Текст книги "Совы на тарелках"
Автор книги: Алан Гарнер
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
7
Они не слышали, как Нэнси поднялась на второй этаж. Она уже стояла в дверях спальни.
– Немало тебе времени понадобилось, чтобы снять размеры с крышки, – сказала она. – Спасибо, все-таки не забыл… Зачем эта мышеловка?
– Уже «низачем», мама, – ответил Гвин. – Я пошел в лавку.
– Мог бы и пораньше! Мне нужна мука для лепешек. И поскорей!
– Дай сегодня мои карманные деньги, мам.
– Думаешь, я их печатаю? Ничего не случится, если подождешь до субботы.
– Но послушай…
– Отправляйся в лавку и не нахальничай.
– Я не нахальничаю.
– А что ты делаешь, по-твоему?
Гвин спустился в кухню. Роджер пошел за ним. Там Гвин открыл посудный шкаф, вынул кошелек матери – тот лежал за банкой с какао.
– Надеюсь, ты не собираешься его стащить? – сказал Роджер.
– Нет.
– Тебе не понадобятся деньги на муку. В магазине припишут к нашему счету.
– Знаю, – сказал Гвин.
– Ты получаешь карманные деньги каждую неделю? – спросил Роджер.
– Да.
– Так часто?
– Разве?
– Нет, в общем, нормально, – сказал Роджер. – А сейчас ты все-таки собираешься стащить у матери?
– Как раз наоборот, – возразил Гвин. – Прибавлю кое-что.
Он открыл кошелек, положил туда останки мыши. Затем защелкнул его и сунул на место в шкаф.
Он шагал так быстро, что Роджер еле нагнал его в конце сада. Гвин был бледен и молчалив.
– Зачем ты так сделал? – спросил Роджер. – У нее будет плохо с сердцем. Она ведь твоя мать как-никак.
– Как-никак да, – сказал Гвин.
– Тебе нужны деньги? Для чего?
– Купить десяток паршивых сигарет. Для нее. Чтоб немного перекипела.
– Правда?
– Десяток вонючих сигарет.
– Слушай, – сказал Роджер. – Если больше ничего, я могу одолжить тебе.
– Нет, спасибо.
– Можешь не отдавать. У меня их много.
– Я не сомневался.
– Что с тобой? – спросил Роджер.
– Ничего.
– Слушай, купи и запиши на наш счет в магазине. Хочешь? Никто ничего не заметит.
– Нет, спасибо.
– Меня тошнит от этого разговора!.. – сказал в сердцах Роджер.
Магазин располагался в полумиле от их дома, в передней комнате жилого здания. Комната была тоже обставлена как для жилья. В ней стоял большой стол черного дуба с вырезанными по дереву фигурками цапель, на столе – пустой помидор из пластика, когда-то в нем держали соус, теперь он использовался как украшение. Банки с вареньем возвышались на буфете среди свадебных фотографий; рядом с дедовскими напольными часами стояли две корзины с мукой и сахаром. Потолок в комнате был такой низкий, что для часов пришлось делать отверстие в полу.
Хозяйка магазина, миссис Ричарде, беседовала по-валлийски с миссис Льюис-Джонс.
– …Я этого ожидала, миссис Льюис-Джонс. Я ожидала этого… Никогда еще не было такой жары, как на нынешней неделе… Черный кабан Гарета Пуфа взбесился и удрал в горы, а Гарет ничего не мог поделать… Мой прадед всегда говорил, что животные чуют первыми.
– Это в самом деле так, – отвечала миссис Льюис-Джонс, – они очень чувствительны. Прямо как дети, когда у тех режутся зубы. Мы просто боимся сейчас подойти к нашему старому быку, и овцы такие беспокойные там, на склоне… Мистеру Льюис-Джон су приходится все время чинить ограду. Особенно возле Вороньего Камня.
– Да, это работенка, – сказала миссис Ричарде. – Не позавидуешь.
– Мне две тонко нарезанных булки, – попросила миссис Льюис-Джонс.
– Хлеба еще нет. Почтальон не привез…
– Неужели мы увидим все это в наше время, миссис Ричарде? Подумать только!
– А что, к этому идет?
– Ну да! Мистер Гув приходил вчера вечером и сказывал. Он ходит по всем фермам… Говорит, она на подходе и что будут совы…
– Бедняжки, – сказала миссис Ричарде и покосилась на Роджера и Гвина.
– Можно нам… – начал Роджер.
– Одну минуту, пожалуйста, – сказала миссис Ричарде. Она отрезала кусок масла от бруска, лежащего на подоконнике. – Их будет опять трое, миссис Льюис-Джонс?
– Да. Там еще девочка. Мистер Гув говорит, она сама делает этих сов.
– Нужно перетерпеть, – сказала миссис Ричарде. – Другого выхода нет, не так ли? Город не настолько уж далеко.
– Правильные слова вы говорите, миссис Ричарде. Мне еще пакет мыльных хлопьев.
– Извините, – сказал Роджер, ни слова не понимавший из их разговора, но видевший, что процесс покупки затягивается, – если вы много покупаете, можно нам чуть-чуть муки. Мы очень торопимся.
– Конечно, – сказала миссис Льюис-Джонс. – Вы тот самый молодой человек из дома на берегу?
– Да, – ответил Роджер.
– Очень приятно. А ты Гвин, сын Нэнси?
– Я Гвин.
– Очень приятно. Мы с твоей мамой познакомились, еще когда были совсем девочками. Хорошо проводите здесь каникулы?
– Да, спасибо, – ответил Роджер.
– Это хорошо, – сказала миссис Льюис-Джонс. – В нашей долине приятно отдыхать. Особенно во время каникул.
– Пожалуйста, шесть фунтов муки для дома, миссис Ричарде, – попросил Гвин.
– Сделаем, мальчик, – миссис Ричарде опустила совок в одну из корзин. – Говорите, она скоро появится, миссис Льюис-Джонс?
– Да, – отвечала та. – Бедняжка…
– Если у них столько времени занимает попросить полфунта прогорклого масла и пакет мыла, – сказал Роджер, когда они с Гвином вышли из магазина, – я рад, что не говорю по-валлийски… Боялся, мы проведем там весь остаток дня.
– Они просто беседовали, – возразил Гвин.
– О чем? Ты хоть понял что-нибудь?
– О погоде, кажется.
– Конечно! Женщины… Слушай. – Роджер остановился. – Я же не видел Элисон, когда мы выскочили из дома! Ты тоже?
– Да.
– Надеюсь, она справилась с этими тарелками и никто ее не засек… Непонятная все-таки штука с мышеловкой! Зачем Эли понадобилось сунуть туда несчастную мышь? Если шутки ради, то не получилось. Уж очень неприятное зрелище!
– Никакой шутки, – сказал Гвин. – И Элисон этого не делала.
– Но кто же, кроме нее?
– Это не она. И мышь была еще теплая.
– Ты смеешься? Хотел бы я увидеть сову, которая может вытащить мышь из мышеловки, сжевать, выплюнуть и сунуть остатки обратно.
– Я тоже хотел бы.
– Знаешь, – сказал Роджер, – все же невежливо с их стороны разговаривать при нас по-валлийски. Как бы им понравилось, если бы мы заговорили по-французски?
– Конечно, нехорошо. Вообще нехорошо быть валлийцами и жить у себя в Уэльсе.
– Не выпендривайся, – сказал Роджер. – Я совсем не то имел в виду. Перед тем как мы зашли, я ведь входил первым, они говорили по-английски.
– Ну и чего говорили? – спросил Гвин.
– О какой-то важной особе, которая должна прибыть. Я не ухватил, они сразу переключились на валлийский, как только увидели меня… Какая-нибудь годовщина, может? Не знаешь? Или фестиваль? Что-нибудь в этом роде…
Они уже подходили по аллее к дому, когда увидели Элисон. Та сидела посреди лужайки на деревянном стуле, с книгой в руках.
– Привет, Эли! – сказал Роджер. – Все нормально с тарелками? Спрятала как следует?
Элисон подняла на них глаза, скрытые за темными стеклами солнечных очков.
– С какими тарелками? – спросила она.
8
– Ладно, не шути, Эли, – попросил Роджер.
– Да о чем вы толкуете?
– Ха, – сказал Роджер. – Ха-ха-ха… Теперь ты довольна?
– Вполне, благодарю тебя, Роджер. Элисон снова принялась за чтение.
– Все-таки где тарелки? – спросил Гвин. – Куда ты их дела?
– Какие тарелки? – повторила Элисон, не поднимая головы от книги.
– Только не прикидывайся…
– Я не имею обыкновения прикидываться, – отчетливо произнесла Элисон. – Могу я спокойно почитать книгу?
– Где тарелки, ты, чертова кукла?! – прорычал Гвин.
– Пожалуйста, не хами. Ты не у себя дома.
– А ты перестань нас дурачить!
– И не смей так со мной говорить! Еще пожалеешь.
– А кто первый начал? Разве не ты, воображала? Может быть, я?.. Нам нужны тарелки. Они опасны!
– Роджер, дай ему леденец, пусть успокоится, – сказала Элисон. – Он точь-в-точь как его мать.
Гвин сделал футбольное движение ногой, выбил книгу из рук Элисон. Книга приземлилась в траве, в нескольких метрах от места, где они стояли.
Никто из троих не сделал больше никакого движения. Все как бы замерли в молчании. И потом…
– Ты очень пожалеешь об этом, – сказала Элисон.
Костяшки ее пальцев, лежащих на коленях, совсем побелели. Она подалась вперед.
– Ты пожалеешь, – повторила она. – Пожалеешь… – Гвин видел свое отражение в темных стеклах очков Элисон, и у края одного из стекол словно билось что-то похожее на раненую птицу. Что это могло быть?
Он повернул голову. Это была книга. Она висела над ним в воздухе без переплета, листы растрепаны и тянутся, как хвост, за красной обложкой.
Гвин выронил пакеты с мукой, прикрыл руками лицо, защищаясь от налетавшей на него книги.
– Нет! – закричал он.
Гравий, взметнувшийся с дорожки, ужалил его руки и ноги.
– Не надо!
Гвин бросился бежать. Он мчался не разбирая пути, влажные стебли болотной травы били его по спине, сосновые иглы осыпали голову и плечи. Рядом с ним взорвался пакет с мукой, второй – ударился прямо об него, а он продолжал бежать в сторону реки, ничего не видя и не соображая.
Гвин не помнил, как добрался до леса, где его сразу атаковали ветви, и листья, и сухие сучья, пока он продирался сквозь заросли. Еще несколько камешков шлепнулись рядом с ним, когда он добежал до проволочной ограды пастбища и почти повис на ней, плача в голос.
В страхе он оглянулся; никто его не преследовал. В той стороне был только лес. По другую сторону ограды – река и горы. Его ботинки промокли насквозь в болотной жиже.
В лесу было все спокойно. Воздух звенел от насекомых, то появлявшихся, то исчезавших из вида; кусты лабазника раскинулись, как цветочная завеса; солнечные лучи выхватывали протянутые гусеницами нити, и те сверкали, как дождевые струйки.
– Вот так, – сказал самому себе Гвин. – И не требуется доказательств.
Он оттолкнулся от забора, пошел обратно, вверх по склону, выбрался на сухое место. Возле двух кучек муки остановился. Отсюда тянулась в направлении дома полоска, усеянная листками бумаги. Он потер голову рукою, пальцы нащупали застрявший в волосах обрывок книжного листка. Смысла в тексте Гвин не обнаружил, но из какой книжки – сразу узнал: из той, которую он дал почитать Элисон.
– Дикки Нигног! – воскликнул он. – Малахольный Дикки Нигног!..
Он поднял с земли еще несколько обрывков. Тот же самый шрифт, из той же книги.
– Ох ты, Дикки Нигног! – простонал он. – Что же ты выкомариваешь!
Но тут его внимание привлек текст, Гвин вгляделся пристальнее и вот что смог прочитать:
«…с помощью волшебства жену для него из цветов. А сам он был могучий и прекрасный лицом юноша – каких и не сыщешь среди смертных. И они взяли цветы дуба, и цветы ракитника, и цветы таволги, и призвали из них к жизни прекрасную и одаренную разумом девушку – каких и не сыщешь среди смертных…»
– О Господи! – сказал Гвин. – Ну, а что дальше? Почему я раньше не прочитал эту книжку? Пока она была целая.
Он поднял еще несколько листков, но там говорилось совсем о другом. Наконец он нашел продолжение. Так ему казалось, во всяком случае.
««…в обличье птицы. И за бесчестье, кое ты учинила Ллью Лло Джифсу, ты никогда… где только ни встретят они тебя. И ты не лишишься имени, но будешь извечно зваться Блодведд».
«Блодведд» на языке сегодняшнего дня означает «сова», – прочитал он дальше. – И по этой причине все птицы не любят сову. А сову до сих пор называют «Блодведд»…»
– Дикки Нигног, – пробормотал Гвин. – Дикки, Дикки Нигног.
Когда он добрался до дома, Элисон и Роджер заканчивали уборку лужайки.
– Обложку от книги не выбросили? – спросил Гвин.
– Вон она, возле стула, – сказала Элисон.
Гвин раскрыл переплет.
– Дикки Нигног, – сказал он.
– Кто? – спросили в один голос Элисон и Роджер. Гвин показал наклейку на обратной стороне обложки. На ней было написано:
«Из книг Ричарда С. Джей Вильямса, Ллангиног».
– Дикки Нигног, – в который раз повторил Гвин. – Наш учитель английского. Всюду шлепает свои наклейки. Жуткий книголюб! Моет руки перед тем, как раскрыть книгу. Чуть не умер с горя, когда давал мне эту, но сказал, что я должен обязательно прочесть, а в библиотеке нет ни одного экземпляра. Он с ума сойдет от того, что случилось!
– Мне очень жалко, – проговорила Элисон.
– Ничего не поделаешь, – сказал Гвин. – Смотрите, сколько бумажек!.. Прямо как во время свадьбы, да? Конфетти, благодаря любезности мистера Р. С. Джей Вильямса, эсквайра…
– Ой, Гвин, как нехорошо! – повторила Элисон.
– Что там хоть было, в этой книжке? Ты много прочитала?
– Нет. Там маленькие такие истории. Если кто любит – про волшебников и чародеев, только в них очень уж много крови.
– Не замахивайся на наши народные сказания, старушка! Кроме них, у нас мало чего осталось.
– Как… повтори еще раз… называется тот большой камень у реки? – спросил вдруг Роджер.
– Камень Гронва, – сказал Гвин. – А что?
– Это про него?
Роджер держал в руках еще один обрывок листка из книги.
Они прочитали:
«…обратился к Ллью: «Господин, – сказал он, – поскольку из-за женских уловок я сделал тебе то, что сделал, прошу тебя во имя Бога: камень, что вижу на берегу, – позволь положить его между мною и твоим ударом». «Клянусь честью, – сказал Ллью, – я не откажу тебе в этом… Потому что, – добавил он, – Бог все равно отплатит тебе». И взял Гронв камень и положил его между собою и ударом. И потом Ллью прицелился своим копьем и метнул его, и оно прошло сквозь камень и поразило Гронва и вышло у него из спины…»
– Про это я читала, – сказала Элисон.
– Всю историю? – спросил Гвин.
– По-моему, да.
– Посмотри эти обрывки. Здесь то же самое? Элисон прочитала их.
– Да… да, конечно.
– О чем же там? Что произошло? – спросил Гвин.
– Подожди, дай сообразить… Там был один такой волшебник или в этом роде, не помню имени, и он соорудил женщину из цветов. А она потом вышла замуж за этого Клю Кло и еще как-то.
– Ллью Лло Джифс, – сказал Гвин.
– Ну да. А после влюбилась в того, кого звали Гронв. Гронв Пебир. И он решил убить Клю.
– Ллью!
– Я и говорю, Клю.
– Неважно. Давай дальше, – сказал Гвин.
– Дальше там немного путано, – продолжила Элисон. – Сплошное волшебство. Гронв метнул с холма копье в этого Клю, когда тот стоял на берегу реки, и убил его. Но Клю на самом деле не умер. Он превратился в орла,
а волшебник нашел его и снова сделал человеком. Волшебник был не то его отец, не то дядя, не помню. А потом они поменялись, Клю и Гронв: теперь уже Клю кинул копье и убил Гронва. Вот и вся история.
– Этот камень на берегу мы видели, – сказал Гвин. – С дыркой насквозь. Камень Гронва.
– Из чего следует, – подытожил Роджер, – что все эти жуткие вещи произошли именно так, как рассказывается. Что подтвердил сам профессор Полубекон. Вопросов нет?
– А тарелки? – спросил Гвин. – И что случилось с той женщиной?
– Да, – ответила Элисон, – совсем забыла. Волшебник сказал, что не убьет ее за измену, а придумает кое-что похуже. И превратил ее в сову. В эту самую Блодведд.
– Я знаю, что она после этого заявила, – сказал Роджер.
– Что?
– Хо-хо-хо, где мой Клю Кло?
– Очень смешно! – сказал Гвин. – У тебя определенно винтиков в голове не полный набор…
9
– Вот лучшая, какую мог достать, – сказал Клайв. – У них только обыкновенная пленка, для туристов. Продавец говорит, эту все берут.
– Хорошо, – успокоил его Роджер. – Неважно. Такая же, как сейчас в моем аппарате. Все в порядке. Спасибо, папа.
– Извини, если не так…
– Все о'кей. С этих новых пленок получаются жутко зернистые отпечатки. При увеличении.
– Значит, правда нормально?
– Да, папа. Пойду на речку, пока светло.
– Может, там увидимся, – сказал Клайв. – Через часик. Маргарет сейчас отдыхает… Кстати, где старушка Эли?
– Где-то здесь. Не видел ее после дневного чая. Позвать?
– Нет, нет, не надо. Увижу позднее. Я купил ей одну штучку… Как знак моего почтения. Вот…
Клайв достал из кармана небольшую коробку, открыл ее. Внутри была вещица, сделанная из ракушек разного цвета и размера и отлакированная. При ближайшем рассмотрении она оказалась совой.
– Купил в одном месте, которое называется Келти-крафт, – сказал Клайв. – Подумал, это ее позабавит. Она весь вчерашний вечер рисовала этих пташек. Как только я увидел, сразу подумал: надо преподнести это нашей старушке. Смотри, на спине у нее написано что-то совсем непонятное. Но мне продавщица перевела. Это означает: «Привет из Страны Песен»… Как думаешь, ей понравится?
– Еще бы! Она совсем заклинилась на совах! – сказал Роджер.
Он взял треногу, фотоаппарат, экспонометр и зашагал по аллее к реке. За поворотом стояла старая конюшня, возле дороги, на довольно сыром месте в тени деревьев, – там Гув заготавливал обычно топливо для печки. Здесь же был его дровяной склад и кладбище всякого старья, копившегося годами, покрытого мхом и плесенью, что, однако, не мешало Гвину копаться сейчас в нем.
Роджер остановился у ворот.
– Получаешь полный кайф? – спросил он. – Я тоже люблю рыться во всяком барахле.
– Должны же они где-то быть, – сказал Гвин. – Куда она могла их спрятать?
– Неужели тут подходящее место?
– В подходящих я уже смотрел. Везде, где мог: от крыши до кладовок, в теплицах, в конюшне, везде… Значит, остаются неподходящие места, верно?
Роджер подошел ближе.
– Там ведь целый обеденный сервиз, – сказал он. – Его так просто не спрячешь. И потом, разве не видишь, весь хлам не потревожен, это ж ясно. Плесень и все такое. Смотрел над конюшней?..
Над конюшней было три комнаты, и, поскольку здание стояло на склоне, верхние выходили прямо на него. В одной из комнат находился стол для тенниса, в двух других Роджер никогда не бывал.
– Я смотрел в самой большой, – сказал Гвин. – Рядом с ней живет Гув, у него свой ключ, а третья на висячем замке, и ни один ключ из тех, что в доме, не годится.
– Должен ведь какой-то подойти!
Роджер приложил ухо к двери, прислушался, поманил Гвина. Оба стали слушать.
– Кто-то вроде ходит внутри, – прошептал Роджер. – Эли! – позвал он. – Эли, это ты? – Ответа не было.
– Элисон, ответь нам! – крикнул Гвин. Снова никакого ответа.
– Что ты слышишь? – спросил Роджер.
– Похоже на свист. Только не на шаги.
– А если это она, то как же вошла?
– Может, через комнату Гува? Если там дверь. Только самого Гува-то нет.
– Эли! – снова крикнул Роджер. – Не разыгрывай нас!
– Может, есть вход из конюшни?
Они отправились взглянуть, но ничего не нашли, хотя все время слышали над головой какие-то звуки и движение.
– Попробуем через окно? – предложил Роджер. – Давай возьмем лестницу…
Гвин остался внизу у наружной стены, Роджер полез наверх.
– Почти ничего не видно, – сказал он оттуда. – Все стекло изнутри в паутине. Напротив окна, кажется, дверь и рядом что-то большое. Корзина или сундук. Еще в углу что-то черное, не разберешь. Склад для всякой рухляди. Здесь никого давно уже не бывало.
– Возможно, то, что мы слышали, – сказал Гвин, – просто сухие листья на полу. Шевелятся от сквозняка. Около двери, с этой стороны, они тоже лежали.
– Где ты еще искал? – спросил Роджер, когда поставили лестницу обратно в сарай.
– Я уже говорил – по всему дому, внутри и снаружи. Даже в собачьей конуре. Там полно куриных костей…
– Хочу сфотографировать тот камень, – сказал Роджер. – Пойдешь со мной?
– А как же Элисон?
– Через полчаса обед, придет же она к столу. Или, может, на берегу ее застукаем.
– В общем, ты «пас», – сказал Гвин. – Так и признайся.
– По правде если, то не хочется ее сейчас тревожить, – согласился Роджер. – Заметил, она какая-то смурная весь день?
– Почему, как думаешь?
– Наверно, из-за всех этих непонятных дел. Я тоже ничего не понимаю. А ты?.. Ну ладно, когда я на реке услыхал тот крик – может, перегрелся на солнце… Но потом, к вечеру?.. Если б ты слышал то, что я, умчался бы во все лопатки!
– А сегодня? – спросил Гвин. – На поляне?
– Какая-то шальная буря… Ты что-нибудь понял?
– Я – нет… А ты?
– И тарелки, с которых куда-то исчезли рисунки!
– А странный цвет неба… Мерцание…
– А какой-то гром?.. А бильярдная?.. А то, что в мышеловке? – продолжал перечислять Гвин. – А совы? А цветы? А Мабиногион?
– Какая еще «ногион»? – переспросил Роджер.
– Та самая книга, – ответил Гвин. – Она так называется – «Мабиногион». «Чистый как слеза источник кельтского народного духа…» Так говорит Дикки Ниг-ног, наш наставник. А по-моему, порядочная тягомотина.
– Я не секу в этом, – признался Роджер. – Там что? Валлийские мифы?
– Вроде того…
– Вот камень, мы пришли, – сказал Роджер. – И дыра, которая насквозь и неизвестно откуда…
– И лабазник вязолистый там разросся возле камня, – произнес Гвин. – Там вовсю растет лабазник… Через то отверстье в камне на холме видны деревья…
– Ты прямо как стихами заговорил… Откуда знаешь, что видно в эту дыру, если сам не смотрел?
– Я знаю тут каждую коровью лепешку на дороге, – сказал Гвин. – Знаю, где искать овец после снежной бури. Знаю, кто построил мост к ферме Футхилл и почему миссис Мэй не ходит на почту. Знаю, где стоят вешки на горной тропе, если застигнет туман. Знаю, куда скрываются лисы, когда на них начинают охоту… знаю даже то, что известно только миссис Харви, здешней старожилке, а она знает все!.. А приехал я сюда впервые в жизни меньше недели назад. Тебе непонятно, да?.. Мне тоже… А моя мать ненавидит это место, но не может от него отвязаться, и мне иногда кажется, что каждый день своей жизни, в том доме, в Абере, где мы живем, я слышал материнские рассказы об этой чертовой долине. Она здесь жила с тех пор, как ей исполнилось двенадцать. Тогда тут было полно народа, не только Гув со своим топором и граблями.
– Куда же все подевались? – спросил Роджер. – Сколько домов пустых.
– Кто будет сдавать нам, если приезжие крахмальные воротнички из Бирмингема, вроде вас, платят по восемь фунтов в неделю только зато, чтобы похвастаться, что у них есть коттедж в Уэльсе?
– А ты бы хотел здесь иметь коттедж? – спросил Роджер.
– Я бы хотел быть членом парламента… – Гвин уселся на камень. – Да, для копья тут работенка немалая… Значит, слышал вчера, как оно ударилось в камень? И потом чей-то крик?
– Это почти не считается, – сказал Роджер. – Потом случились вещи и почудней. Ночью, например, когда вся комната Эли была как в трясучке.
– И сегодня на поляне, – согласился Гвин.
– Как считаешь, тут какое-то заколдованное место, что ли? – спросил Роджер со смехом. Но смех не очень удался. – Привидения?
– Привидения не едят мышей, – заметил Гвин. – Тот, кто сжевал мышь, может сделать то же самое со мной или с тобой.
– Я больше не хочу! – сказал Роджер. – Если опять начнутся эти штуки, я слиняю.
– Интересно, как ты это сделаешь?
– Уговорю отца уехать.
– А как же новая миссис Брэдли? – спросил Гвин. – У вас ведь вроде семейного медового месяца?
– Не твое дело!
Роджер установил треногу и укрепил на ней фотоаппарат.
– Где твоя настоящая мать? – спросил Гвин. – Что с ней случилось?
– Я сказал, не твое дело!
– Она где-то недалеко?
Роджер отвел глаза от камеры, взглянул на собеседника.
– Ты схлопочешь! Еще раз откроешь пасть, и я тебе врежу, клянусь!
– Ладно, – примирительно сказал Гвин.
– Ладно так ладно, – отрезал Роджер.
Гвин начал сосредоточенно выцарапывать на камне свои инициалы, Роджер занялся экспонометром, определяя необходимую в это время дня выдержку, резкость и прочее.
– Нет, никакие не привидения, – услыхал он голос Гвина. – А настоящие, живые…
– Не пойму, – пробормотал Роджер. – Наверно, вот так лучше поставить… Чего ты там лопочешь, Гвин?
– Гвидион… Один из трех Золотых Сапожников на Британских островах. Это он.
– Что ты несешь?
– Он был тем самым волшебником, который сделал из цветов жену для Ллью Лло Джифса. Я вдруг вспомнил. Мы читали об этом в школе. Этот Гвидион сотворил девушку Блодведд для Ллью, а она взяла и влюбилась в Гронва… Понимаешь?
– Про это уже выдавала сегодня Элисон. Ты только повторяешь.
– А Гронв убил Ллью на этом самом месте. Потом Ллью убил Гронва, а Блодведд превратилась в сову…
– Самое трудное, – рассуждал Роджер, – установить фотоаппарат так, чтобы через отверстие в камне были видны деревья на холме. Придется отойти футов на семь, иначе ничего не получится… А если выйдет, деревья будут как в рамке, понимаешь? Классная композиция!
– Подумай только, старина! – сказал Гвин. – Женщина, сделанная из цветов, превращается в сову. Это же то самое, что на тарелках! Усек?
Он вскочил с камня и помчался к дому.
– Эй, куда ты? – закричал Роджер. – Погоди!
– Гув Свиной Полубок! – бормотал Гвин на бегу. – Он ведь говорил: «Она на подходе, будьте осторожны…» Значит, он знает… Но что он знает?..
Роджер продолжал готовиться к съемке. Дневной свет быстро угасал, нужно было торопиться. Он решил делать максимальные выдержки и снять побольше кадров, для верности.
Он нажал кнопку аппарата. Раздалось жужжание, потом щелчок. Затвор фотообъектива закрылся… Еще раз – жужжание, щелчок… Жужжание, щелчок…
Тени над рекой сгущались.
– …Делаешь снимки, да?
Роджер взвизгнул от страха и обернулся. Позади него стоял Гув Полубекон. На плечах у него лежала вязанка хвороста. Роджер не слышал, как тот шел вдоль берега.
– Зачем вы так подкрадываетесь? Я же мог уронить аппарат!
– Я несу топливо, – сказал Гув. – Для печки. Чтобы топить.
– Почему вы не берете его из леса? Здесь оно все трухлявое, наверно.
– Мы не ходим туда.
– Но почему?
– Лес – частное владение.
– Частное? Чушь какая! Там висят объявления, чтобы отгонять бродяг и туристов, а не вас.
– Все равно, не ходим, и все тут, – сказал Гув.
Он скинул с плеч вязанку, опустился на одно колено, укладывая ветки поудобней.
– Снимаешь камень Гронва, да?
– Нет, мемориал принца Альберта в Лондоне.
– Это хорошо… – Жужжание, щелчок.
– Вы меня извините, – сказал Роджер. – Хочу успеть до темноты. Вас искал Гвин.
Гув начал посасывать незажженную почерневшую трубку.
– Это старый камень, – сказал он. – Очень старый. Камень Гронва.
– Я знаю… Гвин разыскивает вас.
– Совсем неплохой человек, – сказал Гув. – Его не за что ругать. Она завлекла его… жена другого мужчины.
– Вы говорите про ту, которую вроде бы сделали из цветов?
– А, и ты знаешь про нее? Блодведд… Ты все знаешь, как старый ворон, да?.. Она заманила его, благородного господина, Гронва Пебира, лорда Пенллина.
– Я смотрю, вы здесь больше ни о чем другом не говорите, – сказал Роджер. – Что, у вас никаких событий в вашей долине не происходит?
Жужжание фотоаппарата…
– Это так, – согласился Гув. Щелчок…
– Все, – сказал Роджер. – Кончен бал.
– Ллью, суровый властелин, – сказал Гув, не вынимая изо рта трубку. – Он убил Гронва без злобы, без любви, без жалости. Он был слишком задет – копьем и женской изменой. И что же у него осталось? Только его гордость. Ни жены, ни друга.
Роджер вовсю глазел на Гува.
– А вы не такой псих, каким кажетесь, правда? – спросил он. – Вот вы говорите… Я так понял… этот парень Гронв, получается, единственный из них, который… Нет, я запутался!
– Никого из них нельзя винить по отдельности, – сказал Гув. – А вместе они сгубили друг друга.
– Эта Бло… как ее… все-таки плохая женщина, – возразил Роджер.
– Нет, – ответил Гув. – Ее выдали замуж. А никто не спросил, хочет ли она идти за этого человека. Разве дело – быть запертой в одной клетке с тем, кого не любишь? Скажи мне… Думаю, она не раз пожалела о том времени, когда была просто цветком в горах, и печаль сделала ее жестокой. У розы тоже вырастают шипы…
– Господи, вы просто все зациклились на этой истории! – крикнул Роджер. – И меня втягиваете. Я всего неделю тут, а уже начал поддаваться. А ведь вокруг вашей долины тоже идет жизнь, разве нет? И там не бродят волшебники с дудочками в руках и нет чудес в решете!
– Я был там, – сказал Гув. – Один раз. Один день… Вот почему все меня зовут Гув Полубекон.
– Не вижу никакой связи. – Роджер сложил треногу и повесил фотоаппарат на шею. – Мне пора идти, а то опоздаю к обеду.
– Я тоже иду к дому. Могу рассказать еще что-нибудь.
– Ладно, пошли… Почему вас называют Полубекон?
– Это случилось давно, – ответил Гув. – Тогда в долине плохо было с мясом. А по соседству жил человек, он держал много-много свиней. Но никому не давал их.
– И что же вы сделали?
– Пошел к нему и предложил отдать половину того, что у него было, в обмен на то, что дам ему.
– Что ж, вполне честно. Он согласился?
– Да.
– Вы взяли половину свиней, и вас стали называть Полубеконом, так?
– Да. – Гув рассмеялся. – Я славно подшутил над ним.
– Что же вы ему отдали за свиней?
– Двенадцать прекрасных коней, – сказал Гув. – С золотыми седлами и золотыми уздечками! И двенадцать породистых собак – с золотыми ошейниками и золотыми поводками!
Гув так зашелся смехом, что даже пошатнулся.
– Вы отдали такое богатство за несколько чумазых свиней?
Гув схватил для поддержки руку Роджера, продолжая давиться от смеха и мотая головой.
– Нет, вы сумасшедший, – воскликнул Роджер. – Натуральный, полновесный псих!
Гув отер слезящиеся глаза.
– Ты не понял, – сказал он. – Я обманул его!
– Тогда я псих, – разозлился Роджер. – Псих, потому что слушаю вас. Всю эту муру.
– Нет, – повторил Гув. – Ты не понимаешь… Все эти собаки, и кони, и уздечки, и все другое… Я сделал их из грибов-поганок…







