Текст книги "Харон. На переломе эпох (СИ)"

Автор книги: Алекс Кун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

В среду по ящику и на радио начали крутить одну и ту же новость, что к приближающейся "годовщине", то есть второму месяцу новой эпохи, руководством Станции принят план по зачистке центральных жилых районов Соснового бора.

"Стена" теперь удлинится на пять километров вдоль проспекта Александра Невского, далее через Металлооптику и Липово отчеркнет, наконец, город по кругу от пришлой нежити. А своих мертвяков мы уже почти всех упокоили в многодневных мясорубках на плацдарме. Это так выходило по бодрым, с надрывом, воплям дикторов новостей. Нежити в городе, конечно, еще полно. А жилые дома и квартиры зачищать еще не один месяц придется. Но раз "Стену" вокруг города закрывают, значит, есть уже реальные планы заселения Соснового бора. И ясно, что не к годовщине эпохи это делают, а для зачистки полуострова. Завод оптики и будущий завод полупроводников явно заставил руководство пошевеливаться.

Замечу, что эта новость стала очередным поводом хорошенько отметить событие. Народ вечером среды напоминал бухие компашки вечера пятницы. И почему-то много звучало песен военных лет. Кто-то по ящику даже помянул "прорыв блокады", благо больше это несоразмерное сравнение не звучало.

А я все делал будущую лабораторию, обеспечивающую подопытным "мышкам" длительную автономность, кормление, облегчение и наблюдение. Все это усложнялось необходимостью антивандальной защиты, так как "мышки" у меня будут отнюдь не добровольные и попытаются сломать все, куда дотянутся.

Еще я вечерами сочинял план следующей аферы с кодовым именем "стекольный завод". Вот, что нам будет нужно в промышленных количествах, так это стекло. Вытаскивать стекло для теплиц из окон домов долго и непродуктивно. Использовать печи института оптики для выпуска оконного стекла – что гвозди микроскопом заколачивать.

А вот вновь построить знаменитый, бывший крупнейшим стекольным заводом в Европе начала двадцатого века, "Северный", он же "Калищенский" завод – будет в самый раз.

Стоял завод на берегу залива севернее устья Коваши. Там, на песчаных пляжах и поныне можно найти крупные стеклянные "камни" из разбитых печей, розовые, зеленые, янтарные и голубые. Именно тут, в верховьях реки Коваши Михайло Ломоносов, получивший эти земли от Екатерины, заложил Усть-Рудицкую фабрику, где делали те самые цветные стеклянные витражи, которые в наших школах на уроках истории упоминали. Стекло для большинства витражей старо-петербургских домов выплавлялось именно тут. Зеркала знаменитого в Петербурге "магазина купцов Елисеевых" так же родом отсюда. Парадокс – продукция завода еще у всех на виду, а про сам завод уже никто и не помнит. А ведь еще совсем недавно, по историческими меркам, на заводе трудилось более тысячи человек и еще столько же работало на него артельно. Именно тогда, для отгрузки стекла, построили семисотметровый каменный пирс в залив, который, гораздо позже, забетонировали и использовали при строительстве ЛАЭС.

А ныне.... Ныне остался котлован "белые пески" между третьим и четвертым жилыми микрорайонами Соснового бора, да железнодорожная станция "Калище", название которой большинство сосновоборцев объяснить не могут. Вроде, стоит у реки Коваши, а называется "Калище". Про Калищенский, от слова "калить", завод редко кто вспоминает даже из аборигенов.

Стекольный завод, это не только стены, но еще и оборудование. И у меня на примете есть большой, новый, буквально лет пять назад отстроенный, завод полного цикла производства стекла в Петербурге, недалеко от пересечения Выборгского шоссе и КАД. Мы, когда на дачу едем, постоянно мимо него проезжаем. Стоит он уединенно, оборудование там новейшее, работающее, скорее всего, на электричестве, так как электро подстанция рядом с ним есть, а газовых труб я не видел.

Вот теперь сочинял для Пана обоснование мародер-операции, и рисовал схемы вывоза стекольного завода по КАД с дальнейшей погрузкой на баржи в портопункте Горская. Операция еще более сложная, чем "Светлана", но не менее нужная. Да и грех не восстановить "красу и гордость Российской Империи" – "Калищенский стекольный завод".

В пятницу, восемнадцатого мая, кольцо "Стены" замкнули вокруг города, и весь день в жилых массивах грохотала канонада. На зачистку вышли все, кто мог. В том числе мы с Катюхой и бармалеями.

Утро выдалось пронзительно солнечным, народ собирался в восьми утвержденных "зонах накопления", в основном перед разобранными мостами через Ковашу. Оглядываясь вокруг можно было увидеть только радостные, будто на первомайской демонстрации, лица. Гомон толпы периодически разрывали выкрики распоряжений по мегафонам, но в целом атмосфера была неуловимо праздничной. Вроде и на бой с нежитью собираемся, нервничать должны – ан нет. Права была присказка "на миру и смерть красна".

Наконец прозвучало долгожданное "по машинам" и толпа начала втягиваться в сотни стоящих по обочинам легковушек. По дороге, нещадно дымя и лязгая гусеницами, подошел военный мостоукладчик и за пару минут перекрыл разобранный мост. Одновременно с этим с сотен стволов открыли огонь по противоположному берегу вояки, которые возглавляли нашу "демонстрацию". По наведенному мосту пошли броневики, сопровождаемые толпами людей на машинах. Стрельба сразу стала оглушительной и в ней перестали различаться отдельные выстрелы. Вся ширина жилой зоны Соснового бора – тысяча восемьсот метров. Выходило примерно по три бойца на метр "фронта" и один автомобиль на полтора метра. По факту вышло чуть хуже, так как люди собирались в большие толпы, но плотность огня все равно выходила чрезмерной даже для Зубастиков.

Длинна жилой зоны города, ныне закрытого "Cтеной" и подлежащего зачистке, чуть более трех километров. Даже не торопясь и заглядывая в каждую подворотню это два часа туда, два часа обратно. Обед по расписанию. И еще раз туда, и еще раз обратно. Вот и ужин.

Парадокс, упокоить по десять мертвяков на один ствол зачистки – и улицы города опустели. Где-то, закрытые в квартирах, еще сидит много кеглей. Попадаются Зубастики, за которыми развернули настоящую охоту с погонями на броневиках. Но в целом случилось невероятное и неожиданное. Несколько тысяч человек прошли частой цепью через город, и так пугавшая поначалу нежить кончилась. Да, зачистка без потерь не обошлась, но отбить у мертвяков крупный город, потеряв полтора десятка человек, еще месяц назад казалось фантастикой. Из полутора десятков убитых шестеро пострадали от "дружеского огня". Еще с полсотни человек от этого самого "дружеского огня" и "дружеских автомобилей" заработали ранения и травмы различных степеней тяжести, с которыми были госпитализированы. И еще была масса народу, от медиков сбежавшая и счету не подлежащая, с царапинами, растяжениями и даже фингалами, которые вряд ли были получены от нежити. По крайней мере, Серега навесил здоровенный бланш на оба глаза идиоту, палившему по нежити не глядя, кто еще есть на линии огня. А таких "героических стрелков", пылающих энтузиазмом, хватало. Приходилось им "мануально" заужать обзор, вплоть до полного отключения.

Пан потом признавался, что боялся гораздо худшего, но удача нам и тут ворожила.

Пока основная масса народу зачищали эту самую "жилую полосу" между Ленинградской улицей и проспектом Александра Невского – нам с бармалеями и "усилением" выделили участок от Ленинградской улицы и до берега залива. Площадь зачистки чуть ли не половина городской, зато у нас и народ опытный и брони много. Это я позицию руководства озвучил, в ответ на мое возмущение размером "делянки". Да, жилых районов на выделенной нам зоне зачистки почти нет, зато полно гаражей и прочих лесных массивов, где броневики не очень-то и помогут. После часового торга нам добавили еще вояк, обещали авиа и артиллерийскую поддержку, если наткнемся на описанную мной в пылу споров "Годзилу" и "благословили" кулаком под носом.

Начали мы свою часть работы с той же пожарной части, из которой, совсем недавно угоняли пожарного Эльфа. Вот ведь действительно – "возвращение на место преступления".

Сразу за пожарной частью налево ушла дорога и треть нашей "бронебригады" с "автопехотой" свернула на Гаражный проспект, в сторону аккуратного, трехэтажного домика Атомтехэнерго. Там, между Ленинградской улицей и извилистым руслом реки Коваши, стоят сотни, а то и тысячи гаражей, разделенных узкими проездами. Работа по зачистке там действительно трудная и требует опытного персонала. Зато есть и "ложка меда" в этих гаражных массивах. Там, почти на берегу Коваши, у Речного проезда, стоит пятая пограничная застава, то есть воинская часть примерно на роту пограничников со всем необходимым им вооружением и снаряжением. Пан даже покушаться на этот "трофей" почти не стал, буквально за полчаса спора решили, что все отвоеванное добро и зло отойдет бармалеям.

Сам я гаражи не чистил, но судя по последующим байкам ребят – все шестьдесят тысяч мертвецов Соснового бора собрались именно в гаражах "... и кааааак прыгнут разом!!!". Но пальба в той стороне действительно была знатная. И броневики оттуда пришли грязные исцарапанные и местами помятые. Даже один триплекс рассадили, причем, бармалеи уверяют, что это Зубастик когтем ударил – но почему тогда одним когтем, а не пятерней? И почему-то мне эта паутинка трещин на стекле с аккуратной дырочкой в центре больше пулевую пробоину напоминает – но бармалеи настаивают на когтях. Ню-ню.

Вторая треть колонны отделилась на улицу Соколова для зачистки лесопаркового массива между улицей и рекой Глуховкой. Вот там нежити будет мало, а деревьев много, так что, туда ушли все наши грузовики с "подкреплением".

Мы, что остались, начали зачищать между улицами Ленинградской и Боровой. Мертвяков было мало, и давалась зачистка легко, за исключением двух случаев. Первым стал большой детский садик "Лесная сказка" на полторы сотни детей. Тут тяжело было душе. И второе – ГОВД в конце Боровой улицы. Там, видимо, нежить знатно отожралась – гнездо Зубастиков, какое-то. А я всегда говорил, что наши полиционеры склонны к людоедству!

Решающее слово в этой короткой, минут на десять, схватке сказали четыре ВЯшки, на броневиках, просто нафаршировавшие с каким-то упоением стрелков, дорвавшихся до своей мечты, здание отделения внутренних дел бронебойными снарядами. Мы потом так и не пришли к однозначному выводу, пятеро было Зубастиков или шестеро. Еще один попытался сбежать, но далеко не ушел, будучи капитально подраненным. Для пехоты стало самым опасным – проверить здание. Не столько из боязни затаившейся нежити, сколько из опасений обрушения дома. Перекрытия явственно поскрипывали и потрескивали от малейшего порыва ветра.

Затем был проверен мемориал Защитников Отечества, с теми самыми памятниками артиллерии, которые хотел использовать в самом начале нашей эпопеи. Теперь проблемы с оружием решились менее радикальным образом и памятники так и останутся памятниками. Там чуть не попали под удар бригад, зачищающих четвертый жилой микрорайон. Они нежить погнали от парка к Ленинградской улице, то есть на нас, и пули над нами жужжали как на передовой. Еще хорошо, что мемориал в изобилии имел места для укрытия людей и даже частично машин. Но пару пикапов эти орлы нам все ж издырявили и стекла в трех машинах побили. Собственно, тогда и появились тяжелые телесные травмы у дружеских бригад, после "встречи на Эльбе".

Отойдя от адреналина "встречи", продолжили зачистку малоэтажного микрорайона "Устье". Приятные домики, с неприятным содержимым, но встречающимися богатыми интерьерами. Зачищали микрорайон долго и тщательно. Грузовики сновали по Ленинградской улице, вывозя не только штабеля упокоенных, но и груды полезностей. Хотя, местечко для жизни мне тут очень даже понравилось. Вот бы ... впрочем, это потом.

Дойдя до Устьинской улицы, нашей северной границы зоны зачистки, пересеклись там с пикетами бригад, зачищавших полуостров нам навстречу. Благо, в этот раз обошлось без стрельбы. Передохнули, поделились байками и двинулись в обратную сторону, к Копорскому шоссе, на этот раз, растянувшись в цепь почти на восемьсот метров. По десять метров на человека. Но "добыча" была скудна – десятка полтора собак и шесть Кеглей. Злобная крыса, размером с кошку, набросившаяся на нас уже в пожарной части, где мы рассаживались на обед – и то вызвала больший переполох, чем весь обратный путь зачистки.

После обеда вновь пошли проверять территорию, уже заглядывая в каждый подвал, чердак и водосточный люк. А канонада вокруг продолжала грохотать, то разделяясь на отдельные выстрелы, то опять сливаясь в рокот. Славная вышла "большая охота".

Субботу и воскресенье, понятное дело, вычеркиваем. Сосновый бор опять гудел, отмечая победу, постреливая непонятно где найденными фейерверками и редкими выстрелами упокоения случайно найденной нежити. Многие слегка трезвые компании ходили по городу, целенаправленно разыскивая нежить по закоулкам, паркам и пустырям города. И даже иногда находили ее.

Лично моими трофеями "дня зачистки" стала пара Кеглей пойманных в самом начале еще одним устройством "ССД-2СМ" из арсенала спасателей. Небольшой, полуторакилограммовый "фонарик", стреляющий при помощи строительного патрона сетью, площадью примерно шестнадцать квадратных метров. Предназначалось устройство для обездвиживания животных, но и нежить замотало качественно. Отвез оба объекта экспериментов в достроенную, наконец, лабораторию и посадил в центральные камеры каждого из контейнеров. Все, лаборатория окончательно готова. Теперь дело за Димычем.

В понедельник, двадцать первого мая, начиналась операция "Светлана". Начиналась с неразберихи и беготни. Посему спокойно и без спешки простился с родными и Катюхой, обещая через пару недель, вернутся с победой. Слезы по мне никто не лил, так как намечалась хоть и долгая, но рутинная операция. Катюха даже сделала вид, что обиделась на исключение ее из предстоящего "развлечения". Она, небось, уже запланировала к нам домой заскочить и собрать дорогие ее сердцу вещицы. Но, Димыч был непреклонен, поддержанный моим одобрительным молчанием.

От причала гидропорта отошел на катер Doral, таща за собой платформу с контейнерами лаборатории, надстроенными пластиковыми кубами с водой и топливом для генератора. Поверх всего контейнеры еще накрывал белый тент, и казалось, что двенадцатиметровый катер тащит за собой большой айсберг. На все вопросы родни, зачем нужна эта "льдина" на операции "Светлана", многозначительно закатывал глаза и говорил "так надо".

Никто не обратил внимания, как ко мне на рейде причалила "Будка" и из нее в контейнеры лаборатории, с разных торцов, впихнули четверых заключенных, теперь осваивающих комфортабельные камеры внутри – все смотрели на выход с рейда "вертолетоносца" и посадку на его палубу троих "Василис".

Пан, прибывший вместе с конвоем заключенных, еще раз потряс мне руку и напутствовал

– Возвращайся скорее. Руководство одобрило твой план дальней разведки, тебе и идти в поиск. Мне даже новую рацию для "Катаны" выдали, обещали связь через половину земного шара, правда, добавляя "если умеючи". Но для твоей разведки должно хватить. И радиуса действий наших гидросамолетов хватит для прилета к тебе призовых партий, когда найдешь что-то стоящее. Чувствуешь, я сказал "когда" а не "если", так что... возвращайся скорее.

И Пан еще раз тряхнул мне руку, вздохнул и неловко полез в "Будку", прижимая одной рукой объемную папку с моим очередным "озарением". Сбросил швартовы "Будки", махнул рукой на прощанье и полез с платформы лаборатории на свой катер.

Операция "Светлана" началась, как и началось мое путешествие в сторону острова Козлиный. Как говорится – "где все началось, пусть там и закончится". Началось, правда, не там – но это уже мелочи. Именно за этим островом я и планировал пополнить тайны и загадки Финского залива еще одной страшной байкой. Моряки вообще любят страшные истории. Кстати, те, кто не хотят историями "захламлять" мозг, видимо, обладают ограниченным мозгом. В начале двадцатого века в Америке, на официальном уровне, поддержанном врачами, ходила теория, что сердце имеет строго определенное, ограниченное число ударов. Вот как все удары отстучит, так и остановится. Посему для долголетия рекомендовали меньше двигаться, чтоб сердце стучало пореже.

Потом эту теорию признали ересью. Зато ныне разрабатывают теорию про ограниченный объем мозга, и необходимость заполнения его только нужной, узкоспециализированной информацией. А история, литература и прочие байки для мозга, якобы вредны. В Америке тогда выросло поколение жирдяев с сердечными приступами, а теперь растет поколение ...эээ... узколобых, то есть узкоспециализированных, ничем не интересующихся личностей, не ведающих даже истории своего рода, не говоря о городе и стране.

Впрочем, брюзжу – это долгое и однообразное путешествие на меня так тягостно действует. Сто пять километров это пятнадцать ходовых часов, с моим "прицепом". Это если погода все еще будет благоприятствовать. От Козлиного острова еще три километра до малюсеньких Смолистых островов, у берега которых и встанет лаборатория. Думаю, там еще тысячу лет никто не появится.

Вторник, двадцать второе мая, застал меня за окончательной подготовкой эксперимента. Проверялись аккумуляторные батареи, блоки автоматики, генератор, запасы. Словом, тянул время, проверяя уже многократно проверенное. Но на "большую красную кнопку" нажимать было страшновато. А вдруг чего не учел и все это разбежится по планете? Хуже, правда, уже вряд ли будет, но мандраж присутствовал.

Арестанты в контейнерах устроили дебош, старательно грохоча по стенам и внутренним решеткам. Живые требовали соблюдения каких-то конвенций, которых лично я даже не читал, а заодно прекратить их кормить собачьим кормом. А как мне тогда автоматические кормушки было делать?! Ничего, собачий корм для "крупных, активных собак" за месяц не повредит, а дальше... видно станет.

В тринадцать десять, двадцать второго, посидев в каюте катера, где были разложены пульты управления и развешаны мониторы наблюдения, нажал таки "большую красную кнопку", на деле оказавшуюся маленькой черной кнопкой на пульте радиоуправления. У соседнего Смоляного острова сердечник электромагнита стукнул по стеклу запаянной капсулы, и тягучие капли питательного раствора упали в питьевую воду. Эксперимент начался.

Открыл журнал и написал преамбулу, описывая установку и ее параметры, на которой проводится эксперимент. Потом окинул взглядом экраны, где ничего пока особо не изменилось. И чем мне тут месяц заниматься? "Готику" я прошел дважды, новых игрушек взять у Кулибиных не догадался, и что остается. Только писать "мемуары".

Посидел над чистым листом Ворлда, окинул взглядом экраны наблюдения еще раз, прибавил звук, вслушиваясь в голоса лаборатории, убрал звук в ноль и набрал первую строчку мемуаров – "В детстве у меня была мечта стать космонавтом".

***

В пятницу, двадцать пятого мая, журнал эксперимента начал активно пополнятся. Живые "мыши" болели все, причем с примерно одинаковой тяжестью прохождения болезни, и это при условии, что дозы зараженной воды всем достались разные. Нежить не проявляла никаких признаков заболеваний.

В воскресенье, двадцать седьмого мая, прошел кризис в первом блоке лаборатории. Все же концентрация зараженной воды сказывается, хотя гораздо меньше, чем ожидал. По результатам кризиса за боевым вирусом признана летальность пока пятьдесят процентов. Теперь у меня в первом блоке один выздоравливающий и два мертвяка, капающих слюной на живого, стучащих в решетки и не дающие выздоравливающей "мыши" терять сознание. Впору писать трактат, о способах стимулирования внутренних ресурсов организма в присутствии нежити.

В понедельник и вторник кризис прошел во втором блоке, подтвердив летальность пятьдесят процентов. Засел за анализ причин выздоровления – хотелось бы увеличить шанс на выживание следующим "мышкам" процентов до ста.

Любопытно, что у выздоравливающих прорезался бешеный аппетит, и собачий корм их больше не смущал. Мне даже показалось, что челюсти у них стали массивнее. Проверил старые записи, даже мерил на экране пропорции головы и тела у "мышек" в начале эксперимента и сейчас. Исхудали, это понятно, но пропорции все же меняются. Начал перечитывать многочисленные бюллетени Кронштадта, мутации тела в них упоминались только для нежити, хотя, вирус вроде один и тот же, просто в живых он мог быть не столь активен, пока мой эксперимент его не заставил работать на всю мощь.

Если это мое предположение верно – получается, развивается то, что активно востребовано. Твердая собачья еде модифицировала челюсти. Таскание неподъемных гантелей мышцы разовьют? А сделать умнее так можно? Если кроссворды решать или еще что?

Лихорадочно написал новый план экспериментов. Придется включать с "мышками" двустороннюю связь, и стимулировать их разговорами. Не захотят отгадывать загадки, "отключим газ", в смысле выключу воду. И даже любопытно, отсутствие воды, что стимулирует в развитии организма? А если без еды? Вопросы посыпались как из рога изобилия.

В четверг, тридцать первого мая, констатировал, что модификации организма замедляются вместе с выздоровлением. И даже увеличение процентного отношения зараженной воды в питьевой воде не помогают. Вирус, похоже, адаптировался – "когда пациент хочет жить, медицина бессильна".

Пятница, первое июня. Подъем солнца был назначен на четыре сорок восемь утра, и я встречал восход, сидя в раскладном кресле на палубе Doral. Отмечал десять дней проведения эксперимента и написания мемуаров. Еще через три-четыре дня надо будет принимать решение, прерывать или продолжать эксперимент. Сегодня мои "мышки" окрепли достаточно, чтоб провести вторую стадию. Отвлекся от мыслей на вспыхнувший плазмой горизонт. Миру наплевать на наши проблемы, вымрем мы или нет – солнце взойдет в установленное время.

В восемь утра проснулась "мышка" в первом блоке. Значит судьба, подумал я, определяясь, с кого начнем вторую стадию. Подождал, пока все утренние дела будут сделаны и нажал очередную кнопку на пульте управления. На крыше контейнера первого бокса зажужжал электромотор, выдвигая стопора внутренних дверей.

Нежить, уже десять дней вожделевшая человечинки, рванула в камеру к живому едва ли не бегом, хотя была всего лишь медленной Кеглей. Но и живой не сплоховал – видимо, за десяток дней уже прикинул, что будет делать, если нежить к нему прорвется. Эпической битвы не получилось, так как довольно быстро Кегля была обезврежена и с видимым удовольствием "мышки" превращена в отбивную, на чем и упокоилась. Своих целей я достиг, наблюдая на заключенном глубокие царапины.

К одиннадцати утра "мышка" в первом боксе уже болела, но все еще материлась. Записал в журнал наблюдений, что на этом этапе много пьют, и, возможно, нужны жидкие "энергетики". Но оборудование лаборатории, увы, таких возможностей не предоставляло.

К двум часам дня "мышка" в первом боксе либо заснула, либо потеряла сознание, но все еще была жива, судя по частому дыханию. Весь день сидел перед мониторами, стараясь не отвлекаться на обличающие тирады второй "мышки".

К шести вечера подопытный начал дышать спокойно и размерено, а в десять вечера он проснулся со зверским аппетитом, и начался процесс выздоровления, похожий на предыдущий этап и даже с теми же "развивающими" эффектами.

Второго июня провел аналогичный эксперимент со второй "мышкой". Этот оказался слабее и упокаивал несчастную Кеглю почти час, получив обильные повреждения и измазавшись в мертвечине по уши. Я уж думал что Кегля "мышку" загрызет, но обошлось. Вот протекание болезни у второго подопытного шло тяжелее. Пришел в себя и набросился на еду он только к вечеру третьего июня.

Так что, вечером воскресенья подводил итоги. "Вакцинация" боевым вирусом дает пятьдесят процентов вероятности летального исхода, но защищает от дальнейшего заражения мертвяками. По крайней мере, в части случаев. Снизить летальность "вакцинации" теоретически можно предварительно "взбодрив" вирус менее смертельными вакцинациями. Всякие прививки от кори и прочего, что в школе делали, вполне были бы уместны. Но – кто ж знал!

Зато у меня, в аптечке спасателей, есть "Энцепур" – вакцина от клещевого энцефалита. Это не прививка от оспы, конечно, но хоть что-то "взбадривающее". Вколол себе первую дозу вакцины не задумываясь – пригодится в любом случае.

А еще для укушенных клещом рекомендовали внутривенно иммуноглобулин, помогающий иммунной системе человека бороться с вирусом. Этот препарат пока отложил, все еще сомневаясь, продолжать эксперимент или обойдусь.

Во вторник, пятого июня, истекла ровно половина отведенного мне на эксперименты срока. Накопилось довольно много фактического материала и еще больше идей, что можно сделать. Даже составил программу "модификации", теоретически способную за несколько дней пиковой активности вируса и податливости организма произвести максимум полезных изменений. Более того, начал изготовление инвентаря, тех же гантелей потяжелее, и мячиков на веревочках для развития ловкости. Про развитие интеллекта не упоминаю, у меня и так полный ноутбук головоломных задач.

Незаметно для самого себя смирился со своей готовностью к новому эксперименту. Да, вероятность летального исхода пока пятьдесят на пятьдесят. Но ведь и все в жизни так – либо выйдет либо нет.

Среда, шестое июня. Все документы приведены в порядок, скелет мемуаров дописан. Когда вернусь, отдам Катюхе мемуары на правку, пусть она дальше голову ломает, а я себе уже все пальцы сточил.

Обратил внимание, что как и Пан говорю "когда вернусь" а не "если вернусь". Значит, настрой хороший и тянуть особо нечего. Надувнушка стоит в готовности отвезти меня к лаборатории, вещи собраны, иммуноглобулин введен. Посидел на дорожку, любуясь на сверкающий под солнцем залив.

– Пора.

К концу месяца, если я все же не вернусь, сюда придет "Отважный", Лексеич заберет Doral с кипами подготовленных документов "наследства" в рубке, и нажмет еще одну кнопку на пульте радиоуправления – открывая доступ потоку топлива из бака для генератора к вентиляции лаборатории. И через час на месте понтона будет огромный погребальный костер.

Не такое уж плохое завершение пути для язычника.