Текст книги "Врачебная тайна доктора Штанца"

Автор книги: Алекс Борджиа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

7 глава

Инспектор криминальной полиции, Иоахим Леманн, задумчиво смотрел из трясущегося экипажа, на сонные улочки города Вюрцбурга.

Было семь часов утра, и жители города ещё только собирались с мыслями и силами, чтобы покинуть свои нагретые за ночь тёплые уютные кровати.

В столь ранний час на улицах в основном появлялись подмастерья, частные лавочники и свободные продавцы, спешащие первыми занять места на площади возле ратуши. Осеннее утро наступало не раньше девяти часов, поэтому город ещё утопал во мраке, а уже спешащие по нему жители, мелькали по тихим улочкам с зажатыми в руках фонарями.

Завершая свой последний обход, городская стража ёжилась от слегка морозного, холодного воздуха, и, стуча по мостовым сапогами, спешила как можно скорей попасть к себе в крепостную казарму. Там их ждала смена караула, протопленная печь и горячий солдатский завтрак.

Инспектор Леманн смотрел на них с некой завистью и тоской. В отличие от остальных жителей города, он встал сегодня в пять часов утра. Громкий стук в дверь его квартиры, нарушил ему и без того беспокойный сон.

Последнее время начальник полиции взвалил на него слишком много работы. Требуя раскрыть убийство семьи Хорьх ещё до возвращения в город бургомистра, начальник каждый день справлялся о ходе расследования. Но на этот раз, он прислал за ним полицейскую двуколку, прямо домой.

Помощник инспектора, молодой Брюмер, лишь вкратце изложил суть дела. Как оказалось, у единственного в городе судьи, Ульриха фон Шульца, пропал сын. Это был молодой человек лет восемнадцати, двадцати, учащийся Вюрцбургского университета. Не далее, как вчера утром, он покинул свой дом и направился в учебное заведение, но до места назначения так и не дошёл. Опрос ближайших друзей молодого человека и проверка их адресов, ни чего не дали. Юноша словно сквозь землю провалился.

Первой забила тревогу, его мать. Послав своих слуг в университет и по известным ей адресам, она так и не нашла сына. Следующий шаг сделал его отец. Он сразу обратился к начальнику полиции, вытащив его в буквальном смысле из постели, а тот, в свою очередь, сделал то же самое, только в отношении своего подчинённого, инспектора Иоахима Леманна.

Повернув у собора направо, полицейская двуколка остановилась. Леманн потянулся и нехотя вышел на улицу. Его помощник, молодой рыжеволосый человек, мирно сопел в углу кареты. Пожалев юношу, Иоахим решил его не будить.

Перед Леманном красовались высокие кованые ворота, за которыми неподалёку располагался особняк. Здание было небольшим, и стояло обособленно, выделяясь среди окружающих его домов, оригинальным дизайном и острой, как у капеллы, готической крышей.

Лишь только инспектор подошёл к воротам особняка и потянулся к шнурку с колокольчиком, как из темноты уже вышел привратник, который отворил сделанную в одной половине ворот небольшую калитку и вежливо предложил инспектору следовать за ним.

Леманн понял, что его ждали.

Пройдя по узкой садовой дорожке, он ступил на крылечко дома, и немного помешкав возле входных дверей, вошёл внутрь здания вслед за привратником. В небольшом, уютном вестибюле к нему подошёл сонный дворецкий в небрежно натянутой старой ливрее и попросил следовать за собой.

Пройдя по несколько раз поворачивающему длинному коридору, и миновав просторную гостиную, они оказались в небольшой приёмной судьи. Он был не один. Тут же, недалеко от него, расположившись в кресле, сидел начальник жандармерии Генрих Штольц. Леманн обратил внимание на две бутылки вина, стоящие на столике между ним и судьёй. Одна была уже пустая, другая наполовину выпита. Судя по всему, эти два господина сидели здесь уже довольно давно.

Они располагались лицом к входу так, что Иоахим мог рассмотреть обоих.

Судья, Шульц, был пожилой, но крепкий для своих лет мужчина. Его угрюмое лицо, выдавали в нём строгость и чувство меры во всём. Тонкие седые брови почти срослись над морщинистой переносицей, длинный орлиный нос торчал словно клюв, а глубокие носогубные складки на худом лице, выражали какое-то недовольство. Глаза, с небольшим прищуром, смотрели остро и беспощадно. Сотни раз он прожигал этим взглядом убийц, воров и преступников; всех тех, кто пожелал переступить закон. От такого взгляда тяжело было что-то скрыть.

Это же почувствовал и Леманн. Попав под пристальный взгляд судьи, он сразу вспомнил чуть ли не все свои грехи, в которых ему захотелось моментально покаяться, но его спас начальник.

Генрих Штольц встал сразу, как Леманн зашёл и, протянув ему свою руку, предложил присаживаться на любой свободный стул. В отличие от судьи, Штольц выглядел весьма мягкосердечным, если только не считать его грандиозного роста, из-за которого он всё время наклонялся, чтобы не зацепить низко висящую люстру.

Похлопав инспектора по плечу, он снова сел на своё место.

– Выпьете? – предложил он Леманну, указав жестом руки на столик, уставленный бутылками с вином.

– Да что вы, – отказался Иоахим, бросив многозначительный взгляд на красивые напольные часы, стрелки которых показывали без четверти восемь утра. – Я и молоко-то не пью так рано. Давайте лучше перейдём сразу к делу.

– Ах! Ну что же, люблю деловых людей,– заметил Штольц, и, потянувшись к портсигару, вытащил из него длинную самокрутку из табачных листьев. Прикурив от свечи и выпустив облако синего дыма, он спросил:– Ваш помощник доложил вам о причине вашего вызова сюда?

– Доложил,– ответил инспектор.– Но весьма поверхностно.

– Тогда, я расскажу вам сейчас подробней, зачем же мы так спешно вас сюда вызвали, – сказал Штольц. И посмотрев на судью, уточнил у него, – Вы позволите?

– Ну, разумеется, – ответил судья, сверкнув глазами. – И немедленно!

– Ровно сутки назад у нашего достопочтимого судьи, ушёл на учёбу в университет и до сих пор из него не вернулся его единственный сын, Бруно. Юноше девятнадцать лет. Он высокий блондин, с голубыми глазами. До университета он, кстати, так и не дошёл. По крайней мере, никто его в тот день там не видел. Это подтвердили люди, которых я вечером туда посылал. Так же, мы проверили пару адресов его самых близких друзей. У них он тоже не появлялся. Мои жандармы оббегали и облазили весь город, включая самые неблагоприятные районы, но никаких следов молодого человека они не нашли. Похоже, что он просто взял и исчез.

– Я в мистику не верю, – сказал Леманн, выслушав внимательно своего начальника.

– И я тоже, – сказал Штольц. – Именно поэтому, поручаю поиски Бруно фон Шульца вам. Все остальные дела, пока подождут, ведь вся их срочность заключается в поимке убийц и воров, а здесь исчезновение человека, который мог попасть в беду и нуждается, может быть прямо сейчас, в нашей немедленной помощи. Так что начинайте поиски прямо отсюда. И прошу вас, Леманн, найдите этого юношу,– завершил свою речь больше просьбой, чем приказом, начальник полиции.

Леманн посмотрел на судью, и ему показалось, что тот глядит на него как на фокусника, который сейчас вместо кролика, вытащит из своей шляпы его сына.

– Мне необходимо поговорить со всеми, кто служит в этом доме, – сказал Иоахим, с трудом выдерживая взгляд судьи.

Ульрих фон Шульц тут же потянулся к звонку, висящему у камина. В комнату моментально вошёл, всё тот же заспанный дворецкий.

– Вальтер, немедленно соберите всех слуг в передней, – распорядился судья, – и прикажите им отвечать на все вопросы, которые задаст этот господин.

Дворецкий без энтузиазма поклонился и медленно вышел.

– Благодарю, вас, герр Шульц, – вставая, сказал Леманн. – А теперь, разрешите откланяться. Мне нужно приступать к своим обязанностям.

– Да, да, – подстегнул его, начальник полиции, – приступайте, и немедленно!

Иоахим вышел из комнаты и направился в переднюю. Там его уже ждала небольшая толпа поднятых из своих постелей слуг. Все они выглядели недовольными и помятыми. Кто-то зевал, кто-то, облокотившись на стену, стоя, дремал. Всего их собралось, пять человек, включая женщину, которая, по всей видимости, была кухаркой.

Леманн, осмотрел внимательно каждого, и начал свой допрос.

– Прошу меня извинить, – сказал он, – но всех вас подняли по весьма веской причине. Я, инспектор полиции, Леманн. Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Все вы знаете об исчезновении сына вашего хозяина, и мне очень нужно знать, кто из вас видел его последним.

– Я, как кухонный работник, вообще редко вижу господ, – первой заговорила женщина.– В основном я общаюсь с хозяйкой. Она же утверждает ежедневное меню. Меня могли бы и не беспокоить, ведь мне необходимо идти готовить хозяевам завтрак.

– Хорошо, – сказал Леманн, – тогда с вас и начнём. Значит, вы вообще никогда не видели сына ваших господ?

– Почему? Вчера и видела, – ответила женщина, делая шаг вперёд.

– Когда и где? – спросил инспектор.

– Утром, когда месила тесто, – пояснила кухарка. – Я стояла у окон своей кухни, когда молодой хозяин выходил из двора на улицу. Проводив его взглядом до собора, за которым он свернул на дорожку, ведущую к ратуше, я продолжила спокойно заниматься своими делами.

– Во сколько это было? – задал новый вопрос, Леманн, оглядывая внимательно всех слуг.

– Это было ровно в девять часов утра,– ответил за замешкавшуюся женщину, другой слуга.

– А вы-ы..?

– Я работаю во дворе,– быстро ответил слуга.– Занимаюсь уходом за домом и усадьбой. Вчера была холодная ночь, и я встал пораньше, чтобы протопить гостиную. Хозяйку мучает ревматизм, и она не переносит сырости и холода в доме.

– Кто ещё видел Бруно Шульца? – спросил инспектор.

– Я, – отозвался ещё один слуга. – Я видел его уже в городе, когда шёл в хлебную лавку.

– В какую именно лавку?

– В ту, что за церковью, возле входа на рыночную площадь, – пояснил слуга. – Я каждое утро беру там свежий хлеб и булочки к завтраку. Их очень любит Герр судья.

– В какой момент это было?

– Я заходил в лавку, а молодой человек шёл мимо капеллы Богоматери.

– Он был один?

– Да, кажется один.

– А всегда ли молодой фон Шульц ходил до учебного заведения пешком? – продолжал сыпать вопросами, инспектор.

– Почти всегда,– ответил кто-то из прислуги.

– А кто-нибудь из вас знает; всегда ли он ходил через площадь? Ведь от этого дома до университета много и других путей.

Теперь все слуги смолчали. Похоже на этот вопрос, точного ответа никто не знал. Леманн ещё раз окинул оценивающим взглядом присутствующих, и, поняв, что больше ни чего нового от них не узнает, всех отпустил.

Словно Тесей ухвативший кончик от нити Ариадны, он теперь знал, куда двигаться дальше. Взглянув на свои карманные часы, он понял, что самое время для прогулки до рыночной площади. Там же, можно было впоследствии и перекусить.

Выйдя на улицу, он решил не садиться в полицейскую двуколку, а пройтись через город пешком. Вытащив из внутреннего кармана блокнот и карандаш, Леманн начал чертить на нём схему города. На ней он провёл линию, от дома судьи до ратуши, того места где в последний раз видели исчезнувшего юношу.

– А что делать мне? – спросил, высунувшись из двуколки, его заместитель Брюмер.

– Отправляйся в участок и жди моего возвращения,– ответил ему инспектор. – Если до двенадцати часов дня я туда не приеду, езжай прямо к дому доктора Штанца. Знаешь где это?

– Ну конечно!

– Отлично. Будешь ждать меня там. Нам давно нужно познакомиться с этим доктором. Несмотря на все указания начальника, я не собираюсь забывать и о других своих делах. На мне ещё висит убийство семьи Хорьх, а доктор был последним, кто снимал у них жильё. Нужно, наконец, с ним пообщаться.

Брюмер согласно кивнул головой и, окликнув кучера, помчался в участок.

Светало. На улицах стало довольно многолюдно и шумно. Все куда-то спешили. Утренний церковный звон возвестил ревностным католикам о начале службы.

Инспектор дошёл до рыночной площади и стал внимательным взором её осматривать, но его обоняние нашло булочную намного быстрее глаз. Нырнув в проход между торговыми рядами, он упёрся в ту самую кулинарную лавку. Обойдя очередь возмущающихся такой наглости жителей, он зашёл внутрь. Здесь было довольно тесно и жарко, лотки с только что испечённым хлебом и всевозможными булочными изделиями заполоняли почти всё помещение.

В центре стоял громадный дядька в сером халате, который, по всей видимости, и являлся хозяином лавки, и раздавал заказы. Здесь, инспектору всё было ясно. Этот человек вряд ли мог видеть кого–то из проходящих мимо его ларька людей.

Купив пару сдобных булок, и не задерживая больше очередь, он вышел обратно на улицу. Опять осмотревшись, он увидел несколько открытых лавок, расположенных под навесами, и шедших вдоль всей площади, до самого её конца.

Вздохнув, и откусив парящую на холодном воздухе сдобу, инспектор направился вдоль этих рядов. Одну за другой, он проверял открытые лавки, спрашивая у их продавцов о юноше, подробное описание которого давал им всем, пока не дошёл до капеллы Богоматери.

К великому сожалению инспектора, ни кто не видел и не знал Бруно Шульца. Сразу за капеллой он остановился, не зная идти ли дальше до университета, или покрутиться ещё здесь, в центре.

И тут он почувствовал, что кто-то тянет его за полы пальто. Посмотрев вниз, он увидел одного из тех попрошаек, которые всегда снуют возле церквей и торговых площадей. Выдернув из его грязных рук пальто, он внимательно посмотрел на этого человека. Тот сидел на корточках, изображая больного, и протягивал для подаяния свою трясущуюся руку.

Инспектор наклонился к нему, подобрав полы пальто и протянул, одну из купленных, но ещё не съеденных булок. Тот хоть и взял её, но был этим подаянием не очень доволен. Скорей всего попрошайке хотелось получить хоть немного денег, чтобы купить спиртного.

– А что приятель, ты, наверное, каждый день сидишь здесь? – задал ему вопрос Леманн.

– Сижу, сижу, господин, – кивая закутанной в грязные платки головой, ответил нищий.

– Ну, тогда может быть, ты видел, проходящего тут вчера мимо тебя, примерно в это же время, юношу? Он был хорошо одет, высок, статен; светловолосый и немного худой. Возможно даже, что он каждый день проходил здесь.

– Таких здесь много ходит в университет, – ответил нищий, отворачиваясь и пряча поданную булку под рваную одежду.

Инспектор полез в карман пальто и вытащил оттуда несколько монет.

– Может тогда стоить спросит у твоих знакомых? – сказал он, перебирая пальцами деньги, и смотря на сидящих неподалёку, таких же нищих.

– Нет, нет, – остановил его попрошайка, увидев монеты.– Уж они-то точно ничего не видели.

– А ты? – вновь обратился к нему инспектор.

– Я думаю, что вы имеете в виду молодого человека по имени Бруно, – ответил нищий.

– Так ты его знаешь? – встрепенулся Леманн.

– Знаю, – ответил тот, – ни так хорошо, как вас, конечно, но знаю.

– И ты знаешь, кто я? – удивился Иоахим.

– Инспектор Леманн, – ответил нищий. – А юноша, которого вы ищете, сын судьи города.

– Так ты его видел вчера?

– И вчера, и позавчера и все те дни, когда он проходил мимо нас на учёбу,– ответил попрошайка.

– Значит вчера, он, как всегда прошёл мимо вас и направился в сторону университета?

– Да, прошёл, только долго отбивался от одного уродца, пытавшегося что-то у него выпросить. Мы этого человека видели впервые и приняли за своего конкурента. Он крутился и жеманничал возле молодого человека, пока тот не свернул за угол. Там они оба и исчезли. А когда наша братия решила проучить этого непонятно откуда взявшегося уродца, и, собравшись толпой, пошла следом за ними, за этим домом уже никого не оказалось.

– Точно никого уже не было? – уточнил Леманн, вцепившись в плечо попрошайки.– Ведь за домами квартал просматривается очень далеко, куда же они могли деться?

– Не знаю? – пожал плечами нищий. – Только никого там уже не было. Лишь из-под арки дома на другой стороне улицы, выехала большая чёрная повозка, и, свернув в сторону Старого моста, быстро умчалась. Вы уж не обессудьте, но если этот урод посмеет появиться в нашем квартале вновь, мы его точно побьём. Не нужны нам здесь залётные конкуренты.

Но инспектор его уже не слушал. Бросив пару монет в банку попрошайки, Леманн выпрямился, и направился на соседнюю улицу. Пройдя за капеллу, он оказался совершенно один. Людей вокруг не было вообще. «Да, тихий райончик»,– мелькнуло у него в голове.

Вдруг его внимание привлёк странный прохожий, вышедший из мясной лавки, стоящей немного в стороне от площади, и примыкающей к большому дому. Этот человек был очень похож на карлика из шапито, чем сразу и привлёк внимание инспектора.

Выйдя из лавки с мешком, прихрамывая, но передвигаясь при этом довольно быстро, он направился куда-то во дворы. Инспектор проследил за ним любопытным взглядом и на подсознательном уровне, отправился следом. Свернув за пару домов, он увидел, как этот человек подошёл к ожидавшей его повозке. Закинув в неё свою ношу, карлик отвязал лошадь, взобрался ловко на козлы и помчался в сторону западных кварталов.

Вот тут-то Леманн и пожалел о том, что отпустил полицейскую двуколку.

Так он и простоял, просто опустив руки и смотря вслед удаляющейся повозке, пока та не исчезла за первым же поворотом между домами.

8 глава

Абелард Вагнер тихонько приоткрыл дверь спальни своей жены и в образовавшуюся щель просунул голову. Несмотря на уже начинающийся день, в комнате было ещё довольно темно. Да и плотные шторы на больших окнах, которые были полностью задёрнуты, не позволили бы проникнуть через них даже полуденному яркому солнцу.

– Заходи, я не сплю,– раздался из глубины спальни слабый женский голос.

Герр Вагнер вошёл в комнату и чуть ли не на ощупь, приблизился к огромной кровати с балдахином. Интерьер спальни был почти скрыт темнотой, хотя кое-какие предметы мебели всё-таки в ней просматривались.

Вагнер сел на стул, стоящий подле кровати, и откинул тонкий занавес балдахина. На широком ложе, в окружении вышитых подушек, под толстым пуховым одеялом, лежала пожилая женщина. Нет, не старая, но уже давно переступившая порог среднего возраста. Лица её практически не было видно.

– Спасибо, что заглянул,– поблагодарила она Вагнера. – Надеюсь, ты пришёл один?

– Ну конечно один, – ответил Абелард, – а с кем же ещё?

– Я думала, что ты снова привёл этого доктора, Адольфа Менгера. Прошу тебя, не пускай его больше ко мне. Он мучает меня своими кровопусканиями, после которых я чувствую себя ещё хуже.

– Больше, ты его не увидишь, обещаю, – сказал Абелард, склонившись над женщиной. – Сегодня к тебе придёт другой человек. Он тоже доктор, поселившийся в нашем городе совсем недавно. Надеюсь, что его помощь окажется куда действенней, чем лечение Менгера.

– Прошу, не мучь меня и себя докторами, – резко взмолилась женщина. – Поверь, мне уже ни кто не поможет. Лучше я умру спокойно, от естественного течения своего недуга, чем от ужасных пыток, которым меня может подвергнуть очередной врач.

– Я слишком люблю тебя, чтобы позволить себе и тебе опустить руки, и не предпринимать каких либо попыток для твоего излечения, – возразил Вагнер. – Так что извини, но я всё же позволю этому доктору осмотреть тебя. По крайней мере, я смогу составить о нём, как о лекаре, своё собственное мнение.

– Как хоть его имя?– поинтересовалась женщина, поняв, что спорить с мужем бесполезно.

– Его фамилия Штанц,– ответил ей Вагнер, – доктор Хенрик Штанц.

– Странное имя,– проговорила, тяжело вздыхая, женщина. – Он еврей? И когда ты его приведёшь?

– На еврея он вроде не похож. А вообще, кто знает! – пожал он плечами. – Я жду его в ближайший час,– сообщил ей, муж, взглянув на карманные часы, но из-за мрака в комнате, он не смог рассмотреть на них даже стрелок, и убрал часы обратно.

– Это Бог покарал нас за наши грехи, – вновь сказала женщина. – Поэтому у нас и не было детей, поэтому я и умираю.

– Не за что нас карать, – ответил ей муж. – Мы просто не успевали завести детей из-за моей службы, вот и всё.

– А как мы расписались в церкви Святого Фомы, чтобы мой отец и мои братья позволили тебе взять меня в жёны и мы могли спокойно уехать из Лейпцига, ты забыл?

– Это было давно, – ответил Вагнер, сглотнув возникший в горле ком. – И к тому же, никто из пасторов не знал, что я католик. Так же, как никто здесь не знает твоей семьи и то, что раньше ты была лютеранкой.

– Кроме Него, – сказала женщина, указав указательным пальцем в потолок, подразумевая тем самым Всевышнего. – И разве не достаточно того, что я потом тайно крестилась в нашем соборе, став католичкой? Или ты считаешь, что этих грехов мало для того, чтобы Бог отвернулся от нас? – и, видя, что муж, опустив глаза, молчит, добавила: – Лишь только поэтому у нас нет детей, и только поэтому я заболела. Всё правильно, всё верно.

– Ни чего не правильно, – резко возразил ей герр Вагнер. – Разве мало среди честных католиков бывает смертельно больных? Разве не умирают они от недугов и несчастных случаев? Так что не говори глупостей, дорогая. Вот увидишь, ты обязательно поправишься. Обязательно.

Женщина попыталась вроде как улыбнуться, и похлопала мужа по держащей её за ладонь его дрожащей руке.

Абелард Вагнер закрыл глаза, и на мгновение мысленно перенёсся в своё далёкое прошлое, когда будучи ещё студентом юридического факультета Лейпцигского университета, он впервые увидел свою будущую супругу. Был конец весны. Ярко светило солнце. Она выходила из Thomaskirche, а он прогуливался с друзьями по Рыночной площади. Светловолосая, с веснушками на миловидном лице, задорно смеющаяся в окружении молодых людей, оказавшихся её братьями, она сразу вызвала к себе интерес юного студента Вагнера. Он тоже не с того не с сего громко рассмеялся и тем самым привлёк к себе её внимание. Их взгляды пересеклись и можно сказать, навеки, соединились. И в одно мгновение им обоим стало ясно, что жить друг без друга они больше не смогут. Проследив за ней до самого её дома, Абелард стал каждое утро класть на его порог букет собранных им цветов. Однако заметив, что иногда эти букеты выкидывались выходившими из дома братьями, он высмотрел, какое окно принадлежит комнате девушки, и стал уже бросать ей цветы в него, ведь из-за весеннего зноя рамы её окна были почти всегда открыты. А когда душный воздух отступал перед вечерней прохладой, Эльза садилась возле окна своей спальни с лютней, и искусно на ней играя, услаждала слух молодого человека своим дивным пением, в конце концов, окончательно пленив его сердце. И хоть поначалу девушка делала вид, что не замечает притаившегося за пышными кустами растущей у окна черёмухи юношу, уже через неделю она стала слать ему свои едва заметные воздушные поцелуи, а ещё через несколько дней они, наконец, впервые друг с другом заговорили, когда девушка направлялась в продуктовую лавку.

Она ходила туда каждый день, но молодой человек лишь сопровождал её по другой стороне улицы, ни на минуту не сводя с девушки влюблённого взгляда. Эльза игриво и кокетливо поправляла всё время волосы и с лучезарной улыбкой всю дорогу смеялась. То ли над нерешительностью своего воздыхателя, то ли пытаясь, таким образом, ещё больше ему понравиться. В её руках всегда была корзина, которую она одной рукой прижимала к своему стройному стану. И вот, то ли ей самой надоела застенчивость её тайного ухажёра, то ли действительно невзначай, однажды заполнив корзину фруктами, и возвращаясь уже с городского рынка, домой, она рассыпала свои покупки по всему переулку. Тут-то, наконец, и подошёл к Эльзе со своей помощью, настойчиво ухаживающий за ней уже много дней, молодой человек. Так начинался их страстный роман. И так он продолжался до самого его знакомства с её семьёй. То, что они протестанты, он догадался, когда ещё видел их ежедневные походы в церковь Святого Фомы. Но то, что они будут против союза Эльзы с ним, он поначалу даже не представлял.

Её семья принадлежала к старому, но уже захудалому роду Хофманнов, но придерживалась очень строгих правил и не желала своего соединения с Римско-католической церковью. Пока отец девушки, видя всю безнадёжность ситуации из-за любви дочери к статному студенту, не выдвинул им свои условия и не согласился на слияние его фамилии с фамилией Абеларда, если тот станет протестантом и обвенчается в их протестантской церкви. Не видя другого способа заполучить себе в жёны полюбившуюся ему девушку, Вагнер согласился на это требование своего будущего тестя. Однако в итоге выполнил его только наполовину, обвенчавшись в церкви Святого Фомы, будучи не отречённым католиком, которым так и остался до конца своей жизни.

– О чём ты задумался? – спросила его, жена, неожиданно прервав герр Вагнеру течение его мыслей.

– Да, так, – пространно ответил он, разомкнув веки и вновь оказавшись в полутёмной душной комнате, – кое-что вспомнил.

Женщина с силой, на какую только ещё была способна, сжала ладонь мужа и тихо произнесла:

– Да, я тоже.

В их странном разговоре вновь наступила пауза и в комнате зависла звенящая тишина. И неизвестно, сколько бы она ещё продолжалась, если бы её внезапно не нарушил шум въехавшего во двор их дома экипажа, громкие шаги людей, и последовавший через минуту стук в дверь. На разрешение войти, в спальню зашёл слуга, который доложил, что приехал какой-то важный герр, называющий себя доктором.

– Ах! Ну, наконец-то! – выкрикнул обрадованно Вагнер, и приказал вести этого господина прямо сюда.

– Ты его даже не встретишь? – удивилась женщина.

– А зачем? Доктор поймёт, что я нахожусь возле больного человека и не могу его оставить одного.

Через пару минут в коридоре послышались шаги, и дверь в спальню вновь отворилась. На пороге возник крупный мужчина. Это был Хенрик Штанц. В одной руке он держал большой саквояж, а в другой, длинную трость со сверкающим даже в такой темноте набалдашником.

– Добрый день, доктор, – поприветствовал его, вставая и подходя к нему, герр Вагнер.

Впустивший доктора в комнату слуга, тут же закрыл за ним дверь, и комната вновь погрузилась во мрак.

– Добрый день, герр Вагнер, – ответил вежливо и тихо, мужчина.

– Можете говорить громче, доктор, – послышался слабый голос женщины с кровати. – Я не боюсь громкого звука.

– Но, кажется, вы боитесь света,– заметил доктор, подойдя к кровати на которой она лежала. – Позвольте мне зажечь свечу, – обратился он к женщине, и, не дожидаясь её ответа, чиркнул спичкой и зажёг фитиль большой свечки воткнутой в позолоченный шандал, расположенный на этажерке.

– А это не навредит моей жене? – боязливо спросил, Вагнер.

– Ни в коем случае, – успокоил его Штанц, ставя на прикроватную этажерку свой саквояж.

При свете свечи доктору открылась совсем другая картина. Перед ним лежала пожилая женщина со странным цветом лица. Её кожа была покрыта какими-то тёмными пятнышками и при этом казалась настолько тонкой, что через неё виднелись мелкие капилляры синего цвета. Зрачки глаз женщины были бесцветны, а лицо настолько худым, что по её черепу можно было изучать анатомию. Между потрескавшихся чуть раздвинутых, вывернутых губ, белели дёсны пожелтевших зубов. Зрелище было не для слабонервных.

Даже её собственный муж, давно не видевший свою жену при свете, немного вздрогнул и отвернулся.

– Вы будете делать осмотр? – спросил он доктора, полезшего в свой саквояж.

– Если вы имеете в виду, что мне нужно поставить диагноз, то уверяю вас, мне всё понятно и так, – ответил Штанц, вытащив из саквояжа несколько стеклянных мини сосудов и какие-то тонкие трубочки. – Ещё когда у меня дома, вы рассказали о симптомах болезни вашей жены, и её светобоязни, мне всё стало ясно,– сказал доктор. – Лучше присядьте, – предложил он суетившемуся вокруг него, Вагнеру,– и подождите, пока я проведу первую процедуру очищения.

– Процедуру очищения? – переспросил Абелард, садясь в кресло возле закрытого шторой окна.

– Да, очищения, – повторил, Штанц, разворачивая на столе, возле кровати, нечто подсумка с множеством хирургических инструментов. – Только сразу предупреждаю вас, что не обещаю стопроцентного выздоровления вашей супруги. Болезнь слишком запущена.

– Позвольте вашу руку, – обратился доктор к женщине.

– Боже, опять! – воскликнула несчастная.– Прошу вас только не делайте кровопусканий, – взмолилась она.

– Мне необходимо проверить вашу кровь, – пояснил Штанц, – а для этого необходимо взять небольшое её количество. У вас есть ванночка для процедуры кровопусканий?

– Она здесь, – сказал, вставая Вагнер, и подойдя к кровати жены, вытащил из-под неё маленькую, глубокую ёмкость, с носиком для слива. Это и была та самая ванночка, которой постоянно пользовался Адольф Менгер.

Фрау Вагнер с трудом вытащила из-под одеяла свою левую руку, и протянула её доктору. Он вынул из саквояжа ланцет, быстро окунул его несколько раз в жёлтое пламя свечи и подошёл к больной женщине. Затем Штанц засучил ей рукав пеньюара и, подсунув под сгиб руки маленькую ванночку, сделал ей резкий, и точный прокол в вене, которая была исполосована затянувшимися ранами от предыдущих кровопусканий ланцетом Адольфа Менгера.

Потёкшая слабо кровь, была почти чёрного цвета. Набрав её совсем немного, Штанц прижал к проколу кусочек мягкой, чем-то набитой ткани, и согнул женщине руку.

–Подержите пока так, – сказал он ей. – Мне необходимо узнать какого типа у вас кровь.

Доктор вял заполненную ванночку, поставил её на стол и стал производить над ней странные манипуляции. Вытащив из саквояжа кусочек материала, похожего на хрусталь, он на него капнул каплю крови женщины, набрав её из ванночки с помощью миниатюрной стеклянной колбы на один конец которой был одет кожаный мешок похожий на пузырь. Затем Штанц стал по отдельности брать из каждого сосуда, понемногу жидкости, так же напоминающей кровь, и смешивать её на кусочке хрусталя, перед каждым новым разом протирая его тканью, с кровью больной женщины. При этом в каждую новую, получаемую смесь, он добавлял крупицы какого-то зеленоватого порошка.

Вагнер, внимательно наблюдающий за Штанцем, видел подобные опыты на своих глазах впервые. Однако досадное выражение доктора при каждом таком смешивании жидкостей, вызывали в нём всё большую тревогу. И вот, смешав, наконец, кровь женщины с жидкостью из последней принесённой им баночки и с частицей неизвестного порошка, Штанц радостно воскликнул:

– Converged(Нашёл лат.)!

– Простите, доктор? – не поняв, переспросил, с волнением Вагнер.

– Ах, извините, – ответил, Штанц. – Я хотел сказать, что нашёл наконец-таки ту кровь, которая подойдёт вашей жене.

После этого доктор подошёл к прикроватной этажерке и начал там что-то мастерить. Из саквояжа он вынул предмет, напоминающий небольшую трость. Только она имела основание для установки на ровную поверхность и к тому же внутри себя скрывала металлический стержень, который доктор из неё вытащил. Так, у него получился настоящий штатив, к верхнему краю которого с помощью тонкой бечёвки он закрепил тот самый стеклянный сосуд, из которого брал жидкость последней, только предварительно закрыв его странной крышкой с торчащими из неё трубками и перевернув сосуд донышком вверх. Затем, он вытащил из саквояжа тонкую длинную верёвку из какого-то мягкого материала, на одном конце которой имелся ещё более тонкий предмет, чем-то напоминающий заточенное перо с косым срезом. На одну торчащую из крышки банки трубку доктор натянул вытащенный им предмет, а другой конец трубки поднял и просто засунул под держащую сосуд бечёвку. Свободной рукой он достал из саквояжа стеклянный флакончик и зубами вытащил из него пробку. Вырвавшийся из него необычайный аромат моментально заполнил всю комнату, приятно защекотав пазухи носа герр Вагнера. Этот божественный запах напомнил ему исходящее от цветущего майского разнотравья дурманящее амбре. Так пахли букеты, которые он когда-то собирал для своей будущей жены. Штанц поднёс флакончик к руке женщины и, перевернув его, уронил ей на место сгиба предплечья пару капель какой-то чудо жидкости. Потом снова заткнул флакон, убрал его и хорошенько растёр эту ароматную жидкость в месте прокола. Когда с пера закапала бурая жидкость, он вонзил его женщине в руку, засунув его косой заточенный край достаточно глубоко ей под кожу. Несчастная немного скорчилась, но стерпела. Затем он взял тряпичную перевязку и намотал её в месте укола на изгиб руки. Посмотрев внимательно, как набухла проводящая из подвешенного сосуда трубка, которую Вагнер поначалу принял за верёвку, он сказал: