Текст книги "Свадебное путешествие Лелика"

Автор книги: Алекс Экслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Путешественники быстрым шагом подошли к первым рядам скамеек справа, где сидели девушки, и Макс только собрался обратиться к ним с игривым вопросом из серии: «Как насчет того, чтобы нам здесь приземлиться?» – как Лелик вдруг заметил, что с правой от прохода стороны нет ни одного мужчины. Там сидели только женщины. Все мужчины сидели с левой стороны от прохода, причем среди них не было ни одной женщины.

– Макс, шухер, – прошипел Лелик. – Нам налево.

– Именно что налево, – прошептал Макс, выделывая бровями совершенно невообразимые кунштюки, адресованные одной из миловидных брюнеток. – Я сегодня весь вечер буду ходить налево. Все левее и левее.

– Я не в том смысле, – объяснил Лелик. – Здесь мужики сидят отдельно от баб.

– От женщин, – поправил его Славик, который сегодня явно решил бороться за права прекрасной половины человечества.

– Отдельно от баб и от женщин, – поправился Лелик. – Пошли к мужикам.

– А нам-то что? – возмутился Макс, который уже присмотрел себе местечко в самом цветнике. – Хотят они отдельно от таких цыпочек – пускай сидят. А мы хотим вместе. Смотри, она мне улыбается…

– Макс, – сказал Лелик стальным голосом. – Быстро за нами. Вечером будешь кадриться. У тебя весь ужин впереди.

Макс понял, что шутки закончились, и позволил увлечь себя на мужскую половину. Однако даже сев на место, он продолжал посылать в сторону девушек всевозможные знаки внимания, которые их явно веселили. Вся молодежная девичья компания наблюдала за Максом с живейшим удовольствием, и Лелик даже ощутил какие-то уколы ревности.

Впрочем, буквально через несколько минут откуда-то сверху невидимый еврей запел красивую печальную песню, и действие началось…

На «сцене» (так Лелик назвал про себя сооружение в торце зала) появился высокий мужчина в красивом, хотя и несколько однотонном облачении (белого и черного цветов), который пригласил подняться наверх нескольких мужчин и женщин, сидевших в самых первых рядах. Их рассадили слева и справа от «беседки», причем женщины и мужчины, как и в зале, сидели отдельно.

– Сейчас будут всякие конкурсы проводить, раз народ на сцену пригласили, – авторитетно сказал Макс. – Слушай, а весело у них все это дело проходит. Я как-то у Таньки из нашей школы на венчании был свидетелем, так уморился с короной на вытянутых руках полчаса за этой дурой ходить под заунывное пение.

– Креста на тебе нет! – возмутился Славик.

– Угадал, – согласился Макс. – На мне только мой знак зодиака.

– Баран? – предположил Славик.

– Не угадал, – любезно улыбнулся Макс. – Водолей.

– Хватит болтать, – шикнул на них Лелик. – Самое интересное пропустите.

– Кстати, – заинтересовался Макс, – а кого поп на сцену пригласил, а? Может, и нам можно?

– Во-первых, – объяснил Лелик, – это называется не поп, а раввин. Во-вторых, это, наверное, близкие родственники.

В этот момент музыка заиграла громче, двери с противоположного конца зала открылись, и в проеме показались Хохлов с Кирой, которые медленно двинулись к «сцене».

В зале все встали. Кроме Макса, который вдруг достал из кармана зеркальце Славика и снова начал любоваться своим отражением.

– Вставай, дубина, – прошипел Лелик, ткнув приятеля в спину. – Молодые идут.

– Что, уже провожаем в последний путь? – встрепенулся Макс и вскочил.

– Вот никакого у человека уважения к браку, – вздохнул Славик.

– Слышь, Лех, – спросил Макс Лелика, – а что у нас со Славиком случилось? Морализует сегодня весь день, зеркальце в кармане носит… Прям на глазах погибает человек, честное слово…

Но Лелик Макса не слушал, потому что во все глаза наблюдал за тем, как Хохлов под руку с сияющей Кирой проходят через весь зал. Выглядели они просто шикарно – Хохлов был в смокинге с бабочкой, а Кира оделась в красивое платье, – и Лелик подумал, что тоже не прочь вот так гордо пройти через весь зал под ручку с красавицей женой, и чтобы все на них смотрели и радовались…

Молодые поднялись на сцену, и раввин завел их в «беседку». Дальше начался обряд, который состоял из пения, каких-то процедур, в которых Лелик и его друзья ничего не понимали, и молитв, которые они понимали еще меньше, потому что их произносили или на иврите, или по-французски. Однако все это происходило достаточно динамично и не занудно, да и песни Лелику очень понравились, так что от всего происходящего он получил большое удовольствие. Макс – тот просто был в восторге, потому что все мероприятие продолжал строить глазки девушкам с правой стороны, а они на это реагировали весьма живо, хотя и украдкой. Один Славик смотрел на происходящее с очень серьезным и даже грустным выражением лица.

– Что насупился? – спросил его Лелик. – Что-то не так?

– Все так, – ответил Славик. – Я просто не понимаю, в чем суть процедуры. Ходят туда-сюда, что-то говорят, что-то поют, все то встают, то снова садятся. А молодые тусуются в беседке. Забавно, конечно, но какой в этом глубинный смысл?

– Обряд, Славик, обряд, – объяснил Лелик. – Скрепляют брак и все такое.

– Ты же сам говорил, что они женились достаточно давно, – сказал Славик. – Ты же у Хохлова свидетелем был на свадьбе.

– Ну да, – подтвердил Лелик. – Но они женились по светским законам…

– По советским?

– Ну да, по светским и советским, а теперь женятся по иудейским.

– А что это дает? – заинтересовался Славик.

– Кроме чувства морального удовлетворения, вероятно, ничего, – ответил Лелик. – Впрочем, я в этих внутренних еврейских делах ничего не понимаю. Может быть, после религиозного обряда им разрешат что-нибудь делать, что раньше было нельзя.

– Хм-м, – хмыкнул Славик. – Ругать партию и правительство, что ли? Сам посуди – что они до того не могли делать? Я так думаю, что наоборот – именно после этого у них начнутся всякие ограничения. Там у евреев все как-то очень сложно. Танцевать вместе нельзя, еще что-то там нельзя…

– Это не наши проблемы, – решительно заявил Лелик. – Это пускай Хохлов нервничает, что ему что-то нельзя. Впрочем, я думаю, что Хохлову теперь все можно. Вон он как изменился. Я его просто не узнаю.

– О, Хохловых накрыло, – прокомментировал Макс, которому надоело кокетничать, и он всерьез заинтересовался происходящим на «сцене».

Лелик со Славиком взглянули – и действительно: раввин накрыл молодых специальным покрывалом и стал что-то там им нашептывать.

– Анекдоты рассказывает, – догадался Макс. – Типа, уехал муж в командировку…

– Нам этого знать не дано, – сказал Лелик.

– Да ладно, – цинично усмехнулся Макс. – Хохлова за ужином напоим и все у него выспросим.

– Логично, – согласился Лелик. – Вот только он раньше пил совсем мало. Впрочем, он так изменился, что я не удивлюсь, если Шурик стал водку ведрами хлестать…

В этот момент раввин снял с голов молодых покрывало, музыка заиграла громче, и действие, похоже, стало двигаться к завершению.

– Вот сейчас все будут поздравлять молодых, – сказал Макс, – а у нас даже подарка нет.

– Ой, – сказал Лелик, который вдруг с ужасом вспомнил, что о подарке-то он и не подумал.

– Вот тебе, бабушка, и свадьба в Брюсселе, – сказал Макс. – Как же ты так облажался?

– Блин, все из-за тебя, – разозлился Лелик. – Запудрил мне мозги, я и забыл о подарке.

В этот момент молодые и те люди, которые были на «сцене», начали спускаться в зал.

– Ну все, – расстроенно сказал Лелик. – Кранты. Будем выглядеть полными идиотами. Славик, может, у тебя в карманах какой-нибудь сувенир завалялся, который можно подарить?

– У него зеркальце есть, – сказал Макс, похлопав себя по карману. – Можно как-нибудь обыграть это дело. Типа, легкий сувенир с родины и все такое.

– Надо было в парке рядом с «Хилтоном» землицы накопать и сказать, что это земля с родины, – предложил Славик.

– Да поздно уже, – махнул рукой Лелик. – Сейчас же не побежишь…

Однако, посмотрев на то, как молодые проходят вдоль рядов, Лелик сразу успокоился. Подарки никто не дарил, конверты в карман Хохлову никто не совал. Все просто поздравляли молодых вербальным образом.

– Шухер отменяется, – сказал Лелик. – Молодых поздравляют вербальным образом.

– Это как? – заинтересовался Макс.

– Посредством слов, – объяснил Лелик. – Нематериально. Значит, подарки будут дарить на ужине. А к ужину мы что-нибудь придумаем.

– Хвала Аллаху, – сказал Макс.

– Макс, – одернул его Лелик, – ты же в синагоге. Какой, к черту, Аллах?

– А как тут надо говорить? – заинтересовался Макс. – Как их верховного патрона зовут?

Лелик задумался. Он не знал, как зовут верховного патрона у евреев.

– Ну скажи тогда просто «слава Богу», – предложил Лелик.

– Слава, – сказал Макс.

Слава поклонился.

– Вот дурачки, – сказал Лелик, однако в этот момент молодые подошли к их ряду.

– Поздравляем, – первым выскочил Макс, – с новобрачием! Желаем счастья в новом статусе и детишек побольше.

– Что ты несешь? – прошипел Лелик. – У них и так двое детей.

– И жену непьющую, – поправился Макс, после чего Лелик его чуть не убил.

Но молодые, казалось, вообще не слышали, что именно им говорят, потому что непрерывно улыбались и кивали. Впрочем, поздравления продолжались буквально несколько секунд, после чего Хохлов с Кирой двинулись дальше.

– Макс, – торжественно сказал Лелик. – Я клянусь всем святым, что есть у меня, клянусь моим любимым компьютером, клянусь моей любимой женщиной…

– Наташкой, что ли? – осведомился Макс.

– Клянусь чистым небом и ярким солнцем, клянусь чашкой кофе по утрам, клянусь здоровьем Славика и клянусь миром во всем мире, – продолжил Лелик, – что если ты ЕЩЕ РАЗ ЛЯПНЕШЬ ЧТО-НИБУДЬ НЕ ПО КОМАНДЕ, Я УБЬЮ ТЕБЯ НА МЕСТЕ СВОИМИ СОБСТВЕННЫМИ НОГАМИ, ДУБИНА ТЫ ЭДАКАЯ!

– Лех, Лех, – перепугался Макс, – ты не раздражайся. Что я такого сказал? Просто пошутил. Молодым понравилось. Хохлов даже улыбался.

– Вот сейчас сорву с тебя кипу, – с ненавистью глядя на приятеля, сказал Лелик, – и евреи тут же на месте тебя и убьют за нарушение священных правил внутреннего распорядка.

– Лех, не надо, – торопливо сказал Макс. – Я больше не буду. Честно-честно. Во всем буду тебя слушаться. Не убивайте меня. Мне вот та девушка два раза подмигнула, честное слово.

– Ладно, горячие еврейские парни, – сказал Славик, – хватит спорить. Пошли к выходу, а то народ уже расходится.

Друзья потихоньку вышли из зала и пошли на выход из синагоги. Макс хотел было оставить себе ермолку на память, однако молодой человек на выходе вежливо, но настойчиво попросил его положить кепочку на место.

– Ну вот, – сказал Макс на улице. – Жадные они все-таки. Даже кепочку не подарили.

– Вел бы себя хорошо, – сварливо сказал Лелик, – тогда и кепочку получил бы.

– Кстати, – сказал Макс, – я хочу на ужине быть в такой кепочке. Девочкам очень понравился я в кепочке. Кроме того, они явно меня приняли за еврея. Я хочу, чтобы они и дальше оставались в этом сладком неведении.

– Если ты обещаешь во всем меня слушаться, – сказал Лелик, – я тебе куплю кепочку на ужин. Нам все равно за подарком идти. Но только в случае полного послушания.

– Клянусь, – торжественно сказал Макс, поднимая руку кверху, как во время принятия присяги. – Клянусь здоровьем Славика, твоим компьютером и чашкой кофе по утрам.

– Еще ясным небом и голубым солнцем, – сказал Лелик.

– Еще ясным небом и всеми голубыми, – сказал Макс. – Буду слушаться со страшной силой. Только кепку праздничную – белую с рисуночком.

– Только если она не очень дорого будет стоить, – предупреждающе сказал Лелик.

– Лех, – заявил Макс нагло. – Тебе вредно долго находиться в синагоге. Она на тебя плохо влияет.

Лелик хотел было снова возмутиться, однако в этот момент к ним подбежал невесть откуда взявшийся Хохлов.

– Ну что, мужики, – возбужденно спросил он, – понравилось?

– Просто супер, – ответил Лелик за всех, показывая глазами Максу, что если тот сейчас что-нибудь вякнет, это будет последний вяк в его жизни.

– И отлично, – сказал Хохлов. – Ужин будет на самом последнем этаже «Хилтона» в семнадцать часов. С семнадцати до восемнадцати – аперитив, в восемнадцать начинается ужин. Гулять будем круто, так что готовьтесь. Все, я к жене побежал. До вечера, мужики…

С этими словами Хохлов умчался.

– Ну что, мужики, – спросил Макс, копируя Хохлова. – До шести еще масса времени. Надо пообедать и хлопнуть по рюмашке!

– Куда тебе обедать? – недовольно спросил Лелик. – Мы же тебя уже кормили в лобби-баре. Задали тебе добрых бутербродов.

– Это было давно, – величественно ответил Макс. – Кроме того, это был ланч. А сейчас время обеда. Сам знаешь, если меня не кормить, то… То лучше меня покормить. Потому что голодного я себя и сам боюсь.

– И то правда, – сказал Славик. – Можно что-нибудь перекусить.

– Хорошо, – согласился Лелик. – Сначала быстро перекусываем, потом идем за подарком.

– И кепочку мне покупаем, – напомнил Макс.

– И кепочку этому негодяю покупаем, – так же деловито добавил Лелик. – Но только, мужики, в темпе. Времени совсем мало.

– Никто не спорит, – согласил Макс. – Я буду шустр, как молодой человек, отобравший у меня любимую кепочку.

– Это его кепочка, – заметил Славик. – Синагогная.

– Все равно, – ответил Макс. – Мог бы проявить этот простой знак внимания. Я вообще заметил, что в Европе люди очень черствые. Как они тут живут – не понимаю.

– Ладно, хватит болтать, – сказал Лелик. – Помчались.

Обедали друзья в маленькой кафешке на улице. Макс затребовал себе кружку пива и очередные клаб-сэндвичи, а Славик с Леликом съели по стейку и завершили обед большой чашкой кофе.

– Ничего себе, – сказал Лелик, разглядывая принесенный официантом счет. – Тут, похоже, чем меньше кафешка, тем круче в ней цены.

– Что ты хочешь? – лениво спросил Славик. – Европа все-таки. Тем более Бельгия. Она по дороговизне на втором месте после Франции.

– Лично я хочу, – сказал Лелик, – чтобы у меня все деньги закончились хотя бы в момент отлета на родину, но никак не до нашего приезда в Амстердам.

– Кстати, Амстердам не сильно дорогой, – заметил Славик. – Все-таки тусовочный город.

– Проверим, – сказал Лелик. – Впрочем, если мы до него вообще доберемся.

– А что такое? – всполошился Славик. – Хотелось бы в Амстердам. Я как-то настроился на Музей Ван Гога.

– Знаю я, на что ты настроился, – сказал Лелик многозначительно. – Косяков обкуриться ты настроился.

– Ну да, – подтвердил Славик. – Обкуриться косяков и отправиться в Музей Ван Гога. Так его искусство лучше понимаешь. Говорят, правда, что по обкурке лучше ходить в Музей Дали, но в Амстердаме его нет.

– Ладно, искусствовед, – сказал Лелик. – Ты мне лучше скажи, что мы ребятам на свадьбу дарить будем? Ведь это проблема так проблема. На что-то дорогое у нас денег нет ну никак – тем более что Хохлова, похоже, сейчас вряд ли чем-то можно сильно удивить, – однако хочется, чтобы подарок был запоминающимся.

– Горсть родной земли, – сказал Славик решительно. – Это можно будет хорошо обыграть.

– Слав, – сказал Лелик. – Уж если дарить горсть родной земли, то это должна быть действительно родная земля. Просто ради самоуважения. А где мы ее сейчас возьмем? Разве что у Макса карманы штанов вывернуть. Там наверняка пара кило землицы завалялось.

Славик с Леликом посмотрели на Макса. Тот добил пиво с бутербродами и мирно спал, склонив голову на грудь.

– Еврейская свадьба сломила нашего Максюту, – изрек Славик.

– Это его кружка пива сломила, – ухмыльнулся Лелик. – Макса еврейскими свадьбами не сломать. Скорее, он сам любую еврейскую свадьбу поломает. Страшный человек.

– Кстати, – заметил Славик, – со штанами промашка вышла. Он же в прокатном смокинге. Не пойдем же мы в ателье его штаны обыскивать…

– М-да, – опечалился Лелик, – плохо дело. Ладно, нечего на заднице сидеть, пошли побродим, поищем какой-нибудь подарок. Времени уже совсем мало. А перед ужином надо хоть немного поспать, чтобы быть в форме. Шурик сказал, что всю ночь будем гулять.

– А что с нашим буратиной делать? – спросил Славик, кивая в сторону Макса.

– Да пускай здесь дрыхнет, – решил Лелик. – Нам он все равно только мешать будет. Проснется – пойдет в отель. Номер-то он помнит. Сейчас я официанту дам инструкции.

Лелик позвал официанта и внушительно сказал ему по-английски:

– Этот человек, наших товарищ, пускай спать не так давно время. Мы маленький гулять вниз по улице, а потом быть здесь очень скоро раньше. Но если он подняться с кровати и что-нибудь выпрашивать, я просить не давать. Въехал?

Официант неопределенно покачал головой.

– Въехал, – решил Лелик. – Пошли, Слав. Пускай Макс тут дрыхнет. Мы скоро.

– Мы быстрых, – сказал Лелик официанту, и они со Славиком отправились на поиски подарка…

– Плохо дело, – поморщился Лелик, когда они вышли из десятого по счету магазина. – Цены какие-то несусветные. Даже барахло стоит несколько сотен долларов. Что делать, а?

– Снять трусы и бегать, – раздался веселый голос Макса, который незаметно подошел к ним со стороны кафе. – Бросили друга на съедение официанту. Совсем обалдели. Этот козел еще с меня пытался за обед получить второй раз, представляете? Хорошо еще, что он матом немного понимает.

– Ой, – вдруг сказал Лелик страшным голосом.

– Что такое? – всполошился Славик.

– А я по счету-то так и не заплатил, – признался Лелик. – Вертел его в руке, вертел, да так и оставил рядом с блюдцем.

Макс офонарел.

– Вот это да! – сказал он. – Выходит, я подвергал свою жизнь серьезной опасности? Меня же могли в полис забрать. Я его действительно послал очень четко и уверенно. Но я и подумать не мог, что ты не заплатил.

– Да ладно, – успокоил их Славик. – Сейчас вернемся и заплатим. Ничего страшного. Лучше давайте с подарком решать.

– Кстати, – заявил Макс, – я в этой Европе уже стал отлично понимать английский.

– Дело в том, – терпеливо сказал Лелик, – что в Бельгии говорят по-французски. По крайней мере, сами бельгийцы считают этот язык французским. А в Германии – по-немецки. Где ты, интересно, здесь английский нашел?

– Уж и не знаю где и как, но вон ту вывеску я могу прочитать с легкостью, – ответил Макс, показывая рукой куда-то в сторону. Лелик посмотрел в нужном направлении и увидел небольшой магазинчик, на вывеске которого было написано по-русски: «Русские сувениры».

– О! – сказал Лелик. – Может, там что-нибудь найдем? А ну, за мной!…

В магазинчике выбор был довольно богатый, но традиционный: матрешки, медведи, сувенирные бутылки с водкой, хохлома, гжель и так далее. Внимание Лелика привлекли какие-то красивые кубки с картой России, и он решил узнать, что это.

– Do you speak English? – спросил он продавца.

– Я все понимаю, – ответил продавец по-русски. – Я даже понимаю тот французский, который преподавали раньше в советских институтах. Это уникальный язык. Его в Брюсселе понимают всего три человека. Это я, мой брат…

– Ну и славно, – перебил его Лелик, не давая разгореться костру болтовни продавца. – Меня интересуют вон те кубки.

– Какие? – спросил продавец, не поворачивая головы к витрине.

– Вон те, – повторил Лелик.

– А-а-а-а, те! – улыбнулся продавец, который по-прежнему не сделал ни одного движения головой. – Это родная земля из России. Любая, на выбор. Москва, Одесса, Киев, а если чуть дороже, то прямо по улицам – Тверская, Дерибасовская, Крещатик и так далее.

– О, супер, – сказал Славик Лелику. – Сервис. Это тебе не землица из парка около «Хилтона»…

– Тверскую ему надо купить, Тверскую, – засуетился Макс. – Земля из-под ног проституток. Мне почему-то кажется, что Хохлову будет приятно.

– Хватит чушь молоть, – строго сказал ему Лелик. – Причем тут проститутки?

– Родина, сынок, родина, – ответил Макс. – Это, сынок, наша родина.

– Макс со сна всегда такую чушь городит? – спросил Славик.

– Откуда мне знать? – пожал плечами Лелик. – Мы же с ним еще не женаты. А до свадьбы – ни-ни.

Продавец вдруг посмотрел на них с интересом.

– Такой вопрос, – решительно сказал Лелик. – Сколько стоит просто из Москвы, а сколько – прямо с Тверской? Впрочем, если у вас есть не с Тверской, а с Флотской, тогда лучше ее. Наш друг там вырос.

– С Флотской пока нет, – невозмутимо сказал продавец, – хотя работы в этом направлении ведутся. Из Москвы земля стоит сто долларов, а с Тверской – сто пятьдесят. Но вы имейте в виду, что кубки с землей выполнены в подарочной упаковке. Если вы их купите, то можно спокойно дарить. Отличный подарок для любого эмигранта. Тем более что подлинность земли гарантируется специальным сертификатом, подписанным мэром соответствующего города. У нас серьезная фирма.

– Крутовато для горсти землицы, – присвистнул Макс.

– Честь дороже, – высокомерно сказал Лелик. – Тем более что сто баксов для подарка – это вообще не цена. Мы тут со Славиком прошлись по магазинам – мама дорогая! В Брюсселе, похоже, чихнуть на углу – и то пятьдесят баксов стоит.

– Не пятьдесят баксов, а две тысячи франков, но в остальном вы правы, – согласился продавец.

– Ну что, – спросил Лелик Славика, – что брать-то будем?

– Московскую, разумеется, – ответил Славик. – Во-первых, есть приятная ассоциация с одноименной водкой, а во-вторых, существует ненулевая вероятность, что в московской земле есть частица с Флотской улицы…

– Мудро, – согласился Лелик. – Потому что в земле с Тверской такой вероятности нет ни грамма. Решено, берем московскую. Тем более что она стоит на пятьдесят баксов дешевле…

Лелик заплатил четыре тысячи франков и взамен получил кубок с московской землей, заботливо упакованный в красивую коробку…

– Ну что, – спросил он Славика с Максом, когда они вышли из заведения, – хороший подарок купили?

– Еще бы, – ответил Макс. – Я плохой магазин не посоветую.

– Кстати, – заметил Славик, – хорошо бы в кафе расплатиться. А то как бы за нами не явился полис прямо посреди праздника.

– Точно, – ответил Лелик. – Помчались. Если поторопимся, то у нас еще будет час, чтобы поспать перед ужином…

Как ни странно, официант вовсе не возмутился, когда запыхавшийся Лелик с коробкой под мышкой прибежал расплачиваться. Наоборот, он был очень любезен и приговаривал, что все понимает. Правда, ожидаемую Леликом сдачу он так и не принес (Лелик, конечно, собирался оставить ему что-то на чай, но вовсе не всю сумму сдачи), однако Лелик, прождав пять минут, решил, что Максовы матюки требуют хотя бы какой-то компенсации.

После этого друзья вернулись в свой номер, бухнулись на постели, и Лелик скомандовал час безмятежного сна, жестко отклонив слезную просьбу Макса развернуть коробочку, чтобы посмотреть, что там внутри кубка…

Свадьба

Свадебный ужин начался стремительно. Лелик даже не успевал следить за круговоротом событий. Хохлов бегал по залу с ведром водки и наливал всем желающим в рюмки. Как он ухитрялся при этом не проливать ни капли – не знал никто, однако рюмки наполнялись ровно до краев и ни на миллиграмм больше. Макс на аперитив выпил десяток джинов с тоником, после чего упал в огромный торт, стоящий посреди зала, и его доставали оттуда всей свадьбой. Славик вместо кипы натянул почему-то шапку-ушанку, и его долго пытались выставить из зала за нарушение правил поведения, однако Славик вдруг проникся национальной гордостью великороссов и как дважды два доказал, что у него, великоросса, это национальный головной убор и что черта с два он отсюда выйдет. А если кто сомневается в том, что он великоросс, угрожающе произнес Славик, он сейчас это продемонстрирует со свойственным ему, великороссу, размахом. После этого от Славика все сразу отстали.

Сам Лелик длительное время не принимал деятельного участия в веселье, а только смотрел на это со стороны. Но вдруг в какой-то момент он почувствовал, что пришло его время, поэтому выскочил на сцену в круг света и… устроил настоящее шоу! Зал был в восторге. Лелик мило острил – и зал закатывался в истерике, выдавал серьезные и прочувствованные спичи – зал рыдал от сентиментальных чувств, а уж когда Лелик запел Фрэнка Синатру – все дружно встали, до того это звучало трогательно и прекрасно.

Одно только тревожило Лелика во время выступления. Макс, пролежав некоторое время в торте, видимо, протрезвел, поэтому быстро подсел к столику с миловидными девушками и как-то быстро-быстро завладел их вниманием. Лелика это сильно раздражало. Он помнил об их великом споре, и ему было неприятно, что у Макса сейчас есть большая фора. Но тут ему в голову пришла шикарная мысль. Закончив петь, он объявил в микрофон, что слово предоставляется гостю из России – Максиму, вытащил Макса на сцену, а сам подсел к девушкам.

Макс не обманул ожиданий Лелика. Он, в своей обычной манере, сел за рояль, откинул назад фалды фрака и завизжал, как несмазанная телега, лирическую песню их юности: «Моя гирла живет в общаге, а я ее кайфовый мэн». Лелик горделиво поглядывал на окружающих, справедливо полагая, что после его блестящего выступления Макс на контрасте покажется неудачливой пародией, однако неожиданно Лелик с чувством огромной досады заметил, что окружающие покатываются над выступлением Макса не меньше, чем над его умными и блестящими шутками. А уж когда Макс завыл свою коронную «Осенний день, вы плакали, малютка» и в экстазе упал головой в клавиши рояля, публика устроила такую овацию, что Лелику оставалось только тихо встать и пойти к выходу, причем спиной он чувствовал, что его не провожает ни один взгляд, потому что все они устремлены на этого дурацкого Макса…

Проснувшись, Лелик почувствовал, что по щекам его текут слезы. На соседней кровати сопел Славик, в углу тихо попискивал Макс. Лелик посмотрел на часы – было 16.05. До начала свадебного ужина оставалось менее часа. Пора было вставать, поднимать остальную команду и начинать быстро-быстро чистить перышки.

– Рота, немедленно поднимаемся! – грозно (как ему казалось) заорал Лелик, вскочил с постели и включил свет, ожидая, что еще до того, как электричество проберется по проводам к лампочке накаливания, Славик с Максом от его молодецкого крика будут уже на ногах и начнут первые отжимания.

Свет включился. Что Славик, что Макс спали как убитые.

– Не понял, – растерянно спросил Лелик. – Вы что, в армии не служили?

Славик открыл один глаз.

– Это ты в армии не служил, – презрительно заметил он. – Кто же так команду дает? Вот у нас сержант командовал – всех с кровати сдувало. «Немедленно поднимаемся» – фыркнул Славик. – Ты бы еще сказал: «Будьте так любезны»…

– Слав, че ты с этим духом базаришь? – вдруг заорал Макс из своего угла. – Мы с тобой – настоящие дембеля! А этот пряник ни разу в жизни портянки не нюхал. Мочить его, салагу, и все дела. Дай ему зубную щетку, пускай идет сортир чистить!

– Ага, ага, – сказал Лелик, – вот сейчас все брошу и пойду в «Хилтоне» сортир чистить. Здесь тебе, братец, Европа. Здесь неуставные отношения в армии не приняты.

– Мать твою, буратино, ты что наделал? – вдруг заорал Лелик, глядя на Макса жутким взглядом.

– Что такое, что? – заволновался Славик, потому что вот сейчас голос Лелика живо напомнил ему того самого сержанта Биденко.

– Ты посмотри, как он спит! – тем же страшным голосом прокричал Лелик, указывая на Макса.

Славик посмотрел. Макс лежал поверх одеяла, не шевелясь, пытаясь понять, что же такого страшного он успел сотворить во сне.

– По-моему, он уже не спит, – нерешительно сказал Славик Лелику.

– Этот придурок спал в смокинге, – уже спокойно объяснил ему Лелик. – И он теперь весь мятый.

– Придурок мятый? – уточнил Славик.

– Оба мятые, – сказал Лелик. – И придурок, и смокинг. Придурок-то – черт с ним, это его проблемы, но я не могу Макса вывести на праздничный ужин в мятом смокинге. Хохлов мне это не простит. Да и Родина нам не простит, что мы ее представляли во враждебном окружении в таком ужасном виде.

– А что делать? – поинтересовался Славик.

– Выход один, – жестко сказал Лелик. – Тащим Макса в лаундри-сервис, и там его гладят.

– Прям на нем? – спросил Славик. – У нас же вся другая одежда в ателье осталась.

– Мне наплевать, – махнул рукой Лелик. – На нем, не на нем – все равно. Макс, быстро вставай, пошли вниз.

Макс спорить не стал, сознавая пикантность ситуации. Лелик спустился с ним на нулевой этаж, нашел там в прачечной какую-то тетку и на ломаном английском объяснил проблему. Пожилая филиппинка из его объяснений ничего не поняла, но Лелик был настроен решительно, поэтому без лишних слов заставил Макса снять брюки с пиджаком, протянул их филиппинке и показал ей обе руки с оттопыренными пальцами.

– Ten minutes – maximum! – грозно сказал Лелик и провел ребром ладони себе по горлу.

Филиппинка серьезно задумалась. Она поняла, что через десять минут эти странные русские запросто почикают ее ножом по горлу, но она так и не врубилась в то, что именно от нее требуется. Она растерянно переводила взгляд с Макса, стоящего в одних трусах и рубашке с бабочкой, на Лелика, который бешено вращал глазами и размахивал брюками и пиджаком от смокинга.

– Press! – вдруг всплыло у Лелика в голове. – Press this! Please! – заорал он, протягивая смокинг тетке.

Филиппинка облегченно вздохнула. Гладить она умела. Собственно, за это ей и платили. Она быстро выхватила у Лелика смокинг и убежала в подсобное помещение.

– А мне что делать? – спросил Макс.

– Стой здесь, – сказал Лелик. – Кто тебя просил спать ложиться в смокинге? Хоть бы пиджак снял, недоумок.

– Меня подкосил сладкий воздух Европы, – гордо сказал Макс. – Имею право. Я первый раз на чужой земле.

– Тебя подкосило горькое пиво Европы, – язвительно сказал Лелик. – Пить надо меньше, друг мой. Я тебе давно говорил – надо меньше пить.

– Тебе не понять терзаний творческого человека, – объяснил Макс. – Когда я вставляю чистый лист бумаги в машинку, то испытываю такой же стресс, как и Хемингуэй. А снять стресс можно только алкоголем. Иначе так недолго и крышей съехать.

Мимо них прошел «беллбой» восьмидесяти лет от роду и удивленно посмотрел на Макса.

– Спорт, батяня, спорт, – объяснил ему Макс, начиная бег на месте. – «Бавария» тоже участвует. Ферштейн?

– Это не Германия, Макс, – уточнил Лелик на всякий случай. – Это Бельгия.

– Пофиг, – сказал Макс. – Чухна – она и есть чухна.

– Так вот, – продолжил Лелик их философский спор. – Хемингуэй начал испытывать священный трепет перед белым листом бумаги, уже написав «Фиесту», «Старик и море», «Острова в океане» и так далее. А что написал ты? Передовицу под названием «Кто заказал этот политический заказ»? После этого у тебя начался священный трепет?

– Между прочим, – пылко возразил Макс, – ты читал один мой рассказ. Он тебе понравился.

– Согласен, – кивнул Лелик. – Но это было пятнадцать лет назад. Что ты делал последние пятнадцать лет, а? Испытывал священный трепет перед белым листом бумаги и тут же шел квасить?

– Мне неприятен этот разговор, – надулся Макс.

– Мне тоже, – сказал Лелик. – Ты же талантливый парень. Потенциально. Но куда делась вся твоя потенция – совершенно непонятно.