Текст книги "Оранжевый Треугольник"
Автор книги: Александр Крафт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Идущий да обрящет
Люси Смайлз уже не могла плакать. Она находилась в том состоянии, когда мир видится как в тумане, а все происходящее вокруг доходит через некоторое время. Врачи называют это – запредельным торможением, и перед человеком, находящимся в таком состоянии, пасуют даже палачи, давая жертве время прийти в себя.
Инспектор полиции Рэм Бакстер не был ни врачом, ни палачом. Он служил в полиции более двадцати лет, но так и оставался простым инспектором отдела по расследованию убийств. Дело было в том, что Бакстер был внимательный, прилежный, всегда имел высшие оценки по стрельбе и рукопашному бою, но судьба начисто лишила его здравого смысла. Он видел все улики, мог рассмотреть мелочи, которые пропускали его коллеги, но свести записанные на одном листе причину и следствие он не мог. Для полицейского не существовало разницы, что протоколировать – серьезный допрос или откровенное надувательство.
Три недели назад все управление смеялось над ним после его рапорта "с места происшествия". Легковая машина, выезжая со двора через узкую арку, прижала к стенке и буквально размазала женщину. В рапорте Рэм написал:
"Место преступления – арка закрытого двора. Единственный выезд. (Адрес, точные размеры двора и план прилагались.)
Потерпевшая – (подробные данные).
Смерть констатирована мед. экспертом (фамилия).
Предварительный диагноз – множественные повреждения внутренних тканей, перелом позвоночника.
Свидетель – (подробные данные), водитель автомобиля (подробные данные об автомобиле и месте его расположения в арке, план прилагается).
Внешний осмотр автомобиля показал отсутствие внешних повреждений и работоспособность тормозов.
Примечание – на поставленные вопросы свидетель пояснил, что со стороны двора его ударил неизвестный автомобиль марки "Карина", синего цвета. Вследствие чего он и совершил наезд.
Рекомендую – объявить розыск означенного автомобиля".
Ответить на вопрос, как мифическая машина могла ударить, не оставив следов на кузове, и, главное, куда она потом делась из «закрытого» двора, он не мог.
Он видел все, но не понимал – что видит. И продолжал работать.
Начальство терпело Бакстера за прилежание и потому, что на него можно было повесить любое безнадежное дело, а потом "образцово наказать". Сослуживцы считали его недалеким, и "за глаза" дали ему прозвище Гаденбарай.
Это дело на него повесили недавно, но он с усердием взялся его распутывать, вернее, выезжать на место, собирать улики, писать отчеты. Короче, заниматься всем тем, что все равно нужно было кому-то делать. Раскрыть же очередное преступление было невозможно. Это доказывали предыдущие попытки. Сегодняшнее убийство было пятым, похожим на все предыдущие. Способ – раз, полное отсутствие свидетелей – два, ночное время три.
Бакстер не был ни врачом, ни палачом. Он был Гаденбараем и, повернувшись к женщине, спросил:
– Вы уже можете ответить на некоторые вопросы?
Еще через полчаса он поехал к Кристине.
Рэму редко приходилось в жизни удивляться. Как человек без воображения он воспринимал факты просто, не утруждая себя оценкой. Если факт есть, значит он есть. Но первый раз за все годы, проведенные в полиции, его не пустили в квартиру на основании того, что он – галлюцинация.
Как может человек доказать, что он не привидение? Полицейские мозги шли проторенным путем. Но оказалось, что его значок тоже был частью галлюцинации.
– Послушайте, вы – Кристина? – наконец не выдержал Бакстер.
– Да, – послышалось из-за дверей.
– Убит ваш знакомый по имени Билл.
За дверью послышались всхлипывания, и тихий голос проговорил:
– Я догадалась.
– Почему вы не хотите мне открыть? По долгу службы я должен с вами поговорить.
– Потому что вас нет.
– А кого же вы тогда боитесь?
– Того, кто убил Билла и теперь должен убить меня. Сима. Это он создал вас. Я даже не знаю, зачем с вами разговариваю. Все равно я здесь не одна. Со мной подруга, так что – уходи! – голос сорвался, и из-за двери снова раздались рыдания.
– Подруга? – полицейский заинтересовался. – И давно она у вас?
– Со вчерашнего вечера, – прозвучал новый голос.
– Скажите, сегодня ночью Кристина никуда не уходила?
– Нет. Она провела всю ночь со мной. Вернее, я – с ней.
Допрос через дверь был верхом идиотизма. И Бакстер вызвал подкрепление.
Еще через час он сидел в своем кабинете, а напротив находились перепуганные собеседницы в наручниках.
– Итак, еще раз. Сим превратился в монстра и должен убить вас из-за Билла. Вы предполагаете, что, не сумев добраться до вас, он убил вашего бывшего парня. Правильно?
– Да, – всхлипнув, подтвердила Кристина.
Строки ложились на лист ровными рядами. Получалось, что у женщины есть алиби – подруга, а жена Бакстера Кристину не видела. Следовательно, он должен отпустить этих женщин.
Закончив писать, он осведомился:
– Вы можете показать улицу, где живет этот "доктор"?
– Могу. Сим показал мне это место на карте и рассказал, что там находится. Но никакой доктор там не живет.
– Это я знаю. Доктор живет там ночью, – констатировал Гаденбарай.
Кристина удивленно посмотрела на копа. Издевается? Нет, не похоже. А инспектор встал, освободил женщин от наручников, вызвал служебную машину и сказал:
– Поехали, покажете все на месте.
На этот раз над отчетом Бакстера никто не смеялся. В документе, подписанном инспектором, между строк явно читалось, что полицейский рехнулся "при исполнении" и его немедленно нужно отправлять веселиться в известный дом, а дело срочно передавать кому-то еще. Но понятно было и другое: передавать "гнилое" дело было некому. Рэм должен был продержаться десять дней, "геройски" завалить расследование, и тогда его можно будет поставить на полку и забыть. Уже было доказано: или преступника поймают "на горячем", или он где-то ошибется – иначе полиции просто не по зубам будет раскрыть череду этих убийств. Злые языки уже шепнули – "идеальное преступление".
Идеальное преступление было полицейской легендой, вроде той Буки, которую боится каждый ребенок, но ни один не видел.
Легенда заключалась в том, что существует ситуация, когда преступление налицо, но у каждого подозреваемого железное алиби и их невиновность доказана, а совершить преступление никто другой не мог. И это тоже доказано. Такой логический тупик и называется – Идеальным Преступлением. Такое может произойти. Теоретически.
Но на практике это не происходит. То ли преступник ошибается, то ли кто-то где-то что-то заметил… И пошла раскручиваться цепочка. Появляются новые факты, свидетели, и если в результате подозреваемый не оказывается за решеткой, то только в силу "недостаточности улик". Следователь же наверняка догадывался, кто преступник.
Но дело "порванных тел", как окрестили его репортеры, не желало влезать в привычные рамки. Были перепробованы все доступные методы, тщательно отработаны все версии, но не малейшего сдвига не произошло. Тогда и была принята концепция о "поимке на горячем". Дело отдали Бакстеру, а Бакстера прессе.
И вот теперь Гаденбарая надо убирать. И все из-за одной бумажки. Естественно, рапорт принят не был, а Рэму, как "опытному сотруднику", дали полную свободу действий. На десять дней.
Полицейская машина въехала в Норленд около трех часов дня. Кристина легко нашла нужную улицу, а дальше все оказалось еще проще. Вспоминая рассказ Сима, она шла по улице и везде находила подтверждения своим словам. Вот злополучная клумба, вот столб. Теннисный корт, как и ожидалось, находился за белой решеткой.
Гаденбарай методично приступил к обследованию места происшествия.
Спустя еще час обследование было закончено. Он не нашел ничего особенного, кроме цепочки следов, проходящих прямо сквозь забор. Со стороны улицы находился тротуар, и ни о каких следах не могло быть и речи, но вот с другой стороны располагался газон. В четырех футах от служебной калитки по нему шли следы до забора. В центре последнего следа торчал прут ограды. Казалось, только вчера человек прошел тут, а сегодня в это место воткнули чугунную палку. Но забор был старый, это Бакстер установил в самом начале. А это означало, что либо кто-то выдавил последний след вокруг прута, либо забор был съемный и отсутствовал, когда здесь прошел человек.
Не удивляясь, он записал выводы – обследование местности подтвердило заявление Кристины. Рекомендовалось принять меры по охране ее и ее подруги, а также взять под наблюдение дом в ночное время. Охрану взял на себя сам Гаденбарай, а место постового занял вытребованный по такому случаю из ближайшего участка патрульный.
Когда солнце стало клониться к горизонту, Бакстер проверил оружие, немного подумав, взял из стола коробку с патронами. Он не любил "штатных" "Магнумов-38", которые были на вооружении в полиции, и пользовался тяжелым "люгером". Пуля сорок пятого калибра одинаково могла остановить человека и разнести капот автомобиля. Как всегда уравновешенный и неприступный, он зашагал к дому Кристины.
Черный луч
Чердак, где Рис пережидал день, находился напротив дома, где жил Сим. Выглянув наружу, можно было увидеть окно его квартиры, дверь подъезда и дерево у дома. То самое дерево, которое встречало его по утрам, швыряясь листьями.
Рис не смотрел в маленькое окошко. Он сидел в углу на ящике из-под консервов и пытался хладнокровно анализировать свои поступки.
"Это не просто убийство изощренным способом. Цель всего – страх, а для этого нужна пытка, скорее психическая, чем болевая, но от этого не менее жестокая". Он вспомнил, что сделал с Биллом страх. Под конец это существо даже нельзя было назвать человеком. "Для такого воздействия нужно знание человеческого естества. Вот тут монстр и пользовался мной. А значит, не только тело предоставляет мне свои ресурсы и информацию, но и берет взамен мои мысли и идеи. Мысль о звонке Кристины принадлежала мне. Значит, монстр знает все, что знаю я?" Но тело допустило промах. В самом начале, когда Билл только зашел в подвал, нужно было уничтожить девушку на глазах Билла. Это бы дало третью, вернее, первую волну страха. Он об этом знал, но монстр не получил этой информации. Почему?
В памяти Риса всплыл темный подвал, он стоит в стороне, дожидаясь мужчину. Когда мужчина входит, Рис пугается. Это было хорошо. Первая струйка наркотика для Треугольника. Но вот потом Рис что-то сделал, что прервало связь с телом, и оно вынуждено было действовать само.
– Я же старался его остановить! – вслух произнес Рис.
"Ну конечно! В этот момент тело отключило меня так же, как при прыжках с крыши, а следовательно, не могло и мной воспользоваться. Тело живет своей жизнью и доминирует в их симбиозе". Только теперь он понял, зачем нужно было его "натаскивать" на управление телом, подготавливать психику. Если в решительный момент он начнет сопротивляться, тело его отключит, связь прервется, и Треугольник не получит свой допинг. "Примитивная фигура" действительно была примитивной и не усваивала "сырую" информацию. Вначале нужно было пропустить страх через психику человека".
– Внешнее переваривание. Как у некоторых насекомых, – пробормотал Рис.
Так вот в чем заключался секрет и слабое место его Бога? Рис должен был выполнять функции желудка.
Он начал вспоминать ощущения при отправке страха и через некоторое время уже знал, как можно связаться с Богом.
"Страх – это его пища. А что происходит с организмом при попытке переварить плохую пищу? Правильно – понос".
Монстр стал издавать резкие звуки, напоминающие смех. Возможность сделать пусть мелкую, но пакость Треугольнику захватила все внимание Риса.
"Итак, страх – это пища. Как страх может быть некачественным? А не попробовать ли передать смех?"
Мысль про "кишечный насморк" у Треугольника действительно его рассмешила, но передатчик молчал.
"Понятно, – подумал Рис. – Это не пища. Это Они не едят! А как ты отнесешься к каннибализму?"
И он попробовал испугаться за Треугольник. Не получалось. Бог был неживым, инородным. Его было не жалко. Тогда Рис стал восторгаться совершенством Бога. Лаконичностью линий, его функциональностью, уникальностью его мира. Через час восторгов, когда в душе зародилась нежность к оранжевому чуду, Рис стал думать, как плохо ему будет без еды.
"Он ведь будет мучаться", – жалость заглянула в сознание.
"А ведь может и умереть…" – легкий страх на долю секунды промелькнул в мыслях.
Есть!
Почти невидимая порция страха была отправлена Треугольнику. Рис расслабился, улыбнулся и уже хотел вернуться к своим нерадостным мыслям, когда началось…
Посреди чердака стала сгущаться тьма, пока не образовала конус. Будто бы под потолком висел некий фонарь, излучающий темноту. Потом тьма стала уплотняться. Достигнув твердости камня, черный луч стал рассеиваться. Это уже напоминало резину, потом кисель, воду, пену. И наконец, черный свет снова стал просто черным светом, но процесс не остановился. Конус продолжал таять, поглощая молекулы воздуха. Еще через некоторое время это уже был вакуум.
Вакуум – это отсутствие материи. Ноль. Но процесс пошел дальше в сторону отрицательных величин, и пространство свернулось, образовав на месте конуса дыру в никуда.
"Вот это и есть легендарная "черная дыра" в малом объеме", – отрешенно констатировал Рис.
Посредине чердака уже находился кусок другого мира. Монстр дернулся, и по его телу пробежала судорога то ли наслаждения, то ли боли. Синело небо, зеленела плоская равнина, а в изображение вплывал Оранжевый Треугольник.
Рис подскочил, не зная, что делать. Опрокинутый ящик, на котором он сидел, стал падать в сторону. Но в тот же миг и зверь и человек были подавлены, а в сознание ворвалось:
– МРАЗЬ!!!
Понятие не совсем соответствовало слову. Это было пренебрежительное обращение и вместе с тем – констатация. Низшее существо, недостойное уважения, презираемое, противное и противоестественное. Эта мысль сопровождалась такой волной брезгливости, что у Риса подкосились бы ноги, но тело продолжало стоять, удерживаемое чужой волей. Он понимал, что допустил ошибку, но ошибку небольшую. Просто побеспокоил Бога, как ветерок теребит волосы девочки в парке.
– ТЫ ВЫПОЛНЯЕШЬ МОЮ ВОЛЮ! ТЫ НАСТОЛЬКО ЖАЛКОЕ СУЩЕСТВО, ЧТО ДАЖЕ НЕ В СИЛАХ ПОНЯТЬ – У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ СЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ЖИЗНИ!
Знакомый оранжевый лучик протянулся в сторону Риса и завис в десятке дюймов перед лицом. Конец луча изогнулся, свернувшись двухдюймовым треугольником, направленным плоскостью к груди монстра.
"Как из проволоки…" – пробежала мысль.
Сходство с металлом стало еще больше, когда конструкция начала нагреваться. Оранжевый цвет стал серым, потом малиновым, и вот уже раскаленный добела прут уперся в грудь Сима.
Раздалось шипение, и запахло паленым пластиком. Острая боль пронзила Риса. Он не мог ни закричать, ни пошевелиться. Он просто медленно умирал и никак не мог умереть в этой запредельной муке. Время остановилось. Годы и годы не прекращалась эта боль, дикая, заполонившая все сознание, пожирающая тело изнутри…
Сознание вернулось сразу. Чердак был пуст, а за спиной упал опрокинутый при вставании ящик.
"Я что – опять сплю?" – подумал Рис.
Но это был не сон. Кожу пекло, а на полу, там, куда падал черный луч, полностью отсутствовал мусор. Рис опустил голову и посмотрел на свою грудь. В центре красовалась отметина со странно оплавленными краями. Он притронулся рукой к рубцу. Это было больно. Конечно, эта боль была не чета той! Оплавленный шрам болел так, как болит обычный ожог. Терпимо.
Монстр лег на пол и стал ждать ночи.
"Пошутил на свою голову. Очень эффектно пошутил, идиот. Нашел с чем шутить, да и время выбрал самое подходящее. А все-таки удалось напакостить! Значит, хоть в мелочи, но…" Рис осекся, поймав себя на том, что, ругаясь, просто тянет время. Нужно было решать, что делать дальше, и он взял себя в руки.
О чем он думал до того, как появился Оранжевый Треугольник? Кстати, а почему именно оранжевый? Красный и желтый в смеси? Зеленого не хватает… получился бы… – светофор, а так получается какой-то ублюдок. "ХВАТИТ ТРЕПАТЬСЯ – ДУМАЙ!"
Рис подошел к окну и осторожно выглянул наружу. У подъезда остановилась полицейская машина. Из нее вышел человек и зашел в дом. Рис напряг слух. Да, коп звонил именно в его квартиру. Послушав немного, он отошел в глубь чердака.
Его позабавил разговор с Барбарой.
"С Барбарой. Не с Кристиной. Ну и что с того, что по документам ее зовут не так? Дело не в названии, а в сущности. Ведь не просит же он знакомого, прежде чем поздороваться, показать паспорт. Конечно, нет, он его узнает и так. А, черт – глаза!" Рис забегал по чердаку, как тигр по клетке.
"Девушка слишком слаба, – размышлял он. – Она не может быть настолько лакомым куском, чтобы послужить главным блюдом на этом банкете. Король стола – ОН. Именно ЕГО страх за жизнь девушки и должен утолить голод "ублюдочного светофора". Но это значит, что все его идеи неверны. Не потребуется "трансляция" потому, что он сам будет излучать этот страх, а тело тем временем будет действовать само по себе, предлагая его вниманию дикие картинки, подстегивающие его воображение. Треугольник предвидел, что в критический момент он постарается остановить монстра, а значит его "отключение" от тела было ЗАПЛАНИРОВАНО! Так что же выходит? Чувства Кристины здесь не учитываются?"
Рис видел нестыковку. Не мог отказаться Бог от дополнительной порции. Каким же образом возможно получить и то, и другое?
За окном раздался скрип тормозов и топот ног. Монстр мгновенно оказался у окна. В подъезд вбежало несколько человек. Через несколько минут копы вывели двух девушек в наручниках, втолкнули в машину и куда-то увезли.
"Это из-за убийства. Ах, если бы подруг не отпустили до завтра…" подумал Рис, но он знал – у полиции нет доказательств, а значит, еще до вечера Барбара с подругой будут на месте.
Тяжело вздохнув, чудовище продолжило размышления.
"Как Треугольнику получить страх обоих одновременно? Я путаюсь в фактах. Что я знаю наверняка?" От этого невинного вопроса Рис вдруг растерялся. Оказалось, что он почти ни в чем не уверен. Все, на чем он базировал свои выводы, было "со слов" самого Треугольника и доктора. Или же являлось следствием экспериментов над собой на базе знаний из того же источника.
"Давай по порядку. Я – монстр. Это аксиома?" Рис понял, что даже в этом он не уверен. Что-то подсказывало, что происходящее – изысканная галлюцинация.
"Но если это мне кажется, то Кристине ничего не угрожает, и думать не о чем. Значит, монстра принимаем "по умолчанию". Если это так, то кто меня создал? Доктор? Треугольник? Неважно. Этот гипотетический Некто наверняка преследовал свою цель – две смерти. Нет, не правильно. Вчера я не просто убил мужчину, а заставил его бояться. При этом я чувствовал, как этот страх куда-то перетекает. Куда? Неважно. Значит, цель не смерть, а страх". Рис остановился в углу и тупо рассматривал стенку.
"Следующий вопрос – а могу ли я доверять своим чувствам? Ответ – да. Если мои чувства могли бы взять под контроль – напрямую, без внешних воздействий, тогда бы не требовались убийства. Треугольник просто бы заставил меня бояться, и… – приятного аппетита. Выходит, передача все-таки велась". Монстр смотрел на солнце, которое уже прошло больше чем половину своего дневного пути.
"Кода придет время, я постараюсь остановить монстра, чем нарушу связь с телом, а значит, задача будет выполнена не до конца". В голове путалось какое-то важное воспоминание. Что-то он видел, когда еще был человеком. Рис сосредоточился.
"Ну конечно! Все дело было в этом проклятом рефлексе на слово "Кристина". Он сначала будет бояться за нее, останавливать тело, а потом что-то произойдет, что запустит его – именно ЕГО, а не тело, на убийство. Тогда монстр подчинится Рису, а "гурман" получит блюдо целиком. Но ведь никто не произнесет рокового слова. Что же должно послужить ему спуском? Именно ему, потому что тело со всеми его свойствами в тот момент будет недоступно".
Текли минуты, а ответа не было.
"Это должно быть что-то из его прежней жизни. Нужно начать сначала. С того, что подсознательно толкнуло его на переосмысление всего". Рис пытался вспомнить, с чего он начал. "Главное – сущность. У знакомых паспорт не спрашивают. Документы не нужны. Для этого есть глаза".
"Вот, черт! Как все просто. Он видит Кристину и знает, что это Кристина. Это и есть его спусковой механизм. Его тренировали не на слово "Кристина", а на понятие – "Кристина"! Но он же ее видел и раньше? Почему срыв происходил только при звуке? Это тоже понятно. Тогда он еще не мог передавать эмоции, и убивать было рано. Планомерно, с первого дня, изготавливался механизм, и теперь оставалось заменить слуховое воздействие на зрительное". Ужас охватил Риса. Этот план не имел изъянов. Все случится, как и было запланировано, а он будет жалким орудием и ничего не сможет изменить…
"А ну, успокойся! – прорычал монстр и оскалился на свое отражение в стекле. – Думай! Выход должен быть. Заменить восприятие – легко сказать. Чувство ненависти ему преподали в первый же день, чтобы было время для адаптации. Слух зрением никто не пытался заменить… А зачем менять? Чему может помешать слух? Не заменить, а объединить, провести параллель". И тут он вспомнил. Первый день учебы всегда казался ему скорее ознакомительным, нежели информационным. Да не стал бы Треугольник тратить драгоценное время на "ознакомление"! Не стал бы выгуливать по прекрасной долине и не стал бы ублажать ЗВУКАМИ СВЕТА. Вот оно! А в другой раз он слушал симфонию "Полета птицы" и "Восхода солнца".
Теперь Рис понял – это было не "пряником". Не обещанием Рая и не поощрением. Его даже не собирались поощрять – это было не нужно, просто его пунктуально натаскивали на необходимый рефлекс. Теперь оставалось только запустить механизм в действие, а это элементарно. В какой-то момент в мозгу появится приказ "вспомнить" и механизм будет активирован. Может быть, даже его снова почтит личным присутствием сир Светофор!
"Причина появления, конечно же, будет другая. Очередная взбучка, наверное. Нет, одного нагоняя мало. Необходимо замаскировать цель прихода более глубоко. НУ!" Мысли ворочались плохо. А как бы он сам поступил на месте Треугольника? Почему-то казалось важным определить следующий шаг Бога.
"Он бы устроил очередной мини-ад. Да, и оставил бы какое-то воспоминание напоследок. Чтобы было о чем думать в ожидании ночи. Что-нибудь болезненное, наподобие… чего?"
Монстр провел рукой по саднящему шраму на груди.
"Так это уже было. И взбучка по смехотворной причине, и пытка, и прощальный подарок. Так значит, механизм уже взведен?" Риса заколотила нервная дрожь. Он медленно поднял глаза на солнце, которое опускалось к горизонту. До сих пор он машинально рассматривал светило, почти не отдавая себе отчета, но теперь он обнял взглядом сверкающий диск, как обнимают любимую женщину. И, как конферансье объявляет следующий номер, что-то отчетливо произнесло: "СОЛНЦЕ!" А потом бурным потоком хлынула музыка!
