Текст книги "Время платить по счетам (СИ)"

Автор книги: Алекс Шу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Глава 17

– Может, вы поясните свои слова, товарищ следователь? – холодно попросил я.

– Охотно, – кивнул прокурорский, – Давайте немного прогуляемся, вон в тот скверик и сядем на скамеечке. Обсудим всё спокойно, как разумные люди.

– А здесь нельзя поговорить? – уточнил я. – Мне скрывать в принципе, нечего.

– Поверьте, это в ваших интересах, – надавил голосом Саенко.

– Ладно, – после короткого раздумья согласился я. – Пойдемте.

Через пару минут мы уселись на скамейке. Вокруг не было ни одной живой души. Только тихо шелестели ещё зеленые листья тополя, разбуженные игривым осенним ветерком.

– Внимательно вас слушаю, Анатолий Григорьевич, – я с интересом ждал продолжения.

– Всё на самом деле просто, – вздохнул следователь. – Это дети очень больших людей. Естественно, они виноваты и за наезд на ветерана ответят. Но их отцы будут признательны вам, если немного измените показания.

– У меня сразу возникло несколько вопросов, – я ехидно ухмыльнулся уголками губ. – Первый. Что это за люди такие большие? Конкретику можно? Второй: Как я должен изменить свои показания? Подробно и по пунктам поясните, пожалуйста. И третий: Хотите меня посадить? Лжесвидетельство – гарантированная статья, особенно если оно оформлено надлежащим образом, подписано и зафиксировано сотрудниками милиции. За дурака меня держите, товарищ следователь?

– Ни в коем случае, Михаил Дмитриевич, – серьезно заверил Саенко. – Дураком вы, с учетом вашей биографии и успехов в бизнесе не являетесь.

– Уже про мою биографию и бизнес знаете? – я криво усмехнулся. – Быстро работаете, Анатолий Григорьевич.

– А как же, Михаил Дмитриевич, на том стоим, – развел руками следователь прокуратуры. – Впрочем, это было нетрудно. Как только Зимин доложил, мы вас сразу же проверили. А по машине определить владельца – кооператив «Ника», узнать инициалы генерального директора и совладельца дело нескольких минут, если знаешь, к кому и как обращаться. При стимулировании кнутом и пряником система работает как часы. А в вашем случае, повторюсь, в переплет попали дети очень больших людей. Вот и отработали информацию быстро.

– Вынужден повторить свой вопрос. Что за люди такие большие? Конкретно, можно? – уточнил я.

– Позвольте, пока я отвечу на два других ваших вопроса, – Саенко поморщился. – Вы, если захотите, при ваших возможностях, можете сами всё узнать. Просто меня не уполномочили называть их личности и должности. Скажу одно, уважаемые и солидные в нашей стране люди на очень высоких должностях. И ссориться с ними я категорически не рекомендую.

– Хорошо, вашу позицию понял, – холодно кивнул я. – Буду иметь ввиду. А пока хочу услышать от вас ответы на другие вопросы.

– Вы спрашивали, как изменить показания? – оживился следователь прокуратуры. – Очень просто. Убрать три момента.

Первый, вы, ваши люди и подруга не видели самого момента ДТП. Водитель может сказать, что был занят дорогой и своими мыслями, и не обратил внимания, как произошло ДТП. Тем более старика сбили возле самого тротуара. Второй – никакого выкидного ножа не было. Третий, забудьте о запахе алкоголя. Это отягчающее обстоятельство, не нужно, чтобы оно было в обвинительном заключении.

– То есть по вашей версии, – я скривился, будто проглотил лимон, – мы просто так погнались за бедными мальчиками, набили им рожи и подвели себя под статьи? Нехорошо получается, вы всё-таки держите меня за идиота.

– Зачем же вы так, Михаил Дмитриевич? – упрекнул Саенко. – Я же сказал, ДТП было, ветерана по факту сбили, отвечать им придется. Просто родители не хотят, чтобы дети получили большой срок.

«Точно за идиота держит», – окончательно убедился я. – «Ладно, раз так, немного поиграем в кошки-мышки, для начала вытянем из тебя больше информации».

– Допустим, – чуть помолчав, согласился я. – Но как вы себе это представляете в реальности? Показания уже даны, мы под ними подписались. Лжесвидетельство, повторюсь, уголовно наказуемо.

– Вопрос решаемый, – уверенно заявил прокурорский. – Если вы согласитесь, съездим в РОВД, перепишете показания, а те, что написали ранее, вам в руки выдадут. Можете при мне их поджечь или порвать в клочья и спустить в канализацию. Никто даже не пикнет, со всеми договоримся.

«Что же это за большие люди такие, если даже официальный документ с показаниями свидетеля можно переделать?» – я непроизвольно напрягся и Саенко это заметил.

– Не переживайте, Михаил Дмитриевич, гарантирую, к вам, вашим людям и девушке никаких вопросов не возникнет. Все будут молчать как рыбы, – добродушно улыбнулся он. Только взгляд у следователя поменялся: стал жестким, изучающим и бритвенно острым.

– Абсолютно не переживаю, – заверил я. – Не нужно фантазировать или домысливать то, чего нет, Анатолий Григорьевич. Пока только слушаю ваши предложения. Вы уверены, что водитель и девушка меня послушают?

– Более чем, – заявил Саенко. – Не сомневаюсь в ваших талантах. Вы сумеете найти нужные доводы и аргументы. Иначе бы не руководили одним из самых больших кооперативов в нашей стране.

Следователь пару секунд помолчал и добавил:

– Ещё раз повторю, никаких проблем с милицией и прокуратурой не будет. Наоборот, если поможете нам, мы в долгу не останемся. Нам есть что предложить.

– И что же? – я с интересом ждал ответа.

– У наших людей есть свои предприятия, деньги для них не проблема. Давайте они у вашей «Ники» что-то купят. Например, одежду и автомобили миллиона на два, разумеется, по оптовым ценам, – заявил Анатолий Григорьевич. – Товар можете сразу не отгружать, а деньги покрутить пару месяцев. Никто и слова не скажет.

– Ого, – я сделал удивленные глаза. – Солидная сумма. Надеюсь, абсолютно легальная? А то, мало ли что, начнут топить вашу контору и мою заденут.

– Обижаете, Михаил Дмитриевич, абсолютно легальная. Все честно и прозрачно. Я этого говорить не должен, но чтобы вас успокоить, скажу. Все наши компании созданы под эгидой комсомола и партии. Та, которая, вам перечислит деньги, курируется ЦК ВЛКСМ. Межотраслевой центр научно-технического развития, вы должны его знать, они в некотором смысле ваши конкуренты.

– Знаю, слышал, – осторожно подтвердил я. – Михаил Ходорковский руководит?

– Именно, – самодовольно улыбнулся прокурорский. – Если мы с вами сегодня договоримся, Мише сразу позвонят. Завтра с утра он с вами свяжется, согласуете детали, подпишете договора, и деньги сразу перечислят.

– Это, как я понимаю, был пряник, – протянул я. – Но если мы не согласимся поменять показания, примените кнут. Хочется понимать заранее, чем рискую, чтобы оценить последствия и принять решение.

– Вообще-то я думал, что мы до этого не дойдем, – криво усмехнулся Саенко. – По-моему, человек с вашим жизненным опытом и деловой хваткой должен по достоинству оценить наше предложение.

– И всё-таки, Анатолий Григорьевич, озвучьте последствия в виде кнута, чтобы я мог всё объективно и со всех сторон рассмотреть.

– Ладно, – кивнул следователь. – Как скажете, Михаил Дмитриевич. Откажетесь поменять показания – вас уничтожат. Может быть не сразу, но уничтожат. Как именно, я не знаю. Тут все будет зависеть от того какое решение примут большие люди.

Саенко многозначительно указал глазами наверх и продолжил:

– Вашу фирму могут разорить, а вас посадить надолго. Причем, не факт, что вы вообще доживете до суда. В любой момент можете скоропостижно скончаться в тюрьме. Ваши связи и авторитет не сработают. Тут будут действовать другие люди и законы. И не подумайте, пожалуйста, что я вам угрожаю, не дай бог. Просто объективно обрисовываю перспективы. А они у вас, в случае, отказа, очень плачевные, в любом случае. И, наоборот, если согласитесь, эти два миллиона только начало. Перед вами будут открыты все двери и появятся возможности, о которых вы сегодня даже помыслить не могли.

– Тогда у меня возник ещё один вопрос, – я впился глазами в спокойное лицо следователя. – Если люди такие большие, почему вы меня уговариваете? Неужели они не могут решить всё сами, без изменения показаний скромного московского кооператора и его людей?

Анатолий Евгеньевич горестно вздохнул:

– Конечно, могут. Но они, как разумные люди предпочитают договариваться и не тратить свое драгоценное время на выяснение отношений даже с вами. Кроме того, вы все-таки вышли на международный рынок, могут быть небольшие проблемы в виде некоторого резонанса, а они предпочитают делать свои дела в тишине и без лишней головной боли. Видите, я с вами полностью откровенен, говорю как есть. Надеюсь, ваш ум и умение просчитать ситуацию, позволят принять правильное решение.

– Ну что же, Анатолий Евгеньевич, мне всё понятно. Знаете, вы так убедительно всё обрисовали, что я готов согласиться с вашими доводами и поменять показания, – медленно протянул я.

– Отлично! – воодушевился следователь. – Значит по рукам?

– Но есть одно небольшое обстоятельство, которое меня смущает.

– Какое? – полный мужчина в сером костюме замер, встревожено вгляделся в моё лицо, пытаясь в нём что-то прочесть. – В чём проблема?

– В человеке, которого они сбили, – пояснил я. – Вот представьте себе. Ветеран. Честно воевал, получал боевые медали, прошел всю войну, сквозь пот, слезы, грязь, кровь, дошел до Берлина. Пережил ад, потерял многих боевых товарищей, получил ранения, но выжил. А потом восстанавливал страну вместе с другими такими же израненными, потрепанными войной мужиками. Достойно жил, трудился, вышел на пенсию, а какие-то пьяные сволочи снесли его машиной на пешеходном переходе. Вот договорюсь я с вами, получу эти тридцать иудиных сребреников, и как жить дальше, чувствуя себя мразью?

– Вас смущает то, что он ветеран? – уточнил прокурорский.

– Нет, если бы на его месте был бы другой человек, женщина, девушка, ребенок, обычный работяга, чувствовал себя точно так же, – заверил я. – Просто закрыть глаза на искалеченного ветерана вдвойне мерзко. Так что извините, ваши деньги не возьму. Я, конечно, не ангел, бывало закон нарушал, но такими «открывающимися возможностями» брезгую. Помогать подонкам избежать заслуженного наказания не буду. А моя, как вы выразились, «подруга», тем более. Она медсестра и будущий хирург, пошла учиться, чтобы лечить людей, а не покрывать преступников. Так своим большим товарищам и передайте.

– Это ваше окончательное решение? – хладнокровно уточнил Саенко.

– Окончательное, – подтвердил я.

Следователь скривился, глянул с презрительной жалостью:

– Это ошибка, большая ошибка. Ну что же, Михаил Дмитриевич, я переоценил ваши умственные способности. Вы сами сделали свой выбор. Потом не жалуйтесь.

– Не буду, – многозначительно пообещал я. – И ваши большие товарищи пусть потом не жалуются. Возможно, я далеко не такая величина как они. Но своё состояние заработал сам. Защищать своих людей и предприятия буду всеми возможными способами.

– Вы даже не представляете, с кем связываетесь, – криво усмехнулся Саенко. – Я пытался предупредить. Ну и черт с вами.

Он досадливо махнул рукой, резко развернулся и пошел к черной «волге».

Когда я вернулся, опера в джемпере уже не было. Влада по-прежнему куталась в мой пиджак, рядом с нею как две монументальные колонны возвышались Артём и Иван, закрывая девушку своими широченными плечами.

– Шеф, все нормально? – уточнил водитель, когда я подошел.

– Как сказать, – криво усмехнулся я. – Мы не договорились. В такой ситуации идти на компромисс нельзя.

– Что он от тебя хотел? – Влада встрепенулась и подалась навстречу, в зеленых глазищах мелькнула тревога.

– Ничего особенного, чтобы мы с тобою изменили показания и помогли ублюдкам избежать справедливого наказания. Я, естественно, его послал. Ты свои подписала?

– Нет, конечно, – мотнула головой девушка. – Андрей, тот парень в тонком свитере, который с нами стоял, допросил меня, всё записал, потом дал мне подписаться. Меня ещё папа учил, никогда не подписывать любые документы, пока внимательно их не прочту и не увижу, что всё в порядке. Глянула, заметила несколько неточностей, указала на них. Он как-то странно посмотрел, сказал, что сейчас я сильно взволнована и могу допустить ошибки, а то «что написано пером, уже не вырубишь топором». Поэтому лучший вариант, чтобы успокоилась, пришла в себя, а показания с меня возьмут уже в РОВД.

– Понятно, – вздохнул я. – Мы тут ещё нужны?

– Нет, – вместо девушки ответил Артём. – Опер сказал, что когда вы вернетесь, можете уезжать.

– Кстати, у тебя тоже брали показания? – уточнил я.

– Ага, – кивнул телохранитель. – Каюсь, меня вырубать начало, когда ДТП произошло. Буквально на пару секунд прикрыл глаза. Не выспался, да ещё и устал сильно за день. Как деда сбили, не видел. Рассказал только то, в чем сам был уверен.

– С одной стороны это хреново, – задумчиво протянул я. – Ты же меня охраняешь, должен сохранять бдительность всегда. Наказывать не буду, но чтобы больше такого не было.

– Не будет, – пообещал смущенный охранник. – Обещаю.

– С другой, может это, в данной ситуации и к лучшему, хоть тебе нервы мотать не будут. Ладно, поехали тогда, чего здесь стоять?

* * *

В машине я спросил у Влады:

– Как дед? Выживет?

– Да, – кивнула девушка. – Ивану Сергеевичу руку повредили и ребро сломали. Сотрясение мозга и голова разбита. Было небольшое кровотечение, но я остановила. Если бы не возраст, сказала, что повреждения не критичные.

– Шеф, ваша Влада – молодчина, – возбужденно добавил Артём. – Сработала четко и быстро. За пару минут все сделала, я даже удивился.

– Я не его, своя собственная, – буркнула покрасневшая девушка.

– Никто и не спорит, – подмигнул я. – Конечно, своя собственная, чья же ещё?

– И перестань мне подмигивать с таким видом, будто мы уже переспали, – фыркнула Влада.

– Хорошо, не буду, – покорно согласился я. – Артём, продолжай доклад.

– Раны продезинфицировала, грудь и голову перебинтовала, руку к телу прикрутила, буквально за минуту, какую-то таблетку дала. Ему сразу полегчало. Он сперва серый был, весь в кровище, а потом немного отошел. Я «Скорую» вызвал, ментам сообщил и сыну позвонил, он просил очень уведомить. Медики похвалили, идеально всё сделала.

– Куда его увезли?

– В семнадцатую больницу, – неуверенно заявил Артём. – Я с медиками толком поговорить не успел, менты приехали, сразу меня отозвали.

– В семнадцатую, – авторитетно подтвердила Влада. – Я узнавала.

– Дед, кстати, очень не простой, – добавил Артём. – У него медалей и орденов полная грудь. Герой Советского Союза. Сын сказал, что всё сам организует и с медиками свяжется. Я ему ответил: «Скорую» уже вызвал по «ноль три». Он поблагодарил, но ответил: всё порешает.

– Понятно, – улыбнулся я. – Влада, а давай его завтра проведаем? Поддержим морально, и старику приятно будет.

– Давай, – согласилась девушка. – Завтра у меня занятия в институте, потом свободна.

– Тогда часиков в четыре-пять подъедем, нормально? – уточнил я. – Встретимся у входа в Киевский вокзал.

– В четыре, у центрального входа, отличный вариант, – русая челка упала на глаза, и девушка машинально откинула прядь пальчиками.

«Хороша», – мгновение я откровенно любовался точеным профилем, пухлыми алым губками, россыпью задорных веснушек и аккуратным носиком, затем кивнул:

– Договорились.

* * *

На следующий день в приемной меня встретили явно встревоженные девушки. Ирочка выглядела ошеломленной и растерянной, Анна внешне сохраняла спокойствие, чуть подрагивающие пальчики, выдавали нервозность.

– Всем привет, – поздоровался я. – Что произошло?

– Здравствуйте, Михаил Дмитриевич. Звонил товарищ Шмелев, – чуть подрагивающим от волнения голосом пояснила Ирочка. – Сказал срочно найти вас в течение получаса. Иначе, пообещал: мы будет работать не секретариате «Ники», а уборщицами в ЖЭКе.

– Он был явно взвинчен и очень нервничал, – добавила Анна. – Разговаривал с Ирой холодно и злобно. Не кричал, но психологически давил. Потом пришла я и забрала у неё трубку. Сказал, ваша встреча на выходных отменяется. Вам надо срочно прибыть на объект номер три, вы знаете куда, для серьезного разговора. Я пыталась ему возразить, что у вас с утра летучка, а он мне: «какая нахрен летучка, пусть все бросает и летит ко мне, быстро!». Так и сказал.

«Бобкову, похоже, уже доложили о вчерашнем происшествии. Что же там за большие люди, если первый председатель КГБ на таком взводе⁈»

Глава 18

Через полчаса я стоял перед обычной дверью, оббитой черным дерматином. Утопил большой палец в круглой кнопке напротив номера квартиры «174». Звонок послушно отозвался заполнившей всю лестничную клетку мелодичной трелью серебряного колокольчика с хрустальными переливами.

Внутри квартиры раздались тяжелые шаги. Замок глухо клацнул, раз, другой и дверь открылась. На пороге стоял насупленный первый заместитель председателя КГБ в генеральском мундире и тапочках. Сочетание было столь забавным, что я невольно улыбнулся. Бобков окинул меня тяжелым хмурым взглядом и посторонился:

– Проходи, разувайся.

Я молча протиснулся мимо Филиппа Денисовича, начал снимать туфли. Генерал аккуратно закрыл дверь. Щелкнула задвижка, но Бобков все равно повернул два раза рычажок замка, указал взглядом на пушистые тапки на обувной стойке.

– Надевай.

Резко развернулся и отправился в гостиную. Даже «здравствуй» не сказал. Ни «как дела» не поинтересовался. Очень товарищ генерал расстроен. Или разозлен? Разговор покажет.

В середине комнаты, Филипп Денисович тяжело опустился на стул с большой спинкой и властным взмахом ладони предложил присесть напротив.

– Рассказывай, как дошел до жизни такой?

– Какой? – поинтересовался я.

– Драки с пьяными малолетками, – коротко ответил Бобков.

– Они на «девятке» гнали, нас чуть не протаранили, старика сбили, – пожал плечами я. – Героя Советского Союза, между прочим. Пришлось догонять. А эта гоп-компания уже в столб врезалась, при попытке остановить, нож достали. Что оставалось делать? Только уложить на асфальт и дождаться милиции.

– Зачем погнался? – поморщился Филипп Денисович. – Без тебя бы разобрались.

– Потому что моральных уродов надо наказывать, – любезно пояснил я. – Они ветерана сбили и нас чуть не протаранили. Кстати, Филипп Денисович, откуда вы об этом так быстро узнали?

– Родители этих, – Бобков чуть замешкался, подыскивая определение, – гм, юношей, начали тебя проверять. Подняли данные, узнали, кто продвигал вашу поездку в США. Связались со мной, рассказали ситуацию, начали задавать вопросы.

– Что же там за родители такие, что лично с первым зампредом КГБ на контакт выходят и могут позволить задавать вам вопросы? – я прищурился, с нетерпением ожидая ответа.

– Вообще-то я тебе этого говорить не должен, – поджал губы Бобков, – Но важно, чтобы ты понимал ситуацию, осознавал, с кем связался. Тогда не натворишь очередных глупостей. Поэтому я кратко кое-что поясню, без подробностей и персоналий. Слышал что-нибудь об «операторах»?

– Нет, – искренне ответил я. – А кто это такие?

– Люди, оперирующие нашими деньгами от продажи нефти, руководящие сетью фирм, открытых на подставных лиц на Западе. Они работают с огромными денежными потоками, скупают технологии, финансируют нашу работу, поддерживают «левые» движения во всем мире, вкладывают деньги в выгодные проекты. Эти ребята обладают большими возможностями, управляются непосредственно первыми лицами государства. Родители двоих пацанов, являются ключевыми фигурами в этих схемах. Они занимают незаметные должности замов в Управделами и Международного отдела ЦК КПСС, но на деле являются теневыми распорядителями средств, мозгами, разработчиками и двигателями всех крупных финансовых операций партии. С самим лично за руку здороваются и видятся постоянно. Третий пацан – сын крупного воротилы – большого начальника Минвнешторга. Папаша нашел подход к одной, скажем так, женщине, супруге одного из руководителей нашего государства. А она может сильно влиять на мужа.

– «Неужели к самой Райке Максимовне»⁈ – я мысленно ухмыльнулся. – «Она как сорока любит яркие тряпки и дорогие цацки. Так что, обладая обаянием, хорошо подвешенным языком, большими деньгами и возможностями подход к ней найти нетрудно. Миша Пятноголовый, что она скажет, то и будет делать. Недаром у него любимая фраза была: „Посоветуемся с Раисой Максимовной“. Если так, понимаю, почему товарищ Бобков такой мрачный».

– Там ещё четвертый был – лидер всей этой компании. На ближайшем повороте выскочил из машины, чтобы позвонить папочке.

– Зачем? – удивился я.

– Подозреваю, чтобы с подачи папаши загнать машину на левое СТО, перекрасить, поменять номера и по-быстрому скинуть за половину или треть цены. А потом заявить об угоне и отмазаться от ДТП. Такое только его папаша мог организовать, только у него имеются прочные и давние связи среди криминалитета. Вы эти планы разрушили, преследованием и задержанием пацанов. Он, кстати, наблюдал за вашей дракой и проинформировал родителя. Поэтому они так быстро и среагировали.

– А у него, кто папочка, из бандитов или крупных кооператоров?

– Ни то и ни другое, – покачал головой Бобков. – Отец в Министерстве Торговли работает. Курирует всю сеть общественного питания. Организовывает банкеты и праздники руководителей государства, больших чиновников и членов их семей. Накоротке со многими членами ЦК и даже Политбюро. Очень серьезный человек с большими связями. Бандиты тоже с его помощью свои делишки обделывают. Все эти ребята – настоящая государственная мафия, на самых верхах. Даже я предпочитаю с ними не связываться. Понял, с какими людьми зацепился? – Бобков впился в меня колючим взглядом.

– Понял, Филипп Денисович, – вздохнул я. – Я на конфликт не нарывался, так сложились обстоятельства.

– Всё ещё не поздно исправить, – многозначительно заявил зампред КГБ, – Достаточно немного изменить показания.

– Знаю, – невесело усмехнулся я. – Мне уже прокурорский всё популярно объяснил. Забыть о выкидном ноже, запахе перегара от вьюношей, о самом моменте аварии. Только показания я уже дал. Они запротоколированы и внесены в дело.

– Как внесли, так и вынесут, – отмахнулся генерал. – На том уровне, котором находятся родители этих малолетних дураков, это вообще не проблема, а тьфу. К тебе никаких претензий не будет. Даже забудут, что ты их отпрысков хорошенько отпинал. Сами напросились и заслуженно получили.

– Сюрреализм какой-то. Заместитель председателя КГБ предлагает мне нарушить закон и поменять показания, – скривил губы я. – Такое впечатление, словно сплю и вижу кошмарный сон.

– Реальность Миша, иной раз хуже и страшнее самых кошмарных снов, – наставительно произнес Филипп Денисович. – Когда в дело вступает большая власть, политика и личные отношения в верхах, законы уходят на второй план. Так, увы, было, есть и будет всегда. Не ерепенься, поменяй показания и никаких вопросов к тебе не будет.

Я вспомнил старика, лежащего в луже крови, тускло блестевшую в свете фонарей золотую звезду Героя Советского Союза, и уже понимая, чем чреват отказ, с сожалением покачал головой:

– Не могу, товарищ генерал. Рад бы, да не могу. Извините.

– Почему, не можешь? Что мешает? – раздраженно поинтересовался Бобков.

– Совесть, Филипп Денисович, она проклятая.

– Не смеши меня, Елизаров. Совесть у него, – злобно оскалился комитетчик. – У бывшего уголовника с двумя отсидками, прожженного кооператора-миллионера совесть проснулась. Ты меня совсем за дурака держишь?

– Думайте, что хотите, товарищ генерал. Как есть, так и сказал, – отрезал я.

Бобков молчал минуту, сверля меня тяжелым взглядом.

Затем буркнул:

– Ладно, отложим на время эту тему. А пока я хочу, чтобы ты кое-что прослушал.

Он встал, повернулся ко мне спиной, открыл небольшую тумбу в углу, достал магнитофон «Весна-202» и пару кассет, вернулся к столу.

Серебристый квадрат магнитофона лег на столешницу. Бобков нажал на кнопку, и крышка щелкнула, открываясь.

– Слушай внимательно, появятся вопросы, отвечу, – буркнул первый заместитель председатель КГБ.

– Ладно, – пожал плечами я. – Раз надо, послушаю.

Бобков вставил кассету в держатель и захлопнул крышку, нажал кнопку воспроизведения и впился в меня немигающим взглядом удава, отслеживая реакцию.

– Бадри, с этим что-то надо делать! Ты должен нам помочь, – сбивчиво протараторил возбужденный голос Березовского.

– В чем помочь, дорогой? – в отличие от захлебывающегося словами и эмоциями Бориса Абрамовича, невидимый собеседник отвечал спокойно, размеренно и уверенно.

– Этот подонок Елизаров со свой бандой, не угомонится. Его «ОСМА-авто» уже пускает корни на ВАЗе. Потом они будут избавляться от нас. Этого нельзя допустить! Его надо выбрасывать из завода первым. Да, да, не улыбайся так, именно выбрасывать. И как можно скорее! Немедленно! Слышишь, Бадри? Не-ме-длен-но!!! Сегодня «ОСМА-авто» намного опережают нас по продажам. А завтра выкинут из завода. Этого нельзя допустить!

– Борис, дорогой, чего ты нервничаешь? – голос Патаркацишвили по-прежнему звучал спокойно и добродушно. – Вы с Саматом уже договорились с Каданниковым и Зибаревым. Постепенно будете выдавливать «ОСМУ» с завода. Сначала уменьшите квоты, через месяц-другой, опять сократите. В таком случае, Елизаров к гэбэшникам не побежит, ведь формально он остается на заводе, а из-за уменьшения квот каждый раз дергать покровителей, опасно, могут послать. Глобальную проблему они решили, на завод завели, а со своими отношениями пусть сам разбирается. Во всяком случае, на их месте я бы так и сказал. А если и побежит жаловаться, и они впишутся, ничего страшного. Каданников и Зибарев кучу формальных доводов уменьшения квот приведут. Как у русских говорят? Комар носа не подточит. Чего ты суетишься? Все же нормально решили.

– Бадри, ты не знаешь этих подонков, – истеричные нотки в голосе Бориса Абрамовича нарастали, – Они способны на всё. Этот Елизаров и на вид вылитый бандюга. Смотрит, будто примеривается, куда нож воткнуть. А его ближайший дружок Барсамян, так разговаривает, словно я пустое место. Уверен – эта шайка меня уже списала. Тут всё просто: Боливар, как говорится, не вынесет двоих. На заводе будет либо «ЛОГОВАЗ» либо «ОСМА-авто», третьего не дано. Они, наверняка, что-то задумали, готовят какую-то пакость.

– Борис, ты слишком эмоционально всё воспринимаешь, – лениво откликнулся Бадри. – Не бережешь себя совсем, дорогой. Все уже решено. И никаких радикальных мер в твоем случае не будет. «ОСМА», под чекистами, а не под ворами или рэкетирами из новых. Они пачкать руки без крайней необходимости не любят. Во всяком случае, не в твоем случае. Хватит себя изводить и взвинчивать, ты очень мнительный человек, дорогой. Успокойся и расслабься. Все будет хорошо. Но подумать, что дополнительно сделать, чтобы стопроцентно выбросить «ОСМУ» из завода, я не против…

Бобков щелкнул клавишей и отключил запись.

– Дальше ничего интересного, – пояснил он. – Этот разговор происходил ещё до вашей поездки на «ВАЗ», когда вы ещё были в Америке. Бадри предложил собрать делегацию работников завода с требованиями убрать «ОСМА авто» из завода. Но ты сработал на опережение, и все их планы потерпели крах. А теперь послушай продолжение.

Филипп Денисович нажал другую клавишу, вытащил кассету из открывшегося приемника и вставил другую.

– Эта беседа, уже после вашего визита на «ВАЗ», – пояснил он.

– Всё пропало, Бадри, всё пропало! – Березовский орал так, будто ему выдирали остатки реденьких черных волосенок, на начинающей плешиветь голове. – Эти подлецы нас переиграли! Я же говорил, они готовят какую-то пакость. Так и произошло. Мы работаем с заводом ещё с семидесятых. Долгое время завоевывали доверие, сотрудничали, искали подходы к руководству, и вся работа пошла прахом. Я руководство НИИ годами обхаживал, чтобы на завод попасть. Связи налаживал, сбыт запчастей организовывал, а эти выскочки⁈ Появились из ниоткуда, зашли под прикрытием шишек из Комитета на завод, съездили в США, заключили контракты с американскими автомобильными концернами, и уделали нас, ученых, кандидатов и докторов наук, как паршивых безмозглых сопляков! Теперь мы в жопе. Эксклюзивных продаж вазовских машин, контракта с «фиатом», который обещал Каданников, не будет! Это десятки, сотни миллионов упущенной прибыли! Подонки Елизаров и Барсамян сделали нас нищими. Каданников теперь меня и Самата даже слушать не хочет, говорит: проект с американскими машинами двигается на самом верху, если запорет, с него спросят. Теперь мы будем голодранцами, паршивыми нищебродами, голожопыми учёными, а могли бы стать миллионерами! Твоя идея, Бадри, тоже очень эффективной оказалась! Только в обратную сторону. После демарша в кабинете директора, почему-то из завода выкидывают не «ОСМА-авто», а «ЛОГОВАЗ». Спасибо, удружил, друг дорогой!

– Не истери, Борис, – в добродушном тоне Патаркацишвили прорезались стальные нотки. – Если есть конкретные предложения, излагай. Вопли и заламывания рук делу не помогут.

– Есть, конечно, – Березовский сразу стал спокойнее. – Надо убрать Елизарова и Барсамяна. Все держится на них. Не станет этих двоих, мы сможем быстро вернуть утраченные позиции. И выгнать к чертовой матери остальных гопников из нашего завода!

– Допустим, – ирония просто сочилась из голоса грузина. – Так убирай, в чём проблема?

– Бадри, ты же в курсе, что я не могу это сделать, – пришептывающий голос Березовского опять взял высокие ноты. – Никто из нашей компании не может, кроме тебя. Только ты знаешь, к кому обратиться и как это организовать.

– Может и знаю, – хмыкнул Патаркацишвили. – Но не хочу проблем на свою голову. Барсамян – внук одного очень известного человека. Сегодня он частично отошел от дел, но влияние сохранил. Его до сих пор на всём Кавказе знают и уважают. Ответка может быть страшной. За Елизаровым стоит КГБ. Причем, не какие-то пешки. Каданников имен не назвал, но ты сам рассказывал, намекнул: люди на самом верху, способные надавить на Владимира Васильевича. Они же нас в порошок сотрут, если с подопечным что-то случится.

– Можно так всё организовать, что на нас никто не подумает, – с жаром продолжал убеждать Борис Абрамович. – У Елизарова много врагов, мало ли кто захотел от него избавиться. Та же история с Барсамяном. Сработать под несчастный случай, самоубийство или жертв случайного разбоя. А мы себе на это время алиби устроим. Доказательств против нас не будет.

– Самоубийства или несчастные случаи сразу с двоими? – саркастически хохотнул Бадри. – Кто в это поверит? Таких совпадений просто не бывает.

– Да какая разница⁈ – лихорадочно зачастил Борис. – Пойми: у нас нет другого выхода. Этих двоих надо убрать. Нашу причастность ещё доказать потребуется. Согласись, ВАЗ – слишком лакомый куш, чтобы дарить его каким-то проходимцам с большой дороги.