Текст книги "Хозяйка поместья с призраками (СИ)"

Автор книги: Алекс Ривер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Они с Лилией быстро перенесли дары в дом, пока извозчик нервно топтался на месте, поглядывая на темнеющие окна усадьбы. У Анны мелькнула было раздраженная мысль, что, как мужчина, он мог бы и помочь двум слабым девушкам, но мысль эта, ленивая и как будто вялая, быстро исчезла в глубинах подсознания. Всё– таки это не был её прошлый благополучный мир, где уровень эмпатии достиг таких высот, а неграмотный крестьянин наверняка ещё и призраков боялся. Что ж, в этом она упрекнуть его не могла.

– Вы тут… одни? – не удержался спросить их неожиданный гость, когда Анна протянула ему несколько монет – все, что у них было.

– Не совсем, – она не позволит никому считать их беззащитными. Кроме того, тут она даже не погрешила против правды.

В этот момент со второго этажа донесся хорошо знакомый им звук – глухой, но отчетливый стук, будто кто– то сбросил с полки тяжёлый фолиант. Извозчик вздрогнул и «перекрестился».

– Ну, я пошел! – заторопился он, чуть ли не бегом ретируясь к своей телеге. – Храни вас господь! И это… будьте осторожны.

Телега, скрипя и звеня колокольчиком, скрылась за поворотом. Они остались стоять среди своего запустения, но теперь с бесценным сокровищем извне – мешком картошки, муки и соли, с курицами– несушками в корзине. И с еще более бесценным знанием: они не одни.

Вечером они устроили маленький праздник. Лилия напекла немного пресных – она решила экономить драгоценную соль, но таких желанных лепешек из белой муки, а Анна сварила густой картофельный суп. Они ели молча, наслаждаясь каждым кусочком, каждой крошкой. Даже воздух в доме казался другим – более теплым, более безопасным.

Позже, когда Мишель уснул, Анна сидела у камина и смотрела на огонь. Визит местного жителя стал поворотной точкой. Он принес не только еду. Он принес информацию. И ещё он принес слабую, но надежду на то, что в деревне есть те, кто помнит добро и готов отплатить тем же.

Она взяла свою зарисовку плана усадьбы и на обороте аккуратно вывела: «Мартин. Возчик. Жена Берта (обязана матери)». Это была первая строка в списке их тайных, потенциальных союзников.

Вдруг она почувствовала легкое движение воздуха. Пламя свечи на столе качнулось. Анна подняла голову. В дверном проеме, растворяясь в тенях, стояла та самая женщина с портрета – Печальная Дама. Она не смотрела на Анну. Ее взгляд был устремлен на мешок с картошкой, на крошки хлеба на столе. На ее эфемерном лице читалась не печаль, а нечто иное… одобрение? Или, может быть, облегчение?

Она медленно подняла прозрачную руку и указала пальцем в сторону окна, туда, где за темным стеклом лежал спящий лес. И тут же растаяла, словно дым.

Анна поняла. Это была не угроза. Это было предупреждение. Их маленькая победа, их крошечная связь с миром не останется незамеченной. И тот, кто наблюдал за ними из чащи, обязательно узнает.

Тихое эхо колокольчика уже давно затихло, но его звон, казалось, все еще висел в воздухе, смешиваясь с лёгким скрипом половиц и шепотом прошлого, предвещая новые, куда более грозные перемены.

Глава 6. Визит «благодетеля»

Неделю спустя после получения даров Мартина в усадьбе царило почти праздничное настроение. Появление муки, соли и картофеля казалось чудом. Лилия пекла уже не горькие желудевые лепешки, а почти настоящий, пусть и грубый, бездрожжевой хлеб. Картофель, бережно разрезанный на глазки, уже был посеян на самой солнечной грядке. А две курицы, поселенные в старом сарайчике, не только давали яйца, но и своим мирным квохтаньем оживляли мрачные дворовые постройки.

Анна почти поверила, что они смогут выжить здесь, в своем маленьком изолированном мирке, отгороженном от чужих глаз стеной молчаливого леса и репутацией проклятого места. Страх перед герцогом, которого они не видели всю прошлую неделю, отступил на второй план, и его заместили повседневные хлопоты. Она даже позволила себе мечту – когда урожай картофеля созреет, возможно, его получится обменять в деревне на шерсть или даже на новую одежду для Мишеля, который изрядно вырос из своего поношенного камзольчика.

Увы, эти наивные надежды разбились в одно мгновение, когда в очередной раз раздался скрип колес у ворот. Но на этот раз подъезжала не убогая телега Мартина. Это была тяжелая, солидная коляска, запряженная парой ухоженных, норовистых гнедых лошадей. На облучке сидел кучер в ливрее, а из окон виднелась дорогая штофная обивка.

Анна, перепачканная землей с ног до головы, застыла с тяпкой в руках посреди огорода. Лилия, выносившая ведро с помоями, остолбенела на крыльце, а Мишель инстинктивно спрятался за сестру.

Сердце Анны упало. Этот визит походил на официальный, а от властей она не ждала ничего, кроме подвоха и груза новых обязательств.

Из коляски тяжело выбрался мужчина. Он был дородным, лет пятидесяти, с багровым лицом человека, привыкшего к дорогому вину, и аккуратно подстриженной бородкой. Его камзол из темно– зеленого бархата слегка теснил в плечах, а золотая цепь на животе поблескивала на унылом солнце. Он окинул поместье оценивающим, холодным взглядом сборщика налогов, и этот взгляд мгновенно вызвал у Анны глухую неприязнь.

– Госпожа фон Хольт? – произнес он голосом, густым и маслянистым, как дорогой паштет. – Барон Вильгельм Кригер. Ваш покорный слуга и… сосед.

– Барон, – кивнула Анна, не делая шага навстречу. «Держать дистанцию», – пронеслось у нее в голове.

– Значит, слухи не врут. Юная наследница фон Хольт вселилась в родовое гнездо! Осмелюсь заметить, вы повергли меня в некоторое… изумление, – продолжил барон, медленно приближаясь. Его глаза скользили по облупившемуся фасаду, по заросшему парку, и в них читался жадный интерес. – Я и не предполагал, что кто-то осмелится вернуться в это гиблое место. После трагедии с вашими покойными родителями… – он сделал паузу, давая словам возыметь эффект.

Анна молчала, она помнила что-то о том, как погибли родители Анастасии и Мишеля, но для неё это не было личной трагедией. А значит, легче было держать лицо, заставляя гостя выложить все карты.

– Места здесь, знаете ли, нехорошие, – понизил он голос, становясь якобы задушевным. – Люди суеверные. Говорят, и земля тут проклята, и дом… ну, вы сами понимаете. Не для хрупкой молодой особы и тем более ребенка. – Он бросил взгляд на Мишеля, который робко выглядывал из-за двери.

А затем его жадный оценивающий взгляд заскользил по фасаду дома, задерживаясь на резных фронтонах, обшаривая заброшенный парк, словно барон был мясником на рынке и приглядывал тушу помясистее.

«Давай, давай, выкладывай с чем пришёл», – мысленно подгоняла его Анна, чувствуя, как сжимаются кулаки.

– Как управляющий здешнего округа и… ну, скажем так, старый друг вашего покойного батюшки, я посчитал своим долгом навестить вас в вашем… скромном обиталище. Однако, то, что я увидел… вызывает во мне сострадание, почти даже горе!

Он, наконец, посмотрел на нее, и его взгляд был таким откровенно оценивающим и насмешливым, что у Анны по спине пробежали мурашки. В нем не было ни капли дружелюбия или того самого сострадания, о котором он говорил, только холодный, хищный расчет.

– Мы вполне справляемся, господин барон, – холодно ответила она. – Благодарю за беспокойство.

– О, да вы просто ангел кротости! – воскликнул он, делая шаг ближе. От него пахло дорогим табаком, конским потом и чем-то кислым. – Но я, как человек опытный и ответственный, не могу так всё это оставить. Взгляните вокруг! Руины! Запустение! И, простите мою прямоту, ни гроша за душой, если судить по вашему… э… туалету и занятиям. Это поместье – бельмо на глазу у всей округи. И опасное, между прочим, бельмо. Местные – народ суеверный, шепчутся о проклятиях, о призраках… – он многозначительно понизил голос. – Не лучше ли будет для всех, особенно для вас и этого милого мальчика, избавиться от этого бремени?

Анна молчала, уже понимая, куда клонит их неприятный гость, но ей нужно было время обдумать ответ. Барон тем временем вальяжно прошёлся, хрустя гравием дорожки, который они с Лилией недавно насыпали сюда, таская от ближайшей речушки с галечной отмелью. Затем он патетически вскинул руки и продолжил:

– Не могу же я, в самом деле, допустить, чтобы вы погубили здесь свою молодость, – бархатный голос барона зазвучал почти отечески. – Позвольте предложить вам выход. Я готов проявить великодушие и выкупить эти… руины. Конечно, цена будет невысокой, в здравом уме никто не даст за руины с дурной славой хороших денег, но вам хватит, чтобы устроиться в городе, снять приличное жилье, дать брату образование. Это же куда лучше, чем медленно умирать в этом склепе. А там найдёте себе благодетеля или… какого-нибудь городского мастера, и он сможет о вас позаботиться.

От последнего предложения, сказанного особенно масляным тоном, Анну передёрнуло. Барон выдержал паузу, ожидая, видимо, благодарности.

Девушка медленно выдохнула. Что ж, все было именно так, как она и предполагала. Алчный, вероломный тип, прикрывающийся маской благодетеля. Его слова были сладки, как патока, но глаза оставались ледяными. Он предлагал не спасение, а капитуляцию. Анна посмотрела на испуганное лицо Мишеля, почувствовала за спиной тревожное молчание Лилии, вспомнила тихую игру в солдатика и одобрительный взгляд Печальной Дамы. Этот дом, со всеми его призраками и разрухой, уже стал их крепостью. Их домом. И его нельзя было продать, даже если фамильное достояние фон Хольтов было для неё лишь пустым звуком.

Она выпрямилась во весь свой невысокий рост, глядя барону прямо в его маленькие глазки:

– Вы очень любезны, барон, – сказала она, и голос прозвучал на удивление спокойно. – Но я должна отказаться. Воронова Усадьба – родовое гнездо нашей семьи. Я намерена восстановить его и жить здесь вместе с братом и… Лилией.

Лицо барона дрогнуло. Бархатная маска холёного снисхождения сползла, на мгновение обнажив холодную сталь. Его глаза сузились до щелочек.

– Госпожа фон Хольт, будьте благоразумны! – в его голосе зазвучали нотки раздражения. – Конечно, вы молоды и наивны, но не дура же! И сами должны понимать, что это невозможно. У вас нет средств, нет связей, нет сил! Вы лишь погубите себя и мальчика! Здесь вам никто не поможет, поверьте. Впрочем, я вижу, вы не цените добрых побуждений. – Его тон стал жестким, официальным. – Тогда позвольте, я выполню свой долг, как должностного лица. Вероятно, вас об этом не предупредили, однако, как и все прочие жители округа, вы обязаны платить налоги в казну. Налог на землю, на имущество… К счастью, до ежегодного взноса у вас есть время собрать деньги или… одуматься. Но, как честный человек и должностное лицо, я должен вас предупредить, что ваши предки, увы, не отличались финансовой аккуратностью и за последние двадцать лет накопилась весьма внушительная сумма.

Он порылся в нагрудном кармане и извлёк оттуда свёрнутый вчетверо листок. Затем передал его Анне, и та, развернув бумагу, ахнула – сумма и впрямь была неподъёмной по здешним меркам.

– Как вы планируете ее погасить? – наигранно-участливо осведомился барон.

Анна почувствовала, как подкашиваются ноги. Она знала, что долги есть, но чтобы налоги за двадцать лет… Этой суммы хватило бы, чтобы купить десять таких поместий.

– Я… мне нужно время, – выдохнула она, понимая, что попалась в ловушку.

– Время – деньги, милая барышня, – сладко произнес барон, снова торжествуя. – И то, и другое у вас на исходе. Подумайте над моим предложением. Оно остается в силе. Пока остается. – Он окинул ее еще одним презрительным взглядом. – Жду вашего решения. Но не затягивайте. Моё терпение не безгранично, а дата ежегодного взноса не так уж далека.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и тяжелой походкой направился к своей коляске. Кучер щелкнул кнутом, лошади рванули с места, и богатый экипаж с грохотом покатил прочь, оставив после себя облако пыли и горькое послевкусие унижения.

Анна стояла неподвижно, сжимая в белых пальцах ручку тяпки и бумагу с ужасной цифрой.

– Барышня? – тихо подошла Лилия. – Что будем делать?

Анна обернулась. В ее глазах уже не было ни страха, ни растерянности. Только холодная, обжигающая ярость.

– Мы будем бороться, Лилия, – тихо, но очень четко сказала она. – Этот человек приехал не помогать. Он приехал забирать. И он не получит ничего.

Она посмотрела на свой жалкий огород, на облупившийся фасад дома, на испуганное лицо брата. Барон видел только нищету и руины. Но она видела нечто большее. И она была готова сражаться за это до конца.

В этот вечер она не могла уснуть. В памяти всплывало жадное лицо барона, его уверенность в своей победе. Анна была для него букашкой, которую можно раздавить одним пальцем. Налоги… Идеальный предлог. Такую сумму не скопить и не выручить на продаже картошки, особенно за оставшиеся несколько месяцев.

Вдруг от тяжёлых раздумий ее отвлек тихий скрип. Дверь в их комнату, которую они на ночь всегда плотно закрывали, медленно, бесшумно приоткрылась. В щели мелькнуло что– то бледное. На порог невесомо упал небольшой, пожелтевший от времени клочок бумаги.

Сердце Анны заколотилось. Она подождала, пока дверь так же бесшумно закрылась, затем подошла и подняла бумажку. Это был не рисунок и не засушенный цветок. Это была старая, выцветшая расписка. В слабом свете луны она смогла разобрать неровные строчки: «Получено от барона Кригера… сумма… за поставку зерна из амбаров имения Воронова Усадьба…»

Внизу стояла подпись управляющего имением и… печать. Та самая, что висела на цепи у барона.

Анна замерла с бумагой в руках, дыхание перехватило. Это был не просто знак. Это было оружие. Первая ниточка.

Призраки не просто наблюдали. Они вступили в игру. И они были на ее стороне.

Глава 7. Первые палки в колеса

Прошло три дня после визита барона. Три дня, в течение которых Анна всеми силами старалась отогнать навязчивое чувство надвигающейся беды. Она с головой ушла в работу, пытаясь превратить тревогу в действие. Вместе с Лилией они закончили расчистку самой большой грядки и высадили на нее последние зерна редиса. Анна, вооружившись найденными в сарае старыми, ржавыми, но еще годными столярными инструментами, принялась чинить ставни на окнах их жилой комнаты и кухни. Каждый удар молотка, заглушавший звенящую тишину, был вызовом барону, миру и самой судьбе.

Мишель, видя ее напряжение, старался помочь как мог: подавал гвозди, которые с трудом выдёргивали из старой мебели и рухляди из чуланов, держал доски, а в перерывах тихо рассказывал сестре истории из найденных в библиотеке книг. Дом, казалось, тоже ощущал грозовое предчувствие и вел себя на удивление смирно. Шепоты стихли, а по ночам слышался лишь привычный скрип старых балок. Даже Печальная Дама не являлась. Только раз Анна, поднимаясь по лестнице, мельком увидела в темном зеркале отражение старой графини – та стояла, гордо выпрямившись, и ее прозрачное лицо было искажено не печалью, а холодным, аристократическим презрением. Как будто она всем видом показывала, что такие выскочки, как барон Кригер, и при ее жизни не смели переступать порог Вороновой Усадьбы.

Расписку, подброшенную призраком, Анна спрятала в самое надежное место – под отходящую плитку в камине, который они не использовали. Это была ее первая и пока единственная козырная карта, крошечный клочок доказательства, что барон уже давным-давно обкрадывал ее семью. Но одной расписки, увы, было мало. Нужна была система, нужны были счета, книги, нужны были неоспоримые доказательства. И она не знала, где их искать.

На четвертый день гроза разразилась. Утро началось как обычно. Лилия растопила плиту, чтобы испечь хлеб, Анна, позавтракав с Мишелем краюхой вчерашнего хлеба с варёным яйцом, отправилась в огород проверить, не взошел ли редис. Едва она вышла на крыльцо, как ее нос уловил едкий запах, не вписывавшийся в привычную палитру ароматов утра – влажной земли, травы и лёгкого далёкого дыма печных труб. Это был запах гари.

– Лилия! – крикнула Анна, оборачиваясь к дому. – У нас что-то сгорело?

– Что? Нет, барышня! – испуганный голос служанки донесся из кухни. – Хлеб еще даже в печь не поставила!

Тогда Анна повернулась к воротам, и у нее похолодело внутри. Из-за стены, огораживающей хозяйственный двор, валил густой, черный дым.

Сердце ее бешено заколотилось. Она схватила подол платья и бросилась через двор. В горле встал ком, в висках стучало: «Только не сарай! Только не сарай с курами и нашим инвентарём!»

Но нет, дым валил не оттуда. Он поднимался с заднего двора, с того места, где они сложили результат своих многодневных трудов – все сено и солому, что им удалось накосить на окрестных лугах для будущего перегноя, для утепления на зиму курятника и перенабивки тюфяков – пуха для перин взять было, увы, неоткуда. Результат недели каторжного труда, их страховка на будущее. И сейчас он горел.

Анна выбежала за угол и остановилась, охваченная ужасом. Огонь с треском пожирал сухую траву, языки пламени взмывали в небо, разбрасывая вокруг хлопья черного пепла. Жар был таким, что нельзя было подойти ближе, чем на десять шагов.

Рядом, беспомощно брякая полупустым ведром, остановилась Лилия. Ее лицо исказилось, и по щекам заструились слёзы, но от жара они мгновенно высыхали на щеках.

– Как же так?! – проговорила она, увидев Анну. – Почему? Я ведь несколько минут назад здесь была…

Анна стояла как вкопанная, глядя на то, как горит их труд, их надежда на удобренные грядки и теплую подстилку на зиму. Это не мог быть случайный пожар. Они тщательно следили за огнем, костер для сжигания мусора разводили в другом, специально отведенном и очищенном от травы месте. Да и утро было росистым, сырым.

Это был поджог. Демонстративный, наглый, циничный.

– Мишель! – резко обернулась Анна. – Немедленно в дом! И не подходи к огню!

Мальчик, тоже прибежавший на шум и застывший в ужасе, кивнул и бросился назад, в безопасность толстых каменных стен.

Анна схватила второе ведро, стоявшее у колодца, и вместе с Лилией они принялись таскать воду. Но их усилия были каплей в море. Две хрупкие девушки с парой ведер не могли справиться с бушующим костром. Они могли только смотреть, как их запас превращается в горстку пепла. Счастье уже, что безветренная погода не позволила пожару перекинуться на худую крышу сараюшки, где хранился инвентарь и жили их единственные кормилицы куры. Или на деревья в саду.

Когда огонь наконец потух сам собой, не оставив ничего, кроме черного, дымящегося пятна на земле, наступила звенящая тишина. Анна и Лилия стояли, обнявшись, покрытые сажей, с покрасневшими от дыма глазами. От их недельного труда не осталось ничего.

– Это он, – прошептала Лилия, и в ее голосе не было вопроса, только констатация неприятного факта. – Это барон. Точно его работа.

Анна молча кивнула. Горло сжал спазм – от ярости, от бессилия, от страха. Она сжала кулаки, и грязь под ногтями впилась в кожу. Так вот как он будет действовать. Не через суды и официальные бумаги, которые, возможно, и не были на его стороне. А через подлое, тихое вредительство. Через страх.

– Он хочет нас вымотать, – тихо сказала Анна, глядя на дымящееся пепелище. – Заставить нас сдаться. Показать, что все наши старания напрасны.

Вдруг ее взгляд упал на землю у забора. Что-то блеснуло в траве. Она подошла и наклонилась. В густой, нескошенной траве лежала массивная серебряная запонка. Не та простая оловянная безделица, что могла быть и у деревенского мужика. Это была дорогая, хоть и безвкусная вещица – большой квадратный агат в замысловатой серебряной оправе. Именно такие пошлые, кричащие безделушки и мог носить человек в бархатном камзоле цвета спелой сливы.

Анна подняла запонку. Она была тяжелой, холодной. Неоспоримым доказательством. Но доказательством чего? Того, что барон лично приехал поджечь их сено? Нет, он не стал бы марать руки. Это сделал кто– то из его людей. И эта запонка, якобы оброненная в спешке, была лишь очередным издевательством, молчаливым посланием: «Это я. И ты ничего не можешь с этим сделать».

Она с силой сжала металлический квадрат в ладони, чувствуя, как острые грани впиваются в кожу. Ярость, холодная и острая, наконец прорвала плотину страха и отчаяния.

– Хорошо, – прошептала она так тихо, что только Лилия могла расслышать. – Хорошо, господин барон. Вы хотите войны? Вы ее получите.

Она повернулась к служанке. – Иди к Мишелю, успокой его. Нам нужно привести себя в порядок. И… приготовь яблочный пирог. Сегодня нам нужно поесть посытнее.

Лилия смотрела на нее с испугом и недоумением, но кивнула и побрела к дому.

Анна же осталась стоять у пепелища, сжимая в кармане злополучную запонку. Она понимала всю глубину своего бессилия. Она – чужая в этом мире, нищая наследница, одна против влиятельного и беспринципного врага. У нее не было денег, не было связей, не было защиты.

Но у нее был дом. Дом с призраками. И она была архитектором. А архитектор знает, что самая надежная защита – это не высокие стены, а продуманный план и крепкий фундамент.

Весь остаток дня они работали молча, подавленные случившимся. Даже воздух в поместье казался густым и горьким от запаха гари. Призраки хранили молчание – ни утешительного знака, ни помощи. Казалось, они ждали, как же новая хозяйка поведет себя под ударом.

Анна вела себя с ледяным спокойствием. Она заставила всех поесть сытный обед, хотя сама ела почти без аппетита, заставляя себя проглотить каждый кусок. Силы им были нужны позарез. Потом она взяла свой уголь и бумагу и отправилась не в огород, а обратно в дом – в библиотеку.

Она прошлась между стеллажами, заглядывая в каждый угол, простукивая стены. Она искала не книги. Она искала сейфы, потайные ящики в столах, любые места, где могли храниться документы. Расписка, подброшенная призраком, была ключом. Значит, где-то должно было быть и остальное.

Ее поиски увенчались успехом лишь под вечер. В кабинете, который когда-то принадлежал ее новому «отцу», она нашла потайной ящик в массивном дубовом столе. Замочек был хитрым, но старым и ржавым. Пару раз Анна, вспомнив приемы из детективных сериалов, попыталась вскрыть его шпилькой для волос, но безуспешно.

В конце концов, она не выдержала и с силой дернула ящик на себя. Дерево с треском поддалось, сломав проржавевший за годы бездействия замок.

Внутри лежала пачка бумаг. Старые, пожелтевшие счета, письма, расписки. Анна, затаив дыхание, принялась их разбирать. Большая часть была бесполезна – счета от портных, списки вин, личная переписка. Но чем глубже она копала, тем больше находила того, что искала. Расписки о получении зерна, уплате налогов, договоры аренды земель… И на многих из них стояла подпись или печать барона Кригера. Он был главным арендатором их земель, поставщиком, почти что управляющим. И, судя по цифрам, он годами обкрадывал семью, занижая реальные доходы и приписывая несуществующие расходы.

Анна сидела на пыльном полу, в свете единственной свечи, и листала эти бумаги, и ее охватывало то холодной яростью, то жгучим стыдом за род, в тело представительницы которого она попала. Как могли они быть такими слепыми? Такими беспечными?

Но потом она понимала – они не были беспечными. Они были сломлены. Сломлены потерями, долгами, изоляцией от общества, к которому привыкли. А такие люди, как Кригер, легко втираются в доверие и умеют манипулировать. Вот только, то что прошло однажды с местными аристократами, не имевшими большого опыта неприятного общения с крючкотворами и оформлением документов, не пройдёт с женщиной из другого мира и более позднего времени – времени всеобщей грамотности и поголовных кредитов. Да и чего стоит одна проектная документация для архитектурных объектов.

Анна аккуратно сложила самые важные, на ее взгляд, документы в стопку. Это было сокровище куда более ценное, чем серебряные ложки. Это было оружие.

Она уже собиралась уходить, когда ее взгляд упал на последний листок в ящике – маленький, смятый, явно оброненный кем– то случайно. Это была не расписка и не счет. Это была записка, наспех набросанная нервным почерком. «К. – дело серьезное. Встреча у старой мельницы. Полночь. Приходи один и возьми деньги. З.».

Сердце Анны заколотилось чаще. «К.» – это мог быть барон Кригер? «З.» – кто это? И что за «дело», за которое платят деньги в полночь у старой мельницы? Это пахло чем– то очень темным.

Она бережно спрятала и эту записку вместе с другими документами. План начинал обретать очертания. У нее появилась цель. Нужно было найти этого «З.», нужно было понять, какую еще компрометирующую информацию скрывает барон.

Уставшая, но воодушевленная, она вышла из кабинета. В обшарпанном холле ее ждал Мишель. Он держал в руках свой тряпичный мячик и смотрел на нее большими, серьезными глазами.

– Ана, – тихо сказал он. – Он здесь. Смотрит.

Анна похолодела. – Кто, милый? Барон?

Мальчик покачал головой. – Нет. Другой. Тот, из леса. Он стоит у кромки леса и смотрит на наш дом. Он… он выглядит сердитым.

Анна подошла к ближайшему окну, затянутому паутиной, и выглянула наружу. Сумерки сгущались, окрашивая парк в синие и фиолетовые тона. И там, на границе, где тени деревьев сливались в сплошную черную стену, она увидела его.

Герцог Каэлан.

Он стоял неподвижно, как и в прошлый раз, закутанный в темный плащ. Но теперь рядом замер вышколенный чёрный конь, которого герцог держал под уздцы. Даже несмотря на сумерки, было понятно, что их мрачный сосед смотрел на черное пятно пожарища, от которого всё ещё разило гарью. Наконец, герцог вскочил в седло, и несмотря на расстояние, Анна почувствовала исходящую от него ярость. Даже бедное животное негромко заржало от того, как резко его хозяин дёрнул поводья. Звук разбил зловещую тишину, но не стал успокоением.

Почему теперь он был зол? Из-за того, что на границе его земель произошёл поджог? Ведь огонь мог перекинуться на окрестные леса, и грозить его угодьям. Или он злился на них? На то, что она, Анна, не пожелала прислушаться к его предостережению, и убраться восвояси?

Она не знала. Но его гнев предвещал грозу. Грозу, которая, кажется, нависла над Вороновой усадьбой со всех сторон. Герцог, тем временем, пришпорил коня, и тот, на сей раз беззвучно, исчез в темнеющем лесу. Ну, по крайней мере, в этот раз он ушёл, как нормальный человек, а не как фокусник со сцены. Хорошо, наверное, было бы иметь такого союзника, но, увы, ей золотистые глаза не предвещали ничего доброго.

В этот вечер Анна долго сидела у камина, глядя на огонь. В одной руке она сжимала серебряную запонку барона, в другой – пачку старых документов. За стенами дома в темноте прятались недоброжелатели и тайны, а в где-то за Дельборо, в своём роскошном особняке, скорее всего, праздновал первую победу алчный барон.

Она чувствовала себя мышью, зажатой в углу между кошкой и мышеловкой. Но мыши, чтобы выжить, приходилось быть очень умной, очень быстрой и очень безжалостной.

Она посмотрела на Лилию, которая чинила Мишелю штаны, на мальчика, тихо игравшего у камина со своим единственным солдатиком.

Теперь они были её единственными близкими. Ее обретённой семьёй, как бы пафосно это ни звучало. И она намерена защищать их. Знаниями из прошлого мира, деловой хваткой, помощью призраков прошлого, каторжным трудом, если придётся.

Враг сделал свой первый ход. Теперь настал ее черед.