Текст книги "Война (СИ)"

Автор книги: Альберт Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

А если бы и я в нее залез? Положим, смог бы оттолкнуть от берега, а сам бросился бы к ней? Не доплыл бы – с таким железом на мне. Одного золота килограмма два будет. Кольчуга, меч, кинжал и далее по списку. Чтобы друзьям затащить меня внутрь, пришлось бы лодку тормозить. А на берег выбежали бы солдаты с ружьями. Двое, кстати, уже стрелять по лодке собрались, но я их опередил. Нет, и такой вариант был бы проигрышный. А на кону – смерть кого-то из нас. Или даже всех. Так что я всё правильно сделал. Сам, конечно, рисковал, еще как рисковал, но ведь выиграл же этот раунд? Выиграл. Пока выиграл. С такими мыслями я задремал и проснулся, когда рассвело.

Вычищенная и высушенная одежда, чистые сапоги были в комнате. Крепко же я спал, что не слышал, как их принесли. На будущее надо будет запираться, чтобы нежданчиков не огрести.

Оделся. М-да, видно, что сушили над огнем. Зато быстро. Тут или – или. Спустился в зал, заказал завтрак и… стал жить в этой гостинице. В принципе меня пока всё устраивало: и сервис, и не любопытные хозяева. Правда, время от времени в обеденном зале приходилось видеть солдат, даже грассов. Но ведь кушать надо. Можно, конечно, заказать еду в номер, но тогда подозрение возникнет – чего этот благородный скрывается?

Поэтому питался внизу, но старался не задерживаться. На третий день моего пребывания здесь все-таки нарвался на неприятность. Рилийский десяток ел и пил. А как выпили, стали смотреть вокруг себя, меня заметив. Один из солдат, слегка покачиваясь, направился к моему столику.

– Кто такой? Силетский бунтовщик?

– Когда обращаешься к грассу, надо добавлять слово «господин». Я кортанец, а мой отец грасс Драго состоит в войске эрграсса Дердеа. Тебе всё понятно?

Солдат задумался и было собрался идти обратно к своим дружкам, но тут из-за стола поднялся их десятник. Подойдя к моему столу, тот заявил:

– Этого надо бы арестовать до выяснения.

– А ты сможешь? – я спокойно, даже с каким-то превосходством смотрел на рилийца. Пока я был в зале, натаскал кучу энергии. Щит был мощный, и еще куча энергии осталась впрок.

Рилиец удивленно поднял брови, а я сделал пару пассов руками и прошептал какую-то абракадабру, а сам тем временем легонько кинул сгустком силы в сторону десятника. Легонько – тот отшатнулся, но на ногах устоял, а сам схватился за грудь. Что там у него? Защитный амулет? Раз десятник, значит, сильный амулетик у него. И не помог. Вот так-то.

Остальные солдаты уже повскакали со своих мест, намереваясь броситься в мою сторону, но десятник оказался благоразумным. Или его остановил мой насмешливый взгляд и очередные выкрутасы пальцами?

– С каких пор Рилия и уважаемый тарграсс Фрейф стали врагами моей Кортании? Отвечай!

– Нет, господин. Простите, я погорячился. Здесь сейчас в округе столько мятежников, что я… ошибся. Извините.

– Ладно, иди.

Десятнику не захотелось со мной связываться. Он, конечно, считал, что вдесятером они со мной все равно справятся, но какой ценой? И ради чего? Ради нескольких серебряных монеток? А что еще может быть в кошельке молодого чужака? Его отец ради денег записался в наемники, значит, как и у всех младших грассов, с деньгами у юнца напряг. А раз так, то овчинка не стоит выделки. Тем более продемонстрированная мной волшба показала, что амулеты не защитят. Так что десятник соображает.

А не владей я магией? Или слабенькая она была бы – а так обстоит дело у многих сыновей младших грассов, что было бы со мной? Отвели бы к начальству? Тогда бы моя легенда рассыпалась. Казнили, не ходи к гадалке. А еще вернее, солдаты меня не довели бы до начальства. В ближайшем леске прирезали – всего делов-то!

Этот случай оказался единственным, больше никто ко мне не цеплялся. Я уже стал успокаиваться – ведь после той сцены два дня ходил, настороженно озираясь, а за пределы комнаты и вовсе без заранее сотворенного силового щита не выходил. Успокаиваться стал, но внимания не терял.

Когда в один из следующих дней я вернулся в свою комнату, то быстро понял, что в ней кто-то был. Нет, не служанка, хотя та частенько ко мне стала захаживать, явно не просто так, да и сам я был не прочь с ней поближе познакомиться. Но в этот раз в комнате было что-то не то. Я понял, что же меня насторожило. Сумка, из которой выглядывали поручи и поножи, а на самом дне под шлемом должен лежать кошелек с пятьюдесятью тулатами. Не будешь же такую тяжесть с собой таскать, отлучаясь по нужде?

Сумка лежала не совсем так, как я ее оставил. И поножи слишком сильно высовывались. С холодеющим сердцем я подбежал к сумке и начал вытряхивать мой металлический скарб. Нет, кошелек на месте, вот он! От сердца сразу отлегло. Потерять такую бешеную сумму было бы слишком обидно.

Я вытряхнул на кровать монетки, пересчитал их. Потом еще раз. Не хватало двух тулатов. В кошелек, я хорошо помню, отложил ровно пятьдесят монет, сейчас же в нем оставалось сорок восемь. На всякий случай я осмотрел сумку – вдруг где-то затерялись? Нет. Стал пересчитывать деньги, что носил с собой. В принципе я мог (хотя и не верил в свою рассеяность) обсчитаться. Нет, общее число тулатов на два меньше, чем должно быть.

Кто-то забрался ко мне в комнату и за какие-то пять, пусть десять минут успел порыться в сумке и стащить две монеты. Кто же это мог быть? Странный какой-то вор. Да у любого при виде такого богатства крыша точно бы слетела, и вор стащил бы всё. А этот… Хитро придумал. Исчезновение двух монеток можно и не заметить. Выдержка у вора есть.

Кто же это мог быть? Илиана, служанка? На нее я подумал в первую очередь. Она вполне могла зайти в комнату, когда меня нет. Не застала, но решила меня дождаться. Хорошая отмазка. Но точно ли она? Я был в сомнениях. Не настолько Илиана показалась мне сообразительной, чтобы вот так хитро приворовать. Тогда кто?

Думал я долго, но догадаться, кто виновник, так и не смог. Зато придумал, как вора можно будет поймать. Если не с поличным, то… Два украденных тулата для воришки деньги немалые, но ему захочется еще. Ограбленный шум не поднял, значит, стоит опять пошуровать, еще на два-три тулата обогатившись.

Но все зависело от технических средств. Вышел я на свою обычную прогулку (деньги, конечно, забрал с собой все), но в этот раз свернул в сторону деревни. Работ на поле уже не было, народа в деревне околачивалось много, и уже первый встреченный мной крестьянин сумел меня обрадовать, да и сам порадовался нескольким медным монеткам. Купил я у него краску, по словам крестьянина, ее добывали из каких-то особенных червяков. Гадость, конечно, только есть же я ее не собираюсь?

Вернувшись в гостиницу, я стал при каждом моем посещении отхожего места оставлять ловушку в виде краски на случай нового воровства. До конца этого дня и на следующий ничего не происходило, вор затаился. А вот на третий день, вернувшись в номер, заметил следы посещения и панического бегства злоумышленника. Пол и края сумки отливали красным цветом. Замечательно! Я сразу же рванул на первый этаж, всматриваясь на руки слуг и служанок, а заодно и хозяев гостиницы.

Илиана оказалась ни при чем, как и все, кого я осмотрел (не привлекая внимания, не хотел заранее поднимать шум, чтобы вор не успел сбежать). Не найдя ворюгу, я вышел во двор и решительно направился на задворки. И вот здесь мне улыбнулась удача охотника. В укромном месте стояла бочка с дождевой водой, около которой суетился местный слуга. Он с ожесточением мыл руки. Услышав шум, он обернулся и всё понял. Я думал, что достанет нож и бросится с ним на меня, но вор поступил иначе. Он просто грохнулся в обморок. Я даже растерялся. Но решил подождать, не вечно же он будет валяться?

Сам же, пока тот был в отключке, рассмотрел вора. Молодой парень, где-то мой ровесник. Волосы светло-русые. Я его вспомнил. Он единственный из всех слуг, кто ходил с хорошо расчесанными волосами. У всех других волосы были спутанные, а этот чистюля.

Вот он и очнулся. Я стою, жду и молчу. А того всего трясет.

– Что, плетей боишься? Будут тебе плети, хозяин так отделает, что неделю работать не сможешь, – назидательно говорю я.

– Какая работа? – парня почти не слышно, настолько тихо он говорит. – Меня повесят, руки отрубят, – парень чуть не плачет.

– Правильно, что пове… Что? Почему повесят? За воровство на первый раз плети получают.

Я в недоумении, но потом до меня доходит.

– Так ты уже попадался?

Парень часто кивает в знак согласия, а затем почему-то начинает мотать головой.

– Я не попадался, но меня клеймили.

– Как это не попадался, а клеймили?

– Я не знаю... не скажу! – Вот сейчас отвечает твердо, как будто его подменили.

– Покажи грудь! – я приказываю, и парень медленно расстегивает ворот рубашки.

Мама моя! Левая сторона груди вся сожжена. Ну, не вся сторона, а только та часть, где должно быть клеймо. Он что, выжег сам себе грудь, вытравливая клеймо? Но зачем? Этот вопрос я и адресую воришке.

Тот невесело усмехнулся.

– Мыться я должен? Увидят клеймо виселицы – плохо будет.

Я вспомнил, что здесь изображение виселицы выжигали тем преступникам, у которых это было последним предупреждением. Потом любая малая провинность – и пожалуйте на виселицу.

– Значит, повесят. А ты не воруй, – жестко отвечаю будущему висельнику, хотя самому мне от этих слов совсем не весело. Слишком жестокое наказание. И парень совсем сник, глаза на мокром месте. – За что в первый раз попался?

– Ни за что.

– Не ври!

– Я и не попадался, мне впрок клеймо сделали.

– Вот как? И как же это было?

– Я не скажу. А если будете настаивать, скажу, что за воровство. Давайте, хватайте меня. Ваши две монетки в сарае при входе в ямке лежат, можете забрать.

А мне стало интересно. Якобы в первый раз его клеймили ни за что, ни про что. И парень рассказывать отказывается, уже мучеником хочет стать. И как я его на виселицу отправлю? Вот если бы он кого-то убил, тогда можно его сдать. А за две паршивых монетки… Хотя это для меня они паршивые, а здесь и за меньшее горло перережут. Нищета! Два тулата – это два хороших коня. Но что мне делать? Вот в чем вопрос. Не хочу я его смерти. Знать бы, за что его клеймили. И что тогда? Сдам властям? Вот то-то же!

– Если расскажешь, за что в первый раз клеймили, то про воровство никому не скажу. Честное слово грасса!

А парень опять качает головой. Странно. Что это за секрет такой? Ведь мог бы просто что-нибудь придумать, если рассказывать правду не хочет. Сказал бы, что за воровство. Или моему слову не верит?

– Говори! Я жду!

– Считайте, что за воровство.

– Мне правда нужна!

– Украл я.

– Что украл?

– Деньги.

Врет! Ясно вижу, что врет.

– Соврал. Значит, пошли, я тебя сдам властям.

Парень снова весь дрожит, но встает и, пошатываясь, бредет к выходу из закутка. Интересно, что же он скрывает, если предпочитает виселицу открытию правды?

– Постой. Тебя же повесят!

Парень дрожит еще сильнее.

– Скажи правду, и я тебя отпущу. Я же слово дал.

– Нет, – еле шепчет парень. – Лучше сейчас убейте.

– Ладно, давай тогда так. Я тебе оставляю вот этот кинжал, а сам отхожу вон к той стене. Ты обещаешь, что скажешь правду, говоришь ее, а потом можешь сам себя ударить. Кинжал острый. Или не ударить. Тебе решать. Ну?

Парень думает, а потом кивает головой. Я бросаю в сторону кинжал, сам отхожу на два десятка шагов. Если парень захочет себя убить, то подбежать мне не успеть. Он это понимает. Только мне этого и не надо. Если что, то у меня есть Зов.

– Ты обещал, – напоминаю ему.

Тот кивает головой и берет кинжал. А руки-то дрожат. Несколько минут смотрит на оружие, потом поднимает на меня голову.

– Я сын эрграсса Верни.

Глава 8

Глава восьмая. Эйрид

Я, готовый сотворить Зов (мгновенно, ведь я заранее подготовлен!), от нежданных слов парня впадаю в ступор. А тот поднимает руку с кинжалом, широко замахивается… Вот если бы он решил свести счеты с жизнью, воткнув кинжал в горло, тогда я бы не успел. А он, видать, решил для верности перерезать себе горло – кинжал прекрасно отточен. Провел рукой поперек горла – гарантированно умер. Но такой вариант самоубийства был чуть-чуть более затратный на время и движение. Потому я в последний момент просто на каком-то автомате швырнул сети Зова в парня.

Кинжал застыл буквально в миллиметре от кожи. Парень замер, хотя вижу, что напряжен. То ли от удивления, то ли желая совершить суицид. А я все еще в шоке. Совсем не ожидал. Наверное, любое другое признание в такой шок меня бы не повергло. Хотя, что это он сказал? Признание? А можно ли верить? Но убить себя он точно хотел, откуда ему знать про мой Зов? Получается, что парень и в самом деле сын главаря грассов, поднявших восстание пятнадцать лет тому назад? Эрве, кстати, тоже из тех же мятежников. Не много ли мне встречается потомков восставших?

Я подошел к парню, мысленно отдал приказ разжать пальцы, а когда кинжал выпал из его руки, поднял его с земли, отправив обратно к себе на пояс. Вот теперь можно и Зов снять. И только волшбу отменил, как парень встрепенулся и неожиданно набросился на меня с кулаками. Хотя я это преувеличил, говоря про кулаки. В первый раз вижу, чтобы так дрались. Как девчонка какая-то.

Я без труда ударил его в солнечное сплетение, и пока он, упав, корчился на земле, задумался. Странный он какой-то. Руками размахивает, как девчонка. Эрве, хоть и худенький и маленький и выглядит мальцом, но движения совсем не такие. Мужские. А этот. Ходит как-то вихляя. И волосы всегда хорошо расчесаны. Или он девчонка? Да нет. Грудь же мне показал. Парень он. И ростом по местным меркам высок. Или он из этих? Фу. Мне он стал противен, захотелось плюнуть, развернуться и уйти.

А его, как боль прошла, снова стало трясти. От решения плюнуть и уйти меня задержало только то, что я вспомнил его слова про татуировку виселицы на груди. А почему не изображение вороны? У Эрве вороны были. Целых три штуки. Странно, соврал парень или нет, сказав, что он сын главаря мятежников? С одной стороны, с чего бы ему напоследок в своей жизни врать? С другой – почему у него на груди не ворона? Этот вопрос я ему и задал.

– Ворона? – хрипло переспросил парень, – их выжигают преступникам в Миртерии. Здесь обычно клеймят цветками розы на длинном стебле, а клеймо в виде виселицы ставят закоренелым и особо опасным преступникам. Редкое клеймо.

– Да? А как же ворона – символ Силетии? Изображение вороны ставят грассам.

– Нет, я про это не слышал. Мама и тетя про клеймение часто говорили, но про такое не было. А они знают.

– Да? Другому лапшу вешай на уши.

– Какую лапшу?

– Такую. Ошибку ты допустил, плохо знаешь местные обычаи. Грассам выжигают знак вороны. Вот так-то.

– Нет, вы ошибаетесь. Хоть у кого спросите.

– Что же, могу и спросить. Твой хозяин знает? Грассы здесь останавливаются. И что я с тобой сделаю, если выясню, что ты соврал?

– Вы меня так и так сдадите.

– С чего бы это? Я не силетец.

В глазах парня что-то промелькнуло. Искорка надежды? Если она и была, то быстро исчезла.

– Десять тулатов.

– Что десять тулатов?

– Награда за мою голову.

– И кто это столько пообещал?

– Фрейф.

Может быть, этот парень просто псих? Шизик попался? Вообразил о себе что-то, зарезаться решил. А проверить можно легко. Трактирщик должен знать про клейма, его заведение не захудалое, стоит на оживленном тракте. Только пока я буду ходить, этот чудик наверняка что-то с собой сделает. Или просто сбежит. Может быть, и к лучшему? Пусть сбежит? А если решит утопиться вот в этой бочке?

Я огляделся по сторонам. Закуток был завален старым хламом. Рваные вожжи. Нормально, вполне подойдут, чтобы связать ему руки. Жаль, что заклятье накладывать, как это умел делать Эрве, я так и не научился. Ладно, свяжу крепко – не развяжется.

Сказано – сделано. Оставил я его лежать на земле, а сам обратно в гостиницу, к хозяину. Нашел, спросил про клеймение. Хозяин, как он сам сказал, в таких делах хорошо разбирался, через его постоялый двор кто только не проезжал.

К моему большому изумлению, хозяин подтвердил слова психа. В Силетии, действительно, клеймили, в основном выжигая розу, в особых случаях метили изображением виселицы. А вороны – это только для преступников в Миртерии. Ну и что, что ворона – это силетский символ? Потому в Миртерии так и поступают, что эти две страны давно не в дружеских отношениях, а раньше и вовсе часто воевали. Тогда пленных силетцев как раз стали клеймить воронами. С тех пор в Миртерии повелось всем преступникам выжигать такое клеймо.

От хозяина я ушел в полной прострации. То, что парень не соврал – это мелочь. Но Эрве… Эрве-то каков! Получается, что парень меня обманывал и он никакой не силетский грасс, а обычный мошенник. Впрочем, не простой, а очень даже способный. Три вороны на грудь заработал! То-то он тогда ко мне прицепился, из Миртерии бежал. И понятно, почему был в розыске. М-да.

Так до конца и не придя в себя, я возвратился к закутку. Парень лежал со связанными за спиной руками. Развязал его, подумал чуток и говорю:

– Ну-ка, давай рассказывай все про себя.

– Зачем? Меня разыскивают. Сдадите, получите десять тулатов. А много узнаете лишнего, вам же хуже будет.

– Угрожаешь?

– Зачем? Просто это очень опасно. Фрейфу и его людям не понравится, что кто-то узнал подробности его тайны.

– Плевать я хотел на деньги. Ты сам видел, сколько их у меня. И это только часть.

– Деньги лишними не бывают.

– Смотря, как они достались. В любом случае я не собираюсь тебя сдавать… Но и помогать тоже не буду. Просто мне… интересно.

Не будешь же ему говорить про обманщика (или все-таки Эрве сказал правду?), которого я спас, вывезя из Миртерии. Вот мне и нужно узнать всё, чтобы разобраться с моим другом. Или уже он не друг? Если обманул, то... Ладно, вначале, когда мы познакомились, Эрве меня мало знал, но потом-то! Почему не признался! Почему?

– Правда? – в глазах парня загорелась надежда. – Но вам в самом деле лучше не знать, это опасно. И если меня схватят, то я расскажу всё. И про вас тоже.

Я скривился. Он еще и доносчик. Но последующие слова парня изменили мои поспешные выводы.

– Я просто знаю, как это больно, когда тебе прижигают ступни ног. И ногти выдирают. Я не выдержу.

– Так тебя… пытали?

Парень кивнул головой.

– Рассказывай всё.

– Но это долго, и хозяин будет меня искать.

– Тогда покороче, но самое главное.

Парня звали Эйрид. Ему сейчас шестнадцать лет, он родился, когда рилийцы взяли в осаду главную крепость восставших. Через подземный ход эрграсс Верни отправил жену, детей и сестру с охраной. Но через какое-то время, когда крепость уже пала, их нашли рилийцы. Охрана погибла, а всех благородных взяли в плен, отправив в Гатилию, крепость-тюрьму. Двух старших братьев и сестру убили, а мать, тетю и грудного Эйрида отправили в особый тюремный блок. На всякий случай в качестве заложника. Вот там он в окружении двух женщин рос и воспитывался.

Теперь мне понятно, почему парень дрался, как девчонка. Какой пример он видел? Мать и тетя. Женщины, которые любили расчесывать волосы у ребенка. Вот и с волосами всё выяснилось. И походка, понятно, почему такая. А я-то подумал, что парень из этих. Женоподобных. Ну, ошибся, бывает.

Когда ему стукнуло тринадцать, в его жизни случилось неприятное. Это мягко говоря. Не знаю, что и зачем решили тюремщики (или кто-то из властей приказ отдал), но парня отправили на пытку. Жгли подошвы ног, ногти на ногах вырывали. И он сдал свою мать и тетку, наговорив про них вагон и маленькую тележку компромата.

Их за преступления (которых не было) казнили, а Эйрида, вроде как, пощадили. Но выклеймили на его груди виселицу. А полгода назад ему помогли бежать. Кто это был, Эйрид так и не понял. Одного из этих людей поймали еще при выходе из тюрьмы, а второй о себе не распространялся. Поэтому, кто их послал и с какой целью, Эйрид не знал.

Я-то знал. Побег устроил эрграсс Райчен. Тот самый, чей человек в харчевне пригласил меня к эрграссу в гости в замок. Я-то потом грешил на Эрве, посчитав, что он и был тем таинственным узником, кому устроили побег. Ан, нет. Не Эрве, а вот этот Эйрид.

Человек, спасший парня, пытался вывезти его за пределы Силетии, но недалеко от границы ввязался в драку с каким-то рилийцем и был убит. Эйрид остался один в чужом и незнакомом ему мире. Он же с грудного возраста в тюрьме просидел.

Денег хватило на пару недель, за которые он отлежался на постоялом дворе. Это после того, как попытался вывести со своей груди изображение виселицы. А как клеймо выводят? Только новым клеймом, выжигая полностью ту часть груди, где располагалось старое. То есть сжег себе часть кожи, а потом провалялся две недели в тяжелом ознобе в гостиничной постели.

Теперь изображения виселицы на груди не видно, но любой догадается про сведенное клеймо. Зато все будут считать, что у него была выжжена роза. А это не так страшно, как если бы была видна виселица.

Соверши Эйрид новое преступление, то ему дадут плетей (сильно, но не смертельно), да выжгут новую розу. А с виселицей он даже не за преступление, а за простую провинность легко угодит на эту самую виселицу. Вот и всё объяснение. Да, разумно.

Правда, я вспомнил начало нашего разговора. Эйрида трясло, и он сказал, что за свое воровство его повесят, да еще руки отрубят. Что-то не стыкуется с его словами о том, что он мог получить лишь плетей и новое клеймо. Парень вздохнул и объяснил мне, что он украл не у вилана, а у грасса, а это для рецидивистов явная виселица. А обе руки отрубят за два случая воровства. Второй – это сегодня, пусть он ничего и не успел стащить, но ведь в комнату забрался и за кошельком полез. По одной руке за каждый случай воровства у грасса.

Да-а… теперь мне многое стало понятно.

– А деньги зачем нужны?

– Деньги, – хмыкнул парень, – кому они не нужны? Я здесь работаю только за стол и ночлег, да стол – это то, что недоели посетители, а ночлег – сарай с сеном. До старости мне здесь оставаться? Вот и рискнул, решив забраться в номер к вам. На свою голову.

– И что потом? Когда деньги появились?

– Уходить из Силетии надобно. Я было собрался, когда два тулата взял…

– Украл, – перебил я его.

– Ну, украл. Да, украл! А потом жадность одолела. Решил, что пять золотых лучше, чем два.

– Понятно, – усмехнулся я. – А куда удрать собирался? В Миртерию?

– Нет. Там тоже клеймят, а у меня на груди, только глупый не догадается, что не клеймо. В таретствах то же самое. Еще дальше на восток – там порядки еще жесточе. И в Кортанию нельзя. Не любят они посторонних.

– Ты мог бы сойти за местного. Внешне похож. Твои предки пришли как раз из Кортании.

– Да? – растерянно и несколько отстраненно ответил парень, видимо, он про это и не думал.

– Так куда ты собирался уйти?

– За пролив. Там к северо-западу земля туманов. Людей мало, но это и к лучшему. Шхуны туда плавают, не один я, кто туда поехал бы. А вместе легче обустроиться. На деньги, взятые… украденные у вас, продуктами запасся бы, одежды прикупил…

– А кинжалом себя зачем хотел?

– Если бы меня разоблачили, то снова стали бы пытать, только дольше. Фрейфу интересно знать, кто мне помог бежать, кто еще сообщник. Я не хочу такой боли!

Все ясно, хотя, постой…

– А зачем ты мне, когда я тебя поймал, сказал, что у тебя на груди виселица была? Сам же клеймо затер, чтобы на розу подумали.

– А что мне терять? Так и так виселица меня ждала. Так даже шанс был, что про отрубание рук забудут и сразу повесят. Вот правду и открыл.

Надо признать, логика в рассуждениях парня была. И вообще, плохого в нем я видел все меньше и меньше. Но все равно… В обморок упал, потом чуть ли не истерил. Подумаешь, виселица. Сам я это промыслил и понял, что не совсем прав. А как бы я сам на его месте поступил? Нет, в обморок не упал бы, но вот шок заполучил бы точно. Шок и растерянность. Каково это знать, что тебя через несколько дней отправят на виселицу?

И что мне с ним теперь делать? А что делать? Отпущу, как обещал. Помогать, конечно, не собираюсь. Два тулата заберу обратно. Сам я, чтобы заработать свои деньги, воровством не занимался. Да? Я скривился. Зато продал две фальшивые монеты. Но ведь от безысходности, да и первую монету хозяин харчевни сам захотел приобрести, а вторую отдал солдатам за освобождение Эрве.

От безысходности? А как же Эйрид? Он тоже от безнадеги в жизни. Но отличие все же есть. Парень воровал, а я нет. Зато убивал. А что оставалось делать, когда тебя самого хотят убить? Так ведь и Эйрида, если поймают, то убьют. Да еще и зверски. М-да. Как-то оправдываться мне не очень удается. Получается, что я немногим лучше Эйрида. Или не лучше? Но помогать все равно не собираюсь. С меня хватит. И два тулата прямо сейчас заберу. Если парню нужны деньги, пусть зарабатывает честным путем… Если сможет.

Забрав две монеты, что притащил все еще не верящий в свое спасение Эйрид, я в скверном настроении направился обедать. Даже вина заказал – так было муторно. От всего, что услышал и увидел. Ту же изуродованную грудь у Эйрида. Вначале ему клеймо выжгли, потом он сам себя жег. Я сидел за столом, накачиваясь вином, и трогал себя за левую сторону груди, мрачно представляя картину того, что было с парнем.

Даже о том, что необходимо контролировать обстановку почти забыл. Впрочем, в зале народа почти и не было. Несколько виланов, мелкий купец с напарником и какой-то мутный тип, что сидел в углу и на меня пялился. Я даже хотел встать и треснуть тому по наглой роже. Да не успел – вино кончилось, ноги отяжелели, и я с трудом поплелся на второй этаж в свою комнату.

Следующие несколько дней прошли обычным порядком. Эйрида я видел всего пару раз и оба раза, завидев меня, парень опускал вниз взгляд, втягивал голову в плечи и старался быстрее и незаметнее прошмыгнуть мимо меня. Мне тоже смотреть на него не хотелось, и я уже стал задумываться о скорейшем отъезде. Засиделся я здесь. Надо бы купить коня и отправиться на поиски друзей. Хотя в этой части тарграфства по-прежнему было неспокойно, мятеж и его подавление вяло тянулись, не давая победного преимущества ни одной из сторон.

В один из последующих дней я наконец-то договорился о покупке коня, ближе к вечеру должен был появиться владелец коняшки, и тогда я с ним рассчитаюсь, а на следующее утро уже можно будет двигаться в обратную сторону, откуда я сюда пришел.

С хорошим настроением пошел заказывать себе обед. Заказал, сижу, жду, когда приготовят и принесут. По сторонам гляжу. Эта четверка приезжих мне сразу не понравилась. Старший – какой-то наглый и самоуверенный тип. Двое его подчиненных – явные солдаты. А мордочка четвертого мне смутно знакома. Оп-па, точно! Это же тот мутный тип, что на меня все время зыркал, когда я напился после беседы с Эйридом. Точно он! Опять на меня глазеет и что-то шепчет наглому.

Нашептал, а тот с неприятной улыбкой ко мне направляется. Подошел, смотрит. Он на меня, я на него. Он молчит, и я молчу, жду, что же дальше будет. А сам активно из окружающей среды энергию натаскиваю.

Наглый пальцами рук завертел, вначале непонимающе посмотрел на меня, а потом взгляд мужчины стал удивленным.

– Пустой. Ты не ошибся, – усмехнулся мужчина, потом вдруг нахмурился, а затем и вовсе удивился. – Однако! Пытается что-то сделать.

– Я не понял, – отвечаю ему.

Улыбка мужчины становится еще гадливее, а вот глаза ужасно довольные.

– Ублюдок!

Это он мне. Он даже не это слово произнес, а другое, но на русский язык его не перевести, настолько оно грязное. Поэтому пусть будет «ублюдок».

Я удивленно поднимаю брови и собираюсь ему ответить, но мужчина меня опережает.

– Я тебя сам лично посажу голой задницей на раскаленную сковороду. Обещаю, слово даю!

А сам мужчина зло, но одновременно с довольным видом на меня продолжает смотреть. А мне совсем непонятно. Я, конечно, могу всю эту компанию легко прихлопнуть, но чувство осторожности в этот раз пересилило. Я сейчас на враждебной земле, и ссориться с представителями власти (а мужик, вероятно, из них) не стоит. Тем более, мне завтра в путь.

Поэтому, когда самоуверенный наглец мне скомандовал расстегнуть рубашку, я решил не обострять обстановку. Взял и расстегнул ворот, показав свою грудь. Не иначе, следы клейма искали. Самому мне неприятно, а вот мужика и вовсе кондратий сейчас схватит. Кажется, я понял, в чем дело. Меня за Эйрида приняли, а у того на груди клеймо. Я показал, что на мне клейма и всяких там узоров нет, вот наглого мужика и пришибло. Стоит, глазами хлопает, а потом оборачивается к мутному.

– Ты!..

– Обознался, господин…

– Этот же рыжий, разве не видно?

– Рыжий, – блеет мутный.

– И грудь чистая. Так?

– Но я видел, как он ее постоянно трогал, как будто там что-то чешется. Точь-в-точь, как клеймо. А волосы он мог перекрасить. Светлые на рыжие легко изменить.

Пока старший наезжал на мутного, я подумал, что, пожалуй, стоит и мне вмешаться. В конце концов, грасс я или не грасс?

– Ты благородный? – холодно интересуюсь я у наглого.

Мужик прерывает свою перебранку и с удивление поворачивается в мою сторону.

– Я сын грасса, – высокомерно тот отвечает.

– Значит, не благородный, – спокойно констатирую я. – А раз так, то какое наказание ты должен получить за оскорбление грасса?

Мужик багровеет, но думаю, вовсе не от стыда, а, наоборот, от возмущения.

– Я старший дознаватель при тарграссе!

– Кажется, ты дал слово меня посадить задницей на раскаленную сковороду?

– Я обознался, – бросил дознаватель в оправдание.

– Оскорбление грасса… Что за это бывает, знаешь? Хорошая взбучка плетьми, я вижу, тебе не повредит.

Ох, чую, меня что-то стало заносить не туда. Зачем я затеял этот разговор? Сидел бы тихо. Подумаешь, ублюдком назвали. Обознались же. Грасса оскорбили? Какой я грасс? Видать, слишком сильно вписался в эту роль, а теперь надо продолжать, раз сглупу попер на этого важного чиновника.

– Мальчишка! – взорвался тем временем дознаватель. – Я сам тебя… В Гатилию! Там ты всё узнаешь! Солдаты, взять его!

Оба солдата уже были наготове и поэтому без промедления шагнули в мою сторону. Доводить до смертоубийства ссору нельзя – люди на государственной службе, тем более я нахожусь на контролируемой рилийцами земле. Я отделил два небольших сгустка энергии и толкнул их в солдат. Полетели они знатно, метра на два минимум.

А дознаватель завертел пальцами и что-то там зашептал. В принципе меня защищал крепкий и хорошо накаченный силой щит. Болезненное заклятье он должен выдержать, да только я не знаю силы этого дознавателя. А ведь он маг и, вероятно, неплохой. Почему я так решил? Он, подойдя к моему столу, меня всего просканировал и вынес вердикт – пустой. А такое слабеньким магам не под силу.

Мало того, дознаватель каким-то образом смог засечь мои действия по вытягиванию энергии и созданию щита. Ведь после слова «пустой» (это про мои магические возможности) дознаватель добавил, что я пытаюсь что-то сделать. А что я тогда делал? Щит создавал, но сам сидел смирно, не двигаясь. А этот сумел почувствовать. Значит, маг он сильный. Потому и не стоит полагаться на крепость щита.