Текст книги "Будьте осторожней с комплиментами"

Автор книги: Александер Макколл Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Я подумала, тебе захочется. Изабелла поблагодарила их.

Почему на концертах всегда так жарко?

– Много народа, – объяснил Питер. – И нет кондиционеров. Впрочем, это не так уж и плохо: чем больше кондиционеров, тем жарче в мире. Во всяком случае, в этом нас пытаются убедить зеленые.

Они обсудили Форе и произведения, которые предстояло услышать. Изабелла вполуха слушала разговор, так как все еще думала о неловком случае с бездомным. «Не думай вслух», – пробурчала она себе под нос.

– Что-что? – переспросил Питер.

Она поспешно сказала:

– Я собиралась к вам заглянуть. У меня появились кое-какие соображения. – Она сделал глоток. – Относительно той картины.

– А, – сказал Питер. – Она все еще тебя соблазняет? Знаешь, мне кажется, что ты собираешься ее купить. А почему бы и нет? Полагаю, это тебя не разорит.

– Я не собираюсь ее покупать, – возразила Изабелла, – потому что это подделка.

– Ты это серьезно? – спросил Питер. – У тебя есть доказательства?

– Есть, – решительно произнесла она, чего Питер никак не ожидал. – И даже более того: я знаю, кто это сделал. Человек по имени Фрэнк Андерсон.

В голосе ее звучала убежденность, а когда она произнесла имя того, кто подделывал картины, – гнев. Как странно, подумала она. Почему она испытывает подобные чувства относительно того, что, как сразу же указал бы Джейми, не имеет к ней никакого отношения? Нет, это имеет ко мне отношение, сказала она себе: ведь я чуть не стала жертвой мошенничества, потому что купила бы эту картину, если бы не Уолтер Бьюи. Он жертва и… в свою очередь, пытался сделать жертвой меня.

Сьюзи нарушила ход ее мыслей:

– Фрэнк Андерсон?

Изабелла впилась в нее взглядом:

– Ты его знаешь? Художника?

Издалека послышался вой сирены «скорой помощи», который приближался. Питер с беспокойством взглянул на часы: до конца антракта оставалось пять минут.

Изабелле пришлось повысить голос, чтобы перекричать сирену.

– Знаешь? – настаивала она. – Ты знаешь это имя?

Сьюзи смотрела на прохожих. На нее падал свет из двери, отбрасывая тень на низкую стену. Где-то в закоулках ее памяти возникло имя Фрэнк Андерсон, но она не могла сказать, кто он такой и почему ей вспомнилось это имя. «Скорая помощь» проехала мимо, обогнув автомобиль, который неуклюже остановился посреди улицы, поскольку водитель растерялся.

– Это довольно распространенное имя, – заметил Питер. – В Шотландии, наверное, множество Фрэнков Андерсонов. – Он снова бросил взгляд на часы. – Но вот что важно, Изабелла: откуда ты знаешь?

Она сомневалась, достаточно ли убедительно прозвучит ее объяснение.

– Мы были на Джуре, – сказала она. – Ты знаешь, что на этих двух картинах изображена Джура? Ну так вот, человек по имени Фрэнк Андерсон остановился там в одном доме и, уезжая, оставил картину, которую написал. Это Мак-Иннес, как две капли воды. Я видела ее, Питер. Я абсолютно уверена. Тот же самый пейзаж, что на той картине, которая у Уолтера Бьюи. – Изабелла пожала плечами. Она изложила свои доводы.

Питер смотрел на Изабеллу, но она не могла понять, верит ли он ей.

– Ладно, – сказал он. – Это в некотором роде доказательство или, по крайней мере, причина, чтобы что-то заподозрить.

Внутри зазвенел звонок, предупреждая об окончании антракта. Они вернулись в вестибюль.

– Мне это не нравится, – заявила Сьюзи. – Ты столкнулась с преступлением, Изабелла. Я не уверена, что тебе стоит в это вмешиваться. Подобные дела…

– Сьюзи хочет сказать, что это опасно, – пояснил Питер. – Я думаю, что она права. Так что, по-моему, тебе следует пойти и поговорить с Гаем Пеплоу. Передать это дело ему. Он знает что делать.

– Хорошо, – согласилась Изабелла.

– А ты точно последуешь моему совету? – спросил Питер. – Я знаю, у тебя есть склонность…

– …вмешиваться во все? – игривым тоном продолжила Изабелла.

– Это ты сказала, а не я, – заметил Питер.

В ту ночь, после концерта, когда Изабелла никак не могла уснуть, Джейми повернулся к ней. Взяв ее за руку, нежно погладил. В комнате было темно, только лунный луч проникал в щель между портьерами, словно прожектор в ночном небе.

– Ты играл так красиво, – сказала Изабелла. – Особенно Максвелла Дэвиса.

Джейми прижал ее руку к своей груди. Его кожа была гладкой, совсем как атлас.

– Каждая нота звучала идеально, – продолжала она. – Просто идеально.

Он провел ее рукой по своей груди. Она почувствовала под пальцами биение его сердца и ощутила, что они близки как никогда. Она могла им обладать, но не в ее силах было дотронуться до его сердца.

– Тебе не следует так говорить, – прошептал он. – Ты мне льстишь.

– Нет, я действительно так считаю. Я никогда не говорю пустые комплименты. – Она умолкла. Они разговаривали шепотом без всяких на то причин. Но почему-то казалось, что в темноте нужно шептать, чтобы не спугнуть тишину.

– Когда я был ребенком, то думал, что говорить в темноте – это как бы беседовать с Богом, – сказал Джейми. – Странно. Я думал, что он может нас услышать в темноте.

Изабелла не была в этом столь уверена.

– Разница в том, что мы можем услышать себя, – заметила она. – Вот в чем разница. – Вот в чем дело, подумала она. И в том, что в темноте обостряется слух, так как не задействованы другие органы чувств.

Повернувшись к ней, Джейми поцеловал ее в лоб и коснулся тыльной стороной ладони ее щеки.

– Расскажи мне историю о татуированном мужчине, – попросил он шепотом. – Ты же обещала.

– Правда?

– Да, обещала.

Изабелла слегка передвинулась, так что его ладонь упала с ее щеки. Она подумала о татуированном мужчине – того типа, какой видишь на эдвардианских фотографиях, где запечатлены интермедии прошлого. Каждый квадратный сантиметр его тела был покрыт рисунками – священными и демоническими. Что она может сказать об этом татуированном мужчине? Что он любит свою жену, татуированную леди, и гордится своим сыном, татуированным беби? Это звучит как строчки из стихотворения, но подобного стихотворения нет. И такая история была бы банальной; банальной и трагической одновременно.

– Твой татуированный мужчина, Джейми, – начала она. – Сейчас, сейчас. Итак, татуированный мужчина…

Он ответил сонным голосом:

– Я слушаю.

Его дремотное состояние передалось ей, это столь же заразительно, как зевота. Изабелла ощутила, как ее накрывает волна усталости. Ей хотелось только одного: лежать рядом с ним в темноте и погружаться в сон. Ей трудно было говорить, она так устала, да и ни к чему: он все равно уснул и дыхание его стало более глубоким и ровным. Веки ее опустились, так что погас даже лунный луч. Засыпая, она подумала: «За свою жизнь мы забываем так много историй… некоторые из них рассказаны, другие так и остались нерассказанными, а некоторые нам и вообще неизвестны. «Татуированный мужчина, / Который любил свою жену, татуированную леди, / И гордился своим сыном, татуированным беби»».

Глава семнадцатая

– Я вижу, на нем комбинезончик из тартана [22]22
  Традиционный шотландский клетчатый рисунок; у каждого клана имеется свой тартан.


[Закрыть]Макферсонов, – сказала Грейс, наклоняясь, чтобы пощекотать Чарли под подбородком. – Вы еще не купили ему первый килт?

Изабелла еще не купила, но собиралась это сделать, когда ему исполнится три годика.

– Чтобы носить килт, нужно сначала научиться ходить, – ответила она. – И потом, я думаю, его маленькие ножки замерзнут.

– Как чудесно он будет выглядеть, – восхищенно произнесла Грейс. – Чарли Дэлхаузи, лучший танцор в школе… – Она осеклась. Будет ли Чарли носить фамилию Изабеллы – Дэлхаузи, или он будет не Чарли Дэлхаузи, а… Грейс нервозно улыбнулась, сознавая неловкость ситуации. Вообще-то, всего несколько вещей в мире могли смутить Грейс, но слово «незаконнорожденный» было как раз из них, даже если оно более или менее устарело. Никто больше не говорит о незаконнорожденных, и к счастью, теперь в подобных случаях не бывает серьезных правовых последствий. Но в некоторых уголках Шотландии этого еще стыдятся, хотя так много детей рождается вне брака. А Грейс принадлежала к тем слоям общества, где таким вещам по-прежнему придавали большое значение.

Изабелла сразу же все поняла и постаралась, чтобы Грейс снова почувствовала себя непринужденно.

– Да, Чарли Дэлхаузи будет первый парень в городе, правда, Чарли?

– Хорошо, – сказала Грейс и занялась домашними делами. Изабелла собиралась с Чарли в город, а Грейс планировала заняться ванной наверху, где, по ее мнению, царил большой беспорядок. Там образовалась зловещая плесень возле душа. Грейс считала, что тут виноват Джейми, который, по ее мнению, слишком часто принимал душ и разводил сырость. Сама Грейс не жаловала душ, за исключением тех случаев, когда нельзя принять ванну. Тогда можно принять душ, по-быстрому, и не забыть вытереть кафель после этого, чтобы не образовалась плесень…

– Я кое-что купила для кафеля, – сообщила Грейс. – Это…

– Я знаю, – поспешно перебила ее Изабелла. – Плесень.

На несколько минут воцарилось молчание. Изабелла называла это «минутами, когда Грейс выносит порицание», и это была одна из них. Но домоправительница уже высказала свое недовольство, и когда Изабелла выходила из дому вместе с Чарли, Грейс попрощалась с ней с улыбкой. Идя по дорожке, Изабелла размышляла о плесени, Грейс заставила ее почувствовать себя ответственной за нее, поскольку Джейми пользовался душем, а Грейс считала Изабеллу ответственной за Джейми. Грейс хотела, чтобы ее работодательница чувствовала себя виноватойиз-за плесени, но она просто не могла добавить к своему бремени вины еще и плесень. Она уже и так ощущала свою вину из-за того, что использовала свои деньги для покупки «Прикладной этики», и из-за того, что получила удовольствие, представляя себе выражение лица Леттиса, когда он прочтет письмо от Саймона. Она просто видела, как он небрежно вскрывает письмо, полагая, что это какое-то несущественное сообщение от нее, – но увы! Вот оно, в руках Леттиса, которые теперь дрожат, – письмо не от кого-нибудь, а от Саймона Макинтоша, п. с, партнера в крупной юридической фирме «Тэркан Коннелл». Леттис понятия не имеет, что означает «п. с», но она с радостью просветит его, если он спросит: это сокращение от «присяжного стряпчего», а это означает, что он – член известного юридического общества, которое размещается в здании с видом на собор Сент-Джайлс, в самом центре Эдинбурга, и обладает великолепной библиотекой. Пусть-ка Леттис на минутку задумается над этим у себя в Лондоне. Наверное, именно так трепетал Ганновер, когда получил известие, что Красавчик принц Чарли [23]23
  Имеется в виду принц Карл Эдуард (1720–1788), прямой потомок Стюартов, возглавивший восстание 1745 года, целью которого было восстановить на английском престоле династию Стюартов.


[Закрыть]обратил в бегство его генералов.

Но как бы сладостны ни были эти мысли, ими не должен тешиться совестливый философ, занимавшийся вопросами морали. Schadenfreude [24]24
  Злорадство (нем.).


[Закрыть]в любой форме было постыдным. Никогда не следует радоваться чужим неприятностям, напомнила себе Изабелла. Но тут она снова увидела лицо Леттиса, когда он в шоке, не веря своим глазам, читает письмо Саймона, и позволила себе улыбнуться. Чарли, лежавший в колясочке, взглянул на мать и тоже улыбнулся.

Еще вчера, после концерта в Квинз-Холл, Изабелла решила, что сегодня утром пунктом ее назначения будут Дандэс-стрит и Гай Пеплоу. А поскольку она возьмет с собой Чарли, то лучше всего встретиться в кафе «Глас энд Томпсон», находившемся через несколько домов от галереи. Там можно будет покормить Чарли, и ему понравятся краски и суета в кафе.

Она пришла первой и, усевшись на скамью в задней части зала, наблюдала, как два молодых человека мелют кофе и нарезают хлеб, поскольку через пару часов сюда устремится народ на ланч. И вдруг перед ней вырос Гай, с улыбкой смотревший на Чарли.

– Макферсон, – пояснила Изабелла. – Моя бабушка по материнской линии была Макферсон, и нам нравится тартан этого клана.

– Этот пурпурный цвет великолепно смотрится, – сказал Гай. – Да он парень хоть куда.

Усевшись, он вопросительно взглянул на Изабеллу.

– Да. Мак-Иннес, – начала она.

– Боюсь, что она продана, – извиняющимся тоном произнес Гай. – Пару дней назад. Тот самый покупатель, о котором я упоминал. Картина уйдет заграницу. Мне жаль. Если бы я знал, что ты все еще интересуешься…

Он запнулся, видя, что у нее расстроенное лицо.

– Мне действительно очень жаль, – повторил он. – Я думал, ты решила не покупать эту картину.

Изабелла задумалась. Информация, которую ей нужно было сообщить Гаю, теперь еще больше все усложнит.

Гай забеспокоился.

– Изабелла? Ты в самом деле расстроилась?

– Нет, – начала она. – Не расстроилась. И я не собиралась ее покупать. Я пришла, чтобы поговорить с тобой о… в общем, о том, что, как мне кажется, я обнаружила относительно этой картины.

– Это весьма интересно. Как я уже говорил тебе, я считаю, что это прекрасный образец Мак-Иннеса.

Изабелла покачала головой:

– Нет, Гай. Это вовсе не Мак-Иннес.

Владелец кафе, заметив Изабеллу, подошел к ней поздороваться. Она заказала два кофе, затем снова повернулась к Гаю.

– Я считаю, что это подделка, написанная неким Фрэнком Андерсоном. Я не знаю, кто он и где находится. Но эта картина написана им, а не Мак-Иннесом. Я знаю это, Гай. Не так-то просто объяснить, откуда я это знаю, но я уверена.

Подали кофе по-венски. Гай примял ложечкой взбитые сливки, глядя в чашку, словно искал там решение. Изабелла за ним наблюдала.

– Ты меня просишь, – наконец сказал он, – просишь не доверять моему собственному суждению о подлинности картины. На каких же основаниях? Что это за непростые основания?

Она рассказала ему все, описав ту минуту, когда стояла перед поддельным Мак-Иннесом в Барнхилле. И о том, насколько уверена была в том, что та же рука написала большую картину, которую он только что продал.

– Ты говоришь, что можешь сразу узнать, как только взглянешь, – закончила она свой рассказ. – Я тоже могу. По крайней мере, в этом случае.

Целую минуту оба они молчали. Затем Гай вздохнул.

– Что же мне теперь делать? – Он скорее думал вслух, нежели спрашивал Изабеллу. – Полагаю, мы свяжемся с покупателем и скажем ему, что у нас есть сомнения относительно этой картины. А что потом? – Он взглянул на Изабеллу, ожидая предложений.

– Дело не только во мне, – сказала она. – Будь я единственной, кто сомневается в этой картине, то была бы не столь убеждена. Но, по-моему, лицо, купившее Мак-Иннеса на аукционе, думает то же самое.

Гай взглянул на нее скептически.

– Значит, ты полагаешь, что это тоже подделка?

– Уолтер Бьюи предложил мне ее купить почти сразу же после того, как приобрел, – решительно произнесла Изабелла. – Думаю, он это сделал, потому что узнал правду и захотел избавиться от картины.

Гай покачал головой:

– Уолтер Бьюи? Это чушь, Изабелла. Уолтер Бьюи… Нет, он не такой. Он никогда не стал бы…

– Тогда почему он пытается ее продать?

Гай засмеялся:

– Я могу привести тебе множество примеров, когда люди меняли свое решение – более или менее сразу после того, как его приняли. Они приносят картину домой и обнаруживают, что она не смотрится в их комнате. Или кто-нибудь обронит замечание про эту картину, и они приходят к выводу, что она не соответствует их вкусу. Есть сто одна причина, по которой люди внезапно меняют решения.

Слушая его, Изабелла думала о том, что люди, конечно, могут передумать, но в данном случае слишком много фактов говорит о том, что это не так. Пусть Уолтер Бьюи – образец респектабельности в глазах общества, но у таких людей часто есть тайная, темная сторона. Тому существует много примеров, и, в конце концов, именно Эдинбург породил создателя доктора Джекила и мистера Хайда.

– В любом случае я сделаю то, что необходимо, – заверил ее Гай. – Мне кажется, что ты заблуждаешься на этот счет, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы узнать побольше – в том случае, если есть что выяснять. Я скажу покупателю. И наведу справки об этом Фрэнке Андерсоне.

– Это имя ничего тебе не говорит? – спросила Изабелла.

У Гая сделался задумчивый вид.

– Весьма смутно, – ответил он. – Ничего не могу вспомнить. Но я разузнаю и дам тебе знать. – Он сделал паузу. – Ты хочешь, чтобы я поговорил с Уолтером Бьюи?

Предложение было соблазнительным. Если бы Гай и это взял на себя, ей не пришлось бы больше ничего предпринимать. Но Изабелла была не из тех, кто сразу же снимает с себя ответственность, поэтому ее ответ был отрицательным. Она поговорит с Уолтером Бьюи сама. Она вмешалась в эту историю и должна заниматься ею до конца. Дело принципа. И это, подумала она, направляясь обратно, в сторону Дандэс-стрит, мимо элегантных садов, протянувшихся вдоль левой стороны Квин-стрит, как раз то, что нужно Эдинбургу. В таком месте, как Эдинбург, ни к чему испытывать слишком сильные волнения. За такими вещами лучше съездить в Глазго или даже в Лондон, если уж очень хочется.

Когда Изабелла вернулась домой, Грейс тут же забрала у нее Чарли. Сказала, что хочет пойти с ним в сад, пока хорошая погода, потому что она может в любую минуту измениться.

– Эта лиса разрыла половину маленькой клумбы с розами, – сообщила Грейс. – Знаете, ту, возле сарая в саду.

– Возле беседки?

– Называйте как хотите. Да, там. Она вырыла большую яму и разбросала землю по всему газону.

Изабелла взглянула в окно. Трава возле беседки действительно была темнее.

– Наверное, он решил вырыть новую нору, – предположила Изабелла. – Наверное, даже у лис есть свои планы на будущее. По-видимому, они сталкиваются с той же дилеммой, что и мы: обновлять старую или рыть новую нору.

Грейс одарила Изабеллу взглядом, в котором сквозили и недоверие, и насмешка.

– Они не способны рассуждать таким образом, – заключила она наконец.

Изабелла взглянула на нее в ответ, но ничего не сказала. Проблема с Грейс заключается в том, подумала она, что та понимает все буквально. Но коли на то пошло, то это проблема многих людей. Очень немногие могут наслаждаться полетом фантазии, а уж тех, кто способен оценить тонкий юмор и понять абсурдное, можно по пальцам перечесть. Изабелле вспомнилось, как она была на конференции в колледже Крайст-Чёрч, в Оксфорде, и сидела в Большом зале за завтраком рядом с одной японкой, которая сопровождала мужа, философа, на конференцию «Кант в наше время»; та вдруг повернулась к ней и сказала: «Я так старомодна. Я чувствую себя дронтом».

Эта искренняя фраза была навеяна обстановкой старинного зала, портретами глав и благотворителей колледжа, давно ушедших, атмосферой прошлого, и Изабелла прониклась симпатией к этой женщине.

– Я уверена, что должен существовать клуб для дронтов, – сказала она. – Клуб дронтов. И его члены встречались бы в таких местах, как это.

Глаза женщины расширились, и она расхохоталась:

– Клуб дронтов! Это так остроумно!

Не очень-то это было остроумно, подумала Изабелла, но в ту минуту возникло ощущение контакта разных культур и родственные души нашли друг друга. Время от времени такое случалось, когда Изабелла встречала того, кто смотрел на мир так же, как она, и понимал юмор. Но только не сейчас, когда она беседует с Грейс о Братце Лисе, который испортил маленькую клумбу с розами.

– Нам нужно следить за этой лисой, когда рядом Чарли, – сказала Грейс.

Изабелла нахмурилась. Грейс предполагает, что Братец Лис может причинить вредЧарли? Способны ли лисы на такое?

Грейс как будто прочитала ее мысли.

– Они уносят ягнят, – мрачно произнесла она. Мысль, что кто-то может съестьЧарли, привела Изабеллу в ужас. Даже мысль об опасном мире, который его ожидает, где полно существ, способных ему навредить, тревожила ее, но съесть…

– Братец Лис не причинит ему вреда, – возразила она. – Лисы не кусаются, если только не загонять их в угол. Да и коли на то пошло, волки тоже. – Хотя ей смутно припомнилось, что она читала о лисе, которая действительно укусила ребенка в Лондоне. Но это, наверное, была городская лиса, испытывавшая сильный стресс. Братец Лис не такой.

Если Грейс готова была признать, что лисы не столь опасны, то уж волки – это совсем другое дело.

– А волки – это другое, – сказала она. – Волки очень опасны. У меня есть сестра в Канаде.

Изабелла приподняла бровь. То, что у кого-то есть родственник в Канаде, еще не дает право авторитетно высказываться на тему волков, даже если это и придает вес суждениям этого лица на какие-то другие темы.

– Волки, насколько известно, никогда не нападали на человека, – продолжала Изабелла. – Они держатся подальше от людей. – Ей хотелось добавить, что она сама была в Канаде и не видела ни одного волка, что придало бы убедительность ее утверждению, будто волки избегают людей, но если быть до конца правдивой, пришлось бы сказать, что она была только в Торонто, что несколько ослабило бы ее доводы.

– Ну что же, все, что я хотела сказать, – заявила Грейс, беря на руки Чарли, – это что нам было бы лучше без лисы. Особенно теперь, когда есть Чарли. Вот и всё.

Вопрос был закрыт, и Изабелла отправилась в свой кабинет, чтобы разобраться с почтой. Поскольку она считала, что скоро перестанет быть редактором «Прикладной этики», то запустила дела, поэтому на столе скопилась целая гора нераспечатанной корреспонденции. Теперь ей придется думать о новых номерах журнала, читать присылаемые материалы, а также нужно будет назначить новую редколлегию. Она уже составила список, и теперь добавила к нему Джима Чилдресса из Шарлотсвилля (заполучить его было бы большой удачей) и Джулиана Баджини, который уже редактировал «Журнал философов», – возможно, его удастся убедить. Все они – ее друзья, поэтому ей будет намного приятнее консультироваться с редколлегией. Никаких Леттисов и Давов! «Освободилась я от Леттиса и Дава», – сказала она себе, смакуя эти слова, звучавшие как строчка – и название – английского мадригала шестнадцатого века в итальянском стиле.

 
Освободилась я от Леттиса и Дава,
Об их интригах не услышу никогда:
Они исчезли с утренней росою.
Да, больше нет ни Леттиса, ни Дава.
 

Пришло письмо от Дава.

Дорогая мисс [25]25
  Обращение к незамужней женщине.


[Закрыть]Дэлхаузи!

Я слышал от профессора Леттиса, что Вы убедили владельцев «Прикладной этики» продать журнал Вам. Я также слышал, что Вы назначите новую редакционную коллегию, и что в нее вряд ли войдут нынешние члены. Разумеется, мне жаль, что Вы считаете уместным отказаться от услуг тех, кто все эти годы отдавал так много времени журналу и превыше всего ставил его интересы. Полагаю, такова прерогатива тех, кто обладает экономической властью, позволяющей приобретать имущество, которое в более упорядоченном мире послужило бы для общего блага. Однако должен сказать, что меня удивило, как это философ, занимающийся вопросами морали, на звание которого Вы претендуете (хотя, как я заметил, у Вас нет академического положения в этой области), может вести себя так, как пристало вести себя мелкому владельцу газеты. Но я с сожалением должен констатировать, что именно так сегодня делаются дела. Тем не менее желаю Вам и дальше успешно удерживать кресло редактора, к которому Вы, судя по всему, приросли.

Искренне Ваш,

Кристофер Дав

Изабелла прочла письмо, потом перечитала. Она должна была признать, что это маленький шедевр, пропитанный ядом. Тому, кто был не в курсе истории, стоявшей за этим письмом, и потому не знал, что оно написано искусным интриганом, оно могло бы даже показаться горьким. Но для Изабеллы, знавшей всю подоплеку, письмо демонстрировало сплошное лицемерие.

Отложив письмо в сторону, она взяла в руки конверт. Ей вспомнилось, что Дав, как было общеизвестно, повторно использовал конверты, приклеивая к ним новые ярлычки с адресами. Несомненно, этот конверт уже использовался прежде, и спереди был наклеен маленький ярлычок с именем и адресом Изабеллы. Поднеся конверт к свету, она увидела, что под ярлычком что-то написано. В первой инкарнации конверт был послан Даву, на его домашний адрес. «Профессору и миссис К. Дав» – так читалась первоначальная надпись.