Текст книги "Лилипут — сын Великана (с иллюстрациями)"

Автор книги: Альберт Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

ИГРА В СЛОВА

Жил он в фургоне Толстого и Тощего. Они с удовольствием потеснились ради новичка, поставив ему небольшой диванчик. По утрам и перед сном за чашкой чая они ненавязчиво пытались помочь Пальчику найти своё прошлое.

Толстяк даже придумал игру, надеясь на авось: вдруг мальчонка и вспомнит что-нибудь важное. Игра была такая – клоун называл любое слово, а мальчуган должен был с ходу назвать другое, близкое по смыслу.

– Дом, – говорил толстяк.

– Окно, – мгновенно отвечал Пальчик.

– Крыша.

– Труба.

– Дым, – подмигивал клоун.

– Огонь, – улыбался мальчуган.

– День.

– Ночь.

– Улица.

– Фонарь.

– Аптека.

И так до бесконечности…

Но, увы, даже такая интересная игра не пробуждала у Пальчика нужных воспоминаний. Конечно, дай он в ответ на «дом» машинальное слово «лифт», может быть, тайна и прояснилась бы. А так как заветное словечко не попалось в их хитроумные сети, то и говорить об этом нечего. И вообще, если уж на слово «мама» Пальчик спокойно сказал: «папа», – чем тут мог помочь какой-то «лифт»? Впрочем, неизвестно… Будущее покажет, что мы ошибались.

Однако не будем забегать вперёд событий, это невежливо. Простительно только хозяину Магнуму, который, провоняв весь цирк клубами дыма на арене путём химических реакций, доступных любому нашему школьнику, глубокомысленно вещал будущее каждому заинтересованному зрителю. Своим утробным голосом чревовещателя он сулил всем одно и то же. Старикам – здоровье, молодым – удачу. Девушкам – богатого жениха-спортсмена, юношам – наследство от безвестных родственников. На большее ни у него, ни у тех, кто спрашивал – отдадим ему должное, – фантазии не хватало.

Толстяк попытался разнообразить с Пальчиком игру в слова, придав ей некую последовательность и пытаясь подобраться к прошлому мальчугана по цепочке.

– Шляпа, – говорил он.

– Ветер, – подхватывал Пальчик.

– Понесло.

– Побежал.

– Слон.

– Наткнулся.

– Упал.

– Темнота…

– Пришёл в себя.

– Цирк.

– Замечательно, – потирал руки толстяк и начинал в обратном порядке: – Цирк.

– Пришёл в себя.

– Темнота – упал – наткнулся – слон – побежал – понесло – ветер – шляпа! – выкрикивал толстяк. Пальчик молчал.

– Ну, – настаивал клоун. – Шляпа. Пальчик по-прежнему напряженно молчал.

– Что перед этим?

– Ветер… – наконец тихо произнёс мальчуган. И всё опять начиналось сначала.

– Заедает память, – сокрушался, переживая, тощий. А толстяк не унывал:

– Сейчас допьём чай, пойдём гулять и снова попробуем. Они бродили втроём по ночному старинному городу с его узкими тёмными домами, тесными улицами и застывшими пузатыми автомобилями, на лакированных кузовах которых причудливо дробились огни фонарей.

– Ночь.

– Улица.

– Фонарь.

– Аптека.

Мрак и неизвестность. Прохлада и ветерок…

ПАЛЬЧИК И ГУК

Цирк шапито стоял на обширной поляне, там, где густой старый лес подступал к зубчатым стенам древней части города. Окружённый крытыми загонами для зверей, походными повозками, передвижными домиками на колёсах, разнокалиберными палатками, сам шапито был похож на шатёр воинственного великана, собирающегося приступом взять крепость.

Весь цирк не поместился бы ни на одной из городских площадей, поэтому и раскинулся на вольном просторе за городскими стенами.

По вечерам здесь празднично звучала музыка духового оркестра, трещали костры, тарахтели бензиновые движки – от них чёрными змеями тянулись кабели к прожекторам внутрь зелёного холма шапито, – трубили слоны, всхрапывали кони, – и Пальчику казалось, что именно здесь его дом и что он прожил тут всю жизнь.

Быстрая слава и немалые – конечно, для маленького человечка – деньги вскружили ему голову. Он не заметил, как изменился даже внешне. У него появились свой портной, свой гримёр и парикмахер, прачка и слуга.

Слугой у Пальчика стал семилетний Гук, тихий глазастый мальчонка. Бездомный сирота, он тоже случайно прибился к цирку и так и остался мальчиком на побегушках. Ведь у него не было никаких талантов. Теперь хозяин Магнум приставил его к Пальчику, приказав выполнять любое желание восходящего на цирковом небе светила. Гук убирал за ним постель, относил бельё прачке, помогал одеваться на представление и заказывал цирковому повару любимые блюда «господина лилипута».

Поначалу Пальчик стеснялся его услуг и сам пытался, например, убирать постель. Но, если он и не помнил, что её обычно убирала за ним мама, привычка забывать об этом, казалось бы, пустяковом деле осталась, и вскоре он уже снисходительно принимал заботы Гука как должное. Будем, правда, и мы справедливы к Пальчику. Хотя он и принимал свою работу за интересную игру, всё же это была работа, причём трудная, и он здорово уставал: два представления в день! Ещё и готовиться надо – выдумывать трюки, тренироваться.

Известно, что только труд возвышает человека. Капризы, барство, высокомерие – а Пальчик стал высокомерным! – принижают любого. Наверно, поэтому он становился всё меньше ростом и, видимо, только ежедневный, напряжённый труд на арене не позволял ему превратиться в ничто. Да, от зазнайства он действительно за иной день укорачивался чуть ли не на полсантиметра. К радости хозяина Магнума, потому что от этого росли доходы. Чем меньше артист, тем больше удивление публики! Уменьшение Пальчика происходило не так уж заметно на первый взгляд, однако для тех, кто снова приходил на представление, допустим, через неделю – а таких находилось немало, – это было поистине удивительным. Сам же Пальчик ничего не замечал.

В редкое свободное время он любил прогуливаться по городу, покручивая в пальцах тросточку. Гук выступал в двух шагах за ним, почтительно нёс его шляпу-цилиндр, а «господин лилипут» благосклонно кивал сбегавшимся зевакам и небрежно раздавал автографы.

Пройдясь по главной улице между шеренгами восхищённо расступавшихся жителей, Пальчик заходил в кафе – всё бесплатно от благодарного за рекламу ресторатора! – и, влезая на высокий табурет у стойки, лакомился мороженым с фруктами из большущей вазы. И лишь мельком удивлялся про себя, что сиденье каждый раз становится выше. А Гук по-прежнему отстоял от него в двух шагах, держа цилиндр на согнутой руке, и тихонько шмыгал носом. Один только раз Пальчик удосужился угостить его ложечкой мороженого, так и не заметив, что с ходу подрос на несколько миллиметров.

Клоуны Толстый и Тощий не узнавали прежнего милого мальчугана.

– С тобой что-то происходит, – как-то осторожно, чтоб не обидеть, сказал ему толстяк. – Высоко берёшь…

– Мне жаль, что ты себя принижаешь, – вздохнул другой.

– Ещё чего! – грубо отрезал Пальчик, не заметив, как тут же уменьшился на сантиметр. – Вы все завидуете моей славе!

И они отступились. Деньги, полученные от Магнума, Пальчик складывал в чулок и прятал его под матрасом. Он завёл себе ширму и, скрываясь за ней от соседей-клоунов, порой пересчитывал на постели свои монетки. А клоуны, услышав за ширмой позванивание, только покачивали головами.

– Какой был мальчик, – сокрушался Толстый. – Мы так интересно с ним играли.

– Не аптека, улица, фонарь, – передразнивал его Тощий, – а деньги, золото, серебро.

Однажды поздно вечером из-за ширмы раздался истошный вопль. Клоуны бросились к Пальчику. Он ошеломлённо держал в руках пустой чулок.

– Украли! Свистнули! Слямзили! – вскричал он. Подозрение его пало на Гука.

– Больше некому! – плакал он, опять уменьшаясь в росте. Допрос слуги вёл сам хозяин Магнум.

– Куда ты дел сто монет?

– Сто две! – поспешно уточнил Пальчик.

– Сто, – возразил хозяин цирка и дипломатично добавил: – Две – ему, если вернёт остальные.

– Я не брал, – всхлипнул Гук.

– Но ты же знал, где они лежали? – наседал Магнум.

– Знал…

– И после этого утверждаешь, что не брал? Знал и не взял?!

– Не взял. Они не мои…

– Кто же берёт свои? Свои хранят, берут чужие! Позвать полицию?

– Не надо! – ещё больше испугался Гук.

– Что, сам вернешь? – подступил к нему и Пальчик.

– Клянусь, я к ним и не прикасался!

– Может, ты видел, как кто-нибудь заходил в фургон, когда тут никого не было? – прищурился Магнум.

– Честное слово! Кроме вас, никого, – наивно ответил Гук.

– М-меня?! – поперхнулся Магнум. – Во-о-он из моего цирка! – проревел он.

– А как же мои деньги? – оторопел Пальчик.

– Все сюда! – рявкнул хозяин. – Глядите все! Раз такое дело – плевать, – я отдаю свои сто монет!

– Сто две, – снова поспешно вставил Пальчик.

– Сто, – опять подчеркнул Магнум. – Две – мне, за благородство! Я отдаю свои сто монет, – зычно повторил он, – нашему несчастному маленькому артисту, которого обокрал этот преступный тип, – и грозно указал на Гука.

Тот бросился прочь из шатра.

– Подозревать – меня? – бушевал Магнум, отсчитывая деньги. – Вот вам доказательство моей честности! Разве свои я бы отдал? То есть разве чужие я бы вернул? – спохватился он. – Пусть даже будут сто две монеты, – щедро заявил он, ссыпая их в чулок, – пусть я разорюсь, но для настоящего таланта мне ничего не жаль!

С тех пор Пальчик стал хранить свой драгоценный чулок в сейфе у Магнума, а Гук насовсем исчез из цирка. И когда Толстый и Тощий укорили Пальчика за то, что его слуга вновь стал несчастным бездомным, он пренебрежительно сказал:

– А чего ж тогда он удрал? – И сам себе ответил: – Совесть замучила.

– Зато тебя не мучает, – буркнул толстяк.

Клоуны не верили, что Гук мог кого-то обокрасть. А убежал он, конечно, от обиды. Да тем более грозили полицией. Полицейские, те поверят любой напраслине, чтоб погреть руки.

Но Пальчику теперь было всё равно. Деньги появились вновь, они в надёжном месте. А из-за какого-то Гука чего волноваться?..

ПАЛЬЧИК ОПЯТЬ РАСТЁТ

В этот раз Пальчик сам был зрителем.

Дневное представление в цирке отменили, потому что город готовился к торжественной встрече посла могущественного Двадцать седьмого, по-нашему, Тридевятого, государства – генерала Пафа. Парадный кортеж должен был проследовать в пять часов пополудни от вокзала до замка Правителя города на Центральной площади. Пальчику заранее предоставили место на украшенном ковром балконе того самого кафе, где он обычно лакомился мороженым.

И вот забили барабаны, затрубили трубы, загремели литавры!.. По улице с криком побежали мальчишки. Возбуждённые зрители ещё теснее запрудили тротуары, зеваки на балконах привстали и вытянули шеи, а из дымовых труб, торчащих над черепичными крышами, с любопытством высунулись чумазые трубочисты.

– Дорогу! Дорогу! – зычно кричали глашатаи. – Дорогу высокочтимому послу Двадцать седьмого государства – генералу Пафу.

Послышалось рычание мотоциклов и цокот копыт – в конце улицы показался всадник на белом коне. По бокам посла, тормозя ногами о мостовую, медленно ехали на мотоциклах рослые стражники в касках с кистями. Посол был остроносый и длинный, как два составленных вместе бильярдных кия. Узкую грудь перехлёстывали чёрные скрипучие ремни. Он улыбался и раскланивался.

За ним, сдержанно урча, двигались большие крытые грузовики.

– Смотрите! Смотрите! – кричали в толпе. – Он везёт богатые дары!.. Восемь машин! Нет, десять машин!.. Смотрите!

А затем, когда следом вдруг показалось ещё и стадо могучих оленей с раскидистыми рогами, все умолкли от изумления. Плечистые егеря с трудом удерживали за шёлковые верёвки фыркающих, мотающих головами лесных исполинов, и звонкие колокольчики, повешенные у них на шеях, наполняли улицу прекрасным перезвоном.

Генерал Паф лихо гарцевал на белом коне, черпал из сумки у седла серебряные монетки и искристой россыпью бросал их в толпу. Это был загримированный под генерала ловкий молодой актёр. А сам посол, старик-ревматик, ехал на мягких, удобных подушках в машине с зашторенными окнами по пустынной соседней улице.

О подмене знал разве что только Правитель города. В то самое время он стоял у заднего входа в замок, куда и должна была подрулить машина. Он готовился незаметно провести посла в здание, а затем уж выскочить на ступеньки парадного входа, застеленные ковром, и торжественно встретить «посла» – актёра.

Так вот, всадник швырял монеты, люди давились, охрана сдерживала напор. Пальчик случайно увидел бывшего слугу: оборванный Гук, проскользнув между ног зевак, кинулся было за упавшей монеткой. Но к ней мгновенно протянулась длинная загребущая пятерня охранника. Он сгрёб монетку в кулак, а другим замахнулся на мальчишку.

И тут неожиданно для всех, и для себя тоже, на его кулаке вдруг оказался Пальчик, спрыгнувший с балкона на помощь Гуку! Полицейский остановил свою руку, выпучив глаза на свалившегося откуда-то сверху коротышку, и Гук успел улизнуть обратно в толпу. Пальчик перескочил на шлем охранника, а оттуда – раз, два, три… – побежал прямо по шляпам зевак, высматривая Гука внизу.

Они столкнулись друг с другом, когда Гук, наконец, выбрался из толпы, а Пальчик спрыгнул с последней шляпы.

– Держи, – бывший слуга поднял пуговицу, внезапно отскочившую от пиджачка «лилипута».

– Спасибо…

– Нет, тебе спасибо. Выручил!

– Чепуха, – Пальчик не заметил, что пуговица у него отскочила потому, что он сразу вырос на несколько сантиметров.

– А ты подрос, – приглядывался Гук к своему спасителю.

– Шутишь, – отмахнулся тот. – Где ты пропадал?

– Везде, – вздохнул бродяжка.

– Слушай, – Пальчик схватил его за рукав и потащил за собой. – У меня, когда я сидел на балконе, возникла гениальная мысль! Ты только представь себе такой цирковой номер: мы будем бродягами, а Толстый и Тощий – полицейскими. Они будут гоняться за нами по арене – масса трюков, – все со смеху лопнут!

– Так ты только из-за этого спрыгнул? – потускнел Гук.

– Ну да! – воскликнул Пальчик. – А-а, вон ты о чём… Какая тебе разница, если тебя всё равно спасли? – И пожал плечами.

Интересно, что после этих слов он не вырос и, главное, не укоротился. Очевидно, для судьбы важны не намерения, а поступки.

– Правда, – рассмеялся Гук. – Хотя мне было бы приятней, если б ты меня спас без всяких задних мыслей, – важничая, произнёс он поучительным тоном, точно взрослый.

– Кончай ты! Если б охранник двинул тебя кулачищем по башке, у тебя вообще бы не было никаких мыслей: ни задних, ни передних.

– Это верно, – озадаченно почесал затылок Гук. – Ты вот говоришь про цирк… А я ведь совсем ничего не умею.

– Ерунда! Я тебя научу. А Магнума не бойся. Пригрожу, что уйду навсегда из цирка, враз возьмёт тебя ко мне в пару.

– Но я же вор. – Гук усмехнулся.

– Брось… Если б это ты взял сотню монет, ты бы не ползал сегодня по земле за какой-то паршивой монеткой. Извини и не сердись, я уже и забыл про всё. Мало ли кто мог взять деньги?.. Я знаю теперь одно, что только не ты, не Тощий, не Толстый. Уж скорее сам Магнум! – выпалил он.

И опять подрос.

– Ты растёшь прямо на глазах, – опять удивился Гук.

– Ладно, – хмыкнул Пальчик, приняв его слова попросту как похвалу. – Бежим, скоро представление, надо ещё подготовиться.

И они побежали, свернув в боковой переулок.

Пробегая мимо дощатого киоска, с крест-накрест заколоченным окном и дверью с цифрой «7», Пальчик помедлил, странно посмотрел на неё, пытаясь что-то вспомнить, и нагнал Гука.

– Ты чего?

– Ничего… Показалось, – на бегу ответил Пальчик. Тук-тук-тук!.. – стучали его башмаки. Так-так-так!.. – гремели деревянные сандалии Гука по булыжнику.

Когда они заявились в передвижной домик хозяина цирка, Магнум, не обратив на Гука внимания, вдруг выкатил «буркалы» на Пальчика:

– Ты что? Ты почему? А?..

Тот решил, что это относится к приятелю:

– Я его привёл, он будет со мной выступать.

– Я не его, я тебя спрашиваю. – Хозяин схватился за голову и стал сжимать её, будто мяч. – При чём тут он!

– А я вам и говорю, что он ни при чём, – бубнил Пальчик. – Не мог он украсть.

– А кто мог? – Тут только Магнум узнал Гука и машинально покосился в зеркало на своё жуликоватое лицо.

– Только не он. – У Пальчика сами по себе оторвались, с треском выстрелив в хозяина, две пуговицы, а пиджачок лопнул в плечах.

– Опять? – вскричал Магнум.

И чем больше убеждал хозяина Пальчик, что Гук не виновен, что он за него ручается, что его надо обязательно взять обратно в цирк, – тем больше он рос, пока не достиг макушкой чуть ли не колен Магнума.

– Замолчи! – прикрикнул хозяин.

Он, возможно, испугался: не дай Бог, «лилипут» на столько вырастет, что вдруг окажется с ним лицом к лицу и поколотит как миленького. Но нет, его заботила другая проблема:

– Я тебя не о нём спрашивал, а о тебе самом: почему ты растёшь? Ты забыл, кто ты есть. Какой ты мальчик с пальчик? Да ты взгляни на себя!

Он подтолкнул его к зеркалу. Пальчик с трудом узнал себя в мальчишке, голые руки и ноги которого торчали из ставшего кургузым костюмчика.

– Такой мне и даром не нужен. Разорить меня хочешь? – заявил Магнум. – Разве ты теперь лилипут? Ты лилипут-самозванец! Он перевёл взгляд на Гука.

– Тебя я уже выгонял. А ну, прочь отсюда оба по одному! – приказал он мальчишкам.

А Пальчик неотрывно глядел в зеркало. Ему очень понравился его новый рост. Подумаешь, угрозы хозяина! Да с теми деньгами, которые он заработал, он сам себе хозяин. Захотят они с Гуком, сошьют себе яркие костюмы, будут выступать на улицах, а ещё и клоунов, Тощего и Толстого, к себе переманят. А тех монет на первое время им вполне хватит.

– Убирайтесь! – затопал ногами хозяин так, что из досок пола повылетали сучки.

– Верните мои деньги, – показал Пальчик на сейф.

– Твои деньги – у него, – ткнул хозяин пальцем в сторону Гука. – А это – мои, – он заслонил собой сейф. – Помнишь, я тебе мои давал?!

– Ну и отдайте. Магнум расхохотался:

– Я дал, ты брал, ты отдал, я взял. Я тебе, ты мне.

– А мне? – растерялся Пальчик.

– Мы в расчёте, – развёл руками, как граблями, хозяин.

– Ах ты, ворюга, – сжав кулачки, Пальчик шагнул к нему.

– На по-о-омощь… – пропищал оробевший хозяин, на поверку отчаянный трус. – Ко мне!! – побагровев и натужившись, гаркнул он столь мощно, что потоком воздуха чуть не вымело Пальчика наружу.

– Полиция! – заверещал Магнум. Мальчишки выскочили из домика.

– Кто-что-где? – вырос перед ними дюжий усач полицейский в шлеме с индюшачьими перьями, дежуривший у шапито.

– Там, – одновременно показали они в разные стороны. Верзила, не рассуждая, устремился сначала налево, затем – направо. Концы усов развевались у него, как обрывки каната.

Некогда было искать ни Тощего, ни Толстого, чтобы хоть посоветоваться, – Пальчик и Гук кинулись в лес.

– Чуть не ограбили! Почти обокрали! Чуть почти не разорили! – доносился жалобный крик Магнума.

Ребята кубарем скатились на дно оврага к ручью.

– Ловите, держите, хватайте и не отпускайте! Выпускайте львов и тигров! Спускайте собак! – вопил где-то позади хозяин, ему вторил полицейский свисток. – А я за себя не ручаюсь!

– Давай по воде, – предложил Пальчик Гуку. – Вода уносит запах, – и опять на мгновение задумался. Странное мелькнувшее воспоминание куда-то провалилось, и он махнул рукой. – Пойдём вон туда. Скорей!

Они зашлёпали вниз по мелкому каменистому ручью.

ЗВОНИТЬ ШЕСТНАДЦАТЬ РАЗ

Ручей давно остался позади…

Жутко ночью в лесу! Высокие старые и пожилые деревья размахивали всеми своими большими и маленькими ветками, свирепо шелестя неразличимой листвой. Ну и, конечно, завывал ветер и кричали совы – не без этого.

Беглецы долго шли по извилистой тропке, тускло освещённой луной.

– Куда мы? – остановился Гук. – Я хочу есть и спать. И хотя Пальчик здорово подрос, он всё же оставался на две головы ниже его и, конечно, не сумел снисходительно посмотреть на спутника сверху вниз, как старший. Поэтому он строго посмотрел снизу вверх:

– А раньше где ты ел и спал?

– Под мостом. Меня кормили бродяги. А здесь ни моста, ни бродяг.

– Скажи лучше – струсил.

Гук глубоко засунул руки в карманы.

– Это я струсил? Ни капельки! – И небрежно добавил: – Просто мне боязно.

– И мне, – нехотя признался Пальчик.

– И тебе? – Гуку сразу стало спокойней. – Тогда мне уже не так страшно.

– А раз так, иди впереди.

– Пожалуйста, если боишься. С таким трусом, как ты, только по лесу и ходить по ночам!

Гук смело зашагал по тропе, испуганно озираясь по сторонам.

– Ой, – вдруг пискнул он, – болото! Болото дышало и чавкало, лопались невидимые пузыри, сонно бормотали лягушки…

– Смотри! – воскликнул Пальчик.

Вдали сквозь паутину сучьев заморгал огонёк.

– Вперёд! – скомандовал он и прыгнул с кочки на кочку.

– А мы не увязнем? – тихо спросил Гук.

– Хуже не будет.

– Вот это уж точно.

– Бери пример с меня, – самоуверенно заявил Пальчик, прыгнул снова, поскользнулся и провалился по пояс. Гук поспешно помог ему вылезти из трясины.

Огонёк впереди стал крупнее. Значит, они всё-таки приближались.

– Ух… – выдохнул Гук, с трудом пробираясь по болоту.

– Ух-х! – будто передразнивая, крикнул полуночник филин. И ребята опрометью заскакали по кочкам.

– Ух-х! – наддал он жару, шныряя над ними. И они припустили ещё быстрей.

– Знаешь, – сказал Пальчик, когда они наконец-то добрались до суши. – Днём сюда я бы ни за что не сунулся.

– Ага. Ночью не так опасно, – подтвердил Гук, – всё равно темно. Беглецы продрались через густой кустарник, на минуту потеряв совсем уже выросший огонёк из виду, и перед ними возник высокий забор, сколоченный из обструганных кольев. Ребята пошли вдоль него. Частокол, частокол, частокол…

– Ворота! – вскрикнул Гук.

Пальчик толкнул их. Тррр-р-р – недовольно проскрипели створки.

В глубине бурьянистого двора стоял тёмный небольшой дом с длинной трубой, светилось лишь узкое окошко.

Ребята осторожно, на цыпочках – как ходят балерины, – подошли к дому. На двери рядом с вертушкой звонка сверкала под луной полированная деревянная табличка: «Людоед XVI. Звонить 16 раз».

– Чего там? – шёпотом спросил неграмотный Гук.

– Звонить… шестнадцать раз, – тихо ответил Пальчик, умолчав о людоеде. Сердце его отчаянно стучало.

– Тебе хорошо, ты читать умеешь, – с завистью сказал Гук.

– Поживи с моё.

Странно не то, что Пальчик почему-то умел читать по-здешнему. Удивительно другое: ничего не помня о своём прошлом, он всё-таки знал, сколько ему лет.

– Подумаешь, на год старше… – протянул Гук.

– Звонить? – храбрился Пальчик. – Это тебе не под мостом ночевать.

– Может, до утра подождём? – тревожно оглядывался Гук.

– До утра я от страха умру, – Пальчик начал крутить вертушку звонка, на всякий случай зажмурив глаза. – Раз, два, три, четыре, пять…

И только он дошел до «шести», как дверь молниеносно открылась – они опомниться не успели, – кто-то схватил их за шиворот и втащил внутрь, мощно захлопнув её ногой за собою. Пальчик и Гук очутились в кромешной темноте.

– Ага-а! Ого-о! – радостно заорал неизвестный. Гук завизжал, как ушибленный щенок, а Пальчик изловчился и укусил незнакомца за палец. Раздался вопль:

– Чего кусаешься, леший тебя возьми!

– А ты чего хватаешь нас раньше времени? – вскричал Пальчик.

– Ведь написано: «Звонить шестнадцать раз!» – вторил ему Гук.

– Это Людоеду – шестнадцать, – возмущенно отозвался неизвестный, – а мне – шесть!

– Не врите, – дерзко сказал Пальчик. – Там не написано.

– Знать надо, – пробасил тот, выпуская их. – Не маленькие.