Текст книги "База-500. Смертельная схватка"

Автор книги: Алекс фон Берн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Алекс фон Берн
База-500. Смертельная схватка

Глава 1

   25 августа 1942 года, Белоруссия,

урочище «Волчьи норы»

Рудаков на рассвете подполз к выходу из землянки и осторожно выглянул наружу. У потухшего костра дремал часовой с винтовкой. Стояла полная тишина. Рудаков бесшумно проскользнул мимо часового и, присев за толстым стволом векового дуба, перевел дыхание. Он хотел разведать, как без лишнего шума можно выбраться с территории гражданского лагеря, и собирался уже двинуться дальше, как вдруг услышал хруст ветки: кто–то шел буквально метрах в пяти от него. Рудаков бесшумно упал ничком, развернулся и осторожно выглянул из–за корневища дуба.

По небольшой полянке шел Павличенко. Он остановился у входа в землянку, находившуюся метрах в двух от дуба, и громко покашлял. Через четверть минуты из землянки появился Пронягин: голый по пояс и босиком, в одних галифе.

   – Что случилось? – обеспокоенно спросил он у Павличенко. – Разведчики вернулись?

   – Нет, пока еще не вернулись, – ответил Павличенко. – Но скоро должны. Тут дело такое, куда важнее! Пришел Федорцов, от дяди Вовы.

   – Что ему нужно? – спросил Пронягин: в его голосе проскользнуло искреннее удивление.

   – Он сказал, что немцы начинают большую операцию против нас, предложил проверить снаряжение бойцов и выдать им сухие пайки. Слушай, это не просто так: у дяди Вовы есть свой человек в гестапо. Если он говорит, что мы попали под молот, значит, так оно и есть. Мне собирать командиров?

   – Ну, если Федорцов… тогда действительно информация верная. Собирай! А что еще Федорцов сказал?

   – Ничего, он тебя видеть хочет. Сказал, что ради этого и пришел.

   – Вот оно как… – потер затылок Пронягин. – Видно, ему еще чего–то надо.

   – Еще бы, – усмехнулся Павличенко. – Ради того, чтобы нас предупредить о войсковой операции немцев, Федорцов через немецкие кордоны лезть не стал бы.

   – Значит, так, – решительно сказал Пронягин. – Собирай командиров, усиль охранение, дисциплину подтяни… А я на базу, с Федорцовым беседовать. Да, и как разведчики придут, – тут же ко мне!

Пронягин вернулся в землянку, а Павличенко скрылся в лесу. Рудаков вернулся в свою землянку, улегся на нары и задумался, переваривая информацию.

– Дрянь твое дело, Пронягин, – сказал сидящий напротив командира отряда имени Щорса человек. – Обложили тебя немцы со всех сторон, со дня на день Коссово возьмут, а потом за тебя вплотную примутся. Немцами округа так и кишит – еле–еле с Земелиным мимо них проскользнули! Или ты всерьез надеешься в Волчьих норах отсидеться? Так немцы уж танки подтянули, самолеты разведывательные летают: вон, с утра над лесом «рама» висела. Ты же военный человек, должен понимать, что разберут немцы завалы на лесных дорогах под прикрытием танков и затянут удавку окружения на твоей шее. Недели две еще, и все!

   – Понимаю я это, товарищ лейтенант госбезопасности, и сиднем не сижу, – с обидой отозвался Пронягин. – И план у меня есть. Немцы ждут прорыва в сторону Иванцевичей, думают, что я на юго–восток прорываться буду. А мы на север прорываться будем, в Налибокскую пущу. Народу опытного хватает, пока немцы очухаются, нас уж и след простыл!

   – А с гражданским лагерем делать что будешь? Ну, тех, кто помоложе, с собой возьмешь, это понятно. А женщины с детьми малыми и старики? Им с вами никак не прорваться, верно? – спросил старший лейтенант госбезопасности Федорцов, заместитель начальника отряда «Дядя Вова» по разведке. Он сегодня утром как снег на голову свалился вместе со своим проводником Земелиным и двумя бойцами. Уже месяц, как оперировавший в Налибокской пуще отряд «Дядя Вова» установил связь с отрядом имени Щорса. Пронягин знал, что отряд «Дядя Вова» – диверсионная группа НКВД, имеет радиосвязь с Москвой. Это не группа окруженцев, эго серьезные люди, со своим заданием, связью, агентурой. Короче, перечить им нельзя.

   – В этом и суть! – ответил Пронягин. – Уведем немцев подальше от гражданского лагеря, немцы блокаду снимут, а там уж они потихоньку по окрестным деревням разойдутся. Помогут люди, я думаю!

   – Плохо думаешь! – оборвал его Федорцов. – После блокады тут немцы все деревни пожгут. Уже начали, между прочим. Негусто тут будет с деревнями. А в тех, что останутся, люди свою тень на порог будут бояться пустить, а не то, что беглых евреев. Улавливаешь?

   – Если мы будем прорываться на север, то гражданский лагерь останется в стороне и немцы его не найдут, – начал доказывать Пронягин, но Федорцов снова оборвал его:

   – Слушай, что я тебе скажу, лейтенант! Ты военный человек и должен понимать, что не все я тебе сказать могу. Но о Налибокской пуще думать забудь! Никаких прорывов на север: пойдешь на юг, в Пинские болота, – там формируется партизанское соединение, там ты нужен. И идти туда ближе и безопаснее, чем в Налибокскую пущу. А теперь слушай в три уха: немцы через пару дней начнут большую антипартизанскую операцию. На большой территории операцию разворачивают: от Пинских болот до Налибокской пущи. И гордиться можешь: вся эта заваруха в основном из–за тебя разгорелась. Так что в Налибокскую пущу тебе не прорваться: немцы блокируют подходы к ней, а позавчера 18–й латышский полицейский батальон занял само село Налибоки. Вот так: не пробиться тебе в том направлении. И еще: через два дня немцы начнут штурм Коссова. А как возьмут город, так начнут леса прочесывать. Так что и в Волчьих норах тебе не отсидеться. А теперь самое главное: начнут тебя окружать, кольцо сжимать, но здесь будешь сидеть, пока немцы у тебя на хвосте не окажутся. Ты не просто прорваться должен: ты должен немцев за собой на юг увести. Такая вот задача тебе, лейтенант.

   – И кто конкретно мне эту задачу ставит? – мрачно осведомился Пронягин.

   – Считай, что в моем лице тебе задачу ставит Москва, – жестко ответил Федорцов. – Кстати, когда ты Коссово захватывал, то ведь ни с кем не советовался, верно? Так вот: теперь есть конкретный приказ, так что выполняй четко и безукоризненно. А то в последнее время некоторые твои действия выглядят… весьма подозрительно.

Кровь бросилась Пронягину в лицо. Сама мысль, что кто–то может обвинить его в трусости или шкурничестве, казалась ему чудовищной: честные и искренние люди всегда болезненно относятся к любым несправедливым подозрениям.

   – Это что же вы имеете в виду, товарищ лейтенант госбезопасности? – тихо проговорил Пронягин. В его голосе не было скрытой угрозы, но было нечто такое, что заставило Федорцова немедленно смягчить тон.

   – А ты думаешь, что про твою кралю черноокую никто ничего не говорит? – спросил Федорцов и, увидев закаменевшие скулы Пронягина, поспешно добавил:

   – И… что за люди подозрительные у тебя накануне объявились?

   – A-а! Так то ж из плена бежали! В Беловежской пуще отряд создали, пока их немцы оттуда не выкурили. Вот они и шли, отряд крупный искали, чтобы настоящим делом заняться.

   – Это они тебе сами рассказали? – усмехнулся Федорцов.

   – Сами, конечно, – подтвердил Пронягин. – Немцы им справок не выдали, понятное дело. А вот то, что недалеко отсюда, в деревне они взвод карателей положили, – это факт, это я проверил. Сегодня утром разведчики вернулись: из той деревни немцы трупы своих бойцов грузовиками вывозят.

   – Сколько их? – спросил Федорцов.

   – Немцев? Точно не считали, но…

   – Я беглецов в виду имею.

   – Одиннадцать, во главе с майором РККА Янисом Петерсоном. Мы их с комиссаром допросили: складно рассказывали, на неточностях не поймали. Но разоружили их на всякий случай и в гражданском лагере на время проверки поселили.

   – Значит, из Беловежской пущи к вам они пожаловали? – сощурил глаза Федорцов. – А как шли?

   – Да так и шли, на восток… Через Борки, Поднятую Трибу, леса Гута—Михалинские… Подробно путь описали.

   – Вот что, Пронягин, – сказал Федорцов. – Давай–ка теперь я проверю этих беглецов. Посмотрю, что это за Петерсон и кому он майор. Короче, давай его сюда!

Вскоре бывший майор РККА Янис Петерсон сидел перед Федорцовым. Он спокойно и уверенно повторил все, что сообщил накануне Пронягину и Павличенко.

   – Ну, что же, майор, мы тут уже проверили кое–что из ваших показаний, – сказал Федорцов. – Зачем вы через деревню шли, раз там немцы были? Обойти не могли?

   – Мы на охранение наткнулись, – пояснил майор. – Это не немцы были, а латыши. Нас, латышей, в моей группе двое. Сказали, что мы – спецгруппа СД на задании, потребовали к начальству доставить. Ну, пока нас к начальству водили, мои люди охранение вырезали… опыт есть. Ну, а дальше… Они там в двух домах соседних расположились, так что легко всех перебили.

   – И сколько их там всего было?

   – Сорок шесть человек.

   – И всех положили? – недоверчиво усмехнулся Федорцов. – Не многовато ли для одиннадцати человек?

   – А что делать было? Назад пути нет. Повезло нам.

   – Пожалуй, верно, – согласился Федорцов. – А что на север не пошли? Беловежская пуща большая.

   – Большая она, конечно, – согласился Петерсон. – Только вся просеками на квадраты разбита. На каждой просеке легко в засаду попасть, а от преследования избавиться практически невозможно. Впрочем, вначале мы на север шли, думали через дорогу Белосток—Волковыск пробраться. Но по дороге наткнулись на минные поля, недавно поставленные, – вроде как там важный объект у немцев.

   – Отчего так решили?

   – А попытались обойти минные поля и вышли к дороге. А по ней немецкие патрули регулярно ездят. И противоположная сторона дороги тоже минирована. Мины поставлены недавно, с приборами неизвлекаемости… слышали о такой штуке? Хотели мину извлечь, так чуть на воздух не взлетели! Ну и решили уходить на юго–восток, от греха подальше.

   – Значит, так, майор, – подытожил Федорцов. – Вечером отправитесь со мной, на базу моего отряда. Скоро тут все равно немцы будут, отряду Пронягина уходить так или иначе придется. А мне сейчас нужны опытные люди. Не скрою: у нас в отряде проверим вас основательно, благо есть возможности и связь с Москвой – в том числе. Вопросы есть?

   – Мне собирать людей немедленно?

   – Да.

   – Тогда пусть нам вернут оружие, – решительно потребовал Петерсон. – Без оружия никуда не пойдем, тут немцев вокруг полно, – вполне вероятно, что с боем прорываться придется.

   – Оружие вам вернут, – пообещал Федорцов. – Боеприпасы и сухой паек выдадут. Больных и раненых среди вас нет?

   – Нет… до сих пор не было, – ответил Петерсон.

   – Тогда готовьтесь, сегодня вечером выступаем. Отдохните: путь неблизкий и, сами понимаете, опасный.

Справка: операция «Болотная лихорадка»

С конца августа и по 22 сентября 1942 года по приказу полицайфюрера «Остланд» СС-обергруппенфюрера Йек– кельна на территории Вайсрутении проводилась крупная антипартизанская операция под кодовым наименованием «Болотная лихорадка». Она была разбита на несколько этапов, представлявших собой отдельные операции, осуществлявшиеся по общему плану: «Болотная лихорадка —

Север» – район Кривичи – Долгиново; «Болотная лихорадка – Запад» – район Ивенца —Столбцы; «Болотная лихорадка – Юго—Запад» – Барановичский, Березовский, Иванцевичский, Слонимский, Ляховичский районы. Операции проводились в основном силами специально созданной «боевой группой Бинца» (которой командовал майор Бинц), основу которой составляли 24–й (латышский) и 3–й (литовский) шуцманшафтбатальоны. Кроме того, в операции принимали участие 15–й (латышский) полицейский батальон и, в качестве резерва, 266–й (латышский) охранный батальон. Руководил операцией высший руководитель СС и полиции Вайсрутении СС-обергруппенфюрер фон Готтберг.

По окончании операции в своем отчете от 6 ноября 1942 года СС-обергруппенфюрер Йеккельн с гордостью сообщал рейхсфюреру СС: «В ходе этих операций были достигнуты следующие успехи:

а) очищено и разрушено 49 партизанских лагерей, укрепленных точек и опорных пунктов, а также несколько населенных пунктов в заболоченной местности, служивших убежищем для партизан;

б) убито в бою 389 вооруженных бандитов, осуждено и расстреляно 1274 подозрительных лица, казнено 8350 евреев;

в) выселено 1217 человек».

В течение августа и сентября 1942 года помимо «Болотной лихорадки» на территории Вайсрутении проводился еще целый ряд операций: «Треугольник» – южнее Кобрина, силами 3–го батальона 15–го полицейского полка и группы СД, а также девять операций («Сокол № 27» – Полоцкий район, «Гриф № 30» – Оршанский, Сенненский районы, «Пантера № 32» – Россонский район, «№ 95» – Витебский, Суражский, Лиозненский, Полоцкий, Сиротинский, Горо– докский районы, «Болотная лихорадка – Северный Троенфельд I» – Лепельский, Бегомельский районы, «№ 28» – Бешенковичский, Ушачский районы, «Рысь № 33» – Бешенковичский, Сенненский районы, «№ 34» – Полоцкий район, «Молния» – Бешенковичский, Сиротинский районы) как в зоне ответственности 201–й охранной дивизии (на которую была возложена вместе с частями группы армии «Центр» задача по закрытию Сурожских ворот), так и западнее этой зоны, силами дивизии и прикомандированных в распоряжение командира 201–й дивизии генерал–майора Якоби частей: 101–й, 102–й, 118–й и 201–й (украинские) батальоны.

Фактически, в августе–сентябре 1942 года с юго–запада на северо–восток Белоруссии протянулась сплошная полоса переходящих одна в другую карательных операций, целью которых было по возможности уничтожить максимальное количество активно действующих партизанских отрядов и лишить их перед наступлением зимы снабжения и базирования за счет местного населения.

Всего за время оккупации Белоруссии немецкие власти провели на ее территории свыше 140 карательных операций.

   26 августа 1942 года, Вайсрутении,

урочище Волчьи норы

Вечером Петерсон со своими людьми вместе с Федор– цовым, Земелиным и двумя неразговорчивыми парнями из группы дяди Вовы покинул базу отряда имени Щорса;

   – Какой у нас маршрут? – спросил Петерсон у Федор– цова.

   – Простой у нас маршрут, – коротко ответил Федорцов. – На запад, в Беловежскую пущу.

   – Да, но немцы блокируют район, нам трудно будет пробиться, – поделился сомнениями Петерсон.

   – Нам главное вырваться за кольцо блокады, – пояснил Федорцов. – А там уже будет легче. В любом случае другие направления нам сейчас закрыты: немцы проводят широкомасштабную операцию от пинских болот до Налибок, и мы не сможем пробиться к базе. Поэтому воспользуемся случаем и разведаем Беловежскую пущу.

   – И насколько глубоко мы ее будем разведывать? – осведомился Петерсон.

   – Ну, хотя бы до тех минных заграждений, которые вы обнаружили, – предложил Федорцов. – Интересно, что за объект там спрятали немцы?

   – Немцы там организовали плотную охрану, – заметил Петерсон.

   – Вот эту охрану мы и разведаем, – невозмутимо отозвался Федорцов.

Уловив недоверчивый взгляд Петерсона, Федорцов счел необходимым добавить:

   – Ты не сомневайся, майор, я на тот свет не тороплюсь. Земелин немцев шкурой чует, – так что пройдем, как шило сквозь кожу.

   – А я сомневаться разучился, – усмехнулся Петерсон. – Мы по лезвию с начала войны ходим, привыкли. Веди нас, товарищ лейтенант госбезопасности!

* * *

И Федорцов повел. На удивление быстро и ни разу не наткнувшись на немцев, группа покинула район Волчьих нор, блокированный противником. Лишь на вторую ночь пути Федорцов сказал Петерсону:

   – Самый ответственный момент нашего путешествия: пересечение дороги Пружаны—Ружаны. Немцы ее охраняют очень плотно.

   – Участок ответственный, – согласился Петерсон, но тут же добавил:

   – Но это ерунда по сравнению с Поднятой Трибой. Шесть километров по дамбе среди болот… Это может стать отличной ловушкой для нас!

   – Ерунда, что–нибудь придумаем, – спокойно ответил Федорцов.

* * *

Дорогу Пружаны—Ружаны без всяких происшествий пересекли ночью. И Поднятую Трибу, находившуюся под неусыпным контролем немцев, переходить не стали: Земе– лин нашел путь в обход через болото. Выбравшись на сушу из топи, Петерсон не удержался от вопроса:

   – Земелин! И как вы находите дорогу? Вы тут уже бывали?

   – Нет, никогда не был, – признался Земелин. – А дорогу я просто чую… ну, как зверь лесной. Просто чувствую, куда можно идти, а куда нет. Такой у меня сызмальства дар. А вы не верите?

   – Почему же… Верю! – немедленно отозвался Петерсон. Он явно хотел что–то добавить в тему, но замолк и вместо этого сказал:

   – Если дальше этим путем пойдем, то будет последняя перед Беловежской пущей дорога на Волковыск. От нее и отходит ответвление, где по обе стороны мины стоят.

   – Вы сможете найти? – живо спросил Федорцов.

   – Найти просто: там стоял указатель с надписью «Stupunkt 500», – ответил Петерсон. – Надеюсь, что его не убрали.

Все оказалось до неправдоподобия ожидаемо: пустынная дорога на Волковыск и обнаруженный через час поиска в северо–западном направлении указатель.

   – Странно, почему нет немцев? – пробормотал Петерсон.

   – Мы вышли за пределы зоны карательной операции, потому их и не видно, – пояснил Федорцов. – Вообще ближе к вечеру они по проселочным дорогам предпочитают не ездить. Боятся!

   – Что будем делать дальше? – спросил Петерсон. – Если вы хотите идти по этой дороге, то это чистое самоубийство: обе стороны заминированы, – если судить по немецким табличкам «Ahtung! Minen!» Возможно, что это дезинформация, но мне не хотелось бы убедиться в обратном, – предпочту поверить на слово. Но нарваться на моторизованный патруль на дороге, с которой невозможно свернуть, – это верная смерть. Или у вас иное мнение?

   – Предпочту оставить свое мнение при себе, – ответил Федорцов. – Лучше скажите: вот там действительно подъем в горку или это мне кажется?

   – Да, там есть небольшая горка и дуб на ее вершине, – ответил Петерсон. – Мы имели неосторожность задневать возле этого дуба, и я его хорошо запомнил. Но если вы думаете обозреть окрестности с верхушки этого дуба, то должен вас разочаровать: вы увидите лишь зелень пущи.

   – Дуб высотой метров пятнадцать? – вместо ответа осведомился Федорцов. – Небось еще со времен Ягайлы стоит. Это то, что нужно.

Он быстро направился к дубу.

   – Земелин, подсади!

Земелин помог ему добраться до нижних ветвей, и Федорцов быстро скрылся в густой кроне лесного ветерана. Минут через десять он спустился и удовлетворенно сообщил:

   – Все! Больше нам здесь делать нечего. Уходим!

От первого лица: Генрих Герлиак, Вайсрутекия

Честно говоря, я был несколько огорошен столь стремительным решением Федорцова. Разумеется, я не рассчитывал, что он примет решение атаковать базу силами нашего крошечного отряда; но он вполне мог задержаться для более тщательного исследования подходов к объекту, выяснению его режима охраны и прочих важных для подготовки нападения на объект деталей. Но он предпочел немедленно уходить, и я терялся в догадках о причинах его решения. Впрочем, в любом случае я был вынужден сопровождать его: ведь Федорцов и его трое людей не были самостоятельной силой, а всего лишь представляли загадочный отряд «дяди Вовы».

Против ожиданий, Федорцов не пошел с нами.

   – Старшим теперь Земелин, – сказал он. – Идите на резервную базу. Земелина слушаться беспрекословно: немцы по всей Белоруссии карательные операции начали, так что наткнуться на них легче легкого, а Земелин их чует лучше любой собаки. На базе ждите связных из отряда. Все!

Земелин повел нас не в сторону Поднятой Трибы, а взял значительно южнее. Я уже подумал было, что он идет к Бресту, но мы внезапно изменили маршрут и пошли точно на восток. Похоже, что Земелин просто обходил местности, непосредственно затронутые карательной операцией. И тут я всерьез задумался о той фразе, что шепнул мне на ухо Рудаков: «Павличенко уверен, что у этого самого дяди Вовы есть свой человек в гестапо».

Разумеется, на первый взгляд – полная чушь! В этих местах нет никакого гестапо: есть охранная полиция, тайная полевая полиция ГФП, СД наконец но гестапо – нет! Что же имел в виду Павличенко в разговоре с Пронягиным? Осведомителя русских партизан в штабе Йеккельна? В штабе фон Готтберга? В штабе Штрауха? Или в штабе фон дем Баха?

Я начал анализировать информацию методом исключения. Штаб Йеккельна? Вряд ли находящийся в Риге человек может держать оперативную связь с партизанами Вайсрутении, – ему со всех сторон удобней дислоцироваться в Минске. Тогда какой именно минский штаб? Фон Готтберга, фон дем Баха или Штрауха?

Если бы дело касалось тыла группы армий «Центр», – то есть территории восточнее Минска, то тут, безусловно, только штаб Баха, полицайфюрера «Руссланд—Митте». Однако мы находимся в землях Остланда, штаб полицайфюрера Остланда я исключил сразу, – значит, остаются Готтберг и Штраух. Готтберг выше уровнем, но есть нюанс: Штраух – человек Йеккельна. Штраух до начала 1942 года занимал должность начальника СД и полиции Латвии, его перевод в Минск означал лишь одно: Йеккельн недоволен Готтбергом, но снять его, разумеется, не может и прислал энергичного человека для налаживания работы.

Да, всю работу по ликвидации евреев и организации борьбы с партизанами в Вайсрутении реально тащит Штраух, и со стороны большевиков было бы логично внедрить своего человека именно в аппарат Штрауха. Хотя это не факт: в любом случае Штраух отчитывается не только перед Йеккельном, но и перед Готтбергом, поэтому партизаны могут быть в курсе оперативной обстановки, держа своего человека в аппарате Готтберга. Кстати, Готтберг обо всех мероприятиях СД и полиции обязан информировать генерального комиссара Вайсрутении Кубе, – тоже хорошее местечко для шпиона. А ведь и начальник охранной полиции Клепш тоже должен быть в курсе происходящего, поскольку его подчиненные участвуют в антипартизанской операции, – почему бы шпиону не осесть в штабе Клепша?

Я понял, что вычислить русского агента будет очень сложно. Впрочем, на данный момент такая задача и не стояла. Стояла задача: мне и моим людям выжить под личиной партизан в условиях широкомасштабной антипартизанской операции. Задача вроде бы почти невозможная, – но после успешного марша от Волчьих нор к Беловежской пуще я поверил в легендарный нюх Земелина и в то, что отряд «Дядя Вова» и есть та десантная группа, ради которой я со своими людьми третью неделю таскаюсь по проклятым белорусским лесам.

Пусть Федорцов ведет нас на одну из баз своего отряда и, – с учетом феноменального нюха Земелина, – у нас есть хорошие шансы добраться туда живыми и невредимыми.

30 августа 1942 года, Вайсрутения, хутор Береза,

пять километров юго–западнее Волковыска

На хуторе Береза Федорцов появился перед рассветом. Он постучал в освещенное окошко дома условным стуком. Немедленно отворилась дверь.

   – К Богдану, – негромко сказал Федорцов.

   – Нет Богдана, зато Петр дома, – ответили из–за двери. Федорцов сунул пистолет в карман галифе и вошел в дом.

Хутор был явочной квартирой отряда «Дядя Вова» под Волковыском. Он использовался для встреч с агентом «Кола» в том случае, когда связной не мог добраться в условленное время до явочной квартиры в пригороде Минска.

Агент Кола не был просто агентом: он возглавлял агентурную сеть отряда «Дядя Вова» вдоль железной дороги Волковыск—Слоним—Барановичи—Минск. Работал агент Кола в гебитскомиссариате Волковыска и в силу служебных полномочий имел возможность свободного передвижения по маршруту Волковыск—Барановичи—Минск и прилегающим к дороге районам. Сейчас Кола сидел у стола, скупо освещенного лучиной, и нервно тушил сигарету в глиняной миске, полной окурков.

   – Слава богу! – радостно выдохнул он вместе с дымом. – Я здесь уже третьи сутки, места не нахожу. Думал, что все! Связной ваш на прошлой неделе в Минске не появился, да и здесь уж, почитай, все сроки прошли. Нельзя же так! Я и без того весь на нервах.

   – Так получилось, – коротко отозвался Федорцов, усаживаясь за стол. Он потянул носом воздух и добавил:

   – Да и ты, как я чувствую, время здесь нескучно проводил. Сколько бимбера вылакал?

   – От нервов это все, товарищ Федор! – воскликнул Кола, прикладывая в знак искренности руку к груди. – Все нервы! Так я при делах обычно, и задуматься времени нет, а тут сижу сиднем, вроде сиди да отдыхай, а я аж спать не могу. Сижу вот, да курю… сигареты эти немецкие уж опротивели, а у местных курева не достать!

   – Ну, и заодно бимбером нервы лечишь, – усмехнулся Федорцов. – Хозяин, налей нам по стаканчику и прячь бутыль. Хватит!

Появившийся из темноты хозяин сноровисто выставил два граненых стаканчика, налил из большой бутыли самогон, поставил тарелку с салом, картошкой и снова ушел в тень. Молча выпили.

   – Теперь рассказывай, – велел Федорцов, с наслаждением жуя сало. – Прежде всего, бланки документов с подписями и печатями.

   – Вот, принес, – сказал Кола, выложив холщовый мешочек, набитый бланками. – Печати подлинные, подпись гебитскомиссара сам подделал, от настоящей не отличишь.

   – Молодец, – похвалил Федорцов. Он достал из–за пояса немецкую гранату на длинной ручке, вложил ее внутрь мешка и туго завязал завязками на рукоятке гранаты. – Ну вот, теперь если я и погорю, все это вместе со мной погорит. Теперь давай о Хромом.

   – Нашел я Хромого. Мациевич Иван Васильевич, инвалид. Работает в ремонтной мастерской.

   – Что ремонтирует?

   – А все ремонтирует: часы, швейные машинки, зажигалки заправляет… ну и торгует всем этим. Только он не хозяин. Хозяином там некий господин Майер.

   – Немец?

   – Из фольксдойчей польских. Появился в Волковыске осенью сорок первого. Прибыл из Белостока, зарегистрировался и даже фольксдойчелист подписал. Дела разные торговые ведет, ездит часто в Слоним, в Барановичи и в Минск. Я, понятное дело, за хромым не сам следил, а приставил Василя. Вот Василь и выяснил его распорядок. Хромой иногда берет выходные, но ездит исключительно в один хутор, что в километрах семи–восьми на северо–запад от Волковыска. Хутор раньше принадлежал одному осаднику, из отставных польских офицеров. В 1940–м наши этого офицера арестовали. А осенью сорок первого появился некий поляк, представил документы, что он брат того осадника, и заявил права на хутор, пообещал продукты для немецкой армии заготавливать. Немцы разрешили ему хутор в собственность взять, польстившись на продукты. Заготавливает, сволочь!

   – Это тот хутор, что возле бывшего аэродрома Осоавиахима? – спросил Федорцов.

   – Точно, есть там заброшенный аэродром! А вы откуда знаете? – удивился Кола. Но Федорцов оставил вопрос без ответа и нетерпеливо махнул рукой: дескать, давай продолжай.

   – Василь составил график его выходных; системы вроде никакой, но я на всякий случай захватил, – сказал Кола, передавая листок бумаги Федорцову. Тот с минуту изучал цифры на бумаге, затем удовлетворенно хмыкнул и поджог бумажку об огонек лучины.

   – На хутор я Василю ходить воспретил, велел только в городе за Хромым да Майером наблюдать. Только…

Кола нервно потер ладони, затем достал из–под табурета бутылку с бимбером, налил себе полстакана и залпом выпил.

   – Ты полегче на самогонку налегай, – посоветовал Федорцов. – Так что случилось?

Кола закурил и продолжил:

   – Только похоже, что выследили самого Василя… Неопытный он, молодой еще! В общем, неделю назад заявляется ко мне на дом этот самый герр Майер, собственной персоной. И говорит: извините, дескать, за поздний визит, но разговор имеется, с глазу на глаз. Я ему: не имею, мол, чести знать вас… А он усмехнулся и говорит: я так думаю, что вы преувеличиваете; только это неважно, а важно то, что дело у меня к вам, – ко мне, то есть, – имеется.

   – И что за дело? – спросил Федорцов, доставая сигарету из пачки.

   – Короче, понадобились ему бланки документов с печатями и подписями. Я в непонятки пошел: дескать, не понимаю, что вы имеете в виду. А он жестко так говорит: все вы понимаете, и скажу вам честно – выбор ваш невелик. Либо вы, говорит, бланки мне передаете, либо бежите к начальнику гестапо на меня доносить. Но предупреждаю сразу: человек я уважаемый и с властями на дружеской ноге, причем не только в Волковыске, но и в Минске. Так что есть вероятность, что добропорядочному немецкому торговцу господину Майеру поверят быстрее, чем русскому переводчику из гебитскомиссариата.

   – А ты что? Давай, не тяни! – нетерпеливо велел Федорцов.

   – Испугался я, – признался Кола. – Аж поджилки затряслись и ноги онемели. Но язык мой этот ужас подстегнул, и я так нагло ему в лицо и заявляю: раз вы такие закадычные приятели с гебитскомиссаром, то что бы вам эти бланки у него по дружески не попросить? Вот веришь ли, так и сказал!

   – Верю, верю! А он что?

   – А он опять так усмехнулся в усы и говорит: да дело в том, что гебитскомиссар взятку возьмет побольше, чем вы. А то и взяткой побрезгует, соблазнившись за донос на меня получить награду, а то и повышение. Ну, а вам рассчитывать особо не на что, разве что паек увеличат, да начальник СД руку пожмет: молодец, рус иван. А вам это надо? Только скорее поверят мне, и отправитесь вы на допросы в СД, откуда прямая дорога на виселицу или в расстрельный ров, – что вы, впрочем, сами знаете. Вот так!

   – А ты что?

   – Да ничего! – нервно выкрикнул Кола. – Отпросился у гебитскомиссара на хутора съездить за продуктами, обещал ему, немчуре толстопузому, что полпуда сала персонально привезу! Вот и сижу тут третий день. Что мне делать теперь, а?

   – Успокойся, – поморщился Федорцов. – Что ты пообещал Майеру?

   – Да ничего! – пожал плечами Кола. – Он не требовал обещаний: сказал, встал и ушел. Я отпросился у гебитскомиссара – и сюда. Что делать мне, а?

   – Значит, так! – жестко сказал Федорцов. – Теперь слушай меня. Я пойду с тобой в город.

   – Так нельзя вам идти: от вас костром пахнет, первый же немецкий патруль учует и на месте расстреляет, – заметил Кола. Спокойный уверенный тон Федорцова вернул ему способность мыслить.

   – Верно говоришь, – согласился Федорцов. – Пусть хозяин подберет мне одежду подходящую, можно и ветхую: главное, без вшей. Только чтобы до города добраться. Оформишь мне пропуск, вон из тех бланков возьмешь, что мне принес. Этого достаточно будет?

   – Достаточно, – заверил Кола.

   – Ну и отлично! Теперь вот что: в городе мне понадобится комплект немецкой формы. У тебя вроде есть?

   – Да, для себя приготовил, чтобы в случае чего из города уйти, – признался Кола. – Вам в самый раз будет! Только зольдбух и предписание новые придется делать. А это сутки, не меньше.

   – Ничего, я эти сутки у тебя отосплюсь, – зевнул Федорцов. – Короче, до вечера нам надо в Волковыск добраться. Понял? Ну, а теперь спать лягу: сил уж нет.

   – А я пока одежду вам подберу, – засуетился Кола и устремился в соседнюю комнату за хозяином.