Текст книги "Совы на тарелках"

Автор книги: Алан Гарнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

17

– …Предположим, – заговорил Гвин, – только предположим, что сотни и сотни лет назад в этой долине… – он обвел рукой всю ширь перед ними, – кто-то в этой долине заимел такую силу, что соорудил из цветов женщину. И предположим, что-то потом получилось не так – сила вырвалась у него из рук, вышла из повиновения… А до этого зависела от него… Как электрическая батарея, например, от проводов… Но теперь у этой силы появился собственный мозг. Собственный разум… Понимаешь меня?.. Ведь силу электричества можно использовать и для взрыва бомбы, и чтобы зажечь фонарик. Это зависит только от тебя.

– Что же это за сила, о которой ты говоришь? – спросила Элисон.

– Не могу объяснить, – сказал Гвин. – Однажды я видел в старом гараже крапиву. Бледная такая, чахлая. Но она расщепила бетонный пол.

– Интересно, как он себя чувствовал, когда понял, что наделал с этой силой? – сказала Элисон задумчиво. – Наверно, чуть не сошел с ума… Но почему ее действие не закончилось давным-давно?

– Не думаю, что оно может закончиться, – сказал Гвин. – Думаю, эта долина – вместилище не только для воды, как ты посоветовала, но и для чего-то другого… Смотри, дом стоит посередке, вокруг – горы, они вроде охраняют что-то, запирают, не дают уйти… Может, и правда какая-то сила здесь есть, она накопилась – и будет всегда… Она растет, растет и наполняет долину, как вода – если поставить плотину. И может вырваться на свободу, если ее станет слишком много. Перелиться через край… Как она это делает?.. Не знаю… Наверно, с помощью людей… Я говорил Роджеру: по-моему, тарелки вроде электробатареек, а ты – как провода от них.

– Если эта сила скопилась в тарелках, – тихо сказала Элисон, – то я выпустила ее оттуда, и все должно стать по-прежнему. Как ты думаешь, Гвин? Скажи!..

– Боюсь, что нет. Не так быстро… Сила была в тарелках и в рисунках, а теперь перешла в нас. Вот куда девались все рисунки… А Гув… Он пытается что-то сделать с этой силой.

– Гув? При чем тут Гув?

– Он потомок Гвидиона, или Ллью Лло Джифса. Это одно и то же… Можешь не верить, но наверняка так оно и есть. Не смотри, какой он сейчас… А то, про что говорит, он часто и сам не понимает… Что-то, чего сам не может вспомнить или не может забыть… Оно приходит к нему откуда-то оттуда, из давних времен. Он не сам придумывает… Например, говорит, что картину написал его дядя… Но ты видела, какая старая картина. И все равно, ее мог написать его дядя. Только вопрос – какой дядя? Из какого века?

– Но Гув простой работник, – сказала Элисон.

– А кем он может здесь быть? Он работник – для вас, не для тех, кто живет в этой долине. Они называют его очень странным старинным словом, не знаю, как перевести на английский: что-то среднее между «господином», «мастером» и «отцом» – очень уважительное, дружеское, родовое. Из тех времен, когда были роды и племена… Во всяком случае, Гув совсем не чокнутый.

– Гвин, – сказала Элисон после долгого молчания, – ты уверен в том, что говоришь?

– Конечно, нет. Будь мы сейчас в городе, я бы первый посмеялся над всем и посчитал, что у нас у всех крыша поехала и не хочет возвращаться. Но мы здесь, в до-лине, и то, что я говорю, хоть как-то объясняет… Придумай другое объяснение, и я, может, соглашусь с ним. – Опять наступило молчание.

– Ты прав, – сказала потом Элисон. – Я знаю, ты прав. Я тоже чувствовала что-то такое, только не могла выразить словами, как ты… Посмотри на эту больную долину, Гвин. Полуразрушенные дома, каменистая почва… По пути сюда я видела прямо на дороге двух мертвых овец. Даже Клайв, бедняга, не может поймать тут ни одной рыбешки… Может, если сила выйдет на волю, все станет лучше… До следующего раза… когда она опять…

– Не надо так говорить, Элисон.

– Пойдем обратно, – сказала она и встала с земли. – Спасибо, что ты мне все это рассказал, Гвин.

– Только не поддавайся, – сказал он. – Иначе она тебя сожжет.

– Я не поддаюсь.

– Но вид у тебя несчастный.

– Нет. Сейчас мне хорошо. Я вдруг поняла, как ей тут трудно все это время… Совсем одной. Не удивительно, что она стала жестокой… Что будет дальше, Гвин, как думаешь?

– Не знаю, – ответил он. – Но мы должны быть настороже.

– Нам будет трудно видеться, – сказала Элисон. – Моя мать вышла на тропу войны и не свернет с нее. Она что-то чувствует и боится за меня.

– У нас сейчас дела поважней, чем чувства твоей матери… Ладно, ладно. Я хотел сказать, что, если что-нибудь не так, сразу сообщай мне. И давай встречаться хотя бы раз в день возле скамейки в огороде. Там тебя не увидят, кусты слишком высокие. Согласна? Во сколько?

– Давай часа в четыре, – сказала Элисон. – Мать в это время обычно отдыхает. Перед чаем.

– И не прячь голову в песок, – посоветовал Гвин. – Гляди в глаза.

Он тоже поднялся с края обрыва.

– Я расскажу Роджеру, – сказала Элисон. – Мы же все вместе в этом, верно?

– Да, лучше расскажи ты. Потому что мне очень хочется отвернуть ему нос… Объясни ему: мы все как провода – красный, черный, зеленый…

– Я в этом ничего не понимаю.

– Попробуй переменить головку проигрывателя, если он у тебя есть, и увидишь.

– У меня портативный.

– Он здесь?

– Да, а что?

– Дашь мне на несколько часов, если мамочка разрешит? Хочу послушать песенки. «Дома, дома, снова дома, тра-та-та-та-та-та-та…»

Они снова вышли на торфяную дорогу.

– Ты могла бы узнать побольше о твоем дядюшке? – спросил вдруг Гвин.

– О Бертраме?

– Да. Что с ним случилось? И каким он вообще был человеком?

– Попробую, – сказала Элисон. – А что, он тоже может иметь отношение к этим делам? Вокруг него какие-то странные разговоры. У мамы всегда делается ужасно трагический вид, когда о нем упоминают. Она ничего не говорит, но так многозначительно кивает головой… А на самом деле, мне кажется, получает удовольствие от этих разговоров… Но что случилось, я толком не знаю.

– Вот и узнай. Все, что сумеешь.

Они остановились у каменистой осыпи, за которой Гвин прятался до того, как появиться перед Элисон.

– Иди по верхней дороге, – сказал Гвин. – Я пойду по нижней. Ты придешь раньше… Ну, иди, Элисон, не унывай. Не гляди так печально.

– Наоборот, – сказала Элисон. – Мне стало намного лучше… Гвин, у меня маленькая просьба.

– Говори, старушка.

– Подожди меня сейчас около того курятника, ладно? Я тебя долго не задержу.

– Хорошо. А завтра, как условились?

– Завтра, как условились, – ответила Элисон. – В четыре. И еще одна просьба, Гвин.

– Да?

– Не бросай ее!.. Школу.

Гвин – он начал уже спускаться с горы – остановился, сделал несколько шагов наверх.

– Она не собьет меня, – сказал он, задрав голову. – А если все-таки упрячет за прилавок, я пойду в вечернюю школу. И еще буду копить деньги и куплю набор пластинок. Не понимаешь каких? И хороший проигрыватель… Буду учиться правильно говорить. Это ведь так много значит у нас… Тебе не понять.

– Глупости! – крикнула ему сверху Элисон.

– Что «глупости»?

– Ты нормально говоришь по-английски. Если только не хочешь нарочно позлить людей.

– Но я ведь «тафф», валлиец, разве не видно сразу?

– Ну и что? Какое это имеет значение? Мне, например, нравится. Зато ты не похож на десятки тысяч других.

– Это не имеет значения для тебя, – сказал Гвин. – Потому что сама ты не из валлийцев.

Он повернулся и пошел вниз по откосу, к реке.

Элисон смотрела ему вслед, пока он не скрылся из вида, потом зашагала по торфяной дороге, снова мимо каменного амбара, мимо овечьего выгона над ручьем. К дому она подошла со стороны сада.

В комнатах было сумеречно и прохладно. Элисон слышала, как в гостиной звенела чайная посуда: видимо, ее переставляли со столика на колесах.

Она поспешила наверх, в свою комнату, но через несколько минут спустилась оттуда и вышла из дома через заднюю дверь.

Гвин уже сидел на пне возле «куриной» хижины.

– Вот, – сказала Элисон. Она запыхалась от бега. – Это тебе подарок. От меня.

Она сунула в руки Гвина блестящую черную коробочку.

– За что? – спросил он.

– За сегодняшний день… И вообще.

– У меня нет ничего для тебя, старушка.

– И не надо. Ты что?..

Не говоря больше ни слова, она побежала обратно в дом.

Гвин открыл крышку. «Привет из Страны Сказок и Песен», – прочитал он. На боку с внешней стороны было написано: «Кельтский сувенир», а на донышке, более мелко: «Сделано в Англии».

18

– …Ничего путного не вышло, – говорил Роджер, ударяя по мячу. – На всех кадрах только деревья. Через дырку в камне или просто так. Скукота! Может, повезет со следующими снимками.

– Будем надеяться, – сказал Клайв.

– Купишь еще пленку, когда поедешь за покупками? – спросил Роджер. – Хочу поснимать что-нибудь кроме елок. Здесь могут получиться неплохие композиции. Мне нужно много тренироваться.

– Конечно… Оп!

Клайв взмахнул ракеткой, но промахнулся.

– Игра, – сказал Роджер. – Я выиграл.

– Уф, – произнес Клайв, отдуваясь. – Меня доконали твои длинные удары. Я не очень-то большой мастер по пинг-понгу.

– У тебя прекрасные крученые подачи, – великодушно сказал Роджер. – Мяч даже не подпрыгивает. Как тебе удается?

– Секрет мастера… Где Эли? Она, кажется, тоже хотела постучать?

– Маргарет увела ее на прогулку… Папа, когда мы наконец уедем отсюда?

– Еще недели три, – ответил Клайв. – А что?

– Раньше не можем?

– Тебе здесь не нравится, Роджер?

– Нет.

– Но почему? Погода прекрасная…

– Дело не в погоде.

– У тебя не складывается с Маргарет и с Эли? Бывает… Сначала немного напряженно, но потом все сглаживается. Поверь мне.

– С ними у меня нормально – что здесь, что в городе… Бее дело в этом доме. В этой долине. Тут я не в своей тарелке.

– Чепуха, – сказал Клайв. – Что ты выдумываешь? Не надо принимать так близко к сердцу. Все проходит.

– Папа, пожалуйста, давай уедем!

– Об этом не может быть и речи! Нам не простят наши женщины. Будет столько разговоров, обид и нареканий!

– Особенно со стороны Маргарет? – спросил Роджер.

– Вполне возможно… А вот и моя любимая принцесса! Хорошо прогулялась?

Элисон подошла к теннисному столу, держа за ремешок свой фотоаппарат.

– Да, спасибо, – сказала она.

– Прекрасно. А мы только закончили. Если хочешь, сыграй, я – «пас». Пусть Роджер один отдувается. Он разложил меня на обе лопатки. Я даже похудел на несколько фунтов… Могу вести счет.

– Я не хочу играть, – сказала Элисон. – Роджер, ты не мог бы проявить и напечатать то, что я сняла?

– Прямо сейчас?

– Ну пожалуйста. До чая. Хотя бы только проявить. Мы с мамой вместе нащелкали, и она сказала, что ты здорово умеешь и можно тебя попросить. Нам очень интересно, как вышло.

– Это не так просто, – ответил Роджер. – Требует времени. Разве нельзя подождать немного?

– Сделай, что сможешь, будь умницей, – сказал Клайв.

– Ладно, но я догадываюсь, что у вас там получилось: плохая выдержка, солнце в объектив, слишком большие расстояния, аппарат дрожит в руках… Полный набор.

Пошли!

Они все двинулись по тропинке, что огибала конюшню. Роджер остановился у крайней двери. Приложил к ней ухо.

– Папа!

Клайв и Элисон, ушедшие вперед, вернулись.

– Слушайте! Что это, по-вашему?

– Кто-то внутри, – сказал Клайв. – Какие-то звуки.

– По-моему, шаги, – прошептал Роджер.

– Нет, не похоже.

– Дверь на висячем замке, видите? – сказал Роджер. – Другого входа туда нет. На прошлой неделе я тоже слышал шаги.

– В самом деле? – воскликнул Клайв. – Что же мы медлим? Раскроем эту страшную тайну! Где ключи?

– Ни один не подходит. А дверь вон какая… Я пробовал.

– Для смельчаков нет преград! – сказал Клайв. – Вон, кстати, и другой герой, как всегда, с граблями в руках. – Он сделал несколько шагов в направлении Гува. – Эй! Можно вас на минуту? Сюда!

– Ты что такая зеленая? – спросил Роджер у Элисон. – Что с тобой?

– Я чувствую запах бензина. От него меня мутит.

– Послушайте, – сказал Клайв подошедшему Гуву. – Вот эта дверь… Ее нужно открыть.

– Нет, сэр, – ответил тот.

– Она заперта. Где ключ?

– Она не отпирается, – объяснил Гув. – Видите, какой хороший замок. Видите?

– Видим, – сказал Клайв. – Но мы хотим ключ.

– Нет, сэр.

– Ключ. От этого. Замка! Понимаете, Полубекон? Где от него ключ?

– Его нет, сэр.

– Хотите сказать – его потеряли?

– В реке. Очень давно. Она заперла дверь и швырнула ключ в реку.

– Какого черта…

– Да, сэр… Извините, сэр, мне надо идти. Миссис Брэдли просила для нее…

Гув ушел.

– Твердый орешек, – произнес Клайв. – Из него лишнего не вытянешь. Хранит страшную тайну.

– Они все тут психи! – сказал Роджер. – Самые настоящие! Посмотрите, как они улыбаются, кивают головами. Словно чего-то такое знают, но не могут или не хотят сказать. Просто ума не приложу, как с ними разговаривать… Пожалуйста, папа, давай соберем чемоданы и смотаемся отсюда!

– Спокойно, спокойно, – сказал Клайв. – Я думаю, у нас разыгралось воображение. Не могут же все они быть с мозгами набекрень?

– А почему нет? – крикнул Роджер. – Я скажу вам кое-что. Случайно заметил, когда купался. Я ведь каждый день хожу на реку часа в четыре и вижу, как ваш милый Гвин сидит на скамейке возле изгороди, словно часовой. Каждый день! Разве не странно? Просто сидит, и больше ничего. На огороде!

– А что здесь, собственно, такого? – спросил Клайв.

– Как что? Изо дня в день на одном и том же месте, возле огородных грядок! И ничего не делает! Совсем ничего! Не для удовольствия же он там торчит! Все это странно и подозрительно. Если уж он сбрендил, то чего ждать от остальных?

– А ты не знаешь еще одного сумасшедшего, – спросила Элисон, – который каждый день ровно в четыре ходит купаться, а потом подглядывает за другими? Шпионит!

– Ладно, – сказал Роджер. – С вами бесполезно говорить. Еще увидите, что будет… Давай твою пленку, Эли. Не вынимала ее?.. Посмотрим, какие шедевры ты нащелкала. Пока!

Он ушел, размахивая фотоаппаратом Эдисон на ремешке.

Клайв присел на край рыбного водоема, страдальчески покачал головой.

– Подумай, Эли, – сказал он. – Ни разу даже не клюнула за все время! Что я только не делал! И погода какая – ни ветерка… В голове не укладывается! Если так пойдет дальше, придется ловить рыбу в этом водоеме.

Элисон присела рядом с ним. Она смотрела то в водоем, то на окна своей спальни.

– Непонятная история с той дверью, – сказал Клайв. – Готов голову дать на отсечение, что там, за ней, кто-то возился. Для чего это помещение, не знаешь?

– Понятия не имею. Никогда туда не заходила.

– И всегда закрыто?

– Не помню. Здесь так много запертых дверей.

– Странно все это. Не очень люблю, когда в доме творятся непонятные вещи. А этот Полубекон определенно что-то крутит, пытается обвести меня вокруг пальца.

– Он не очень хорошо говорит по-английски, – сказала Элисон.

– Не в этом дело… Я вспомнил, он говорил про кого-то, кто потерял ключ. Что он сказал?

– Она, – ответила Элисон.

– Кто она?

– Какая-то она.

– Может, Нэнси?.. Да, наверное. Надо у нее узнать.

Элисон опустила руку в воду.

– Тебе нравится наш летний отдых? – спросил Клайв.

– Да, спасибо, Клайв.

– Еще недели три… Выдержишь?

– Да.

– Может, в самом деле раньше уехать?

– Не знаю.

– А как твоей матери… Думаешь, нравится?

– По-моему, да. Мама обожает сельскую местность. Любит ходить, собирать что-то… Вчера мы нашли такие красивые перья: бледно-желтые, а по краям коричневые. Интересно, от какой птицы?

– Значит, мама не торопится с отъездом. И ты тоже?

– Почему?

– Мне показалось, у тебя недавно было какое-то не такое настроение. Подумал, тебе тут стало очень тошно. Рад, если не так.

– Клайв, ты самый добрый человек на свете! – сказала Элисон.

– Шепни об этом твоей маме, – попросил он. Они рассмеялись.

В отдалении на садовой дорожке показался Гвин. Он шел с огорода. Увидев их возле водоема, остановился, потом повернул обратно.

– Который час? – спросила Элисон.

Клайв вздернул руку с часами.

– Ого, двадцать минут пятого. Как летит время! Пойду поговорю с Нэнси перед чаем. Может, узнаю что-то насчет таинственной двери.

– Я останусь тут, – сказала Элисон, продолжая шевелить пальцами в воде.

– Конечно, старушка. Тебе лучше поменьше с ней общаться. Никогда не знаешь, чего ждать от этой дамы.

Клайв ушел. Элисон продолжала сидеть у водоема, глядя на свое отражение. Она пыталась понять: то, что видит сейчас, – это то самое, что видела тогда из окна своей комнаты, или… Чем дольше она смотрела на воду, тем труднее было – она чувствовала – отвести глаза, посмотреть в сторону. Она не смела посмотреть вбок, вверх – потому что ощущала на себе чей-то взгляд. Пристальный взгляд.

Что это? Ее отражение исчезло… Что-то произошло… Кто это? Что там?.. Грабли! Почему грабли?!

Она повернулась всем телом. Неподалеку стоял Гув Полубекон, он опирался на грабли и пристально смотрел на нее.

Элисон попыталась ответить ему таким же пристальным взглядом, но не выдержала и отвела глаза, сделав вид, что думает о чем-то совсем другом.

Она отвела глаза и встретила взгляд почти таких же, как у Гува, голубых глаз. Густо-голубых глаз. Это были глаза Гвина. Он смотрел на нее из окна столовой, но без того спокойствия, какое она видела в его взгляде, когда он сидел так же, как она сейчас, у водоема, несколько дней назад.

Гув все еще стоял на том же месте. Элисон почувствовала себя зажатой между их взглядами, как между клешнями щипцов.

Перестаньте же глазеть на меня…

Если она сейчас поднимется и пойдет, ей надо будет пройти мимо Гува и потом в парадную дверь или прямо к окну столовой, и тогда она сможет войти в дом через черный ход…

Она взъерошила волосы. С дороги послышался треск мотоцикла, постепенно замирающий в воздухе. Элисон сморщила нос – до нее дошли выхлопные газы.

Гув и Гвин все еще смотрели на нее, но вмешательство постороннего звука ослабило действие их взглядов. Ей уже легче было выйти из-под их власти.

– …Эли! Эли! – услышала она крик. – Что же ты не сказала мне? Где ты это увидела?.. – Роджер выскочил из двери, ведущей в переднюю, и мчался к ней со всех ног. В руке у него были еще влажные снимки. – Скорей! Смотри! Что это?.. – продолжал кричать Роджер.

Он протягивал ей один из снимков.

– А, это, – сказала Элисон. – У меня оставался один кадр, и я решила щелкнуть вершину горы с того места, где мы остановились с мамой. Вспомнила, ты много говорил о елях и еще о чем-то, ну и сняла. Просто наставила и щелкнула. Даже не проверяла выдержку… Чтобы доснять пленку.

– Но ты видишь? Что это?.. Вот… Между елками… Смотри сюда… Слева.

– Из-за этого ты поднял такой крик? – спросила Элисон. – Это же просто Гвин…

19

Да, нелегкая у него была задачка, у этого Джифса, когда он кинул свое копье!..

Стоя на самой вершине, между елями, Гвин нашел глазами Камень Гронва, который оттуда, откуда он смотрел, мало отличался от других обломков скалы. Увидел он сверху и Элисон и подумал, что вскоре они встретятся на огороде, как условились.

Но она не пришла…

Потом он видел, как она сидела возле водоема, смеялась и болтала со своим отчимом. Так же смеялась она тогда на горе, возле Вороньего Камня. Гвин сжимал в кармане коробочку, ее подарок, «кельтский сувенир». Он видел контуры Камня на фоне белесого неба, ему хотелось сдавить коробку так, чтобы та сломалась, превратилась в труху, в пыль. Он подумал: хорошо бы сейчас пройти по их дорожке, подойти к их водоему и кинуть туда обломки этой коробки…

Гвин пошел на кухню.

– Где ты был?

– В одном месте.

– Очень мило с твоей стороны! Я тут кручусь, и никто не поможет. В другой раз…

– Ладно тебе! – сказал Гвин. – Не строй из себя несчастную овечку, которую злые люди собираются заколоть.

– Очень хорошо, – проворчала мать. – Этому вас учат в школе по грамматике? Или по литературе?

– По физике, – ответил Гвин.

– Отвези им чайный столик, умница, – сказала Нэнси.

Гвин толкал столик на колесах через полутемную столовую. Из ее окна сидевшие у водоема Элисон и отчим выглядели как на сцене. Гвин стоял и смотрел, а когда Клайв ушел, подошел вплотную к окну.

…Ну же, посмотри на меня, девочка… Посмотри… Ну же… Сюда… Смотри…

Элисон изучала свое отражение в воде. С каждой минутой ее все больше поглощало это занятие. Гвин поднял руку, хотел постучать по оконной раме, но раздумал.

Лучше не надо… А то ее мамочка увидит… Ничего… Посмотрим еще… Поглядим, чья возьмет…

Элисон оторвала взгляд от воды, начала озираться по сторонам. Собственное отражение перестало ее интересовать.

Ну что ж, ладно, девочка… Ты что-то почувствовала?.. Поняла?..

Когда Гвин вернулся на кухню, матери там не было. Он слышал ее шаги наверху, в комнатах, где они жили… Туда-сюда… Туда-сюда… Да что она, в самом деле?.. Туда-сюда… Потом какой-то стук… И снова – туда-сюда… туда-сюда… Сейчас она ходит по его комнате.

Гвин бросился наверх.

Старый кожаный чемодан стоял на кровати. Мать вытаскивала одежду из шкафа и ящиков комода. Свою и Гвина.

– Иди сюда, – сказала Нэнси. – Раздели со мной эти хлопоты, парень.

– Что ты делаешь? – спросил Гвин. – Зачем?

– Убираюсь отсюда. Я уже ему сказала! Только что…

– Мы уезжаем?

– Через сорок восемь часов. Считая с завтрашнего дня. И не хочу от них никаких рекомендаций, никаких «спасибо» или наоборот. Просто ухожу. Так я и заявила ему. Гудбай.

– Через два дня? – сказал Гвин. – Так быстро? Мам, не надо. Пожалуйста.

– Что, он уже начал действовать через тебя? Интересно, когда успел перетащить моего сына на свою сторону? Чего он сказал тебе?

– Ничего, мама. Я даже не знал…

– Никто никогда не видел и не знает, что я сделала с тем ключом, – продолжала Нэнси. – Никто… А ты хорош! Успокаиваешь меня, а сам бежишь к ним и болтаешь все, что взбредет в башку!

– О чем ты, мама? Какой ключ?

– После всего, что я для тебя сделала… Стелешься перед ними! Воображаешь, ты один из них? Можешь позволить себе то же, что и они, так?.. Ладно, парень, хорошо… Посмотрим, где ты будешь через месяц. С твоими глупостями все кончено, так и знай!

– Я вернусь, когда ты начнешь по-человечески разговаривать, – сказал Гвин.

Он вышел и тихо закрыл за собой дверь. Спустился вниз, сел на самой нижней ступеньке, обхватив руками голову и не зная, что делать дальше. В отдалении слышались какие-то шаги, голоса, какие-то шорохи, и потом, не отнимая от лица влажных пальцев, Гвин увидел – или ему показалось, – как перед ним остановилась пара ботинок, а может, туфель; они обошли его с обеих сторон, половицы слегка скрипели под ними… И потом он опять был один, со своими мыслями, и никто так и не назвал его по имени…

У себя в комнате Роджер сказал, закрывая дверь:

– Я и не знал, что он умеет плакать. Даже противно немного.

Он положил фотоснимки на свою кровать.

– Ты никогда не плакал? – спросила Элисон.

Роджер натянул нейлоновую бечевку в углу комнаты, начал развешивать фотографии.

– Не плакал? – повторила Элисон.

– Не задавай дурацких вопросов, – сказал Роджер.

– Ты не ответил.

– Может быть, плакал. Много лет назад. Только не у всех на глазах.

– А когда твоя мать ушла от вас?

– Заткнись!

– Не груби.

– Ты по крайней мере еще не видела, как я плачу, – сказал Роджер.

– Я только спросила.

– А я только ответил. Заткнись!

– Не знаю, что ты так переживаешь из-за своих родителей, – сказала Элисон. – По-моему, вы только выиграли.

– Что ты имеешь в виду?

– Во всяком случае, твой отец, – продолжала Элисон, – я ничего не говорю, он очень симпатичный, но все-таки… как бы это сказать? Не слишком обработанный камень. Разве не так? Мамины родные страшно удивились, когда она вышла за него.

– Да уж, – заметил Роджер. – Для вдовы она довольно быстро выскочила замуж. Уж не почувствовала ли в чьем-то кармане толстую чековую книжку?

– Роджер!

Он продолжал закреплять снимки на веревке. Элисон сидела на кровати, вертя в пальцах нитку, выдернутую из покрывала.

– Не забивай себе голову, – посоветовал Роджер. – Тебе что, делать нечего? Через пару дней они умотают отсюда, и конец всем этим проблемам.

– А ты злой.

– Послушай, Эли, – сказал Роджер. – Здесь очень хорошее место. Красивое и так далее. Но только без этих психов. Разве не так? Я нисколько не удивлюсь, если откроется, что они нарочно договорились нас напугать, чтобы мы сорвались отсюда, а они тут останутся и будут искать какие-то спрятанные сокровища. О которых знает только полоумный Полубекон. Скажешь, не может так быть? Или устроят подпольный штаб контрабандистов. По торговле наркотиками!

– Совсем даже ни капельки не смешно, – сказала Элисон. – Ты прекрасно знаешь: то, о чем говорил мне Гвин, очень похоже на правду, и, если бы это сказал кто-то другой, ты бы вполне согласился.

– С этой чепухой о какой-то непонятной силе? И что ты у нас батарейка… или проводка – я уж не помню?

– Ты чувствуешь, что он прав, – настаивала Элисон. – Я знаю это. Но не можешь признать, что кто-то умней или догадливей, чем ты. Вот в чем все дело. Тебе такое никогда не пришло бы в голову.

– Конечно, нет! Вся эта белиберда! Бред сивой кобылы!.. Да, твой Гвин умник! Просто мудрец. На лету подметки рвет! Все понял в тот же день, как увидел тарелки. Только не сразу сказал.

– До него постепенно дошло. Он понял это шестым чувством.

– Может, десятым?

– Понял, потому что принадлежит этим местам, этой природе.

– Не произноси шибко умные слова! – сказал Роджер. – И не старайся сделать из меня дурака. Тебе хочется верить всем этим полубеконам – пожалуйста! Можешь уговорить себя верить чему угодно. Я не такой.

– А какой?

– Не такой.

– Ты глупец.

– Может, и глупец, – сказал Роджер, – но зато не распускаю сопли на лестнице.

– Наверно, у тебя никогда не было причин для этого.

– Наверно… Слушай, Эли, может, хватит, а?.. Да, готов признать, Гвин совсем не дурак. Даже умный. Но он не наш, и никогда не будет. Он чужак. Умный чужак. Кельт, не англичанин… Вот и все дела…

– Что ты будешь делать после школы? – спросила Элисон.

– Займусь тем же, чем отец.

– А что бы ты хотел?

– Я же сказал…

– Разве ты этого хочешь?

– Ну… наверно… не знаю.

– Ты ведь любишь фотографию, – сказала Элисон. – И здорово понимаешь в ней. Ты хотел бы стать фотографом? Кинооператором?

– Хотел бы. Но это требует столько времени. И денег… Чтобы выучиться.

– Ну и что?

– Отец уже все заранее расписал для меня.

– А если ты все-таки займешься фотографией?

– Он порвет всю фотобумагу.

– А серьезно?

– Ты-то сама, Эли, пошла бы против матери?

– Не знаю. Наверно, это ужасно, если так поступить. Я никогда не пробовала.

– Стану фотографом в свободное время, – сказал Роджер. – Это будет моим хобби. Чем плохо?.. А почему ты про это заговорила?

– Из-за Гвина.

– Опять Гвин!

– Как думаешь, что с ним будет через несколько лет? – спросила Элисон.

– Станет, наверно, учителем или чем-то в этом роде.

– Мать угрожает, что отправит его работать в магазине.

– Значит, будет работать в магазине.

– Ты не понимаешь, – сказала Элисон. – Ему надо добиваться всего самому.

– Ну и пускай добивается. Не он один.

– Ох, какой ты! Знаешь, он даже хочет скопить денег и купить пластинки с курсом английского языка. Правильное произношение.

– Надеюсь, нам он их заводить не будет, – сказал Роджер.

– Не бойся. У него даже нет проигрывателя. Слышишь?

– Слышу, не глухой.

– Тебе не стыдно?

– Как-то не очень…

– От тебя пахнет бензином, – сказала Элисон.

– Каким еще бензином? Я делал для тебя снимки. Это, может, карбонат натрия.

– Нет, бензин, – возразила Элисон. – Меня тошнит от него.