Текст книги "Обряд перехода"

Автор книги: Алекс Паншин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Я начала было протестовать, но она повернулась и ушла, довольная, словно ей дали пирожок. Но я чувствовала, что виновата сама. Не в том было дело, что я сказала и как, а в том, что вообще потеряла над собой контроль, выпустив наружу не самые лучшие свои качества. Нельзя топтать людей и не получать от них сдачи.

На том, однако, не кончилось. Зена не преминула распустить повсюду сплетни, переврав при этом мои слова, добавив от себя всевозможные комментарии, описывающие Зенино благородство и Зенину же объективность, и находились ребята, готовые слушать ее и верить ее россказням. А почему бы и нет? Они не знали меня. А мне было все равно, Гео-Куод для меня ничего не значил.

К тому времени, когда я поняла, что совсем не права, оказалось, что меня изящно задвинули в угол. У меня было несколько врагов – пожалуй, даже больше, чем несколько, – и немало нейтральных знакомых. Но друзей у меня не было вообще.

Главная причина, по которой мне было трудно представить себя вне Корабля, заключалась в том, что колонисты – грязееды – слишком отличались от нас. В основном они были крестьянами, фермерами; люди такого сорта лучше всего приспособлены для выживания на планетах-колониях, местами весьма опасных. С другой стороны, мы, люди на Кораблях, по большей части имеем техническое образование.

Наверное, мы могли бы присоединиться к ним, когда была уничтожена Земля, как, собственно, и было запланировано в те времена. Но сделать так – означало бы перечеркнуть лучшую часть пятитысячелетнего прогресса. Наука требует времени, а работая целый день лишь для того, чтобы иметь возможность делать то же самое завтра, вы никогда не выкроите лишней свободной минуты. Именно поэтому мы никогда не покидали Корабля, и на остальных Кораблях действовал тот же закон.

Если нам что-нибудь было нужно от планет-колоний, мы продавали им кое-что из тщательно хранимых нами все эти годы знаний, а в обмен получали сырье. То, что есть у них, – на то, что есть у нас. Это – справедливый обмен.

Я уже говорила: мне легче удавалось справляться с вещами, чем с людьми. Попав из интерната в Альфинг-Куод, я перезнакомилась там со всеми. Мне казалось, что я поселилась там навсегда, я пустила корни… Можно выразиться иначе: я вонзила когти и изо всех сил вцепилась в милую, беззаботную жизнь. Но потом мы переехали в Гео-Куод – и тут-то мне пришлось встретиться лицом к лицу со множеством новых людей. Вряд ли мне удалось пройти это гладко, но я смогла это сделать, потому что они были людьми с Корабля. Людьми нашего типа. Но жители планет не похожи на нас. Почему-то мне кажется, что я смогла бы принять душой Землю, смогла бы понять и принять тех, кто сумел превратить в Корабль астероид объемом шесть тысяч кубических миль. Они раскололи его на две половинки, вырезали сорок или пятьдесят процентов скальной породы из обеих частей, оставив необходимое для конструкции, и затем – снова сложили половинки вместе, начинив предварительно оборудованием. И все это было сделано за один год. Эти люди казались мне фантастическими чудотворцами, и больно было думать, что они увенчали весь этот триумф науки, взорвав сами себя. Но то – Земля, не грязееды.

Было второе воскресенье после того, как мы покончили с переездом в Гео-Куод. Я читала у себя в комнате книгу, когда в дверь постучал Папа. Пришлось книгу отложить.

– Какие у тебя планы на следующий уик-энд, Миа? – спросил он.

– Никаких, – ответила я. – А что?

– Есть у меня одна идея. Она должна тебе понравиться.

– Да?

– Я только что разговаривал с координатором снабжения… Нам понадобится сделать остановку для торговли, в конце недели мы подойдем к планете Грайнау. Совет поручил заключить сделку мне. И я подумал, что тебе захочется съездить со мной.

Ему следовало бы знать, что этого мне лучше не говорить. Тряхнув головой, я сказала твердо:

– Вряд ли мне захочется увидеть грязеедов.

– Не употребляй этого слова, – бросил Папа. – Может быть, они и первобытные, но все-таки люди. Ты бы удивилась, узнав, чему можно у них научиться. Мир не ограничивается Куодом. Он не ограничивается и Кораблем тоже.

Сердце у меня заколотилось, но ответила я спокойно:

– Спасибо, но меня это не интересует. – И я снова взялась за книгу.

– Подумай хорошенько, – сказал Папа настойчиво. – Через двадцать месяцев тебе предстоит одной высадиться на планете, населенной людьми вроде этих. Тебе придется приложить все усилия, чтобы жить с ними рядом – и выжить. Если ты не можешь заставить себя выдержать их присутствие сейчас, то что ты будешь делать тогда? Ты просто обязана над этим задуматься.

Я замотала головой, но потом вдруг не выдержала.

– Мне интересно! Но я боюсь!.. – воскликнула я со слезами на глазах. – И все?

– Что значит «и все»?

– Извини, – сказал Папа. – Я не хотел, чтобы это так прозвучало. Я понимаю, предложение тебя испугало. Большинство планет-колоний – неприятные места по меркам любой цивилизации. Я имел в виду вот что: это единственная причина твоего нежелания ехать?

– Да, – ответила я. – Но не планета пугает меня. Люди.

– О, – произнес Папа. Он вздохнул. – Знаешь, примерно этого я и опасался. И на переезд решился в основном потому, что, по-моему, ты слишком зависела от Альфинг-Куода. Ты жила в очень уж тесном мирке. Но главная беда в том, что ты веришь в реальность лишь тех фактов, с которыми знакома лично, из первых рук. И если бы я взял тебя с собой на Грайнау, если бы я показал тебе там что-нибудь новое, интересное, и ты бы увидела, что это новое вовсе не отвратительно, я уверен, ты преодолела бы свой страх.

– Ты ведь не собираешься заставить меня ехать, правда? – в отчаянии спросила я, чувствуя, как от этого самого страха желудок мой выворачивается наизнанку.

– Нет. Я не заставлю тебя ехать. Я никогда не буду принуждать тебя что-либо делать, Миа. Но скажу тебе, – тут Папа вдруг резко изменил тон, – что если ты поедешь, если ты отправишься со мной в этот уик-энд на Грайнау, я обещаю тебя разморозить. Как насчет этого?

Против воли я улыбнулась, но покачала головой.

– Подумай, – сказал Папа. – Надеюсь, ты изменишь свое решение.

Он ушел, и у меня осталось ощущение, что он разочарован. Меня тоже вдруг захватило чувство подавленности. Я ужасно жалела себя. Вот, представляла я, ты вцепилась в свой безопасный мирок, изо всех сил стараешься удержаться, но оказывается вдруг, что это запрещено, и Папа, один за другим, отрывает твои пальцы. Это бы еще ничего, если бы он не питал надежд, что я отпущу их сама.

Не зная – зачем, я отправилась в Альфинг-Куод. Мне почему-то казалось, что там мне будут рады такой, какая я есть. Доехав в челноке до Четвертого Уровня, я пересела в поперечный челнок до Альфинг-Куода.

Первым делом я зашла в нашу старую квартиру, открыв дверь ключом, который уже давно пора было сдать. Квартира была абсолютно пустой – ни мебели, ни книжных полок, ни самих книг. Я бродила из комнаты в комнату, и все они казались мне одинаковыми. Квартира не была больше домом – вещи, делавшие ее жилой, исчезли, и она превратилась в еще один пустой уголок жизни. Очень скоро я оттуда ушла.

Выходя, я увидела в коридоре миссис Фармер. Она смотрела на меня и, несомненно, заметила в моих руках ключ, которого мне не полагалось иметь. Мы с ней никогда особенно не ладили – миссис Фармер считала долгом чести донести Папе, если я делала то, что она никогда не позволила бы своему Питеру. Хотя иногда Папа мне это специально разрешал. Папа всегда вежливо выслушивал ее доносы, потом закрывал дверь и забывал обо всем.

Сейчас миссис Фармер смотрела на меня, но ничего не говорила.

Потом я вышла во двор Куода, и, так как там не было ни души, отправилась в Общую Залу. Странно, но я чувствовала себя чужой в этих знакомых коридорах. Мне даже захотелось пойти на цыпочках, ныряя за угол при виде встречных людей. Они ведь могли меня узнать. Я ощущала себя незваным гостем, а это совсем не похоже на чувство возвращения домой. Альфинг-Куод превратился для меня в неуютное место.

Шум, производимый ребятами в Общей Зале, я услышала еще на подходе. На минуту я задержалась – мне нужно было собраться с духом, прежде чем туда войти. Общая Зала не просто одно большое помещение. Это целый комплекс комнат: гостиная, библиотека, две комнаты для игр, учебная комната, комната для занятий музыкой, для прослушивания музыки, маленький театр и кафе. В кафе-то я и ожидала встретить своих друзей.

Кажется, это был мой день встреч с Фармерами, потому что пока я стояла у двери, она вдруг открылась, и из Залы вышел Питер Фармер. Он не принадлежал к числу симпатичных мне людей, мать держала его в ежовых рукавицах, и это накладывало отпечаток, но я не видела причин быть с ним недружелюбной.

– Привет, – поздоровалась я.

Питер удивленно уставился на меня, потом произнес:

– Что ты здесь делаешь? Моя мать так радовалась, что ты уехала… Ты подавала всем плохой пример…

Я посмотрела ему прямо в глаза и ответила:

– Как ты можешь говорить такое, Питер Фармер? Я только что встретила твою мать, она была очень мила со мной. И она, кстати, просила передать, если я тебя увижу, что тебе пора домой.

– Врешь, ты не встречалась с моей матерью!

– О, отнюдь, – бросила я и вошла в Общую Залу.

Есть четкая социальная граница между ребятами старше четырнадцати лет и теми, кто младше. Будучи полноправными гражданами, старшие имеют определенные привилегии, и они сразу же дают младшим это понять. В Общей Зале, куда ходят и те, и другие, у старших есть свое место, у младших – свое, и, хотя между ними нет никакой существенной разницы, «взрослое» место имеет какую-то особую привлекательность, коей лишено «младшее».

Я отправилась в наш угол, где собирались мои друзья.

За одним столиком сидели Мэри Карпантье, Вени Морлок и еще несколько ребят.

– Эй, привет, Миа, – сказала Мэри, увидев меня. – Садитесь. Что ты тут делаешь?

– Решила просто нанести вам визит, посмотреть, как вы здесь живете, – ответила я, усаживаясь за столик. Конечно, я не собиралась им сообщать, как несчастлива я была в Гео-Куоде, – только не при Вени, слушающей каждое мое слово и готовой в любой момент закричать «аллилуйя!». – Привет всем!

– Ну и ну, Миа, – сказала Мэри. – Не ждала я, что ты к нам вернешься. Почему ты мне не позвонила и не сказала, что приедешь?

– Это был своего рода экспромт.

– Ну, приятно с тобой увидеться. А как тебе нравится на новом месте? – С этим полный порядок, – ответила я. – Привыкаю к обстановке. Еще не со всеми встретилась и не везде побывала.

– Ты все еще сходишь с ума, бродя по тамошним воздуховодам? – спросил один мальчик.

– Нет, до них я еще не добралась. Но скоро собираюсь.

– В какой Куод ты переехала?

– В Гео-Куод, – ответила за меня Мэри.

– Это ведь на Пятом Уровне, верно? – спросил другой мальчик.

– Да, – подтвердила я.

– А, да, – встряла Вени, – помню. Слышала я об этом Куоде. Это там, где живут всякие придурки.

– Ты же знаешь, что это не так, Вени, – самым слащавым голосом ответила я ей. – Ты же еще туда не переехала. Кстати, а почему бы тебе этого не сделать? У нас там есть местечко в третьеразрядной футбольной команде, оно тебя с нетерпением ожидает.

– Я, может, и не очень хороший игрок, – уязвленно сказала Вени, – но тебя я могу обыграть в любой день с закрытыми глазами.

– Мэри, – спросила я, – как поживает твоя семья?

– Нормально, – ответила Мэри.

– Мои родители, по крайней мере, не выбросили меня в интернат, когда были женаты, – снова встряла в разговор Вени.

Не поворачивая головы в ее сторону, я проговорила:

– Вени, если ты еще раз хочешь заработать по носу, продолжай в том же духе… Слушай, Мэри, может, пойдем к тебе домой? Там нас никто не будет перебивать.

– Можете не уходить из-за меня, – обиделась Вени. – Я сейчас сама уйду. Воздух здесь становится довольно спертым. Ребята, вы со мной?

Она толкнула стул назад, остальные тоже поднялись, и все двинулись к выходу, прокладывая путь между столиками всех цветов радуги.

– Ну что, Мэри, пойдем теперь к тебе?

– Понимаешь, Миа, я не могу, – сказала несчастная Мэри, – мы как раз собирались пойти немного поиграть в футбол…

– Ладно, – я встала, – пойдем, поиграем. – Не думаю, что это понравится Вени…

– Что с тобой случилось? – спросила я. – С каких пор стало иметь значение, что думает Вени?

Мэри постояла, глядя на меня и наконец ответила:

– Миа, я тебя очень люблю. Но ты больше здесь не живешь, а я живу. Разве ты не понимаешь? Мне надо идти. Ты позвони мне как-нибудь, ладно?

– Да, – тихо сказала я, следя, как она спешит вдогонку за Вени Морлок. Позвоню…

Но я знала, что не позвоню больше никогда.

И еще я поняла – только что мне оторвали очередной палец.

У меня не было здесь больше дел. Я покинула Общую Залу и отправилась обратно, в Гео-Куод. Внешне я, наверное, выглядела спокойно, но внутри у меня все кипело.

Однажды, примерно в десять лет, я была на экскурсии на Третьем Уровне и попала в заросли крапивы. Что это такое, я поняла, лишь забравшись уже слишком далеко, и у меня не осталось иного выбора, кроме как идти вперед, прямо сквозь заросли. И когда я из них выбралась, руки и ноги так страшно зудели, что я долго прыгала на одном месте, чуть не сходя с ума от огненных уколов и злости, желая любым способом прекратить эти мучения. Нечто похожее я испытывала сейчас в душе: зуд обиды, от которого невозможно избавиться сразу. И я нервничала, чувствуя себя совершенно несчастной.

Мне хотелось убраться отсюда подальше, спрятаться в каком-нибудь темном месте и отвлечься от тяжелых мыслей.

Вернувшись в нашу квартиру – туда, где стояла наша мебель, но где я все еще не чувствовала себя дома, – я разыскала кусок мела и фонарик. Такими фонариками пользуются воспитательницы в интернатах, чтобы считать детей, когда в спальнях гасят свет. Потом я снова вышла. Было два часа пополудни, и хотя я не ела уже много часов, от волнения думать о еде я не могла.

В первую попавшуюся решетку я не полезла. Немного побродив, я нашла тихий боковой коридорчик недалеко от нашей квартиры и осмотрелась. Непонятливый взрослый со своими бестолковыми расспросами был мне сейчас совсем ни к чему. Я собиралась проникнуть в коллекторы Пятого Уровня. Встав у выбранной решетки на колени, я стала ее отпирать. Решетка с обеих сторон крепилась на обычных зажимах, но их не трогали так давно, что они почти не поддавались моим пальцам. Если я буду регулярно пользоваться этой решеткой, они, конечно, никуда не денутся, разработаются, но сейчас… Я работала медленно, лихорадочное желание открыть решетку сразу куда-то исчезло, и прошло, наверное, полных пять минут, прежде чем расчетливыми движениями я сумела отпереть левый зажим. И я уже собиралась взяться за правый, когда сверху раздался чей-то голос:

– Что ты тут делаешь?

Застигнутая врасплох, я испуганно вскочила, но, еще не оборачиваясь, постаралась взять себя в руки.

Сзади стояла Зена Эндрюс.

– А ты что тут делаешь? – ответила я вопросом на вопрос.

– Я здесь живу, – показала она на дверь неподалеку. – А все-таки, что ты делаешь?

Я показала через решетку в коллектор.

– Собираюсь попасть туда.

– Ты имеешь в виду – в воздуховод?!

– Да. Почему бы и нет? Тебя пугает эта мысль?

Она ощетинилась:

– Меня ничто не пугает. Я могу делать все, что можешь ты.

Я бросила с нарочитой злостью:

– Да? Тогда пошли со мной!

Она проглотила застрявший в горле комок, затем опустилась рядом со мной на колени и посмотрела сквозь решетку, прислушиваясь к току воздуха и отдаленному гулу вентиляторов.

– Там ужасно темно.

– У меня есть фонарик, – сказала я резко. – Но он нам не особенно понадобится. Куда интереснее пробежаться в темноте.

– Пробежаться?!

– Ну прогуляться.

Она снова неуверенно посмотрела сквозь решетку. Говорят, что в несчастье нужно общество, – и я просто обязана была сделать несчастным еще кого-нибудь, кроме себя самой.

– Ну, – сказала я, – если ты боишься…

Зена встала.

– Я не боюсь.

– Ладно, – согласилась я. – Тогда, будь добра, отойди в сторонку и позволь мне открыть эту решетку.

Через минуту я оттянула второй зажим и, поставив решетку на пол, показала на черную дыру.

– Давай, ты первая.

– А ты не запрешь меня там?

– Ни в коем случае, – заверила я ее. – Я полезу сразу за тобой. Лезь ногами вперед.

Зена была полненькой и в отверстие смогла протиснуться только с большим трудом. Я вручила ей мел и фонарик, затем проскользнула сама. Встав на пол воздуховода, я снова забрала у нее мел и фонарик.

– Поставь решетку на место, – велела я и, пока она это делала, нарисовала мелом на металле метку «Х», обведя ее аккуратным кружком.

– Это для возвращения, – пояснила я.

В воздуховодах-артериях установлены нагнетающие вентиляторы, в воздуховодах-венах – всасывающие. Читая меловые пометки, которые я ставлю с учетом направления и силы ветра, я всегда могу сказать – где нахожусь, и даже в таком чужом для меня районе запросто найду дорогу домой. Система организации воздуховодов гораздо более стандартизована, чем собственно планировка Куодов. В воздуховодах я всегда ориентируюсь быстрее.

Зена поставила решетку на место, и мы двинулись вперед.

Я пошла по металлическому коридору первой. Зена неуверенно ступала следом, скользя и спотыкаясь там, где не на чем было споткнуться, кроме собственных ног. Сам воздуховод – полные шесть футов в высоту и шесть в ширину – сделан из гладкого металла. Темнота была полной, за исключением полос света, прорывавшихся сквозь редкие зарешеченные отверстия, и луча моего фонарика. Проходя мимо, я считала решетки и боковые ответвления – только так можно было определить, насколько далеко мы отошли от дома. Иногда сквозь решетки до нас доносились звуки извне, но это был совсем другой мир, чем тот, в котором находились мы. По эту сторону решеток слышались лишь пришлепывания наших сандалий и постоянный гул вентиляторов.

Я прочла не один роман, действие которого происходило в Америке на Диком Западе лет за двести до уничтожения Земли. Условия там были такими же первобытными, как на любой из колоний-планет. Я вспомнила прочитанное о разведчиках, которые даже на незнакомой территории обладали ощущением местности, и сама испытывала сейчас похожее чувство. Движение воздуха, звуки все это помогало мне. Но Зена не понимала ничего и боялась. Ей совсем не нравилась темнота.

В тех местах, где воздуховоды соединялись, приходилось пригибаться из-за вентиляторов. Иногда туннели раздваивались под прямыми углами вниз или вверх, и это приводило нас в замешательство, особенно когда наш коридор пересекался с другим, идущим отсюда – и вниз. И неважно, что ответвление походило на капилляр и его можно было преодолеть одним хорошим прыжком…

Зена резко остановилась у первого же такого вертикального капилляра, и, чтобы она перепрыгнула его, пришлось мне ее подталкивать.

– Не хочу! – заявила она. – Я не умею прыгать так далеко.

– Ладно, – не стала я спорить. – Но если ты не пойдешь дальше, ты просто останешься здесь, в темноте, одна.

Тут уж Зене пришлось решиться, и оказалось, что она вполне могла перепрыгнуть коридор – к тому же, без особых усилий.

Но, должна признаться, даже я – ветеран воздуховодов – была не подготовлена к тому, что мы обнаружили дальше: перед ногами во тьме зиял провал, над головами – исчезал потолок. В луче фонарика было видно, что воздуховод продолжается и по ту сторону пропасти, на расстоянии целых шести футов, а пол обрывается вниз, и ток воздуха оттуда силен. Никогда раньше я не встречала вертикального воздуховода такого диаметра.

– Что это? – спросила Зена.

В обрывающейся стене на нашей стороне были вделаны металлические ступени. Держась за одну, я нагнулась и бросила вниз кусочек мела в тщетной попытке определить глубину. Я прислушалась, но так и не услышала ни звука.

– Он, должно быть, связывает один уровень с другим, – предположила я. Главная линия. Держу пари, он идет прямиком до Первого Уровня!

– Как, разве ты не знаешь?!

– Нет, – призналась я. – Я же никогда тут не бывала.

Я совсем не собиралась прыгать на шесть футов и поэтому внимательно изучила скобы-ступеньки. Если сорвешься и упадешь и если воздуховод уходит вниз так глубоко, как я предполагала, конечно, от тебя только мокрое место останется. Я посветила фонариком вверх и вниз, но луч лишь чуть рассеял темноту. Вверху тоже виднелась лестница из металлических скоб. Лестница тянулась далеко за пределы моего поля зрения.

– Может быть, он и соединяется с Четвертым Уровнем там, внизу, – заметила Зена. – Но куда он ведет вверх? – Она показала на верхний канал воздуховода.

Я сама терялась в догадках. Пятый Уровень был последним, крайним, но этот воздуховод вел за его пределы. Воздушные пути не кончаются тупиками, и воздух не приходит из ниоткуда.

– Не знаю, – сказала я. – Но раз уж мы здесь, почему бы нам не посмотреть, куда он ведет?..

Подтянувшись, я поставила носок ноги в выемку в стене, ухватилась за первую ступеньку и покачалась на ней вверх-вниз. Скоба держалась прочно. И хотя пропасть внизу меня немного беспокоила, я не боялась всерьез, пока не видела ее подлинной глубины. Однажды я прошлась по лежащей на земле балке шириной в три дюйма – прошлась по всей длине и, наверное, могла бы идти дальше хоть милю, ни разу не оступившись. Но когда балку подняли на десять футов и предложили мне попытаться снова, я отказалась сразу. Я была уверена, что не смогу этого сделать. Теперешняя ситуация чем-то походила на ту, и, чтобы не бояться, я решила не смотреть вниз.

Взявшись за следующую ступеньку, я начала подниматься. Но совершенно неожиданно Зена вдруг схватила меня за ногу.

– Эй, подожди! – сказала она и дернула меня за щиколотку.

– Осторожно, ты! – крикнула я. – Я же так сорвусь!

Я попыталась выдернуть ногу, но она не пускала.

– Спустись обратно! – взмолилась Зена.

Я неохотно спустилась. И осведомилась:

– В чем дело?

– Не можешь же ты просто так взять и…

Бросить меня здесь…

– Я тебя не оставлю, – огрызнулась я. – Лезь за мной, вот и все.

– Но я боюсь, – призналась она.

Действительно, сейчас для нее было самое лучшее время отступить, пока события не начали приобретать слишком крутой оборот.

– Ничего с тобой не случится. Нам надо карабкаться вверх, пока мы не узнаем, что там находится…

Я видела, что Зена колеблется между страхом остаться одной и страхом перед путешествием по лестнице.

– Пошли, – предложила я. – Давай, ты первая.

Если она полезет впереди, подумала я, то она не сможет больше схватить меня за ногу.

Подобравшись к началу подъема, я заставила ее шагнуть на ступеньки. Фонарик я укрепила на поясе направленным вверх, и его световой конус подсказывал нам, где и за что можно ухватиться, чтобы продолжать восхождение.

Я слышала, как Зена, карабкаясь по скобам, хнычет, издавая горлом жалобные звуки. Дабы отвлечь ее от дурных мыслей, я спросила:

– Ты что-нибудь там видишь?

Крепко вцепившись в ступеньку, она остановилась, на мгновение откинула голову, потом снова опустила.

– Нет, – ответила она, – ничего.

Тебе следовало бы знать ее получше, сказала я себе. Нельзя втягивать в подобную экскурсию человека, который имеет привычку чуть что задыхаться от страха.

И вдруг, без всякого предупреждения, Зена прекратила подъем. Отреагировать я не успела и так сильно врезалась головой в ее пятки, что зашипела от боли. Конечно, подними я голову, я бы увидела, что она остановилась, но нельзя долго подниматься с откинутой назад головой, можно получить растяжение шейных мышц.

Медленно я опустилась на ступеньку ниже.

– Что у тебя стряслось? – спросила я.

– Я просто не могу идти дальше… Не могу…

Подняв голову, я посмотрела наверх. Впереди Зены ничего такого видно не было – ничего, что могло бы ее задержать. Она просто вцепилась в лестницу, прижав лицо к металлу стены, и я слышала, как дыхание с хрипом вырывается из ее горла.

– Ты на что-нибудь наткнулась?

– Нет! Я просто не могу идти дальше… – В голосе ее стояли слезы. – Я боюсь…

Я дотронулась до ее ноги. Нога дрожала и была словно каменная.

– Давай, Зена, – проговорила я мягким, но настойчивым тоном и легонько толкнула ее лодыжку. Ее нельзя было пугать.

Но она не шевельнулась.

И тут я поняла, какую сделала ошибку, пропустив ее вперед. Если Зена выпустит из рук ступеньку, я неминуемо полечу вместе с ней, как бы крепко я ни держалась. Это, конечно, избавит меня от нужды объяснять, что произошло – это было бы довольно тяжело сделать, вернись я одна, без Зены. «Ох, она упала в какой-то воздуховод!..» Такая перспектива не радовала, и я вдруг по-настоящему испугалась. Сердце забилось быстрее, по спине побежали щекочущие струйки пота.

– Не отпускай ступеньку, Зена, – осторожно произнесла я.

– Не отпущу, – сказала она. – Я не сдвинусь с места.

Отцепив от пояса фонарик, я откинулась как можно дальше, заглядывая вперед. Потребовалось бы минут двадцать, чтобы спуститься обратно, – а в ее состоянии, вероятно, и больше, – и даже если бы я заставила ее двигаться, вряд ли бы она продержалась так долго. Я вытянула фонарик на всю длину руки. Примерно в сорока-пятидесяти футах над Зениной головой в стене воздуховода виднелось что-то темное. Скорее всего, там был поперечный коридор. Точно я не могла сказать, но мне хотелось на это надеяться.

– Я хочу спуститься вниз, – сказала Зена.

Но вниз спуститься мы не могли. И разумеется, нам нельзя было оставаться на месте. Впереди нас ждала неизвестность, но двигаться мы могли только туда.

– Тебе придется еще немного подняться, – сказала я.

– Я боюсь… – Зена заплакала. – Я упаду…

Теперь у меня выступил пот на лбу. Струйка, пробежав, попала на бровь. Я вытерла ее рукой.

– Не упадешь, – уверенно заявила я. – Я видела, в тридцати футах над тобой есть поперечный коридор. Тридцать футов тебе надо преодолеть, только и всего. Ты сможешь это сделать.

Зена лишь крепче прижалась лицом к стене.

– Не смогу.

– Нет, сможешь. Я тебе помогу. Закрой глаза. Вот так. Теперь подними ногу на следующую ступеньку. Только на одну ступеньку. – Я толкнула ее ногу. – Вот так. Одна ступенька. Отлично. Теперь протяни руку вверх – нет, держи глаза закрытыми!.. Теперь – другую ногу…

Вот так – то рукой, то ногой, то наоборот – я снова заставила ее двигаться. Впервые с тех пор, как я себя помню, темнота меня угнетала. Она стала источником опасности и рождала страх. Но Зене темнота должна была казаться такой всегда.

– Осталось меньше двадцати футов, – подбодрила я ее через минуту. По-прежнему Зена загораживала мне обзор, и я могла лишь надеяться, что права. – Ты все делаешь правильно. Еще чуть-чуть, вперед, молодец…

Я продолжала ее понукать, и она медленно поднималась – ступенька за ступенькой…

Расстояние оказалось больше двадцати футов, но ненамного. Зена вдруг издала легкий вскрик – и исчезла. Посмотрев вверх по лучу прикрепленного к поясу фонарика, я увидела прямо над головой поперечный коридор.

Сидя на его полу, я переводила дух и пыталась успокоить сердце. Сердце глухо стучало, по лбу продолжал катиться пот, и теперь, когда опасность миновала, я во всех деталях представила, что могло произойти, чего мы только что благополучно избежали. Рядом беззвучно рыдала Зена.

Но уже совсем скоро полным удивления голосом она проговорила:

– Надо же, я это сделала…

Тяжело дыша открытым ртом, я сказала:

– Я же тебе говорила, ты сможешь, так ведь? А теперь вот что: нужно, чтобы ты спустилась назад.

Зена ответила на удивление решительно:

– Хоть сейчас.

– Ну, – рассудила я, – сейчас-то мы здесь и вполне можем оглядеться по сторонам. Вниз мы еще успеем.

Через пару минут мы уже брели по воздуховоду и почти сразу наткнулись на вентиляционное отверстие. Да, отверстие там было, но не было решетки, и снаружи в воздуховод не просачивалось ни лучика света, как в Альфинг– или Гео-Куодах.

Я пролезла через дыру, потом помогла Зене. И вот мы стояли в коридоре Шестого Уровня, Уровня, которого не должно было существовать.

Я посветила фонариком – вокруг было безмолвно, темно и пустынно. Из коридора исчезло все оборудование, все, что можно было убрать или унести. Остались только дырки креплений. В луче фонарика показался дверной проем. Давай посмотрим, что там? – предложила я.

Дверь отсутствовала, но ее не выламывали и не отдирали, она была аккуратно снята. В помещении царила такая же абсолютная пустота, как в коридоре, и оно поражало размерами – нигде я не видела помещения длиннее, чем это. Сравнить его можно было только со двором Куода.

Больше всего оно походило на интернат, но казалось, что кто-то, сломав стены, объединил все комнаты интерната в один огромный длинный зал. Остались только дырки в стенах на одинаковых расстояниях. Дырки располагались шеренгами.

– Что это? – спросила Зена.

– Не знаю. – Я пожала плечами.

Мы вернулись в коридор. Он был длинный и прямой, без тупиков, лестниц и неожиданных поворотов, какие можно увидеть в любом нормальном Куоде. Прямой, как струна. И это тоже было странно и ни на что не похоже.

На стене у двери я заметила аккуратно вырисованные цифры: 44-2. От дверей же по полу тянулась красная черта, которая на середине коридора резко поворачивала направо и, примкнув к четырем другим разноцветным линиям, уходила дальше в темноту.

– Давай-ка посмотрим, куда они ведут, – сказала я и двинулась по коридору направо.

Было уже далеко за полдень, когда мы вернулись в Гео-Куод. Мы вылезли из воздуховода через то же отверстие, через которое забирались, как раз с правой стороны от дома Зены. Мой желудок уже давно напоминал о себе, и я чувствовала, что здорово проголодалась.

Зена на минутку заколебалась у своей двери.

– Знаешь, ты намного лучше, чем я сначала о тебе подумала, – сказала она. И затем торопливо, словно застеснявшись вдруг своего заявления, добавила: Спокойной ночи!

Домой я пришла, когда Папа как раз собирался уйти на вечер. Папа и несколько его друзей регулярно собирались вместе, чтобы построить и обсудить разные макеты – машин, животных (скелеты и все такое). Их компания встречалась по воскресным вечерам всегда, сколько я жила с Папой. У него уже набралась целая коллекция сделанных им моделей, хотя он так и не распаковал ее с тех пор, как мы переехали сюда из Альфинг-Куода.

Я не выискивала дефекты в его моделях. Папа считает, что каждый должен иметь хотя бы одно бессмысленное хобби. Просто чтобы занять себя. А у меня и своих хобби достаточно.

– Где ты была? – спросил Папа.

– А, на Шестом Уровне, – бросила я небрежно. – Что у нас есть этакого сожрать?

– На кухне есть немного окорока-четыре, если хочешь.

– Звучит хорошо, – заявила я.

Я ужасно любила окорок-4. Его делают всего в одном из нескольких мясных чанов. Некоторые находят его слишком жестким. Дичина, говорят они, но вынуждены мириться с этим, потому что окорок-4 – самая лучшая мясная культура, производимая на Корабле. Не вредно любить неизбежное.