Текст книги "Лилипут — сын Великана (с иллюстрациями)"

Автор книги: Альберт Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

НАЧАЛЬНИКИ

– Ничего себе этаж нам попался, – говорил Пальчик. – Ещё похлеще седьмого и шестого.

– Ну, мой этаж, конечно, имеет свои недостатки, – уклончиво заметил Гав. – Но там можно жить по-человечески любой собаке.

– А человеку – по-собачьи?

– Должна же быть где-то справедливость и для нас, псов. Гав-гав! Извини, ты сам мне напомнил о моём происхождении. И давай не будем! – как говорит буфетчица Оля.

– Что – не будем?

– Ничего. Хватит об этом. Не хватало нам ещё ссориться.

– Мы с тобой никогда не поссоримся, Гав.

Они безбоязненно шли по аллее, считая, что все спят и скрываться пока незачем.

И напрасно!

Где-то позади, за поворотом, послышалось урчание автомашин. Едва они успели нырнуть в кусты, как сверху на дорожку градом посыпались шишки. Их зачем-то суетливо сбрасывали с высоких сосен полосатые бурундуки. Две длинные чёрные машины, одна за другой, с хрустом проехали прямо по шишкам. Бурундуки тут же спустились вниз и принялись собирать зёрна, «вылущенные» колёсами.

– Во дают! – поразился Пальчик. – Умны.

– Ленивы, – возразил Гав. – Я гляжу, здесь никто даром и зубом не шевельнёт.

– Наверно, какие-то начальники проехали.

– Большие начальники, – уточнил пёс. – Чем больше и чем темнее машина, тем больше и тем грознее начальник. Уж я-то не под одну попадал! Правда, исключительно между передними и задними колёсами.

– И…

– Живой. Я же сказал: исключительно.

– Везло.

– Им везло. Тоже все живы оставались. Видал бы ты, как они пытались меня «объезжать» перед моим коронным броском!.. Айда вслед за машинами. Надо всё разнюхать. Я ничего здесь толком понять не могу. А ты?

– И я, – кивнул Пальчик.

– Не люблю зазнаек, – похвалил его Гав. – Честность украшает человека.

– А собаку?

– Вдвойне.

– Почему?

– Заладил – почему да почему, – Гав привычно почесал затылок задней ногой, посмотрел на неё. – Потому что у нас ног больше!

– Ну ты нахал.

– Что, съел? Как говорила буфетчица Оля, пряча сыр в холодильник.

Они шли за живой лавровой изгородью, даже не нагибаясь – не тот рост, – и поглядывали в её просветы: где же там машины?..

Ага, вот они. Автомобили стояли возле внушительного трёхэтажного здания с белой колоннадой. Сбоку виднелась облезлая узорчатая церквушка, на её железной двери было крупно написано мелом: «склад». За машинами о чём-то разговаривали два пожилых худющих человека в строгих костюмах. Один курил трубку.

По-прежнему скрываясь за кустами лавра, Пальчик и Гав подобрались поближе.

– Курить – здоровью вредить, – укорил собеседника некурящий, поблёскивая очками.

– Ничего не могу поделать. Злостный курильщик. Как бросаю, так сразу набираю вес.

– Займитесь спортом, – посоветовал очкастый. – Спорт – залог здоровья. Вот я каждую неделю пробегаю шесть километров.

– То есть примерно по 857,14 метра в день? – мгновенно высчитал человек с трубкой. – С этого не похудеешь. Уж признайтесь по-дружески, что у вас язва желудка.

Очкастый обиженно засопел.

– Не сердитесь. Болезнь – наше нормальное состояние, – сказал курильщик. – Ну так что будем делать с этой церковью? – очевидно, вернулся он к прерванному разговору. – Сносить?

– Боже мой, ну не всё ли равно! – пожал плечами очкастый, глядя на церквушку.

– Нет, не всё. Вот это ваше невольное «Боже мой» – лишний довод в пользу сноса. Поскольку даже такая развалюха вызывает подобные слова – и у кого! – её просто необходимо… – Он рубанул рукой.

– Но в ней известные мозаики. Что скажут учёные?

– Что захотим, то и скажут. Когда в стране изобилие, на многое закрывают глаза. Лишь бы брюхо было набито. Впрочем, она и правда красива – он ткнул в сторону церкви своей чадящей трубкой, – даже в таком виде. Значит, она тем более опасна, раз наводит на ненужные мысли. Самыми главными всегда и во всём должны быть только наши с вами заповеди, коллега, а не Божьи.

– Выходит, мы своего рода слуги дьявола? – пошутил очкастый.

– Боже мой, ну не всё ли равно! – отпарировал человек с трубкой его же словами. – Мы же с вами научно знаем, что ничего сверхъестественного не было, нет и не будет. Как не бывает, к примеру, говорящих собак.

– Как это не бывает!!! – вскипел Гав, высовывая к ним лохматую голову из кустов.

Те остолбенели. Один уронил трубку, у другого упали очки. Пальчик тут же втащил пса за хвост обратно, и они помчались прочь. Жаль, Гав никогда не узнал, что произошло дальше, иначе бы он вконец зазнался. Когда к начальникам вернулся дар речи, очкастый, заикаясь, сказал:

– С-сносить не б-будем.

Не глядя друг на друга, они молча сели в машины и разъехались в разные стороны.

СТРАЖ ПОРЯДКА

Заметим, что Пальчика не волновало то, когда он вернётся домой. После своих приключений на «шестом» и на «седьмом» этажах, он убедился, что время у нас и «у них» течёт по-разному. И если здесь, на «восьмом этаже», прошло уже полдня, то дома, возможно, всего лишь секунды минули.

Хотя в огромном парке было и нетрудно затеряться, они теперь натыкались то на садовников, то на подметальщиц, то на водопроводчиков. Очевидно, у них раньше был обеденный перерыв, а «мёртвый час» им не полагался. Между прочим, жирными они тоже не были, как и те начальники. Каждый раз путешественники слышали за спиной тихое:

«Иностранец!» Наверняка это относилось только к Пальчику, а Гав, так сказать, находился при нём.

– А отчего тот первый, помнишь, с лыжными палками, сказал: иностранцы, а не иностранец? Значит, и про меня? – раздосадованно спросил пёс.

– По-моему, он сказал вообще. Мол, иностранцы мешают, – попытался разъяснить Пальчик.

– А, по-моему, он просто умнее других.

– Знаешь, ты бы побольше помалкивал. Вдруг тебя ищут!

– А тебя?

– Я же не говорящая собака. Гав промолчал.

– Высунулся – тоже мне! Гав опять не ответил.

– Ты чего в рот воды набрал? – удивился Пальчик.

– Сам же сказал – молчать, – возмутился Гав. – Нету у меня воды, нету! На, загляни! – широко раскрыл он пасть. – Что, убедился?

– Это выражение… – начал было Пальчик и осёкся. Но поздно.

– Прошу не выражаться, – строго сказал пёс.

– Да пойми же ты наконец! Так только говорится. Тут-то им впервые и встретился парковый стражник. Вероятно, он наблюдал за ними ещё издали.

– Иностранец? – вырос он из-за многократно скрученного, как бельё при выжимании, дерева. И поправил форменную фуражку с надписью «Граница на замке».

Пальчик кивнул и почему-то ответил на ломаном языке:

– Я есть один иностранец.

– Твой? – указал страж телескопической резиновой дубинкой на пса.

– Мой. – И Пальчик добавил для пущей убедительности: – Мой он есть.

– Ты, кажется, что-то ему говорил?

– Я ему говорить: не ходить по газон.

– Гм. И он это понимает?

Гав раскрыл было пасть, но Пальчик с лязгом захлопнул её так, что тот прикусил язык, заскулив от боли.

– Понимает.

– В таком случае, почему так долго ты ему это объяснял?

– Слабо понимает. Долго объяснить, быстро понимать.

– Глуп? – ухмыльнулся страж.

– Исключительно, – ввернул Пальчик словечко Гава. Пёс укоризненно покосился на него.

– Где поводок? – сказал страж.

– Вот, – Пальчик быстро выдернул ремень из брюк и застегнул его на шее пса. Повторилось почти то же самое, что и на «шестом этаже».

– Порядок, – поднял палец страж. – Документы?

– Я есть маленький, – отчеканил Пальчик. – Документы имеет быть папа. Мы остановились в дом, где много колонн стоит вверх. Там, – показал он рукой.

– Направление правильное, – определил блюститель порядка. – Давно здесь?

– Перво-напервый день.

– Гляди-ка, а так хорошо знаешь наш язык! Ну как тебе наш остров?

– Остров?! – некстати удивился Пальчик.

– Разве вы не приплыли?.. Или, может, приехали или даже прилетели? – подозрительно прищурился страж.

Но Пальчик избежал расставленной ловушки, вовремя догадавшись, что на любой остров можно только приплыть или, в крайнем случае, прилететь. Но летают ли здесь – хотя б на воздушном шаре? А если всё-таки летают, то вдруг стражнику известно, кто и когда приземлился. Есть, конечно, и такое выражение: приехать. Допустим, на пароходе. Или даже на лодке. А может, здесь пароходов нет? И, кроме того, тут всё понимают буквально, судя по вопросам настырного охранника. Эти мысли промелькнули у Пальчика мгновенно.

– Конечно, приплыли! – воскликнул он. – Пригребли, припарусили, прибыли!

Он ничуть не рисковал, вспомнив паркового сторожа-моряка. Да и вообще паруса и вёсла знают даже отсталые туземцы. Тем более, парусники не вымерли и в эпоху атомных двигателей.

– Но ваш остров такой большой, что не верить, что там и там это лишь остров! – попытался исправить он свой невольный промах.

– Да уж, – самодовольно потянулся на носках страж, заложив руки за спину. – Великий остров! Шесть километров в длину, три – в ширину! И называется он… Ну-ка?

– Великий остров называется есть, так и быть. Всего полным-полный! – Пальчик так широко размахнул руки, что задел пса по носу. Гав опять заскулил.

– Верно, – заулыбался страж. – Остров Изобилия!.. Ладно, вы пока свободны. Можете идти, – милостиво разрешил он.

– У меня небольшая вопрос, – остановил его Пальчик. – Почему у вас одни люди жирный, тучный, пузатый, а другие, – словно подыскивая точные слова, вновь перечислил он, – худой, тонкий, бледный? И почему вы есть средний комплекция?

Страж с явным сожалением взглянул на своё небольшое брюшко и постарался выпятить его вперёд.

– Я еще не заслужил стать пузатым, как ты благороднейшим образом соизволил определить избранных. Но я на пути к тому, чтобы попасть в их число и жить в своё удовольствие. Примерная служба – путь к успеху! – гаркнул он, дёрнув подбородком. Фуражка подлетела на голове и снова опустилась на место. – Они, – он указал на садовника вдали, – низший разряд. А я, ты правильно заметил, среднее звено.

– И сколько таких низших, средних и высших имеет быть ваш остров?

– Это военная тайна.

– Ну, высших я видеть. Человек двести есть.

– Есть или ели? – наморщил лоб стражник.

– И то и другое. Есть. Ели. Они ели есть.

– Еле есть? Или ели есть? – вконец запутался страж.

– Двести человек имели есть.

– Ты что, уже умеешь считать?.. Ах да, ты иностранец, – пробормотал он. – Всё равно непорядок.

– И последний вопрос. Я видеть два человек, – Пальчик втянул щеки, изображая их, – из машин. А они кто есть?

– Они были, есть и будут, – вытянулся в струнку охранник. – Они главные начальники острова!

– Но они не жирный.

– Они худой имей быть… Тьфу! – попытался было втолковать ему страж тоже на ломаном языке. – Они такие худые, потому что не спят, не едят, думая только о благоденствии всего острова.

Он с достоинством удалился.

– Дошло, – запоздало вырвалось у Пальчика, вспомнившего вдруг про злостное курение одного и про язву другого: лучшие средства от ожирения.

– Если дошло, то сними свою удавку с моей шеи, – сердито заметил Гав.

ВЕЧЕР И НОЧЬ

Поужинать они решили тем же способом, как и раньше, забрав что-нибудь у жирняков. Гав опять в одиночку отправился за провизией на площадку под платаном, когда все часы в парке отзвенели сигнал «на ужин». Пальчик же остался ждать его на знакомой, первой от ворот, аллее, притаившись под большущим развесистым фикусом-баньяном. Вдруг тот стражник вздумает проверить: «имей ли быть» у мальчика с собакой отец-иностранец. Лучше не попадаться лишний раз на глаза. Ну а Гав – тот всегда сумеет улизнуть.

Здесь было надёжное укрытие, если, конечно, не прыгать и не орать, как оглашенному, а вести себя тихо. Баньян раскинулся шатром почти на восьмистах тонких стволах – от нечего делать Пальчик принимался их считать, но каждый раз сбивался. Собственно, это были ставшие стволами воздушные корни. Другие сотни корней-жгутов ещё только тянулись сквозь листву к земле.

«Если засну, – подумал он, борясь с дремотой, – то, пожалуй, потом и не выйду. Окажусь как в клетке!» Но корневые жгуты висели неподвижной завесой, никак заметно не прибавляя в своём росте вниз – на это, верно, потребовались бы недели, а то и месяцы, – и он, успокоившись, нечаянно заснул.

Гав его, конечно, бесцеремонно разбудил, когда вернулся.

– Кончай спать, дрыхнуть, кемарить! На земле даже собакам спать вредно.

Пальчик зябко поёжился от сырости, поднимающейся со стороны моря. А, возможно, сторож-моряк проветрил парк слишком уж усердно.

На этот раз пёс мог его угостить только куском сыра. Сыр тоже отдавал рыбой.

– Что они тут, китов доят? – сказал Пальчик.

– А разве сыр делают из молока? – поинтересовался Гав, пропустив неизвестных ему «китов» мимо ушей.

– Не из воды же.

– А я думал…

Но Пальчик так и не узнал, что думал пёс. Тот сразу же перешёл на рассказ об ужине жирняков. Оказалось, туда пожаловали те двое начальников и стражи понабежало – хоть отбавляй! Поэтому и не удалось унести что-нибудь посущественней. И сам-то еле ноги унёс!

– Тебя заметили? За тобой гнались? – встревожился Пальчик.

– Заметить не заметили, но один кот погнался.

– Ну?

– Три шага пробежал, – со смехом рассказывал Гав, – и растянулся плашмя, как коврик.

– Коврики – плоские, – хмыкнул Пальчик, – а коты – круглые.

– Я на него наступил, – потупился пёс. – Случайно. Мне пришлось вернуться за сыром, который я обронил.

– Ну? – повторил Пальчик.

– На обратном пути я опять наступил на кота.

– И опять случайно?!

– Нарочно. Он как раз поднимался, чтобы вновь броситься вдогонку.

– Бросился?

– Раздумал. Наверно, до сих пор лежит – думает.

– И отчего вы так котов не любите?

– А за что их любить, если они всё время путаются под ногами. Поел? – сказал Гав. – Скажи спасибо.

– Спасибо.

– На здоровье!.. Или – пожалуйста? – вслух поразмыслил пёс, и просиял. – Пожалуйста, на здоровье! Умён – собака, – похвалил он сам себя по привычке. – Вот замечательное выражение. Возможно, единственное! Я его на твоём этаже слышал, когда один тип, который собирался понарошку щенят топить, так меня аттестовал!

– Что-что? – чуть не подавился Пальчик.

– Не знаешь? Псов всегда на собачьих выставках ат-тес-туют, – по складам с удовольствием произнёс Гав.

– Послушай, а собаки тут водятся? Что-то я не видал.

– А я видал. Тоже сытые, как коты. С бантиками на хвосте, – Гав плюнул. – Это не по адресу твоей мамы, а вообще! – посчитал он, что удачно вывернулся из неловкого положения, и продолжил: – А бродячих у них нету. Всех лишних – как могут быть лишние, если родились? – жирняки топят в море. А уж гордые какие эти собаки! Ну, те самые, неутопленные. Они, мол, лучшие представители своей породы, отобранные ещё в детстве! Наверно, жирняки выбирали самых толстых. А ещё собаки говорят, что…

– Так они говорят?

– А откуда же я бы про всё узнал?! Странный вы, право. Как удивлялась буфетчица Оля одному адвокату, который по утрам пил молоко, а не пиво. Говорят собаки, говорят, но только между собой. По-человечески болтать, трепаться, спикать, вякать – они не могут.

– Но ты же можешь.

– Сравнил! Я междуэтажный путешественник. Свой этаж имею.

– А у нас на «первом» ты разговаривать не умел. Как это понять?

– И понимать нечего. Там исключительно ваш мир, – заявил Гав. – У вас ни одна собака по-человечески не говорит.

– Постой, ты же побывал на «седьмом этаже»?

– Ну, побывал, – почему-то смущённо ответил Гав.

– А там ты говорил?

– С кем?!

– Но ты же…

– Там только мой нос побывал, – признался Гав. – Я и из лифта не выходил. Только глянул, и назад.

– Испугался? А я – нет! – похвастался Пальчик.

– Храбрец… Если б ты увидел «человечий ящик», как я – «собачий», ты бы враз дал тягу.

– Лично я на «седьмом» никаких собачников не замечал.

– Вот именно. Ты их видел, но не замечал. Потому что тебя не касалось. А меня – только я высунул нос – чуть не коснулось колесо проезжавших мимо собачников! Ясно?

– Ясно.

И Пальчик подумал: «Наверно, Гав может разговаривать только на „запретных этажах“. Наверняка он и на „седьмом“ заговорил бы».

– А нас, между прочим, ищут, – вдруг сказал пёс.

– Так давай быстрей в лифт! – вскочил Пальчик.

– Давай на вокзале стоит. Как говорила буфетчица Оля.

– Какой ещё «давай»?

– Жизни не знаешь. Тот, что на вокзале вещи носит. Он всё время кричит: «Давай! Давай!» Очевидно, себя называет.

– Да ну тебя! Надо бежать. Чего мы здесь околачиваемся?

– Я тебе сразу же хотел об этом сказать. Сам меня отвлёк своими душу питательными беседами.

– Душещипательными, – машинально поправил его Пальчик.

– Душе – это в душе. У вас в ванне. Душ, он тоже щиплет. А я говорю про душу. Бессмертную! Теперь-то сообразил? Вот как бы ты сказал об особой породе псов, которых почему-то всегда присобачивают к какому-то еноту? Забыл…

– Это ты про енотовидную собаку, что ли?

– Вот-вот, – обрадовался Гав. – Опять у тебя та же ошибочка. Как надо говорить? Еноту видная собака – вот так!

– Но…

– Опять отвлекаешь?!

– Молчу.

Гав посерьёзнел:

– К лифту нам не выйти. Ворота закрыты. Граница на замке, понял? Между пиками ограды не пролезть даже тебе, так тесно стоят. А по ночам побережье охраняют стражники с пограничными акулами. Они их водят вместо собак на цепочках по мелководью вдоль берега. Закрой рот, – потребовал он, – ты хочешь спросить, почему я сказал, что нас ищут? Тот обалдуй с дубинкой и двое таких же, в фуражках, рыщут по всему парку. Неспроста! Снова закрой рот, – приказал он Пальчику. – Я знаю, что делать. За мной!

Они выбрались из-под баньяна, и Пальчик побежал вслед за Гавом.

Смеркалось… Ветер шевелил верхушки пальм, и казалось, что большими метёлками подметают небо.

Гав и Пальчик стремительно пересекали одну аллею за другой.

– Вон они! Ви-и-жу! – послышался где-то позади хриплый голос.

– Не ви-и-жу! – вдруг так же хрипло прокричал Гав.

– А что же я ви-и-дел? – снова заорал тот же голос.

– Меня-я!

– А ты их ви-и-дишь?

– Не-е-ет! – чуть не надорвал себе глотку пёс, путая преследователей.

– Бери праве-е-ей!

– Ла-а-дно!.. За мной, – вновь скомандовал Пальчику Гав.

Электронные часы на аллеях снова показывали какое-то время, вероятно, оставшееся до отхода ко сну: 1.14.17 – 1.14.16 – 1.14.15… Строжайший распорядок дня, как в санатории.

Круглая жирная местная луна, перечёркнутая тёмным облачком, внимательно смотрела вниз, как из-под ладони. Казалось, она тоже следит за беглецами.

Гав и Пальчик миновали длинный двухэтажный белый дом с круглыми, как иллюминаторы, окнами и солярием на плоской крыше. Он был похож на корабль, неведомым путем застрявший на суше среди пирамидальных кипарисов. Окна мягко светились, приглушённо доносилась приятная, как холодный компот в жару, тихая музыка.

– Здесь живут только жирняки, – не останавливаясь, показал Гав.

– А прислуга?.. – еле поспевал за ним Пальчик.

– В конце парка. Там стоят большие крупнопанельные дома – с отдельными каморками. И своя столовая у них.

– Кормят хорошо? – сострил Пальчик. Гав обернулся и скорчил зверскую рожу.

– Понятно. А кто живёт в том особняке с колоннами – помнишь?

– Начальство. Все старые да тощие, как обгоревшие спички. Боятся растолстеть. Хотят пожить подольше. На вечность нацелились! Как говорит буфетчица Оля о тех, кто трусцой бегает.

– Откуда ты всё знаешь? – Пальчик запыхался и перешёл на быстрый шаг.

– Я по всему парку мотался, – тоже замедлил ход Гав. – Со следу сбивал. Боялся, собак-ищеек пустят. Уже забыл про мой «шестой этаж»?

– Такое не забывается. Вот и среди собак бывают подлые твари! Гав на ходу пожал плечами:

– Всё, как у вас. Не хуже людей живём.

Пришлось молча проглотить его ответ. Правду не скроешь.

– Цирк шапито! – воскликнул Пальчик, увидев впереди на обширной поляне между высоченных краснокорых секвой огромный брезентовый купол. Поляну щедро заливал лунный свет, как будто любопытная луна нарочно переместилась именно сюда в ожидании дальнейших событий.

– Тсс, – прошипел Гав.

Они осторожно обогнули цирк, то перешагивая через натянутые веревки, то пробираясь под ними. За цирком оказался другой брезентовый купол – поменьше. Из него доносились визг, хрюканье, рычание и хихиканье каких-то животных… Внезапно всё это перекрыл трубный вскрик слона.

– Цирк зверей, – сказал Гав. – Не бойся, все свои. Да, запомни, – предупредил он, – я за переводчика. По-человечески они только команды знают.

– Что ж, выходит, все звери друг друга понимают?

– Здесь – да.

– И ты можешь перевести даже кошачье мяуканье? – подкузьмил его Пальчик.

– Могу, – поморщился Гав. – Но с густопсовыми ошибками.

Он приподнял край брезента и проскользнул в зверинец, Пальчик последовал за ним.

Под кровлей неярко светились лампочки. Помещение было разделено на множество тесных дощатых отсеков. Кое-где виднелись и железные клетки. В каждом отсеке и в каждой клетке стояли, сидели, метались разные животные: обезьяны, кабаны, тигры, львы, собачки… Была и пара слонов, они находились в самых, если тут применимо это определение, больших вольерах.

Гав что-то пролаял. Звери добродушно отозвались единым шумным возгласом.

– А теперь ты поздоровайся, – предложил пёс Пальчику.

– Здравствуйте, все! – звонко крикнул он. Гав опять что-то пролаял, но гораздо дольше. Звери снова отозвались одобрительным хором.

– Ты что сказал? – шёпотом спросил Пальчик.

– Я пожелал им от твоего имени здоровья и долгих лет жизни. Ведь ты сказал: «Здравствуйте!» А это значит: будьте всегда и везде здоровы. Верно?

– Ещё как верно! Ты замечательный переводчик. Самый лучший. Гав надулся от гордости. Давненько Пальчик его так не хвалил. Чтобы избежать буквоедства и нудности, мы будем передавать разговор зверей с Пальчиком напрямую, как говорится, без посредника. Не забывая, конечно, при этом, что переводчиком был всё-таки Гав.

В ответ на «Здравствуйте!» Пальчика, столь блистательно переданное Гавом, одна из обезьян крикливо пожаловалась:

– Разве тут будешь здоровой? Нас морят голодом.

– Бьют, – зарычал тигр.

– Не кормят! – протрубил слон.

– Не кормят, не кормят, – захрюкал кабан.

– Но почему? – удивился Пальчик. – У нас в городе тоже есть цирк, но там зверей любят.

– Жирняки нас за зверей не считают! – заявила остроносая такса. – Они нас и раньше плохо кормили, но, когда мы…

– …когда мы, выйдя на арену, отказались работать в таких условиях… – перекрыл её голос своим рёвом тигр.

– …нас в наказание начали поливать холодной водой из шлангов, – гулко продолжил слон. – Мощной чистой струёй! Какое было блаженство! До этого нас месяц не мыли.

– Мы не стали выполнять никаких команд. И нас злобно забросали гнилыми помидорами и картошкой, – вновь зачастил кабан. – Вкуснятина! Мне даже попали в пасть прокисшим, – он восторженно закатил глаза и причмокнул. – кочаном капусты – вот таким! – развёл он копытцами. – Впервые в жизни наелся, да ещё одними лакомствами. Единственный день, когда я был сыт.

– А теперь нас вообще держат на голодном пайке, – зарокотал лев. – Неделю мы крепились. Поневоле пришлось вновь работать, чтоб вовсе не сдохнуть с голоду.

– Мы шатаемся от усталости, – проревел медведь. – Нас заставляют стоять на задних лапах круглый день. Больных тоже гоняют на арену. Вон морскому котику – из ванны в углу высунулась усатая гладкая голова – пришлось жонглировать с перевязанным ластом!

Когда звери отвели душу и выслушали сочувствие гостей, Гав попросил приютить его с другом здесь на ночь. А там, мол, посмотрим.

– Нас ищет стража, – сообщил он. – Уж тут-то никто искать не станет.

Все наперебой стали звать Гава и Пальчика в свой отсек и в свою клетку.

– У меня вы в полной безопасности, – убеждал тигр. – Ко мне не сунутся!

Гав и Пальчик вежливо поблагодарили всех и удобно устроились на опилках в отсеке у собак.

– Может, пить хочется? – сказал Пальчик ушастому спаниелю с коротким хвостом. – Я там видел кран и ведро.

– Не беспокойся. Воду-то нам дают. А если не хватает, слон дотягивается своим хоботом, отворачивает кран, а затем передаёт полное ведро по кругу.

– Я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы вызволить вас всех отсюда! – горячо заверил Пальчик.

– Хорошо бы… – ответил спаниель. – А знаешь, у нас тут недавно смешная история вышла. – Он оживился. – Начальником над нами назначили одну – извини! – человекообразную обезьяну: нахального мордастого орангутанга, пустозвона и доносчика. Он сразу заважничал, где-то раздобыл очки – наверно, в цирке украл – и стал носить. Все звери насмехались: «Вышел в люди!» А очки попались с такими толстыми стёклами, что он мало кого различал, всё плыло перед глазами. Но упорно их не снимал из гордости. Однажды я обозвал его доносчиком. «Ты кто?» – сразу спросил он. «Я новенький, – отвечаю. – Жираф». Их-то у нас нет, пусть потом поищет. «Но жираф должен быть с длинной шеей, – говорит он. – А твой голос раздаётся снизу». – «Я маленький жираф. Вот моя шея», – и протягиваю ему свой обрубок хвоста. Орангутанг ощупал его: «Да-да, шея… А голова где?» – «Всё остальное – голова», – говорю. «Такая большая и странная?» – удивился он, сослепу потрогав меня всего. «Потому что болит, – не выдержал я и расхохотался. – Распухла. От жизни такой!» Пальчик, Гав и все собаки в вольере, хотя и знавшие наверняка эту историю, покатились от смеха.

– И где он сейчас? – сказал Гав.

– Жирняки забрали его к себе. Он теперь их каждый вечер потешает своими дурацкими выходками. Лампочки погасли.

– Я их обязательно спасу… – уже сквозь сон пробормотал Пальчик.

Ему снилось, что звери, сами став зрителями, смотрят в цирке выступление дрессированных жирняков. Полосатый тигр грозно щёлкал кнутом, и те послушно бегали по арене на четвереньках, жонглировали тарелками с супом и, закрыв глаза, с визгом прыгали сквозь горящие обручи.

Жаль, что сны редко сбываются.