Текст книги "Грань креста (СИ)"

Автор книги: Александр (1) Карпенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Выбрав кусочек стола почище, мы с пилотом уселись друг против друга (а мышка – рядом со мной), томимые самыми мрачными предчувствиями. Хозяйка выглянула в зал:

– Ничего, если я вашему животному подам чайные блюдца? Оно, кажется, у вас не очень большое.

Мы с Патриком хором закричали:

– Это не животное! Это наша начальница!! Госпожа Люси Рат!!!

Женщина мрачно склонила голову и отошла ненадолго, чтобы возникнуть с новым вопросом, исполненным печали:

– Какого вина подать господам – белого или красного?

Потакая вкусам нашего маленького доктора, мы потребовали пива.

– Светлое?

– Темное. Лучше портер. – Патрик хорошо усваивал руководящие указания.

– И вашему животному тоже?

Наш гневный вопль сотряс потолок, на стол полетели клочья паутины. В ответ мы получили очередной депрессивный кивок.

Наконец появилась пища. Хозяйка поставила перед нами по шершавой миске из простой красной глины – нам с водителем довольно емкие, а мышке – кривую плошку, не то глубокое блюдце, не то пепельницу. Вслед за этим на стол было брякнуто грубо слепленное из той же глины блюдо, прикрытое мятой жестяной крышкой, и кособокий серый кувшин со щербатым горлышком. Сервировку дополнили два мятых оловянных стакана, не иначе как побывавшие в камнедробилке, и пара кривых столовых ложек плюс одна чайная – все самого антисанитарного вида.

– Из чего пить животному, я не нашла. Напоите сами, – вымолвила неряха и пропала раньше, чем мы успели разораться.

Я выловил из нагрудного кармана халата пластиковую мензурку для Люси. Та подозрительно принюхалась:

– Из нее больные не пили?

– Ты за кого меня держишь?

– А что же оттуда валерьянкой разит?

Спорить я не стал. Вместо этого отправил Патрика в машину за стеклянной посудинкой, из которой мышка обыкновенно заливала в свой организм напитки. Сам же извлек кусок бинта и взялся добросовестно протирать ложки.

– Не поможет, – мрачно заявила начальница, – их надо стерилизовать кипячением не менее сорока минут. С предварительным замачиванием на сутки в какой-нибудь дезинфекции покруче.

Патрик вернулся со стаканчиком для Люси, и мы приступили к трапезе.

– Предлагаю начать с пива, – внесла идею доктор Рат, – в состоянии опьянения та отрава, которой нас здесь попотчуют, проскочит, не вызывая рвотного рефлекса. Возможно.

– Вы меня все время вынуждаете пить за рулем, – слабо запротестовал Патрик, – а ведь это не дело, мэм.

– Кто кого заставляет пить за рулем? Что за чушь? Руль в машине, а ты здесь. Или ты сюда баранку под курткой приволок?

Водитель тихо вздохнул и принялся разливать пиво по стаканам.

Оно было черным и тягучим, в стаканах встала красивая шапка густой желтоватой пены. Над столом поплыл упоительный аромат. Мышка оживилась, зашевелила носиком, хвост ее забавно вздернулся вверх стрелкой. Первые же глотки привели всех в восторг. Напиток оказался чуть горьковатым, бархатистым на вкус, умеренно – в самый раз – охлажденным.

– Не все так плохо, – констатировали мы, – с этаким пивом, пожалуй, что угодно слопать можно.

И сняли крышку с блюда.

Перегородки из струганых лучинок делили посудину на четыре части. В одной из них лежала горка тончайше нарезанной слезящейся ветчины. Полосатые бело-розовые ломтики обрамляла темная каемка специй. Другую занимало крошево из ярких маринованных овощей. Кубики, в которые был нарезан салат, были столь малы, что определить первоначальные ингредиенты не представлялось возможным. Запах же вызывал такое слюнотечение, что все дружно сглотнули.

Третью секцию доверху заполняли мельчайшие, длиной в полспички, копченые рыбешки без голов. Их золотисто-коричневые тушки истекали прозрачным нежным жиром. Наконец, в четвертой пребывали аккуратные треугольнички ноздреватого теплого хлеба, пахнущего солнцем и тмином.

За ушами у бригады громко затрещало от дружной работы челюстей. Поданное исчезло со скоростью кошачьих консервов в рекламном ролике. Мы переглянулись.

– А здесь не так уж скверно! – постановили все, с надеждой поглядывая на косую кухонную дверцу в ожидании следующего блюда. Появление кривого, засаленного и закопченного чугуна встретили с энтузиазмом. К чугуну прилагалась сучковатая доска с чем-то закрытым обрывком тряпки.

Из непредставительных недр явился душистейший в свете крепкий прозрачный бульон. А под тряпкой… О, таких пирожков я давненько не едал! Слоеные крохотульки – их не требовалось откусывать никому, кроме Люси, – таяли во рту, обнаруживая внутри рассыпчатую мясную начинку, обильно сдобренную пряностями. Кувшин пива быстро опустел, мы затребовали другой, доставленный нам незамедлительно.

Вместе с пивом прибыл керамический горшок, залепленный обугленным блином. Внешность этой посудины, безусловно, могла свести с ума всю местную санэпидемслужбу, если бы таковая здесь имелась. Но нам уже было все равно. Мы нетерпеливо сорвали блин и полезли черпаком в благоухающие глубины.

Тоненькие ленточки тушеного мяса трех различных сортов, сплетенные в крошечные косички плавали среди овощей, частью знакомых, как зеленая фасоль и сладкий перец, частью мне неизвестных. Мясо не приходилось разыскивать в этом рагу – его там имелось больше, чем всего прочего. Тушение производилось в какой-то красной густой подливке, напоминающей томатную, совершенно божественных вкусовых свойств.

К пожираемому нами блюду придавалась очередная доска с пирожками – на сей раз начинкой служили жареные грибы.

По мере увеличения нашего толстопузия скорость перемещения пищи в наши желудки падала, но и рагу съедено оказалось подчистую. И это было не все! Нас еще ожидал десерт.

При виде песочного торта, прослоенного пластами холодного дрожащего желе всех цветов радуги и увенчанного искусно выполненной конструкцией из свежих ягод и взбитых сливок, Патрик издал стон, а я украдкой расстегнул пуговицу на брюках. Люси бросила на нас испытующий взгляд и провозгласила, осушая мензурку:

– Пузо лопнет – наплевать! Под халатом не видать.

К десерту мы получили чай. Точнее, горячий настой чего-то терпкого и душистого, с оттенком весеннего меда. Осоловело таращились мы друг на друга, не в силах вылезти из-за стола. Приплелась трактирщица, промямлила, не вынимая рук из-под загаженного передника:

– Господам не угодно ли коньяку для завершения обеда?

Мне было угодно. Я умоляюще глянул на начальницу. Та вздохнула:

– Что с тобой поделать! Жри свою отраву!

На столе возникли чарочки, до краев налитые вязкой зеленовато-янтарной жидкостью. Я пригубил. Слов для описания моих чувств нет в лексиконе! Крайне приблизительно испытанные мной ощущения могут быть описаны термином Летики из гриновских «Алых парусов»: «Улей и сад!»

Мягкое, обволакивающее дрожание несравненного аромата долго держалось во рту.

Нарисовалась хозяйка – за расчетом. Заявленная цена показалась нам удивительно скромной. Я протянул ей банкноту вдвое крупнее, махнув рукой – мол, сдачи не надо. Даже прижимистая Люси одобрительно кивнула.

– Вот только непонятно, почему при ваших талантах, хозяюшка, заведение столь убого. Таким поваром может гордиться любой ресторан!

– Видите ли, господа, – уныло промямлила женщина, – раньше моя харчевня находилась на тракте у городской заставы. Ко мне съезжались кутить богатейшие люди Тайра. А нынче… – Она досадливо сморщилась. – Лучше скажите, уважаемые, вам действительно понравился обед? Я ведь готовлю теперь только самое простое не для кого стараться.

Мы заверили ее, что обед понравился. Горячо заверили. Искренне.

– И животное ваше довольно?

Терпение лопнуло. Мы заорали дурноматом:

– Какое животное, бестолочь! Это врач, доктор Рат! Сколько можно повторять!

Кобылье усталое лицо несколько оживилось.

– Врач? То есть настоящий доктор?

– Самый что ни на есть настоящий!

– Что ж вы сразу не сказали? Я-то, глупая, не поняла. Извините меня, пожалуйста, госпожа доктор!

Люси прошептала мне на ухо:

– Не нравится мне что-то ее поведение. Не к добру это. Сейчас начнет просить осмотреть ее и полечить от какой-нибудь хронической хвори, которой страдает лет сорок.

Мышка оказалась недалека от истины:

– Я прошу прощения у многоуважаемых господ, – сказала женщина, – но у меня есть проблема по вашей части. Не согласитесь ли вы милостиво помочь мне?

– Куда ж от тебя деваться…

Мы без охоты побрели вслед за хозяйкой по расшатанной лестнице в глубины погреба, отчаянно воняющие плесенью, и попали в ледник. Тяжелая дверь отворилась с надсадным скрипом. Нашим взорам предстал возлежащий на присыпанных опилками глыбах льда заиндевевший труп пожилого мужчины.

– Так…

– Господа, это мой свекор. Он приехал ко мне в гости месяц назад, да через день и помер. Денег, чтобы похоронить его, у меня нет, отвезти к его родне – тем более.

– А от нас-то что требуется? – не поняли мы.

– Сделайте так, чтобы он пожил немного. Долго не надо. Пусть только до дому доедет, а там опять помирает.

– Как же мы это сделаем? Ведь он скончался давным-давно!

– Это уж вам виднее. Может, укольчик какой-нибудь… – Женщина умоляюще глядела на Люси.

– Не бывает таких уколов, милая.

Та недоверчиво осмотрела нас:

– Я бы вам деньги за обед вернула.

– Не выйдет ничего, понимаешь, не выйдет.

– Что, мало? Ну… я вам окорок еще хороший добавлю.

– Ну пойми ты, женщина! Это же невозможно!

Глаза хозяйки неприятно сощурились:

– Значит, не хотите помочь?

– Не то чтобы не хотим. Не можем. Не в наших это силах.

– Сволочи вы. Не желаете выручить бедную женщину. А я-то, дура, для них старалась…

Пора было уносить ноги. Мы припустились к выходу, сопровождаемые воплями:

– Люди в белых халатах, называется! Только карман свои набить! А если я не могу дать столько, чтобы ваша жадность нажралась, так и помощи никакой! Я еще разузнаю…

Вездеход резко взял с места и полетел прочь со всей скоростью, на какую был способен. Стоя на пороге трактира, хозяйка изрыгала проклятья. Она еще долго махала руками, выкрикивая гадости нам вдогонку.

Реанимобиль стоял задом к дороге. Бригада тоскливо бродила вокруг, плюясь, переругиваясь и скучно куря. Люси приветливо помахала им из окошка:

– Салют, коллеги! Какие сложности в жизни?

– А, клиента везли. Расслаивающаяся аневризма аорты, кандидат на тот свет. Помереть он, конечно, обречен был, но зачем же делать это у нас в машине?! Полдня полицию ждали, да пока они еще туда-сюда… Теперь вызов на контроль ЭКГ хрен знает куда, в Пески, а мы не жравши. Какие Пески на пустой желудок?

– Ну, это беда поправимая. Вы же прямо на дороге к злачному заведению стоите!

И Люси не пожалела красок, описывая кулинарное искусство конеобразной трактирщицы.

– Дорого, небось?

– Да вы что, задаром. За всю бригаду двадцатку отдали.

– Не врешь?

– Помереть мне на этом месте. – Начальница препотешно осенила себя крестным знамением, используя вместо пальцев кончик хвоста.

Реаниматологи повеселели, дружно попрыгали в машину и отбыли в указанном направлении. Рат сияла, как начищенный пятак. Патрик кривился недовольно:

– Осмелюсь заметить, госпожа, делать своему ближнему пакости грешно, а уж радоваться этому и вовсе. Господь не одобрит вашего поступка, мэм.

– Разве тебе не понравился обед? – с невинным видом спросила мышка.

– Обед был замечательный, что правда, то правда, мэм. Мы дома такого и на Рождество не едали. Только от этой фурии на десерт может получиться несварение желудка.

– С таким нежным желудком на «Скорой» не фига делать, – авторитетно заявила начальница, – а что до ваших, сударь, беспочвенных обвинений, то я их решительно отметаю! Категорически! Личностью трактирщицы никто не интересовался. Пусть пообщаются, – заключила Люси злоехидно и, сложив лапки на животе, погрузилась в дрему у меня на коленях.

Я переложил ее на спальное место в тряпочки и последовал доброму примеру. Закрывая глаза, я про себя пожалел Патрика. Ему-то не видать послеобеденного отдыха. В Озерах ждут.

Мы проскочили границу сектора. И тут же сзади захрустело, задвигалось, ударило по вискам головной болью перемещение. Мышка ворохнулась в постели и сонно пробурчала:

– Зря не послушали профессора Еггерта…

– Что?

Но Люси уже сопела, отвернувшись.

Глава двадцать девятая

– Тьфу, зараза! Не чай, а писи сиротки Аси! – Войцех выплеснул остатки содержимого кружки прямо в пыль.

– Все, заварка кончилась. Кофе тоже. Придется на местную бурду переходить.

Уже сутки стояли мы в Фишече. Кроме нашей бригады здесь же обретались линейная – две смуглые дамы с непроизносимыми именами (охотно, впрочем, откликавшиеся на Бетти и Сару) – и инфекционная перевозка – фельдшер, с которым мы гоняли сейчас чаи, сидя на порожке его машины. Водители составили автомобили задними люками друг к другу, образовав на берегу обрыва, под которым лежал поселок, трехконечную звезду.

– Что, связи так и нет?

– Нет и не предвидится.

Вопреки уверениям диспетчера, к нам за помощью никто не торопился. Как и к коллегам, получившим распоряжения, полностью аналогичные нашим.

– Может, рассосалось? – предположил Войцех. – Простоим до восстановления связи, да и отзовут.

– Это вряд ли. Что-то здесь назревает, и, судя по всему, серьезное. Иначе бы этих здесь не было. – Я показал рукой в сторону.

Там, на противоположных друг другу холмах, господствовавших над местностью, стояли две машины с шестиконечными крестами на бортах. За все время, что мы торчали здесь, из машин ни разу никто не выходил.

– Стервятники, пся крев! – плюнул Войцех. – Не к добру это, Шура, помяни мое слово.

Я поднялся с подножки и направился к своему вездеходу за сигаретами. По пути меня вновь остановил великолепный вид на долину.

Возвышенность шла широкой дугой, завершавшейся округлой скалой, называемой местными жителями Вратами Реки. Имя весьма точно характеризовало вид этого старого красного камня: он изгибался крутой аркой над низкой пещерой. Река брала свое начало где-то там, в темных глубинах скалы. Ее воды за годы работы пробили в граните пологое ложе, обрывающееся в огромном природном бассейне у подножия. Оттуда река плавной излучиной изгибалась по равнине, неспешно унося свою волну вдаль. Берега ее обильно поросли тростником, где гнездились целые стаи шумливых птиц. Местами вода подмыла рощицы кривоватых раскидистых деревьев, и те, из последних сил цепляясь корнями за прибрежные камни, старались удержаться на суше. С нависших над полотнищами серо-зеленой ряски плакучих ветвей ныряли вниз головой изумрудные зимородки с белыми щечками и тяжелыми клювами.

Из Фишеча были видны еще две деревни – такие же свайные поселки с плетеными хижинами, длинными остроносыми лодками и сушащимися снастями в обрывках темных водорослей. Одна из них располагалась выше по течению, почти у самых Врат Реки, другая – намного ниже, между холмами у выхода из долины, на которых несли свой дозор реанимобили Тринадцатой подстанции.

Люси пригласила меня послушать, что рассказывают Бетти и Сара об эпидемии. Непосредственного участия в работе в ее очаге они пока не принимали, но несколько дней ночевали на базе и присутствовали на пятиминутках, где докладывалось положение дел. Заинтересовался и Войцех. Рассказка получалась такая.

Заболевание непонятного происхождения, тяжелое, с высокой смертностью. Начинается общей слабостью, разбитостью, головной болью. Потом присоединяется сильнейшая ломота в суставах, рвущий кашель, ручьем течет из носа, прогрессивно нарастает температура, достигая ужасающих цифр – с помрачением сознания, бредом. В отдельных поселениях Озерного края заболевало до девяноста процентов жителей. И вот что интересно: заражение касалось только коренного населения. Выходцы из нашего мира, судя по всему, обладали стойким иммунитетом к неизвестной хворобе.

Добрая половина «Скорой помощи» стеклась в озерные сектора. Лекарств от напасти подобрать не удавалось – вся помощь ограничивалась общим дезинтоксикационным лечением да жаропонижающими. То тут, то там среди наших автомобилей мелькали бригады Потерянной подстанции. На них почти не обращали внимания – не до разгадывания дурных примет.

Самое печальное, что обреченность положения и страх перед недугом привели к возникновению массовых психозов. Этим, очевидно, и объяснялось наше присутствие здесь. И хуже того – неизвестно откуда родился слух, что именно пришедшие из нашего мира распространяют заразу. Медиков не трогали, согласно известному принципу «не плюй в колодец», но были зафиксированы набеги на городские окраины и особенно высокая активность в зоне военных действий.

Заболевшие, покуда в силах стоять на ногах, десятками перлись туда, предпочитая умереть в бою, прихватив с собой на тот свет пару-тройку виновных в их беде «нелюдей». Несомненно, значительная часть сложивших буйны головы благополучно выздоровела бы, но… Разумные аргументы в таких случаях бессмысленны.

– Кстати, вы обратили внимание, что весь Фишеч населен только местными?

До сих пор мне как-то не приходилось задумываться о таких вещах. Больные есть больные, я не пытался делить их на местных и пришлых. Но, присмотревшись, можно было заметить в лицах здешних жителей какую-то инакость, непохожесть. Разрез ли глаз, рисунок ли скул чуть другой. А в общем люди как люди. Мы лечим всех, без различия пола, веры и цвета кожи.

В раздумье я поглядел вниз, на селение. Там происходило непонятное. Все жители, собравшись на площади в ярких одеждах, ритмично взмахивали руками и, глядя вверх по течению, дружно выкрикивали что-то. Насколько можно было разобрать, они обращались к некоему высшему существу с просьбой о защите и покровительстве.

– Кому они молятся?

– Хозяйке вод, – ответила мне смотрящая туда же, на толпу, начальница, она, по их мнению, обитает в той пещере, где берет начало река. Примитивный, в общем-то, культ.

Какая-то из смуглянок (я их все время путал) отправилась прогуляться в сторону Врат Реки. Войцех взялся подавать глупые советы водителям, втроем увлеченно копавшимся в замасленных кишках его автомобиля. А я вернулся к прерванному занятию – хлебать мочевидный чай – заваренные по третьему разу спитые остатки. Толпа на площади унялась, начала разбредаться по домам. Пока в Фишече еще никто не заболел. Будет ли дальше оберегать своих подданных Хозяйка вод?

От людей на улицах отделилась маленькая фигурка, побежала в нашу сторону. Когда человек поднялся приблизительно до середины склона, мы узнали в нем поселкового старосту.

– Связь! – звал он. – Телефон заработал!

– Сходи, Шура, узнай, чего от нас хотят, – повелела Люси.

Я спустился вниз и проследовал за старостой в общественное здание огромное, возведенное из тростника строение, одно из немногих, стоявших на берегу. Большая часть домов поселка забегала в реку, опираясь на высокие сваи. Между постройками перебрасывались плетеные мостки для ходьбы.

Окна в здании местной мэрии отсутствовали. Свет просачивался мелкими лучиками сквозь дырочки в стенах из легких циновок, создавая причудливую игру теней. Телефон был прикреплен к столбу, подпирающему высокую крышу.

Слышимость была омерзительной. Голос старшего врача с трудом продирался сквозь шорохи и помехи на линии:

– …Нападения слишком участились… заявление военной администрации… подвергнет показательной бомбардировке десять приграничных… если население немедленно… входит Фишеч и две близлежащих… ультиматума уже истек… ф-ф-р… Как поняли?

– Что мы должны делать?

– Буль-буль-буль…

– Что, не расслышал?

– Шур-фур-фурр…

– Что?!

– Убирайтесь все оттуда как можно скорее!

– Понял, уезжаем немедленно.

Я поспешно отправился к машинам.

– Бросаем все к чертовой матери и срочно уматываем!

– Что случилось?

– Точно не понял, но похоже, нас сейчас бомбить будут.

Все зашевелились, разбегаясь по своим местам.

– Господи! Сара!

– Где она?

Крошечный силуэт виднелся у самых Врат Реки. Я помчался туда изо всех сил.

Отделявшее нас от Сары расстояние я преодолел со скоростью, достойной олимпийского чемпиона. Подлетев к женщине, схватил ее за руку и, не вдаваясь в объяснения, поволок к автомобилям. Но было уже поздно.

Откуда-то сбоку вывернулся, разрывая небо треском пропеллеров, боевой вертолет. Заложил, снижаясь, широкую дугу Его разворот завершился в двух шагах от нас. Я швырнул Сару наземь, сам навалился сверху, прижимая ее к камням, чтоб с перепугу не побежала, став мишенью для бортовых орудий.

Люк в брюхе вертолета распахнулся, и оттуда, крутясь, рухнули в воду две желтые бочки. Сам аппарат тут же отвалил в сторону и завис поодаль, наблюдая за результатом. Бочки раскрылись, затянув поверхность маслянистой желтой пленкой, немедленно вспыхнувшей бездымным ярким пламенем. Увидев огонь, пилот повел машину прочь – к другим целям, возможно.

В оцепенении смотрели мы с Сарой, как огонь медленно отплывает по течению к первому поселку. Вот уже начали загораться одна за одной сваи и площадки, на которых стояли дома, лодки, привязанные под ними. Селение охватила паника. Люди, толкая друг друга, бежали по мосткам к спасительному берегу. Одна из легких плетеных перемычек не выдержала тяжести, и десяток человек, истошно крича, рухнули прямо в огонь. Они ныряли с головой, пытаясь сбить с тела пожирающее их пламя. Бесполезно. Напалм водой не смывается. Кто-то протянул с берега одному из горевших руку, очевидно намереваясь потушить его на суше песком, но тут же его собственная одежда полыхнула, и он покатился по земле вопящим комом огня. Остальные уже не пытались никому помочь, отскакивали в стороны, чтобы не вспыхнуть самим. Дальше по течению находился Фишеч. Через несколько минут пламя принесет течением и туда.

Вдруг раздался оглушительный грохот. Мы непроизвольно обернулись в ту сторону, подозревая разрыв бомбы или ракеты. Но нет, источником шума стала скала – Врата Реки. Вместо спокойного, неспешного плеска струй из-под каменной арки вырывался колоссальный столб воды, которая с ревом низвергалась в бассейн, круша его стены и растительность вокруг. Река завыла, зарычала, колотясь в ставшем тесным для нее русле.

Мгновение – и она широко разлилась по окрестностям, сметая рощицы, затопляя тростниковые заросли. Озеро горящего напалма унесло далеко в сторону, туда, где прежде зеленел сочной травой луг.

Буйство воды продолжалось недолго. Врата Реки резко прекратили извергать неукротимые фонтаны, будто там внезапно перекрыли кран. Из-под арки не вытекало более ни капли – словно Хозяйка вод, чтобы спасти Фишеч, выплеснула весь свой запас до конца. Река мало-помалу возвратилась в свое русло, а затем начала мелеть. Реанимобили Тринадцатой подстанции снялись с холмов и ходко направились к сожженной деревне на противоположном берегу. Работы там им хватит. Напалм штука жуткая.

От Фишеча бежали люди, выкрикивая слова благодарности спасшему их от огня божеству.

Мы с Сарой расслышали со стороны входа в арку слабый стон. Скорее не услышали даже, а почувствовали – настолько он был тих. Повинуясь инстинкту медика, мы решили посмотреть, что там стряслось. Звук исходил из глубины самой пещеры, где только что бурлила вода. Мы осторожно заглянули внутрь.

В полумраке на каменном полу различалась фигура совершенно нагой девушки с разметавшимися длинными волосами. Я поднял ее и выволок наружу, удивляясь неожиданной легкости ноши. Великолепная темная грива волос спадала почти до земли, мешая идти. На свету, умостив пострадавшую на травке, мы произвели беглый осмотр.

Дыхание редкое, поверхностное. Зрачки на свет реагируют вяло. Пульс на периферии не определяется. Плохи дела! Мы с Сарой подхватили безжизненное тело на руки и бегом потащили в сторону лагеря.

Патрик, разглядев издалека наши усилия, правильно сориентировался, завел машину и подогнал ее по каменистой возвышенности прямо к нам. Раскрыв задний люк, выдернул носилки. Больная помещена внутрь, а мы влезли за ней, в салон. Люси, прибывшая на вездеходе вместе с Патриком, принимала во всем деятельное участие.

– Сухая, шершавая кожа. Обметанные губы. Высохшая, потрескавшаяся слизистая рта. Глаза запали. Ногти бледные. Шура, тебе это ничего не напоминает?

– Напоминает. Ту дуру, что от нас посреди пустыни бежала.

– Вот-вот. Выраженные признаки гиповолемического шока. Следствие глубокого обезвоживания.

– Ты знаешь, откуда мы ее вынули?

– И тем не менее.

– Как могло такое случиться посреди Озерного края? Ведь здесь кругом вода!

– Понятия не имею. Не наше дело. Ладь капельницу – это в любом случае необходимо. Сара, что это у тебя?

Смуглянка вертела в руках искусной работы перламутровый гребень, весь изукрашенный затейливой резьбой.

– Там, в пещере, подле нее лежал. Наверное, ей и принадлежит.

– Красивая вещичка… Шура, что ты копаешься?

– Вен на локтевом сгибе нет.

– Ищи на кисти.

Я положил безвольную ладонь девушки себе на колено. На белом мраморе синих прожилок не определялось. Осторожно раздвинул тонкие пальцы, щупая, не затрепыхается ли где венка. Что-то странное мелькнуло между фалангами. Я развел их пошире. Замер остолбенело. У девушки между пальцами находились перепонки! В растопыренном виде ее ладонь очень напоминала бы гусиную лапу, если б не холодная белизна кожи. Во рту пересохло.

– Люсь, дай-ка попить и подойди сюда.

Люси подкатила ко мне по полу пластиковую бутыль с водой и запрыгнула на край носилок.

– Никогда не видела ничего подобного. Атавизм какой-то.

Сара перебралась в заднюю часть машины, повозилась там. Точно такие же перепонки обнаружились и меж пальцами ног пациентки.

Заинтересовавшийся нашими движениями Патрик перевесился через окошко перегородки в салон. Вдруг лицо его побледнело, глаза расширились, челюсть нелепо отвисла. Он быстро-быстро начал креститься, шепча одну молитву за другой.

– Ты что, привидение увидел, – насмешливо пропищала Люси, – или на тебя голые женщины всегда так действуют?

– Вы, вы… Знаете, кто это?

– Призрак твоей бабушки?

– Это же русалка!

– Ну, русалка она там или вовсе баба-яга, а капельницу ставить нужно. Шура, ты не уснул там?

– Сейчас, только водички попью.

Я скрутил крышку и поднес к губам горлышко бутылки. Несколько капель скатилось у меня по бороде и упало на высокую девичью грудь. Грудь пострадавшей чуть приподнялась, веки дрогнули.

– Интересно…

Уже умышленно я плеснул немного воды на светящееся белизной тело. Девушка задышала чаще, губы шевельнулись, глаза открылись, мутно глядя широкими зрачками.

Сомневаться не приходилось – каким-то загадочным образом красавица усваивала попавшую на ее кожу жидкость. Я решительно перевернул бутылку кверху дном, так, чтобы вода стекала на нашу удивительную пациентку. С поверхности тела она исчезала неизвестно куда. Даже носилки намочить не успевала.

Больной между тем, вопреки медицинским прогнозам, становилось все лучше. Вот только бутыль опустела. Схватив мятое синее ведро, из которого мы обычно мыли салон, я выскочил наружу. У автомобиля плотно, плечом к плечу, стояли жители поселка, окружив нас широким кольцом. Я швырнул кому-то емкость, приказав:

– Воды, быстро!

Ведро поймали и убежали. Буквально через минуту оно вернулось уже полным до краев. Комментарий Люси отличался завидной простотой:

– Ненаучно, но помогает. Лей, не жалей. Струйка с легким звоном устремилась вниз. Вот уже девушка разлепила губы и прошептала:

– Волосы…

– Что?

– Намочи волосы…

Я сгреб в горсть ее роскошную шевелюру и затолкал в ведро. Больная окончательно пришла в себя, завозилась, присела на носилках, потянулась к воде. Она напилась прямо из грязной посуды, а остаток вылила себе на голову. По окончании этих необычных реанимационных мероприятии девушка выглядела совершенно здоровой. Нежная кожа расправилась, обретя упругость, зеленым глазам вернулся живой блеск. Она, нимало не стесняясь своей наготы, сладко потянулась, колыхнув чашами грудей. Обратилась ко мне:

– Благодарю тебя, колдун из другого мира. Я думала – уже все…

Патрик больше не высовывался из кабины, продолжая креститься и мелко дрожа. До меня донеслись из-за перегородки слова:

– Ведьмы не оставляй в живых…

Пациентка бросила в сторону кабины ненавидящий взгляд.

– Как ограниченны эти верующие в Распятого! Если что-то не соответствует их ложным представлениям о мире, то оно – греховно. Какая чушь! Что дурного в той реке, что берет от меня начало? На ней живут и кормятся сотни людей.

– Так ты что… Ты и впрямь русалка?

– Я – Хозяйка вод! – гордо вскинула голову наша гостья.

Везет же мне на знакомства со всякими потусторонними силами! И каждый притом колдуном назвать норовит. Я, чего доброго, сам в это скоро поверю!

Исцеленная наяда взяла меня за руку, отворила дверь И твердо ступила на землю, прикрывая глаза ладонью от яркого света. Движения ее были исполнены непередаваемой грации.

Люди, окружавшие наш автомобиль, не приближаясь, склонили головы в приветствии, потом опустились на колени и наконец легли ниц, простерши руки в сторону Хозяйки вод. Та сделала жест, позволяющий им встать. Народ поднялся, оглашая округу криками хвалы за избавление их от огненной погибели. Речная нимфа стояла в своей ослепительной наготе, опершись рукой о пышное бедро, и благосклонно принимала восхваления. Насытившись ими, попросила внимания.

– Вы должны поблагодарить за то, что видите меня вновь, этого колдуна, – она показала на меня, – и его свиту, – жест в сторону Люси и Сары, – без их помощи меня уже не было бы в живых. Слишком много воды требовалось, чтобы отвести от деревни плавучий огонь.

Русалка, вычесавшая свои волосы досуха, обречена на смерть.

Вновь хвалебные крики, теперь уже в наш адрес. Когда они стихли, по толпе поползли шепотки, переходящие местами в споры. Наконец к ногам Хозяйки вытолкнули напуганного старосту. Он поозирался по сторонам, ища подмоги, и робко начал:

– Мы все несказанно рады твоему чудесному спасению, о пресветлая! Но скажи нам, убогим, как мы теперь будем жить? Гибельное пламя не коснулось наших жилищ, но реки-то больше нет. К вечеру, если не раньше, остаток воды уйдет из нее. Чем же нам прокормиться? Не можешь ли ты вернуть воду обратно, чтоб нам не пойти по миру?

Красавица задумалась.

– Я не знаю, не утратила ли теперь свою силу. Будь со мной гребень, я могла бы это легко проверить.

– Этот? – протянула перламутровую диковину Сара. – Я подумала, что он твой, и прихватила его из пещеры.

Наяда склонила голову набок, колыхнув тяжелую волну темных волос, тихонько провела по ним сверху вниз гребнем. Тут же по их концам заструилась, сбегая на землю, чистая прозрачная влага. Жители Фишеча завопили от радости:

– Праздник! Праздник! Празднуйте наше чудесное спасение и возвращение реки! Все на праздник! – И они хлынули в деревню, где тут же на берегу начали зажигаться костры и заиграла музыка.

– Проводи меня, – попросила русалка. Я подал ей руку, и мы неспешно двинулись к Вратам Реки. Как бы не заработать косоглазие, дивясь на ее прелести!