Текст книги "Любить и беречь (СИ)"

Автор книги: Алекс Радкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глеб тяжело вздохнул, подтянул плед повыше, перевернулся на бок, сворачиваясь клубочком. Господи, какое же счастье иметь возможность поджать под себя ноги. Не перетаскивать их руками в нужное положение, как какой-то мешающий балласт. Снова чувствовать свое тело полностью, пусть даже колени болят, а ступни мерзнут.

– Никит, прости, малыш. Я не знаю, что на меня нашло. Выпили мы с Алиской изрядно. А потом ты сказал, что тебе надоело выхаживать инвалида…

– Я этого не говорил!

– Ну что-то такое сказал. И меня перемкнуло. Ты на самую больную мозоль наступил. Я и так все это время думал, когда же тебе надоест. Ты не понимаешь, что значит чувствовать себя неполноценным.

Глеб со свистом втянул воздух. Не привык он объяснять свои поступки. Но сейчас чувствовал, что надо.

– А когда ты дверью хлопнул, я как будто проснулся. И чертовски за тебя испугался.

– За меня? А за меня-то чего пугаться?

– Да кто тебя знает? Опять решишь с балкона шагнуть. Или наркоту достанешь. Да просто под машину попадешь! Ты же вылетел, ничего не видя и не слыша. Я тебя звал, звал. А потом решил догнать.

– Глебушка…

На особые ласки сил у Глеба совсем не было. Но как не ответить на такой искренний, горячий поцелуй? Как не прижать к себе мальчишку, стиснув так крепко, как только возможно?

– Глеб, ты понимаешь, что произошло? Ты встал! Ты будешь ходить! – прошептал Ник ему куда-то в шею.

– Угу. И теперь я смогу тебя оттрахать в той позе, в которой захочу, – в тон ему прошептал Глеб.

Засмеялся, паршивец.

– Что я сказал смешного?! Я совершенно серьезно.

– Угу. Верю, – сквозь смех пробормотал Никита. – Только у тебя глаза закрываются, трахальщик. В спальню пойдем или здесь спать будем?

– Никуда я сегодня не пойду. А завтра пойду. И на студию я пойду! И гулять мы с тобой пойдем. Без кресла, Ник! Пойдем, а не поедем.

– Конечно, родной, – Никита щелкнул выключателем и пристроился рядом. – Поделись краешком пледа и спи уже!

========== Глава 8. Денди ==========

        Никита проснулся с ощущением праздника. Совсем таким же, какое бывает в детстве в первое утро нового года, когда нужно бежать к елке забирать подарки. Или в День рождения. Но сегодня причина прекрасного настроения крылась не в календаре – она лежала на соседней подушке и безмятежно спала. Однако пора было уже вставать.

– Глеб! Глебушка, – Никита склонился над любимым, провел рукой по волосам, коснулся губами сомкнутых век. – Просыпайся, мой хороший. На студию опоздаешь.

– К черту, – простонал Глеб, плотнее зарываясь в плед, который, стоило вчера Нику заснуть, полностью стянул на себя. – Позвони и отмени.

– С чего это?! Кто у нас рвался работать? Вставай! Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой!

Никита не успел пропеть и двух строчек, а Глеб уже сел в постели с мученическим выражением лица и заткнул ему рот ладонью.

– Миллион раз просил, не пой при мне! Мой слух этого не выдерживает!

– Зато ты проснулся, – несколько обиженно протянул Ник. – Не так уж плохо я пою.

– Да конечно. А репертуар! Ужас! Ладно, своего ты добился, только я все равно никуда сегодня не поеду. Дай телефон, позвоню отменю.

– Но почему?

– Не понимаешь? – Глеб серьезно посмотрел на Никиту. – В кресло я больше не сяду. Ни при каких обстоятельствах. Убери его вообще, чтобы я не видел, хорошо? А на ногах я боюсь, еще недостаточно уверенно держусь. Мышцы сводит, и колени трясутся.

– Это пройдет.

– Я знаю. Поэтому хочу сегодня побыть дома. Ты мне массаж сделаешь? И попробуем погулять. По двору.

– Ну конечно, родной, – Никита чмокнул его в нос. – А на студии проблем не возникнет? У них же тоже сроки есть, наверное?

– Думаю, все будет нормально, мы и так записали первую книжку гораздо быстрее, чем планировали.

Пока Глеб разбирался со студией, Никита разогрел мясо от несостоявшегося ужина, и вместе с миской перепелиных яиц и кружкой чая принес Глебу на диван. Он ожидал, что на еду любимый накинется, все-таки полсуток прошло с момента, когда он последний раз ел, но Глеб как-то равнодушно посмотрел на тарелки, закинул в рот пару яиц и, отхлебнув чай, отставил чашку.

– Ты чего? Невкусно? Сладкого принести?

Отсутствие аппетита у Глеба самый тревожный признак, это Никита знал совершенно точно. Глеб помотал головой:

– Вкусно, просто не хочу.

Он сосредоточенно разглядывал свои ноги, Никита заметил, что он поочередно вращает носком то одной, то другой.

– Что, Глеб? Что-то не так?

– Не так. Болит. Сильно. Ноет и покалывает.

Глеб выглядел озабоченным.

– Родной, ну это же лучше, чем вообще ничего не чувствовать, правда? Конечно мышцы болят, они столько бездействовали. Давай попробуем встать и пройтись?

Уже по тому, как Глеб поднимался, морщась и тяжело опираясь на руку Ника, стало понятно, что с выводами они поторопились. Восстанавливаться придется основательно, это еще бате спасибо, что настоял на поездке в реабилитационный центр. Могло быть еще хуже.

До ванной кое-как добрались, и как бы ни кряхтел Глеб, надо было видеть его счастливое лицо, когда он наконец-то встал перед унитазом, как положено. Никита хихикнул и отвернулся, дабы не смущать. Никогда он еще не видел, чтобы человек писал со столь гордым видом. В спальню шли еще медленнее и пошатываясь. Глеб завалился на кровать и уставился в потолок. Никита занервничал. Он и сам понимал, что у них проблемы. В таком состоянии на студию не поедешь ни завтра, ни послезавтра. А на кресло он не согласится даже ради работы.

– Глеб, давай я Гутенбергу позвоню? – озвучил Никита пришедшую в голову мысль.

– Зачем?

– Расскажу о твоих успехах, посоветуюсь.

– Даже не думай. Он опять меня упечет в какую-нибудь больницу. А завтра я должен быть на студии, и точка. Никит, мне палочка нужна.

– Чего?! В кресло ни за что, а на палочку согласен?

– Почему нет? Это даже импозантно! Только палочку нужно приличную, не дедушкину клюку, а такую, знаешь, тросточку.

Никита завис. Сначала соображал, где найти требуемое, потом пытался представить, как будет Глеб смотреться с палочкой и чем она ему поможет. Любимого шатало из стороны в сторону, на Никите он висел почти всем весом. Тут не палочку, тут ходунки надо. Но если Ник будет держать его под одну руку, а другой он будет опираться на трость, до машины и от машины можно дойти. А в студии ему стульчик поставят. Никита хорошо понимал, что лишить его сейчас работы и опять уложить в постель – преступление. Пусть ходит как может.

Никита улегся рядом с Глебом и включил планшет.

– Ну давай выбирать тебе палочку.

@@@

Магазин ортопедических приспособлений нашелся сразу, вот только доставки у них не было. Сайт есть, каталог есть, а возможности заказать через Интернет – нет. Нужно приезжать и забирать требуемое на месте. Маразм, если учесть, что целевая аудитория магазина – люди маломобильные. Никита нашел другой магазин, с доставкой, но там не было такой палочки, как в первом. А Глеб уперся, что хочет именно такую – из темного дерева с блестящим набалдашником и рукояткой в форме львиной головы.

– Родной, это другой конец города, – заметил Никита, сверяясь с электронной картой. – Я часа полтора минимум прокатаюсь. Ты сможешь побыть один?

Глеб фыркнул.

– Я вроде не ребенок! К плите подходить не буду, пальцы в розетку совать не стану.

– Да ну тебя! Я имел в виду, что тебе что-нибудь понадобится или просто заскучаешь.

– С чего вдруг? Мы с Диночкой посмотрим телевизор или поспим. Пару часов как-нибудь справимся.

– Обещаешь без меня не вставать?

– А если мне пописать приспичит? – прищурился Глеб. – Я, знаешь ли, старенький, долго терпеть не могу!

– Глеб! Я прекрасно видел, как ты четыре часа концерта не вспоминал ни о каких потребностях. Правда, давай без подвигов. Будь умницей, а я тебе шоколадку куплю.

– Да, мамочка, – съехидничал Глеб. – И в лоб поцелуй на дорожку.

В отместку поцеловал его Ник как полагается, по-взрослому. А когда любимый непроизвольно подался на встречу и попытался Ника обнять, отстранился и помахал рукой:

– Не скучайте, я быстро!

На тумбочке возле Глеба он на всякий случай оставил графин с соком и миску с печеньем, убедился, что пульт, телефон и очки у милого под рукой, и ушел, заперев за собой дверь.

Быстро не получилось, город как назло стоял в пробках. Когда добрался до магазина, выяснилось, что они не принимают карточки, что-то там у них сломалось, пришлось идти искать банкомат и снимать наличность. Потом целую вечность ждать, пока найдут нужную трость. По дороге домой позвонил Глебу, любимый отрапортовал, что у них с Динкой все прекрасно. Никита вздохнул в облегчением, подсознательно он ожидал от Глеба какого-нибудь фокуса. И оказался прав.

Едва войдя в дом, он почувствовал неладное. Что-то было не так. Динка не выбежала его встречать, а из ванной комнаты слышался шум воды. Господи, ну что опять случилось? Он быстро пересек холл и спальню, в которой любимого конечно же не оказалось, распахнул дверь в ванную. Твою же мать!

Раковина, точнее то, что от нее осталось, грудой фаянсовых обломков лежала на полу. Из трубы хлестала вода. В луже сидела озадаченная Динка и с интересом наблюдала за происходящим. А посреди всего этого безобразия на четвереньках ползал Глеб, пытаясь собрать обломки в аккуратную кучку.

– Упс, – выдал он, заметив Никиту. – Не успел.

– Что не успел? Весь дом затопить? – Никита привалился к дверному косяку, чувствуя, что его самого уже ноги не держат.

Глеб когда-нибудь его в могилу сведет, честное слово.

– Прибраться. Я нечаянно!

– Ну это понятно…

Никита добрался до вентиля и перекрыл воду, вытащил из лужи свое сокровище, с облегчением убедившись, что Глеб цел.

– Я сам!

Не позволил себя тащить, оперся на руку Никиты и пошатываясь, добрел до кровати.

– Видишь? Я могу!

– Вижу! Я ведь просил не совершать подвигов! Зачем ты встал?

– Стакан помыть из-под сока.

– Это так срочно?

– Да! Я могу сам себя обслуживать!

– Заметно. А что с раковиной произошло?

– Я поскользнулся, схватился за край, чтобы не упасть, а она не закреплена!

И главное, обиженный такой, на незакрепленную раковину! Никита тяжело вздохнул. Ну вот теперь еще и раковину бате новую покупать. Хорошо хоть без травм обошлось.

– Ты понимаешь, что мог покалечиться, упади ты вместе с раковиной?

– Но не упал же! Ты трость купил? Давай сюда, будем пробовать.

Трость пришлась как раз впору. Даже переодеть себя не дал, прямо в промокших насквозь штанах пошел сначала вдоль стены в спальне, потом по холлу. Никита едва за ним поспевал, придерживая под локоть.

– Удобно?

– Вполне! Только мышцы болят.

– Массаж хочешь?

Улыбается, чертяка. Значит, не только массаж намечается.

@@@

На следующий день они поехали на студию, и Никита убедился, что это правильное решение, едва только они вышли из машины. Глеб даже не хромал почти, зная, что на него смотрят. И за Ника держался весьма условно, хотя с утра пил обезболивающее и расхаживался с большим трудом. Появление Немова без коляски на студии произвело фурор – девчонки аж бросились его целовать, чем немало смутили Глеба: любимый испуганно отшатнулся, косясь на Ника, после недавней ссоры он, похоже, готов был на воду дуть. А Никита только смеялся над непосредственностью девчонок и реакцией героя дня.

Вечером, отдохнув после записи, Глеб заявил, что ему надоело сидеть дома, и они отправились гулять по ночному Тель-Авиву. Спустились на набережную, побродили вдоль берега, посидели в сквере у фонтана. Никита откровенно наслаждался прогулкой и Глебом – тихим, спокойным, не скандалящим, не выносящим мозг. Последний раз он его таким видел… Да Никита даже вспомнить не мог, когда. В Москве его все время кто-нибудь дергал, что-нибудь над ним висело – съемки, записи, концерты. Туда надо поехать, здесь выступить, то подготовить. А еще успевать и у Ирмы показываться, и у него, Никиты. Израиль же у них обоих теперь будет ассоциироваться с бесконечными больницами и проблемами.

Никита не питал особых иллюзий, он уже понял, что оставаться здесь Глеб не захочет. Особенно теперь, когда он мог ходить. Сейчас окончательно восстановится и обязательно поднимет вопрос о возвращении. Ник все чаще замечал, что вместо излюбленного «Спорта» Глеб смотрит по телевизору московские новости, а в планшете требует открыть ему какую-нибудь столичную газету. Да и в разговорах с Ромкой по телефону он то и дело спрашивал про концерты и тусовки. Кстати, о Ромке, дядюшку-то они так и не обрадовали новостью.

– Глеб?

Любимый оторвался от философского созерцания фонтана.

– М-м?

– А ты Ромке так и не сообщил еще, что ходишь. И Таше.

– Сообщил, вчера Таша звонила, пока ты опять на своей бирже «зависал».

– И что она сказала?

– Что ты умница, – хмыкнул Глеб, рисуя что-то палочкой на песке. – Я так и не понял, почему умница ты, а не я. А если серьезно, обещала приехать, но я ее отговорил.

– Почему?

– Во-первых, у Ксюшки там опять какие-то важные соревнования, не надо ее сейчас бросать из-за нас. А во-вторых, я думаю, мы сами скоро вернемся в Москву. Вот допишу вторую книжку, и вернемся.

Ну вот он это и сказал. Никита вздохнул, придался к нему поплотнее.

– Ты правда этого хочешь?

– Хочу. Никит, я люблю Москву, я там родился, вырос, это мой город. Даже если теперь я там никто и звать никак, там все равно лучше, чем здесь. Засяду в Нововнуково, буду огурцы выращивать.

– Ты же терпеть не можешь в земле ковыряться.

– Ну буду плотничать, например. Это я умею.

– Между умею и люблю есть большая разница. А любишь ты свою работу. И здесь она есть.

– Это не работа, Ник, это так, бирюльки.

– Я думал, тебе нравится?

– Лучше, чем ничего. Но «Ашали» не нужно собрание сочинений всех детских писателей в моем исполнении, это все скоро закончится. И вообще мне непривычно так работать, в одни ворота. Мне нужно видеть реакцию слушателей.

– Ну да, аплодисменты, цветы, автографы.

Глеб кивнул, даже не заметив иронии. Никита пнул подвернувшийся под ногу камушек. И всего этого в Москве не будет. Он начнет ждать звонков и приглашений, втайне надеяться, что позовут на очередной концерт. А этого не произойдет. И в один прекрасный день Ник снова найдет его с порезанными венами. Или из петли вытащит. Если успеет.

– Ты не устал? – Ник малодушно сменил тему. – Еще немного пройдешься?

– Пройдусь, а что ты хочешь?

– Да собакам что-нибудь купить. Все, что Эля на неделю наготовила, они за два дня сожрали.

– Пошли!

Глеб решительно поднялся. Ради своей любимой Динки он готов был на любые подвиги.

В уже облюбованном Никитой супермаркете народа было не слишком много.

– Тележку ты покатишь, – распорядился Глеб, покрепче цепляясь свободной рукой за локоть Ника. – Скользко у них тут.

И все равно старается держаться прямо. В сочетании с костюмом трость даже элегантно смотрелась, дополняла образ этакого денди. Волосы Глеб все-таки подкрасил, избавившись на время от милой сердцу Никиты седины, и теперь зачесывал их назад, слегка сдабривая гелем. И часы на руке появились, и платочек из кармана пиджака выглядывал. Никита исподтишка любовался своим сокровищем, тихо радуясь положительным переменам.

– Мясной отдел там, -заметил он, когда Глеб свернул совсем не в ту сторону.

– Ты торопишься? Тут наверняка продают кучу вкусностей! У нас дома сладенькое заканчивается!

В итоге нагребли полную тележку. И нарезок всех сортов, и пирожных, и молочки местного производства – очень уж Глебу понравились забавно раскрашенные пятнистые бутылочки, взял на пробу целую батарею, и клубники с апельсинами килограмма по три.

– Родной, куда это все? – робко поинтересовался Никита, когда место в тележке закончилось.

– Что не съем – то понадкусываю, – заявил Глеб, прихватывая с полки еще и бутылку вина. – Устроим романтический ужин, который у нас так и не состоялся.

– С вином?

– Угу. И еще сливки надо взять к клубнике!

Ник только глаза закатил, но сливки вместе с Глебом пошел искать, думая о том, что в Москве они вряд ли смогут вот так под ручку ходить по магазинам. Скорее всего, теперь в Москве они вместе вообще нигде ходить не смогут, даже просто рядом, Глеб не захочет себя еще больше компрометировать. И ради чего туда возвращаться?

========== Глава 9. Демон возвращается ==========

        Запись второй книги близилась к финалу, и с каждым днем Глеб становился мрачнее и мрачнее. Он уже несколько раз просил Никиту взять билеты на самолет в Москву, но Ник каждый раз искал предлог этого не сделать – то отца с Элей надо дождаться, то рейса подходящего нет, то карта оплаты не проходит. Глеб забывал на пару дней, но потом снова возвращался к теме Москвы. Москва постоянно мелькала во всех их разговорах: если обсуждали погоду, Глеб сравнивал израильский климат с московским, и как-то так у него выходило, что второй гораздо лучше. Если ужинали в ресторане, – теперь, с палочкой, Глеб охотно давал вывести себя в люди по вечерам, – то он непременно начинал рассказывать про «Славянский базар» или «Метрополь», в которых и кормят лучше, и персонал профессиональнее. И даже пальмы Глеба начали раздражать только потому, что они – не березки. Никита старался переводить все в шутку, подтрунивая над приступами ностальгии у любимого, но в глубине души прекрасно понимал – дело не в ностальгии, точнее, не только в ней. Глеб мог сколько угодно говорить о том, что скучает по дому, по серому московскому небу и звездам Кремля, но Никита знал – больше всего любимый скучает по сцене. По вниманию публики, свету софитов, аплодисментам. И всего этого в Москве не будет.

Глеб снова начал распеваться по утрам. Он уходил в ванную и отворачивал краны у замененной раковины, но шум льющейся воды не мог заглушить его мощный баритон, а насколько Никита мог судить, месяц молчания прекрасно сказался на голосе – связки отдохнули, восстановились, и теперь Глеб звучал шикарно. И любимый не мог этого не понимать. И тем острее чувствовал свою невостребованность. С этим нужно было что-то делать. Но что? Ответ нашелся совершенно неожиданно.

На студию Глеб давно уже ездил один, но в тот день Никита напросился с ним: ему осточертело сидеть дома и он решил поторчать на студии, послушать болтовню девчонок. Все развлечение. В очередной раз выйдя на «курительный» балкон, пока Глеб записывался, Никита обнаружил, что его местечко у пепельницы занято – там стояла дамочка неопределенного возраста с ярко-рыжими волосами и в неприлично облегающем платье.

– Привет! – непринужденно поздоровалась она, заметив Ника. – Я тебя здесь раньше не видела.

Если внешность ему ничего не сказала, то голос Никита узнал сразу. Это же та самая Алиса Дейс, о которой недавно рассказывал Глеб. Исполнительница шансона, дамочка без комплексов.

– Привет, – в тон ответил Ник, доставая сигареты. – Я Глеба Васильевича жду. Я его помощник.

– Помощник? Немова? – усмехнулась Алиса, окидывая его оценивающим взглядом. – По сексуальным вопросам? Да ладно, не смущайся. Я люблю читать бульварную прессу, и Глеб в прошлый раз немало рассказал.

Никита скептически поднял бровь. Как-то не похоже на Глеба обсуждать свою личную жизнь с кем попало.

– Надрались мы с ним тогда изрядно, – продолжила Алиса. – И знаешь, с ним стало совершенно невозможно общаться – он только о тебе и говорит. Никита сказал, Никита сделал, Никита считает. Час мне рассказывал, как вы в Иерусалим ездили. Можно подумать, я в Иерусалиме не была. В общем, мне стало даже интересно, что там за Никита такой. Ну ты секси, конечно…

Дамочка оперлась на бортик балкона, выгнувшись так, чтобы в разрезе платья Никите был отчетливо виден бюст. Ник сделал вид, что рассматривает улицу. Прелести Алисы его совершенно не интересовали, а вот ее поведение само по себе вызывало любопытство. Если Глеб прав, и мадам коллекционирует мужиков, и если Никита все правильно понимает, его сейчас пытаются снять.

– Не хочешь угостить даму коктейлем? – продолжила Алиса. – Тут недалеко есть отличный бар.

– Я не пью.

– Неужели? Здоровый образ жизни? Ну да, заметно, такие мускулы… Не пей, даму угости.

Никита тяжело вздохнул.

– Не хотел бы показаться невежливым, но я жду Глеба Васильевича.

– Да он еще часа два тут проторчит. Ну ладно, ладно, я поняла, ты из верных. И что ты только в нем нашел? Он же трахается в одни ворота!

Ник подавился дымом от такой сентенции. Куда он, простите, трахается?

– Правда же, индюк самовлюбленный. Не сверкай на меня глазами, я люблю Глебушку как приятеля, коллегу. В жизни он зайка, и артист хороший. Но в постели – фи. Поверь, мальчик, я знаю, о чем говорю. Ты, наверное, просто мало видел, другого не пробовал. У него одни сплошные комплексы. Сзади нельзя, минет нельзя, руками его драгоценный член трогать нельзя. Раздвинь ноги и получай удовольствие. Тьфу, никакой фантазии.

Никита удивленно разглядывал дамочку. Потрясающая непосредственность! И они точно об одном и том же Глебе говорят? Или милый в постели с ним разрешил себе все, что запрещал себе с женщинами?

– Ладно, не хочешь секса, давай дружить. Жаль, конечно, я бы тебе показала небо в алмазах. Но дружба – тоже хорошо. Из геев, говорят, отличные друзья получаются.

– Я не гей, – мрачно сообщил Никита. – И Глеб тоже. Просто так получилось.

– Один раз не п..с? – хохотнула Алиса. – Ну как скажешь. И что, у вас прямо такая огромная любовь? Что ты, как декабристка, рванул за ним в Сибирь и испортил ему всю каторгу?

– В Израиль я его привез, если ты об этом, – Никита перешел на «ты», решив, что выкать при подобном стиле общения совсем уж глупо. – И видно, не зря, с кресла он встал. От трости тоже скоро избавится, я надеюсь.

– Она ему идет, можно не избавляться. Такой прям денди! Разве что на сцену с тростью никак.

– Да на сцену вообще никак, – Никита достал новую сигарету из пачки.  – Он в Москву рвется, надеется, что его там будут приглашать выступать. А не будут же.

– Почему? – изумилась Алиса.

– Ну как почему? Он же в глазах общественности теперь гей. Репутация подмочена. У нас же в моде традиционные ценности, а Глеб, само олицетворение моральной устойчивости и консерватизма на сцене, эти ценности попрал, получается. О государственных концертах теперь точно можно забыть.

– Мда, давно я не была в России, – протянула Дейс. – Даже предположить не могла, что у Глеба такие проблемы. Думала, дело только в здоровье, еще порадовалась за него, когда увидела без коляски. Слушай, но так же нельзя, он зачахнет без сцены.

Никита кивнул. Надо же, какое понимание. Или она знает Глеба лучше, чем он предполагал, или все они, артисты, одинаковые.

– Так давай ему тут концерт устроим! Для русской публики! Тут же огромное количество русских, а Глеб для них сто лет уже не пел. Я думаю, зал соберется без проблем! Ну может не тысячный, я сейчас вот больше по клубам выступаю. Но это тоже здорово, там камерная обстановка, зритель более доброжелательный.

– Доброжелательный? – протянул Ник. – Глеб Васильевич еще переживает, что зрители его теперь не воспримут. Будут думать не о том, что он поет, а о том, с кем он спит.

– Глупости какие! Глеб все тот же – комплекс на комплексе и комплексом погоняет. Точно надо устроить ему концерт. Я поговорю со своим антрепренером, а ты поговори с Глебом. Нужно обязательно вытащить его на сцену.

Не откладывая в долгий ящик, Алиса схватилась за телефон – вызванивать антрепренера. Никита же снова потянулся к сигаретам. Кто как не он больше всего хотел, чтобы Глеб оставил сцену. А теперь получается, он сам же пытается Глеба на нее вернуть. Но Алиса была абсолютно права, Глебу это необходимо.

@@@

Обнадеживать Глеба раньше времени Никита не хотел, но в то же время боялся, что любимый может ответить решительным отказом, когда Алиса уже обо всем договорится. Кто же знает, как его переклинит? Ник мучился, не зная, как поступить. По телефону Дейс своего директора озадачила, тот обещал разведать обстановку, переговорить с владельцами одного из русских клубов. Все произошло само собой.

Из студии Глеб вышел сам не свой, тяжело опираясь на трость, хотя утром шагал довольно бодренько. Никита поспешил подхватить его под локоть.

– Ты чего? Устал?

– Нет.

– Что-то болит?

– Нет.

– Поехали домой?

– Не хочу. Бери машину, поедем кассы искать.

– Какие кассы?

– Билетные, Никит. Обычные билетные кассы, в которых сидят обычные тетеньки и продают билеты на самолет. У которых проходят карточки на оплату и находятся свободные места!

Черт! А Ник думал, что его отмазки прокатывают.

– И к чему такая срочность? Что произошло?

– Ничего, меня просто достала эта страна! Здесь все по-другому, понимаешь? Я не привык так работать! Вот мы сейчас не дописали маленький кусочек до конца главы. Еще бы полчасика, и доделали бы. Так нет, время! Рабочий день окончен, и все расходятся. Им плевать, что я согласен еще поработать, звукорежиссеру и редактору тоже домой надо! А завтра шаббат! То есть мы прервемся на полуслове, а в понедельник я должен буду вспоминать ту интонацию, с которой читал. Это сложно, понимаешь?

Никита понимал. И почему Глеб злится понимал. Он привык быть главным действующим лицом, вокруг которого все вертится. Никите однажды пришлось наблюдать, как он гоняет своих музыкантов. Если Немов сказал, будут репетировать хоть до утра. А здесь так не получается. К тому же каждый шаббат для Глеба становился настоящим испытанием – в городе ничего не работало, пойти было некуда, даже магазины закрывались. Глеб страдал от безделья, не зная, куда себя приткнуть. Книги, телевизор и даже бильярд давно ему осточертели, дома он, наверное, за год уделял этим развлечениям меньше времени, чем за последний месяц. И приближение очередной субботы его злило не меньше, чем не желающие перерабатывать сотрудники студии.

– Так что хватит отлынивать, поехали за билетами. На следующей неделе мы закончим вторую книгу, в пятницу можно лететь.

– Глеб, я паспорта с собой не ношу, – заметил Никита.

– Поехали возьмем паспорта. Ник, пожалуйста, прекрати увиливать. Или я сам съезжу куплю билеты. Мне заплатили за озвучку, я вполне могу это сделать.

– Ну конечно можешь, родной, в этом как раз никто не сомневается. Просто у нас тут еще одно дело образовалось.

– Какое? Ты собрался упечь меня в очередную больницу? – вскинулся Глеб. – Куда на этот раз? В психушку, чтобы нервы не трепал?

– Ну зачем ты так? Не хотел тебе говорить заранее, но похоже, у тебя будет концерт в Тель-Авиве.

Глеб открыл уже рот, чтобы в очередной раз возразить, и закрыл его, так ничего и не сказав. Он молча смотрел на Никиту, осмысливая услышанное. Никита ждал. Да или нет?

– У меня будет концерт? Меня хотят здесь услышать?

Он нервно переложил трость из одной руки в другую. Ник спохватился, что они все еще стоят в коридоре студии, и давно пора бы Глеба куда-нибудь посадить. Он повел его вниз, ловить машину, попутно рассказывая про Алису и клуб. Глеб слушал внимательно, не перебивая, не возражая и не истеря.

– В общем, они должны перезвонить, когда обо всем договорятся, – закончил рассказ Ник, когда они уже ехали в такси.

Глеб кивнул, явно думая о чем-то своем. Он так и молчал до дома, а дома сразу сел за стол что-то писать. Дергать его Ник не решился, обед принес в комнату, поставил тарелки на свободный край стола. Заглянул ему через плечо и увидел, что Глеб составляет репертуарный лист, то вписывая, то вычеркивая песни.

– Эту им петь не надо, эмигранты не поймут, – бормотал он себе под нос. – А на эту у меня голоса не хватит. Или хватит? Надо попробовать. Так, с завтрашнего дня распевки по полной программе. И минусы, нужны минусы. Ник?

– Я…

– Ник, мне минусы нужны. Ты можешь по этому своему Интернету написать моим музыкантам, чтобы выслали?

– А мыло у тебя их есть?

– Чего?

– Ну адрес электронный.

– Зачем? Я им позвоню.

Ник закатил глаза.

– Давай лучше я позвоню, и спрошу мыло.

– И веревку, – хмыкнул Глеб. – Сообщишь, что собрался вешаться от их шефа. Слушай, а может их сюда вызвать, а? И подпевку.

– И на что? Ты же даже не знаешь, сколько тебе заплатят.

– Ой, да ну тебя! Это мой коллектив, скажу «надо» – и прилетят. И никто про деньги даже не спросит. В том и разница между ними и местными работничками. Так, и мне костюм нужен! Завтра едем покупать!

– Завтра шаббат.

Глеб заскрипел зубами.

– Значит послезавтра.

– Глеб, а что будем с тростью делать? Может, тебе на сцене барный стул поставить? Высокий такой, знаешь? На нем иногда певцы сидят перед стойкой микрофона, красиво получается.

– Какие певцы? – уточнил Глеб.

– Западные. Пресли я видел, в записи, конечно. Элтон Джон.

– Так, вот не надо мне подобных сравнений! То западные, а я советский! Постою, ничего страшного.

Никита только головой покачал. Советский он, надо же. И постоит ведь, можно не сомневаться. Только бы все получилось и концерт не отменился.

@@@

Концерт не отменился. Более того, билеты были распроданы моментально, сказалось то, что Глеб не приезжал с концертами в Израиль довольно давно, и русскоязычная публика действительно по нему соскучилась. Музыкантов и подпевку он из Москвы все-таки вызвал. Они приехали за день до концерта и поселились в самом дешевом хостеле, который Глеб им оплатил. Перелет тоже оплачивал он, и Никита подозревал, что на это ушла добрая часть заработанных записью книги денег. Оставшаяся часть была потрачена на костюм – они обошли с Глебом с десяток магазинов прежде, чем нашли смокинг, который ему понравился. Кремовый, с блестящими отворотами и жилеткой. А еще рубашка, бабочка и туфли. И все самое дорогое, отличного качества. Глеб даже не поленился найти магазин театрального грима, точнее, искал Ник, в Интернете, а Глеб же нудел над ухом, что без грима на сцену он выйти не сможет. В итоге набрали с десяток разных баночек, флакончиков, и еще целый пакет карандашей и кисточек.

Никита не возражал, не напоминал, что музыканты могли привезти из Москвы какой-нибудь из старых костюмов и все эти краски-мазилки. Он видел, как горят глаза Глеба, какой это для него праздник – готовиться снова выйти на сцену, пусть даже ночного клуба. Глеб каждое утро по часу распевался, еще час тратил на наматывание кругов по саду, и в окно Никита наблюдал, как он время от времени поднимает трость и пытается ходить без нее. Он наконец-то нормально ел, опасаясь выглядеть на сцене заморенным.

А что началось, когда приехали музыканты! Перед ними Глеб предстал с тростью, но вопросы о здоровье никто задать не решился. Или не успел, потому что Глеб стал их гонять с первой же минуты. Им предоставили сцену клуба для репетиции за день до концерта, с обеда до семи вечера, и все это время Глеб заставил их репетировать, забыв о том, что люди с самолета. Под раздачу попали все. Тут же выяснилось, что девчонки подпевки раскабанели и забыли, как надо двигаться. Клавишник забыл несколько песен, а барабаны вообще фальшивили. И в целом все распустились и нюх потеряли, судя по возмущениям Глеба.