Текст книги "Тайные страсти"
Автор книги: Алекса Смарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Глава 17
– Это случилось только однажды, – смело ответила Марселла. Она окончательно привела в порядок свой ночной наряд, и теперь каскад кружев снова закрывал ее до кончиков пальцев на маленьких ножках. – Что же касается той ночи, то мы просто не поняли друг друга. Если помните, я никогда не говорила вам, что мы…
– Ты чертовски ясно дала понять, что дело обстояло именно так, – оборвал ее Гарет и, сузив зеленые глаза, начал мерить шагами комнату. – Или ты уже забыла пятно крови на покрывале? Ничего не скажешь, весьма красноречивая отметина.
– Кровь? – повторила Марселла, пытаясь сообразить, что бы это могло означать. Память услужливо подсказала ей ход событий, и Марселла высокомерно вздернула подбородок. – Это из-за браслета, который вы мне тогда хотели подарить, – в тон Гарету холодно объяснила она. – Я порезалась о застежку и вытерла кровь тем, что попалось под руку. Надеюсь, вы не думаете, будто я подстроила все это специально?
«Конечно, именно так он и считает», – подумала Марселла, решительно не признавая себя виновной. Да, она обманула Гарета, но потом сделала все возможное, чтобы искупить свой проступок. Впрочем, разве можно было предвидеть столь неожиданный поворот событий?
– Хорошо, милорд, я согласна с вашими обвинениями в мой адрес, но вы должны согласиться с тем, что на вас лежит часть вины. Вам сразу же следовало сказать, что у вас больше нет расписок Кларри.
Гарет усмехнулся, однако в ледяном взгляде его зеленых глаз не отразилось ни тени веселья.
– Однажды я уже говорил тебе, милочка, ты слишком доверчива. Видишь ли, эти проклятые записки твоего брата были заперты у меня в сейфе… все это время… и до сих пор там находятся.
– Они… у тебя?
Побледнев, Марселла поднялась с кровати и пристально посмотрела на мужа. Она была одновременно потрясена и возмущена подобным коварством.
«Так значит, у Гарета все-таки были расписки Кларри!»
Оказывается, этот мерзавец не только обманом завлек ее в свою постель в ночь их знакомства, но и убедил, что она зря пожертвовала собственной репутацией. Однако самое большое предательство заключалось в том, что если бы Вольф не решил позабавиться с ней, Марселла в ту же ночь вернулась бы домой и, разумеется, сумела бы уговорить Кларри не бежать от семьи и друзей, независимо от ожидаемой участи.
Волна безудержного гнева медленно схлынула под напором холодного потока предательства и обмана. Всего лишь несколько мгновений тому назад Марселла отчаянно цеплялась за надежду спасти их брак, но своим бессердечным признанием Гарет разрушил хрупкий мост доверия, который она начала устанавливать между ними.
Марселла набрала в грудь побольше воздуха, собираясь обрушиться на мужа с сотней резких обвинений, но, в конце концов, смогла лишь выпалить:
– Ты действительно самый настоящий мужлан, как сказал про тебя сэр Финеас. Удивительно, как я не видела этого раньше?!
– Ты прекрасно поняла это с самого начала, милочка. Просто до сих пор признавать это было тебе не с руки.
– Возможно, вы и правы, милорд, – согласилась Марселла, приноравливаясь к его грубой манере, хотя и морщась от этих насмешливых признаний. – Но уверяю вас, теперь-то мои глаза, наконец, открылись. И мне вдруг стало ясно, что я больше не желаю видеть вас в моей комнате.
– Ах вот как?! – в голосе Гарета вновь зазвучали знакомые бархатистые нотки. – В таком случае, уверяю тебя, милочка, я тоже больше не приду сюда… разве только по приглашению.
С этими словами Гарет повернулся и собранной настороженной походкой волка, вышедшего на охоту, направился в свою спальню. Через мгновение дверь за ним захлопнулась.
– Скатертью дорога, – пробормотала Марселла, смахивая неожиданно увлажнившие ее щеки горячие слезы.
«Приглашение!»
С таким же успехом Гарет может ожидать, что его назначат регентом королевства. Пусть даже и не надеется: она не позволит ему больше войти в комнату. Этому графу Вольфу уже не удастся запугать ее.
Резко развернувшись в вихре взметнувшихся кружев, Марселла прошла к умывальнику и сбросила пеньюар и ночную рубашку. Налив в таз холодной воды из кувшина, она намочила полотенце и поморщилась, заметив между ног следы крови на белой коже. Марселла почувствовала также слабое жжение, но эта боль не шла ни в какое сравнение с муками, терзавшими ее сердце.
Смыв неоспоримые следы их совокупления – теперь Марселла просто не могла назвать произошедшее любовными объятиями, – она обтерла другим полотенцем свое разгоряченное тело и, только снова взяв в руки рубашку, почувствовала запах крови, испачкавшей подол.
Презрительно фыркнув, она торопливо скатала испорченное белье в кружевной комок, намереваясь в порыве возмущения швырнуть его в затухавший огонь камина, чтобы посмотреть, как пробудятся языки пламени и сожрут эту последнюю улику ее сегодняшнего безрассудства. Однако вспомнив, что наряд был подарен ей Джессикой, Марселла открыла шкаф и бесцеремонно запихнула ночную рубашку за кучу туфель и шляпных коробок, потом натянула на себя простую хлопчатобумажную рубашку, найденную в деревянном сундучке, и, пошатываясь, забралась в постель.
* * *
Минуты тянулись за минутами, а сон все еще не шел к Марселле. Она напряженно сжалась под одеялом, глядя в темноте на потолок. Через час должен был наступить рассвет, а Марселла так и не смогла сомкнуть глаз из-за мучительных мыслей.
«Это моя вина, что Кларри скрылся».
Суровые слова тянулись неумолимой чередой, как заунывное пение монахов, но уже начинали звучать не так убедительно, смягчая пылкий тон обличений.
Не сам ли Кларри проиграл все деньги? Когда он заявился в игорный клуб, граф Вольф не заставлял его садиться за карточный стол, как не принуждал отказываться от уплаты долгов и покидать родной дом. Так что, если разобраться, вся вина за сложившуюся ситуацию целиком лежала на самом Кларри.
Чем больше Марселла размышляла об этом, тем громче звучал голос совести, призывая ее к честности и указывая на то, что она должна непременно извиниться перед мужем.
Конечно, Гарет обманул ее… но она тоже в равной степени виновата перед ним.
Окончательно потеряв покой, Марселла поднялась с кровати и подошла к единственному в комнате окну. Тяжелые бархатные занавеси остались не задернуты, и серебристый свет луны проникал сквозь забранные свинцовыми стеклами створки.
Марселла порывисто распахнула окно. В комнату тут же ворвался легкий ветерок, напоенный ароматами безоблачной весенней ночи, и раздул янтарные угли в камине, высекая из них пучки искр. С высоты четвертого этажа Марселла рассеянно взглянула на лежавшую внизу улицу, ухватившись при этом за створку окна из опасения, как бы не закружилась голова.
Широкая улица оказалась пустынна, что было совсем неудивительно в такой час. Правда, откуда-то издалека еще доносился стук колес наемного экипажа и цокот лошадиных копыт по мостовой. В ряду особняков светилось несколько окон: очевидно, не только Марселла не могла заснуть. Взгляд на окно Гарета подсказал ей, что и муж находится в числе бодрствующих.
«Отправляйся к нему, – потребовал внутренний голос, – вспомни, что говорила Джессика о глупой гордости».
– Хорошо, – вслух согласилась Марселла и решительно кивнула. – Если граф Вольф требует приглашения, он его получит, а уж принимать или нет – дело Гарета.
Она уже почти отвернулась от окна, когда в поле ее зрения попала какая-то вытянутая тень, явно перемещавшаяся в определенном направлении. Похолодев от страха, Марселла положила руку на оконную задвижку. По ее спине пробежали мурашки. Судя по всему, кто-то крался по гребню крыши. Однако само по себе это казалось невозможным. Разумеется, воры и взломщики орудовали даже в таком добропорядочном районе. Но ни один преступник не осмелится сделать попытку проникнуть в особняк, в котором явно есть люди. Правда, час выбран правильно – предрассветный час призраков, – но Марселла не верила в привидения, особенно лазившие по чердачным окнам и трубам.
Может быть, тень ей просто почудилась, постаралась успокоить себя Марселла… и снова заметила черную фигуру, ясно отразившуюся в правой открытой створке окна.
У Марселлы перехватило дыхание: неизвестный продвигался прямо к комнате Гарета. С беспокойством вспомнив предположения мужа о том, что кто-то хочет его убить, она осторожно повернулась в сторону притаившейся тревожной тени, на темном гребне крыши отчетливо разглядела фигуру мужчины.
«Гарет?!»
У нее кружилась голова, но Марселла все равно высунулась из окна, желая убедиться, что зрение и поздний час не обманывают ее. Действительно, это был Гарет. Но что он делал на крыше? Если только не…
От страха у Марселлы вдруг сжалось сердце, потому что на ум пришло одно логичное объяснение. Боже милостивый, неужели ее резкие слова и обман заставляют его расстаться с жизнью?..
Марселла с трудом сдержала протестующий возглас, ведь неожиданный звук мог испугать Гарета, заставить потерять равновесие. «Думай! – приказала себе Марселла, забыв о своей боязни высоты. – Ты должна найти какой-то способ привлечь его внимание, а потом поговорить с ним и заставить одуматься».
В это мгновение Марселла вдруг поняла, что не может потерять Гарета… нет, только не сейчас, когда она, наконец, была готова признать всю глубину своего чувства к этому человеку.
Торопливо отбросив эту мысль, Марселла полностью сосредоточилась на самой насущной на данный момент проблеме и легонько стукнула по оконному стеклу. Наградой послужил взгляд Гарета в ее сторону.
– Час поздний, мадам, не так ли? – отчетливо донеслись до Марселлы его язвительные слова. – Как видите, мне тоже не спится.
Пока Марселла с ужасом смотрела на мужа, он легко прошелся по крыше, добрался до треугольной формы слухового окна над своей комнатой и уселся там, свесив босые ноги.
– Весьма приятная ночь, – как ни в чем не бывало продолжал беседу Гарет. – Почему бы вам не выбраться сюда и не присоединиться ко мне?
– Я бы так и поступила, милорд, – слегка дрожащим голосом проговорила Марселла, – но у меня может от высоты закружиться голова. Не согласитесь ли вы войти в комнату? Здесь мы могли бы спокойно поговорить.
– И лишиться такого прекрасного вида? – Гарет поднял руку, жестом призывая Марселлу полюбоваться открывавшейся панорамой. – Уверяю вас, ничто так не бодрит, как полуночная прогулка над городом, это помогает многое видеть… на расстоянии.
Гарет помолчал. Его слова немного успокоили Марселлу. Из речи мужа исчез простонародный выговор, а это означало, что пары алкоголя уже улетучились. По крайней мере, теперь она не имела дела с пьяным человеком в подавленном состоянии духа.
– Скажите, милорд, – отважилась, наконец, спросить Марселла. – Не исправит ли положение мое извинение? Боюсь, я вела себя недостойно и наговорила много грубостей, о которых теперь сожалею.
– Смиренное признание, мадам, признание, которое снимает камень с моей души, – улыбнулся Гарет, блеснув в темноте белыми зубами.
Лунный свет смягчил резкие черты его лица, сделав Гарета на несколько лет моложе. Босой, в распахнутой на груди рубашке, спокойно разгуливающий над городскими улицами, он напомнил Марселле прежнего Вольфа и, честно говоря, мало походил на человека, мучимого отчаянием.
На смену волнению и страху пришло подозрение. Марселла бросила на мужа обвиняющий взгляд.
– А у вас не было намерения броситься с крыши?
– Только не сегодня, милая, – последовал невозмутимый ответ. – Я всего лишь немного прогулялся там, где меня никто не мог потревожить: старая привычка.
– О!..
Гарет снова улыбнулся:
– Дайте-ка мне сообразить. Вероятно, вы подумали, будто я настолько расстроен вашим жестким обращением со мной, что решил покончить жизнь самоубийством?
– А что еще я могла подумать… обнаружив вас вон там…
Щеки Марселлы вспыхнули от смущения. Действительно, если принять точку зрения Гарета, то ее предположение казалось просто нелепым: так, всего лишь лихорадочные фантазии обиженной новобрачной. Но ведь она испугалась за него… и за себя.
«Гарет не погиб и даже в мыслях не держал ничего подобного», – напомнила себе Марселла в приливе женской обидчивости. Впрочем, в следующий момент у нее возобладало чувство юмора и она тоже улыбнулась:
– Хорошо, допустим, я судила неверно… но и вы должны признать: мало кому из жен приходилось видеть своих новоиспеченных мужей гуляющими среди ночи по крышам.
– Принято к сведению, мадам. Я тоже признаю, что мое собственное поведение не выдерживает никакой критики. Не пригласите ли вы меня к себе, дабы мы могли вместе обсудить столь вопиющий недостаток?
В непринужденном тоне Гарета Марселла уловила нотку надежды и облегченно вздохнула, чувствуя, что одержала победу. Возможно, сегодняшнее происшествие пробудило в его сердце более глубокое чувство к своей молодой жене? «Тем не менее, действовать следует очень осторожно», – напомнила она себе, – иначе Вольф так и останется не прирученным».
Стараясь умерить раздражение, Марселла ответила:
– Это было бы весьма приятно, милорд. Надо признаться, мне очень неловко вести серьезный разговор, высовываясь из окна четвертого этажа.
– Если вы сделаете милость и немного отодвинетесь, я с удовольствием присоединюсь к вам, – произнес Гарет, уверенно ступая на крышу.
Не успела Марселла сделать несколько шагов вглубь комнаты, как Гарет уже перебрался на слуховое окно над ее спальней. Затем в проеме показалась пара мускулистых ног, а еще спустя мгновение Гарет проскользнул в полутемное помещение.
– Вот это зрелище, милорд, – восхитилась Марселла. – Немногие мужчины могли бы последовать вашему примеру.
– Немногие джентльмены, – поправил ее муж, пренебрежительно улыбаясь и непринужденно облокотясь на подоконник. – Множество же менее утонченных господ в полной мере обладают подобными талантами. И среди них те, кто учил меня.
– Так вы действительно были взломщиком?
– Был, мой маленький Жаворонок… и довольно удачливым, если учесть мой возраст. Не могу сказать, что особенно горжусь своими поступками той поры, но тогда вопрос стоял жестко: украсть или умереть с голоду.
Марселла достаточно хорошо знала историю жизни Гарета, поэтому – как можно было ожидать – не пришла в ужас от столь откровенного признания. Однако она не удержалась от вопроса:
– А как же работные дома? Догадываюсь, это не самое приятное место, но там, по крайней мере, детям дают еду и подыскивают места учеников ремесленников.
– Учеников… Сюда больше бы подошло слово «рабов», – с горечью сказал Гарет. – Действительно, первые недели после смерти матери я находился на попечении прихода. Потом меня пристроили к одному краснодеревщику по имени Греншоу – этакий мерзкий жук, ростом не выше, чем я был в двенадцать лет. Его последний подмастерье сбежал незадолго до моего появления, и Греншоу не терпелось выместить злобу на другом… на любом мальчишке.
– Он бил тебя?
Гарет покачал головой.
– Греншоу был грубым человеком, но не из числа тех, что пускают в ход кулаки. Он держал меня в узде с помощью голода, давая мне корку хлеба и крошку сыра утром и такую же порцию вечером. Этого было достаточно, только чтобы не умереть с голоду.
– Боже, какое варварство, – невольно вырвалось у Марселлы, преисполненной негодования к жестокому хозяину и симпатии к маленькому Гарету.
Вероятно, Гарет догадался по лицу жены, какие переживания обуревали ее душу, и улыбнулся.
– Полностью согласен с тобой, милая. Я испытываю такие же чувства. Однако голод – это еще не самое страшное.
Боль воспоминаний омрачила черты Гарета; он немного помолчал, потом продолжил:
– Видишь ли, Греншоу опасался, как бы я не убежал от него, как предыдущий мальчишка. Чтобы этого не произошло, он каждую ночь запирал меня в мастерской и выпускал только рано утром. Так продолжалось недели две… пока однажды утром я не собрался с силами и не ударил его как следует по голове ножкой стола. Только тогда я смог вырваться.
Гарет небрежно пожал плечами.
– В это время я связался с компанией парней, занимавшихся карманными кражами, и стал учеником совсем другого рода. Ну а в результате печального опыта жизни у краснодеревщика я начал испытывать ужас перед закрытыми помещениями. С тех пор я никогда не засыпаю, не оставив зажженными несколько свечей или лампу… на случай, если проснувшись среди ночи, на мгновение забуду, где нахожусь.
От внезапного волнения у Марселлы снова сжалось горло. Она вспомнила множество свечей в спальне Гарета в том логове, на берегу реки, и его настойчивое желание зажечь все лампы в ее комнате. Воображение Марселлы нарисовало перед ней образ испуганного голодного мальчика, храбро выдержавшего описанные выше жестокости и пробившегося из тьмы к свету.
Она порывисто подошла к туалетному столику и резко повернула фитили ламп. Комната вмиг озарилась теплым светом.
– Вам больше не придется тревожиться по поводу темноты, милорд, – взволнованно обратилась она к мужу. – Я теперь всегда буду оставлять лампу зажженной для вас.
Какое-то мгновение Гарет молча смотрел на Марселлу, при этом на его аристократическом лице отражались надежда и недоверие, потом медленно поднял руку и легко коснулся щеки жены.
– Если это обещание, мой маленький Жаворонок, – еле слышно проговорил он, – то я настаиваю, чтобы ты сдержала его как сегодня, так и во все последующие ночи.
Вместо ответа Марселла подставила ему свои губы. Гарет приник к ним с тихим стоном, выдававшим нетерпение, перекликавшееся с ее собственным нетерпеливым ожиданием, которое ласки мужа довели до упоительных высот блаженства. На этот раз их любовное слияние началось с чувственного неторопливого танца взаимного наслаждения, который завершился яростным великолепным взлетом чувств, насытивших их обоих.
Потом они лежали в объятиях друг друга, обмениваясь бесконечно нежными словами, непроизвольно срывающимися с уст всех влюбленных. А когда слова сменила сонная тишина, лампы на туалетном столике продолжали разливать вокруг свое благосклонное сияние.
Глава 18
Пробудившись от мирной дремоты, Марселла медленно открыла глаза и с удивлением обнаружила в нескольких дюймах от себя пасть разъяренного зверя. Подавив готовый сорваться крик, она натянула до подбородка одеяло и плотнее прижалась к спящему мужу, потом задумчиво провела рукой по нанесенному на бицепс Гарета рисунку, наслаждаясь ощущением прикосновения к обнаженному телу любимого.
Разве найдутся слова для описания некоторых обязанностей жены, решила Марселла, вспоминая уроки любви, в которые она так ревностно углубилась этой ночью. Марселла с готовностью подчинилась опытному наставничеству Гарета и оказалась на редкость способной ученицей в науке Афродиты. Гарет же доказал, что является не менее одаренным учителем, поэтому Марселла жаждала вновь повторить на практике изученное.
С энтузиазмом новичка она позволила своей руке скользнуть под одеяло и легко коснуться груди мужа. Затем Марселла осторожно запустила пальцы в покрывавшие торс золотистые волосы, провела кончиками по выпуклым, словно вылепленным искусным скульптором мускулам. Становясь все смелее, она переместила ладонь ниже, к плоскому животу мужа, намереваясь обследовать еще более увлекательную территорию. Об этих местах Марселла имела теперь достаточно глубокие знания, а вот кое-что ей хотелось изучить подробнее.
Она взглянула сквозь ресницы вверх, на лицо Гарета, с удовлетворением убедившись, что глаза его еще закрыты, а грудь поднимается и опадает в сонном ритме. «Ничего, – решила Марселла, таинственно улыбаясь, – пока он спит, я позволю себе это маленькое удовольствие».
На этот раз Марселла уже знала, чего ожидать, когда сомкнула пальцы на теплой плоти. Уже через несколько мгновений орган Гарета напрягся и теперь горячо пульсировал в ее ладони. Она еще немного погладила его по всей длине, пока из-за все большего возбуждения на ровной поверхности простыни, укрывавшей Гарета, не появилась многозначительная выпуклость. Потом пальцы Марселлы скользнули ниже, старательно исследуя подробности мужской анатомии и чувствуя напряжение плоти в ответ на эти легкие прикосновения.
Инстинктивная реакция Гарета вызвала в ее собственном теле такой же эротический отклик. Этот трепет быстро перешел в медленно пульсирующий жар внизу живота. В отличие от первого проведенного с Гаретом утра, теперь Марселла уже знала, что означает это внутреннее горение. Однако не успела она разжать пальцы, решая вопрос: дать мужу поспать или разбудить его, чтобы продолжать урок, как рука Гарета стиснула ее запястье.
– Не торопись, милая, – услышала Марселла ленивый шепот. – Стоит начать, как уже трудно остановиться.
– Вполне согласна с вами, милорд.
Приподнявшись на локте, она с проказливой улыбкой заглянула в зеленые глаза мужа, которые теперь смотрели на нее тепло и ласково.
– Если бы я знала, что ты уже проснулся, – продолжала Марселла, – я бы действовала более прямолинейно. А так я просто ждала, когда ты сам воспрянешь духом.
– Судя по всему, вы позаботились об этом вместо меня, мадам, – многозначительно ответил Гарет и снова положил ее руку на свою возбужденную плоть. – Вопрос в том, каким образом вы намерены исправить ситуацию?
– Боюсь, мне потребуется твоя помощь, если только усилия этой ночи – в пику всем надеждам – не истощили твою силу.
Насмешливые слова жены дали немедленный желаемый результат. Издав вопль притворной ярости, Гарет отбросил простыни и встал на колени, заставив Марселлу сделать то же самое, при этом кончик возбужденного орудия любви горячо упирался прямо в ее живот.
– Сейчас я покажу тебе, милочка, у кого истощились силы, – проговорил Гарет, в то время как его зеленые глаза потемнели от желания, а руки скользили по тонкой талии жены, обхватывая грудь. – Повернись.
Немного озадаченная этой просьбой, Марселла тем не менее охотно повернулась и теперь стояла на коленях, спиной к мужу. Руки Гарета снова легли ей на талию, и она почувствовала настойчивые прикосновения его орудия любви к влажной плоти между своими ногами. В следующий момент пальцы мужа скользнули по животу Марселлы, опустившись на темный треугольник волос.
– И… и что теперь, милорд? – еле слышно пролепетала она, в то время как его пальцы играли ее темными завитками между ног.
Гарет хрипло проговорил:
– Наклонитесь, мадам, и я окажу вам ту небольшую помощь, о которой вы просили.
Как только Марселла повиновалась, он обхватил ее бедра и вонзил горячий член в ожидавшие его глубины женской плоти. Марселла с трудом сдержала возглас удовольствия. Знакомое ощущение медленных движений Гарета переполняло ее блаженством, и она просто отдалась наслаждению.
– О… Боже! – все-таки вскрикнула Марселла, когда рука мужа коснулась ее набухшего бутона плоти, где сейчас, казалось, сосредоточились все ощущения. – А что… если Софи войдет и… увидит нас? Что она… подумает?
– Она подумает, что владелец особняка занимается любовью со своей женой и ничего больше, – уверенно заявил Гарет, лаская пальцами сокровенную плоть.
Невыносимый жар охватил Марселлу, и ей пришлось закусить губу, чтобы сдержать стон удовлетворенного желания. Прошлой ночью она решила, что уже достигла высот чувственного наслаждения. Однако то, что происходило с ней сейчас, превзошло все мыслимые эротические удовольствия. Марселла начала совершать движения бедрами, стараясь попасть в ритм этой страстной пляски. В ответ Гарет издал гортанный стон и с еще большим рвением принялся входить в тело Марселлы. Спираль тепла между ее бедрами сжималась все туже, пока не развернулась во взрыве чувственного освобождения, который, казалось, продолжался бесконечно.
Наконец Марселла радостно вскрикнула; ей эхом отозвался хриплый вопль Гарета, совпавший с его последним содроганием в глубине ее лона. В следующее мгновение он наклонился вперед, обхватив грудь Марселлы, которая, сама прижималась к нему изо всех сил.
Даже когда учащенный стук их сердец и дыхание стали ровнее, она не захотела отодвинуться от Гарета.
– Полагаю, я доказал свою пригодность, мадам, однако боюсь, вы окончательно забрали остаток моих сил… по крайней мере, на настоящий момент, – услышала Марселла грустный шепот мужа.
– И я тоже исчерпала свои силы, – с улыбкой призналась она. – Хотя должна признаться, это самая приятная из существующей усталости…
Ей не дал договорить неожиданный стук в дверь.
– Марселла? – донесся из коридора тихий голос вдовствующей графини, затем дверь распахнулась и на пороге появилась Джессика. – Извини, что я тебя беспокою, – весело продолжала она, – но мы собираемся отъехать через час, а Гарета нигде нет…
Почтенная дама замерла от неожиданности, заметив свою обнаженную невестку на сбитых в порыве страсти простынях рядом с предметом собственных поисков.
– Ах, дорогая, – в замешательстве выдавила Джессика, и на ее бледных щеках появились два красных пятна. – Я не ожидала…
Помертвевшая Марселла тоже почувствовала, как ответная волна стыдливого румянца заливает ее и без того розовое лицо, и лихорадочно подыскивала подходящие для объяснения слова.
Что касается Гарета, то он, казалось, единственный из них троих не смутился этим вторжением. Хотя, возможно, это объяснялось тем, что Марселла прикрывала его наготу, потому что простыни находились вне пределов досягаемости.
– Доброе утро, мадам, – услышала Марселла ленивый голос мужа, словно ситуация была самой обычной. – Так уж получилось, что я предпочел провести эту ночь в постели моей жены. Но поверьте, я не забыл о нашей поездке.
– Я уверена в этом, – ответила Джессика, подхватывая привычный тон беседы. – Увидимся внизу, в холле, через час, а теперь я оставлю вас обоих в покое.
С этими словами она немедленно отступила назад и закрыла за собой дверь, но Марселла успела заметить на ее лице удовлетворение. Освободившись из объятий мужа, Марселла схватила сползшую на пол простыню.
– Проклятье, – расстроенно прошептала она, торопливо набрасывая на себя на манер шали тонкий муслин, затем рухнула на край кровати и растерянно взглянула на Гарета. – Как ты думаешь… она… то есть Джессика, поняла, что мы делали?
– Полагаю, что да.
– О Боже, – слабым голосом воскликнула Марселла и на мгновение закрыла глаза, представив себе, как она теперь снова встретится со свекровью. – Интересно, о чем она сейчас думает?
– По-моему, она думает о красивых именах для малыша, для мальчика, – беззаботно сказал Гарет, вставая с постели и подбирая разбросанную одежду, затем посмотрел на пылающее лицо жены и с хитрой улыбкой добавил: – Поверь, дорогая, ничто не порадует Джессику больше, чем ребенок или даже двое детей, с которыми она могла бы нянчиться.
– А тебя тоже радует эта перспектива? – невольно вырвалось у Марселлы, но она тут же пожалела о своих словах. Впрочем, лучше знать ответ наперед.
Судя по всему, вопрос застиг Гарета врасплох. Он остановился с панталонами в руках и задумался. До сих пор Гарет старался сохранить возможность выхода из сложившейся ситуации… но так было до этой ночи, пока не обнаружил, что его внешне чопорная и правильная жена оказалась в постели очаровательной распутницей. Гарет скользнул взглядом по прелестной молодой женщине, закутанной лишь в простыню, щеки которой горели от смущения, а полные губы припухли от его поцелуев. Вместе с тем Марселла по-прежнему сохраняла вид непорочной невинности, привлекательной в своей свежести и одновременно манящей к греховным занятиям.
Правда заключалась и в том, что их любовные объятия лишь на время утолили тот сладострастный голод, который Гарет испытывал к своей жене. А мысль о ее материнской полноте, когда она будет вынашивать ребенка – его ребенка – также странным образом привлекала Гарета.
С пониманием этого что-то шевельнулось в его душе, словно встал на место недостающий кусочек детской головоломки. Гарет задержал дыхание, ожидая, что из существующей в его воображении картины опять выпадет какой-нибудь фрагмент. Когда же этого не произошло, странное ощущение чуда заполнило душу Гарета. Однако его тон оставался все таким же беззаботным:
– Я не был бы недоволен появлением ребенка, но у нас еще будет время обсудить этот вопрос, когда я вернусь, проводив Джессику в Сюррей…
Гарет замолчал, натягивая панталоны и раздумывая о том, не попросить ли Марселлу поехать с ними. Единственное, что он знал о сельских поместьях, это то, что там сыро и полно сквозняков. Поэтому перспектива иметь на время пребывания в деревне в своей постели страстную женщину выглядела, по крайней мере, весьма соблазнительно.
Однако Гарету больше хотелось совершить это особое паломничество одному. Может быть, ступив на землю, где предположительно прошли два года его жизни, он поймет, что действительно является сыном покойного графа Шербрука.
Пока Гарет обдумывал, как потактичнее объяснить Марселле свое решение, она избавила его от такой необходимости.
– Надеюсь, милорд, вы не станете возражать, если я в следующий раз отправлюсь с вами в поместье, – тихо проговорила Марселла. – У меня здесь еще множество дел, и я уверена, ваш дядя не будет против моего общества.
– Не возражаю, мадам.
Натянув помятую рубашку, Гарет снова подошел к постели и остановился перед Марселлой. Раз уж судьба его так круто повернулась, то он был счастлив получить в жены женщину, в чьи достоинства входила и тонкая проницательность, и лишенное излишней сентиментальности сострадание.
Одарив Марселлу улыбкой, Гарет коснулся ее нежной щеки, потом приподнял подбородок.
– Обещаю, мы продолжим нашу беседу после моего возвращения… и, возможно, у тебя снова появится случай завернуться в простыню.
С этими словами Гарет приник к губам жены, потом повернулся и направился к двери, разделявшей их комнаты.
– Милорд… Гарет… – остановила его уже на пороге робкая мольба.
Гарет оглянулся: с разметавшимися по плечам медово-каштановыми волосами и крепко прижатой к груди простыней Марселла представляла собой очаровательно соблазнительное зрелище. Его захлестнула незнакомая доселе волна нежности, к которой примешивалось и чисто мужское понимание обладания этой прелестной женщиной.
Гарет ожидал услышать слезливые слова прощания, но Марселла лишь сказала:
– Я буду молиться, чтобы ты нашел там то, что ищешь.
Гарет молча кивнул, прошел в свою комнату, закрыв за собой дверь, и только тогда прошептал:
– Я тоже, мадам. Я тоже.
* * *
– Вот, пожалуйста, мадам. Это принесли вскоре после отъезда его светлости и вдовствующей графини, – сообщил Бидлз, с видом чрезвычайного отвращения протягивая Марселле сложенный вдвое испачканный листок бумаги, на котором значилось ее имя.
Марселла взяла письмо, напоминавшее таким же образом отправленное первое послание. Даже не ломая печать красного воска, она уже была уверена, что оно содержит очередные мольбы анонимного доброжелателя.
