Текст книги "Под прикрытием"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Извините, мэм… Может быть, эта модель будем вам впору… Давайте примерим…

Мэм – здоровенная бабища лет сорока, вышедшая на шопинг, весьма довольная этим обстоятельством и твердо вознамерившаяся «задать всем жару», недовольно фыркнула, взяла платье двумя пальцами, как будто эта тонюсенькая переливчатая ткань заражена чумой, и скрылась за дверью примерочной…

Кристина Мойнахен подавила в себе приступ раздражения. В конце концов – она старший продавец самого модного в Лондоне бутика, расположенного в престижнейшей Бельгравии, совсем неподалеку от знаменитого Гайд-парка – и она должна вести себя профессионально в любой ситуации. Даже в такой…

Но унять раздражение до конца и проникнуться искренней любовью к покупательнице – как ее учили – не удавалось. Интересно, откуда берутся такие вот бабы – другого слова и не подберешь, именно бабы – подобно этой леди Астор. Жирная, сварливая, прущая напролом, поучающая всех и вся, считающая, что ей чем-то обязан весь мир, гордо несущая, как знамя, свой дворянский титул, не замечая грязных пятен на нем…

Кристина довольно хихикнула… Для лондонского высшего света, куда и она была… ну, почти вхожа, ни для кого не были секретом похождения лорда Астора. Лорд Астор – пожилой, рано облысевший развратник, всегда готовый к сексу на любых условиях, не пропускал мимо себя ни одной юбки, словно вознамерившись перетрахать весь Лондон. У Кристины была подруга – известная сейчас фотомодель – она рассказывала, что лорд Астор постоянно носит в нагрудном кармане своего роскошного блейзера с вышитым на нем золотыми нитями фамильным гербом целую большую упаковку презервативов. Двенадцать штук!

Впрочем, осуждать его за это… не хотелось. Как можно жить с такой выедающей мозг мегерой, как леди Астор, и не ходить налево? Ведь, наверное, когда-то и леди Астор была молодой, привлекательной девушкой. Кристина знала, что благородством происхождения она похвастаться не может. Удачно выскочила замуж – интересно, и как у таких вот… это удается. Естественно, сразу залетела, чтобы покрепче привязать мужа к семье, а потом бедный лорд Астор не успел оглянуться – здравствуйте! Вместо нимфетки-конфетки лежит рядом с тобой в постели ожиревшая, подурневшая свиноматка, вечно раздраженная, срывающая свои неудачи в семейной жизни на прислуге и на всех, кто попадется ей под руку – включая, например, Кристину.

Мда-а-а…

Где-то вдалеке громыхнуло – глухо, раскатисто, словно перед грозой. Кристина прислушалась – насколько она помнила, дождь сегодня не обещали…

– Что там, милочка, – раздалось из-за занавеси из роскошного китайского шелка, – собирается дождь?

Дождь?

—На сегодня обещали хорошую погоду, мэм… – отозвалась Кристина.

– Если пойдет дождь, вам, милочка, придется одолжить мне зонтик. Я забыла свой дома…

Громыхнуло ближе. Кристина начала беспокоиться – это уже не походило на гром.

– Милочка, это платье стоило бы перешить… – леди Астор появилась из-за занавеси в прозрачном пеньюаре, похожая на слона и нисколько не смущающаяся этим обстоятельством…

И тут громыхнуло в третий раз – Кристина даже не поняла, что происходит. Просто на улице ослепительно сверкнуло что-то, и ударная волна – стена раскаленного воздуха, движущаяся быстрее скорости звука и несущая с собой град выбитых из мостовой камней, стальных, рваных, раскаленных осколков и пламени. И эта стена, не знающая преград, смела стоящий рядом со входом «Роллс-Ройс», на котором приехала на шопинг леди Астор, кузнечным молотом ударила в шикарную витрину их бутика. Витрина лопнула одновременно по всей своей площади, превратилась в мельчайшие стеклянные, режущие до кости осколки – и весь этот девятый вал смел и Кристину, и леди Астор, отбросив их к дальней стене…

Удивительно, но Кристина не потеряла сознание до самого конца. Возможно, ее частично спасло то, что она стояла за неким модерновым подобием прилавка – и его металл принял на себя большую часть осколков. Лежа на полу, она успела увидеть леди Астор – нашпигованная осколками, та медленно сползала по стене на пол, оставляя ярко-алую полосу и глядя на Кристину невидящими мертвыми глазами. А потом Кристина подняла глаза к потолку и увидела змеящиеся черные трещины, расширяющиеся с каждой секундой…

– И все таки, Дами… так дешево на этот раз ты не отделаешься… Ведь материальчик просто убойный, стоит ему выйти в печать – и можно сказать, выборы проиграны… Соображаешь, сколько это стоит?

Дамиан Грейс, старший инспектор Скотленд-Ярда в отставке, среднего роста, пожилой, но хватки своей не потерявший, отпил из бокала сидр, чтобы немного помолчать и не высказать этому гниде-шантажисту все, что он о нем думает. В который раз его посетила мысль, что данайцев, приносящих дары, все-таки стоит опасаться…

Еще несколько лет назад он был старшим инспектором Скотленд-Ярда, причем работал он в Особом отделе – занимался разработкой террористических группировок, борьбой со шпионажем. Фактически он координировал работу по противодействию русской разведке, активно действующей в Лондоне. Он даже знал русский язык – говорил, конечно, с акцентом, но… И многие, кто честно смотрел на ситуацию, признавали – что у его людей бороться с этими русскими получалось намного лучше, чем у Службы безопасности, которая должна была заниматься контрразведкой.

Ведь в чем тут было дело? Люди, работающие на Службу безопасности – MI5, как раньше она называлась, в основном были «голубой крови» – выпускники Оксфорда и Кембриджа, носящие клубные пиджаки и предпочитающие тонкие черные сигареты с гвоздикой. Они сидели в кабинетах, участвовали в совещаниях, перекладывали бумаги с места на место, если появлялась возможность, играли с разведчиками противника в интеллектуальные игры, а выйти на улицу и покопаться в дерьме… нет, что вы, сэр, как можно, сэр… Улица вызывала у них отвращение пополам со страхом. А вот люди Грейса никогда не носили белые перчатки – все они были «бобби», причем не обычными, а отобранными, одними из лучших. Они знали, что такое полицейская работа – и просто делали ее, не ожидая ни фанфар, ни одобрительного похлопывания по плечу на каждом шагу. Интеллектуалам из MI5 такая конкуренция, естественно, в радость не была.

Убрали его «под шумок». После войны, проигранной русскими, когда по всем министерствам и ведомствам прокатились кадровые чистки, какая-то хитрая мразь включила в списки на увольнение и его – в те дни особо не разбирались, кто и в чем виноват. Но не успел он собрать вещи и закатить прощальную вечеринку для сослуживцев, как к нему пришли…

Теперь Дамиан Грейс, старший инспектор Особого отдела в отставке, был частным детективом Дамианом Грейсом и даже имел офис на Бейкер-стрит, не 221Б, конечно – но все же Бейкер-стрит. За последний год – он специально подсчитал – его доход в пять раз превысил жалованье старшего инспектора Скотленд-Ярда. Но удовольствия от работы он не испытывал – какое, к чертям, может быть удовольствие, когда копаешься в дерьме, подобном этому…

Началась эта история – от которой дерьмом несло за километр – почти год назад. Сэр Питер Вулсон, депутат Палаты Общин от консерваторов, возвращаясь домой после тяжелой трудовой недели, заметил на улице тринадцатилетнего мальчишку. Каким-то образом ему удалость войти к ребенку в доверие, и тот сел к доброму дяде в машину – покататься. Катались они недолго – остановились в Риджент Парке, в каком-то укромном местечке. Но сэр Питер, видимо, думал в этот момент… не большой головой, а маленькой головкой, а может, он просто не знал, что лондонская полиция держит этот парк под особым контролем – потому что там часто останавливаются машины, в которых находятся джентльмены и… дамы легкого поведения. Ну и в этот раз… полисмен, заметив стоящий в тени черный «Роллс-Ройс Камарг» [25]25
  Купе марки «Роллс-Ройс» выпускалось и в нашем мире, хотя о нем мало кто помнит.


[Закрыть]с затемненными стеклами, решил, что имеет место очередной акт непристойного поведения, подошел к машине, постучал в стекло, потребовал открыть дверь… и сэр Питер попал в весьма неприятное положение…

Вообще-то… личная жизнь сэра Питера особой тайной не была – хоть он и состоял в браке, все знали, что среди его помощников всегда были один-два молодых мальчика, что он охотно брал студентов на стажировку – не студенток, а именно студентов, что в его поместье некоторые служащие, жившие с семьями, получали в пять раз больше остальных – и в их семьях тоже росли мальчики. Все это знали. Но… до сего момента сэр Питер не попадался.

С родителями мальчика договориться удалось – двести тысяч фунтов стерлингов, положенные в специальный трастовый фонд на образование подростка, стали хорошей гарантией молчания. Еще пятьдесят тысяч пришлось заплатить за полицейский протокол. Но какая-то мразь успела снять с полицейского протокола копию – и надо же было такому случиться, что эта копия оказалась в руках у проныры Виктора Крисевича, одного из самых грязных журналистов Лондона, пройдохи и шантажиста. За оригинал протокола выложили двести тысяч, за копию сразу предложили триста – сначала Крисевич согласился, но потом позвонил и сказал, что нужно срочно встретиться. На языке шантажистов – а Крисевич был именно шантажистом, несмотря на то, что всем представлялся независимым журналистом – это могло означать только одно: цена повышается. Только после этого сэр Питер запаниковал и обратился в детективное агентство Грейса. В этом и состояла основная работа Грейса сейчас – за огромные деньги быть доверенным лицом консерваторов, улаживать грязные дела. Подобные вот таким.

Ознакомившись с делом, Грейс грязно выругался. Отказаться невозможно – сэр Питер был одним из виднейших членов партии. Обратиться к нему нужно было сразу же, но сэр Питер допустил ошибку – поручил разбираться с этим делом своим людям, которые не имели никакого опыта общения с шантажистами. Шантажист назвал цену, они сразу согласились – и тот решил, что цена была названа изначально слишком низкая. Теперь с этим приходилось разбираться старшему инспектору в отставке Грейсу. Вот он и разбирался – пил сидр и смотрел на мерзкое лицо Крисевича – остренький нос, напомаженные усики, бегающий взгляд. Гнида, она и есть гнида.

– Сколько вы хотите, Виктор?

– Один миллион фунтов! – выдохнул тот.

Аппетит…

—Вы это серьезно, Виктор? – добавив в голос максимум иронии, спросил Грейс, откинувшись на спинку стула.

– Вполне. – Крисевич заказал отбивную из телятины с гарниром и сейчас ел, ел торопливо и жадно, чавкая и разбрызгивая соус на белоснежную скатерть. Грейсу хотелось схватить его за голову и со всех сил ударить об стол – чтобы кровью захлебнулся, паскуда…

– Откуда такие аппетиты? Вы ведь понимаете, что это нереальная сумма…

– Почему? – Виктор оторвался от жратвы и нагло глянул в глаза бывшего старшего инспектора Скотленд-Ярда. – Я прекрасно знаю, как делаются дела в этом городе, Грейс… На носу выборы, сейчас собираются предвыборные фонды – и не только явные, но и тайные, смею заметить. Пусть сэр Питер потрясет своих старых дружков из «Виккерс», «Роял Армстронг», «Бритиш Аэроспейс» – для них один миллион фунтов – пустяки. Если он, конечно, не хочет в канун выборов оказаться со спущенными штанами – я-то понимаю, что для него это привычно и даже приятно, но вот поймут ли его избиратели…

Громыхнуло – совсем рядом, раскатисто, на улице истошно взвыла одна сигнализация, другая. Противно тренькнули окна…

В отличие от остальных посетителей ресторана, которые недоуменно переглянулись, опытный контрразведчик из Особого отдела Дамиан Грейс сразу все понял. Верней, почти понял – он подумал, что на улице, совсем недалеко взорвалась заминированная машина.

Бросив на стол салфетку, Грейс вскочил и побежал к выходу. Виктор последовал за ним – он всегда чувствовал, где пахнет жареным, а теперь он мигом вспомнил, что он журналист. Если оказаться на месте происшествия первым и сделать пару десятков сочных снимков… конечно, не пара миллионов фунтов, но тоже какой-никакой, а заработок.

Только выскочив на улицу, Дамиан Грейс увидел, насколько плохо дело. Машина (на самом деле это была минометная мина) взорвалась дальше по улице, причем взорвалась так, что там до сих пор что-то горело. Выли сигнализации, сталкивались машины – те, кому повезло, кто не попал под ударную волну, пытались любой ценой уехать отсюда, торопились, сталкивались – и лишали себя и других возможности смыться.

– Черт, черт, черт! – Виктор сунулся в свою машину, новенький «Мини-Купер», и вытащил фотоаппарат с большим профессиональным объективом, нацелился на клубы дыма и мечущихся людей. – Это же просто круто!

Грейс бросился вперед – туда, где вся улица была скрыта клубами дыма и поднятой взрывом кирпичной пылью, туда, где из черного, прорезаемого изредка ярко-желтыми языками пламени ползли прочь от эпицентра взрыва люди – им еще можно было помочь. Вторая мина разорвалась за его спиной – как раз напротив ресторана. Словно какой-то великан поднял Дамиана Грейса и с размаху швырнул о стену. Теряя сознание, старший инспектор сумел оглянуться назад – там, где только что шла мирная жизнь, там, где стоял репортер-шантажист Крисевич со своим фотоаппаратом, сейчас было только серое облако. На тротуар падали осколки, стуча подобно граду. Потом на Дамиана Грейса рухнул балкон…

Миномет отработал как надо – без запинок. За это и ценили русское оружие – за безотказность в любых условиях, даже самых экстремальных. Перед уходом террорист подключил провода к мине-ловушке. Пятьдесят килограммов пластида и инициация по лазерному лучу, плюс датчики на объем и на движение, выпаянные из самой обычной автомобильной сигнализации. Того, кто попробует забраться в кузов или стронуть машину с места, ожидает очень большой сюрприз…

Картинки из прошлого

03 августа 1992 года.

Бейрут, стадион

Стадион кипел своей новой, непривычной, непредставимой еще несколько дней назад жизнью. Даже сохранилась здоровенная витрина перед входом, на ней вывешивались анонсы спортивных мероприятий, которые должны были происходить на стадионе в ближайшие несколько дней. Я мельком глянул – футбольный матч. Вот только витрина эта сейчас кренилась к земле, пробитая во многих местах пулями. Футбольного матча сегодня не будет…

Занявшие здание местного МВД и весь стадион войска уже обжились. В нужных точках были собраны баррикады, устанавливались капониры для техники. Саперы собрали со всех окрестностей обгоревшие остовы автомобилей и создали из них довольно неплохую линию укреплений – никаким оружием из числа имевшегося у террористов ее не прошибешь. Прямо у въезда на стадион, уставившись стволами на окрестные развалины, стояли две БМПП, наполовину заваленные все тем же автомобильным хламом, чтоб из гранатометов не подбили. На бывших автомобильных стоянках вперемешку теснилась самая разная бронетехника и бронированные автомобили, чтобы вывозить в порт эвакуируемых.

В развалинах рядом со стадионом мерно ухала артиллерия, каждый выстрел отдавался неприятным толчком под ложечку и звоном в ушах. Артиллерия – самоходки-шестидюймовки с управляемыми снарядами, а еще этим утром доставили крупнокалиберные самоходные минометы. Одна мина калибра 240 миллиметров разрушала целый подъезд, с первого этажа до последнего. Там же, на верхнем этаже остова двадцатипятиэтажной высотки, развернули свою аппаратуру связисты – «заказы» они получали от групп спецназа в городе, с каждой группой имелась нормальная связь, кроме того, оттуда наблюдали и давали оценку эффективности огня. Стреляли только управляемыми минами и снарядами.

Сам стадион был переоборудован под вертодром, поэтому было сложно дышать – поднимаемая вертолетными винтами пыль и гарь висела в воздухе мутной пеленой, лезла в нос, заставляла кашлять и отхаркиваться. Вертолетный мост был уже налажен – каждые пятнадцать минут садилась «корова», «Сикорский-89», так этот тяжелый, неуклюжий с виду вертолет прозвали в армии. Доставляли боеприпасы, снаряжение, медикаменты, пополнения. Вывозили раненых и мирняк – эвакуацией почему-то занимался в основном флот, как-то получилось, что эту обязанность возложили на него. В самом министерстве и на стадионе не протолкнуться от народа – беженцы, офицеры, казаки, жандармы, штабных почти нет – все усталые, в пыли, в грязи, с оружием. Едко пахнет смесью пота, гуталина, пороховых газов, сгоревшей взрывчатки, оружейной смазки, разлагающихся трупов, горящего мяса– от этого запаха некуда деваться, да и привыкли все уже к нему. В здании министерства – ни одного целого кабинета, ни одного невыбитого окна – запустили несколько «дырчиков» [26]26
  Дырчик – дизель-генератор на соляре.


[Закрыть], заложили оконные проемы мешками с песком, завесили противогранатной сеткой и работают.

Со стороны обширного двора министерства с периодичностью раз в полчаса гремели залпы, оттуда же поднимался к небу чадный столб дыма – там расстреливали и вешали. Поскольку на территории было введено военное положение, с выявленными боевиками не церемонились – военный трибунал, десять-пятнадцать минут на слушанье дела и немедленное приведение приговора в исполнение. Тела расстрелянных жгли там же, обливая бензином. Если просто участвовал в мятеже с оружием в руках, входя в состав террористической группировки – расстрел, если выявляли палачей,в отношении которых доказывались зверства в отношении мирняка – тех вешали и не сжигали – отвозили за город, чтобы закопать тела на скотомогильнике, вместе со свиньями. Прощать такое было нельзя, если простишь – повторится.

Наша маленькая колонна, состоявшая из одного БМПП и трех БТП [27]27
  БТП – боевой транспортер пехоты, аналог нашего БМП, хотя и отдаленный. Отличается повышенной стойкостью к подрывам на минах и фугасах. БМПП – боевая машина поддержки пехоты.


[Закрыть], пыхая сизым дымом, пробравшись через развалины, подкатила вплотную к охраняемой территории. Ехать было весело – тесный, освещенный лишь тусклым плафоном десантный отсек, лежим чуть ли не вповалку на ребристом полу, ствол чьего-то автомата чувствительно толкает под ребра, сама машина идет на скорости, и раскачивает ее, как лодку в шторм, – того и гляди приложишься обо что-то. И вдруг механик-водитель тормознул – да так, что мы чуть лицами по броне не проехались.

– Что за… – уставший капитан в выражениях не стеснялся…

Машины не двигались с места, судя по всему, мы там с кем-то столкнулись.

– Пойду гляну… – капитан дернул за ручку, толкнул от себя тяжелый люк, ведущий в десантный отсек. Следом за ним, сам не знаю почему, полез и я…

Первое, что я услышал, – это мат. Причем необычный мат – всякие такие «клюзы» и «ворвань» с «медузами е…ными» – так может материться не каждый. Так может материться только свой, родной в доску, моряк. А еще я начал припоминать голос…

У самого КП наша головная машина «поцеловала» выезжающий МДТ [28]28
  МДТ – морской десантный транспортер амфибийного типа.


[Закрыть]– первый в колонне из четырех машин. Решили разъехаться – ну и зацепились. А теперь выясняли отношения…

– Господин штабс-капитан! – крикнул я, расплываясь в улыбке, наконец-то я встретил в этой мясорубке, причем совершенно случайно встретил, своих, да таких своих, с которыми и в огонь, и в воду.

Только что упражнявшийся в красноречии офицер в черном обмундировании морской пехоты без погон и знаков различия, с небрежно закинутым за плечо автоматом с глушителем и странного вида прицелом, поднял голову, всмотрелся в меня – и тоже узнал…

– Никак лейтенант Воронцов, собственной персоной. Что изволите делать среди сапогов, господин лейтенант по адмиралтейству?

Слова «лейтенант по адмиралтейству» штабс-капитан Изварин выделил особой, ехидной и язвительной интонацией…

Картинки из прошлого

16 июня 1993 года.

Афганистан

Колонна втягивалась в караван-сарай…

Что такое караван-сарай? Для Афганистана – это все, если вы видите караван-сарай, то это наверняка единственный оазис, единственная точка людского притяжения километров на пятьдесят, а то и на сто вокруг. Укрепленный форт циклопических размеров. Место, где все продается и все покупается, где можно расслабиться хоть ненадолго и не опасаться, что горы плюнут тебе пулей в лицо. Если у тебя есть деньги – в караван-сарае тебе всегда рады. Ну, а если денег нет…

Этот караван-сарай был не самым большим в стране, но все равно его размеры поражали воображение. Сделан он был на основе оазиса – тут находился один из немногих известных родников в этом районе Афганистана. Почти три квадратных километра; базу эту вынуждены были построить британцы, укрепить, чтобы отсиживаться за ней в безопасности от пуль кочевников, а когда британцы ушли, афганской королевской армии эта база оказалась не нужна. Вот и переоборудовали ее предприимчивые люди под караван-сарай.

Первое, что видел приближающийся к караван-сараю путник – это стены. Стены были солидные, массивные, высотой примерно в три с половиной метра, через каждые сто метров сплошная стена бетонных плит прерывалась сложенным из бетонных блоков закрытым двухэтажным фортом с бойницами. При британцах в бойницах стояли автоматические гранатометы и пулеметы, уходя, они их забрали с собой. Часть пулеметов купили и установили владельцы караван-сарая, часть бойниц просто переделали для стрельбы из легкого стрелкового оружия. Перед стенами – несколько рядов колючей проволоки, еще один двухметровый забор из сетки-рабицы и минное поле. Мины британцы, уходя, не сняли, карт минных полей не было, и на «мертвую полосу», как тут ее называли, просто никто и никогда не ходил. Вообще, со времен британцев изменилось это место мало, единственное изменение, которое нельзя было не заметить, – это мечеть с минаретом. Содержавшие караван-сарай люди были правоверными и первым делом заложили здесь мечеть, а теперь минарет был виден за несколько километров и протяжные крики муэдзина каждое утро разносились по безлюдным пустынным окрестностям.

Удивительно, но весь караван-сарай накрыли крышей – пару квадратных километров. Одной из самых больших проблем таких вот гарнизонов была их уязвимость от мин и неуправляемых ракет. Минометы делали из подходящего диаметра стальной трубы, неуправляемые ракеты и вовсе запускали огневым или электрическим способом, положив на приподнятый в сторону противника лист шифера. В РИ и САСШ разрабатывали специальные зенитные системы быстрого действия, совмещенные с мощными РЛС, чтобы обнаруживать и уничтожать в автоматическом режиме летящие боеприпасы; британцы поступили проще. Они просто накрыли всю территорию своего гарнизона прочной стальной сеткой с крупными ячейками и на стальных столбах. Мина или ракета, попадая на такую сетку, просто не взрывалась, или взрывалась, но далеко не с теми последствиями, с какими могла бы, – большая часть осколков разлеталась поверху, а починить такую сетку было легко – сварочный аппарат, заплатка и немного времени.

У ворот – стальных, закрывающихся на стальную балку толщиной с две человеческих ноги, путников поджидал… танк! Да-да, самый настоящий британский экспортный «Чифтен», тяжелый, квадратный, выкрашенный в пятнистый пустынный камуфляж танк. Видимо, где-то его подбили, и британцы бросили его, а потом караванщики его привели в относительный порядок, привезли сюда и продали. Был ли он исправен – неизвестно, но проверять это желающих не находилось уже давно. Да и вообще, наверное, только старики смогут припомнить, когда последний раз душманы нападали на караван-сарай. Здесь имелась вооруженная стража, здесь были укрепления, здесь были вооруженные водители и «купцы», и интерес был у всех один – сохранить груз. Нападения происходили, когда караван-сараи представляли собой просто группу строений – без ограждений, без укреплений, без всего. Сейчас, благодаря британцам, здесь появились действительно неприступные места.

Под дулами нескольких крупнокалиберных пулеметов колонна приблизилась к воротам…

– Сигналь! – по знаку Карима приказал Абдалла.

Водитель послушно нажал на клаксон, и нечто, напоминающее рев буксирного гудка, разорвало тишину…

В кабине головной машины находились четверо – водитель, Карим, Абдалла и здоровяк-десантник, его звали просто и без затей – Иваном. Было тесно, но в тесноте, как говорится, – не в обиде.

Шлагбаум пока остался на месте, но из бетонного строения, напоминающего дот, вышел человек. Среднего роста, заросший бородой, в чалме и обычной пуштунской одежде, с автоматом в руках. Перемахнув шлагбаум, пуштун направился к правой стороне машины, словно разглядев, кто находится в кабине за бронированным стеклом.

– Салам алейкум. Хуш омадед.

– Ва алейкум ас салам, – ответил Абдалла, – чан пайса?

– Шэль. Руси пайса.

– Зияд гирифти! – возмутился Абдалла. – Пандж, руси пайса.

– На меша. Би пайса – сафар бахайр [29]29
  Весь разговор на пушту. – Здравствуйте, добро пожаловать. – Здравствуйте. Сколько стоит? – Двадцать в русских деньгах (имеется в виду двадцать золотых за одну машину). – Слишком дорого! Пять в русских деньгах! – Не пойдет. Нет денег – счастливого пути.


[Закрыть], – невозмутимо произнес пуштун.

Абдалла повернулся к своим попутчикам:

– Они хотят двадцать золотых. Без торга.

Выругавшись матом по-русски, цена была непомерной, Карим обернулся к Ивану, объяснил ситуацию. Тот полез за деньгами в сейф…

На территории караван-сарая застроили меньше трети пространства. Бывшие вертолетные площадки, плац – все отдали под стоянки грузовиков, которых сейчас было как минимум сотня. Из них выделялись две большие группы. Индийские грузовики – старые, семидесятых, шестидесятых, а то и пятидесятых годов выпуска, разукрашенные в самые разные цвета, отделанные так, что некоторые превращались в самые настоящие передвижные храмы. Водителей этих тарантасов можно было отличить по яркой одежде с эмблемами кланов.

Вторая группа машин – русские, современные. Чаще всего – «АМО» или «КУН» [30]30
  Кун – по-татарски лошадь, скакун.


[Закрыть]. Три или четыре оси, редко две, обязательно все оси ведущие. Серая, темно-зеленая или камуфляжная окраска, простые строгие линии кабины, чаще тусклые бронированные стекла, съемные бронеплиты, иногда – бокового стекла нет, а вместо него висит бронежилет. Одна машина и вовсе оказалась списанным армейским танковым тягачом, тащила она какой-то громадный прицеп, на больших колесах и с развитыми грунтозацепами. Водителей этих машин – а среди них встречались люди самых разных национальностей – можно было отличить по одежде. Обычно они носили старый камуфляж. Про этих людей, про то, что они делали на опасных афганских дорогах, ходили легенды. Они больше полагались не на силу кланов, а на автомат, иногда осмеливаясь ходить в рейсы даже без охраны. Были в этой группе и британские, и даже североамериканские армейские автомобили, но больше всего – русских. Объяснялось это просто: русские автомобили показали себя простыми в эксплуатации, прочными, неприхотливыми к качеству солярки, а тут большая часть перевозок шла с территории Российской империи, и там русскую армейскую машину могли задешево отремонтировать.

На территории караван-сарая было многолюдно и шумно. Веселая компания стояла у машин с бутылками пива в руках и о чем-то ожесточенно спорила, перемежая убийственные аргументы глотками из бутылок: по виду тут дело шло к мордобою. Несколько человек, желая сэкономить и не заезжать на ремонт – а здесь была целая станция технического обслуживания, правда, очень дорогая, – подняв капоты, торчали кверху задницами, устраняя возникшие в дороге неисправности. Еще чуть подальше, у самого забора, трое стояли с калькуляторами и о чем-то торговались.

Но центром притяжения была, конечно, «гостиница» – бетонное приземистое трехэтажное здание, на первом этаже которого находился бар с выпивкой и готовыми на все дамами, а на двух других – нумера для проезжающих.

Повинуясь указаниям бачи, группа поставила машины на свободные места – стояли они здесь так плотно, что даже открыть на полную дверь, чтобы выбраться из кабины, было затруднительно. Бача – лет двенадцати, но с калькулятором, подвешенным на шею на тонкой металлической цепочке, и с пистолетом за поясом сноровисто пересчитал деньги, сделал несколько пометок в засаленном блокноте, который он вытащил из кармана, и выдал на каждую машину своего рода пропуск. Пропуск этот выглядел необычно – на тонкой стальной цепочке, точно такой же, на какую вешают армейские жетоны с именем и группой крови, небольшой кружок из меди со странными знаками, по размерам примерно в два раза больше золотого рубля. Поврежденные внедорожники начали оттаскивать куда-то к ангарам, прицепляя к пронырливому погрузчику. Ремонт тут стоил дорого, но не бросать же, а больше на несколько десятков километров отремонтироваться было негде…

Иван, ни слова не говоря, сунул полученный жетон в карман, полез в кабину, открыл замок капота.

– Это не нужно… – через Карима сказал Абдалла, – не нужно снимать аккумулятор и бояться, что машину угонят. Здесь этого не делают, здесь – не дорога. Можешь даже не запирать машину. Повесь то, что тебе дали, на шею, без этого знака машину отсюда не выпустят. Ну, а если потеряешь…

Бар на первом этаже чем-то походил на те бары Дикого Запада, какие снимают в синематографе, в вестернах. Только вместо опилок на полу – мелкая, дробленная почти до состояния песка каменная крошка, коновязь сочетается со стоянкой для машин, вместо играющего незатейливую музыку на пианино тапера – современнейшая германская стереосистема, дорогая и высококлассная даже по меркам нормального мира. Уступкой исламу выглядело то, что за спиной бармена не было ни одной бутылки – все они находились в закрытом ящике и публике не показывались. Если человек хотел выпить, он подходил к бармену, говорил, что ему нужно, тот и наливал, не особо это афишируя. Больше всего пили пиво, крепкое спиртное успехом не пользовалось – дорога, как-никак, тут и трезвому опасно, что уж говорить про пьяного. Пиво наливали открыто из нескольких хромированных кранов в большие пол-литровые кружки из толстого стекла. Оружия ни у кого не было – и пистолеты, и автоматическое сдавали при входе в заведение. На входе стоял здоровенный, похожий на турецкого янычара детина – килограммов сто по виду, никак не меньше, кожаная безрукавка, выбритая до блеска голова, длинные черные усы, на одном боку кобура с большим пистолетом, на другом – короткое помповое ружье с пистолетной рукоятью. Детина принимал оружие, складывал его в ящики, выдавал номерки с ключами. Если у кого не было знака, что они оставили машину на стоянке, брал плату за вход, у кого он был – проходили бесплатно…

– Ну и как нам раздобыть здесь по кружечке пива? – Иван по-хозяйски огляделся по сторонам, свободные столики были. Поправив пустую кобуру – с пустой кобурой он чувствовал себя непривычно, будто голым идешь, – десантник неспешно направился к ближайшему…

Сидевший в распивочной люд, самый разный, окинул взглядом новоприбывших, но ничего не сказал. Драться здесь строжайше запрещалось, да и не было пока повода для драки. Присутствующие определили их как русских караванщиков – таких в трактире едва ли не треть, и никакого интереса они не вызывали.

Половой [31]31
  Половой – официант, так их раньше называли на Руси.


[Закрыть]появился, словно из-под земли, вот только что его тут не было, раз – и возник. Это был молодой афганец – чернявый, в национальной одежде, с хитрыми и наглыми, как и у всех половых в мире, глазами. Судя по монголоидному разрезу глаз – хазареец.