Текст книги "Записки звездочёта Сириуса"

Автор книги: Альберт Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

И снова – запутанные звериные тропы, безлюдные дикие места, дремучие заросли...

– Быстрей, быстрей, – торопил Гром.

И опять изнурительная духота джунглей. Потрескавшиеся от засухи деревья-великаны, цепкие кустарники, пожухлая трава, цветы, источающие удушливый аромат. И повсюду – лианы, извивающиеся по земле и по деревьям каким-то великаньим, гигантским серпантином.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Ужасная новость

Нет, это поистине был день великих неудач. Несколько месяцев Дождь и звездочёт Сириус делали подкоп, расшатывая во время "зарядки" камни в стене. И наконец он был готов. Но, увы, они выбрались не во двор, как предполагал Дождь, а в кабинет начальника тюрьмы Камер Казематуса. Вот как это произошло.

Камер Казематус мирно ужинал в своём кабинете в окружении своры вышколенных надзирателей. Один держал подсвечник – Камер Казематус обожал рыцарскую романтику и с явным наслаждением поглядывал на причудливые блики, которые трепетали на стенах, сложенных из тесаного камня; другой подливал вино в высокую серебряную чашу с геральдическим гербом: две собаки, дерущиеся из-за кости на червлёном поле; третий разрезал сочный бифштекс; четвёртый рассказывал свежие анекдоты, причём в доступной для начальника тюрьмы форме. А у двери по стойке "смирно" стояли двое часовых со ржавыми старинными секирами, которые, как любил подчёркивать Камер Казематус, являлись свидетелями боевой славы его далёких предков.

– Да, – сытым голосом сказал Казематус, – я бы совершенно не удивился, если бы сейчас расступились стены и показалось какое-нибудь привидение.

В ту же секунду от стены внезапно отвалился тяжёлый камень и с грохотом упал на пол. В образовавшемся отверстии показался Дождь в своём неизменном красном колпаке с пушистой кисточкой.

– Простите, – уныло сказал он, растерянно уставившись на окаменевших от ужаса надзирателей и Камер Казематуса. – Я, кажется, ошибся. – И исчез.

Не успели тюремщики опомниться, как в отверстии показались длинные жилистые руки звездочёта Сириуса.

Он торопливо поднял камень и втащил его за собой на прежнее место, наглухо закрыв проход и чуть не прищемив себе пальцы.

Что тут началось!

Камер Казематус машинально сунул пустую вилку в рот, проткнул себе язык и завизжал от боли. Надзиратель, держащий свечу, запустил её в стену и полез под стол. Наступила кромешная темнота.

Виночерпий забился с бутылкой в угол и, подвывая от страха, вылакал её до дна. А надзиратель, в чьи обязанности входило разрезать жаркое, с сатанинским хохотом стал гоняться за своим начальником, размахивая ножом и вилкой.

Оглушительно зазвенели тупые секиры – ошалевшие от ужаса часовые напали друг на друга...

После этого знаменательного случая двое надзирателей угодили в сумасшедший дом; третьего, того, что с ножом, посадили на пять лет за превышение своих обязанностей; четвёртый подал в отставку; часовых подвергли крупному штрафу за шум на посту; а Камер Казематуса наградили орденом. В специальном приказе, подписанном Апчхибоссом Утриносом, указывалось, что "столь высокая награда пожалована за особую бдительность, проявленную при своевременном задержании опасных преступников при попытке к бегству, а также за тяжёлое ранение, полученное в область языка".

В тот же день все швы между камнями от пола до потолка в камере Дождя и Сириуса были наглухо залиты свинцом, а на двери повешена табличка:

ОСТОРОЖНО!

Опасные преступники!

В специальной папке Камер Казематуса появилась следующая запись: "С сего дня категорически запретить выдачу узникам камеры No 1047 какого бы то ни было количества воды сроком на 35 дней". Тюремный врач Грыжа заявил протест и подал заявление с просьбой снизить этот срок на один день, как превышающий возможности человека. Просьба была удовлетворена. Камер Казематус собственноручно переправил цифру 35 на 34. После этого случая столичное Общество покровителей угнетённых избрало доктора Грыжу своим почётным членом.

Свирепое распоряжение Камер Казематуса совершенно не волновало узников. Как мы знаем, к их услугам была волшебная лейка. Гораздо больше их расстроило то, что труд и время, потраченные на подкоп, пошли прахом.

Теперь Дождь и Сириус потеряли всякую надежду выбраться из тюрьмы.

– А всё ты! Ты! – никак не мог успокоиться звездочёт Сириус, обвиняя сокамерника в том, что тот выбрал неправильное направление для подкопа. Ты совершенно не разбираешься в географии!

А тут ещё эта ужасная новость. Вечером сосед за стеной отстучал им следующее:

"С воли сообщили двоеточие во всех газетах появилось сообщение зпт что Гром и 82 бородача высадились на южном побережье тчк В выступлении по радио Апчхибосс Утринос торжественно объявил зпт что отряд Грома полностью истреблён тчк Так будет со всеми зпт говорит Утринос зпт кто посмеет выступить против его власти тчк".

Сосед не удержался и прибавил от себя:

"Вот собака восклицательный знак".

Дождь и Сириус совсем упали духом. Они были лишены последней надежды вырваться на волю. Апчхибосс Утринос незыблемо восседал на своём "троне".

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Внимание! Слушайте все!

В этот вечер по всей стране разнесся чуть хрипловатый, усталый голос Грома:

"Внимание! Слушайте все! Говорит радиостанция бородачей!"

Побелев от страха, слушал Апчхибосс Утринос суровые слова Грома:

"Мы хотим избавить Зелёный остров от засилья Тайфуна и его прихлебателей! Мы хотим свободы Дождю, без которого наш остров превратится в бесплодную пустыню! Дождь – это частые капли, весело стучащие по земле и пробуждающие к жизни всё живое. Дождь – это свобода!.."

Апчхибосс Утринос резко выключил приёмник и со злобой уставился на затухающий глазок.

На столе зазвонил телефон.

– Ко мне! Живо! – раздался из трубки голос Тайфуна.

Апчхибосс Утринос выскочил из кабинета и помчался по коридору мимо бесконечной шеренги часовых, отдающих ему честь.

Тайфун сидел на ковре. Огромное брюхо закрывало его ноги почти до самых ступней. Закрыв глаза, Тайфун раскачивался из стороны в сторону. Его можно было принять за гигантскую игрушку-неваляшку.

– Тсс... – зашипел он на влетевшего Апчхибосса Утриноса.

Из приёмника доносился голос Грома:

"Мы зовём к себе всех, кто ненавидит тиранов и любит свободу! Мы зовём к себе всех, чья жизнь – непрерывный труд, а отдых – могила".

– Ничего себе, порадовали... Приглашаете к себе на отдых, когда тут у вас чёрт знает что творится! – проскрипел зубами Тайфун. – Вы же мне доложили, что бородачи уничтожены!

– Но мы потопили их шхуну... – забормотал Апчхибосс Утринос. – А потом, ведь было же сражение в джунглях! Я бросил на них тысячу отборных гвардейцев. Бородачи наткнулись на нашу засаду и были разбиты наголову! И я подумал... я подумал, что отбил у них охоту.

– Молчать! Срочно посылайте войска! Сжечь, уничтожить, перебить! Тайфун так орал, что сыпались стёкла, падали со стен портреты, вертелись под потолком сорванные занавески.

Апчхибосс Утринос волчком закружился по паркету, вылетел на лестницу, чуть не сорвав дверь с петель, и снова помчался мимо бесконечной шеренги часовых по длинному коридору.

...Огромная толпа обитателей Южных Мерцающих Хижин собралась вокруг какого-то негра с маленьким самодельным приёмником.

"...Этому народу, – закончил Гром, – мы не говорим: "Мы дадим тебе всё", а говорим: "Борись, чтобы завоевать свободу и счастье!"

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

"Вперёд, мои верные солдаты!"

– Друзья, – сказал Апчхибосс Утринос, отправляя очередной батальон в наступление, – перед вами стоит величественная задача – наголову разгромить жалкий сброд Грома или погибнуть, можно сказать, пасть на поле брани, прославив свои имена в веках!

Солдаты стояли на самом солнцепёке и отчаянно скучали.

– Но я верю... – Апчхибосс Утринос перегнулся через перила балкона. Я верю, что для таких доблестных солдат, как вы, этот поход будет увеселительной прогулкой. Вперёд, мои верные солдаты! Ура!

Жиденькое "ура" вяло прокатилось над зелёными шеренгами. С ответной речью от имени широких солдатских масс выступил капрал Карапузис, тот самый капрал, который через серебристый глаз телевизора следил за мойщиками посуды в столичных казармах.

– Дорогой Апчхибосс Утринос! – Капрал Карапузис задрал голову и даже встал на цыпочки. – Это такая честь! Такая честь! Погибнуть за вас, как вы изволили сказать, на поле брани, прославив свои имена в веках, всегда было, осмелюсь заявить, не только моей заветной мечтой! – И, подумав, добавил: Но и всех солдат!

Раздались громкие аплодисменты. Это аплодировали сто четырнадцать министров, высунувшихся из окон дворца.

– С Богом, – милостиво кивнул диктатор и исчез.

Заколыхались тяжёлые портьеры.

– По машинам! – истошно завопил капрал Карапузис.

– С каких это пор вы начали командовать моим батальоном? – Перед ним появился молодой лейтенант со щегольскими усиками, похожими на две чернильные запятые.

– Виноват, – съёжился капрал. – Нечаянно.

– Идиот, – презрительно сказал лейтенант и неторопливо зашагал к головной машине.

– Так и запишем, – прошипел Карапузис, доставая записную книжечку и занося на страничку с буквой "Л": "Лейтенант неблагонадёжен, а также подозрителен: не берёт взяток, не пьёт, много читает, не бьёт солдат и всё время говорит правду – например, неоднократно называл меня идиотом. Проверить".

Внезапно к Карапузису подбежали двое оборванных мальчишек и долговязый негр.

– Господин капрал, – взмолился негр, – возьмите нас с собой. Не пожалеете!

– Что? – оторопел капрал. – Зачем?

– Бить бородачей! – лихо ответил негр.

– Молодец! – засиял капрал и покровительственно похлопал его по плечу. – Как зовут?

– Геркулес, господин капрал, – отчеканил негр.

– Лишняя пара таких рук нам не помешает, – заявил Карапузис, с восхищением щупая его мускулы. – Залезай.

Геркулес молниеносно забрался в кузов.

– Пим! Ник! – закричал он мальчишкам. – Чего стоите? Давайте сюда!

– Эй! Эй! – возмутился Карапузис. – Так не пойдёт. У нас не детский сад!

– Пригодятся, – умоляюще пробасил Геркулес. – Их можно на кухню определить. Это же не ребята, а золото!

– Кухня – это дело серьёзное. – Карапузис поднял вверх указательный палец, напоминающий морковку. – Кухня – это мотор армии. – И он хмуро оглядел мальчишек. – Лично я не доверил бы им даже мытьё посуды. Не всякому это дано, уж я-то знаю!

– Как же так? – обиделся один из мальчишек. – Я же у вас целых три года работал. Я всё умею!

– У меня? – прищурился капрал и строго спросил: – Как зовут?

– Пим, робко ответил мальчишка, переминаясь с ноги на ногу.

Карапузис снова выудил свою записную книжечку и раскрыл на страничке с буквой "П".

– Так... не то, не то... Ага, вот!

Против имени Пима было записано: "Трудолюбив и молчалив".

– Это, конечно, меняет дело, – сказал капрал, пряча книжечку. – Но...

– Может, спросить разрешения у лейтенанта? – перебил его Геркулес.

– Этого ещё не хватало! – вскипел капрал. – В своём взводе я хозяин! И накинулся на мальчишек: – Живо в машину!

Загудели моторы. Огромные крытые грузовики покидали площадь перед дворцом Апчхибосса Утриноса. За последней машиной бодро тарахтел уродливый броневик, покрытый маскировочными разводами.

Солдаты с тоской смотрели на убегающие назад шумные улицы. А Геркулес, Пим и Ник почему-то улыбались и весело подмигивали друг другу.

– Можно подумать, – буркнул один из солдат, хмуро уставившись на них, – что вы так и рвётесь в бой.

– Мечтаем пасть на поле брани за Апчхибосса Утриноса, – невозмутимо ответил Геркулес.

Солдаты захохотали.

– Прекрасно, – сказал шофёру капрал Карапузис, услышав громкий смех солдат через стену кабины, – прекрасно, когда у солдат такое замечательное настроение. Они так и рвутся в бой!

– Ага, – уныло ответил шофёр.

Солдаты негромко переговаривались:

– Говорят, что те поклялись, пока не победят, не стричь волосы и не брить бороды.

– Да ну!

– Вот тебе и ну!..

– Долгонько же им придётся ходить со своими бородами. На стороне Апчхибосса Утриноса, что ни говори, сам Тайфун!

– А может, и не долго. Кто знает...

– Слушай, а выходит, они не очень-то и боятся, раз бороды носят. Ведь всякому ясно, кто ты и за кого.

– Выходит, так.

– То-то и оно...

Вскоре город остался далеко позади. Ещё какое-то мгновение на горизонте торчали макушки небоскрёбов, а затем машина свернула на просёлочную дорогу, и всё скрылось за густой пеленой пыли.

Солдаты задремали. И, как ватные куклы, раскачивались из стороны в сторону, не выпуская из рук автоматов и не раскрывая глаз.

Геркулес задумчиво смотрел на спящих ребят. "Ты стал невнимателен, Геркулес, – сказал он сам себе. – Вон как вытянулся Пим за этот год. Брюки ему совсем маловаты, еле прикрывают колени... А Ник – он здорово похудел. Наверно, всё время думает о своём отце и о Дожде. То и дело повторяет их имена во сне... А что ты сделал, Геркулес, чтобы хоть немного успокоить его? Ничего ты не сделал, Геркулес. А ведь ты старший!.. Они тобой крутят, Геркулес, как хотят, – знают, что ты их любишь и не можешь на них по-настоящему сердиться. Вот и сейчас увязались с тобой. А ведь ты их не хотел брать. Не детское это дело... Но разве устоишь перед их просьбами?! Особенно этот Ник: "Возьми! Возьми! Что тебе, жалко?" Конечно, жалко, если на то пошло... Очень жалко! Вот так! Но разве их убедишь? А всё-таки здорово он придумал – пристроиться к войскам Апчхибосса Утриноса, а затем при удобном случае улизнуть к Грому. А просто так к Синим горам не добраться – повсюду патрули. Нет, что ни говори, замечательная мысль!.. Вот только ребята... Ох и влетит же от Грома!"

Машину тряхнуло, и Геркулес раскрыл глаза. Тьфу ты, чёрт! Кажется, тоже задремал.

Машина снова выехала на шоссе. И всё так же маячил позади уродливый пятнистый броневик, ощетинившийся пулемётными дулами.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Гром и Эрнесто

– Кто со мной на разведку? – гаркнул Гром, и раскатистое эхо заметалось среди базальтовых скал.

– Я!..

Около трёхсот человек подняли руки. Это были студенты и мастеровые, тайком пробравшиеся в горы из столицы; рубщики тростника, покинувшие свои деревни; солдаты Утриноса, перешедшие на сторону Грома. И сразу было видно, когда кто из них появился в лагере. У одних были уже густые чёрные бороды, у других – бороды поменьше, у третьих по щекам и подбородку змеились робкие колечки. А были и такие, у которых бороды ещё и не намечались, и похвастаться им было нечем.

Но среди всех, даже среди первых тринадцати старожилов, резко выделялась длинная густая борода одного новичка. Он появился в лагере лишь сегодня на рассвете и был похож на Робинзона Крузо, каким его рисуют художники: с длинноствольной винтовкой, в старой шляпе, мешковатых брюках и куртке из меха каких-то диких животных, надетой на голое тело.

– Ну куда вы? Куда вы? – растерялся Гром, увидев столько поднятых рук. – Зачем мне столько? Мне один нужен. – И кивнул "робинзону", который умоляюще глядел на него: – Пошли.

– Эх, везёт же тебе, Эрнесто! – беззлобно шутили вокруг. – Как увидят тебя солдаты, сразу разбегутся со страху!.. Эх, Гром, ты его вместо пугала у дороги поставь – ни один патруль на него внимания не обратит!

– Ладно, ладно, – буркнул Эрнесто в густые усы, – завидуете, черти.

Гром и Эрнесто углубились в джунгли.

– Тебя Эрнесто зовут? – спросил Гром своего молчаливого спутника.

– Эрнесто...

– Борода-то у тебя, Эрнесто, – словно ты её целый год отращивал, – с уважением сказал Гром.

– То-то и оно, что целый год, – угрюмо ответил Эрнесто. – Не до неё было. Полгода в джунглях от сеньора скрывался, затем поймали и на рудник упекли... Бежал через три месяца, снова джунгли, а потом... – тут он невольно рассмеялся, – пришёл к вам, и моя борода как раз к месту оказалась.

– Моя тоже, – захохотал Гром.

Эрнесто с почтением смотрел на него. Он уже слышал от других, что этот рыжебородый великан не кто-нибудь, а знаменитый бесстрашный Гром.

– Слушайте, Гром... – начал Эрнесто.

– Называй меня на "ты", – добродушно заявил Гром. – Какие могут быть церемонии!

– Ты с Дождём знаком?

– Знаком ли я с Дождём?! Нет, вы слышали, что он спрашивает?! вскричал Гром, хотя вокруг никого не было. – Да знаешь ли ты, что по милости этого заморыша Апчхибосса Утриноса и его плешивого покровителя Тайфуна, засадившего нашего друга в тюрьму, мы с Молнией уже больше года шатаемся безработными!

– Прости, – сказал Эрнесто, – я же не хотел тебя обидеть. Просто я тоже был знаком с Дождём...

– Что значит "тоже"? – вскипел Гром. – Что значит "знаком"? Да мы с ним друг без друга жить не можем!

Гром бы ещё долго бушевал, но тут их окликнул последний пост бородачей:

– Стой! Кто идёт?

– Свои! – рявкнул Гром. – Ослепли, что ли?

Ещё полчаса пути, и в просветах деревьев мелькнуло серое кольцо шоссе с мостом, перекинутым через широкий овраг.

– Давай вдвоём, – ужаснулся Эрнесто, когда Гром выкатил из травы чёрную тупорылую бомбу и взвалил её себе на спину. – А зачем она?

– Скажешь тоже, – буркнул Гром. – Ещё уронишь. Я её поймал, я и понесу. Зачем она, говоришь? Пригодится.

Дело в том, что несколько дней назад самолёты Апчхибосса Утриноса бомбили лагерь бородачей. Все укрылись в пещере, а Гром стоял у входа, ловил падающие бомбы и сбрасывал их в пропасть. А одну он решил сохранить на всякий случай. Выкрутил взрыватель и спрятал её в укромном месте.

Они спустились в овраг. Когда-то здесь, по-видимому, бурлил поток, а сейчас ручей безнадёжно пересох. Лишь кое-где встречались покрытые зелёной плесенью мелкие лужицы.

– Чёрт побери, – пыхтел Гром, согнувшись в три погибели и тяжело переставляя ноги. – Без Дождя скоро всё к дьяволу засохнет... Проклятый Тайфун!

Наконец разведчики оказались под мостом. Здесь было сумрачно и прохладно.

Гром вытащил из сумки взрыватель, большой моток тонкой крепкой проволоки и склонился над бомбой.

Эрнесто вскарабкался на мост.

Дорога отсюда просматривалась далеко – она то пропадала, спускаясь в очередную ложбину, то вновь появлялась и поэтому была похожа на длинный серый пунктир, тянувшийся до самого горизонта.

И вдруг из одной дальней ложбины выползли маленькие чёрные квадратики: один, два, три, четыре, всего – пять. Они проползли по видимому отрезку дороги и пропали, затем вновь появились.

– Едут! – крикнул Эрнесто.

– У меня уже готово, – отозвался Гром.

Он выбрался из оврага, разматывая на ходу проволоку. Она ложилась в густую пожухлую траву и была совершенно незаметна.

Для наблюдательного поста Гром и Эрнесто облюбовали два высоких дерева метрах в ста от моста. Гром с трудом взобрался на свой эвкалипт – мешала проволока, которую он боялся порвать. Наконец он удобно устроился в развилке, почти на самой макушке.

Чуть ниже его, на соседнем эвкалипте, притаился Эрнесто с карабином.

Послышался напряжённый гул моторов. К мосту приближалась колонна огромных крытых грузовиков. Позади колонны громко тарахтел уродливый пятнистый броневик.

Машины остановились.

Вперёд был послан патруль: длинный худой солдат и толстый низенький капрал. Они взошли на мост и перегнулись через перила.

– Заметят, – испугался Эрнесто.

– Ни за, что, – уверенно сказал Гром. – Маскировочка – первый сорт.

Не обнаружив ничего подозрительного, патруль перешёл на другую сторону оврага.

Дальше идти капрал побоялся.

– Вперёд! – приказал он солдату, дрожа от страха и тревожно вглядываясь в дремучие заросли.

Солдат отрицательно мотнул головой. Капрал привстал на цыпочки и ударил его по щеке – раз, другой, третий...

– Вот мерзавец! – Эрнесто не выдержал и выстрелил.

Фуражку с капрала словно ветром сдуло. Он завизжал, как поросёнок, и помчался назад. Солдат – за ним.

И тогда вперёд вылез броневик. Поливая из своих пулемётов густые заросли кустарника, он въехал на мост.

И тут Гром мгновенно замкнул контакт. Раздался оглушительный взрыв.

Когда рассеялся вязкий чёрный дым, Гром и Эрнесто не увидели ни моста, ни броневика. А из грузовиков сыпались солдаты, занимая позицию вдоль оврага.

Загрохотали выстрелы.

Эрнесто снова прицелился в капрала, который высунулся из-за колеса машины, и вдруг услышал треск сучьев. Гром, беспомощно цепляясь за ветки, падал вниз. Очевидно, его зацепила какая-то шальная пуля.

К счастью, его падение почти у самой земли задержала разлапистая толстая ветка. Гром повис на ней, и она, спружинив, отбросила его в кустарник.

Обдирая в кровь руки, Эрнесто быстро спустился вниз.

– Чёрт побери!.. Сто двадцать дьяволов! – услышал он доносящиеся из кустов ругательства. И сразу отлегло от сердца – жив!

– Нога, – простонал Гром, когда Эрнесто склонился над ним, и виновато улыбнулся. – Вот угораздило...

– А я думал, что Грому всё нипочём! – сказал Эрнесто, перевязывая рану.

– Бывает, что и Грому достаётся. Часа через два всё заживёт. Я такой.

– Покрепче держись за шею, – сказал Эрнесто, наклонившись над Громом.

Он никогда не думал, что Гром может быть столь тяжёлым. А тут ещё выстрелы, крики солдат, перебравшихся через овраг. Да и карабин мешал, а бросать его было жалко.

За кустарником начиналась сплошная стена камыша на месте высушенного зноем болота. Во что бы то ни стало – туда, только туда! Там никто не найдёт!..

– Брось меня, – ворчал Гром. – Не строй из себя героя... Чего двоим-то погибать? Не будь дураком!

– Молчи! – огрызался Эрнесто.

Всё ближе и ближе был спасительный жёлтый камыш. В эту минуту Эрнесто желал только одного: добраться до зарослей камыша, упасть на землю и лежать, лежать и дышать всей грудью.

Ноги Грома волочились по земле, и поэтому Эрнесто всё время казалось, что следом за ним кто-то идёт, прямо за спиной, и усмехается, всё время держа тебя на прицеле.

И вот вокруг зашелестели заросли камыша, но Эрнесто не упал со своей тяжёлой ношей и даже не остановился.

Он шёл, шёл, шёл... И всё качалось перед ним: изломанный камыш, узловатые лианы, лепестки орхидей, жёлтые пятна света в сумраке тропического леса...

Эрнесто остановился только у поста бородачей, скорее почувствовав, чем услышав окрик:

– Кто идёт?

– Свои, – хрипло дыша, сказал он и внезапно рассмеялся: – Ну, так кто же из нас дурак?

– Я. – И Гром тоже засмеялся.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

У костра

Геркулес бросил охапку сучьев возле костра.

– Ну, как? – взволнованно спросил Ник.

– Не уйти, – сказал Геркулес. – Понаставили постов почти через каждый метр.

– Тсс, – прошипел Пим.

К ним подбежал Карапузис и сунул Геркулесу под нос свою фуражку, пробитую пулей:

– Видал?

– Эх, на сантиметр бы пониже – и всё, – с глубоким сожалением сказал Геркулес.

– А ты как думал! – гордо заявил Карапузис, не уловив иронии. Считай, что медаль у меня в кармане. – И помчался к другим кострам.

За этот день он всем надоел до чёртиков со своей простреленной фуражкой.

К костру подошёл лейтенант. Ещё на первом привале капрал Карапузис ему доложил, что прихватил тройку полезных людей из города, и ожидал страшного разноса, но лейтенант только рукой махнул.

Геркулес готов был поклясться, что после того, как броневик вместе с мостом взлетел на воздух, лейтенант, как ни странно, немного повеселел.

Да, собственно, никто, кроме Карапузиса, и не огорчался – в броневике находились два его приятеля из личной гвардии Апчхибосса Утриноса, которая набиралась среди самых отъявленных головорезов во всех частях света.

Лейтенант долго смотрел на огонь, а потом вдруг спросил у Геркулеса:

– Скажи, парень, только по-честному, почему ты решил пойти против бородачей?

– Да так... – замялся Геркулес. – А вы?

– Солдат не рассуждает, – уклончиво ответил лейтенант. – А вот ты, как говорит капрал, – и он усмехнулся, – добровольно. А?

– Точно так, – лихо ответил Геркулес, решив, что тут какой-то подвох. – Добровольно. У меня с Громом особые счёты.

– Понятно, – хмыкнул лейтенант и кивнул на ребят. – А у них?

– У них? – на мгновение растерялся Геркулес.

– У них.

– Кормят у вас хорошо, – нашёлся Геркулес. – Верно, ребята?

– Верно, – солидно заявил Пим.

– Ещё как верно! – согласился Ник.

Лейтенант засмеялся:

– Ну, ладно. Это ваше дело. Всё равно, я смотрю, из вас правду клещами не вытянешь.

– А у него голова работает, – шепнул Пим Нику.

– Сеньор лейтенант! Сеньор лейтенант! – послышались возбуждённые возгласы.

В окружении толпы солдат к костру из темноты приближались двое бородачей. Один из них был очень высокий, в берете, рубашке защитного цвета и таких же брюках, заправленных в высокие ботинки. Другой – сухонький крепкий старичок точно в такой же форме, только на голове у него красовалась лихо сдвинутая набок капитанская фуражка.

Пим и Ник от неожиданности даже вздрогнули, а у Геркулеса вытянулось лицо.

– Гром! Гром! – тревожно зашептались солдаты.

– Добрый вечер, – весело сказал Гром и присел на срубленное дерево. Присаживайся, старина Мануэль, – пригласил он своего спутника. – Места на всех хватит.

Капитан Мануэль немного нервничал. Поэтому, прежде чем сесть, он кашлянул, вынул из кармана очки, которые надевал только в особо ответственные моменты, протёр их, снова спрятал и только тогда осторожно опустился на бревно.

Гром подмигнул ребятам, и они сразу заулыбались, хотя им и было не по себе. Пим и Ник ужасно боялись за Грома.

– Где они? Где? – через толпу пробивался взъерошенный Карапузис. Поймали голубчиков!

– Да заткнись ты, – остановили его солдаты. – Тише. Сами пришли. Дай людей послушать!

Капрал притих и судорожно вытянул голову из-за сдвинутых спин.

– Как видите, – сказал Гром, прищурив глаза, – мы пришли к вам без оружия и вовсе не собираемся вас запугивать и говорить, что все пути отрезаны и что надо сдаваться, а не то, мол, крышка.

Солдаты засмеялись. А Карапузис испуганно спросил:

– Окружены, да?

– Наоборот, – продолжал Гром, – мы у вас в руках и готовы поклясться, что на несколько километров вокруг нет ни одного бородача.

– Ну, если, конечно, не считать нас, – вставил капитан Мануэль.

Солдаты одобрительно загудели. А осмелевший Карапузис заявил:

– А чего с ними разговаривать? Хватай их!

Но кто-то пребольно щёлкнул его по затылку, и капрал сразу умолк, подозрительно оглянувшись на невозмутимые лица.

Пим и Ник тревожно завертели головами. Лейтенант встал:

– Вы предлагаете нам сдаться в плен и в то же время утверждаете, что не мы у вас в руках, а вы у нас. Где же логика?

– Не совсем так. В руках у вас только мы вдвоём, я и старина Мануэль, – поправил его Гром. – И кроме того, речь идёт не о том, кто у кого в руках, и даже не о том, на чьей стороне пока ещё сила. Да вы же и сами знаете, кто из нас прав. Против кого же вы?.. Против Дождя, который так же нужен вам, как и мне! Разве это не так?

– Ещё бы не так! – вскочили Пим и Ник.

– Не так! Не так! – завопил Карапузис.

– Так, – тихо сказал лейтенант.

Солдаты заспорили. А капрал Карапузис быстро строчил в своей записной книжке на уже знакомой нам страничке с буквой "Л": "Лейтенант – лазутчик Грома. Он ещё с детства подкуплен бородачами за 10 миллионов песо", на секунду задумался и вставил еще один ноль. Получилось "за 100 миллионов песо". Так показалось капралу убедительней.

– Солдаты! – Лейтенант поднял руку. – Не знаю, верите вы мне или нет, но я не хочу вести вас в бой за Апчхибосса Утриноса. А теперь в вашей воле поступить со мной так, как считаете нужным.

– Что же это творится, а? – завопил Карапузис и выскочил в круг. – Как старший по чину после этого мятежника, – он ткнул пальцем в сторону лейтенанта, – я принимаю на себя его обязанности. – И, побагровев от натуги, заорал: – Батальон, слушай мою команду! По изменнику нашего дорогого Апчхибосса Утриноса...

– Покричал, и хватит, – спокойно сказал Геркулес и отвесил ему такую затрещину, что Карапузис отлетел в сторону.

Пим сделал ему подножку, и капрал шлёпнулся на землю.

– Мы не заставляем никого насильно присоединяться к нам. – Мощный голос Грома перекрыл общий шум. – Кто не хочет, может идти по домам!

– Да чего там, ребята! – Какой-то долговязый солдат выпустил очередь в небо. – Пошли к бородачам. Не было охоты погибать за этого плешивого Апчхибосса! Пускай он сам себя спасает, провались совсем!

– Верно! – закричал старина Мануэль и нацепил на нос очки. Правильно.

– Становись, парни, – скомандовал Гром. – Кто к нам – налево, кто домой – направо.

Первыми налево бросились Пим, Ник и Геркулес. Через минуту с левой стороны оказался почти весь батальон. С правой – всего несколько человек.

А капрал Карапузис исчез, словно сквозь землю провалился. Он драпал без оглядки до самой столицы и там срочно взял билет на самолёт, улетающий на далёкие Забытые острова. "Ну уж туда-то, – с беспокойством думал Карапузис, – Грому, верно, никогда не добраться". И перестал дрожать только тогда, когда самолёт оторвался от бетонной дорожки аэродрома.

...Оставив охрану у машин, солдаты двинулись к лагерю бородачей. Гром размашисто шагал в голове колонны.

Над колонной пылали факелы, и постам бородачей в горах, наверно, казалось, что внизу течёт огненный ручей.

Лагерь встретил прибывших ликующими криками.

Ник кричал громче всех. Бородачи схватили его и стали подбрасывать. И Нику казалось, что звёзды то удаляются, то приближаются к нему. И тут он увидел бородатого Эрнесто.

– Папа!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Как Апчхибосс Утринос снабжал

бородачей оружием

– До свидания, Ник!

– До свидания, Пим! До свидания, Геркулес! – Крепко схватив отца за рукав, словно боясь, что он исчезнет, Ник долго махал рукой, пока машины не скрылись за поворотом.

Сегодня утром Гром отдал приказ: отряд бородачей во главе с Молнией должен покинуть Синие горы и обосноваться в других горах, у восточного побережья острова.

Это была очень трудная задача. Путь на восток пролегал по открытой равнине. Повсюду – посты, патрули. А ведь до восточных гор – несколько сотен километров! Для такого дерзкого похода вызывались только добровольцы. Стоит ли говорить, что желающих было более чем достаточно! Но отобрали только сто человек, среди них оказались Геркулес и Пим.

Бросок решили совершить на трофейных машинах среди бела дня. Бородачи рассчитывали на молниеносность, на то, что местные гарнизоны не сразу разберутся, в чём дело. Бородачи даже не стали переодеваться в форму солдат Апчхибосса Утриноса.

– Нам ни к чему маскарад, – сказала Молния. – Мы сражаемся честно.

– Верно! – горячо воскликнул Пим, потрясая новеньким карабином, и с гордостью поправил черно-красную повязку на рукаве. Он был похож на завзятого бородача и щеголял своей нарисованной тушью бородой, словно настоящей.

Геркулес всё время подшучивал над ним и предлагал побриться.

– Только тогда, когда разгромим Утриноса! – твёрдо отвечал Пим.

Машины одна за другой исчезли вдали.

В ту же минуту отряд Грома тоже выступил – но в другую сторону...

Ник ни на шаг не отставал от отца. Они снова были вместе, но ему всё время казалось, что он может его вновь потерять. Нику было так приятно слышать голос отца, чувствовать на плече его тяжёлую руку и даже семенить, еле поспевая за ним... Но больше всего Ник любил смотреть на отцовскую бороду. Он очень гордился отцовской бородой. Она была самая большая в отряде. Больше, чем у Грома!