Текст книги "Девятый круг"

Автор книги: Алекс Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Я вскочил со стула и резко обернулся, чтобы увидеть, что же происходит за моей спиной. Я был почти уверен, что увижу там какого-нибудь дьявола с окровавленным кухонным ножом. Но позади не было никого. Кухня была совершенно пуста. Я потрогал рукой лицо, чтобы проверить, не внезапное ли кровотечение из носа стало причиной появления крови на полосе газеты. Но кровь из носа у меня не шла. В растерянности я повернулся к столу, чтобы снова взглянуть на газету, но, к моему удивлению, полоса стала совершенно чистой. На ней не было вздувшихся капелек крови, покрывавших текст заметки. Я с опаской взял газету в руки и провел рукой по ее поверхности. Она была совершенно сухой. И снова внутри у меня возникло это ужасное давящее ощущение, словно насмехающиеся надо мной, издевающиеся дьяволы покушаются на мой разум, всеми силами стремясь отнять его у меня.

Сделав над собой усилие, я снова сел к столу, взял газету и перечитал заметку. У загадочной женщины появилось имя. А еще она была теперь мертва. Вчера утром ее тело нашли в упаковочном контейнере, облепленном водорослями и ракушками, который появился ночью у подножия мемориала жертвам холокоста…

«Плакучая ива Невилла Чемберлена все еще плачет…»

После того как вчера люди заметили этот ящик, были вызваны специалисты по обезвреживанию бомб, поскольку существовала опасность, что внутри находится взрывчатка. Но когда контейнер вскрыли, из него вылилось большое количество воды, а вместе с ней на земле оказалось тело женщины. Ее звали Анна Совянак, она была научным работником, занималась в Будапеште разработкой лекарственных средств. Она пропала несколько месяцев назад, в июне, во время отпуска, который проводила вместе с семьей в Италии. Не осталось абсолютно никаких ее следов, не было ни единой зацепки, чтобы власти Италии смогли возбудить дело по этому поводу. Было лишь известно, что, повздорив с мужем, она покинула виллу и отправилась прогуляться по берегу. После этого ее больше никто не видел. В конце концов предположили, что она решила искупаться и не смогла преодолеть мощного течения, унесшего ее в открытое море.

В газете подтверждалось, что вода, вылившаяся из контейнера, действительно была морской и что несчастная женщина, скорее всего, находилась в нем на дне моря с момента смерти, наступившей, как было установлено, в июне, вскоре после исчезновения. А умерла она от колотой раны в шею, которая должна была убить ее практически мгновенно.

Анна Совянак происходила из еврейского рода с длинной родословной, и с учетом того факта, что ее тело оставили у мемориала жертвам холокоста, в вынесенном полицией официальном заключении это убийство квалифицировалось как совершенное на почве антисемитизма. Полиция разрабатывает несколько версий и выражает уверенность в скором задержании виновных… Очень скором… Это так обнадеживает…

Некоторое время я с недоверием разглядывал статью. Зачем кому-то понадобились все эти хлопоты с сокрытием тела в водах Средиземного моря только для того, чтобы несколько месяцев спустя извлечь его, каким-то способом переправить в Венгрию и затем оставить у мемориала холокоста. И почему сообщение об этом оказалось лишь на шестой полосе и заняло не более трех-четырех абзацев? Ведь это же новость первой полосы! Так не оказался ли я в центре какого-то гигантского тайного заговора?

Но самое ужасное заключалось в том, что уже в июне она была мертва, а я видел ее чуть больше месяца назад здесь, в Будапеште. Может, я действительно теряю рассудок? Вернувшись мысленно ко всем подробностям этого случая, я поначалу решил, что был не единственным человеком, видевшим ее. В тот вечер грабители напали на нас обоих… Но видели ли они ее или только человека, в одиночестве бегущего по улице? Я заметил, как нападавшие подошли к ней сзади. Но не видел, чтобы они прикасались к ней, или заговаривали с ней, или делали шаг в ее сторону, или вообще как-то реагировали на ее присутствие. А когда все было кончено, она исчезла, словно испарилась, растаяла в этом закоулке как призрак.

Но нет, ведь был же еще один. Мальчик в базилике. Ребенок, находившийся при смерти, как я понял тогда с болью в сердце. Маленький человечек, чье тело разъедала болезнь, от которой у него выпали волосы, а кожа приобрела землистый оттенок. Такая же бледная тень, как и я, в действительности даже и не совсем здесь находящийся. Существо из Смежности.

Я вынул из кармана ее фотографию. Фотографию, которая была вшита в обложку старинной итальянской книги о Преисподней и ее дьяволах и в надписи на обратной стороне которой упоминался мемориал холокоста. И вот теперь эта женщина-ученый, еврейка, объявилась вновь, засунутая в ящик, у мемориала Плакучей Ивы, сооруженного в память тех, кто ушел прежде. Упоминание плакучей ивы было путеводной нитью? Или предупреждением? А может, предостережением? Кто же тот, кто играет со мной в эту игру? Кто издевается надо мной таким манером? Посылая мне крошечные обрывки информации с головоломно-загадочными цитатами, которые удается разгадать лишь тогда, когда уже слишком поздно.

Я вытащил другую фотографию – ту, которая была в ящике с вином из Франции, ту, на которой изображены Стефоми и я, стоящие лицом друг к другу в гостиничном номере. И цитата из Роберта Кеннеди на обороте: «ВСЕГДА ПРОЩАЙТЕ СВОИХ ВРАГОВ, НО НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ИХ ИМЕН…» Никогда не забывайте их имен…Подтекст ясен: Задкиил Стефоми – это враг и доверять ему нельзя. Его следует держать на расстоянии вытянутой руки и внимательно следить за ним. Но кем бы ни являлся Стефоми, он был со мной более общителен и открыт, чем этот проклятый отправитель посланий, к которому в такие моменты я чувствую огромную безумную ненависть. Эта неизвестная личность намеренно дразнит меня, толкает на грань настоящего безумия. О боже, как я ненавижу таких!

Однако, кем бы они ни были, сейчас они здесь, в Будапеште. Это они собственными руками подсунули под мою дверь последнюю записку. Им известно, где я живу. Они знают, что я умею читать на латыни. Я достал эту записку, положил на стол рядом с фотографией и заметкой в газете и перечитал ее: «Ворота Преисподней открыты день и ночь, спускаться в Ад приятно и легко».

И то, что добавлено ниже:

ДЕВЯТЫЙ КРУГ НЕ МОЖЕТ СКРЫВАТЬ ТЕБЯ ВЕЧНО.

Да. Кто-то явно старается довести меня до безумия. Упоминание плакучей ивы на обратной стороне фотографии Анны Совянак дает веские основания предполагать, что записку писал тот, кто положил тело еврейской женщины возле мемориала холокоста. И все это означает, что у меня есть очень опасный враг – безжалостный убийца-извращенец, очень умный сумасшедший. Но я не позволю ему одолеть меня. Я поставлю ловушку и поймаю его как крысу, каковой он и является.

Я всегда был ревностным и преданным христианином. Об этом свидетельствует потрепанная, испещренная многочисленными пометками Библия возле моей постели, а кроме того, я чувствую внутренний огонь веры. Я всей душой принимаю Бога, знаю, что Библия говорит правду, и мне не нужны чудеса, чтобы в этом убедиться. Я всегда знал, что ангелы и демоны – это реальность. Но прежде не представлял себе, что они находятся так близко.

Это открытие встревожило меня, потому что, по словам Стефоми, ни ангелы, ни демоны не любят нас – тех немногих, кто обладает способностью видеть их. Но тем не менее, когда у них возникает необходимость, они могут явиться к нам и обратиться с какой-нибудь просьбой. Я знаю, что должен быть готов к такому. Если меня о чем-нибудь попросит ангел, я уверен, что с радостью выполню его просьбу. Но я поклялся, что не пойду по стопам Стефоми и не соглашусь выполнить какую бы то ни было просьбу демона, если он обратится ко мне, – даже если такое решение будет стоить мне жизни. И я действительно так решил. Ведь в человеке должно быть что-то от героя, чтобы он был готов умереть за то, что считает правильным, не так ли? И я могу гордиться своими убеждениями. Это больше, чем то, что готов сделать Стефоми. Но и осуждать его я не берусь. Я понимаю, что не может быть много таких, кто обладает готовностью к самопожертвованию.

Для того чтобы быть во всеоружии, я заставил себя снова снять с полок книги по демонологии и почитать про падших ангелов, начиная от Стражников и кончая самим Люцифером и его семью Князьями Тьмы. Прочел я и о Вельзевуле – Повелителе Мух, прозванном так из-за того, что они роями вьются вокруг его алтаря, покрытого кровавыми сгустками. Прочел и о Белфегоре, не имеющем себе равных в похоти, и о Молохе, требующем приносить ему в жертву детей. Перечень можно продолжить: Мефистофель, Велиал, Самаэль, Асмодей, Нисрох… Каждый со своей презренной историей грехов и пороков. Я узнал об этих демонах все, что можно, и теперь опознаю любого, кто бы ни явился ко мне.

Я изучил омерзительные картинки в итальянской антикварной книге, с отвращением отметив безумные выражения лиц у этих демонов. Но одна из иллюстраций встревожила меня больше прочих. Это был портрет Мефистофеля работы неизвестного художника. В книге пояснялось, что эту картину обнаружили в Италии в XVI веке и что точную дату ее создания определить затруднительно. Особенно испугало меня в ней то, что в умном, проницательном взгляде этого демона не было и намека на безумие. Его щуплая, перекошенная фигура, несомненно, принадлежала демону, но вместе с тем в нем ощущалось и что-то от ангела. Его большие крылья, охватывавшие тело, как у летучей мыши, еще не утратили всех белых перьев. Он стоял на вершине горы, на самом краю, когтями цепляясь за уступ, а его пристальный взгляд был устремлен вниз, на раскинувшийся под ним мир.

Принято считать, что Люцифер горько переживал разрыв с Богом и много столетий страстно мечтал о Небесах, после того как лишился милости Господней. Но ничего подобного не испытывал Мефистофель, который сразу же покинул Небеса вслед за Сатаной, наслаждаясь обретенной свободой без каких бы то ни было угрызений совести, сомнений или сожалений.

Я припомнил, каким образом Мефистофель так хитро обратил жажду Фауста к познанию и самосовершенствованию против него самого, и меня охватило чувство отвращения к этому демону и его методам – стремлению извратить любое доброе и заслуживающее восхищения побуждение таким образом, что в конце концов это побуждение губит человека, который прежде был известен своей честностью и благородством.

Закрыв книгу и перейдя к следующей, я понял, что из всех демонов мне было бы страшнее всего столкнуться именно с Мефистофелем. У меня возникло ощущение, что любой другой демон, даже сам Люцифер, не посмеет тронуть меня, если я буду непреклонен в своей приверженности к христианству и к религиозным ценностям. Но в случае с Мефистофелем именно сами эти религиозные ценности превращаются в его умелых руках в оружие, используемое им против тех беспомощных людей, которые, оказавшись в его власти, уже не могут из нее высвободиться.

Еще одним моментом, тревожившим меня, была концепция, согласно которой многие демоны – «темные близнецы» ангелов, то есть они братья, состоящие в противоборствующих армиях кровавой войны. Я не приемлю ничего связывающего ангелов с этими отвратительными существами. Из всех ангелов мне больше всего нравится Михаил. После падения Люцифера он стал главным среди них, его часто изображают с мечом и в доспехах, а еще говорят, что он возглавил небесное воинство в борьбе против восставших ангелов и что ему предназначено сделать это снова в битве, которая разразится в конце времен. Говорят также, что Михаил сражался с Сатаной за тело Моисея, когда тот умер. В общем, я полагаю, что Стефоми прав: ангелы действительно принимают участие в сражениях. А что остается при таком нашествии демонов?

Херувимы – вторая высшая категория ангелов образовалась, по преданию, из слез Михаила, которыми он оплакивал грехи человечества. Должно быть, он в самом деле представляет собой грозную силу, с которой следует считаться, и его существование успокаивает меня после тех бессонных часов, что я провел, читая про могущественных и безрассудных дьяволов.

Я рад, что начал вести дневник. Это средоточие происходящего со мной, он до некоторой степени укрепляет во мне чувство реальности, устойчивости. Это якорь надежды моей души. Но меня слегка беспокоит, что результатом всех моих исследований сферы ангелов и их падших братьев являются лишь мое дальнейшее обособление от окружающих меня людей, дальнейшее ослабление и разрушение моих связей с этим миром, и без того очень непрочных, и сближение с миром этих существ.

12 октября

Минувшей ночью мне снилось, будто я нахожусь в Салеме в 1692 году, на суде по обвинению в колдовстве. Галерея для публики заполнена целиком. Враждебность, исходящая от каждого присутствующего в зале, в том числе и от больных детей, сидящих на скамье вместе со своими родителями и слишком испуганных, чтобы смотреть в мою сторону, волнами накатывается на меня. Входит судья, и все встают. Гул голосов в зале прекращается, воцаряется тишина. Судья обращается ко мне:

– Габриель Антеус, вы стоите перед судом и обвиняетесь в колдовстве. Как вы ответите на обвинение?

– Не виновен.

Судья уставился на меня так, словно мой ответ поразил его, и возбужденный ропот прокатился по залу.

– Но вы же признали, что беседовали с Сатаной.

– Нет-нет, я этого не признавал, – запротестовал я. – Я даже никогда не видел его! Это был Мефистофель! Он обманул меня! Он вынудил меня заговорить с ним!

– Значит, вы признаетесь в общении с демонами?

– Да, но я никогда…

– А что вы скажете об этих несчастных детях? – спросил судья, жестом указав на них, сидевших на передней скамье. – Разве это не правда, что вы околдовали их и они заболели?

– Нет! Это не я, это Молох! Послушайте, а где Задкиил Стефоми? Он должен выступить в мою защиту.

Я еще говорил, когда увидел Молоха, стоящего рядом с детьми, трогающего их своими неестественно длинными черными пальцами, нагибающегося к ним ближе, чтобы нашептать в уши слова болезни.

– Ради бога, уберите отсюда этих детей! – воскликнул я.

– Как вы смеете пугать детей в суде?! – взревел судья, вскакивая с кресла.

– Нет, я не пугаю! Я их вовсе не пугаю! – в отчаянии прокричал я в ответ, возвышая свой голос над негодующим ревом публики на галерее. – Это не я! Это Молох, я вижу его прямо вот тут! Он наводит на них порчу! Это он делает их больными! Я вам говорю, найдите Задкиила Стефоми, он защитит меня!

– Замолчите! – прорычал судья, ударив молотком по своей наковальне, и стучал им до тех пор, пока шум в зале не утих. После этого судья снова пристально посмотрел на меня. – Каждый из присутствующих здесь знает, что колдун не способен произнести молитву «Отче наш», – сказал он спокойным негромким голосом. – И если вы действительно не желаете детям зла, если вы в самом деле не колдун… тогда вы сможете произнести ее здесь перед нами прямо сейчас. Если вы сумеете сделать это, вы выйдете отсюда свободным человеком. Если нет – вас сожгут на костре за колдовство и сношения с дьяволом.

Не веря своим ушам, я уставился на судью:

– Значит, если я произнесу молитву, то буду свободен?

– Да, это так.

Я почувствовал огромное облегчение. Конечно, я прекрасно знал молитву, помнил ее наизусть. Сделав глубокий вдох, я начал:

– Отче наш, Иже еси на небесех, да святится Имя Твое…

После этих слов я запнулся, увидев, что рядом с судьей стоит Мефистофель и улыбается мне. В отличие от Молоха, он выглядел почти как человек, но я все равно сразу же его узнал.

– Ну разве это не безумие, Габриель? – вкрадчиво спросил он. – Из-за этой истерии девятнадцать мужчин и женщин уже лежат в могилах. Эти ханжи готовы и тебя сжечь на костре. Ты понимаешь это?

Я поспешно продолжил читать молитву, ощущая, как весь зал в молчании пристально наблюдает за мной:

– …да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…

– А в аду ведь не так уж и плохо, – продолжал Мефистофель, с ухмылкой на лице оглядывая зал суда. – По крайней мере получше, чем здесь. Я думаю, тебе там понравилось бы больше.

– Хлеб наш насущный даждь нам днесь… – продолжал я, отчаянно пытаясь не обращать внимания на демона. Я знал: если сделаю одну-единственную ошибку, допущу малейшую неточность, эти алчущие крови люди вздернут меня на виселицу или привяжут к столбу и разожгут вокруг него костер. По голодному блеску их глаз было видно, что они жаждут моего провала. Они привыкли к запаху горящей плоти и полюбили его. Я не должен позволить демону сбить меня. – …и остави нам долги наша…

– Этот судья – злобный ханжа, кусок дерьма, ведь так? – спросил Мефистофель, глядя ему прямо в лицо. – Понимаешь, что бы ты ни делал, тебя повесят. Один из этих больных детей – его сын. И кто-то должен заплатить за это.

– …якоже и мы оставляем должникам нашим… – Я отчаянно продолжал, закрыв глаза, чтобы удалить демона из поля зрения. Осталось три предложения. Еще всего три, и я свободен! – …и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Яко Твое есть…

Тут я замолчал, потому что вдруг стал задыхаться. А Мефистофель теперь оказался около меня, и его пальцы крепко сжимали мое горло. В зале возник возбужденный гул голосов, в нем слышалось явное удовольствие от моей более чем очевидной неудачи.

– Не надо упрямиться, Габриель, – спокойно произнес Мефистофель, в то время как я изо всех сил пытался оторвать его пальцы от своего горла. – Пришло твое время. Боюсь, что сегодня тебе придется сгореть на костре.

– …царство… – прохрипел я, чувствуя, что мои легкие разрываются от натуги, – …и сила…

– Всё! – резко прервал меня Мефистофель. – На этом закончим, Габриель. Пора идти. За тобой послал Люцифер.

– Уведите его и сожгите! – рявкнул судья.

«Нет! – мысленно закричал я на них. – Я смогу закончить! Я мог бы произнести молитву без запинки, если бы Мефистофель не начал душить меня! Как же вы не видите его? Это не молитва, а демон проклятый чуть не задушил меня до смерти!»

Я изо всех сил старался восстановить дыхание, чтобы произнести оставшиеся несколько слов молитвы, но теперь уже не мог набрать в легкие ни капли воздуху. По лицу у меня текли слезы от сильнейшей боли, вызванной остановкой дыхания и от сознания того, какой ужасной смертью я буду умирать. Этот демон ни за что не даст мне прочесть «Отче наш» до конца.

Он не позволит мне доказать мою невиновность кому бы то ни было. Я не могу уберечь от судорог и ужасной конвульсии свое тело, жаждущее кислорода и лишенное его. Теперь все люди вскочили на ноги, они бежали ко мне с криками, в которых слышались и ханжеское ликование, и кровожадное злорадство.

Мое зрение стало угрожающе слабеть, в голове появилась необычайная легкость, колени подкосились. Но как только они коснулись пола, люди из толпы подняли меня на ноги, пальцы Мефистофеля разжались и отпустили горло, изголодавшиеся легкие наполнились воздухом, который обжег их, словно кислота.

– …и слава вовеки, – с трудом выдохнул я наконец, но к тому моменту это было уже слишком поздно.

Меня выволокли из зала суда и подтащили к столбу, врытому в землю перед зданием. Его уже использовали прежде: обугленное тело человека стали от него отвязывать только сейчас. И хотя значительная часть его кожи обгорела, так что из-под ее остатков отчетливо виднелись кости черепа, мне было совершенно очевидно, что этот обгоревший труп прежде был Задкиилом Стефоми.

– Нет! – завопил я и наконец проснулся. – Нет, нет, я могу произнести ее! Отче наш, Иже еси на Небесех, да святится Имя Твое…

Я не был колдуном! Я не был колдуном! Я не вел разговоров с демонами! Я только видел их, и это всё. Это всё! Ведь это не превращает меня в носителя зла, верно? Я откинул одеяло, включил свет и, стоя в спальне перед трюмо, продолжал произносить «Отче наш» вслух. Я прочел эту молитву много раз подряд совершенно безошибочно. Я доказал самому себе, что не заслуживаю сожжения на костре. Это был всего лишь ночной кошмар. Я могу повторять эту молитву до бесконечности и ни разу не ошибусь, потому что Господь живет в моем сердце, потому что я предан Ему. Только восходящее солнце, свет которого начал проникать в комнату через окна, заставило меня осознать, как долго я стоял вот так, снова и снова повторяя молитву, и выйти из охватившего меня транса.

16 октября

Из разговоров, происходивших у нас с Кейси на прошлой неделе, я понял, что она приехала в Венгрию из Америки, когда ей было двенадцать лет, и осталась здесь вместе с братом, а их родители вернулись в США. Но что-то мне в это мало верится. Какие родители покинули бы страну, не взяв с собой детей? Подозреваю, что родители узнали о ее беременности и тогда она сама сбежала от них, забрав с собой брата. Ясно, что она в нем души не чает.

А еще из ее слов выходило, что работает она сразу в нескольких местах, причем как в дневное, так и в ночное время. Однажды я предложил ей обращаться ко мне в случае, если ей понадобится поддержка, но, похоже, мое предложение ее вовсе не обрадовало, и я тут же перевел разговор на другую тему. Неужели она подумала… неужели она в самом деле подумала, что я предлагаю нечто непристойное? Ведь я только попытался быть добрым… Но мы теперь должны относиться к доброте с подозрением, верно?

Секс осложняет все. Я не могу отделаться от мысли, что должен существовать менее обременительный способ продолжения рода человеческого. Дети могут дружить с детьми противоположного пола, так чтобы это различие не имело никакого значения. Может, чтобы избавить Кейси от мрачных подозрений, мне стоит обмануть ее и сказать, что я скопец? Но для этого надо завязать разговор на подходящую тему, а это, я думаю, будет не так-то легко. Согласитесь, такие вещи нормальный человек не станет вот так запросто рассказывать о себе: «О, кстати, я вроде бы уже говорил раньше, что я – скопец? Понимаете, это действительно так…»

На этой неделе я пару раз встречался со Стефоми, но эти встречи оказались для меня менее приятными, чем обычно. И в том была моя вина, поскольку я упорно задавал ему такие вопросы, ответы на которые мне не очень нравились. Эта битва… эта война, или как она там называется, очень сильно меня тревожит. Стефоми же, похоже, относится к ней почти безразлично. Огорчает меня также то, что и ангелов, и демонов он воспринимает одинаково – как ангелов, поскольку, мол, демоны – это просто падшие ангелы, утратившие благосклонность Бога. Но ведь должны же быть какие-то границы! Должны существовать четко различимые обособленные группы. Иначе все эти названия становятся бессмысленными: ангел, демон, человек… Разные слова для совершенно одинаковых сущностей…

– Я не понимаю, почему это тебя так расстраивает, Габриель. Разве мысль о том, что все мы одинаковы, так уж неприемлема? Разве так уж ужасно полагать, что иногда демон может совершить доброе дело, а ангел окажется недалекой, эгоистичной дрянью?

– Замолчи! – резко оборвал я его, не в силах скрыть возмущения. – Ради бога, послушай, что ты говоришь! Ты знаешь, что происходит в Аду? Знаешь, что там вытворяют с людьми демоны?

Я решил, что мой долг – просветить его, поэтому начал последовательно рассказывать о пытках, применяемых в каждом круге. Однако, когда я дошел до седьмого круга, где кентавры охраняют границы озера, заполненного горячей кровью, и поражают стрелами каждую душу, пытающуюся подняться из него, Стефоми потряс меня тем, что откровенно рассмеялся. Действительно рассмеялся! Я уставился на него, буквально потеряв дар речи.

– Прости, Габриель… – произнес он сквозь смех, безуспешно пытаясь унять его. – Но это звучит так забавно.

– То есть как?

– Уж не думаешь ли ты, что они еще и учитывают количество набранных очков? Ну как во время учебной стрельбы. А возможно, в особо удачные дни они даже устраивают состязания?

Услышав такое, я решил, что с меня хватит, и встал, намереваясь уйти. Но сидевший в кресле Стефоми схватил меня за руку, когда я проходил мимо, наши взгляды встретились, и в его глазах я увидел странное выражение, а губы исказила загадочная усмешка.

– Знаешь, что, по моему мнению, может помочь тебе, Габриель? – спросил он. – Я думаю, тебе стоит освежить в памяти историю Лилит. А после этого посмотри мне прямо в глаза и скажи, что ангелы это существа совершенные, а демоны – сущие монстры.

– Лилит? – переспросил я, нахмурив брови.

– Первая жена Адама.

– В этой легенде нет ни капли правды, – бросил я пренебрежительно.

– А с чего ты так решил?

– О ней нет упоминания в книге Бытия.

– Ага. Но возможно, существуют какие-то моменты истории, которые Господь Бог предпочел не фиксировать?

– Не говори глупостей! – резко оборвал его я.

Стефоми вздохнул и выпустил мою руку:

– В последнее время каждый раз, когда мы встречаемся, я, похоже, раздражаю тебя, Габриель. Если это так, мне очень жаль. Но даю тебе слово: до Евы у Адама была другая жена. Она действительно существует. И зовут ее Лилит.

После этого я почувствовал себя немного виноватым, поскольку понял, что сваливал на Стефоми вину за ситуацию, которой он не создавал. Во всей этой истории он выполнял лишь роль вестника… А случающиеся иногда у Стефоми бурные проявления эмоций – как, например, по поводу седьмого круга – это, скорее всего, не что иное, как срабатывание защитного механизма. Ему тоже страшно, но он не хочет, чтобы я об этом знал. Вот он и прячет свое смятение за такими, порой весьма неуместными, шутками. Но я прощаю его, поскольку сделать с этим он ничего не может. Я читал кое-что о теориях Фрейда и Юнга и понимаю, что поведение Стефоми – это не его вина. Он – хрестоматийный пример человека, неспособного совладать со своим страхом, неспособного преодолеть его так, как могу это сделать я.

Вернувшись домой, я по совету Стефоми нашел описание истории Лилит. Думаю, до утраты памяти она была мне известна, но во всех деталях я этого мифа наверняка не знал. Возможно, мне не приходило в голову изучить его более подробно, поскольку в Библии нет сведений о том, что до Евы Адам имел какую-либо другую жену, а в книге Бытия прямо сказано, что первыми людьми, созданными Богом, были Адам и Ева.

На мой взгляд, история про Лилит – это дурная, запутанная и довольно примитивная выдумка. Мне она представляется весьма низкопробным повествованием, и я не вижу оснований уверовать в его достоверность. Ведь во всех подобных случаях последнее слово должно оставаться за Библией. Но вместе с тем у меня в ушах продолжали звучать слова Стефоми: «Она действительно существует. И зовут ее Лилит». Вообще-то, он должен знать правду, не так ли? Он, который открыто признает, что оказывает помощь демонам, когда они его об этом просят. А согласно легенде, Лилит стала демоном – демонессой, – после того как отвергла Адама и покинула Райский сад, – сюжет, явно созвучный тому, как Люцифер отрекся от Бога и покинул Небеса.

Вначале Адам был единственным человеком в Райском саду. Через какое-то время он стал пробовать совокупляться с животными, а затем спросил у Бога, нельзя ли, чтобы у него появилась подобная ему партнерша. Тогда Бог послал ему Лилит, и в тот же день они поженились. Как замечательно! Но Лилит отказалась выполнять требования Адама и занимать по отношению к нему подчиненное положение в сексуальном контакте… Да, с ее стороны, это было просто ужасно. В результате естественной реакцией Адама стала попытка изнасилования собственной жены.

Однако Лилит сумела отшвырнуть мужа и бежала из Рая, после чего устроила себе жилище в пещере на берегу Красного моря, где принимала шумные ватаги демонов, находя их более ласковыми и нежными любовниками, чем брошенный муж. Она родила от демонов сотни детей, которые впоследствии на протяжении многих веков терзали человечество, еще до того, как Господь лишил Сатану своей милости. Эта история напоминает мне рассказ о том, как Стражники сходились с земными, смертными женщинами, а те рожали им детей, ставших основой расы великанов, что привело мир к гибели.

Поведение первой женщины вызвало у Бога ярость. Трое ангелов – Санви, Сансанви и Семангелаф – были посланы к ней с приказанием вернуться к Адаму. Но Лилит отказалась, предпочтя не возвращаться к супругу-человеку, а оставаться в обществе демонов. Тогда Бог послал ангелов с приказанием убить многих из ее детей, прижитых с демонами. Это причинило Лилит огромную боль, вызвало у нее глубокую скорбь, но она все равно не стала возвращаться в Райский сад.

После этого Бог создал для Адама новую женщину, на этот раз он изготовил ее из ребра Адама – это должно было гарантировать, что она станет покорной и послушной женой. И действительно, некоторое время они жили мирно и счастливо в саду Эдема – страны, которую Бог создал для них. А в омываемой морскими волнами пещере в окружении уродливых трупов своих отвратительных детей-бесенят сидела убитая горем Лилит, горько их оплакивая. И, пребывая в таком несчастье и одиночестве, она поклялась мстить всем беззащитным новорожденным детям, которые появятся у людей в грядущие годы.

Отвратительная злобность ее клятвы превратила Лилит в могучую дьяволицу, целую вечность бороздящую воздушные потоки всего мира в поисках невинных беззащитных младенцев, чтобы схватить их и сожрать. Согласно еврейским верованиям, единственный способ защитить младенцев от Лилит состоит в том, чтобы во всех углах комнаты, где находится ребенок, развесить амулеты с написанными на них именами ангелов, которые первыми выступили против нее в пещере на морском берегу.

В повествовании о Лилит говорится также, что она является неотразимой соблазнительницей и побуждает мужчин из рода человеческого зачинать демонов в ее чреве. Или, в других случаях, совращает мужчин во время сна, результатом чего являются случаи ночного семяизвержения. Говорят, что с особо злорадным наслаждением она проделывает это с благочестивыми, соблюдающими обет безбрачия христианскими монахами и девственниками. Это, в конце концов, стало такой проблемой, что бедные монахи были вынуждены, ложась в постель, брать с собой распятие и прикрывать им свой детородный орган, чтобы Лилит не осмелилась приблизиться к ним, пока они спят. Думаю, было бы неразумным сообщать Стефоми весь этот пространный комментарий, поскольку, я уверен, он станет над ним смеяться, хотя на самом деле все это вовсе не смешно.

Но как бы то ни было, поверить в правдивость истории про Лилит я не могу. Уверен, Господь никогда бы не допустил ничего подобного. То есть Он никогда бы не стал потворствовать такому отвратительному преступлению, как насилие, не так ли? Если бы подобное происходило на самом деле, Господь должен был бы наказать Адама за то, что тот пытался совершить. Значит, это лишь ни на чем не основанный и бездоказательный миф, вот и все. Адам не был насильником и не вступал в сексуальные контакты с животными… И все-таки эта история тревожит меня, будоражит ум и расшатывает мою веру самым коварным образом. Не в силах выбросить все эти мысли из головы, я позвонил Стефоми, чтобы спросить о жене Адама, которая его бросила.