Текст книги "Записки звездочёта Сириуса"

Автор книги: Альберт Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Ник с восхищением уставился на мальчишку.

– Чего вылупился? – беззлобно спросил мальчишка и покосился на его широкополую соломенную шляпу, обычную разве что для рубщиков тростника.

– Тебя не спросил, – последовал ответ.

– У-у, деревня! – Мальчишка занёс руку, делая вид, что хочет ударить.

– Подумаешь, – сказал Ник. – Поймал и радуется. Я не таких ловил!

– Кто? Ты?

– Я.

– Ха-ха!

– Хе-хе, – передразнил его Ник.

– Связываться с тобой неохота, – презрительно заявил мальчишка, смотав леску и взвалив рыбину на плечо. – Молокосос!

– А сам-то, сам-то!..

– Что сам-то?! Тебе сколько лет?

– Ну, десять, – угрюмо ответил Ник, прибавив себе год. – А тебе?

– Тринадцать, – гордо сказал мальчишка, прибавив два.

– Тоже мне старик, – буркнул Ник. – Зато ты умрёшь раньше на три года.

Это мальчишку поразило. Он сунул монету торговцу булочками с сосисками и, уплетая бутерброд, прошамкал:

– Это как же так?

– А так. Ты же на три года старше!

– Во! Ты слышал? – Мальчишка без долгих раздумий остановил первого попавшегося прохожего. – Он говорит, что раз я старше его на три года, значит, я на три года раньше умру!

– А что? – ответил прохожий. – Вполне возможно. Был такой случай.

– Во! – снова поразился мальчишка и взглянул на Ника более дружелюбно. – Хочешь? – И небрежно показал пальцем через плечо на лоток продавца.

– Да как сказать... – уклончиво ответил Ник, жадно уставившись на булочки с сосисками.

– Ешь, – великодушно сказал мальчишка и бросил продавцу ещё одну монету.

Они шли по набережной и жевали бутерброды.

– Давай я змея понесу, – сказал Ник.

– Неси, – согласился мальчишка.

– Тебя как зовут?

– Пим. А тебя?

– Ник.

– Ты откуда?

Они сели в сквере прямо на траву под раскидистыми кронами фрамбойянов, усыпанных алыми цветами.

Ник рассказал о том, как попал сюда. Пим слушал и всё время удивлённо восклицал: "Во!" А когда Ник стал рассказывать о Дожде и его волшебной лейке, удивлённое "во!" звучало как пулемётная очередь.

– Дела-а, – озабоченно сказал Пим, когда Ник умолк.

– Дела, – печально согласился Ник.

– А в справочной ты узнавал?

– Узнавал... Не знают.

– Ну, это чепуха! Будешь жить у меня. Идёт? Жил без дяди все свои десять лет и ещё проживёшь!

– Девять, – смущённо сказал Ник.

– Что девять? – удивился Пим.

– Ну, мне не десять... а девять лет, – окончательно сконфузился Ник.

Пим засмеялся:

– Бывает. Мне самому... – И, словно по секрету, шепнул Нику на ухо: Всего одиннадцать, а не тринадцать. А сейчас пошли.

– Куда?

– Попробую устроить тебя на работу. Сам я работаю в казармах, посуду мою, то-сё... Сам понимаешь, на двоих моих дивидендов не хватит.

– Понимаю, – робко ответил Ник, хотя и не знал, что такое дивиденды.

– Есть у меня на примете местечко, – деловито продолжал Пим. – Я сегодня случайно узнал: во дворец Апчхибосса Утриноса требуется расторопный мальчишка на кухню. Правда, там платят негусто... Вообще не платят, я знаю. Но зато кормят от пуза! Айда.

– А мы не опоздали?

– Не должны. Было сказано: приходить к четырём. У нас ещё полчаса.

– А ты думаешь, меня возьмут? – тревожно спросил Ник, еле поспевая за новым знакомым.

– Возьмут, – уверенно сказал Пим и погладил рыбину по толстому боку. У тебя есть отличная рекомендация.

– А ты с кем живёшь?

– Я сам себе господин, – сказал Пим и угрюмо добавил: – У меня никого нет... И больше об этом никогда не спрашивай. Ладно?

– Ладно, – помрачнел Ник.

Они молча шли проходными дворами.

– Слушай, Пим, – внезапно встрепенулся Ник. – А кто такой Тайфун?

– Тише ты! – зашипел Пим и опасливо огляделся. – Ты что, маленький?! Это злой волшебник Белой страны. Самый богатый в мире! У него миллионов больше, чем песчинок на пляже, а ему всё мало!

– Мало? – ахнул Ник.

– У него наш остров вот где сидит! – И Пим похлопал себя по карману.

У чёрного входа в сорокаэтажный дворец Апчхибосса Утриноса толпилось не меньше тысячи мальчишек. Все они зашумели и закричали, когда на пороге появился толстяк в белом поварском колпаке. Ник и Пим с трудом протискивались вперёд.

– Мне нужен один мальшик, – с акцентом сказал повар и поднял вверх палец. – Один! Рашторопный. Огонь мальшик!

И снова толпа загудела, зашумела, закричала.

Повар заткнул уши пальцами и закрыл глаза. Когда он их раскрыл, то с удивлением увидел перед собой взъерошенного мальчишку со здоровенной жирной рыбиной в руках. Это был Пим.

– Кило на восемь потянет, – доверительно сообщил мальчишка.

– Принят! – вскричал повар, выхватил рыбину из рук Пима и потрепал его по голове. – Ты ошень рашторопный мальшик!

– Это не я, а он! – сказал Пим и вытолкнул Ника вперёд.

– Ну, пусть он, – сказал повар. – Жавтра на работу.

– У-у-у!.. – разочарованно загудела толпа и начала растекаться.

Нику обмазали палец краской. Он приложил его к какой-то бумаге и стал, как сказал ему какой-то важный господин с усами, младшим помощником младшего повара дворцовой кухни. Так Ник устроился на работу.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

К чему приводят

неосторожные разговоры

– Ты уже слышал о Громе? – спросил Пим своего нового приятеля, когда они покинули шумную дворцовую кухню.

– Нет...

– Ну как же, об этом все знают! Слушай. – И Пим затараторил: – Когда Дождь оказался в плену, его верные друзья – сам понимаешь, Гром и Молния! собрали отряд смельчаков и напали на военные казармы в далёкой провинции. Они хотели захватить оружие и поднять всех против Тайфуна.

– Ну? – затаил дыхание Ник.

– Но их разгромили, – мрачно сказал Пим, – и засадили в крепость.

– Смотри! – вздрогнул Ник и схватил его за рукав.

Из длинной зелёной машины, остановившейся у дворца, вылез сеньор Буль Бурес.

Часовые в белых касках, надвинутых на лоб, взяли на караул.

– Наш сеньор, – с ненавистью сказал Ник.

Пим презрительно сплюнул:

– В газетах видел. Говорят, он сейчас главный помощник самого Апчхибосса Утриноса.

– Да ну? – опять удивился Ник.

– Ничего. Не долго им осталось командовать.

– Ты так думаешь? – с сомнением сказал Ник.

– А чего тут думать! Как только Гром и Молния выйдут на волю, все сеньоры полетят как миленькие. До всех доберёмся!

Ник почтительно посмотрел на Пима и доверчиво спросил:

– А когда они выйдут? Скоро, да?

Пим сразу потускнел:

– Вообще-то их осудили на... пятнадцать лет, но...

– А-а, – разочарованно протянул Ник.

– Думаешь, они так и будут сидеть в тюрьме? Уж кто-кто, а Гром там точно не засидится. Некогда ему там сидеть. Дел у него много, понял?

– Понял, – растерянно ответил Ник. – Но только как он всё же выберется?

– Как? – на мгновение задумался Пим. – А так! Убежит, и всё.

– Убежит! – радостно воскликнул Ник.

– То-то богачи его боятся! При одном его имени начинают дрожать и упаковывать чемоданы. А на суде знаешь что Гром сказал?

– Что? – затаил дыхание Ник.

Пим нахмурил брови, привстал на цыпочки и гордо выпятил грудь:

– Как загрохочет: "Народ связали по рукам и ногам, ему сдавили горло. Человек, совершивший эти преступления, – Апчхибосс Утринос!"

– Так и сказал? – восхищённо спросил Ник.

– Так и сказал. Судья чуть в обморок не упал. Сидит и таблетки глотает, а на него и не смотрит – боится. Гром им всем как следует дал по мозгам. Тайфуну тоже крепко досталось!

– И ему? – ахнул Ник.

– И ему. Гром сказал, что Апчхибосс Утринос превратил всю страну в огромную тюрьму и продал все её богатства Тайфуну.

– И Гром ни капельки не боялся?

– Ни капельки. Гром сказал, что мы, – Пим ткнул себя пальцем в грудь, – обязательно победим!

– А ты был на суде?

– Нет, – вздохнул Пим. – Меня полицейские не пустили.

– А какой Гром из себя?

– Большой. Высокого-превысокого роста. – Пим завертел головой из стороны в сторону и остановил высокого плечистого прохожего. – Вот такого роста Гром!

– Скажешь тоже! – возмутился прохожий. – Гром гораздо выше и в плечах пошире!

– Во! – согласился Пим.

Прохожий в свою очередь остановил верзилу негра, который был на полголовы выше его:

– Вот такого роста Гром!

– Что? – оторопел верзила. – Ничего подобного! Гром намного выше меня!

И они ожесточённо заспорили.

Начала собираться толпа.

Узнав, что спор идёт о Громе, люди оживлялись, горячо восклицали, хлопали друг друга по плечу.

Не успел Ник опомниться, как толпа выросла до нескольких сот человек. Но теперь она была настроена далеко не благодушно.

Атмосфера накалялась.

– Долой Апчхибосса Утриноса! – раздавались крики. – Вышвырнуть вон Тайфуна!

– Расходись!

Понабежали мордастые полицейские, размахивая длинными резиновыми дубинками.

– Больше одного не собираться!

Кто-то заехал гнилым бананом в квадратную рожу самого шефа полиции, срочно прибывшего на место происшествия. Началась свалка. Полетели камни. Зазвенели стёкла в полицейских машинах.

Пим и Ник бросились в подворотню.

– Ну и заварил же ты кашу! – хмыкнул Пим. – Всё б тебе спрашивать!

– Я не хотел, – испуганно оглянулся Ник.

По улице пронеслось несколько полицейских машин.

– "Не хотел"... – для виду проворчал Пим и расхохотался. – Да уж ладно, прощаю.

– А как ты думаешь, – просиял Ник, – вот если Грому удастся выйти из тюрьмы, он возьмёт моего отца в свой отряд?

– Ну конечно!

– А меня? – затаил дыхание Ник.

– Тебя? – заколебался Пим. – Не знаю.

Ник зашмыгал носом и отвернулся.

– Ну чего ты? – сконфузился Пим. – Я его попрошу, и он тебя тоже возьмёт.

– Врёшь, – недоверчиво сказал Ник, но всё же заулыбался.

– Чтоб мне на месте провалиться! – сказал Пим. – Только надо немного подождать.

– Я подожду, – поспешно сказал Ник.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Попытка к бегству

– Имя?

– Дождь.

– Фамилия?

– Дождь.

– Род занятий?

– Дождь.

Начальник тюрьмы сеньор Камер Казематус недоверчиво посмотрел на узника – коротенького толстячка в красном длинном колпаке. На груди у него был номер, словно у бегуна. Собственно, все в тюрьме носили рубахи с номерами: заключённые, надзиратели и даже сам Камер Казематус. Это было введено для того, чтобы избежать путаницы.

– Скажите, вы Дождь, да?.. А почему же тогда целый месяц не выпадают осадки? – И Камер Казематус показал на синее небо, разлинованное решёткой окна в крупную клетку.

– Ну, наверно, потому, – мрачно ответил Дождь, – что я здесь, а не там.

– Вы так думаете? – опешил Камер Казематус. – Вас за это могут посадить.

– Куда? – удивился Дождь.

– В тюрьму, – строго сказал Камер Казематус.

– А я где нахожусь?! – вскипел Дождь.

– Да-да, – сконфузился Камер Казематус. – Я это тоже заметил.

Потом, немного подумав, он важно добавил:

– У вас какое-то двойственное положение. Но вас всё равно могут посадить.

– Куда? – снова спросил Дождь.

– Сюда же, – ласково ответил Камер Казематус. – У нас был уже подобный случай. Один бродяга тайком проник в нашу тюрьму и просидел в ней целых два года. Народу у нас много – всех не запомнишь. Но мы его в конце концов сцапали. А он говорит: "А у вас тут ничего! Крыша над головой, кровать, кормят регулярно".

– Ну? – заинтересовался Дождь.

– Судили его за это. Дали три года – и к нам.

– Мне у вас не нравится, – буркнул Дождь.

– Мне, может, тоже не нравится, – с укоризной заметил Камер Казематус. – Но ваш долг перед страной – сидеть, а мой – охранять. И мы с вами должны выполнять порученное нам дело как можно лучше.

– Правильно, – неожиданно согласился Дождь.

– Нет, неправильно, – сказал Камер Казематус. – Ваше поведение очень подозрительно. Вы не должны были соглашаться со мной, если хотите заслужить моё доверие. Вам надо было бы выждать лет пять и только потом, ещё года через два, признать мою правоту.

– Отпустите меня! – вдруг взмолился Дождь. – Ну хотя бы часа на два!

– Ваша просьба кажется мне неуместной, – обиделся Камер Казематус. – Я нахожусь в этой тюрьме двадцать пять лет и надеюсь пробыть ещё столько же, если здоровье позволит. А вы здесь без году неделю и...

– Но я должен разыскать одного мальчика! – взмолился Дождь. – Он без меня пропадёт!..

– А мы пропадём без вас, – печально заявил Камер Казематус. – Нет, я не могу отпустить вас на два часа.

– А на полчаса можно? – робко спросил Дождь. – Заодно и весь остров полью.

– Тоже нельзя.

– Ах ты тюремная крыса! – рассвирепел Дождь и замахнулся на него табуреткой.

Перепуганный насмерть начальник тюрьмы выскочил в коридор. Но не успел он захлопнуть дверь, как из камеры с громким жужжанием вылетел Дождь.

– Держи!.. Лови!..

– За крылья хватай!

– А у него их нет!

– Всё равно хватай!

– Лови-и-и-и!..

Надзиратели, сбивая друг друга с ног, мчались по длинному тюремному коридору, а над их головами, под самым потолком, нёсся Дождь. В конце коридора навстречу ему вырастал ослепительный прямоугольник света.

Но вдруг раздался лязг и звон – дверь захлопнулась. Единственный путь к свободе был отрезан.

...Когда беглец был пойман и брошен в темницу, Камер Казематус грустно сказал ему:

– Я с тобой по душам говорил, а ты вон как!.. Летать вздумал... Режим нарушаешь. Если каждый летать будет, представляешь, что получится?!

В этот день по тюремным коридорам ходили надзиратели и прибивали на стены таблички:

ЛЕТАТЬ

ЗАПРЕЩАЕТСЯ

Каждому узнику приковали к ноге тяжеленное чугунное ядро.

– Хотя они и не умеют летать, – сказал Камер Казематус, – но кто их знает... А то ещё научатся! – И долго жаловался жене, хмуро уставившись в зеркало: – Крысой меня обозвал... Тюремной-то пусть! Но почему крысой?.. Разве я похож?

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Пим едет домой

Когда на небе появлялась луна, Пим бросал тряпку в рукомойник и шёл домой. Пим работал мойщиком посуды в военных казармах. Он и ещё двадцать таких же мальчишек по двенадцать часов в день перемывали горы жирных тарелок и складывали их в высокие пирамиды, похожие на гигантские стопы тусклых чёрствых блинов. В одну из стен моечной был вмонтирован экран наподобие телевизора. Когда по праздникам казармы посещали иностранные корреспонденты, на экране возникали забавные похождения рисованных львов и крокодилов. Ребята в белоснежных фартуках мыли посуду и, затаив дыхание, глазели на экран.

В другие же дни – а таких других дней было триста пятьдесят в году они носили рваные халаты, а с экрана за ними хмуро следил злющий капрал Карапузис. Он сидел в просторном кабинете, пил чёрный, как дёготь, кофе, курил сигары и грозно рычал на мойщиков. Ему было видно и слышно всё.

Сегодня утром солдаты разогнали взбунтовавшихся мастеровых и за это получили праздничный обед из пяти блюд: салат с крабами, бульон с пирожками, мясо духовое с гарниром, банку консервов "Спрут в томате" и четыре апельсина. "Они это заслужили!" – так сказал о своих солдатах генерал Трах Тах-Тах. Поэтому у капрала Карапузиса было отличное настроение, и он отпустил мальчишек домой на целые две минуты раньше.

Пим долго ехал в переполненном трамвае через весь город. Трамвай звенел, тарахтел на стыках рельсов и высекал дугой из проводов ослепительные искры.

Пассажиры шептались:

– Вы слышали? Вы слышали? Сегодня в городе арестованы тысячи мастеровых...

– Тюрьмы переполнены. Забирают всё новых и новых... Что будет! Что будет!

– Уже целый месяц нет Дождя... Говорят, его заточили в подземелье!

В трамвай вошёл низенький мужчина в чёрной шляпе с жёлтым портфелем. Портфель был настолько огромный, что волочился по земле. В портфеле что-то гремело и звякало, словно он был набит металлоломом.

Все сразу умолкли.

Это был знаменитый сыщик Нюх След. Он уже раскрыл не одну сотню заговоров. Его портреты каждый день появлялись на страницах всех газет. Слава мешала ему работать – его знал весь город. Но знаменитый сыщик не унывал. Он считал, что каждый человек чем-то недоволен. Поэтому можно брать любого!

Все пассажиры сразу же встали, уступая ему место. Только водитель не встал, он вёл трамвай.

Нюх След сдвинул шляпу на затылок и выудил из портфеля наручники – два блестящих кольца, соединённых цепочкой. Одним кольцом сыщик защёлкнул свою руку, другим – руку водителя.

Трамвай остановился. Водитель удивлённо посмотрел на сыщика и повертел закованной рукой. Жалобно зазвенела цепочка.

– Пошли, – приказал сыщик.

– Сейчас, – ответил водитель.

Он достал из ящика с инструментом клещи и перекусил ими цепочку.

Все пассажиры засмеялись.

– Так, – сказал Нюх След. – Так...

Водитель поднялся и сразу стал вдвое выше сыщика.

Нюх След испуганно посмотрел на него снизу вверх и пробормотал:

– Ошибочка...

– Бывает, – угрюмо ответил водитель.

Знаменитый сыщик отступил, и трамвай снова загрохотал по рельсам.

На следующей остановке Нюх След вышел и зорко посмотрел по сторонам, выбирая новую жертву. Мимо проходил негр с пачкой газет. Он размахивал шуршащим листом с огромными буквами и кричал:

– Вечерний выпуск! Сенсация! Сенсация! В джунглях разбился реактивный самолёт! Экипаж остался жив! Но потом всех съели крокодилы! Сенсация! Сенсация!

Нюх След остановил негра, открыл портфель, достал новые наручники, и не успел тот опомниться, как оказался прикованным к руке сыщика.

Пачка влажных газет упала на тротуар, словно тесто.

– Я не виноват! – возмутился негр. – Я ни в чём не виноват!

– Все не виноваты, – буркнул Нюх След.

Пим высунулся из трамвая и насмешливо пропел:

Сыщик Нюх, сыщик След,

Каждый знает твой портрет!

Ты умоешься слезами,

Наша месть не за горами!

Нюх След рванулся к Пиму. Но негр стоял, будто врытый и цепочка отбросила сыщика назад.

– Да ты знаешь, кто я! – заорал Нюх След.

– Знаю, – мрачно ответил негр и метнулся в темный переулок. И так как его рука была прикована к руке сыщика тот неожиданно для себя помчался за негром, как собачонка.

– Ой, умру! Ой, остановись! Не спеши! Что за глупые шутки! Куда ты?

Сыщик уронил тяжёлый портфель и схватился свободной рукой за сердце.

Из раскрывшегося портфеля, словно из мусорной урны, вылетали какие-то листки, и тёплый вечерний ветер нагнал их по улице.

На листках было напечатано: "Донос No 1111", "Донос No 1112", "Донос No 1113"...

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Геркулес

В этот день Ник так и не попал во дворец. Солдаты не пропускали никого в центр города. Они сидели на башнях новеньких танков, зажав карабины между колен.

Весь день Ник бродил по городу, по окраинным улицам. Люди шептались:

– Против Тайфуна не пойдёшь!.. Сила на стороне Тайфуна! Никто не сможет помочь Дождю...

По мостовой гремели сапоги патрулей. Карабинеры кричали зычными голосами:

– После девяти вечера на улицу не выходить!

И на перекрёстках вопило радио:

"После девяти вечера не выходить! Комендантский час!"

В город пришёл вечер и зажёг на небе звёзды. Если на них долго смотреть, они расплываются. А Ник когда-то, у себя в деревне, любил долго смотреть на звёзды. Прошло то время... Может, он повзрослел?

На крышах запрыгали рекламы. Улица окрасилась в синие, зелёные и красные цвета. Скоро комендантский час. Ник прицепился на "колбасу" трамвая и поехал домой. Улицы и запутанные переулки уплывали назад. Кондуктор в соломенной шляпе взглянул на Ника через стекло, но ничего не сказал. Кондуктор давно привык к безбилетным мальчишкам.

Сразу за конечной остановкой начинался бедняцкий район, который носил поэтическое название Южные Мерцающие Хижины.

У остановки ревел самосвал, сбрасывая мусор в огромную бетонированную яму. Самосвал с горящими фарами напоминал огромного кота, приготовившегося к прыжку.

У скособоченных хижин трещали костры, огонь танцевал и выбрасывал высоко вверх снопы искр. Лица людей в отблесках огня казались жёлтыми. Россыпи костров тянулись до самого горизонта.

Однажды здесь снимался эпизод для какого-то многосерийного исторического фильма. Этот район засняли вечером с самолёта, а потом выдавали за походный лагерь несметных полчищ варваров, осаждающих древний Карфаген.

Люди, живущие здесь, в отличие от многих других, не считались бездомными. У них даже был свой почтовый адрес, что-нибудь вроде: "Столица. Южные Мерцающие Хижины, 105-й квартал. Дом No 1032. Возле мусорной ямы No 506".

Ник прошёл мимо самосвала, на секунду выхваченный светом фар, и толкнул покосившуюся дверь одной из хижин.

На топчане, который занимал чуть ли не всю лачугу, лежал почти неразличимый в темноте человек.

– Пим? – неуверенно окликнул Ник, зажигая фонарь "летучая мышь", подвешенный к потолку.

Нет, не Пим. Это был худой, небритый негр в залатанных полотняных брюках.

– Тебе кого? – неприветливо спросил негр. – Хозяев нет.

– Хозяин – я, – строго ответил Ник.

Негр поспешно встал, всунул ноги в растоптанные башмаки и смущённо улыбнулся:

– Извини.

– Ладно, – буркнул Ник.

Ему хотелось его спросить, кто он и как сюда попал, но было вроде бы неудобно. Да и вообще здесь не принято, чтобы хозяева расспрашивали незнакомого гостя. Нужно будет – сам расскажет.

Ник потолкал плечом столб, подпирающий гремящую на ветру крышу. Столб даже не шелохнулся.

– Стоит, – сказал негр.

– Я его ещё глубже в землю вкопаю. – Ник боялся, что крыша может всё-таки рухнуть на голову. – Тебя как звать? – спросил он.

– Геркулес, – ответил негр и достал пачку сигарет.

Ник сразу заметил, что это дорогие сигареты, и удивился: откуда они у такого оборванца?

– Хорошие сигареты. Дорогие, – сказал Геркулес, будто угадав его мысли, и чиркнул спичкой. – Мне их подарили.

Он закрыл огонёк большими ладонями, и его пальцы, просвеченные изнутри, стали алыми.

– Ты здесь один живёшь? – спросил Геркулес, выпустив струю душистого дыма.

– Нет, с приятелем... Вообще-то, – замялся Ник, – он здесь хозяин, а не я.

Большой ночной жук, зачарованный светом, ошалело кружился вокруг фонаря и громко жужжал, как старая швейная машина. Под чёрно-синими, словно из стали, крыльями дрожали другие, прозрачные крылышки.

Геркулес осторожно поймал жука, откинул марлевую занавеску, закрывающую оконце, и разжал кулак. Жук с ликующим гудением улетел в темноту.

Дверь распахнулась, в хижину ворвался Пим.

– Сегодня на трамвайной остановке... – зачастил он и осекся, потому что увидел негра.

Геркулес широко заулыбался, словно старому знакомому, и тихо пропел:

Сыщик Нюх, сыщик След,

Каждый знает твой портрет...

Пим ликующе подхватил:

Ты умоешься слезами,

Наша месть не за горами!

Вы уже, конечно, догадались, что Геркулес был тем самым негром с газетами, которого сыщик Нюх След ни с того ни с сего арестовал на трамвайной остановке.

Ник удивлённо переводил взгляд с Пима на Геркулеса, с Геркулеса на Пима.

Пим рассказал ему обо всём.

– Нюх След портфель потерял! – ликующе воскликнул Пим. – А как же тебе удалось уйти? – Он вдруг спохватился и уставился на Геркулеса.

– О! – Геркулес гордо повёл широкими плечами. – Я затащил его в тёмный безлюдный переулок, и этот коротышка сразу скис. Стоило на него прицыкнуть, как он сразу отомкнул наручники и униженно попросил принять в дар три пачки сигарет. Ну, вроде как возмещение за ущерб. Он даже умолял меня взять его пистолет. Он говорил, что дома у него есть ещё.

– А ты? – засмеялся Пим.

– Взял, – деловито подтвердил Геркулес и продолжал: – А потом я приковал Нюх Следа к чугунной ограде его же собственными наручниками.

И негр оглушительно захохотал, и Пим захохотал, и Ник. Они хохотали втроём. Им было страшно весело.

– А затем мне пришлось удирать от карабинеров. Надо же, попал в облаву! Задержали человек двадцать первых попавшихся прохожих, и меня тоже. Поставили всех носом к стене и начали обыскивать. А у меня пистолет. Я не стал дожидаться, пока очередь подойдёт, и дёру. За мной гнались до самой свалки. Я заскочил в вашу хижину. Вот и сижу, дом караулю.

Неожиданно за стеной послышались чьи-то шаги, и в оконце просунулась голова. В тусклом свете фонаря можно было разглядеть только густые усы и чёрную кожаную фуражку. Фуражка поблёскивала, словно смазанная жиром.

– Соседи, у вас закурить не найдётся? – спросил усатый.

– Заходите!.. Заходите, дядюшка Хосе! – обрадовались ребята.

Голова исчезла.

– А он меня не выдаст? – встревожился Геркулес.

– Что ты! – возмутился Пим. – Это наш сосед. Он друг Грома!

– Нехорошо выдавать чужие тайны, – нахмурился Хосе, нагибаясь и входя в хижину. Он слышал всё – стенки были тоньше некуда.

Ребята смутились.

– Да он свой, – робко сказал Пим, кивнув на Геркулеса.

– А ну, свой, дай закурить, – сказал Хосе.

Геркулес протянул пачку:

– Берите всю. У меня хватит.

– Ого! – воскликнул Хосе, вертя сигареты в руках, и пошутил: – Крупный выигрыш на петушиных боях?

– Подарок! – усмехнулся Геркулес.

И ему пришлось во второй раз рассказывать о том, как он приковал к ограде знаменитого сыщика.

– В городе тебе появляться опасно. Несколько дней поживёшь здесь, сказал Хосе Геркулесу. – Владельцы отеля не возражают?

– Что вы! – обиделись "владельцы отеля" Пим и Ник.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Ник поднимается по лестнице

Ступенька... Ступенька... Ступенька... Площадка. Уф!

Поварёнок Ник совсем выдохся. Если вам когда-нибудь приходилось подниматься пешком с тяжёлым грузом, ну, скажем, на десятый этаж, то вы можете себе представить, что значит добираться до сорокового.

Всё медленней и медленней поднимался по лестнице Ник, и огромный поднос с кофейником и тортом дрожал в его руках.

Ступенька... Ступенька... Ступенька...

Это была парадная лестница самого роскошного дворца в столице. И до сорокового этажа она была устлана широченной ковровой дорожкой, затканной серебряными цветами. На каждом этаже стояли часовые в ярко-белых эмалированных касках и проверяли у посетителей документы.

На первом этаже документы проверялись одну минуту, на втором – две, на третьем – три и так далее. Стоит ли говорить, что на сороковом этаже проверка заняла бы целых сорок минут. Но до сорокового этажа никто из досужих посетителей никогда не доходил. Не успевали они добраться, скажем, до двенадцатого, как рабочий день Апчхибосса Утриноса кончался.

– Никаких лифтов! – любил повторять диктатор.

Ступенька... Ступенька... Ступенька...

Ник прислонился к перилам и дышал часто-часто, словно целую минуту пробыл под водой. Впереди ещё тридцать этажей.

Отчаянно пыхтя, мимо прошёл первый заместитель Главного Министра сеньор Буль Бурес. Его брюхо колыхалось из стороны в сторону, и поэтому Буль Буреса заносило то влево, то вправо. Когда он поднимался по лестнице, то ничего не видел и не слышал. Пот заливал ему глаза, а из ушей торчали клочья ваты. По лестнице гуляли сквозняки, и Буль Бурес боялся простудиться. Эти странные сквозняки появились во дворце с тех пор, как здесь поселился Тайфун. Когда где-нибудь внизу открывалась дверь, мощный порыв ветра толкал в спину, и ноги сами убыстряли шаг. Но если ветер мчался сверху, нужно было сразу садиться на ступеньки и хвататься за ковёр, иначе, хочешь или не хочешь, задом побежишь до самого первого этажа. Мало того, ветер вышибет тебя на улицу через вращающуюся стеклянную дверь.

Ступенька... Ступенька... Ступенька...

У министров документов не проверяли. На то они и министры! У них даже была особая привилегия: с тридцать девятого на последний, сороковой, этаж они поднимались на лифте.

Лифт представлял собой специальную рентгеновскую кабину. Здесь каждого незаметно просвечивали. Просто так, на всякий случай, – нет ли у кого оружия. Перочинного ножа, например.

На крыше дворца стояли зенитные пулемёты. Тоже просто так, на всякий случай.

Двадцатый этаж... Двадцать первый... Двадцать второй...

Где-то вверху оглушительно хлопнула форточка, и завыл, приближаясь, ветер.

Буль Бурес сразу же полез под ковёр. Ник юркнул за ним. Незаметно для сеньора он зацепил за его пиджак прочную рыболовную леску с крючком, а свободный конец лески привязал к своему поясу.

Ветер гнал перед собой волны ковра. Одна такая волна взмыла над Буль Буресом, с треском опустилась на его лысину и тут же умчалась вниз, к счастью, миновав Ника.

Восхождение продолжалось. Теперь Нику было легко подниматься. Буль Бурес, пыхтя, как паровоз, тащил его за собой. Это был надёжный, не раз испробованный Ником буксир. Леска была прозрачная, капроновая, и часовые ничего не замечали.

Тридцатый этаж... Тридцать первый... Тридцать второй...

Ник только в одном мог равняться с министрами. У него тоже не проверяли документов. Во-первых, у Ника вообще не было документов. Ему было всего девять лет. Во-вторых, поднос в руках поварёнка служил самым надёжным пропуском. Апчхибосс Утринос не любил, когда запаздывали с завтраком.

Буль Бурес вконец выдохся. Он шипел, как проколотый футбольный мяч, и вслух считал ступеньки.

Перед площадкой тридцать девятого этажа Ник осторожно обрезал леску.

Каждый день Буль Бурес с изумлением обнаруживал в своём пиджаке рыболовный крючок. Никто не мог раскрыть ему эту тайну. Ни полиция, ни тайные агенты, ни даже знаменитый звездочёт Сириус.

– Вы у кого-то на крючке, – только и смог глубокомысленно сказать Сириус сеньору Буль Буресу, два месяца пронаблюдав в телескоп за положением небесных светил.

Буль Бурес протиснулся в лифт, а Ник пошёл выше.

И только у дверей спальни Апчхибосса Утриноса сеньор обратил внимание на маленького поварёнка, который, сняв колпак, низко поклонился ему.

Буль Бурес напыжился и милостиво кивнул.

Он всегда здоровался с Ником. В кабинете министров это создало ему славу любимца народа.

Внезапно где-то внизу небоскрёба оглушительно хлопнула дверь, затем мощный порыв ветра приподнял Буль Буреса и Ника и ударил о двери спальни. Они распахнулись, их внесло в комнату, закрутило под потолком и... бросило прямо на балдахин над кроватью. Потеряв и торт и поднос по пути, Ник чудом удержал лишь кофейник.

Балдахин рухнул на диктатора – все запутались в этом огромном шёлковом полотнище с кистями, как в бредне. В довершение всех бед горячий кофе выплеснулся на голую спину Апчхибосса Утриноса. Он завизжал и выхватил из-под подушки автомат. Двери захлопнулись. Ошеломлённые часовые стояли за ними и не знали, что делать.

Вдруг из спальни раздались выстрелы: тра-та-та-та! По дверям пробежала рваная строчка отверстий, оставленных автоматной очередью. Часовые бросились на пол.

Та-та-та-та! – яростно надрывался автомат.

Внезапно наступила тишина.

Часовые подползли к дверям, превратившимся в сплошное сито, и осторожно заглянули в комнату через дырки от бешеных пуль.

То, что они увидели, повергло их в смертельный ужас. Апчхибосс Утринос в одних трусах лежал под кроватью с автоматом в руках и тревожно вертел головой из стороны в сторону.

На кровати сидели ошалевшие от страха Буль Бурес и Ник.

Снова застрочил автомат. И часовые отпрянули от двери.

Апчхибосс Утринос палил во все стороны, спросонья ему всюду мерещился враг. Вдребезги разлетелось окно, и сразу же в комнату ворвался мощный сквозняк, настежь распахнув двери. Он подхватил Апчхибосса Утриноса с автоматом, Буль Буреса и Ника, часовых в эмалированных касках, стулья на гнутых ножках, флаконы с духами, щётки, картины, бумаги, газеты, портфели и, торжественно завывая, понёс вниз по лестнице. На каждом этаже вихрь захватывал новых часовых, и всё катилось по ступенькам с треском, шумом и грохотом...