Текст книги "Петербургские арабески"
Автор книги: Альберт Аспидов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Награждение победителей
Страсть изящная к садам
На улице Декабристов (б. Офицерской), у Театральной площади, за высокой оградой из металлических решеток художественного литья находится сад. Когда-то здесь были и ворота, закрывающие проезд в частное владение, но сейчас их нет. Зато сохранился у входа в сад красивый двухэтажный павильон, классические формы которого напоминают о XVIII веке. В те далекие времена хозяин имения принимал здесь гостей и потчевал их экзотическими плодами, произраставшими в его саду (и не только ими).
Павильон этот небольшой, и ныне в нем находится ресторан «Дворянское гнездо», иногда устраивающий для своих почтенных гостей «огненные забавы», фейерверки. Но это только по поздним вечерам. А обычно этот неожиданно зеленый оазис в центре города является местом отдохновения окрестного населения. Сад называют почему-то Солдатским, и еще – Юсуповским. Это потому, что с другой стороны его ограничивает известный Юсуповский дворец, своим главным фасадом обращенный к Мойке. Сад некогда был принадлежностью этого дворца. О том времени напоминают многовековые дубы, да еще, пожалуй, высокая земляная горка в центре сада – явно декоративного происхождения. На крутую горку сейчас карабкаются дети. Мамаша внизу переживает и кричит некоей Анечке (наверное, той, что в красной курточке), чтобы та была осторожнее. Но Анечка все же забирается на самый верх горки, а потом сбегает по ее пологой стороне – прямо к большим воротам, за которыми находится полукруглый двор юсуповского дома. И за которыми в декабре 1916 года был добит пытавшийся спастись бегством из «гостеприимного» дворца (тогдашнего дворянского гнезда) раненый Григорий Распутин. Четыре выстрела, нарушившие зимнюю ночную тишину сада, возвестили тогда спящему городу о грядущих больших переменах. Впрочем, старому саду было не привыкать к переменам… Нынешний Солдатский сад, наверное, последний из некогда бывших в центре города частных садов.
А в XVIII веке сады занимали большую часть пространства столицы. Владельцы земельных участков предпочитали не застраивать их целиком, а оставлять обширное место для любезных сердцу садов. Сады были в это время в моде. Ими гордились, о них писали, им посвящали поэмы. Сами цари увлечены были разведением садов при своих дворцах:
Пример двора священ вельможам, богачам,
Во всех родилась страсть изящная к садам.
Насаждение, устройство сада сравнивали с искусством живописца, для которого полотном был участок, предназначенный для сада. «Учися украшать, Природе подражая…» – советовал известный французский поэт Делиль, современник Вольтера, в своей поэме «Сады». Руководства по садовому искусству того времени учили горожан, как устраивать в своем саду величественные, миловидные, красивые, дикие, меланхолические и прочие картины так, чтобы они приятно гармонировали друг с другом, а временами создавали и интересные контрасты. Поэт сообщал о земном рае:
Кто не хочет приобщиться к райской жизни? Так и стали расти в новой столице, в ее окрестностях сады царские и княжеские (вельмож), сады дворянские, мещанские и сельские. Все в зависимости от положения и состояния их владельца.
По левому берегу Мойки – от Невской першпективы до Галерной гавани – следовали барские сады, принадлежавшие вельможам. Неподалеку от Поцелуева моста, на месте, выше представленном, создал свой сад П.И. Шувалов – известный деятель эпохи императрицы Елизаветы Петровны. Граф Петр Иванович был женат на ближайшей подруге царицы М.Е. Шепелевой и сосредоточил в своих руках решение всех военных и финансовых вопросов в империи. Екатерина II вспоминала, что принципы, которыми при этом руководствовался влиятельнейший граф, были «хотя и не весьма для общества полезными, но достаточно прибыльными для него самого». Вершили важные дела в столице и братья Петра Ивановича. Его старший брат – граф Александр Иванович – стал управлять Тайной канцелярией, наводя, по словам той же Екатерины II, «страх и ужас на всю Россию», был «великий инквизитор империи». Его двоюродный брат, Иван Иванович, фаворит Елизаветы Петровны, стал президентом Академии художеств.
П.M. Шувалов.
Петр Иванович был удостоен многих званий, наград и должностей. Был он и государственным межевщиком. Последнее обстоятельство, наверно, помогло ему отмежевать для себя прекрасный участок у Поцелуева моста. К себе на службу он взял садового мастера И.Л. Гофмейстера, которому и поручил многотрудную и художественно значимую работу устройства здесь сада. Денег на это искусное дело граф не жалел.
Через несколько лет, в апреле 1756 года, о необычном саде графа Шувалова уже сообщали «Санкт-Петербургские ведомости»:
«Сколь много человеческий ум и неусыпные труды, будучи подкрепляемы в надлежащее время потребными средствами, в состоянии подражать неиспытанной во многих случаях натуре, – оное показуют разнея с довольною пользою и довольным успехом учиненные опыты. Новый и весьма приятный пример видим мы между прочим при полезном и человеческие чувства столь много увеселяющем поправлении садового дела; ибо искусством и прилежным рачением доведено оно до того, что ныне в студеных краях разные самые южные плоды удаются, но и до великой совершенности доходят, хотя прежде и в самых теплых климатах с великим трудом в надлежащую зрелость приводимы были… Здешняя Императорская резиденция славится разными преизрядно учрежденными дворцовыми и приватными садами, между которыми сад Ея Императорскаго Величества Генерал-Аншефа, Генерал-Адъютанта, Сенатора, Государственнаго Межевщика, лейб-компании Подпоручика, Действительнаго Камергера, орденов Святаго Апостола Андрея Первозваннаго, святаго Александра Невскаго и святыя Анны кавалера Его Сиятельства графа Петра Ивановича Шувалова, особливо что касается до множества и по драгоценности самых редких и здесь также еще невиданных плодов, достоин примечания. Сей сад, который по намерению Его Сиятельства совершенно еще не учрежден, начат заводить только пред несколькими годами; однако Его Высокографское сиятельство, яко охотник и истинный знаток в садовой науке, не упустил ничего, что к проращению и к приведению онаго в совершенство потребно быть могло. И как потребное к тому иждевение дано было изобильно, то и тем меньше о добром успехе сумневаться надлежало, особливо, что определенной от Его Сиятельства к сему садовник Иоган Лоренц Гофмейстер чрез многолетние труды приобрел, но и, получая всегда в великом изобилии и без всякой остановки все потребности, поощряем был к ревностнейшему радению».
Сообщала газета и о конкретных достижениях садовника Гофмейстера: «Ныне в помянутом саду находит особливое смотрение имеет достойное произрощение с плодом. Оное есть столь славная Муза, банана или бананиера, которая поныне никогда не цвела и плода не приносила в России… Сверх сего примечания достойно, что в помянутом саду всегда в начале Марта месяца земляника, клубника, а вскоре после того малина, вишня, априкоты, сливы, огурцы в нарочитом изобилии поспевали. Сие продолжается не токмо в следующие месяцы, но и к Пасхе, как белыя так и синия наилучшие виноградные кисти».
Как видим, за Шуваловским числятся рекорды, достойные быть занесенными в соответствующую книгу их регистрации.
Садовник Гофмейстер, рисуя присущими ему средствами на выданном ему «земляном полотне», создал картину – сад многообразный и романтический. Здесь были (судя по историческим планам) участки с правильно разбитыми газонами, клумбами, подстриженными деревьями и кустарниками. В других местах сада подражали природе – давали деревьям и кустам расти свободно, по собственному их разумению. Здесь же был построен павильон для гостей и возвысилась горка, очевидно, из земли, полученной при копке пруда.
Так Петр Иванович Шувалов получил возможность наслаждаться при своем жилище «всеми мирными благами», забывая здесь на время «тщеславия о гибельных мечтах».
Екатерина II, прослышав о шедевре, созданном садовником Гофмейстером, пожелала иметь нечто подобное рядом со своими покоями в Зимнем дворце. Гофмейстер исполнил высочайшее желание. На крыше примыкающего к покоям царицы здания он устроил романтический сад – знаменитый висячий сад Эрмитажа.
Ныне им можно любоваться только через окна соседних выставочных помещений. А вот в общедоступном Солдатском саду по-прежнему совершаются самые разнообразные «тусовки» и свободно бегает Анечка.
По проекту и чертежам, нарисованным собственной рукой Ее Величества
Судьба самого петербургского дома
К началу 1760-х годов Петербург застраивался в основном усадьбами, включавшими в себя небольшие (кроме дворцов вельмож) деревянные или каменные дома на обширных участках. Населенные кварталы перемежались пустошами, болотами, ручьями, рощами. Город рос за счет быстрого расширения своей территории и при этом начал терять задуманный Петром I облик «регулярной» столицы.
В первые же годы своего правления Екатерина II издала ряд указов, регламентировавших градостроительное развитие. Была учреждена «Комиссия о застройке городов С.-Петербурга и Москвы». Новые установления определили границы города (на востоке и юге – по Фонтанке), внутри которых он должен был расти за счет высоты и увеличения размеров строений – каменных, стоящих стена к стене, «вперевязь». Деревянные и ветхие здания разбирались. Крупные, но малозастроенные участки отбирались у владельцев и после деления их на мелкие отдавались желающим. Новый хозяин должен был начать строительство не позже чем через два года и закончить его самое большее через пять лет. Особые требования предъявлялись к устройству фасадов зданий – чертежи на них выдавались централизованно. Прослеживалось и стремление создавать архитектурные ансамбли. Все это делалось для того, чтобы С.-Петербург «был по примеру других европейских городов».
Вот как о том свидетельствует современник: «В 1766 году, согласно объявленному плану города, на до сих пор пустовавшем Адмиралтейском лугу были заложены первые дома и осенью уже частично подведены под крышу. Желающим были указаны как места для постройки, так и предписаны фасады домов (якобы заказанные в Париже. – A.A.)… Бывший канцлер Бестужев был настолько этим выведен из себя, что хотя он наряду со своим дворцом на Большой Неве имел участок для застройки возле входа в Летний сад и уже приказал подвезти некоторый запас строительных материалов… возвратил участок и велел сказать полиции в ответ, что до сих пор он строил много и всегда достойно, но не привык позволять французам предписывать ему, как он должен строить за свои деньги».
Как и прочие деревянные строения на Адмиралтейской стороне, подлежал разборке и Зимний дворец на углу Невского и Мойки. На обмерном чертеже, датированном 15 февраля 1767 года, мы видим указания о перевозке его деревянных помещений на другое место. Тронную залу было приказано использовать «для делания г. Фальконету для монументу Большой мастерской».
После разборки деревянного Зимнего дворца вся территория, на которой он находился, перешла в ведение «Конторы от строений ее величества домов и садов». Большая Морская улица вновь была продолжена до «Невской першпективы». К западу от нее сохранилось Г-образное в плане каменное здание бывшей кухни, перестроенное для проживания семьи Э.М. Фальконе, и остатки деревянного тронного зала, приспособленного для мастерской скульптора, работавшего в то время над памятником Петру I.
На половине участка, примыкавшей к Мойке, ближе к Кирпичному переулку, еще некоторое время находилось каменное здание бывшего театра, позже приспособленное под конюшни. На самом углу Мойки и Невского возник пустырь с возвышавшимися над землей остатками каменных фундаментов.
В 1768 году он был отдан генерал-полицмейстеру сенатору и кавалеру Николаю Ивановичу Чичерину.
Известный историк Петербурга П.Н. Столпянский установил время и ход строительства дома Н.И. Чичерина по объявлениям в «Санкт-Петербургских ведомостях». Поначалу с 7 июля 1768 года вызывались желающие для рытья рвов, устройства лежней и кладки фундаментов. В мае следующего сообщалось о потребности найти «каменщиков до 150 человек». Весной 1770 года нужно было сделать в доме полы и лестницы и поставить под крышу стропила, а затем провести и штукатурные работы. Наконец, объявлением от 25 декабря 1771 года уже разыскивались желающие нанять несколько покоев «у его превосходительства г-на генерал-полицмейстера в новом доме, что на Невской перспективе…».
Как выглядел тогда дом Чичерина? Некоторое представление об этом нам дают аксонометрический план Адмиралтейской части конца XVIII века, обмерные чертежи первой половины и середины XIX века. На них изображено четырехэтажное здание, главным фасадом обращенное к Невскому проспекту, с закругленными переходами-продолжениями на Большую Морскую улицу и набережную Мойки. Двухъярусная колоннада выделяет центр и закругленные части дома. По нижнему ярусу установлены колонны дорического ордена, по верхнему – коринфского. Оконные проемы украшены лепными наличниками. Над окнами третьего этажа – барельефы: женские головки в обрамлении гирлянд.
Аксонометрический план Адмиралтейской части Петербурга. Конец XVIII в. Дом Чичерина отмечен крестиком.
Хорошо читается и планировочное решение. Двухэтажная «циркумференция» дворовой хозяйственной пристройки (конюшни, различные службы), примыкающая к зданию с юга, образует обширный полукруглый двор, очевидно, отвечающий барскому укладу жизни хозяина. Во двор можно было въехать через ворота со стороны Мойки или Большой Морской улицы. В ряду парадных анфиладных помещений третьего этажа находился и Большой зал, несколько углублявшийся во двор (в то время на одну ось). В планировке, в организации объема и в украшении зданий мы видим приемы, характерные для раннего русского классицизма.
Кто же был автором проекта этого дома? Для ответа на этот вопрос надо прежде всего учесть конкретные обстоятельства, сопутствовавшие строительству именно в этот период, о котором говорилось.
Участок Чичерину был подарен. Возведение дома началось уже через два месяца после соответствующего указа. Значит, генерал-полицмейстеру, как и другим тогдашним застройщикам, даже очень знатным, был передан проект фасада и, очевидно, общей планировки дома. Если бы Н.И. Чичерин, подобно А.П. Бестужеву, решился пойти на конфликт с правительством, то на поиски нужного архитектора, проектирование, а затем согласование и утверждение проекта ушло бы гораздо больше времени. Да и само принятие дара от императрицы налагало определенные обязательства. К тому же дом возводился на видном месте, на центральной городской магистрали, на месте бывшего дворца. Ему должно было быть уделено особое внимание, как и зданию, возводившемуся почти одновременно (с 1771 года) по другую сторону Большой Морской. Не было ли какой-либо взаимосвязи между этими двумя сооружениями? Вспомним, что они оба возводились на исторически общем участке в то время, когда было регламентировано создание архитектурных ансамблей. Обратимся к тем архивным документам, сохранившимся в фонде «Конторы от строений… домов и садов», которые не были известны П.Н. Столпянскому.
Фасад корпуса по Большой Морской улице. Рисунок и гравировка A.M. Шелковникова.
Строительству здания напротив дома Чичерина по Большой Морской также положил начало указ Екатерины II. И.И. Бецкой 10 мая 1771 года так формулировал предложение «Конторе от строений»: «Ее императорское величество изустно указать соизволила по проекту и нарисованным чертежам собственной рукой Ея величества (курсив мой. – А.А.) начать в самой скорости каменное строение на месте, где был Зимний деревянный дворец, и производить с поспешением, на что в нынешнем году особо 30 000 руб. из кабинета ее величества во оную контору отпущено будет. Во исполнение этого именного высочайшего указа те чертежи для произведения оного строения отданы архитектору Фельтену. А реченная контора имеет по требованию ево Фельтена надобные материалы приготовлять, каменщиков и работных людей, приискивая, нанимать и означенное строение производить во всем под присмотром и по показаниям оного Фельтена…»
Фасад дома Елисеевых по Невскому проспекту. Обмерный чертеж 1870-х гг.
Упоминание здесь о чертежах, «нарисованных собственной рукой ея величества», может показаться несколько неожиданным. Екатерина известна как писательница и журналист (для современников скрытая под псевдонимами), но меньше знают о ее увлечении архитектурой. Между тем она сама в своих «Записках» сообщает, что «впервые принялась чертить планы» еще будучи великой княжной, в Ораниенбауме. А Ю.М. Фельтен в 1795 году, уже испрашивавший себе пенсионное обеспечение, писал Екатерине II: «…я имел щастие быть участником в сооружении многих памятников царствования вашего императорского величества, выполнив собственные ваши планы и имея поныне собрание собственноручных вашего величества чертежей». Чертежи императрицы имели, очевидно, характер эскизов.
Портрет Екатерины II в русском костюме. Гравюра В. Дикинсона с оригинала В. Эриксена 1769 г. 1773 г.
Строительство дома между Большой и Малой Морскими улицами было начато «в самой скорости», в том же 1771 году, и производилось «с поспешением». Не исключено, что он предназначался в подарок наследнику престола Павлу Петровичу ко дню его совершеннолетия – 20 сентября 1772 года. Копали рвы, били сваи (что причиняло беспокойство Фальконе), делали фундамент. На Урале были заказаны и завезены на место «мраморные штуки» для портала, собирали деревянную модель здания. Каждую неделю Ю.М. Фельтен докладывал И.И. Бецкому о выполненных работах.
Детально сообщалось и о работе «охтинских столяров четырех человек», изготовлявших модель. Они выточили 16 колонн для 1 и 2-го этажей, 18 – для 3 и 4-го, 4 колонны для портала, а также два балкона. Суммируя все сведения о модели, мы можем представить себе в общих чертах облик и самого сооружения.
Это было четырехэтажное здание с двухъярусной колоннадой по главному фасаду. Нижний пояс составляли колонны дорического ордера, верхний, судя по тому, что капители изготовлялись «под резьбу», – коринфского. В центре дома выделялся мраморный портал. Углы здания были закруглены (и, видимо, с балконами) так же, как на соседнем доме Чичерина.
Наверное, не случайно тема двухъярусной колоннады использовалась в обоих сооружениях, воздвигавшихся на участке бывшего деревянного Зимнего дворца. Создавался ансамбль строений. Во всем этом угадывался общий замысел, рука одного архитектора.
Портрет Ю.М. Фельтена. К.Л. Христинек. 1786 г.
Таким образом, можно утверждать, что автором проекта дома Чичерина была императрица Екатерина Алексеевна. Также как и Ю.М. Фельтен, в деталях прорабатывавший решения Екатерины II. Он же, очевидно, и руководил строительством. Позднее, в 1777 году, Ю.М. Фельтену была поручена аналогичная работа – по упорядочению застройки южной стороны Дворцовой площади.
Школа Ф.Б. Растрелли, которую прошел Ю.М. Фельтен, ранее бывший первым помощником этого прославленного обер-архитектора, видна в общей композиции дома Чичерина. Здесь использованы некоторые архитектурные приемы, соответствовавшие вкусам минувшей эпохи. Но вместе с тем это работа зрелого, самостоятельного мастера, осознавшего законы нового архитектурного стиля, способного работать в духе требований нового времени. Здесь ощущается сдержанность, чувство меры в использовании деталей украшений, умение создавать законченность образа.
Дом Н.И. Чичерина строился не только как резиденция вельможи, но и как доходный. Помещения первого этажа, удобные для торговли, снимали купцы. Наверху сдавались покои. Парадные помещения третьего этажа занимал сам хозяин. Но после наводнения 1777 года, когда погибло несколько тысяч человек, Екатерина II обвинила полицию в нерасторопности. Чичерин лишился своей генерал-полицмейстерской должности.
В 1782 году Н.И. Чичерин умер. Через шесть лет его старший сын Александр продал дом видному государственному деятелю (и активному члену масонской ложи) князю А.Б. Куракину. При нем в здании устраивались встречи «вольных каменщиков».
В 1794 году к дому пристроили трехэтажный лицевой флигель на Мойке, который выглядел как рядовая петербургская постройка того времени: отделанный рустовкой первый этаж, гладкие стены, окна со скромной обналичкой, треугольный фронтон в центре.
В 1799 году А.Б. Куракин впал в немилость, и его выслали из города. Дом был продан херсонскому купцу А.И. Перетцу. В числе других жильцов в него поселился и генерал-губернатор С.-Петербурга П.А. Пален, возглавивший заговор против Павла I. Снимал он, очевидно, соответствующие его должности парадные помещения. После мартовских событий 1801 года Палену было приказано покинуть город.
С 1806 по 1857 год дом принадлежал купцу А.И. Косиковскому. По его заказу была сделана пристройка лицевого корпуса по Большой Морской улице. Новое здание строилось в 1814–1815 годах – в период общего воодушевления победой над Наполеоном. Русские архитекторы в это время старались придать своим сооружениям особо величественный облик.
Полицейский мост на Невском проспекте. Б. Патерсен. Справа – дом Косиковского. После 1808 г.
В художественном убранстве главного фасада дома по Большой Морской прежде всего обращает на себя внимание поднятая над улицей торжественная колоннада (12 колонн – напоминание о славном 1812 годе) и два боковых портала с мощными арками на уровне второго этажа. Надежность основания колоннады подчеркивалась сильной рустовкой стен нижних этажей. Антаблемент был украшен гирляндой, выше, в прямоугольном ступенчатом фронтоне находился барельеф, изображающий лавровые венки. Соразмерность и согласованность деталей создавали единый памятный образ. Историком В.И. Пилявским был назван автор постройки – архитектор В.П. Стасов. В этом доме до отъезда на Кавказ жил A.C. Грибоедов.
Очевидно, в начале XIX века был расширен зрительный зал основного здания – до его нынешних размеров, приспособлены под жилые квартиры помещения полукруглого двора. В 1857 году к торцу Большого зала пристроена парадная лестница, на которую можно было попасть со стороны Мойки.
В 1858 году дом покупают известные торговцы колониальными товарами братья Елисеевы и сразу же приступают к его капитальному ремонту. Составление проекта и наблюдения за работами были поручены академику архитектуры Н.П. Гребенке.
При перестройке зданий Гребенка оставил в основном прежней композицию главного фасада, но несколько усилил средний ризалит, подчеркнув его центральное значение. Здесь он вместо колонн первого яруса ввел пилоны, на верхнем этаже заменил прямоугольные окна круглыми. Одновременно он убрал большие циркульные проемы с боковых закругленных ризалитов. Иным стало и убранство стен: с них сняли барельефы и изменили наличники окон.
Корпус по Мойке был надстроен на один этаж, и его лицевой фасад украшен в манере, присущей концу 50-х годов прошлого века, – с обилием лепных деталей, тяг, с элементами вертикального и горизонтального членения плоскости. В месте стыковки зданий игра орнаментировки несколько приглушилась как переход от одной темы к другой.
Лицевой фасад дома по Большой Морской улице подвергся сравнительно небольшим переделкам. Однако и здесь в то время были утрачены важные детали первоначального облика здания – боковые порталы.
Дом Елисеевых. Фото 1900-х гг.
Особо надо сказать о судьбе Большого зала и примыкающих к нему помещений, тесно связанных с культурной жизнью столицы. С 1780 года парадные апартаменты третьего этажа арендует дворянский «Музыкальный клуб», который устраивает концерты, балы, маскарады. Здесь встречались передовые люди того времени – А.Н. Радищев, Д.И. Фонвизин, В.В. Капнист, Д.Г. Левицкий, И.Е. Старов, Ф.И. Шубин. Посещал музыкальные вечера и зодчий Дж. Кваренги, который (как это было установлено В.В. Антоновым) по приезде в Петербург с 1 февраля 1780 года снял в доме Чичерина «во втором этаже четыре покоя, одну кухню и для кареты место».
Однако стремление к излишней роскоши быстро расстроило дела клуба, и в 1792 году его имущество, включая музыкальные инструменты, было продано с публичных торгов. Прогрессивное начинание на более прочной и широкой основе продолжало филармоническое общество, образованное в 1802 году. Его успешная деятельность проходила в этом здании вплоть до 1811 года, когда общество переехало в дом Кусовникова на углу Невского проспекта и Екатерининского канала (ныне – Малый зал филармонии).
Новым арендатором освободившихся помещений стала Дирекция императорских театров, дававшая публичные маскарады – любимое увеселение петербуржцев в то время. В залах дома Косиковского они собирали до 2200 человек (по рублю за вход) и сопровождались «роговой» и «янычарской» музыкой.
Сохранившееся освидетельствование зала, выполненное архитектором В.И. Беретти, говорит о том, что зал в начале XIX века выглядел иначе, чем теперь. В северной его стороне были хоры для оркестра, потолок украшала лепка и живопись.
В первой половине 1820-х годов здесь располагался «Театр света», называвшийся также оптической панорамой, или «номосиклогеографией». Это новое для петербуржцев зрелище явилось предшественником современного кинематографа. В 1825–1826 годах в зале дома Косиковского демонстрировал большую модель Петербурга Антонио де Росси. В 1830-1840-е годы помещения снимал Бюргер-клуб, устраивавший увеселения для мещанского сословия. В середине века в зале проходили концерты, которые устраивал Лихтенталь – фортепианный фабрикант и владелец магазина, разместившегося в «доме с колоннами». В них принимали участие А.Г. Рубинштейн, Ф. Лист, бельгийский виолончелист А.Ф. Серве и другие известные музыканты. Однако предпринимателю это приносило мало прибыли, и вскоре залы были переданы «танцевальному собранию».
В 1830-х годах в доме Косиковского находилась также известная книжная лавка и типография A.A. Плюшара. Здесь печатались журнал «Библиотека для чтения» и «Энциклопедический лексикон» – первое такого рода издание в России (к сожалению, не оконченное).
Во время перестройки дома Елисеевых Н.П. Гребенкой изменения коснулись и Большого зала. В нем были уничтожены хоры, старые деревянные фермы перекрытия заменены новыми.
Обновленные парадные помещения были сданы Благородному собранию – своеобразному клубу (он помещался здесь до 1914 года). В «доме с колоннами» проводились музыкальные и литературные вечера, в которых участвовали лучшие артисты и писатели столицы. Так, в памяти современников остался вечер 9 марта 1879 года в пользу Литературного фонда, на котором выступали И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.Н. Плещеев, Я.П. Полонский. Здесь с участием и под руководством А.Г. Рубинштейна давало свои первые концерты Русское музыкальное общество, образованное в 1859 году и положившее начало систематическому музыкальному образованию в России. Ниже, на втором этаже, размещался шахматный клуб, оставивший о себе память как место собрания либерально настроенных деятелей города.
В 1914 году помещения дома приспосабливаются для центрального банка общества взаимного кредита. Именно в таком виде здание встретило февральский переворот 1917 года. Не чердаке его скрывались и отстреливались от выступивших против царя чины полиции, последний оплот уходящей с исторической сцены власти.
В корпусе на Мойке с декабря 1919 года разместился Дом искусств. В опустевшей квартире купцов Елисеевых по инициативе A.M. Горького устраивается общежитие для писателей. В комнате с окном во двор поселился A.C. Грин. Здесь им был написан один из наиболее известных его рассказов, о котором В.Ф. Панова писала так: «Для меня «Крысолов» замыкает цепь величайших поэтических произведений о старом Петербурге-Петрограде, колдовском городе Пушкина, Гоголя, Достоевского, Блока, – и зачинает ряд произведений о новом, революционном Ленинграде». Вплетая фантастические мотивы в реальность, A.C. Грин изобразил в этом рассказе и заброшенные помещения бывшего банка с лабиринтом залов, комнат и внутренних переходов с одного этажа здания на другой.
A.C. Грин проник сюда зимой 1920 года, бродил среди россыпей бумажных документов, отбирая те из них, на которых можно было писать. «Многие рукописи молодых прозаиков и поэтов, получившие впоследствии широкую известность как первые книги советских издательств, писались на страницах разграфленных конторских ведомостей и бланков…», – вспоминал Вс. Рождественский. На тех же бумагах написан окончательный вариант «Алых парусов», впервые прочитанный автором в этом доме.
В 1924 году большой зал был приспособлен для показа кинофильмов. Кинотеатр вначале назывался «Светлая лента», в 1930 году – «Крам», а с 1931 года он стал известен ленинградцам как «Баррикада».
Мы видим, что прошлое «дома с колоннами» – одного из самых заметных петербургских домов – неотделимо от истории города, русской культуры. Храня память об эпохе Екатерины II, о многих других людях и событиях минувших столетий, это здание начинает приспосабливаться к современной жизни.
