Текст книги "Дважды невидимый фронт. Ленинградские чекисты в тылу врага"

Автор книги: Альберт Стародубцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Напарник Комарова – В.Л. Петров сдался в плен в августе 1941 года в районе Колпино. Из лагеря военнопленных бежал и с сентября 1941 года проживал в Красногвардейске. Весной 1943 года поступил на службу в РОА. При допросе в сентябре 1945 года он показал:

«На службе в РОА я находился около пяти месяцев, а затем совершил побег в леса около Гатчины, где скрывался до декабря 1943 года. В лесу скрывалось много жителей Красногвардейска, а также много бежавших из РОА, которые не желали с немцами отходить в тыл. Немцы в то время вели усиленную подготовку к своему отходу. Находившийся в лесу существовавший в г. Красногвардейске подпольный комитет партизанского движения пытался организовать и объединить их на борьбу с немцами.

Сразу после побега из РОА я прибыл в Волосово, где познакомился с поваром или рабочим кухни при гражданском лагере Комаровым Федором Васильевичем, вместе с которым и еще другими лицами бежали в лес. Один из нашей группы, бежавший в лес, был связан с подпольным комитетом партизанского движения гор. Красногвардейска (Гатчина).

От комитета он взял какой-то пакет и имел задачу перейти через линию фронта для связи с командованием частей Красной Армии. Мы также все с ним двинулись к линии фронта в целях ее перехода, но потом побоялись, и большинство высказало мнение возвратиться обратно.

Комаров сказал, что он возвратится на свое место и станет снова работать поваром или рабочим на кухне. Я же сказал, что не могу возвратиться, так как совершил побег из РОА, и что останусь в лесах около Гатчины. Так было и сделано. Спустя некоторое время к нам в лес явился Комаров и привел к нам из города людей для укрытия. Нам он рассказал, что людей в лес он сопровождает от комитета партизанского движения, в котором, якобы, работает связником.

В лесу вокруг нас образовался большой лагерь укрывавшихся. Кто-то, видимо, донес, так как в лесу была сделана чистка антипартизанским отрядом, который размещался в Дружной Горке.

После этого я, потеряв своих друзей, пришел в гор. Красногвардейск и стал укрываться у себя на квартире вместе с пришедшим со мной из леса Мартыновым Яковом Степановичем, который скрывался потом в другом доме. В гор. Красногвардейске я скрывался около 10 дней, но потом потерял связь с Мартыновым и стал его разыскивать, так как одному мне было скучновато. Я узнал, где он скрывался. Хозяйка этого дома мне сказала явиться вечером, и она устроит мне свидание с Мартыновым. Примерно в начале декабря 1943 года вечером, уже было темно, я пришел в дом, где скрывался Мартынов, но его там не оказалось. Хозяйка дома мне сказала, что к ним в дом приходил Комаров и с ним Мартынов. Они только что ушли. Перед уходом между ними произошел разговор о предполагаемом моем посещении дома. Мартынов предлагал дождаться моего прибытия, но Комаров настоял пойти, не дожидаясь меня, оставив для меня адрес, куда я должен явиться для дальнейшего укрытия от немцев. Перед этим я долгое время не видел Комарова и поверил его записке, думая о том, что он также скрывается сейчас и что вместе нам будет лучше скрываться. Хозяйка в разговоре заметила, что я свободно могу их в пути догнать, я быстро пошел в указанном направлении, в скором времени действительно на проспекте 25 Октября догнал Комарова и Мартынова, шедшими с еще одним мне незнакомым человеком, которого впоследствии я знал как Константина – добровольца из разведывательной группы изменника Крюкова-Соколова.(Грудзинский Константин Владимирович, 1925 г. р., уроженец Гатчины, который, как и его мать – Грудзинская Ядвига Константиновна, 1899 г. р., был немецким агентом и входил в контрразведывательную группу Крюкова-Соколова. – Авт.).

Ничего не подозревая, поравнявшись, я поздоровался с ними и затем спросил, куда они следуют в такой поздний час. Отвечал Комаров, что они идут на товарную станцию Гатчино, где, якобы, имеется удобное место для укрытия и что там организуется группа для ухода в лес. Я сказал, что мне мало верится в сказанное, так как в районе товарной станции большое засилье полицейских. В этом меня поддержал и Мартынов. Тогда Комаров обиженным тоном стал нам говорить, что он не настаивает и что мы, мол, свободны в своих поступках, но он как друг хотел сделать для нас лучше. Его напарник Константин тоже поддержал высказанные Комаровым мысли. Тогда мы решили пойти с Комаровым вместе, дабы не обидеть его. Мы ему верили, ибо вместе скрывались в лесу продолжительное время и знали один другого по поступкам и настроению.

На товарной станции Комаров завел нас в одинокий дом, в котором к нашему удивлению было несколько лиц в форме добровольцев немецкой армии.

Сам Комаров сразу же из комнаты вышел, сказав о том, что он позовет наших знакомых. Через некоторое время в комнату вошел в гражданской форме высокого роста мужчина и за ним несколько человек добровольцев. Вошедший вынул из кармана штанов пистолет и, наставив его на меня, скомандовал поднять руки. То же было проделано другими в отношении Мартынова. Мы совсем неожиданно оказались в руках немецкого карательного отряда Крюкова-Соколова. Было ясным, что Комаров нас предал, пользуясь нашей доверчивостью и незнанием, что он служит в антипартизанском отряде, завел нас вслепую в расположение отряда и там сдал.

Нас обыскали, а затем привели в дом, где располагался начальник антипартизанского отряда обер-лейтенант Крюков-Соколов, который нас пригласил сесть, дал закурить. В это время в комнату, где мы были, зашла группа ребят знакомых мне по совместному пребыванию в лесу.

Среди них был и Комаров, указывая на которого Крюков-Соколов сказал нам: „Вот Федор у нас хорошо работает и живет. Ваш товарищ, он вас и привел к нам. Вы одумайтесь, с кем имеете дело, сейчас вы поедете, но еще с вами увижусь“.

Затем мы под конвоем на автомашине были доставлены в городскую жандармерию и там водворены под стражу в одну камеру. Это было в декабре 1943 года. Так окончилось мое нелегальное пребывание в гор. Красногвардейске.

Под стражей в городской жандармерии мы содержались около 3–4 дней. На допросы нас никто не вызывал. Потом сам Крюков-Соколов прибыл в жандармерию и его конвой нас на автомашине из жандармерии доставил в пос. Сиверский и там поместил в здание „ГФП“, где с нами беседовали зондерфюрер Майзнер и Крюков-Соколов, которые предложили мне и Мартынову поступить на службу в их антипартизанский отряд. Так как другого выхода из создавшегося положения мы не имели, то согласились с предложением о службе в антипартизанском отряде.

Майзнер после этого сказал Крюкову-Соколову доставить нас в свою группу и взять на все виды довольствия как добровольцев.

В тот же день Крюков-Соколов привез нас в свою антипартизанскую группу; которая размещалась в г. Красногвардейске по ул. Рабочая, 16. Нас он определил в комнату к добровольцам группы, и так началась наша служба в антипартизанской группе. Это было в 20-х числах декабря 1943 года.

Антипартизанская группа Крюкова-Соколова по своим задачам являлась контрразведывательной карательной группой. Она выявляла места нахождения партизанских отрядов, устраивала облавы и прочесывания местности в целях поимки советских партизан, арестовывала их, то есть несла службу по охране тыла немецкой армии.

Личного состава в контрразведывательной группе Крюкова-Соколова насчитывалось до 13 человек, определенной формы обмундирования участники группы не имели, вооружены были автоматами и пистолетами.

Я, как доброволец контрразведывательной группы, на вооружении имел автомат и пистолет, а также мне было выдано удостоверение личности с указанием моих прав.

Добровольцы группы по заданию Соколова ежедневно, будучи вооруженными, ходили в лес и искали партизан путем прочесывания лесных массивов.

Я также неоднократно участвовал в этих операциях, но при этом никто из партизан пойман не был.

Крюков-Соколов все время стремился найти место нахождения подпольного штаба партизанского движения.

Было известно, что комитет Красногвардейского партизанского подпольного движения из г. Красногвардейска ушел в лес и там продолжает свою работу. Группой Крюкова-Соколова был арестован лесник фамилию которого не знаю. Лесник после долгого запирательства дал показания о неточном месте нахождения Гатчинского подпольного комитета, то есть он назвал примерно участок леса, где может находиться комитет.

Для перепроверки показаний лесника и установления точного места нахождения комитета и его конкретного состава было необходимо направить в лес людей, которые, отыскав место укрытия подпольного комитета, смогли бы влиться в него и, проживая там, в течение некоторого времени, должны были установить его личный состав и практическую работу.

Для выполнения задания был использован и я, как ранее имевший некоторый контакт с подпольным комитетом в период своего пребывания в лесу, укрываясь от немцев.

Хорошо помню, что под новый год 1944 года меня вызвал к себе в кабинет Крюков-Соколов. К нему был вызван также доброволец Черников Павел.

Крюков-Соколов сказал нам, что предстоит сложная работа, выполнение которой он возлагает на нас, так как надеется, что только мы в состоянии ее выполнить.

Он рассказал, что от лесника, арестованного группой, стало известно, хотя не совсем точно, местонахождение гатчинского комитета подпольного партизанского движения.

Обращаясь ко мне, Крюков-Соколов продолжил свою речь в том направлении, что я – Петров как имевший ранее связь с подпольным комитетом могу и обязан вместе с добровольцем Черниковым направиться в лес (участок был указан Крюковым-Соколовым на карте) и там разыскать месторасположение комитета.

Явившись в комитет, выдать легенду, что весь период продолжаю со своими товарищами скрываться в лесу и что не знаю, как в дальнейшем поступать и что делать.

Таким разговором и истощенным видом добиться того, чтобы быть оставленным в лагере при комитете.

Затем, находясь в лагере комитета, наблюдать за той работой, которую они проводят, слушать их разговоры, наблюдать за тем, куда они ходят, с кем имеют связь, кто их посещает и по каким вопросам. А самое главное, говорил Крюков-Соколов, установить точно количественный состав комитета и составить себе их пофамильный список.

После того, как будет проделана данная работа – разъяснил Крюков-Соколов – мы должны будем добиться того, чтобы быть посланным комитетом в Гатчину по какому-либо заданию, то ли за продуктами питания или же за оружием и тому подобным.

Использовав этот случай, один из нас должен в обязательном порядке посетить его, то есть Крюкова-Соколова и проинформировать обо всем и получить указания по дальнейшей разработке подпольного комитета.

После вышеуказанного инструктажа Крюков-Соколов нам сказал, чтобы мы с собой не брали оружия и продуктов, а также удостоверений личности, чтобы следовали лесом, как настоящие блуждающие и истощенные, так как только при этих условиях нас не смогут разоблачить.

В соответствии с полученным указанием и инструктажем, я и Черняков под новый год направились в лес для выполнения задания.

В лесу мы ходили недолго в поисках места нахождения комитета. В скором времени нами был обнаружен бункер. Около него сидели гражданские люди, среди которых с нашим появлением произошло небольшое замешательство.

Видимо, наше появление было неожиданным и странным для них в такой густой чаще леса, где они укрывались.

Среди сидящих женщин и мужчин у бункера оказались лица, которые меня знали по городу и по укрыванию в лесу.

Они нас пригласили в бункер, там их старший – Разумихин Николай стал расспрашивать нас о том, что мы делаем, как попали к ним. В этих расспросах принимали участие и другие участники комитета.

Мы отвечали, что блуждаем по лесу, так как в Гатчину идти боимся, так всех ребят разогнали добровольцы, многих повылавливали, и мы сейчас не знаем, что делать дальше.

Таким образом, мы вели себя, как нам говорил Крюков-Соколов, и в результате в ходе опроса нам было предложено остаться у них, но мы вначале выразили свое „стеснение“, что нам, якобы, неудобно быть лишними ртами у них, на их продуктах питания, с которыми им и без нас тяжело.

Участники комитета, видя наше такое поведение, стали основательно предлагать остаться у них и мы „решили“ остаться.

В расположении подпольного комитета я и Черняков прожили около 16 дней. Примерно на пятый день своего нахождения в комитете я выразил мысль о том, что смог бы в Гатчине у своих знакомых достать табаку и продуктов.

Так как в то время среди участников комитета остро ощущался недостаток в продуктах и совсем не было табаку, то я был немедленно послан достать табаку и продуктов питания в Гатчину с поручением.

К этому времени мной было установлено, что Красногвардейский подпольный комитет укрывается в бункере, сооруженном в глухой чаще леса, состоит из семи членов, которые живут вместе со своими семьями там же в общем бункере, что комитет связи ни с кем не имеет и его никто не посещает, что все его участники живут одной мыслью – ожиданием прихода частей Красной Армии, а также имеют при себе оружие – несколько винтовок, пистолеты и пулеметы Дягтерева, что возглавляет комитет Разумихин Николай.

Явившись в гор. Красногвардейск, я сразу же посетил квартиру Крюкова-Соколова, которому сообщил все вышеизложенные о комитете, и то, что пришел с заданием добыть табаку и продуктов. Крюков-Соколов выслушал мое донесение, затем еще раз подробно расспросил в отношении нашего поведения и о комитете.

Потом дал мне умеренное количество табаку и продуктов и поручил находиться и далее в расположении комитета и выполнять полученное задание.

Возвратившись в комитет, я рассказал о том, что табак и продукты достал у своих знакомых и товарищей, которые по моей просьбе обещали мне в любое время, если понадобится еще достать табаку и продуктов для меня.

Все были рады принесенному мной табаку. Я принес также несколько кусков мыла, чем были особенно довольны женщины.

В результате такого успешного выполнения задания я был через некоторое время вторично послан с таким же заданием в гор. Красногвардейск.

Как и в первый раз, я снова явился на квартиру к Крюкову-Соколову и сказал, что повторно прислан комитетом в город с тем же заданием.

На этот раз Крюков-Соколов расспросил меня о том, как устроен бункер, в котором располагается комитет, как осуществляется охрана места укрытия комитета, фамилии, имена и отчества всех участников комитета, кто какое имеет оружие, и каким порядком они располагаются в бункере во время ночевки.

На все вопросы я дал подробный ответ Крюкову-Соколову, рассказал все, что мной было установлено за время пребывания в расположении комитета.

Я перечислил по фамилиям, именам и отчеству всех участников подпольного комитета, занимаемом ими положении, наличии у каждого оружия. Рассказал, как и в каком порядке, они располагаются на время сна.

Рассказал о том, что охрана места нахождения участниками комитета осуществляется только в дневное время, а как только стемнеет, охрана снимается и лагерь спит без охраны.

Выслушав меня, Крюков-Соколов предложил мне на листе бумаги начертить план расположения бункера применительно к тому участку леса, путей подхода к нему, и план внутри бункера, расположение предметов, оружия и людей.

По предложению Крюкова-Соколова я на бумаге составил такой план и передал его ему, затем получил от Крюкова-Соколова продукты и направился в лес.

Перед уходом я был предупрежден Крюковым-Соколовым, что в наступающую ночь его отряд произведет операцию, то есть они явятся в бункер и арестуют всех участников подпольного комитета.

Возвратившись в лес в расположение комитета, я передал им принесенные продукты, а в разговоре со своим напарником-агентом Черниковым сообщил, что нам недолго остается здесь маяться и, что в эту наступающую ночь в бункер явятся Крюков-Соколов и его добровольцы, которые арестуют комитет.

По обыкновению и распорядку в наступающую ночь мы вместе со всеми без малейшего опоздания уложились спать.

Не успели мы уснуть, как в бункере появились Крюков-Соколов и другие с прожекторами в руках. Вместе с Крюковым-Соколовым в бункер зашли его сожительница Котик Виктория, Бовшич Галина и Комаров Федор, а также ряд других агентов. Крюков-Соколов скомандовал всем спящим не двигаться с места и поднять руки вверх.

Однако пулеметчик комитета по имени Николай зашевелился и тогда из агентурной группы кто-то несколько раз выстрелил в потолок бункера.

Все участники подпольного комитета в количестве 7 мужчин, 7 женщин с малыми детьми и подростками были арестованы. Оружие, принадлежащее мужчинам, было изъято.

Нас также арестовали для зашифровки. Наставляя на нас оружие, кричали поднять руки вверх, но потом, когда мужчины и женщины на отдельных автомашинах из леса под усиленным конвоем и со связанными назад руками были увезены – „арест“ с нас был снят, и мы помогали производить тщательный обыск всего бункера. Во время этого обыска нами был найден чемодан с разными бумагами и документами, содержание которых я не знаю.

После всего мы вместе со всеми добровольцами возвратились в свое расположение и продолжали службу в контрразведывательной группе Крюкова-Соколова.

Позже мне стало известно, что арестованные мужчины – участники подпольного комитета были сданы для ведения следствия ГФП в пос. Сиверский, а женщины с детьми там же были помещены в гражданский лагерь. Дальнейшую судьбу арестованных я точно не знаю, полагаю, что их расстреляли».

За участие в операции по захвату Гатчинского подпольного комитета Петров награжден немцами «Восточной медалью». Летом 1944 года он служил в 675-м батальоне Феофанова, а затем в 1-й дивизии РОА.

«Подпольный комитет», упоминаемый в показаниях, – это одна из пяти подпольных групп, действовавших в Гатчине (из них уцелела только одна). Возникли эти группы безо всякого руководства извне и действовали по своему разумению. Они организовали канал вывода военнопленных в лес к партизанам, но прямой связи с партизанами не имели, так как на территории Гатчинского района их вообще не было. Группа ушла в лес, поскольку немцы вышли на их след и деваться им было некуда. Они погибли за какой-то месяц до того, как Гатчина была освобождена советскими войсками.

«Абверкоманда-112» в поселке Сиверский

Вслед за 18-й немецкой армией на территорию Ленинградской области проследовал ее главный разведывательный орган – отдел «1 Ц» штаба абвера. Отдел имел два разведывательных пункта. Один разместился в Пскове, а другой – в деревне Лампово, откуда его вскоре перевели на станцию Сиверская, в так называемую Корниловскую дачу. Там с октября 1941-го до января 1944 года дислоцировалось подразделение отдела «1 Ц» «Абверкоманда-112».

Группа занималась разведывательной деятельностью в ближнем тылу Ленинградского, Волховского, а позже 3-го Прибалтийского фронтов, забрасывая агентуру, подготовленную в разведывательных школах в городах Валга, Стренчи, местечке Мыза Кумна и непосредственно при группе.

Для обеспечения безопасности разведпункта немцы приняли достаточно серьезные меры. В поселке Сиверский было размещено отделение тайной полевой полиции, создана комендатура, образовано отделение гражданской полиции. Там же приступила к работе агентурная группа предательницы Андреевой, переведенная из Гатчины. Поблизости от поселка расположился карательный отряд, а непосредственно в Сиверском – его боевая группа.

Немецкие власти провели тщательную фильтрацию населения в поселках Сиверский, Старо– и Ново-Сиверский, выселив всех неблагонадежных, в основном, русских, в глубокий тыл. Они не тронули только финскую и эстонскую часть жителей, не без оснований полагая, что на них в силу неприязни к русским можно положиться. Была образована местная администрация, назначены волостной старшина, поселковые и деревенские старосты.

Отдел «1 Ц» начал насаждать, прежде всего в Гатчинском районе, подвижную и стационарную агентуру. Подвижные агенты в силу занимаемого служебного положения (старосты, лесники, дорожные мастера и т. д.) были теми, к кому прежде всего обращаются люди на подходах к населенным пунктам. Германские агенты должны были вступать в контакт с неизвестными лицами и, выдавая себя за патриотически настроенных людей, выяснять цель их появления и намерения.

Стационарные агенты размещались в населенных пунктах, занимали положение (медсестры, мастера по пошиву одежды, ремонту обуви и т. д.), позволявшее им своевременно выявлять незнакомых людей, поселившихся у местных жителей. При удобном случае они заманивали интересующих их лиц к себе в дом, чтобы прощупать, кто они такие, и неблагонадежных выдавать немецкой контрразведке.

В Сиверском, в доме по Белогорской улице, 26, разместилась агентурная группа двадцатилетней Евгении Андреевой, которую агенты называли «Женей». Она была из Ленинграда, до войны проживала на Садовой улице, обучалась на тренерском факультете института им. Лесгафта. Находясь в составе дивизии народного ополчения, Андреева добровольно сдалась в плен, была завербована заместителем начальника отдела «1 Ц» штаба абвера бароном фон Кляйстом и назначена руководителем агентурной группы, которая действовала вначале в Гатчине, а с декабря 1941 года в Сиверском. Андреева имела на связи агентов из молодежи, которые контролировали общественные места, выявляли неизвестных и сдавали их в ГФП. Каждый вечер агенты собирались у нее в доме и отчитывались о проделанной работе.

В начале октября 1941 года в Сиверский прибыла передовая группа разведпункта, возглавляемая Владимиром Яковлевичем Кирсановым. Ему было около 35 лет, кадровый военный в звании капитана Красной Армии, он родом из Сибири, перед войной проходил службу в Москве. Находясь в действующей армии на передовой, добровольно сдался в плен. По занимаемой должности Кирсанов являлся комендантом разведпункта, хотя реально круг его обязанностей был шире. Он ведал всеми хозяйственными делами, в том числе экипировкой разведчиков, направлявшихся в наш тыл. Кроме того, когда в Сиверский прибывали новенькие, он подробно опрашивал их, выясняя прежде всего отношение к советской власти, добровольно ли они сдались в плен, а также биографические данные, продвижение по службе, семейное положение, наличие родственных или иных связей. Кирсанов присваивал им псевдонимы, под которыми они общались с преподавателями и администрацией школы, а также между собой. Все полученные сведения он заносил в журнал, который вел исправно и педантично. Захват журнала мог раскрыть полные данные о немецких разведчиках, как засланных, так и готовившихся к заброске в советский тыл. Вместе с Кирсановым в Сиверский прибыли три эстонца – Артур, Нельмут и Карл. Они были добровольцами немецкой армии, ходили в гражданской одежде. На левой руке носили в отличие от других обитателей разведпункта желтые повязки с надписью на немецком языке, дававшие им право на выход за пределы разведпункта. В обязанности эстонцев входили обеспечение внутренней охраны и контроль за местными жителями, привлеченными для работы в качестве вольнонаемных.

В составе передовой группы находились также четыре немецких действующих разведчика из числа советских военнопленных. Одним из них был некий Юрий Алексеевич, в возрасте примерно тридцати лет, имевший псевдоним «Пестриков Юрий», по девичьей фамилии своей жены, которая в это время вместе с ребенком находилась в Ленинграде. Ее брат, являвшийся сотрудником милиции, был эвакуирован в Тихвин вместе с Управлением внутренних дел.

Из вынесенного 9 мая 1942 года постановления на его арест видно, что на самом деле это Куликов Гурий Алексеевич, 1908 года рождения, уроженец Ленинграда, русский, сын торговца, с высшим образованием, до июля 1941 года работал преподавателем физкультуры в школе тренеров при институте им. Лесгафта и проживал на Моховой улице. Он был заброшен под Тихвин 25 апреля в группе из трех человек и задержан 7 мая в Тихвине при попытке найти укрытие у брата жены.

В постановлении констатируется, что «1-го мая 1942 года в городе Тихвине был задержан и подвергнут допросу Куликов Г.А., который показал, что он, будучи командиром РККА, в сентябре месяце 1941 года сдался в плен к немцам и служил у них разведчиком. 25 апреля с. г. Куликов и вместе с ним еще два немецких разведчика были выброшены на парашютах на территории СССР, не оккупированной немцами, с заданием разведывательного характера».Невзирая на военное положение, закон был соблюден в точности – постановление, подготовленное следователем, сержантом ГБ Н. Мусатовым, было утверждено зам. начальника УНКВД и 10 мая санкционировано прокурором Ленинградской области.

В ходе следствия Куликов представил развернутые данные о структуре разведывательной школы, поименный список руководящего, инструкторского и вспомогательного составов, расписал их размещение по строениям и во внутренних помещениях, сообщил о режиме, установленном для постоянно находящихся в ней разведчиков, число которых составляло не более 10 человек, и прибывающих на короткий срок обучения военнопленных, назвал женщин, используемых на работах внутри пункта, отметил кадровые и иные изменения, произошедшие в школе за последние месяцы.

Согласно его показаниям, вместе с ним в передовой группе находился Куприн Василий, 1908–1909 года рождения, военнопленный, также добровольно сдавшийся в плен, до войны работавший в Ленинграде на заводе «Марта» технологом котельного или корпусного цеха. Они вместе пробыли около месяца в лагере в Выре, затем немецкий разведчик по имени Владимир Николаевич завербовал их и доставил на станцию Сиверская. В конце ноября 1941 года Куприн был переброшен в районе Ораниенбаума в советский тыл, но с задания не вернулся.

Касаясь личности Владимира Николаевича, Куликов показал: «Владимир Николаевич – немецкий разведчик, работает при штабе немецкой разведки на станции Сиверская, в возрасте около 45 лет. Бывший белоэмигрант, проживал в Риге. В Сиверской ходил всегда в гражданской форме. Переодевался в разные костюмы. На рукаве пиджака носил широкую желтую повязку с надписью на немецком языке. Зимой ходил в черной нагольной шубе. Часто уезжал из Сиверской. Привозил на автомашине русских военнопленных и вместе с лейтенантом немецкой разведывательной службы производил опрос – вербовал для шпионской деятельности на территории СССР в пользу Германии и затем отвозил, куда-то с заданиями. Я сам испытал эту церемонию и видел, как он привозил и допрашивал вместе с лейтенантом, а иногда со старшим лейтенантом».

Все участники передовой группы Кирсанова расквартировались в трех комнатах дома Марии Ивановны Кеконен, финки по национальности, по адресу: Малая Набережная улица, дом 3. Ее муж, которого называли «дядей Федей», пользовался среди жителей большой известностью, так как работал кузнецом.

Кирсанов, приступая к обустройству территории «Корниловской дачи», где должен был расположиться разведпункт, начал с выселения жильцов, проживавших в трех двухэтажных домах, расположенных примерно в двухстах метрах один от другого. Подлежавшим выселению предоставили дома, оставшиеся от русских, отправленных в глубокий немецкий тыл.

Несколько раньше, чем произошло последнее переселение, на улицу Малая Набережная, в дом 5, по соседству с Кеконен, переехала Лянгузова Анна Дмитриевна, 1903 года рождения, которую Кирсанов сразу привлек к стирке белья для персонала передовой группы. Любопытно, что с веранды ее дома была видна вся территория разведпункта, несмотря на то что она была обнесена забором, на котором висели таблички с надписью: «Проход строго воспрещен».

Кирсанов и его коллеги на вопросы, что разместится на «Корниловской даче», отвечали, что территория готовится под лагерь военнопленных, хотя местным жителям было известно, что в Сиверском уже существовал такой лагерь.

После того как подготовительные работы были окончены, в конце октября 1941 года в «Корниловскую дачу» из Лампова перебрался разведпункт. Отвечая на вопрос о структуре разведпункта и его персональном составе, Куликов показал:

«Был штаб, или, как принято у нас называть, „контора“ (отдельно стоявшее двухэтажное здание, примыкавшее к улице Малая Набережная. – Авт.) во главе с обер-лейтенантом, немцем, хорошо владеющим русским, эстонским и др. языками, в состав штаба входили лейтенант (по имени Бруно), также хорошо говорящий на нескольких славянских языках, Владимир Николаевич, русский, штатский, занимаемую должность которого я не знал, писарь Фриц (его фамилия Кноп), еще один писарь, имени которого я не знаю, хозяйственник, ведающий вопросами снабжения, по имени Павел Иванович (его фамилия Торбан), эстонец или латыш по национальности, хорошо говорящий по-русски, два шофера – первый по имени Пауль, второй по фамилии Германский и третий, имя которого мне не известно.

Кроме того, при штабе работали два немецких солдата, по специальности мотористы, которые наблюдали за нормальной работой двигателя, дававшего электроток в здание штаба.

Далее существовала „Корниловская дача“, в которой размещалась так называемая обслуживающая группа, во главе которой находится Владимир Яковлевич, считавшийся среди нас старшим (Хаупман), или комендантом. В состав этой группы входили восемь человек рядовых разведчиков, которые проживали в Сиверской наиболее продолжительное время. Это я, Анатолий, Саша, Борис, Николай, Олег и Виктор. Все мы были завербованы немцами, имели псевдонимы, в большинстве своем были ленинградцами и, как нам говорили, предназначались для особых целей после захвата немцами Ленинграда. Вместе с тем, почти все члены группы, разновременно отправлялись немцами в тыл на русскую сторону с чисто разведывательными целями».

Вскоре в разведпункт привезли около 50 военнопленных, что должно было, по замыслу его руководства, подкрепить легенду о размещении там лагеря. Прожили они в «Корниловской даче» недолго и незаметно, как и прибыли, куда-то исчезли. Впрочем, местных жителей обмануть не удалось: они не только знали, что в «Корниловской даче» разместилась разведшкола, но даже называли ее «командой-112». В последующем туда продолжали поступать военнопленные, небольшими партиями и на непродолжительное время. Часть из них осела и вошла в постоянную команду по обслуживанию дачи и штаба.

После того как группа Кирсанова выехала из дома Кеконен, туда сразу же въехала боевая группа карательного отряда, обеспечивавшая внешнюю охрану разведпункта на случай непредвиденных обстоятельств,

Для хозяйственных работ непосредственно в школе были подобраны четыре девушки из местных жителей. Две из них работали на кухне. Первая – Вера Иванова, 29 лет, проживавшая в поселке Сиверский. Она значилась старшим поваром и сожительствовала с интендантом Паулем Торбаном, эстонцем или латышом по происхождению. Вторая – ее помощница, 24-летняя девушка по имени Руфа. Обе переезжали со школой с места на место, а в начале января 1944 года эвакуировались с ней в Нарву. Их дальнейшая судьба неизвестна.