Текст книги "Время платить по счетам (СИ)"

Автор книги: Алекс Шу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Узнаю в облике любом

По всем приметам я.

Пойду покорно наугад

Куда поманите.

И не сверну с пути назад

Когда обманите.

Осколки разбитого чувства, боль трагедии, тлеющая рубиновыми угольками где-то в самых дальних уголках души рождали эти слова, неудержимо рвущиеся наружу. Песня из «Акванавтов» будоражила сознание, поднимала со дна забвения и жгла ярким пламенем давно потухшие эмоции. И главная героиня, Ирэн Азер, которую я некстати вспомнил, до боли напоминала ещё пару лет назад такую родную и близкую Еву, ту Единственную способную стать новой Любимой, и разогнать мглу, окутавшей душу после трагической гибели жены и сына в прошлой жизни. Белокурой девушке с ангельским личиком удалось всколыхнуть давно позабытые романтические чувства в огрубевшей душе пятидесятилетнего циника…

А музыка все лилась, пробуждая давно забытые эмоции:

Пообещайте мне любовь

Хоть на мгновение.

Хочу изведать эту боль,

Как откровение.

Я за собой сожгу мосты,

Не зная жалости,

И все прощу, но только ты

Люби, пожалуйста, люби,

Люби, пожалуйста, люби…

– Задумался? – Алена прижалась ко мне пышной грудью, заставив отвлечься от грустных мыслей. – Или песня зацепила? Хотя я не представляю, как такое может нравиться?

– Почему не может? – поинтересовался я, выплывая из глубин воспоминаний.

– Сплошное нытье, – презрительно сморщила носик девушка. – Три аккорда и жалобный голосок. Не то, что западная музыка. Вот там динамичные зажигательные ритмы.

– То есть, если наше, обязательно дерьмо? – поинтересовался я, стараясь, чтобы в голосе не слишком явно не проскальзывали язвительные нотки.

– Не обязательно, – неохотно признала девушка, – Но в большинстве случаев. К чему эти стенания и переживания? Проще надо быть, наслаждаться жизнью и брать от неё самое лучшее.

Я с научным интересом ученого-исследователя глянул на Алену.

«Похоже передо мной любовно выращенная „перестройщиками“ личинка паразитического „хомо потреблятуса“ и одновременно будущих гламурных телок с надутыми губищами и силиконовыми сиськами».

– И вообще, всё, что создано этими партократами, коммунистами сплошное притворство и лицемерие, – девушка оседлала любимого конька и её понесло. – Сейчас, слава богу, Перестройка и Гласность, все об этом начали говорить. Какой нафиг космос, если вы нормально обуть и одеть людей не можете, серость и убогость во всем. Зато сами жрут из спецраспределителей, пайки получают, шмотки по блату закупают.

Я чуть заметно поморщился. Знала бы ты девочка, кто им на смену придёт. Вам через десяток лет нынешние «партократы» бессребрениками покажутся.

– О крови на руках я вообще молчу. Сотни тысяч невинных людей замочили, – продолжила пламенно обличать пороки коммунистов Алена. – Зато слезливые песенки о дружбе и любви сотнями штампуют. Лицемерие и ложь во всем. Ты фильм «Покаяние» видел? Он, между прочим, два года назад Гран-при на Каннском фестивале получил. А потом у нас «Нику». Там вся правда об этих упырях показана. Вы, как кооператоры, сами должны это понимать. Вас всегда душили, только сейчас немного отпустили вожжи.

– Фильм «Покаяние» технически снят безупречно, – сухо согласился я. – Режиссерская работа отлична – давит на эмоции, нагнетает напряжение с каждой секунды. Актеры играют великолепно. Фильм является гениальным произведением инженеров человеческих душ, призванным сформировать нужные взгляды. Каждая декорация, сцена, реплика, смешивание уродливого гротеска с откровенным фарсом создает нужное впечатление, заставляет негодовать, плакать, пылать гневом. Но если, как говорил Козьма Прутков, зрить в корень, это пропагандисткая подделка, выполняющая политический заказ. Хотя снято действительно талантливо, не спорю.

– Почему, это, подделка да ещё пропагандисткая? – шокированная Алёна даже отодвинулась, перестав напирать грудью.

– Ты когда-нибудь была в комнате с кривыми зеркалами? – вместо ответа спросил я.

– Не была, – пожала плечами девушка, – И что?

– А то, что когда смотришь в такое зеркало, там тоже отражаешься ты, но в искривленном виде. У тебя отрастает горб или появляется зигзагообразная спина, удлиняется лицо, приобретая уродливые гротескные черты, – любезно пояснил я. – То есть зеркало показывает тебя, но полностью искажает реальную картину. Вот с фильмом «Покаяние» та же история. Все проблемы выпячены, гротескно увеличены, уродливо искажены, чтобы вызвать у людей требуемые чувства. Задача – пробудить у зрителя гнев, создать ощущение о всемогущем зле, которое нас окружает, уродливо выпятить человеческие трагедии, и внушить ложное чувство о коллективной ответственности и бесчеловечности «власть имущих» – на данный момент коммунистов.

– А они не ответственны за происходящее? – Алёна впилась взглядом в моё лицо, пытаясь уловить реакцию.

– Частично, да, ответственны, – вздохнул я. – Но коммунисты, – как и все остальные люди, разные. Кто-то являлся фанатом и бессребреником, был готов страдать и идти на любые жертвы ради светлого будущего. Кто-то присасывался к власти, ради своих корыстных целей. Проблема в том, что даже я, убежденный противник «красных», признаю – они сделали много хорошего для людей и страны. Бесплатное образование, медицина, отсутствие безработицы и уверенность в завтрашнем дне, доступный отдых, копеечные коммунальные услуги, развитая наука и тяжелая промышленность – дорого стоят. Но в «Покаянии» ни о чем хорошем и намека нет. Режиссер концентрируется на гротескно увеличенном зле, крася всё черным цветом. В этом и состоит пропагандистская задача поставленная ему сверху. И актеров подобрал таких же, идейных антисоветчиков и бандитов. Другие бы в этой муре так убедительно не сыграли. Чтобы ты знала, первоначально роль Торнике Аравидзе, играл Гела Абахидзе. Восемнадцатого ноября восемьдесят третьего года, когда фильм был уже снят, его арестовали за попытку угона самолета в Турцию и впоследствии расстреляли. Пришлось срочно искать другого актера и переснимать все эпизоды с Гелой. Уверен, через лет двадцать об этой пропагандисткой фигне никто даже не вспомнит, а такие фильмы как «В бой идут одни старики», «Иван Васильевич меняют профессию», «Весна на Заречной улице» будут любить и пересматривать.

– Понятно, – протянула девушка. – Но в чем тогда смысл, если это заказ сверху? Коммунисты сняли разоблачение на самих себя?

– Немного неправильно сформулировано, – невозмутимо поправил я. – Переродившаяся партийная номенклатура и коммунисты – разные по сути понятия. Фильм снят именно первыми, с далеко идущими целями. Впрочем, давай об этом не будем. Лучше поговорим о чем-нибудь другом.

– Давай, – согласилась Алёна. – Расскажи немного о себе.

Песня закончилась, товарищи с девушками начали выплясывать под задорный голосок Ольги Зарубиной «На па-ро-хо-де му-у-зы-ка игра-а-ет, а я одна стою на берегу», я галантно отвел Алёну на место. Девушка потянула меня за руку, вынуждая присесть рядом.

– Я внимательно слушаю, – сообщила она, лукаво блеснув карими глазками.

– Да нечего рассказывать, – пожал я плечами. – Кооператор, тружусь помаленьку. Ещё года три назад был совершенно другим человеком. Но больница и слезы матери заставили взяться за ум. Лучше ты о себе расскажи.

– Так и мне нечего, – передразнила девушка. – Студентка МТИПП. Будущий технолог пищевого производства. По специальности, наверно, работать не буду. Не моё это.

– А поступала зачем? – с любопытством поинтересовался я.

– Папин знакомый посоветовал. Сказал, поможет с поступлением, – бесхитростно ответила Алёна. – Жить в деревне, работать в колхозе не хочу. Шестнадцать лет там прожила, хватит.

– Где работать хочешь?

– Секретаршей к кооператорам пойду, – откровенно ответила девушка. – А там видно будет.

– Понятно, – улыбнулся я.

– Слушай, мы с девчонками на веранде стояли и видели, как вы подъехали. «Чайка» – твоя машина?

– Моя.

– Здорово, – восхитилась Алена. – Раньше на таких большие кремлевские начальники разъезжали, а теперь ты. А сколько ты зарабатываешь? Валька рассказывала что вы – миллионеры.

«Вальке надо язык вырвать, чтобы не болтала лишнего. Поговорю с Ашотом, пусть сделает внушение подруге», – сделал мысленную пометку я. Времена сейчас по сравнению с девяностыми относительно спокойные. Но всякая уголовная плесень во время Перестройки и кооперативного движения уже начала проявлять себя. И болтовня среди студенток о кооператорах-миллионерах, может дойти до начинающих молодых отморозков или матерых бандитов, желающих быстро разбогатеть.

– Нормально. На бедность не жалуюсь, – дипломатично ответил я.

Дешевыми понтами не страдал и производить впечатление огромными цифрами не собирался, из пубертатного возраста, когда возникает желание покрасоваться перед девками, давно вышел. Но и говорить, что нищ как церковная мысль, после того как меня видели выходящим из «чайки» и опытным женским глазом оценили надетые шмотки было глупо.

– Слушай, если ты такой богатый, может, одолжишь немного денег? Не подумай ничего такого, просто случай удачный подвернулся. Знакомая цепочку золотую с кулончиком продает, я о такой давно мечтаю, – Алёна наклонилась ко мне коснувшись тяжелой грудью. Розовый язычок томно облизнул пухлые ярко-красные губы, а теплое девичье бедро будто невзначай потерлось об мою коленку.

– Я буду благодарна, ты не думай, – прошептала она на ухо, обдавая жарким дыханием. – Можем после кафе к тебе поехать, оторваться.

– Сколько денег тебе нужно на цепочку с кулоном? – поинтересовался я.

– Пятьсот рублей хватит, – Алена соблазнительно выгнулась, демонстрируя тонкую талию и выпирающую из-под выреза платья соблазнительную большую грудь.

– Понятно, – протянул я. Мне внезапно стало скучно. Девушка больше не вызывала интерес, а плотское желание сменилось инстинктивной неприязнью.

Вдруг вспомнилась Ева. Она никогда ничего не просила, а каждый даже самый скромный подарок принимала с искренней радостью. Хотя я был готов бросить к её ногам весь мир…

– Держи, – я открыл бумажник, достал пять сторублевок и протянул Аленё – Возвращать не нужно. Дарю.

– Спасибо, – девушка томно вздохнула и спрятала деньги в сумочку. – Ты не пожалеешь, обещаю. Только скажешь, когда выдвигаемся.

– Никогда, мы никуда не едем, – бесцветным голосом сообщил я и резко встал. – Сказал же, это подарок, ты мне ничего не должна, я тебе – тоже. Ариведерчи, мадемуазель.

Я двинулся к веранде, оставив растерянную девушку сзади.

Возле Сани стоящего на выходе, притормозил.

– Дай сигарету, знаю, у тебя есть, – попросил товарища.

– Ты же вроде не куришь? – удивился Устинов.

– Не курю, – согласился я. – Но иногда дико хочется. Сейчас, например.

– Держи, – товарищ что-то уловил в моих глазах, вытащил из кармана и раскрыл большим пальцем пачку «Мальборо».

– Спасибо, – я забрал сигарету, – и огонька тоже, плиз.

– Пожалуйста, – друг вытащил серебряную «Зиппо», и щелкнул колесиком.

Я вставил сигарету в губы, прикурил, буркнул «сенк ю» и вышел на веранду.

Ветер дружески бодал меня в грудь, лохматил волосы, наполняя легкие свежим прохладным воздухом.

«Эх, Ева, Ева».

В зале снова загремела музыка.

Я курил, выпуская и жадно вдыхая кольца сиреневого дыма, вспоминал девушку, еще не так давно бывшую моей и до сих пор вызывающую тяжелую тягучую боль в сердце.

Сзади гремел пронзительный голос солиста «Синей Птицы» Сергея Дроздова, ещё больше усиливая ностальгию и легкую светлую грусть о бывшей девушке.

Нет, не забыть счастливых наших дней,

Как воскресить сияние тех огней?

Хочу я быть с тобой, моей судьбой,

С одной тобой, с одной тобой.

Прощай, прощай, моя любовь,

Прощай, но знай – всё будет вновь.

Мечту свою не забывай,

Я встречи жду – ты так и знай.

Примечания:

Фильм «Покаяние» – советский художественный фильм, психологическая драма режиссёра Тенгиза Абуладзе, снятая в 1984 году. Гран-при на Каннском кинофестивале в 1987 году. Вышел на экраны в январе 1987 года. В 1988 году фильм был награждён премией «Ника» в шести номинациях, в том числе, как Лучший фильм. Имеются данные, что фильм был задуман ещё в период правления Андропова. Съемки фильма активно лоббировались правительством Грузии и Шеварднадзе, выделившими из бюджета 900 тысяч рублей.

А. Н. Яковлев, посмотревший картину одним из первых, вспоминал:

«Я понимал, что выпуск фильма будет подобен сигнальной ракете, которая ознаменует поворот политического курса», «с выхода этой картины у нас меняется строй» ©.

МТИПП – Московский технологический институт пищевой промышленности. Основан в 1930-ом году.

Глава 13

Через сорок минут после моего перекура на веранде, Алена окончательно осознала – она мне не интересна. Надула губы, и тихо, по-английски, ни с кем не прощаясь, удалилась.

Ухода пышногрудой шатенки никто особо не заметил. А я с облегчением вздохнул. Несмотря на привлекательность девушки, проблем от неё можно было бы получить гораздо больше, чем положительных эмоций. Этот тип дам я отлично знал ещё по прошлой жизни. Если она при первой встрече, нисколько не смущаясь, попросила «одолжить на цепочку и кулончик», дальше будет больше. И дело абсолютно не в деньгах, а в отношении. Такие женщины рассматривают мужиков исключительно как источник легкого дохода со всеми вытекающими последствиями. Если увидят возможность обмануть, обокрасть, развести и подставить, чтобы безнаказанно сорвать куш, сделают это без малейших колебаний и угрызений совести. Затащишь такую дамочку в постель – готовься разгребать последствия, она так просто не отстанет. Вцепится как клещ, будет доставать и интриговать. Когда поймет, что шансов нет, попробует отомстить или сделать крупную пакость. Плавали – знаем. Поэтому лучше сразу всё оборвать на стадии знакомства, чем затаскивать в постель пусть и внешне привлекательную девчонку, но с огромными тараканами в голове и калькулятором вместо мозга…

В кафе я провел около трех часов. Пообщался с друзьями и их подругами, станцевал пару медленных танцев с повеселевшей от отсутствия соперницы блондинкой, сердечно попрощался со всеми и уехал домой.

Оказавшись на кухне, с чашкой горячего чая, задумался, вспоминая произошедшие два года назад…

Москва. Август 1987 года

– Алло, слушаю вас, – голос отца Евы показался чуть напряженным.

– Здравствуйте, Альберт Алексеевич, это Михаил Елизаров вас беспокоит. Еву к телефону можете позвать? – бодро поинтересовался я.

Подруга уже больше недели не звонила и не появлялась. Да и я сам был хорош. Все время мотался между Москвой, Ленинградом, Пицундой и Ереваном, занимаясь делами. Замотан был настолько, что в перерыве между поездками банально отсыпался. Сегодня в моем напряженном графике выдалось свободное время: сделки закрыты – деньги получены, можно чуток отдохнуть. Я сразу вспомнил о девушке и позвонил.

– Еву? – озадаченно протянул отец подруги и на несколько секунд замолчал.

– Дай сюда, – раздался командный голос матери подруги.

– Да подожди ты, – попробовал отбиться папа девушки, но трубку уже вырвали.

– Алло, Михаил, – голос матери Евы был холоден и сух.

– Слушаю вас, Ирина Сергеевна, – таким же тоном откликнулся я.

– Евы нет, – пояснила родительница. – Зайди, пожалуйста, к нам. Надо серьезно поговорить.

– О чем? – полюбопытствовал я.

– Придешь, узнаешь, – отрезала Ирина Сергеевна. – Тебя ждать?

– Конечно, – я тяжело вздохнул. – Через пять минут буду…

Дверь открыл отец Евы, высокий плечистый блондин с уже наметившимся брюшком и сразу посторонился:

– Проходи, разувайся.

Я мысленно отметил, ладонь для рукопожатия не протянул. Ну и черт с ним, обойдусь.

Как только снял свои «адидасы», Альберт Алексеевич взглядом указал на серые пушистые тапочки, стоящие с краю обувной полочки.

– Надевай.

В гостиной сидела ухоженная сорокалетняя женщина, в серой блузке и строгой черной юбке – мать Евы. Чертами лица она отдаленно напоминала дочку и выглядела для своих лет очень неплохо.

– Присаживайся, Михаил, – женщина царственно указала ладонью на стул напротив.

Я послушно устроился на мягком сиденье.

Альберт Алексеевич обошел меня и сел рядом с женой.

Ирина Сергеевна продолжала излучать волны презрения и неприязни. Альберт Алексеевич старался казаться невозмутимым, но нервное постукивание пальцев по лакированной поверхности стола его выдавало.

Пауза затягивалась. Мать Евы молчала, разглядывая меня будто диковинное насекомое. Отец тоже молчал, облизывая пересохшие губы. В воздухе тяжелой волной разливалось и нарастало напряжение. Меня это начало напрягать.

– Чем обязан высокой честью приглашения в ваши апартаменты? – я изобразил доброжелательную заинтересованность, постаравшись, чтобы ирония в голосе была не слышна.

– Не паясничай, – поморщилась женщина. – Подожди минутку, сейчас всё объясним.

В дверь раздался звонок. Лица родителей Евы посветлели.

– Альберт, открой, – скомандовала женщина.

– Давай лучше ты, – мужчина выразительно глянул на меня, – Я лучше тут с Михаилом посижу.

– Боитесь, что украду чайную ложку, хрустальную вазу или плюшевого Мишку с дивана? – насмешливо уточнил я. – Не переживайте. Ваши сокровища останутся в целости и сохранности.

– Альберт, иди, – надавила голосом Ирина Сергеевна, не сводя с меня глаз.

Отец Евы вздохнул и встал.

Через пару секунд щелкнул замок, скрипнула дверь. Ещё через десяток вместе с Альбертом зашел крепкий мужчина лет сорока пяти. Окинул меня тяжелым ментовским взглядом. Уселся с другой стороны от Ирины Сергеевны.

– Вообще-то в приличном обществе принято представляться, – язвительно заметил я. – Но вы, уважаемый, можете этого не делать. Ваша профессия на лбу написана, товарищ оперуполномоченный. Кто вы по званию, капитан или майор?

– Капитан, – криво усмехнулся мужик, глянул на Альберта Алексеевича, и многозначительно кивнул на меня. – Ты гляди, матерый. Сразу выкупил.

– Какой есть, – осклабился я. – Жизнь научила. И всё-таки, поясните, что здесь происходит? Что здесь делает капитан милиции? Меня в чем-то обвиняют?

– Анатолия пригласил я, – сухо пояснил отец Евы. – Он нам не чужой. Разговор будет серьезный, поэтому его присутствие необходимо.

– Надеюсь, ты не будешь устраивать сцену, – презрительно процедила Ирина Сергеевна.

Холодок леденящим ветерком пробежал по груди, сердце кольнуло от дурного предчувствия. Похоже, сейчас мне будет дан от ворот поворот. И вообще, к черту это лицемерие. Как вы ко мне, так и я к вам. Унижаться не буду, отвечу той же монетой.

– Ну что, вы Ирина Сергеевна и Альберт Алексеевич, – широко ухмыльнулся я. – Я не артист больших и малых академических театров, драматических сцен с заламыванием рук не будет, зря надеетесь.

– Советую достойно воспринять, что мы скажем, – заявил отец Евы. – Начнешь выкаблучиваться – сразу поедешь в милицию.

– Не переживайте, дорогие мои. Мы же с вами почти родные люди. Будущие родственники, можно сказать, – я насмешливо осклабился. – Внимательно вас слушаю.

– Какие к черту, будущие родственники? – взорвался папаша. – Ты что себе удумал, урка хренов? Забудь!

– Успокойся, Альберт, – ладошка мамаши ласково погладила предплечье побагровевшего блондина. – Не обращай внимания. Он просто решил тебя позлить.

– Может его для начала на пятнадцать суток оформить? – вмешался в разговор капитан. – Больно нагло себя ведет. Посидит, остынет, тогда и поговорим. Но уже другим тоном и в ином месте.

– Основания, какие? – любезно осведомился я. – Сами пригласили, я не навязывался. Сижу спокойно, никого не трогаю, готов общаться. Злоупотребляете служебным положением товарищ капитан? Ай-яй-яй, начальство за это по головке не погладит. По голове, впрочем, тоже. Напомню, сейчас Перестройка, ко всем перегибам и злоупотреблениям органов на местах, наша партия относится с повышенным вниманием.

– Ты мне угрожаешь, пацан? Партию ещё, мать твою, приплетаешь, сявка гребаная! Ничего не попутал, гаденыш⁈ – изумился капитан. Он даже на мгновение потерял речи от моей наглости, откинувшись на спинку стула и выпучив глаза. Затем набычился и начал подниматься.

– Да я тебя сейчас…

– Толя, сядь! – приказала Ирина Сергеевна. Будто команду собаке отдала. И опер угрожающе посопев, и помедлив пару секунд, всё-таки опустился обратно на сиденье. Удивительно, бугай-мент слушается хрупкую женщину. Впрочем… Я, прищурившись, поочередно перевел взгляд с опера на мать Евы. Черты лица похожие: носы, скулы, овалы лица. Точно, близкие родственники, скорее всего, брат и сестра.

– Вы хотели что-то сообщить? – я сделал скучающее лицо. – Так сообщайте. Этот дешевый цирк уже начинает надоедать.

Женщина тяжело вздохнула, собираясь с духом. Секунду помедлила и выпалила:

– Михаил ты понимаешь, что вы с Евой не пара? Она приличная девушка, ты уже отсидел не один раз. Вы живете в разных мирах.

– Прелюдию можете опустить, – сухо порекомендовал я. – Про себя сам всё знаю. Сразу переходите к делу.

– Мы поговорили с дочкой, – подхватил эстафету папаша. – Не буду скрывать, разговор был долгий и тяжелый для всех.

Альберт Алексеевич шумно выдохнул и продолжил:

– В конце концов, Ева признала нашу правоту. Она решила разорвать отношения с тобой, и уехать к бабушке в Воронеж, на некоторое время, чтобы ты её не преследовал.

– Почему она сама об этом не сказала? – горько усмехнулся я.

– Ей было тяжело об этом говорить, – пояснил папаша. – Лучше вот так, разорвать отношения одним махом и расстаться. У вас нет будущего, пойми. Ты уже два раза отсидел, сядешь и в третий. Вы даже люди разные. Ева занимается танцами, интересуется литературой и музыкой. Ты, давай будем откровенны, уголовник. До знакомства с тобой она была бесконечно далека от ваших уголовных делишек. Надеюсь, так будет и впредь.

– Понятно, – процедил я. – Это точно её решение?

– Точно, – в бой вступила мамаша. – Ева просила передать, чтобы ты оставил её в покое. Если будешь пытаться найти её, преследовать, пеняй на себя. Мы сразу обратимся в милицию, раз по-хорошему не понимаешь.

– Вот пугать не надо, -я насмешливо ухмыльнулся. – Плевать мне на ваши угрозы. Если так захотела Ева, навязываться не стану. Насильно мил не будешь.

– Вот это правильно, – улыбнулся Альберт Алексеевич. – Настоящий мужской поступок.

– Только не надо этого, – я скривился. – В ваших похвалах не нуждаюсь. От ханжей и лицемеров любое доброе слово воспринимается как оскорбление.

– Потише, сявка, – вызверился мент. – Следи за языком. А то я тебя прямо сейчас в отделение с ветерком доставлю. Ребята у меня в машине под подъездом сидят в полной боевой готовности. Только свистну, моментально подскочат.

– Да плевать мне тебя и твоих ребят, – я встал, отодвинув стул в сторону.

– Что ты сказал? – капитан с угрожающей физиономией начал подниматься. – На кого плевать собрался урка недоделанный? На сотрудников милиции?

– Гражданин капитан, не надо пробовать меня кошмарить, – я с откровенной скукой глянул на злого милиционера. – Это не сработает. Если ты угрожаешь своими ребятами, сотрудники они или нет, уже не важно, но мне на тебя, их и твои угрозы плевать. Ещё раз повторить для лучшего понимания? А отделения я не боюсь. Никакого преступления я не совершал, задержите по беспределу, придется отвечать. У меня лучший адвокат в Москве – Френкель Исаак Моисеевич. Его вся милиция знает. Он такие случаи особенно обожает, большое удовольствие получает от общения с доблестными сотрудниками правоохранительных органов. Любит над ними доминировать, подчинять и унижать.

Лицо милиционера скривилось.

– Ты меня Френкелем пугать будешь? – начал он, но уже без прежнего запала.

– Толя, перестань, – Ирина Сергеевна силой усадила брата на место. – Чего ты разбушевался? Он же сказал, Еву преследовать не будет, а ты из-за ерунды заводишься. Пусть уходит.

– Одно только добавлю. Судить о человеке только по внешности и биографии не всегда правильно. Сегодня вы совершили большую ошибку. Потом сами увидите и осознаете. Но раз она сама приняла такое решение, пусть будет так. Бегать и уговаривать не буду. Надеюсь, у неё всё будет хорошо.

– Надейся, – усмехнулся папаша. – И мы будем надеяться, что ты навсегда исчезнешь из её жизни.

– Всего вам недоброго, – пожелал я. – И попутного ветра в горбатые спины…

Яркое летнее солнце игриво стреляло в лицо лучиками света, безоблачное небо сияло чистой синевой. Бодро стучали костяшками домино пенсионеры, оживленно жестикулировали, обсуждая сплетни старушки, смеялись и шумели, прыгающие по спортивной площадке, игрушечным домикам и горкам дети. Всё вокруг дышало зеленой летней свежестью и радостью. Только у меня в горле внезапно вспух, мешающий дышать, горький ком, а накатившая волна тоски заливала разум и окружающее пространство черной мглой безнадеги.

Так хотелось верить, что это наваждение, кошмарный жуткий сон, который развеется с первыми лучами солнца. Дверь подъезда распахнется, и выйдет Ева, в знакомых синих джинсах и обтягивающей светло-бежевой футболке. Лукаво глянет на меня из-под светлой челки синими глазищами, сверкнет белозубой улыбкой и скажет «привет»…

Разумом я понимал тщетность надежд. И осознавал: девушка, к которой я уже успел привязаться и даже начал испытывать чувства, навсегда ушла из моей жизни.

Вариант, что меня попытались обмануть, я отмел сразу. Ева – взрослый человек, и сама принимает решения. Всегда можно позвонить, встретиться и объясниться, раз этого не сделала, значит, не пожелала, предпочла всё доверить предкам, чтобы лишний раз не встречаться. Не захотела, не смогла, послушала родителей, – какая теперь разница? Важно, что теперь её нет в моей жизни, и с этим надо смириться. Но светлая тоска по несбывшейся любви, продолжала терзать душу…

* * *

Внутренний будильник сработал безупречно. Я проснулся в одно мгновение, будто махом вынырнул из серой глубины сонного забытья, открыл глаза, уже отдохнувший и бодрый. Привстал на локтях, бросил взгляд на настольные электронные часы – семь пятнадцать утра.

Быстренько принял душ, соорудил себе завтрак: растопил на сковороде кусок сливочного масла, подрумянил на нём парочку кусочков вчерашнего батона, положил сверху на них дольки помидоров, ломтики сыра и несколько кругляшей, купленной на рынке домашней колбасы. Бросил в турку пару ложек молотого кофе, поставил на огонь, дождался, когда вверх полезет шипящая темно-коричневая пузырящаяся пенка, налил в чашку, добавил сливок. И минуты четыре, наслаждался густым ароматом и вкусом натурального крепкого кофе.

В восемь десять меня уже ждала черная «чайка» с Иваном за рулем и Артемом на заднем сиденье. Когда уже подходил к машине, услышал за спиной, «молодой человек, подождите, пожалуйста», и обернулся.

Ко мне подходила толстая смуглая тетка-цыганка в цветастом платке лет сорока. Бородавка над верхней губой с тремя воинственно встопорщившимися черными волосками, придавала ей особенный восточный колорит. За руку тетка тащила кудрявого и чумазого пятилетнего малыша с живыми наглыми глазенками.

– Что нужно? – сразу спросил я, краем глаза наблюдая, как приветливые лица охранников сменяются подозрительным взглядами.

– Дорогой, помоги женщине, а? – жалобно заканючила цыганка. – Одна осталась с ребенком без мужа. Денег нет, а кормить его надо.

– Бог поможет, – равнодушно ответил я. – Попробуй работать, а не попрошайничать. Тогда и деньги появятся.

В карих глазах цыганки на мгновение мелькнула злоба. И сразу пропала, сменившись жалобным выражением лица.

Двери автомобиля распахнулись. На асфальт опустилась ножища сорок пятого размера в лакированной черной туфле. Артём приготовился прогнать попрошайку.

– Рада бы да не могу, – сокрушенно вздохнула цыганка – Со здоровьем плохо. Я инвалид пятой группы.

Я жестом остановил шагнувшего к нам охранника и с иронией глянул на просительницу:

– Мадам, я, конечно, вам очень сочувствую, но вас кто-то жестоко обманул. Пятой группы инвалидности не существует. Их всего три.

– Ой, извини, совсем здоровье стало плохое, – вздохнула толстуха и сокрушенно покачала головой. Я чуть зажмурился, от яркого красного платка, маячащего перед глазами.

– Третья, третья группа у меня, перепутала просто, – торопливо заявила цыганка.

– Третья – самая легкая, – улыбнулся я. – Вы почти здоровый человек. Можете смело работать.

– Опять перепутала, первая у меня, – цыганка недовольно поджала толстые губищи. Волоски на бородавке негодующе встопорщились.

– Дядя дай денег, я кушать хочу, – пискнул ушлый ребенок.

Малыша я проигнорировал. Внимательно оглядел надутую тетку, задержавшись взглядом на толстых конечностях, улыбнулся и пояснил:

– Первую получают, только те, у кого не имеется какой-то части тела. А у тебя всё вроде на месте. Но если хочешь, могу помочь. Попрошу ребят, чтобы отпилили тебе руку или ногу. Тогда станешь настоящим инвалидом, и сможешь просить милостыню на законных основаниях.

Толстуха на несколько секунд зависла, подозрительно глянула на моё улыбающееся лицо и успокоилась.

– Извини, очень деньги нужны, – сокрушенно призналась цыганка. – Давай, я тебе тогда погадаю, всю правду как на духу рассказу. А ты мне от своих щедрот, сколько сможешь, подкинешь.

Мысленно восхитился бабой: вот же упорная, не оставляет попыток развести богатенького буратину.

– Мне тоже деньги нужны, – ухмыльнулся я. – Но я их у других не клянчу, предпочитаю зарабатывать. А погадать сам тебе могу. Хочешь? Всю правду расскажу. Во-первых, ты никакой не инвалид и никогда им не была. Много лет профессионально занимаешься попрошайничеством и гаданием. Иногда гипнотизируешь наивных дурачков и дурочек, выманиваешь у них деньги. И несешь их своему бездельнику мужу. Он у тебя наверняка, такой же большой, жирный и усатый, как ты. Нигде не работает, сидит, жрёт пиво и ждёт, пока ты не притащишь очередную порцию бабла. Ну как тебе моё гадание, получилось?

– Джа про кар, – выплюнула толстуха.

Артем сразу оттеснил тетку в сторону.

– Сама туда иди, – ухмыльнулся я и крикнул вслед:

– Лавэ нанэ! Хас ту кар!

У цыганки изумленно округлились глаза.

Она рванулась прочь со двора, постоянно испуганно оглядываясь на меня и волоча за собой обалдевшего от такого обращения ребенка.

– Михаил Дмитриевич, можно вопрос? – уточнил Артём, когда мы уселись в машину.

– Задавай, – я улыбнулся.

– Вы же ей по-цыгански ответили? Откуда его знаете?

– На малолетке с Сенькой-цыганом сидел, – благодушно пояснил я. – Скорефанились там. Вот и нахватался разного.

В приемной меня встретила взволнованная Анна.

– Михаил Дмитриевич, Сергей Петрович вас уже ждет, хочет вместе с бухгалтером с вами встретиться. Говорит, дело срочное.

– Раз срочное, набери его. Пусть зайдет через пять минут, – кивнул я и прошел в кабинет.

В кабинет как всегда был проветрен, пол помыт, стол протерт и подготовлен для работы. Анна постоянно следит, чтобы уборщица в половину восьмого начинала свою работу именно с этого места. Ключи от кабинета и приемной имеются в двух комплектах. Один у меня постоянно с собой. Второй Анна или Ирочка сдают в запечатанном тубусе охране. Используют личную печать, поэтому открыть тубус охрана может только в чрезвычайной ситуации.