Текст книги "Любить и беречь (СИ)"

Автор книги: Алекс Радкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Елки, что ли? – усмехнулся Глеб, прикидывая числа. – Снегурочкой будешь?

– Ну считай, что елки, только для взрослых. Нет, ну правда, Глеб, у народа десять дней праздников. Что им делать? Тупо водку пить? Мне кажется, отличное время для концертов.

– Ну а я тут причем?

– Так я тебя в пару зову. Ну тяжело же два концерта в день одной. Публика у нас с тобой похожая, отделение ты споешь, отделение я. И парочку дуэтов засандалим. Гонорар пополам, я не жадная. И потом, я ж тебе с того раза должна.

– Ничего ты мне не должна, – поморщился Глеб.

Полгода назад Ольге срочно нужны были деньги, чтобы вытащить одного из сынков из очень неприятной ситуации, а Глеб как раз «чесал» по средней полосе России. Ну и взял ее за компанию, по той же схеме, что сейчас предлагала Звягина.

– Соглашайся, Глеб!

Немов вздохнул.

– Не могу, Оленька.

– Только не говори, что занят? Ты же никогда на праздники ничего не планируешь.

– Оль, я зал не соберу. И у тебя из-за меня сборов не будет.

– С чего вдруг?

– Ты за прессой совсем не следишь, да?

Повисла пауза. Потом Ольга уточнила:

– Ты про фотки в «Гламуре»? Слушай, я еще хотела сказать, что нельзя столько пить, Глеб! Или… Постой, это правда, что ли? Ты по мальчикам пошел? Блин, я думала, ты нажрался до беспамятства.

Глеб со свистом втянул воздух сквозь зубы. Врать почему-то не хотелось. Теперь какая разница уже?

– Изначально по пьяни и было. А теперь все серьезно, Оль. Прости.

– За что? Мне какое дело? Так ты из-за этого не хочешь ехать? Ты серьезно считаешь, что бабки, которые ходят на наши с тобой концерты, читают «Гламур»?

– Слухи-то дойдут. Неужели еще нигде не перепечатали? С подробностями?

– Не знаю, честно. В тусовке что-то такое обсуждали, но ты же знаешь, я не любитель сплетен. Глеб, не страдай фигней, поехали работать!

– Не могу.

– Да почему?!

– Меня парализовало, Оль. Только никому, ради Бога.

Ольга на том конце зависла на пару секунд. А потом вопросы посыпались градом:

– Что случилось? Инсульт? Ты где находишься? Я приеду! С тобой кто-нибудь есть? У тебя деньги есть?

– Тише, тише! Доктор говорит какое-то матерное слово, я не помню. В общем, паралич на фоне стресса. Я в Израиле, как уже сказал, в Эйлате, в реабилитационном центре. Со мной Никита.

– Тот симпатичный мальчик, твой помощник? Постой, так он… Вы с ним… Ну да, фотографии же…

Глеб молча ждал, пока Ольга уложит все подробности в голове по полочкам.

– Я приеду, Глеб! Через пару дней. Что тебе привезти?

– Яду.

– Ну это непременно. И для Ромки захвачу. Скотина какая, мне ни слова не сказал, а мы ведь виделись.

– Это не его тайна. Приезжай, Оленька, я буду рад тебя видеть.

Глеб Васильевич отложил телефон в сторону и задумался. Как там Никита называл подобные признания? Слово какое-то смешное, про камин. Причем тут камины?

– Никитка?

– Мм?

Парень лежал на кровати и делал вид, что увлечен чтением. А ведь слушал их разговор, можно не сомневаться.

– Как называется, когда геи признаются в том, что они геи?

– Камин-аут.

– А причем тут камин?

– Камин? Господи, Глебушка, ты чудо. Coming out, это по-английски, признание то есть. А с чего такой интерес? Ты решил теперь считать себя геем?

– А кто я? Сейчас в России меня вся пресса так будет называть.

– К черту прессу! Ты потрясающе красивый мужчина, который случайно встретил на пути симпатичного юношу. И не смог пройти мимо.

– Ты что ли симпатичный юноша? – ухмыльнулся Глеб. – Юноша, шире меня в плечах. И сильнее в три раза.

– Да прям, сильнее! Давай устроим армрестлинг? Три тура! И проверим.

– А давай! Только смотри мне, не поддаваться!

========== Глава 4. Вечный город ==========

        Никита опасался, что после всех утренних процедур у Глеба просто не останется сил на экскурсию. Вон как его вчера выключило, почти до ужина спал, и вечер просидели в палате, сначала читали, потом боролись. Победил Глеб, разумеется, но сказать, что он очень уж поддавался, Никита не мог. У этого чертяки и правда хватка стальная. Так он еще потом гордый такой был, довольный, и потребовал себе гантели, чтобы не утратить превосходства, а то мол Ник качается, а он чем хуже? Почему нет? Пусть занимается, и для спины полезно. Никита в тот же вечер сбегал выяснил, где тут спортзал, записал Глеба, а гантели пообещал купить сразу по возвращении домой.

Он уже понял, что Глеба надо брать на «слабо», милому нужен повод проявить себя, соревнование. Вот и сегодня, прежде, чем Глеб успел заявить, что устал, Никита предложил:

– Давай перенесем экскурсию? Что-то я спал сегодня плохо, и жарко на улице, прямо никуда ехать не хочется.

Как он и ожидал, Глеб немедленно выпрямился в кресле, в котором уже начал сползать после сытного обеда.

– С чего это вдруг? Совесть есть? Здоровый мужик, хочешь лишить последнего удовольствия беспомощного инвалида? Я может с утра в ожидании!

Никита про себя усмехнулся. Что и требовалось доказать.

– Ну хорошо, поехали. Только куртку возьми, вечером в Иерусалиме может быть холодно.

Без споров покатил в номер за курткой. Никита же отправился договариваться насчет машины.

Они взяли только шофера, отказавшись от услуг экскурсовода. Глеб не любил посторонних, а Никита вполне мог рассказать и показать ему все самое интересное. Машина оказалась очень удобной, с большим багажником, куда поместили коляску Глеба. Сам Глеб с комфортом устроился на заднем сидении, привалившись плечом к Никите.

– Ну давай, рассказывай, – заявил он, едва машина тронулась.

– Что тебе рассказывать? – засмеялся Ник. – Мы еще никуда не доехали. Сейчас начнутся пески и редкие пальмы, очень интересно!

– И что? Наплети что-нибудь из истории. Как Моисей водил тут евреев.

– Он не тут водил, а в Египте. И откуда такие познания, родной?

– Понятия не имею, всплыло в памяти. Ну если рассказа не предвидится, буду к тебе нагло приставать.

Рука Глеба легла на бедра Ника в опасной близости от ширинки, а голос понизился до шепота.

– Сколько нам там ехать? Час? За час можно столько всего интересного успеть!

Никита оторопел от такой самоуверенности. В машине водитель вообще-то, пусть они и отгорожены от него непрозрачной шторкой. Он постарался поймать взгляд Глеба – вроде бы правда хочет, не изображает. Ну что ж, секс – прекрасный способ почувствовать себя живым, для Глеба это сейчас важно. А Нику что, он всегда за. Раз любимого шофер не смущает, то почему бы и нет? Секс – не секс, но доставить друг другу удовольствие можно.

Никита потянулся к брюкам Глеба, но тот перехватил его руку.

– Нет-нет! Вести буду я. Ты просто расслабься, мой хороший.

Глеб накинул на них обоих свой плед. Никита по поданному Ташей примеру нещадно ругал его за появившуюся привычку накрывать ноги, хотя и понимал, откуда она берется. Но Глеб упорно таскал плед с собой, и сейчас он пришелся как нельзя кстати. Под тканью рука Глеба могла позволить себе любые шалости. Медленные движения сменялись быстрыми и уверенными, но стоило Никите начать толкаться в ласкающую его руку, Глеб замедлял темп, кончики пальцев едва касались возбужденного члена.

Руки у Глеба были мягкими и теплыми, самыми нежными, самыми любимыми на свете. Но их Никите уже становилось мало. Он прижимался к Глебу всем телом, вдавив его в спинку сидения, целовал упрямые губы и колючий подбородок – щетина до сих пор отрастала у него очень быстро, после обеда он начинал колоться, а к вечеру щеки уже явственно отливали синевой. Раньше, если вечером был концерт или съемка, Глебу приходилось бриться дважды в день.

Никите хотелось хоть немного отомстить за свои мучения, завести Глеба, чтобы тот сам был заинтересован в скорой развязке, чтобы не был так садистски спокоен и нетороплив. Никита тщетно пытался добраться до любимого тела, но на Глебе было сто одежек – и футболка, и олимпийка, и еще легкая куртка сверху. Ну да, сам просил одеться потеплее, да и мерзнет он, практически не двигаясь. Но не подберешься же!

– Ты садист, Глебушка, – шипел Никита, тщетно пытаясь ускорить темп. – Мы так доедем быстрее, чем ты… Оу… Черт…

– Так нравится? – хищно ухмыльнулся Глеб. – А вот так? Если чуть ниже? Да-а, нравится. Ты ж мой котенок. Ну давай уже, можно.

Он крепко сжал руку и сделал несколько быстрых движений. Никита впился ему в шею, чтобы не издать лишних звуков. Зато застонал слишком сильно укушенный Глеб.

– Прости, родной. Но ты сам виноват, – спустя пару минут блаженства пробормотал Ник. – Ну и что теперь делать?

– Ты о чем? – и ресничками так невинно хлопает!

– Ну… Эээ… Я о последствиях… Плед теперь в мусорку.

– Сейчас прямо, в мусорку. В химчистку. Мой любимый плед.

Пока Никита кое-как приводил себя в порядок с помощью пледа и нашедшихся в рюкзаке влажных салфеток, Глеб с невозмутимым видом рассматривал окрестности, повернувшись к окну.

Застегнув джинсы, Никита придвинулся ближе:

– Эй, любитель экстремального туризма! Не желаешь поменяться ролями?

– Вечером, когда вернемся. У меня далеко идущие планы.

Теперь уже усмехнулся Никита, хорошо понимая, в каком состоянии они вернуться.

@@@

Уже первая остановка на Масличной горе подтвердила опасения Никиты, что работники экскурсионного бюро при центре несколько преувеличивали доступность Иерусалима для колясочников. Пандусы были далеко не везде, и несколько раз Нику пришлось попыхтеть, перетаскивая коляску через очередной порожек. Каждая такая ситуация заставляла Глеба мрачнеть. И все-таки, когда он увидел Иерусалим с горы, посветлел лицом, положил локти на перила, немного подтягиваясь, чтобы был лучше обзор.

– Красиво, правда?

– Очень!

И надо же было, чтобы именно в этот момент прямо над ухом раздалось:

– Ой, это же Глеб Немов!

Глеб вздрогнул и совершенно по-детски попытался вжать голову в плечи. Никита обернулся. На них неслась белокурая дамочка неопределенного возраста в какой-то жуткой короткой юбке розового цвета и салатной кофточке с огромным вырезом, в котором явно просматривался бюст пятого размера. Но хуже всего было то, что следом за ней к ним спешило еще человек пять. Видимо, они нарвались на экскурсионную группу из России.

Никита запоздало вспомнил, что обещал Глебу кепку и темные очки. Очки остались в машине, кепку вообще забыли в номере. И теперь приближалась катастрофа.

– Ой, а можно с вами сфотографироваться? И автограф, для мамы!

Глеб вцепился в подлокотники. Его уже обступили со всех сторон. Любопытные глаза скользили по коляске, по неподвижным ногам, по Нику. Кто-то доставал фотоаппарат, кто-то тянул Глебу ручку и блокнот. А кто-то уже снимал Глеба на телефон.

– Не надо, пожалуйста, – пробормотал Глеб, отталкивая блокнот. – Я не Немов, вы обознались.

Голос тут же его выдал, конечно. Защелкал затвор фотоаппарата. Дамочка в розовом попыталась устроиться рядом с Глебом, чтобы попасть в кадр. И тут Никита окончательно пришел в себя.

– А ну-ка разошлись, пока я полицию не позвал! – рявкнул он, выдергивая фотоаппарат у новоявленного папарацци. – Вы приехали Израилем любоваться? Любуйтесь! Немов вам что, дрессированная собачка в цирке?

– Ты кто такой?

– Отдай камеру!

– Он народный артист, пусть общается с народом!

Недовольные реплики посыпались градом. Никита быстро стер фотографии и сунул камеру владельцу.

– А я видела этого парня в журнале! – вдруг взвизгнула дама в розовом. – Они же с ним педики! Точно, это он! Фу, какая гадость!

– Значит, автограф вам уже не нужен? Отлично! Тогда мы поехали! Приятного отдыха, – процедил Ник, берясь за ручки коляски.

Ему очень хотелось кому-нибудь съездить по морде, но Глеба надо было срочно отсюда увозить. Любимого и так трясло. Но хуже всего, что по щекам у него текли слезы. Глеб их даже не замечал. Он вообще смотрел прямо перед собой окаменевшим взглядом. Черт! Черт! Черт!!! Погуляли! Развеялись! Все, Никита Иосифович, сегодня ночью тебе опять не спать, будешь караулить свое сокровище, чтобы он еще чего не натворил.

Они добрались до машины, Никита помог Глебу перелезть, убрал коляску, сел рядом. Заставил Глеба повернуться к себе лицом. Сначала вытер слезы ладонью, потом собрал остатки губами, прижал к себе.

– Успокойся, родной мой. Это всего лишь бздыхи. Они не стоят того, чтобы обращать внимание.

– Кто они?

Незнакомое слово вывело его из ступора.

– Бздыхи. У нас в Одессе так отдыхающих называли. Не совсем нормальные люди, солнышком пришибленные. Знаешь, в своих городах они порой прилично себя ведут, а на отдых приезжают и последние мозги теряют, в хамов превращаются.

– Они мои зрители, Ник…

– Да какие зрители?! Ты для них вроде обезьянки, еще один объект, с которым можно сфоткаться, чтоб потом друзьям показать. Они твои песни даже не знают. Это не твои поклонники. Люди, которые тебя по-настоящему любят и ценят, побоялись бы подойти и тебя потревожить. И точно не снимали бы исподтишка. Поехали в магазин, купим кепку, и больше тебя никто не узнает. Ты только не убеждай людей голосом Немова, что ты не Немов, ладно?

– Я не хочу никуда. Поехали домой.

– Нельзя, солнышко. Водиле за все заплачено. У нас с тобой не так много денег, чтобы швырять их на ветер. И вообще, ты позволишь бздыхам испортить нам экскурсию? Я для тебя еще сюрприз приготовил.

– Сюрприз? Сюрпризов мне и не хватает.

Но в магазин они все-таки поехали. Кепку не нашли, купили бандану на голову и арафатку из плотной ткани вместо пледа – прикрыть ноги. Никита уступил, решив, что стрессов на сегодня с Глеба хватит. Заодно зашли в кафе рядом с магазином, взяли какую-то местную сладость из козьего сыра с медом и фисташками, горячего чаю. Глеб ел, и это было хорошим знаком. А вот сгорбленная спина и опущенные плечи – плохим. Постоянно хотелось его обнять, защищая от всех несправедливостей этого мира.

@@@

– Вот это – Голгофа! – преувеличенно бодро заявил Никита, когда они в очередной раз повернули и оказались на довольно просторной площадке. – Прямо перед тобой – Храм гроба Господня.

– Где?

– Кто где?

– Голгофа где?

– Вот, прямо перед тобой.

– Издеваешься, да? Голгофа – это гора! А здесь ровно. Скажи честно, тебе лень толкать коляску в гору.

– Чудо ты мое. Две тысячи лет прошло! Сровнялась горка-то! Давай-ка поторопимся, займем очередь в храм, а то нас толпа китайцев нагоняет, а они как саранча, размножаются на ходу. С ними мы до вечера простоим.

– Тут еще и очереди? За колбасой, что ли?

– Ну а как ты хотел? Сюда едут паломники со всего мира.

Никита пристроился в конец очереди, Глеб припарковался рядом. В черном с белым узором платке и очках вид он имел совершенно бандитский, чем немало забавлял Никиту. Но зато его больше никто не узнавал.

– А нас туда вообще пустят?

– Глебушка, ты чего? Как могут в храм не пустить?

– Ну не знаю. Может не стоит? Мы вроде как грешники. Еще рухнет он на нас…

– Ага, грешнее тебя тут отродясь никого не бывало. Угомонись уже. Первый раз слышу, что любить – это грех. Я все-таки надеюсь, у нас любовь, а не этот… Как его? Блуд, вот!

– Да и блуда в моей жизни хватало, – задумчиво произнес Глеб, рассматривая что-то на стене. – Ник, а это что за лестница? Стремянка какая-то. У них что, ремонт?

– А, эта. Нет, она тут уже кучу лет стоит, никто убрать не может. Тут же все святое, неприкосновенное. Вот какая из конфессий, служащих в храме, должна ее убирать? Католики, армяне, копты? Непонятно! Так и стоит.

Глеб хотел еще что-то спросить, но в этот момент рыжеволосый мужчина перед ними заметил коляску и начал что-то объяснять по-английски своим спутникам. Все как один закивали, одобрительно улыбаясь Глебу. Глеб напрягся.

– Что опять происходит?

Рыжий начал сбивчиво объяснять, помогая себе руками.

– Они нас пропускают без очереди, – перевел Никита. – Говорят, ты замерзнешь, тут ветрено.

– Да ну, ты чего…

– Не обижай людей. И они пропускают человека, а не артиста, как артиста они тебя точно не знают, так что не комплексуй. Поехали.

Никита поблагодарил туристов и покатил коляску ко входу.

Оказавшись внутри, Глеб ожидаемо испытал шок – слишком непохоже все это было на привычные в России храмы, слишком масштабно, людно и шумно. О чем он незамедлительно сообщил Нику.

– На втором этаже поспокойнее, но туда мы пойдем в следующий раз, когда ты встанешь, – Никита намеренно старался говорить «когда», а не «если». – А сейчас давай купим свечки и поставим за твое здоровье.

– Где купим?

– Да прямо тут, видишь, народ где толпится? Там уже освященные свечи, иконы и прочая атрибутика. Правда, дороже, чем на улице, зато не отходя от кассы, так сказать.

– Они что, в храме торгуют?

– Ну да. Удобно, правда?

– А это не грех?

– «Дом отца моего – не место для торговли» – сказал Иисус и изгнал торговцев из храма, – задумчиво процитировал Никита. – Как видишь, ненадолго изгнал. Да ладно, в России то же самое.

– Не знаю, я в России по храмам не хожу. Я вообще как-то не очень к этому всему…

Глеб замялся.

– Я тоже. Но быть в Израиле и не посетить это место – неправильно, согласись? Родной, побудь тут, чтобы в толпу не лезть. Я куплю свечки и вернусь.

Глеб кивнул, хотя в глазах отчетливо читалась неуверенность. В этом большом, холодном и мрачном помещении ему явно было не по себе.

Никита быстро вернулся.

– Ну все, пошли ставить. Главное, не перепутать, куда за здравие, а куда за упокой.

– Очень смешно!

У икон Глеб замолчал, думая о чем-то своем. Никита же поймал себя на том, что, кажется, первый раз в жизни о чем-то просит у Бога. Хотя в храмах бывал много раз – в детстве мать постоянно таскала его с собой. Он послушно ставил свечки, ни о чем не задумываясь, просто делая соответствующее ситуации серьезное лицо. В Москве с Ташей пару раз на то ли пасхальные, то ли рождественские службы ходил, по приколу и за компанию. Он всегда полагал, что человек сам вершит свою судьбу, и глупо просить высшие силы, если ничего не пытаешься изменить. И вот первый раз он не может надеяться на себя, и вынужден просить. Только чтобы жил. Хорошо бы, чтобы еще и был здоров. А все остальное – такие мелочи…

Поставленные им свечки горели ровно. Это хорошо, говорят. Кто на самом деле знает, как хорошо…

– Ник…

Так, пять минут покоя закончились.

– Что, солнце?

– А там что за камень?

– Пошли посмотришь. Это плита, на которую возложили тело Христа после распятия.

– А почему столько народу? И все с сумарями.

– Тут заряжают иконы, кресты, свечи освящают и так далее. Хочешь, твой крестик освятим?

– Не надо, Никит, я и не расстегну его. Это просто память о маме для меня, поэтому и ношу.

– И для меня память, – пробормотал Никита, вспоминая, как именно по этому крестику понял, что Немов ему не приснился в ту самую первую ночь. С этого и начались их отношения. Господи, кажется, это было так давно.

– А зачем на эту плиту тряпки кладут?

– Не тряпки, платки. Считается, что камень мироточит, вот и собирают драгоценную миру.

– Считается?

– Ну да, вообще-то служители каждый день натирают камень бальзамом, остатки которого и оседают на платках паломников.

– Но это же обман!

– Почему? Кто-то утверждал, что камень именно мироточит? Нет. Сами собрали, сами решили. Какая разница? Главное, чтобы людям помогало. Ну что, набрался благодати? Поехали на выход?

Никита заметил, что Глеб начал ерзать в кресле. И правда слишком много впечатлений на сегодня. А им еще в одно место нужно успеть.

Когда они добрались до Стены плача, уже начало смеркаться. Но здесь было как всегда людно. Ортодоксы били поклоны и читали молитвы, время от времени присаживаясь на заботливо расставленные у стены пластиковые стулья отдохнуть. Туристы совали записки со своими желаниями в расщелины.

– Так, мальчики налево, девочки направо, – Никита сориентировался и направил коляску в нужную сторону. – Записку будешь писать?

– Кому? Ему?! – поразился Глеб.

– Угу. Все пишут. Есть у тебя заветное желание?

– Ну… В принципе…

Никита порылся в своем дорожном рюкзаке и выудил огрызок бумажки и ручку.

– На, пиши.

– Очки…

– Кто бы их взял. Пиши крупно.

Подглядывать Никита не собирался, но он стоял за спиной Глеба, а писал любимый крупными, слегка корявыми из-за отсутствия очков буквами. Хватило мимолетного взгляда, чтобы прочитать: «Пусть Ник всегда будет рядом». И пришлось закусить губу, чтобы не выдать себя. И украдкой вытереть глаза. Стараться держаться за Глебом, пока тот, пыхтя от старательности, сворачивал бумажку в тугую пульку.

Протиснуться к Стене между оккупировавшими пространство ортодоксами было не так просто, и коляску пропускать они не спешили. Но Никита довольно бесцеремонно растолкал парочку, выслушав что-то явно нелестное на иврите в свой адрес. Плевать. Глеб запихнул бумажку в подходящую расщелину, довольный как слон. И только потом спохватился:

– Никит, а ты?

– Что я? Я обо всем уже в храме попросил.

– У тебя одно заветное желание, что ли?

– Нет. Но второе уже исполнилось. Поехали, солнышко, становится совсем темно и холодно.

В машине Глеб почти сразу уснул, прижавшись поплотнее к Никите, устроив голову у него на плече. Никита прикрыл любимого не очень чистым пледом, так и валявшимся в машине, утайкой коснулся губами сомкнутых век. Правда спит. Вот такое его странное счастье. Признавшееся сегодня в том, что любит. Как умеет, пусть с оттенком эгоистичности, но любит. Не просят люди у Стены плача о случайных увлечениях и мимолетных желаниях. В Вечном городе поневоле становишься серьезным и четко осознаешь, что лично для тебя важнее всего. Наверное, потому, что здесь остро чувствуешь дыхание Времени.

========== Глава 5. Ульяна Громова ==========

        Поездка в Иерусалим так утомила обоих, что на следующий день они едва не проспали массаж. Глеб вообще подбивал Никиту прогулять его и сразу отправиться на завтрак, но Ник не поддался – вытолкал свое сонное сокровище из постели и повез лечиться. В бассейне сегодня никто не резвился, Глеб вяло плавал вдоль бортика, судя по всему, мечтая быстрее вернуться в номер. Глядя на него, Никита даже засомневался, не переборщил ли он с прогулками, но вспомнив, как светились неподдельным интересом вчера глаза Глеба, как загадывали желания и дремали друг у друга на плече в машине, решил, что все было правильно. Еще пару дней отдохнет, и надо свозить его в Вифлеем. Или по Эйлату покататься, тут тоже много интересных мест.

Оставив Глеба в грязелечебнице и условившись, что на магнит тот съездит сам, Никита пошел покурить и прогуляться до ближайшего магазина – на территории центра был только один маленький ларек, где ничего толкового не продавали, а Нику были нужны сигареты и что-нибудь сладкое на вечер. Часам к одиннадцати Глеба обычно надирало попить чаю, а у него чай без печенек-шоколадок-пироженных – это деньги на ветер.

На своих двоих Никита пересек парк за пять минут, если не петлять по проложенным дорожкам, а идти по газонам, получается гораздо быстрее. На выходе он обратил внимание на странную делегацию, о чем-то спорящую с охранником на корявом, явно не родном английском. Две девушки, на вид лет восемнадцати-двадцати, пытались пройти к кому-то из пациентов реабилитационного центра. На сестер девушки никак не тянули: одна высокая блондинка, почти модельной внешности, с выдающимся бюстом, в ярком сарафане, на каблуках. Вторая маленькая, брюнетка, одетая и подстриженная под мальчика. И обе держали в руках по роскошному букету и по здоровой сумке. Все вместе это явно настораживало охранника, и он упорно стоял на своем:

– Позвоните вашему родственнику, пусть вас встретит!

– Интересные у вас порядки! – возмутилась брюнетка, с трудом подбирая слова и путая времена. – То есть больные люди на колясках должны ездить встречать здоровых?!

Охранник выдал долгую тираду о правилах внутреннего распорядка, которую девушки явно не поняли.

– Чего он от нас хочет? – по-русски обратилась одна к другой.

– Хрен его знает! Может, денег?

Никите стало жалко незадачливых посетительниц, он остановился.

– Охранник пытается вам объяснить внутренний распорядок центра, – пояснил Ник. – Ваш родственник должен либо встретить вас, либо заказать на ресепшн пропуск для посетителей. Проще всего позвонить ему сейчас.

– Мы не можем ему позвонить, – поджала губы брюнетка, даже не обернувшись. – Он нам телефона не давал.

– Спасибо! – добавила блондинка, улыбнувшись Нику и явно пытаясь смягчить резкость подруги. – Жалко, конечно. Куда это все девать теперь?

Она указала на сумки и букеты.

– Полицейское государство! – продолжила брюнетка. – У нас все было бы гораздо проще. Дал денег – и иди куда хочешь.

Она наконец перестала буравить взглядом охранника и подняла глаза на Никиту.

– Ой!

Сумка из разжавшейся руки выпала и ударилась об землю с глухим стуком.

Девушка попятилась от Никиты, как будто увидела приведение.

– Ла-арк! Эт-то он. Эт-то вы…

– Кто он? Уль, что с тобой? – растерялась блондинка.

– Мы знакомы? – удивился Никита, подбирая сумку. – Ого, у вас тут кирпичи, что ли?

– Книги, – машинально поправила Уля. – Детективы, про сыщика Гурова. Он любит. И сладенькое.

Все чудесатее и чудесатее! Сладенькое? И сыщик Гуров? Никита начал о чем-то догадываться.

– Вы ведь Никита, да? – пробормотала Уля, стараясь не смотреть ему в глаза. – Никита Тайлевич?

Поразительная осведомленность! Никита осторожно кивнул.

– В точку. И откуда вы меня знаете?

– Вы … э-э… Помощник Глеба Васильевича. Разумеется, я вас знаю.

– Интересно! А вы так и не представились! – Никиту ситуация уже начинала забавлять.

Блондинка строила ему глазки, а брюнетка так мило смущалась. Судя по краске на щеках, она даже была в курсе, что он не просто помощник. И если он правильно понимал, кто перед ним, девушки сейчас должны были не смущаться, а кидаться выцарапывать ему глаза.

– Меня зовут Ульяна. Громова. Родители пошутили, на свою голову. Это Лариса. Мы приехали из Москвы, сегодня прилетели. Хотели вот оставить, для Глеба Васильевича, поддержать… Вы не могли бы ему передать? Цветы и гостинцы вот…

Голос становился все тише и тише, конец фразы Никита еле расслышал. И понял, что совсем ничего не понял. Из Москвы приехали. К Глебу. Поклонницы. Тут все понятно. Ну за исключением того, откуда они вообще узнали, что Глеб здесь. Пресса же не могла ничего написать о его болезни? Никто же не знает, кроме своих. А эти не просто знают, они еще и адрес нашли. Цветы приволокли, с книжками и сладеньким. Никита взглянул на букеты и помрачнел. Даже он не знал до юбилея, что Глеб не любит розы, и если уж дарить ему цветы, то полевые. А эти две мелкие засранки приволокли именно ромашки и васильки. И где только достали? Можно не сомневаться, что в сумках именно те конфеты и печенье, которые ест Глеб. С книжками они угадали стопроцентно. Только вчера Глеб ворчал, что ему не нравится читать с планшета, что он любит «нормальные» книги. И серия про Гурова у него самая любимая.

Приехать вот так, в никуда, за хрен знает сколько километров. Сумочку передать… И что это? Сумасшествие или особая форма преданности? Где они только деньги взяли на такое предприятие? И что с ними теперь делать?

– Ну пошли, – вздохнул Никита. – Проведу вас к Глебу Васильевичу. Он сейчас на процедурах, но через полчаса должен освободиться.

– Нет!!!

Сказано было хором и так громко и уверенно, что Ник опешил. Почему нет? Разве не для того, чтобы увидеть своего ненаглядного Немова, они сюда ехали? Не из-за этого спорили с охраной?

– Вы не хотите встречаться с Глебом Васильевичем? – осторожно уточнил он.

– Нет. Мы только гостинцы передать… Думали, через сестру какую, или под дверью оставить…

Под дверью. Мда.

– Но почему? Я же вас проведу! Я не могу гарантировать, что Глеб Васильевич будет гостеприимен и любезен, он вообще последнее время не очень в настроении. Но автографы-то даст, я думаю. Вот фотографироваться с ним сейчас не стоит.

– Я знаю, – кивнула Ульяна. – Он не станет с нами общаться. Сейчас тем более. С поклонниками нельзя общаться, их нельзя приближать к себе.

Последнюю фразу она проговорила как какую-то заученную мантру. И в ней без труда опознавалось авторство Глеба. У Никиты голова пошла кругом. Дурдом какой-то. То есть эти девушки прекрасно отдают себе отчет, что для Глеба они всегда будут людьми второго сорта только потому, что любят его ненаглядного? Ну или его творчество? И это их не останавливает?

– Пошли, – он решительно отобрал у девчонок сумки и подтолкнул их ко входу. – Не съест вас Глеб Васильевич. Я прослежу.

По глазам девчонок было видно, как боролись страх (вдолбленный самим же Глебом, не иначе) и желание увидеть кумира, вполне понятное и объяснимое.

@@@

По дороге в номер Никита пытался вспомнить, в каком виде они оставляли помещение утром, и можно ли вести туда посторонних. Благо, у них двухкомнатный люкс, в гостиной ничего лишнего быть не должно, хотя кто знает? С Глеба станется где-нибудь оставить не только грязные чашки или огрызки печенек, но и какой-нибудь интимный предмет гардероба.

К счастью, в комнате был относительный порядок. Глеб еще не вернулся, и Никита, усадив девушек на диван, занялся чаем. Ульяна распаковала сумки, и на столе, как Никита и предполагал, появились курабье, «Птичье молоко», гадкие на его вкус, но нежно любимые Глебом «Вагон Вилс» и еще с десяток наименований сладостей. Лариса расставляла чашки и помогала заваривать чай. Он Никиты не ускользнуло, как внимательно девчонки рассматривают интерьер, словно пытаясь запечатлеть его в памяти. А ведь это всего лишь казенный номер, пусть и «осененный присутствием» их драгоценного Немова. Как психологу Никите даже стало любопытно поведение поклонниц. Тем более, поклонниц его Глеба, как-то очень отличающихся от остальных, насколько он мог судить. Чего только стоили их напряженные взгляды, бросаемые время от времени на дверь. Они же боятся появления Глеба!

– Так как вы узнали, что Глеб Васильевич здесь? – нарушил Никита уже ставшую неловкой тишину. – Я надеялся, хотя бы это в газеты не попадет.

– И не попало, пока, – уточнила Ульяна. – Мы тоже надеемся, что не попадет. Звягинские сказали, что их Ольга едет навестить Немова. Ну я выспросила подробности. В личке, конечно, так что ни на каких сайтах это не засветится.

– Звягинские?

– Поклонники Ольги Звягиной. Мы дружим Вконтакте. Мы вообще все между собой общаемся, поклонники артистов одного клана. Ольга со своими в хороших отношениях, иногда сама в Сеть выходит, дает информацию о выступлениях. Иногда даже билеты им оставляет.

В голосе Ульяны прозвучала явная зависть. Никита потряс головой, пытаясь утрамбовать полученную информацию. Весь этот мир был для него совершенно непонятен и незнаком. Личка какая-то, кланы, Вконтакте, «Звягинские». Сидят перед ним две молодые симпатичные девушки. Зачем им это все? Мальчиков бы им хороших, чтобы дурью не маялись. Не мотались за стареньким дедушкой на край света. Мда, а сам-то… Да нет, ну тут вообще сравнивать нельзя. Он не девушка… И у него не такая охрененная разница в возрасте с Глебом. И вообще, он любит Глеба, Глебушку. А эти – артиста Немова.