Текст книги "Тайные страсти"
Автор книги: Алекса Смарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 5
В дальнем углу камеры что-то зашевелилось. Услышав шорох, Гарет разом стряхнул с себя оцепенение. Из осторожности притворяясь спящим, он приоткрыл здоровый глаз – другой распух после вчерашней стычки, – и принялся выслеживать нарушителя спокойствия.
Нельзя сказать, чтобы вторжение оказалось совершенно неожиданным. Вот уже третий раз за эти два дня Гарет просыпался посреди тревожного сна и обнаруживал присутствие в камере кого-то еще.
Гарет даже выругался про себя от досады. В прошлый раз нежелательному посетителю уже удалось завладеть порядочной частью сыра и мяса, за которые в тюрьме приходилось платить втридорога. Эта простая еда была настоящим пиршеством по сравнению с черствым хлебом, выдаваемым большинству узников, менее состоятельным, чем Гарет, а уж он-то вовсе не собирался делиться подобной роскошью с кем бы то ни было.
Несмотря на ограниченные возможности, со своей узкой койки Гарет мог обозревать все помещение и сразу же заметил своего врага, который направлялся к столу, не подозревая, что за ним следят.
«Ну держись, чертов воришка!» – злорадно подумал узник. Он незаметно сжал камень величиной с кулак, который заранее выковырял из стены в качестве оружия за неимением лучшего и теперь терпеливо ждал, пока маленький негодяй сделает еще несколько шажков вперед, чтобы вышибить ему мозги.
Камень, посланный быстрым движением руки, с поразительной точностью настиг свою жертву, угодив ей прямо в голову, и остановил осторожное передвижение зверька. Гарет вскочил с койки, невольно поморщившись от боли в избитом теле, но все же торжествующе ухмыльнулся, склонившись над безжизненной тушкой.
– Противный маленький грызун, – пробормотал он, пнув носком сапога мягкое серое тельце, затем небрежным жестом подхватил тварь за голый хвост и отшвырнул в угол.
Минутное возбуждение, вызванное этим небольшим происшествием, быстро угасло, и узник со стоном опустился на койку, собираясь поразмыслить о сложившейся ситуации.
Вот уже два дня Гарет находился в Ньюгейте по подозрению в убийстве своего компаньона. Как всегда, когда преступление прокладывало грязные следы в привилегированный мир порядочного общества, публика требовала от властей немедленного произведения арестов. На этот раз он, Гарет Ричвайн, был выбран козлом отпущения.
Впрочем, Гарет не слишком удивился, оказавшись в заключении, ведь именно он обнаружил тело Роберта на обтянутом золотой парчой диване в одном из уединенных салонов «Золотого Волка». О причине смерти гадать не приходилось: в груди компаньона торчала резная рукоятка ножа. Судя по всему, удар был нанесен мастерски, и смерть наступила быстро: лишь одно-единственное пурпурное пятнышко виднелось на крахмальной рубашке.
Как показалось Гарету, Роберт был мертв уже в течение нескольких часов, а, судя по выражению удивления, исказившему его красивое лицо, убийца застиг свою жертву врасплох. Тем не менее, Гарет склонился над телом, чтобы проверить на всякий случай, нет ли каких-либо признаков жизни… и в этот момент в холле раздались громкие голоса.
Вместо того, чтобы убежать с места происшествия – как, наверняка, поступил бы в подобной ситуации любой разумный человек, обремененный не столь примечательным прошлым, – Гарет спокойно дождался, пока появились представители властей и начали задавать вопросы. Ему было совершенно ясно, что убийца и сам Роберт принадлежали одному кругу: другие люди в «Золотой Волк» просто не допускались. Кроме того преступление явно носило все признаки убийства, совершенного в результате взрыва эмоций. Скорее всего, виновником трагедии стал обманутый любовник или любовница, или отчаявшийся игрок, которому Роберт отказал в кредите.
Гарет не верил слухам о том, что убийцей был получивший выговор служащий клуба. Персоналу «Золотого Волка» очень хорошо платили, да и работали все там уже по нескольку лет.
Тогда никого из них не заключили в тюрьму, и Гарет впал в опасное малодушие, занимаясь, как обычно, делами клуба. И вдруг через десять дней после происшествия его арестовали.
Надо же было оказаться таким дураком? При воспоминании об этом Гарет гневно сжал кулаки. Если бы у него соображения было побольше, чем у ночного горшка, он бы уже успел уйти довольно далеко до того, как полицейские ищейки нанесли бы ему свой первый визит. Вместо этого Гарет наивно полагал, будто власть и деньги могут возместить отсутствие знатной родословной, и разыгрывал из себя оскорбленного гражданина. В результате он вот уже двое суток находился в этой темнице, меряя шагами узкую комнату. Гарет с мрачным юмором подумал о том, что эту тропинку на неровном каменном полу протоптало до него несчетное количество заключенных. К счастью, арест не ошарашил Гарета до такой степени, чтобы не воспользоваться издавна почитаемой в Ньюгейте традицией взяточничества, которая приносила тюремщикам неплохой доход и вместе с тем подгоняла упрямого коня, каковым являлось правосудие. Гарет хмуро подвел итог своим размышлениям. Итак, разместился он, по меркам Ньюгейта, довольно роскошно. Гарет заплатил приличную сумму и откупил все четыре койки, обеспечив себе таким образом уединение и возможность более или менее свободно дышать. За дополнительную плату его снабдили такими необходимыми вещами, как постельное белье, таз для умывания и жаровня с углем, чтобы прогнать сырость, скоротать длинные ночи Гарету помогали многочисленные свечи, сияние которых избавляло от тягостного ощущения, будто стены камеры давят и душат его.
Гарет сумел также связаться с Виггинсом, управляющим «Золотого Волка», который в свою очередь привел в действие сеть контактов патрона с преступным миром. Отвергаемые высшим светом как подонки, его представители, тем не менее, вполне могли сравняться по проворству с парнями с Бау-стрит и делали все возможное, чтобы выследить убийцу Роберта.
Впрочем, Гаретом двигало не только желание утереть нос всем этим пэрам, но и собственные понятия о чести, которые требовали, чтобы убийца компаньона заплатил за свое преступление и лучше всего собственной жизнью. Однако самой большой заботой Гарета было установить, кто его подставил… и почему. Ни один человек, будь то воровское отребье или благородный джентльмен, не мог обмануть Вольфа и уйти после этого от возмездия.
Гарет остановился у окошка, в ладонь шириной, находившегося на уровне его головы и затянутого промасленной бумагой. Он уже успел проделать в самом центре отверстие величиной с шиллинговую монету, чтобы здоровым глазом можно было посмотреть на внешний мир. В данном случае мир представлял собой покрытую лишайником стену и дразняще недоступный кусочек серого неба в вышине. Гарет не выносил ограничения свободы, и этот ничем непримечательный вид из окна помогал ему сохранить здравый рассудок.
Прислонившись лбом к каменному выступу, узник ненадолго закрыл глаза. В глубине души он был убежден, что не закончит свой жизненный путь в веревочной петле, и это несколько помогало ему не падать духом. Оставалось только ждать.
Скрежет ключа в замочной скважине вырвал Гарета из мрачных раздумий. Он повернулся, когда открылась окованная железом тяжелая дубовая дверь с забранным решеткой окошком посередине. Кто-то быстро обменялся несколькими словами с тюремщиком и вошел в камеру, захлопнув за собой дверь. Перед Гаретом предстал мужчина средних лет, с вьющимися рыжими волосами.
– Опять вы, мистер Чапел?
Это был уже второй визит в тюрьму сыщика с Бау-стрит; предыдущий последовал сразу же после заключения его в Ньюгейт. Тогда окровавленный и взбешенный Гарет не удостоил Чапела ответом ни на один вопрос, не переставая твердить о своей невиновности.
Сегодня он снова напустил на себя надменный вид, который всегда помогал ему общаться со знатью и с простолюдинами, не обращая внимания на то, что выглядел не лучше остальных заключенных, так как его одежда изрядно пострадала во время ареста. Один рукав элегантной рубашки тонкого полотна был наполовину оторван, а оба рукава пришлось закатать до локтей из-за отсутствия золотых запонок. Ботфорты пострадали до такой степени, что привести их в надлежащий вид не представлялось никакой возможности. Жилет и галстук стали добычей толпы, присутствовавшей при задержании.
– Неужели ваши обязанности на Бау-стрит так скучны, что вы предпочитаете наносить визиты гостям Его величества? – поинтересовался Гарет безо всякой иронии. – Или же вас привлекает очарование этого места?
– Вы неплохо выглядите, милорд Вольф, – ответил Кэлвин Чапел, игнорируя вопрос и удостаивая узника вежливым кивком головы. – Уж не могу и высказать, как я беспокоился. Эти негодяи могли вас здорово отделать.
– Ваше беспокойство весьма трогательно, особенно учитывая то обстоятельство, что именно вы отдали распоряжение о моем аресте.
– Это одна из самых неприятных сторон дела, – согласился сыщик, с сожалением разводя руками; при этом его взгляд по-прежнему оставался умным и проницательным. – Некоторые наши парни просто не могут удержаться, чтобы не помахать кулаками.
– Очевидно, вы здесь не только для того, чтобы поговорить о боксе, не так ли, мистер Чапел? Выкладывайте, что у вас ко мне, и выметайтесь отсюда.
Боль в разбитом теле мешала Гарету набраться терпения. Он поднялся со своего места с грацией хищника и теперь возвышался над посетителем. Сыщика, однако, ничуть не испугала эта угрожающая поза.
– Мне нужно уладить с вами одно деликатное дело, – спокойно проговорил он. – Прежде всего должен вам сказать, что вы официально обвиняетесь в убийстве его светлости.
Эти слова не были совершенно неожиданными для Гарета, но все же произвели убийственное впечатление, и у него на миг даже перехватило дыхание. Гарет медленно с горечью вздохнул, прогоняя видение захлестнувшей шею петли.
– В таком случае, ваше дело закончено, если только… вы не собираетесь пришить мне какое-нибудь еще нераскрытое преступление.
– Едва ли, милорд. Поверьте, я здесь для того, чтобы помочь вам выпутаться из неприятностей.
– Вы здесь, чтобы помочь мне? – недоверчиво переспросил Гарет, от которого не ускользнула странная ирония создавшейся ситуации.
Несмотря на то, что в костюме от дорогого портного Чапел выглядел как джентльмен, ист-эндский выговор выдавал его низкое происхождение. Если бы они не находились по противоположные стороны закона, Гарет несомненно мог бы найти явное сходство между собой и этим человеком. Однако сейчас он чувствовал к сыщику такую же враждебность, какую испытывали воины Веллингтона по отношению к солдатам Наполеона.
– Ваша задача – помочь мне оказаться на виселице, – отрезал Гарет, делая шаг к Чапелу. – А теперь убирайтесь отсюда, пока я не…
– Разумеется, вы не виновны в этом убийстве… на этот счет у меня нет никаких сомнений, – словно не слыша слов Гарета, продолжал сыщик. – Если бы вы действительно убили своего компаньона, то не стояли бы, как истукан, над его телом, а, как умный парень, бросились бы прятаться, действуя на манер грабителя или иного лихого человека. Кстати, джентльмен был мертв задолго до того, как вас обнаружили рядом с ним.
– Так вы действительно считаете, что это не моих рук дело?
– Вот именно. Вопрос заключается лишь в том, как доказать вашу непричастность. Думаю, вам нужен свидетель, который подтвердил бы, где вы находились той ночью.
– Вы хотите сказать, что мне нужно алиби? – спросил Гарет, переступив с ноги на ногу, в его душе сверкнула искра надежды.
Несмотря на то, что Сим и его приятели были неплохими парнями, но их таланты больше касались способности нагнать страху, чем найти преступника. Именно поэтому Гарет до сих пор не сообщил им имя одной лживой молодой женщины, которая могла бы подтвердить его показания о местопребывании в ту ночь. Вместе с тем Гарет почувствовал, что Кэлвин Чапел мог бы убедить Марселлу Ханникат свидетельствовать в его пользу.
Разумеется, было бы безумием довериться этому человеку, не выяснив сначала, что кроется за его неожиданным предложением о помощи.
– Признайтесь, мистер Чапел, что это значит для вас помимо значительного вознаграждения, которое, как вам должно быть известно, я могу заплатить?
Зеленые глаза Гарета сузились, а губы скривились в усмешке, когда он добавил:
– Почему-то мне кажется, что вы из тех, кто заинтересован в исполнении правосудия ради самого правосудия.
– В таком случае вы ошибаетесь, милорд, – ответил Чапел, впервые с начала разговора проявив какие-то признаки волнения. – Скажите, что вам известно о некоем Ричарде Нортрапе, графе Шербруке?
Шербрук…
Гарет нахмурился, удивленный неожиданной переменой темы разговора. Это имя ничего ему не говорило, не видел он также и причины, по которой Чапел задал такой вопрос, поэтому просто пожал плечами и отрицательно покачал головой.
Во взгляде Чапела мелькнула жалость.
– В таком случае вам предстоит узнать о себе правду, милорд. Все эти годы вы называли себя Гаретом Ричвайном. Однако это не настоящее ваше имя. Вы – Уильям Нортрап, законный наследник графа Шербрука. Что же касается той несчастной леди, которую вы считали своей матерью, то не она произвела вас на свет.
«Не она произвела меня на свет…» Эти слова молнией сверкнули в сознании Гарета, растревожив старые раны. Прошло уже столько лет, что воспоминания о матери стали весьма смутными: мрачная, с тусклыми глазами, состарившаяся раньше времени, мучимая каким-то демоном, которого она старалась умилостивить джином…
Гарет всегда любил мать несколько настороженно, потому что никогда не мог угадать, в какой момент демон освободится от пут алкоголя и с сокрушительной силой обрушится на них обоих. Впрочем, его скорбь после смерти матери была непритворной, как и чувство вины из-за облегчения, которое он испытал, пролив слезы печали.
– О чем, черт побери, вы говорите? – спросил Гарет, решительно отбрасывая неприятные воспоминания. – Моей матерью была Элспет Ричвайн, служанка, соблазненная богатым знатным хозяином, моим отцом, и выброшенная на улицу вскоре после моего появления на свет. Кажется, хозяйка дома воспротивилась перспективе лицезреть, как свидетельство неверности Его Светлости бегает по поместью в коротких штанишках.
– Поверьте, леди Шербрук никогда не беспокоилась на этот счет, – возразил Чапел. – Лорд Шербрук не смотрел ни на одну женщину, кроме своей жены. Он действительно был вашим отцом… но вашей настоящей матерью является леди Шербрук.
– А Элспет Ричвайн была…
– …неуравновешенной молодой женщиной, укравшей вас у законных родителей, когда вам еще не исполнилось и двух лет.
– Просто бессмыслица какая-то…
– Вовсе нет, милорд, разумеется, прошло уже столько лет, что многие считают вас умершим…
– …кроме вас, – хмуро закончил Гарет, со сжатыми кулаками шагнув к сыщику, его вдруг охватил леденящий душу страх, заставивший на миг забыть о реальной опасности. – Вы напрасно беспокоились, мистер Чапел. В последний раз прошу вас покинуть мою камеру, иначе меня точно повесят, но уже за ваше убийство…
С этими словами Гарет круто развернулся и направился к кровати, опасаясь, что не справится с собой и, в конке концов, набросится на сыщика. Впрочем, откуда же Чапелу знать, что эти безумные предположения вызвали в его душе боль, оживили мечты, давным-давно похороненные в глубинах сердца.
На какое-то мгновение Гарет снова стал тщедушным забитым двенадцатилетним подростком, одиноко пробирающимся по грязной улочке бедняцкого квартала, стараясь укрыться от беспощадного зимнего ветра. Его руки и ноги обморожены, несмотря на намотанные на них грязные лохмотья, но он мужественно борется со слезами боли… Правда, бывали в жизни Гарета и более трудные времена, особенно после того, как он сбежал от человека, к которому его отдали в ученики. Именно тогда Гарет познакомился с недремлющим зверем, что зовется голодом и непрерывно вгрызается во внутренности. «Может быть, именно сегодня наступит тот самый день». После смерти матери, которая умерла от джина, ставшего в последние несколько лет ее единственным утешением, Гарет шесть месяцев изо дня в день неустанно повторял про себя эти слова. Он надеялся, что, может быть, именно сегодня наступит тот день, когда за ним, наконец, придет его знатный отец и, завернув в длинный шерстяной плащ, увезет в позолоченной карете в великолепный дом, в котором никто не страдает от холода, голода или отсутствия любви…
Однако этот день так и не наступил, и любовь мальчика, лелеемая им к неизвестному отцу, в конце концов превратилась в ненависть, холодную и непрощающую, как лондонские улицы.
– Так значит, вы не хотите прочесть письмо, которое ваш отец написал мне двадцать пять лет назад?
Вопрос прервал размышления Гарета. Он медленно повернулся, наблюдая, как сыщик достает из внутреннего кармана пожелтевший листок бумаги. Гарет не собирался принимать это послание в качестве доказательства утверждения Чапела, однако какая-то неодолимая сила заставляла его не сводить глаз с письма.
Возможно, это очередная уловка, способ пришить ему еще одно преступление. Но с другой стороны, у Чапела не было видимых причин лгать по такому поводу. Душу Гарета раздирали сомнения и недоверие. Смятение мыслей подняло на поверхность давно забытые вопросы и разрозненные обрывки воспоминаний. В конце концов Гарет протянул руку и взял письмо.
Судя по всему, этот листок за прошедшие годы сгибали и разворачивали столько раз, что он грозил неминуемо рассыпаться. Взгляд Гарета медленно скользил по строчкам, улавливая сдержанную мольбу в выведенных размашистым почерком четверть века тому назад словах:
«Мистер Чапел, вас рекомендуют как одного из лучших на Бау-стрит, и я обращаюсь к вам за помощью. Наш любимый сын был похищен из нашего дома женщиной, заботам которой его доверили. Пока мы не обнаружили ни одной нити, указывавшей на местонахождение маленького Уилла, а похитительница до сих пор еще не потребовала выкупа за его возвращение. Если вы согласны нам помочь, мой кучер сообщит вам прочие относящиеся к делу подробности, а затем без промедления отвезет в поместье. Прилагаю банковский чек на покрытие ваших неотложных нужд. С благодарностью. Шербрук».
Гарет не сразу поднял глаза от письма, а когда в конце концов, оторвался от него, встретился с проницательным взглядом сыщика, не выдавая своих чувств, он снова сложил лист бумаги и произнес:
– Итак, у графа Шербрука был маленький сын, которого похитили. И вы думаете, что я и есть тот самый мальчик? Скажите, мистер Чапел, как вы собираетесь доказать, что я… это он? Через столько-то лет?
Чапел хитро улыбнулся.
– Во-первых, женщину звали Элспет Ричвайн, как и ту, которая называла себя вашей мамой. Во-вторых, вы с ним одного возраста и похожи на его светлость, – сыщик помолчал, затем показал на бицепс Гарета, обнажившийся в оторванном рукаве рубашки. – Кстати, не последнюю роль в этом деле играет татуировка: этот волк. Впервые я заметил его во время вашего ареста, и сразу же начал наводить справки.
– Вы хотите заставить меня поверить в то, что наследнику Шербруков нанесли иглой татуировку?
– Едва ли, милорд, но взгляните на печать на письме.
Гарет перевернул листок и действительно увидел свисавшую с одного угла печать красного воска. Несмотря на то, что воск немного потрескался от времени, на нем сохранилось ясное изображение геральдического зверя: волк, стоящий на задних лапах.
Гарет ощутил странное стеснение в груди. Даже мельком взглянув на печать графа Шербрука, можно было уловить поразительное сходство между изображением волка на воске и существом, вытатуированным на предплечье Гарета.
– Мне помнится, этот герб был высечен в камне и нарисован на стене каждой комнаты в доме графа. Очевидно, этот зверь еще в детстве поразил ваше воображение. И вы вспомнили его, хотя забыли все остальное…
– … в том числе, – если верить вашей теории, – и собственных отца с матерью? – Гарет небрежно бросил письмо на стол и, прищурив глаза, пристально взглянул на посетителя. – Скажите, мистер Чапел, а графу известно, с какой целью вы находитесь здесь?
Необъяснимое волнение неожиданно омрачило лицо Чапела.
– Должен признаться, несчастья не оставляли эту семью. Сначала похитили вас, а год спустя убили графа. Поговаривали, будто это дело рук браконьера, но убийцу так и не нашли. Титул сейчас носит брат его светлости, ваш дядя Невилл. Впрочем, титул скоро снова станет вашим.
Гарет криво усмехнулся в ответ.
– Признаюсь, мистер Чапел, вы наполовину убедили меня. Я прекрасно понимаю, какие мне это дает преимущества. Однако позвольте усомниться: ни один суд не поверит словам бывшего преступника, известного под именем Вольф… а вот убедит ли присяжных заявление графа Шербрука о своей невиновности?
– У вас есть на это право, милорд.
– Для человека, в конце концов разрешившего мучившую его на протяжении четверти века загадку, вы кажетесь удивительно невозмутимым. Почему?
– Ну, милорд, осталось последнее испытание, после которого я смогу с полной уверенностью утверждать, что вы – сын лорда Шербрука.
С этими словами сыщик повернулся к двери и позвал охранника. Спустя мгновение тяжелая дверь темницы снова заскрипела, и хрупкая женщина под вуалью в черном платье ступила на порог.
Гарету показался чрезвычайно эфемерным облик незнакомки. Это впечатление усилилось еще больше, когда она подняла вуаль из дорогого кружева.
Женщина оказалась уже не молода, но следы былой красоты свидетельствовали о том, что когда-то она выглядела потрясающе. Даже теперь в тяжелой копне черных волос лишь кое-где поблескивали серебряные нити, а белоснежная кожа на изящно вылепленных скулах была безупречно гладкой.
Однако неизбывная печаль, читавшаяся в темных запавших глазах и тяжелых складках у рта, словно стала неотъемлемой частью облика незнакомки и сразу же притягивала взгляд. Вместе с тем Гарет почувствовал, что эта женщина не будет проявлять на людях свои чувства: ее лицо застыло в спокойствии подобно маске. Но кто…
Боже, неужели это вдова графа, женщина, которая предположительно является его матерью?!
Гарета охватил безумный страх, словно невидимый обруч еще сильнее сдавил его грудную клетку. Однако бесстрастно встретив пристальный взгляд безмолвно смотревшей на него женщины, Гарет ничем не выдал своего волнения: он ее не узнал…
Вместе с пониманием этого пришло разочарование. Так вот в чем состояло последнее испытание Чапела! Судя по всему, Гарет не выдержал его. Впрочем, чего же он, да и все они, ожидали? Вполне вероятно, сыщик просто-напросто сам состряпал историю о найденном наследнике ради леди Шербрук, а возможно, и в надежде выудить несколько гиней у этой женщины.
– Думаю, пора покончить с этой головоломкой, – резко заявил Гарет, первым нарушив напряженную тишину, – Наверное, вы ошиблись, Чапел, и я…
– Они… били тебя…
Тихие слова женщины оборвали его возражения быстрее, чем если бы она закричала. Нахмурившись, Гарет снова взглянул на графиню.
Из глаз женщины вдруг исчезла печаль, и ее лицо теперь освещало выражение боязливой надежды. Шагнув к Гарету, она тонкой рукой в черной перчатке дотронулась до его лица.
– Я всегда знала, что ты еще жив, – тем же неуверенным тихим голосом, почти шепотом, продолжала женщина. – Именно поэтому, даже когда у меня отняли и Ричарда, я не позволила горю унести себя в могилу, и знала, что однажды снова буду нужна тебе… и что я найду тебя.
Гарет перехватил ее тонкие пальцы, сжал в своих, и, совладав с голосом, с трудом проговорил:
– Я понимаю, миледи, когда чего-то страстно желаешь, то цепляешься за любую ниточку надежды. Но не верите же вы, действительно, что я…
– Ах, но ты так похож на своего отца, – продолжала женщина, при этом ее голос окреп, а слабое подобие улыбки тронуло бледные губы. – Мне было всего пятнадцать лет, когда я впервые увидела его. Я подумала тогда, что он – златовласый ангел, сошедший на землю. И еще я вижу в тебе черты моего дорого брата, в твоей манере держаться…
– Пожалуйста, миледи, – резко прервал ее Гарет. – Это всего лишь совпадение…
– О, мой маленький Уилл, ты не понимаешь… Я пришла, чтобы, наконец-то, забрать тебя домой, – не обращая внимания на его возражения сказала женщина и, радостно вскрикнув, обняла Гарета.
Молодой человек весь сжался от неожиданности, отчаянно стремясь вырваться из объятий, и в то же время не желал отнимать у бедной женщины момент счастья. Она заплакала, и, неловко пытаясь утешить несчастную, Гарет обнял ее за плечи.
Его сразу окутал исходивший от графини тонкий аромат. Это был легкий цветочный запах сирени в сочетании со слабым теплым ароматом бальзама, который входил в состав дорогого мыла и оказывал успокаивающее действие, а также женственное благоухание ее тела. Все это оказались неожиданно до боли знакомые запахи…
Воспоминания, нет, даже не воспоминания, а смутные впечатления вдруг захватили Гарета: безоблачное голубое небо над красивым садом с яркими цветами… мягкий и снисходительный женский смех… руки в шелковых перчатках, заключающие его в нежные объятия…
Не веря самому себе, Гарет коротко вздохнул и непроизвольно прижал к груди плачущую женщину, однако уже в следующее мгновение стряхнул с себя наваждение – сказалась издавна выработанная привычка к осторожности. Сходство с пропавшим наследником – всего лишь случайное совпадение, усиливаемое желанием Чапела и графини видеть в нем того, кого они так долго искали.
Что же касается самого Гарета, то он давно уже перестал верить в исполнение желаний.
«Но это способ избежать виселицы», – неожиданно напомнил ему внутренний голос, не раз направлявший его в прошлом по верному пути. В данной ситуации не столь важно, действительно ли он является сыном этой женщины и наследником графа. Если имя Уильяма Гарета Нортрапа поможет выбраться из тюрьмы, Гарет готов был принять это имя, как если бы оно принадлежало ему по праву.
Позднее, после снятия обвинения в убийстве Роберта и выхода из тюрьмы, можно будет окончательно решить: прекратить ли комедию или продолжать играть эту роль.
Гарет поднял голову и встретился взглядом с Чапелом. Сыщик коротко кивнул. Узнику показалось, что в глазах достойного джентльмена блеснули слезы, когда тот спросил:
– Итак, милорд Вольф, что вы скажете о моем предложении помочь вам?
– Я скажу вам, мистер Чапел, – сдавленным голосом ответил Гарет, – что вам следует увести мою мать из этого ужасного места… а потом мы вдвоем подумаем, как добиться моего освобождения.
