегося в буфет ребенка буркнул он, – Дурак был, сам знаю… А вообще-то он сам виноват. Первый начал… Это же рефлекс: в тебя стреляют – стреляй в ответ.

– Рефлекс. А про других ты подумал? Не только же у тебя одного такие рефлексы. Радуйся, что у меня патронов не было. А то дали бы мы с тобой выход рефлексам. Кто бы только живым остался? Одна Иринка?

– Ну виноват… Лопухнулся! С кем не бывает?.. Ты сам вот без патронов в рейд вышел.

– Когда я выходил, они у меня были. – Я неожиданно вспомнил о благополучно забытом в машине армейском автомате и быстренько закруглил тему. – Ладно, проехали… Мобильник у тебя с собой? Врачей вызови.

– «Скорая» за периметр не ходит. – тихонько, как бы невзначай заметил Митяй.

Я поморщился. Верно. Не ходит. Но зачем же понимать все так буквально. Разве, кроме службы «03», помочь человеку больше никто не умеет?

– Звони в Управление. Проси машину на… какой это адрес? Скажи, здесь раненый, так что пусть поторопятся.

Водовозов мрачно кивнул и потянулся за телефоном, но сразу же замер, когда вскинулась Ирина:

– Ты что?! А инквизиция? Они же его вместо больницы – сразу в свои подвалы!

Я улыбнулся:

– Ну, вряд ли все так плохо. У нас тут, несмотря на все перегибы, все-таки еще не Средневековье: прежде чем в подвалы тащить, сначала подлечат… А потом, глядишь, и вовсе отпустят.

– Отпустят? – Ирина недоверчиво смотрела на меня, словно удивляясь, как я могу городить такую чушь. – Так же, как тебя вчера, или как меня в свое время – с выстрелами и погоней? Ты что, не знаешь, какой у отца Василия на него зуб?

Я отмахнулся:

– Ага, такой же, как и на меня, разве что чуточку побольше… Можешь мне поверить, Ира, ничего не будет. Инквизиция в наше время – практически то же самое, что государственная спецслужба во времена до Гнева. В средствах она практически не ограничена, во влиянии на другие силовые организации – тоже. Как только припекло, чернокрестники даже танки, от века не покидавшие пределы периметра, на улицы вытащить смогли. Так неужели ты думаешь, что они не способны выследить, задержать и на полном серьезе сгноить в своих застенках кого-нибудь вроде него, – кивок в сторону с болезненной гримасой вслушивавшегося в наш разговор Хмыря, – или меня?

– То есть, по-твоему, получается, что для них это всего лишь игра?

Я пожал плечами.

– Игра или не игра, но если бы отец Василий на полном серьезе хотел нашей смерти, то сейчас у тебя дома на полочке стояла бы урна с привезенной из городского крематория горсткой пыли. Может быть, я, как кое-кто считает, и самый опасный человек в городе, но против целой системы… Нет.

Молчание. Долгие секунды молчания. Потом осторожный вопрос:

– А зачем же мы тогда бежим?

Я не успел ответить. Вмешался Хмырь:

– Потому что у вас есть только два варианта на выбор: или вы принимаете правила игры и бежите, или не принимаете – и сидите. В подвале… А ты чего ждешь? Звони давай!.. Ой, больно-то как…

Водовозов поспешно кивнул и быстрым касанием пробежался по кнопкам мобильника.

«Ну и друзья у тебя, Суханов». Вслух он, конечно, ничего не сказал, но иногда не обязательно слышать слова, чтобы понять, о чем думает человек. Достаточно всего лишь заглянуть в его глаза. По крайней мере, он не прятал от меня взгляд. Уже хорошо. Мне повезло, что мы встретились именно с ним. Будь здесь кто другой – пришлось бы драться.

Продиктовав адрес, Водовозов отключил телефон. Взглянул на меня.

– Они выезжают. Будут минут через двадцать.

Я облегченно вздохнул:

– Передай шефу мое огромное спасибо.

– А шеф тут ни при чем. – Чистильщик усмехнулся. – Я говорил с Пащенко.

– Тогда ему передай… – Я подал Ирине руку, помогая подняться. – Нам пора. Через двадцать минут я хочу находиться где-нибудь подальше отсюда. Присмотришь здесь?

– Ладно… Но ты мне должен.

Я рывком вырвал застрявший в стене кинжал. На землю посыпалась мелкая каменная пыль… Мне показалось или она действительно черного цвета? Наверное, показалось. Откуда чернота, если бетон сам по себе был светло-серый, будто бы выцветший на солнце.

– Кому должен – сочтемся.

И, может быть, даже скорее, чем ты думаешь.

Я присел рядом с Хмырем. Осмотрел наспех наложенную повязку. Не слишком красиво, но, по крайней мере, кровотечение остановилось. Это хорошо. Это значит – жить будет. А то, что дышит тяжело и зубами скрипит, – нормально. По себе знаю, насколько болезненной может быть подобная рана.

– Иди… Сделай все как надо.

– Постараюсь. – Я кивнул. – Мы еще встретимся?

Бывший инквизитор едва заметно улыбнулся:

– Встретимся.

– Даешь слово? – Несмотря на всю ту показную уверенность, что пять минут назад продемонстрировал Ирине, я все-таки немного опасался.

– Даю.

– Тогда до встречи. – Держа в одной руке кинжал, другой я подхватил Ирину под локоть. – Идем.

Когда мы уже свернули за угол, уходя с просматриваемой из конца в конец улицы во дворы, меня догнал густой басовитый выкрик:

– А все-таки я уговорю тебя вернуться, Суханов!

– Ага, как только, так сразу, – буркнул я. И после паузы под иронично-насмешливым взглядом Ирины поинтересовался: – И что такого смешного я сказал?

* * *

Краснокирпичные здания медгородка выглядели необычайно мрачно. Колючий холодок, который они излучали, даже в этот жаркий и душный вечер гонял мурашки по коже. Невыносимо пахло тьмой. Мне кажется или за прошедшие два дня ее едкое дыхание действительно стало много сильнее? Что ж, не исключено, что это так.

– Нам туда. Надо подняться на крышу. – Незримая дымка тьмы скрадывала все звуки. Мои собственные слова доносились до меня словно со дна глубокого колодца. Когда заговорила Ирина, ее голос звучал точно так же:

– Придется зайти внутрь?

– Да… Ты сможешь?

Ирина молча кивнула.

Нависающее над самым горизонтом солнце недвусмысленно говорило, что до заката осталось не больше получаса. Надо было торопиться: либо лезть внутрь старых больничных корпусов (от одной мысли об этом у меня по спине бежали мурашки), либо махнуть рукой и возвращаться обратно в город… Тоже вариант, кстати. Причем именно сейчас как никогда более привлекательный.

Ровные ряды оконных провалов смотрели на нас спокойной равнодушной чернотой. Их взгляд пронизывал насквозь. Снисходительная и терпеливая, из этих окон на нас смотрела сама изначальная Тьма.

Тишина. Она давила на нервы. Все звуки спрятались, умерли, остались позади за отгородившей нас от всего мира невидимой завесой. Во всем мире мы были одни… Если, конечно, не считать тех, кто ждал нас на крыше. И нечисть, нашедшую пристанище в этих стенах.

Я вздохнул. И сделал первый шаг навстречу мягко клубящейся на месте давным-давно выбитой двери черноте. Ирина молча последовала за мной, держась за руку. За левую – в правой я держал кинжал. Странный контраст: теплая, мягкая, живая человеческая ладонь – и холодный, излучающий жестокую уверенность и силу кусок металла.

Не знаю, чего я ожидал, переступая порог: груды человеческих костей, изломанные человеческие тела, лужи крови и потеки на стенах, фосфоресцирующие глаза, из теней следящие за каждым нашим шагом… Ничего этого не было. Обычные этажи и коридоры. На грязном полу валялись пожелтевшие бумаги. Со стен местами осыпалась штукатурка. Образующая подчас непроходимые завалы перевернутая и разломанная мебель. И пыль. Припорошившая все и вся пыль. Всеобщее запустение, как это и бывает в местах, давно и спешно покинутых человеком.

Следов нечисти было на удивление мало. Пару раз мне попались застывшие в пыли, похожие на развернутый трилистник отпечатки копыт зилотов, да еще как-то на лестничной клетке я видел прочертившие дверной косяк глубокие рваные зазубрины – такие своими когтями мог оставить только вампир.

И все.

Я вообще-то ожидал большего. Думал, придется прорываться сквозь целые полчища не-мертвых, драться, убегать, прятаться, втихомолку перебираться с карниза на карниз. А тут… Можно было подумать, что нечисть просто пропускает нас, позволяя беспрепятственно выйти на крышу, но это была бы неверная мысль. Не-мертвых здесь не было. Ни сегодня, ни вчера, ни месяц назад. Все следы, что я видел, были уже довольно старыми.

Как будто нечисть, во множестве болтаясь по округе, всеми силами избегает заходить внутрь зданий… Почему? Я не мог понять.

Но зато тьма здесь ощущалась много сильнее, чем снаружи. Мутным и липким туманом она окутывала все вокруг, черным туманом застилала глаза. Из-за ее невыносимого зловония невозможно было даже нормально дышать. Каждый глубокий вдох порождал невыносимые волны тошноты, от которых хотелось немедленно упасть и свернуться в клубочек. Столь мошной концентрации тьмы я еще никогда не встречал.

Белая как мел Ирина с трудом шла рядом. Ее заметно шатало. Понятно. Если уж мне тут так плохо, то уж ей-то, бывшему мессии Света, – вдвойне.

Я успокаивающе улыбнулся, постаравшись – ну давай же! – чтобы улыбка выглядела как можно беззаботнее.

– Еще немного осталось, Ириша. Сейчас, выйдем на крышу – там будет полегче…

Кроме слов, помочь я все равно ничем не мог. Даже нести ее на руках у меня сейчас не хватило бы сил… Обидно. Не люблю чувствовать себя беспомощным.

На крыше действительно было полегче. Но прежде нам пришлось немного поплутать в поисках ведущей на крышу лестницы. Причуда строителей: лестница на крышу ведет не с верхнего этажа, а с предыдущего. Чего только не увидишь на свете.

Зато крыша была самая обычная. Лифтовые будочки, вентиляционные отводы, трубы. Единственное, что с первого взгляда не вписывалось в картину, – это неведомо как попавший на крышу камень. Обычный валун, самой природой отесанный до почти прямоугольной формы. И только как следует присмотревшись, можно было разглядеть пробегающее по его неровным бокам мелкое кружево грубой резьбы… А еще от него пахло тьмой. Можно даже сказать, прямо-таки смердело.

Алтарь.

Вот он, значит, где… Что ж, можно было и догадаться.

На глазок камень тянул килограммов так на четыреста, и я, вспомнив благополучно оставшийся не более чем словами приказ Хабибуллина, не смог удержать усмешку… Притащить эту штуку в Управление? Ха! Да чтобы ее просто сдвинуть с места, понадобится целая бригада мужиков с ломами, лопатами и громкой руганью… Как только этот булыжник вообще сюда затащили? Впрочем, это уже не важно.