Текст книги "Жасмин (ЛП)"
Автор книги: Алекс Белл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Когда я вернулась в спальню, Бен переместил рыцаря, коня и фото на прикроватный столик, а сам уже устроился с одеялом и подушкой на диване. Сколько я ни пыталась, мне так и не удалось заставить его перелечь на кровать. Короче, в итоге я сдалась и заняла кровать, испытывая вину и теплоту по отношению к Бену.
Но прежде чем улечься, я села на край матраца и расчесала волосы. Они у меня были такими длинными, что за ночь обязательно спутались бы, если их не расчесать перед сном. Мне нравился этот ритуал, он меня успокаивал – взмах гребня, скольжение вниз...
Я резко прекратила свое занятие, когда заметила, что Бен наблюдает за мной с дивана. Мои белые волосы нравились Лиаму, но я не должна была забывать, какое впечатление они производили на окружающих. Поэтому я тут же положила расческу на стол, но вышло у меня это шумно. Все от того, что я очень стеснялась себя, потому и действовала неловко.
А вот то, что случилось дальше, можно назвать только капризом судьбы, не иначе. Обычно я оставляю расческу на столике, рядом с кроватью, чтобы утром могла сразу её взять. Но так как я чувствовала себя смущенной и все такое, мои руки сами собой начали искать, куда бы спрятать расческу. Я нащупала колечко, потянула за него и с трудом и скрипом открыла ящик.
Ящик был совершенно пуст, если не считать изящного золотого кольца, которое я уже видела на пальце Бена. Сначала я подумала, что это его кольцо и непроизвольно бросила на Бена взгляд. Он, замерев, сидел на диване и неотрывно смотрел на открытый ящик. Его лицо побелело. В руке он держал книгу, и мне было видно, что его кольцо на месте.
То колечко в ящике принадлежало кому-то другому.
– Бен... – начала было я, когда он поднялся с дивана, книга упала на пол, и он подошел к кровати. Он остановился перед столиком и схватил кольцо. Мне показалось, что его слегка потряхивало.
– Мне жаль, – сорвалось с моих губ. Он выглядел таким несчастным, и я подумала, что сделала что-то не то, открыв ящик. Он ничего не говорил, но я почувствовала, будто вторглась на его территорию, будто я рылась в его вещах и нашла что-то очень личное. – Бен... мне очень жаль, – повторила я.
– Я тебе не лгал, – сказал он тихо, – просто не мог сказать правду.
– Что случилось?
Он сделал глубокий вдох и сказал:
– Она больна.
– Очень серьезно? – спросила я, и мое сердце оборвалось.
Он закрыл глаза и с губ его сорвалось.
– Да.
– О, Бен, мне так жаль.
Он присел рядом со мной на кровать.
– Я никому не говорил, кто еще не знал, потому что от этого... все казалось еще реальнее, – сказал он.
Я кивнула. Мне это было знакомо. Каждый раз, когда я говорила кому-нибудь о смерти Лиама, мне вновь и вновь приходилось проходить через эти ужас и горе, и ситуация становилась еще невыносимее. Может, именно по этой причине Бен раздумывал, приезжать ему на похороны или нет. Как же я виновата перед ним за то, что злилась на него. Получается, что ему необходимо было вернуться в Германию как можно скорее.
– А... что с ней?
– Не хочу вдаваться в подробности, – устало ответил Бен. – Какая разница? Она больна, и если в ближайшее время ничего не изменится, то я потеряю её навсегда.
Что я могла сказать, это было не мое дело. Но все же ничего не могла с собой поделать, перед глазами так и стоял образ бедной больной невесты Бена, которая умирала у себя дома, и поэтому я сказала:
– А почему ты не с ней?
– Я ей не нужен. – Он поднял обручальное кольцо и сказал: – Она меня отослала. Мы будем с ней вместе, если она станет прежней.
– Вот зачем ты ищешь лебединую песню? Думаешь, если ты продашь её, то тебе хватит денег, чтобы помочь ей?
– Вроде того, – ответил Бен.
У него сорвался голос, и, взглянув на него, я увидела, что в глазах его стояли слезы, а на лице отразилась боль, которую он всегда скрывал.
– Бен, обещаю, я сделаю все, чтобы помочь тебе, – сказала я.
– Спасибо. – Рука, держащая кольцо, напряглась, а плечи еще сильнее ссутулились. – Я даже не знаю, получится ли. Может, уже слишком поздно. Может, время уже безнадежно упущено. Однажды между нами что-то было... но теперь, после всего... может быть, уже слишком поздно, чтобы все вернуть.
– У тебя хотя бы есть шанс, – возразила я. – Я бы все отдала ради этого.
Он посмотрел на меня покрасневшими, запавшими глазами и спросил:
– Уверена?
– Ну конечно! Если была бы хоть крошечная возможность вернуть Лиама, я бы боролась за неё насмерть! Ничего не кончено, пока не кончено, Бен!
Я положила ладонь на его руку, чтобы как-то утешить, ожидая, что он, скорее всего, дернется, отстраняясь, но вместо этого, он почти сразу же притянул меня к своей груди и крепко обнял. Я немало удивилась, но обняла его в ответ, надеясь, что он меня не задушит в объятиях и ему станет хоть немного легче.
Хотелось бы, чтобы он не обнимал меня так крепко. Не люблю, когда меня трогают. Оправданно или нет, я всегда чувствовала, что люди должны бежать от моей холодной белой кожи, как от огня. Но я не смогла его оттолкнуть и постаралась изо всех сил ничем не выдать своего дискомфорта.
Его лоб покоился у меня на плече, когда я почувствовала, что мне на руку капнула его слеза и медленно потекла вниз. Он не то чтобы плакал, нет, но его слегка трясло. Я ему очень сочувствовала. Потеря Лиама была ужасной – но это, по крайней мере, произошло быстро. Я не мучилась в агонии, живя, как он.
Мой взгляд упал на темную шевелюру Бена, и я поразилась, насколько цвет его волос был похож на волосы Лиама... почти черные, с медным оттенком, если свет падал под нужным углом... Я видела нас в зеркале, висевшем напротив кровати. Его лица не было видно, поэтому Бена сейчас можно было легко принять за младшего брата. В течение нескольких мгновений, я как зачарованная видела вместо Бена только своего мужа. И мне очень захотелось сказки – я прикоснулась щекой к его волосам и крепко обняла...
Но потом Бен заговорил и разрушил иллюзию.
– Сначала... Хайди, а потом эта история с Лиамом... не могу вспомнить, когда я был счастлив. – Он отстранился. – А ты? Как думаешь, ты еще будешь счастливой?
– Наверное, однажды, – я замолчала, мне вдруг показалась до смешного наивной надежда на истинное счастье, учитывая тучу, зависшую надо мной. Такое не вычеркнешь из жизни. Казалось невозможным, что боль когда-нибудь утихнет, и я была уверена, что, если счастье замаячит в будущем, то, вспомнив о Лиаме, я вновь впаду в глубокое отчаяние. Так и буду двигаться по спирали, переживая ужас потери раз за разом...
– Извини, – тихо сказал Бен, пытаясь улыбнуться. – Не хотел тебя расстраивать. Ты из-за меня приуныла, да?
– Чуть-чуть, – ответила я, тоже попытавшись улыбнуться. – Как было бы здорово, если бы мы искали волшебную палочку, а не лебединую песню. Тогда бы потом мы могли взмахнуть ею, и все вернуть, как прежде.
– Иногда невозможно вернуться к былому, – ответил бесцветным голосом Бен. – Сколько ни старайся. – Он взглянул на свои часы и добавил: – Уже очень поздно, давай спать.
Когда он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, мои глаза смотрели в зеркало, и я притворилась, что женщину, отражающуюся в зеркале, целует мужчина, которого она любит больше жизни.
Но в следующую секунду Бен встал и вернулся на диван, бросив через плечо:
– Спокойной ночи, Жасмин, – а потом лег и выключил настольную лампу.
Я легла в кровать и сделала то же самое, погрузив комнату во тьму.
Глава 15
Татуировка « Лебедь »
Той ночью мне приснилась маленькая черная лошадка. Она ожила, спрыгнула со столика на кровать и поскакала ко мне. Она наступила мне на руку одним холодным копытом, потом другим, в общем, пока вся не оказалась на моей ладони. А потом лошадка легла на бок и прижалась головой к моей коже, словно к чему-то прислушивалась.
Но потом лошадку сменил другой образ – волшебный лес под темным небом, заполненным мерцающими звездами.
На снегу лежали черепа и черные розы, здесь же была и та лошадка. Она проскакала между костями и цветами, найдя дорогу ко мне, и снова оказалась у меня в руке.
Я проснулась. Пальцы жгло от ощущения, что конь сидел у меня на ладони. Но нет. Когда я включила свет, то увидела, что фигурка стояла на столе, рядом с рыцарем, там же, где я их и оставила. Я оглядела комнату, как будто бы ничего не изменилось, все было в порядке, единственный звук исходил от Бена, который храпел на диване. Я выключила свет и легла, странный сон все не покидал моего сознания.
Мне потребовалось какое-то время, чтобы вновь уснуть, храп Бена мешал. Но в то же время, мне показалось неразумным идти и толкать его, когда он был столь великодушен и уступил мне кровать. Наконец я уснула и проснулась, когда в окно проник солнечный свет. Диван пустовал, а в ванной лилась вода. Я повернула голову, чтобы взглянуть на прикроватный столик. Рыцарь с фотографией стояли на месте, а вот фигурка коня отсутствовала.
Я откинула одеяло, чтобы проверить, вдруг она упала на пол. Потом я пошарила под кроватью и на кровати, но нигде не смогла её найти. В приступе паники, я уж было подумала, что её кто-то украл, и практически бросилась к двери ванной, чтобы позвать Бена.
Но шум воды прекратился и Бен, мокрый и взволнованный, вышел из ванной, в одном полотенце, обернутом вокруг бедер.
– Лошадь пропала! – выпалила я, не дав ему открыть рта. – Или она у тебя? – Я поднялась на цыпочки и вытянула шею, чтобы заглянуть ему через плечо, надеясь увидеть её на раковине рядом с нашими зубными щетками.
– Ну, разумеется, её там нет! – Старый добрый раздраженный Бен – будто и не было ничего вчера вечером. – Она на кофейном столике, – сказал он. – Когда я проснулся, то видел её там.
Я обернулась, и действительно, как он и сказал, лошадка стояла на столике, в целости и сохранности.
– Извини, – сказала я, поворачиваясь. – Я думала... её кто-то украл.
– Никто не знает, что она здесь, у нас, – заметил Бен.
Он хотел было вернуться в ванную, но я вцепилась в дверную ручку и не дала двери закрыться.
– Постой! А что у тебя на плече?
Когда он развернулся, я заметила на плече какой-то подозрительно знакомый силуэт...
– Ах, это – всего лишь татуировка, – небрежно сказал Бен.
Он все еще пытался закрыть дверь, но я просунула ногу в щель, тем самым не давая ему этого сделать.
– Дай, посмотреть, – настаивала я.
Он нехотя повернулся так, чтобы я смогла разглядеть татуировку как следует. Это был черный лебедь – прямо на его плече!
– Где ты её набил? – спросила я тихо. При виде неё, у меня мурашки по коже забегали.
– Да я просто... проснулся с ней, – ответил Бен, после недолгого раздумья. – Где-то полгода назад. Понятия не имею, как она там оказалась.
– То есть, ты говоришь, что она просто... появилась?
– Ну да, просто появилась.
– Болит? – спросила я, вспоминая, что он то и дело массировал себе плечо.
– Иногда.
– И что бы это значило?
– Просто не представляю, – сказал он.
– Слушай, ну не может быть, чтобы тебе ничего не пришло в голову? Чем ты занимался в тот день?
– Да ничем. Ничем особенным. Я просто с ней проснулся.
– Но, Бен...
– Слушай, татуировка у меня уже не один месяц, и кроме того, что она время от времени болит, больше ничего, так может, мы закроем эту тему?
– Ладно, как скажешь, – сказала я, поднимая руки, дескать, сдаюсь, испугавшись его агрессивного тона.
К концу дня у меня будут другие заботы, о которых стоит волноваться и татуировка Бена в них не входила. Но все же тот факт, что она вот так запросто появилась, не позволял мне отмахнуться от него.
– Я хочу одеться, – сообщил Бен и скрылся за дверью.
Я подошла к дивану и села. Руки автоматически подобрали лошадку со столика.
И она вновь ожила в моих руках.
Мрамор треснул и раскололся пополам, как яичная скорлупа, явив крошечную черную лошадку, настоящую во всех смыслах. Лошадка-Дюймовочка. Я вскрикнула, мои руки дернулись, и я неумышленно выронила её. Лошадка-Дюймовочка приземлилась на ковер с глухим стуком, и на краткий миг я испугалась, что из-за моей неуклюжести она могла пострадать. Но через секунду она уже поднялась на копыта и отряхнулась, здоровая и невредимая, а потом помчалась мимо дивана.
Она двигалась как настоящая, да она и была настоящей... шерсть на ощупь приятная, шелковистые грива и хвост. Она подбежала к моему футляру со скрипкой, заскочила на него и принялась вышагивать по крышке, стуча копытами по поверхности.
Наполовину одетый Бен услышал мой крик и открыл дверь ванной.
– Что случилось?
Не смея произнести ни слова, я ткнула пальцем на прохаживающуюся по моему футляру лошадку. Бен посмотрел в направлении, которое я указала, и я заметила, как он разволновался, когда увидел лошадку. Мы оба, молча, таращились на неё. Сначала я думала, что она просто так ходит там, дергая головой и фыркая крошечными ноздрями. Но потом я обратила внимание на крошечные следы, оставляемые ею на костяной пыли, которой после вчерашнего был покрыт мой футляр.
Удивительными были не столько следы, сколько слова, которые они образовали, вернее имя: Анри Роль-Танги.
А потом лошадка спрыгнула и поскакала обратно к дивану. Прискакала и уткнулась мне в лодыжку. Я взяла её в ладони, стараясь держать, как можно аккуратнее.
Несмотря на обстоятельства, я не могла отделаться от чувства восторга, наблюдая за этой лошадкой у себя на ладони. Она прошагала до кончиков пальцев, заглянула через край, а потом, развернувшись, вернулась на середину ладони и посмотрела на меня. Если бы не её размеры, то она была бы вылитым Кини. Те же прекрасные черты, лоснящаяся шерсть и карие глаза – крошечная, идеальная сказочная лошадка. Она целиком и полностью пленила меня.
Бена же, похоже, больше заинтересовало имя на футляре.
– Анри Роль-Танги, – взволнованно пробормотал он. – Знаешь его?
– Нет, – ответила я. – А ты?
Он не ответил, развернулся к футляру, и еще раз произнес про себя имя, словно сам мог вот-вот вспомнить – кто это. Но потом тряхнул головой и сказал:
– Не помню, чтобы вообще слышал это имя.
А следом он вскинул голову, взглянул на лошадь и сказал:
– Нам пора идти. Бери её с собой.
– Зачем?
– Затем, что снежно, – сказал он, натягивая рубашку и торопливо застегивая пуговицы. – Может, она на снегу еще какую-нибудь подсказку копытами вытопчет.
Я бросила взгляд на футляр и заметила, что это имя занимало почти всю его поверхность, так что возможно, ей и правда не хватало места, чтобы «написать» что-то еще.
– Дай её мне, – приказал Бен, поднимаясь на ноги и протягивая руку.
– Мы же не можем вот так запросто разгуливать с ней по гостинице, – возразила я. – Кто-то может заметить.
Бен оглядел комнату и его взгляд упал на коробку с дорожными шахматами. Он взял её и вынул все фигуры, а потом протянул её мне.
– Вот, возьми.
Я аккуратно поместила туда лошадку, а потом мы вышли из гостиницы на улицу. Вокруг не было ни души, поэтому мы присели за нашей машиной, чтобы нас не было видно из окон ресторана, и выпустили «Дюймовочку». Похоже, лошадку нисколько не смутило путешествие, и когда Бен протянул руку и поставил ее на снег, она осталась невозмутимой, а мы, затаив дыхание, уставились на неё. Она подняла голову и огляделась, принюхиваясь, а потом восторженно поскакала по снегу. Еще немного погодя, она повалилась на спину, и каталась по земле, задрав копыта. Я не смогла сдержать улыбки, наблюдая, как же она радуется, но с другой стороны, похоже, она больше не собиралась нам помогать.
– Не думаю, что она еще что-нибудь «напишет», – высказал вслух мои подозрения Бен и убрал лошадку обратно в коробку. – Так что давай сосредоточимся на том, что у нас уже есть.
Мы пропустили завтрак и отправились прямиком в комнату Бена, вбили в поисковик Google имя, но без особого успеха. Был такой известный французский коммунист по имени Анри Роль-Танги, и хотя мы много чего о нем прочли, так и не нашли связи между ним, Лиамом или Нойшванштайном. Кроме того, оказалось, что он уже умер. Несколько лет назад.
Мы блуждали с сайта на сайт, и чем дальше, тем недовольнее Бен поглядывал на лошадку, которая, не обращая на него внимания, радостно скакала по комнате.
– Может быть, мы зря теряем время, – сказал Бен наконец. – Может, эта лошадь вытоптала свое чертово имя.
Мысль была настолько глупой, что я не смогла удержаться от смеха – однако, быстро превратила его в кашель, взглянув на лицо Бена.
– Не верю, что это её имя, – сказала я, стараясь придать своему голосу серьезности.
– Хочу сходить в твой номер и прибраться там, – сообщил Бен. – Мы же не хотим, чтобы горничная увидела тот бардак. А ты продолжай искать, пока я не приду. Это имя должно что-то означать. Возможно, оно относится к другому человеку – еще живому – и он знает о том, где Лиам спрятал лебединую песню.
– Хорошо, – сказала я.
Лошадка перестала скакать по комнате и остановилась возле дивана, рядом с моими ногами. Вряд ли она собиралась куда-то убегать, но я все равно подняла её, когда Бен пошел к двери. Последнее, что нам было нужно – это скачущий по коридору конек с ноготок, где его мог увидеть кто-то из гостей и впасть в панику, со всеми вытекающими последствиями.
Когда я поднялась с дивана, мои глаза автоматически посмотрели в сторону окна, на парковку за ним, и я застыла, как вкопанная.
– Бен! – выкрикнула я.
– Что? – спросил он, оборачиваясь.
– Там кровь на снегу! Следы ведут к нашей машине, а потом обрываются.
Мы немедленно вышли на парковку, оставив лошадку наверху в номере. На улице никого не было, но мы прекрасно понимали, что не застрахованы от того, что в любую секунду это может измениться. След тянулся от машины, но начинался где-то ниже по дороге. Брызги так контрастировали с белым снегом, что меня аж пробрала дрожь.
Естественно было предположить, что эти следы оставило какое-нибудь израненное животное, но почему-то мне казалось, что это не так. Поэтому я почти удивилась, когда опустилась на колени рядом с Беном и увидела черного лебедя под нашей машиной.
Сначала я подумала, что птица мертва. Клюв покрыла изморозь, а перья на раненом крыле склеились от крови, да и лежал он на снегу неподвижно. Мы находились недалеко от дороги, может, его сбила машина – обычный несчастный случай... Но мне все равно было неприятно на него смотреть, последний раз я видела мертвых лебедей на похоронах Лиама. И вот теперь, видеть еще одного... Это вызвало во мне почти рефлекс Павлова – грусть и брезгливый ужас. И я не могла отделаться от ощущения, что его появление должно было что-то означать – и скорее всего, ничего хорошего. Но продолжала твердить себе – это мертвая птица, мертвая птица, только и всего...
Уже через секунду Бен выругался и полез под машину, доставать лебедя.
Когда он поднял его с земли, некоторые перья остались на снегу, примороженные к земле кровью. В объятьях Бена, с локтя которого свисала безжизненно болтающаяся, длинная лебединая шея, птица казалась невероятно большой.
– Э... что ты делаешь? – спросила я, когда Бен встал.
– Дай мне свой жакет, – велел он тоном, не терпящим возражений.
– Зачем?
– Чтобы спрятать его. Не хочу рисковать, когда внесу его в гостиницу, вдруг кто-то увидит.
– В гостиницу? Бен, нельзя тащить мертвую птицу туда!
– Он еще жив!
Я была поражена тоном его голоса и тем, что Бен сказал «он». Как будто, как бы смешно это не звучало, он лично был знаком с этим лебедем...
Бен встретился со мной взглядом и понял, что выдал себя.
– Это не просто лебедь, – признал он неохотно. – Теперь дай мне свой жакет.
Все еще сомневаясь в правдивости слов Бена, я, тем не менее, сорвала с себя жакет. Его размера не хватило, чтобы прикрыть такую здоровую птицу, но как бы там ни было, я набросила его сверху, и Бен помчался к себе в номер. Поднявшись, он сразу же бросился в ванную и велел мне включить воду.
– Что ты хочешь делать? – спросила я, выполняя то, что он велел.
– Он замерзает. Я хочу его согреть.
– Но это же черный лебедь! – возразила я.
– Черный лебедь рядом с Нойшванштайном, – прорычал он.
Когда ванна заполнилась горячей водой уже наполовину, Бен опустился на колени, все еще держа лебедя на руках.
Потом он повернул ко мне голову.
– Отойди, – велел он. – На всякий случай. На самом деле, может, тебе вообще лучше выйти из ванной.
Я сделала шаг назад и встала в узком проеме. Но не собиралась покидать ванную. Я смотрела, как Бен развел руки, и птица с плеском упала в воду. Мне сложно сказать наверняка, что произошло дальше, так как с моего места не все было видно, да и Бен загораживал обзор. Но было много брызг, а потом из ванной показалась человеческая рука, которая схватилась за её край, и все это сопровождалось звуками, как будто кого-то душили. Через секунду я уже стояла возле Бена и заглядывала ему через плечо. От черного лебедя осталось только несколько черных перьев, плавающих на поверхности воды, а на его месте появился мужчина, которого я сразу узнала.
Высокий, обнаженный, грязный, в синяках и крови – это был Лукас.
