Текст книги "Друзья, любовники, шоколад"
Автор книги: Александер Макколл Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
– Я еду в Балерно взглянуть на фагот, – начал Джейми. – Ученику, что живет там, предложили купить инструмент, а везти его в город нельзя. Еду определять, стоит ли тратиться на покупку. Это вопрос непростой.
Изабелла понимающе кивнула. К Джейми все время обращались с подобными просьбами.
– А я думала, что Луиза живет в Балерно, – произнесла она.
– Я – в Балерно? – Луиза вскинула голову.
– Простите, – очаровательно улыбнулась Изабелла. – Значит, вы живете в городе?
Луиза кивнула, но вопреки ожиданиям Изабеллы никаких уточнений не последовало.
– Луиза работает в Национальной галерее, – сообщил Джейми. – Не полный день, но с полной отдачей. Правда, Луиза?
– В общем, да.
– Приходится много ездить, – рассказывал Джейми. – Например, недавно Луиза сопровождала картину на выставку в Венецию. Ни на минуту с ней не расставалась. Контейнер с полотном путешествовал на соседнем сиденье!
– Да, – поддержала Луиза, – именно так. Джейми обеспокоенно взглянул на Изабеллу, и та вступила в разговор:
– Когда картины везут на выставку, их, наверное, не разрешают сдавать в багаж?
– Не разрешают, – подтвердила Луиза. – И те, что поменьше, летят с нами в салоне. На них покупают билет.
– Но только без ланча, – Джейми силился пошутить.
Повисло молчание. Изабелла отпила глоток. Очень хотелось спросить у Луизы: «А ваш муж чем занимается?» Мысль была восхитительной: в подобных обстоятельствах такого рода вопрос оказался бы равносилен пощечине, призывая призрак мужа на этот праздник жизни. Можно было задать его самым невинным голосом, так, словно ей невдомек, каковы отношения между Джейми и этой женщиной, но Джейми-то сразу бы понял умысел и ужаснулся ее предательству. А с другой стороны, поделом ему. Зачем привел эту женщину, зачем чванится ею? Не понимает, как это оскорбительно для Изабеллы? Не чувствует, как ей больно?
Изабелла поднесла бокал к губам и отпила еще глоток. Луиза, сидя напротив, крутила пуговицу на курточке. Ей неуютно, подумала Изабелла. Ей хочется поскорее уйти. Я для нее неинтересна. Конечно, ведь себя она считает искательницей приключений, воплощением искрометности, блеска, изящества, женщиной, с легкостью завоевавшей молодого мужчину, а я зануда философиня, пустое место. Изабелла наблюдала, как глаза Луизы бродят по безделушкам на каминной полке, по картинам, а лицо остается таким безмятежным и отстраненным, словно ей невдомек, что Изабелла видит это. Я для нее пустое место, повторила себе Изабелла, она считает возможным не замечать меня. Ну, если так… Она любезно улыбнулась и спросила: «А ваш муж чем занимается?»
Глава седьмая
Назавтра она поняла, что должна извиниться, как минимум, перед Джейми, но ни на угрызения, ни на звонок, который их сгладит, времени не нашлось. Едва Изабелла успела открыть магазин, как привезли сыры из Ланкашира. Их нужно было осторожно распаковать, выложить на прилавок, выставить ценники. Изабелла занималась этим, пока Эдди варил кофе. А потом сразу пошел поток словоохотливых покупателей, под завязку заполнивших ее время словно специально припасенными разговорами. Приходил старичок, принявший ее за Кэт и соответственно к ней обращавшийся. Заявился воришка – Изабелла заметила, как он ест плитку шоколада, за которую, разумеется, не заплатил, и тут же засовывает в карман жестянку с артишоками. Во всяком случае, у вора неплохой вкус, подумала Изабелла, глядя, как парень во все лопатки улепетывает вниз по улице. Бельгийский шоколад и артишоки – выбор замечательный.
В час дня она дала знак Эдди, чтобы он подменил ее на время перерыва. Потом, прихватив французскую булку и несколько ломтиков копченой лососины, прошла в зал к столикам. Все было занято, свободным оставалось только одно место – рядом с ее вчерашним собеседником. Сидя над скромной порцией салата, он читал газету. Изабелла колебалась, не зная, как поступить. Садиться за его стол без приглашения, пожалуй, не хотелось. Она собралась уже идти завтракать в офис, среди календарей и каталогов, но тут он поднял глаза, улыбнулся и жестом указал на пустой стул.
– У вас столько забот, – сказал он, откладывая газету.
– Мне это нравится. – Она оглядела зал. – Люблю чувствовать себя при деле.
– Я тоже это любил, – ответил он. – А теперь убиваю время: читаю газеты, хожу вместо жены в магазины.
Услышав о жене, Изабелла удивилась. Мужчины, одиноко посиживающие за столиком, обычно бывают холосты.
– Она работает?
– Да, как и я, психолог. Хотя я, собственно, бывший психолог. Бросил работу незадолго до операции.
– Думаю, вы поступили правильно, – кивнула Изабелла. – У вас серьезные проблемы со здоровьем. И незачем…
– …Укорачивать путь до встречи с Мортонхоллским крематорием, – подхватил он. – Конечно нет. Но, бросив работу, я обнаружил, что ничуть не жалею об этом.
Изабелла разломила булочку и откусила от половинки.
– По-прежнему читаю специальную литературу, – продолжал он, наблюдая, как она ест. – Это дает ощущение, что я шагаю в ногу со временем. Хотя на самом деле в психологии пока не сказано ничего неожиданного. Со времен дедушки Фрейда мы не узнали почти ничего нового о человеческом поведении, сколь ни грустно в этом признаваться.
– Ну почему же? Кое-что мы узнали. Возьмите хоть успехи когнитивной психологии.
Он удивленно поднял бровь. Осведомленность в области теории познания плохо вязалась с образом продавщицы из магазина деликатесов. Но он сразу же вспомнил, что она философ. Что ж, в Эдинбурге бакалеей могут торговать и философы. Это так же естественно, как в Буэнос-Айресе встретить официанта-психоаналитика: «Тушеная говядина – это то, чего вы хотите? Вы уверены?»
– Теория когнитивности оказалась небесполезной, – заметил мужчина, прожевывая салатный листик. – Да, разумеется, мы многое узнали о работе мозга, о механизмах познания. Но наши поступки непредсказуемы. Они связаны с нашими личностными свойствами и с тем, как эти личностные свойства заставляют нас делать то, что мы делаем. Все это очень запутанно и отнюдь не исчерпывается представлениями о нервных волокнах и тому подобном.
– Но существует еще и генетика, – возразила, кусая булочку, Изабелла. – Думаю, бихевиористская генетика способна объяснить многое в нашем поведении. Например, что вы скажете обо всех этих наблюдениях над близнецами?
– Кстати, меня зовут Иан, – представился он.
– Изабелла Дэлхаузи, – откликнулась она, подчеркивая фамилию.
– Пожалуй, – вернулся он к теме, – кое-какие работы с близнецами интересны.
– И разве они не доказывают, что где бы человек ни жил, он ведет себя в соответствии со своим генетическим кодом?
– Ничуть, – возразил Иан. – Они доказывают, что генетический фактор тоже играет роль. Но только как один из нескольких.
Это не убедило Изабеллу.
– Мне пришлось как-то читать о близнецах, которые были разлучены еще в раннем детстве и встретились взрослыми. В Америке появляется много таких сообщений. Так вот, исследования показывают, что они любят одни и те же цвета, голосуют за одних кандидатов и дают одинаковые ответы на одни и те же вопросы.
– Ох уж эти исследования! – усмехнулся Иан. – Я читал несколько статей исследователей из Миннесоты. В одном из случаев они обнаружили, что разлученные сразу после рождения близнецы вступили в брак с тезками, развелись более или менее в одно время и затем оба снова вступили в брак. Причем вторые жены тоже оказались тезками. Бетти и Джоан – кто-то первая, кто-то вторая. – Он выдержал паузу. – Да ведь Бетти и Джоан – самые популярные имена на Среднем Западе.
– И все-таки тут слишком много совпадений. Две Бетти – ничего особенного, но если потом две Джоан… Я не сильна в статистике, но думаю, что это в высшей степени маловероятно.
– И все же маловероятное случается, – заметил Иан. – И это сразу опрокидывает все теории. Одна-единственная белая ворона меняет все.
На лице Изабеллы отразилось недоумение.
– Я цитирую Уильяма Джеймса. Найдите хоть одну белую ворону, и это немедленно разрушит представление, что все вороны черные. Прекрасное свидетельство того, как мало требуется для краха теории, которую все полагают незыблемой.
– Той, например, что все вороны черные.
– Вот именно.
Изабелла вскинула глаза на Иана. Он говорил, отвернувшись и глядя в окно. А на улице как раз остановился автобус, и из него вышли двое. Женщина средних лет в пальто, слишком теплом для летнего дня, и девушка в футболке с полинявшим от стирки рисунком на груди.
– Вы встревожены, – заметила Изабелла. – С вами все в порядке?
Он повернулся и посмотрел ей в глаза.
– Я наткнулся на эту цитату из Джеймса, читая специальный журнал. Это было недавно. И совпало с моими раздумьями.
Изабелла молча ждала продолжения. Он взял газету, сложил ее еще раз и провел ногтем по сгибу.
– Цитата была приведена во вступлении к статье о глубинных психологических проблемах, связанных с трансплантацией органов. Тема, как легко догадаться, мне близкая.
– Думаю, это серьезная проблема. – Изабелла поняла, что нужно его подбодрить. – Такая операция должна влиять на все системы организма. Впрочем, как и любое хирургическое вмешательство.
– Да, разумеется. Но в статье говорилось об одном специфическом моменте – о клеточной памяти.
Изабелла ждала объяснений, но он замолчал и взглянул на часы.
– Простите, мне нужно торопиться. Должен был встретиться с женой уже десять минут назад. А ведь ей возвращаться в офис, я не могу ее задерживать.
– Само собой, – ответила Изабелла.
Иан поднялся, взял газету и пустую тарелочку из-под салата.
– Мог бы я как-нибудь поговорить с вами об этом? Обсудить эту тему? Можно?
Тон был таким просительным, что Изабелла не смогла бы отказаться, даже если б и захотела. Но ей и самой уже сделалось любопытно. Любопытство было одной из ее слабостей, свойством, которое часто заставляло ее вмешиваться в дела других людей и которому она никогда не умела сопротивляться. Оно заставило сказать: «Да, конечно же». Изабелла записала свой телефонный номер на полях газеты и предложила Иану позвонить и прийти посидеть за бокалом вина, если, конечно, врачи позволяют.
– Позволяют. Но только если бокал с наперсток.
– Такой, как вам подадут в Абердине.
– В точку, – улыбнулся он. – Я сам родом из Абердина.
– Простите. – Изабелла смешалась. – Я всегда знала, что абердинцы очень гостеприимны.
– Возможно, мы и гостеприимны, но на свой бережливый манер. Нет, если говорить серьезно, рюмка-другая вина мне не заказана. А вот шоколад исключен полностью. И с этим трудно мириться. Даже думать о шоколаде – пытка. Рот сразу наполняется слюной.
– Шоколад – пища для философских размышлений, – кивнула Изабелла. – Помогает понять природу искушений и механизм самоконтроля. Если вдуматься, то о нем можно сказать многое. Да, шоколад – замечательный предмет для испытаний. Вы согласны?
* * *
Вторая половина дня прошла, как и первая, в круговерти. Опуская ставни и запирая входную дверь, Изабелла снова чувствовала смертельную усталость. Эдди ушел на несколько минут раньше, пробормотав объяснение, суть которого было не уловить, и закрывать магазин пришлось ей. Изабелла взглянула на часы: уже семь, а она так и не позвонила Джейми. Позвонить сейчас? А если у него Луиза? При ней ему будет трудно разговаривать, конечно, если он вообще захочет говорить. Вчерашний вечер был таким ужасным. После того как Изабелла, допустив непростительную ошибку, уколола Луизу вопросом о муже, та ничего не ответила и примолкла. И все-таки, думалось Изабелла, тактика была верной. Хотя Луиза и хранила скучающий вид, ее мнение о хозяйке явно переменилось. А Джейми пришел в замешательство. Залпом допив вино, он сказал, что им нужно торопиться в Балерно. Прощание вышло быстрым и скомканным.
Оставшись одна, Изабелла пожалела о своей грубости, потому что поставить гостью в неловкое положение – грубость, даже если гостья сама тебя к этому подтолкнула. Жалкий поступок, и выигрыша от него, скорее всего, не будет. Узы дружбы могут казаться прочными, но разорвать их не слишком трудно, перечеркнув все ожидания. Друга можно забросить или даже подвести, но сознательно причинять другу боль нельзя.
Тянуть с извинениями не годилось. Изабелла помнила, как ее отец воспринял извинения Японии перед Китаем за зверства в Маньчжурии. «Извиняться спустя сорок лет немного поздновато, – протянул он и добавил задумчиво: – Но почему-то с извинениями часто не торопятся».
Изабелла подошла к телефону.
– Джейми?
Легкое замешательство на другом конце провода, нежелание откликаться, легкая пауза, означающая «ах, это вы…»
– Я слушаю.
Она набрала полные легкие воздуха.
– Вы, вероятно, понимаете, почему я звоню. Снова короткое молчание. Конечно он понимает.
– Нет.
– Я по поводу вчерашнего вечера и моего безобразного поведения. Хочу сказать только одно: извините. Не понимаю, что на меня нашло. Ревность, наверное.
– А с чего вам ревновать? – изумленно откликнулся он.
Он не знает, пронеслось у нее в голове. Он понятия не имеет. И мне следовало бы догадаться об этом раньше.
– Видите ли, мне дорога ваша дружба, – сказала она. – В новых людях часто видишь угрозу дружеским отношениям, и я подумала… да, признаюсь, я подумала, что Луиза, которой я абсолютно не интересна, захочет вычеркнуть меня из вашей жизни. Именно так я чувствовала. Вы понимаете?
Она замолчала. Слышала, как он дышит. Оба выжидали, не понимая, чья очередь говорить.
– Никто никого не вычеркнет, – наконец произнес Джейми. – Вчера вечером все пошло неудачно. И вы тут ни при чем. Мы уже были на грани ссоры. А потом все повернулось еще хуже. И, боюсь, разладилось окончательно.
Изабелла запрокинула голову. На такое она не могла и надеяться, хотя подсознательно именно этого и желала. И все произошло гораздо раньше, чем представлялось возможным. Что ж, людям случается и влюбляться, и остывать очень быстро. Иногда нескольких минут достаточно.
– Как жаль, – тихо проговорила Изабелла. – Мне очень жаль.
– Ничуть вам не жаль, – резко ответил Джейми.
– Да, это правда, – согласилась Изабелла. – Не жаль. – Она сделала паузу. – Вы скоро найдете другую. На свете масса девушек.
– Мне они не нужны, – отрезал Джейми. – Мне нужна Кэт.
Глава восьмая
– А Сальваторе? – выспрашивала Изабелла. – Расскажи мне о Сальваторе. – Очарователен. – Кэт ничуть не смутилась. – Как раз такой, как я и говорила.
Они сидели у Изабеллы, в садовом домике на заднем дворе. Кэт только что вернулась из Италии. День был необычайно жаркий для Эдинбурга, где погода непредсказуема, а неожиданное тепло воспринимается как благо. Изабелла привыкла к этому, и хотя она жаловалась, как все, что небо вечно прячется за облаками, умеренный климат севера нравился ей гораздо больше средиземноморского. По отношению человека к погоде можно судить о многом, считала она. И даже Оден писал об этом. Терпимые люди, подметил он, терпимы и к погоде, безжалостные – безжалостны к ней.
А вот Кэт – настоящий гелиофил, подумала Изабелла, если можно так назвать солнцепоклонницу. Италия летом должна подойти ей идеально: короткие тени, сухой ветерок. Кэт обожала пляжи и теплое море, на Изабеллу они нагоняли скуку. Сидеть часами под зонтиком, служить приманкой для всякой мошкары – ну разве это не пытка? И еще: почему на пляже не разговаривают? Сидят, лежат, читают, но никогда не беседуют. Да, пожалуй, что так.
Вспомнилось, как давным-давно, еще не утратив восторга перед Джорджтауном, она поехала вместе с теткой по матери, живущей в Палм-Бич, на Багамы. Повинуясь минутному настроению, тетка купила квартиру в Нассау и раз-два в год наведывалась туда. У нее там составился круг друзей – партнеров по бриджу (бежав от уплаты налогов, они теперь дико скучали). Устраивались вечеринки, и Изабелла познакомилась с этой компанией. Всем им нечего было сказать друг другу, и о них тоже нечего было сказать. Как-то раз в гостях у супругов – любителей бриджа ее охватило чувство экзистенциального ужаса. Полы в доме были затянуты белым паласом, и мебель была белая, из-за чего резко бросалось в глаза отсутствие книг. Гости с хозяевами сидели на террасе, расположенной прямо над маленьким частным пляжем, смотрели на океан и молчали: придумать, о чем бы поговорить, не мог никто.
– Пляжи. – Изабелла посмотрела на Кэт.
– Пляжи?
– Я думала об Италии, о погоде, и на ум пришли пляжи, – пояснила Изабелла. – Неожиданно я вдруг вспомнила, как была на Багамах и познакомилась там с людьми, которые жили на берегу, на пляже.
– С пляжными бродягами? Изабелла рассмеялась.
– Нет, их связи с пляжем были иными. Они не спали в палатке и не ходили со слипшимися от соли волосами. Просто их дом стоял на пляже, и они сидели на мраморной террасе. Страшно подумать, сколько денег стоило перевезти ее в те места. Они сидели и смотрели на воду. А в их замечательном доме не было книг. Совсем. Ни одной.
Отец семейства был англичанин и выехал из страны, не желая платить налоги правительству лейбористов, а скорее всего, вообще никакому правительству. Так они очутились на острове в Карибском море и без единой мысли в голове с удобствами расположились на террасе своего дома.
В семье была дочь. Подросток, когда я ее видела. У нее в голове было так же пусто, и хоть родители попытались дать ей образование, ничего путного из этого не вышло. Пришлось забрать ее из дорогой английской школы и привезти домой, на остров. Здесь она быстро сошлась с местным парнем, которого родители и на порог бы не пустили: не для него все эти белые ковры и прочее. Дочку пытались образумить, но безуспешно. Она родила ребенка. Но родителям этот прижитый дочкой младенец был совершенно не нужен, и, как я позднее слышала, они попросту игнорировали его существование. Он ползал по устланным белым паласом комнатам, а они его как будто не видели.
Кэт посмотрела на Изабеллу. Она давно привыкла к теткиным размышлениям вслух, но сегодняшний монолог удивлял. Обычно в том, что рассказывала Изабелла, содержался ясный моральный посыл, а в чем соль этой истории, непонятно. О чем она? О пустоте? О безнравственности налогообложения? Или о младенцах и белых паласах?
– Сальваторе просто душка, – сказала Кэт. – Возил нас в горный ресторан, где тебя усаживают за стол и подают блюдо за блюдом.
– Да, итальянцы – народ щедрый, – кивнула Изабелла.
– Его отец тоже ужасно милый, – продолжала Кэт. – Мы были у них дома и познакомились с кучей родни. Дядюшки, тетушки – целая толпа.
– Вот как! – отозвалась Изабелла. Род занятий отца Сальваторе по-прежнему оставался загадкой. – И тебе удалось наконец выяснить, в чем состоит их семейный бизнес?
– Я спросила об этом у одного из дядюшек, – ответила Кэт. – Мы сидели в саду, под сплетенными кронами деревьев, и завтракали. Стол был большой – на двадцать человек. И я спросила сидевшего рядом дядюшку.
– И? – Изабелла словно увидела, как дядюшка объясняет, что он, собственно говоря, не в курсе, чем занимается брат, или запамятовал. А ведь не помнить этого нельзя, как нельзя забыть собственный адрес. Хотя один русский именно так и сказал Изабелле, спросившей, где он живет. Он страшно перепугался, бедняга. В те времена многие предпочитали не давать адреса иностранцу. Но лучше бы он так и ответил, а не ссылался на внезапную забывчивость.
– Он сказал, что они производят обувь. Изабелла была ошарашена. Обувь. Итальянские туфли. Изумительно сшитые, элегантные, но всегда слишком маленькие для ее шотландско-американской ступни, куда более крупной, чем ножки итальянок.
Кэт, довольная, улыбнулась. Приятно, что подозрения тетки насчет семейного бизнеса Сальваторе наконец-то рассеяны. А что до его уклончивости, то, возможно, он просто стеснялся того, чем зарабатывает на жизнь его семья. Все-таки обувь – предмет весьма прозаический.
– А еще что ты делала? Кроме завтраков с Сальваторе и его родней. Turismo?[2]2
Туризм? (ит.)
[Закрыть]
– Мы ездили смотреть Этну.
– Июльский день на Сицилии, с тихо курящейся Этной, – продекламировала Изабелла. – Это написал Лоуренс в своем странном стихотворении о змее. Может быть, ты его помнишь. Оно о змее, заползшей к нему в водосток. Жара, он в пижаме, размахивается и швыряет в змею камнем. Оден никогда не швырял в змей камнями, и в этом есть свой смысл, правда? Писатели делятся на тех, кто швырнет в змею камнем, и тех, кто этого никогда не сделает. Хемингуэй швырнул бы. Ты согласна?
Она улыбнулась, глядя на Кэт, которая, загораживаясь от солнца, смотрела на нее с видом кроткого терпения.
– Виновата. Отклонилась от темы, – вздохнула Изабелла. – Но я всегда представляю Этну курящейся. И Лоуренса в пижаме.
Кэт быстро повернула разговор в другое русло. Ведь если Изабеллу не остановишь, она будет говорить часами.
– Мы ездили туда с кузеном Сальваторе, Томазо. Он из Палермо. И они живут там в роскошном барочном палаццо. Томазо забавный. Он всюду возил меня. Иначе бы я ничего не увидела.
Изабелла невольно насторожилась. Когда Кэт говорит о мужчине «забавный», это значит, она увлеклась. Как увлеклась когда-то Тоби в вечно мятых джинсах цвета давленой земляники и с вечными разговорами о лыжном спорте. А потом бравым воякой Джеффом, который слишком много пил на вечеринках и был склонен к дурацким шуткам, вроде приклеивания чужой шляпы к вешалке. И Генри, и Дэвидом, а возможно, и еще кем-нибудь.
– Томазо – гонщик, – разливалась соловьем Кэт. – У него старый коллекционный «бугатти». Изумительная машина, красное с серебром.
Изабелла сохраняла невозмутимость. По крайней мере, этот Томазо далеко.
– Он скоро привезет автомобиль сюда, – продолжала Кэт. – Сначала поездом, а потом на пароме. Думает совершить путешествие по горной Шотландии и познакомиться с Эдинбургом. Проживет здесь, наверное, несколько недель.
– Когда? – спросила Изабелла, и в голосе слышалось неудовольствие.
– На той неделе. Или чуть позже. Он позвонит мне и уточнит.
На этом тема была закрыта. Они заговорили о магазине, о том, как шла жизнь в отсутствие Кэт, но мысли Изабеллы все время возвращались к очень важной для нее нравственной проблеме. Уже очень давно она твердо решила не поддаваться искушениям и не лезть в личные дела Кэт. Видеть со стороны, что хорошо для твоих близких, – дело нехитрое, особенно если близких немного. Но, навязывая свой взгляд, мы нарушаем принцип свободы воли, упрямо отстаивающей право каждого проживать жизнь по-своему. Речь не о вседозволенности, а о праве и долге принимать решения самостоятельно. А если выбор окажется неверным, что ж, каждый сам должен расхлебывать последствия. Судьба толкала Кэт к мужчинам, не способным принести ей ничего, кроме несчастья, ибо всех их отличали непостоянство, эгоизм и самовлюбленность. И все-таки ее тянуло к ним, и нужно было разрешить ей поступать по собственному усмотрению.
– Он тебе нравится? – мягко спросила Изабелла, и Кэт, отлично понимая суть вопроса, ответила уклончиво. Да, не исключено, там видно будет.
Изабелла промолчала. Сосредоточившись, попробовала представить себе, каков этот Томазо. Стоит вообразить коллекционный «бугатти» и роскошное палаццо, и картинка вырисовывается без труда. Стильный и обольстительный, он, как и его предшественники, принесет Кэт горе. И Джейми будет ужасно страдать, с тоской представляя, как Кэт и Томазо катят в серебристо-красном «бугатти» по узким пустынным дорогам Файфа или Пертшира.
