Текст книги "Элидор"

Автор книги: Алан Гарнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

3
Мертвый край

Когда Роланд выбежал из надвратной башни, скрипач уже ступил в лес. Роланд поспешил за ним.

Дорога сперва шла мимо обгорелых остовов зданий и заросших бурьяном полей. То ли пыль, то ли пепел вздымались из-под ног Роланда, приглушая шаги, покрывая кожу сухим едким слоем. Вокруг жужжали мухи, лезли в волосы, норовили сесть на губы. С неба лился тусклый свет, от которого было больно глазам. Роланд шел, подгоняемый уже не удивлением, но страхом остаться одному.

Уже и пение его не завораживало. Теперь, когда Роланд снова увидел старика, он понял, где слышал поразившую его мелодию: ее играл скрипач. То, что показалось ему музыкой, возникшей из сновиденья, было всего лишь отзвуком полузнакомой песенки.

Как ни стремился Роланд догнать старика, в лес входить ему совсем не хотелось. Ничего зловещего он в нем поначалу не видел. Конечно, в лесу царили мрак и безмолвие, но, лишь приблизясь вплотную, Роланд понял, чем этот лес отличался от всех других. Деревья в нем были мертвые.

Роланд оглянулся. Издали замок казался скорчившейся от боли скалой. Идти было некуда. Роланд поднял с дороги горсть камешков и прижал к щеке. Он ощутил боль – значит, все это на самом деле. Он действительно здесь. И помощи ждать неоткуда.

За лесной опушкой дорога превращалась в еле заметную тропинку и терялась среди болот. Белели в сумраке трутовики на деревьях; мох, словно волосы, свисал с ветвей. Кругом царило безмолвие смерти. То и дело, впрочем, безмолвие нарушали какие-то звуки – шум падающих вдали деревьев, голоса предметов, застывших в тумане, наползавшем полосами там, где не было ветра. И от этого тишина угнетала еще больше. Дубы при одном прикосновении к ним растекались черной жижей.

Роланд не знал, как долго он шел и сколько ему удалось пройти. Лес невозможно было измерить ни милями, ни часами; оставалось лишь брести от болота к болоту, перелезать через прогнившие деревья – и надеяться, что все это в конце концов кончится.

Внезапно деревья раздвинулись – впереди показалась вересковая пустошь, замкнутая на горизонте скалами.

Роланд сделал еще несколько шагов, но вдруг пошатнулся и упал в траву. Он сбился с пути. Он был совсем один.

Когда Роланд открыл наконец глаза, он подумал, что никогда не сможет двинуться с места. Холод приковал его к земле.

Мальчик повернулся на бок и с трудом сел, положив голову на колени. Он так промерз, что уже не дрожал. Он не знал, сколько времени проспал, но вокруг все было по-прежнему. Все тот же свет лился с неба, на котором не было ни одного просвета.

Роланд поднялся и зашагал вверх, к горам. Они оказались выше, чем он предполагал, – огромные гранитные столбы, расщепленные морозом и ветром, но Роланд вскарабкался по осыпающимся расщелинам вверх и огляделся: он стоял на широком кряже, ведущем в сторону по равнине, которая терялась в тумане. Роланд не увидел ничего. Ни деревень, ни домов, ни огня, ни дымка. Он был один. Позади – обрыв, внизу – лес, уходивший вдаль. Единственный знак того, что когда-то этот край былобитаем, находился рядом с Роландом, но не радовал его.

На вершине горы был сложен круг из торчком поставленных нетесаных камней, расширяющихся кверху. Гладкие, как галька, они были раза в три выше человеческого роста и возвышались над землей, словно крепко сжатые кулаки. Роланд вошел в круг не меньше четырехсот ярдов в диаметре, остановился посредине и огляделся.

От круга вдоль кряжа шла аллея из камней – острых обломков скалы, таких же высоких, как те, что стояли кругом, но более страшных и тонких. Они вели к покатому холму в миле поодаль.

Воздух здесь, если такое вообще возможно, казался еще неподвижнее; было так тихо, словно тишина притаилась в самом Роланде. Он старался не шуметь, опасаясь, что тишину эту все равно ничем не нарушить.

Но сколько же в круге камней? Роланд принялся считать их, начав слева от аллеи. Восемьдесят восемь. Не пропустил ли он одного в конце? Надо посчитать снова – восемьдесят пять, восемьдесят шесть, восемьдесят семь. Возможно, у него устали глаза, громады камней мелькали перед глазами, и боковым зрением он, казалось, видел, будто они шевелятся, – восемьдесят четыре, восемьдесят пять, восемьдесят шесть, восемьдесят семь, восемьдесят восемь, восемьдесят девять. А ну-ка, еще разок. Раз, два, три, пять, шесть... Нет. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь... Воздух вокруг стал плотным, словно у Роланда заложило уши. "Зачем я их считаю?" – подумал он.

– Ты не уйдешь, пока не пересчитаешь все камни.

– Да, не уйду... Кто это сказал?

Роланд оглянулся – и поймал себя на этом. "Я разговариваю сам с собой. Видно, я тронулся". Вокруг стояла такая глубокая тишина, что мысль его прозвучала громко, будто ее произнесли вслух. "Я ухожу".

Роланд бегом пересек круг. Он хотел выбраться на открытое место и не заметил, что оказался в самом начале аллеи из камней. Он свернул, намереваясь проскочить между камнями, но стоило ему приблизиться, как перспектива зашаталась, перевернулась, так что расстояние между камнями, вместо того чтобы увеличиться, сузилось. Пути не было.

Роланд повернул, сбитый с толку, – и снова оказался в аллее. Восемьдесят шесть. Восемьдесят семь. Восемьдесят восемь. Восемьдесят девять. Девяносто. Камни не движутся. Расстояние между ними большое.

Он устремил взгляд в один из просветов и кинулся туда.

Глыбы стояли так широко, что расстояние между ними в несколько раз превышало их собственную ширину, и все же, стоило Роланду приблизиться, как он тотчас ощутил, что просвет недостаточен. Снова и снова его бросало назад, словно он налетал на невидимую преграду в темноте. "Камни... не... движутся. Расстояние... между ними... большое", – повторял Роланд. Он видел, что это так, но, подходя к ним вплотную, вздрагивал от боли. Когда же наконец ему удалось пройти меж камней, изо рта у него вырвался страшный беззвучный крик.

– Все это мне мерещится, – сказал Роланд.

Внезапно страх исчез, и это само по себе пугало – стоило Роланду выйти из круга, как камни встали на свои места.

– Да между ними хоть на автобусе проезжай!

Воздух теперь уже не был таким плотным и душным, ничто не шевелилось, когда он начал снова считать. Восемьдесят один. Еще раз. Восемьдесят один. Никаких затруднений.

Роланд решил пройти по каменной аллее к холму. Оттуда обзор лучше, и можно будет определить, куда двигаться дальше. Он пошел низом, по кряжу, держась на всякий случай подальше от торчавших в небо камней.

Вскоре Роланд понял, что холм, как ни казался он велик, был не частью кряжа, а насыпным курганом, равномерно округлым, с ровно срезанной верхушкой.

Аллея уперлась в высохший ров, опоясавший холм. Роланд соскользнул в ров, бегом пересек его широкое дно и полез вверх. Трава у него под ногами была хрупкой, как стекло.

С вершины холма он увидал далеко впереди на равнине какое-то возвышение.

Груда камней. Нет, подумал Роланд, это башни... и стены... в руинах. Еще один замок. Какой с него прок? А что там еще?

Роланд напряг зрение; немного спустя ему показалось, что слева появилось нечто более существенное, чем бегущая по небу гряда облаков.

Замок. Черный. Мертвый. Нет, здесь должно что-то быть.

Но кругом царило одно запустение. Равнина, кряж, море – все было мертво. Свет не имел цвета, все, даже собственное тело и одежда, казалось Роланду серым, словно на выцветшей фотографии.

Три замка.

Роланд глянул направо. Здесь темнота была непроницаема, как гром. И вдруг... Он увидел... нет, ничего... и снова...

Огонек. На холме. Слабый... словно... свеча... догорает... Башни! Золотые башни!

Позже Роланд не мог вспомнить, увидел ли он их воочию или они возникли яркой вспышкой в его воображении, но пока он напряженно всматривался в дымку, взгляд его, казалось, сфокусировался и притянул к себе замок. От замка исходило сияние, словно камни, из которых его сложили, были пропитаны светом. Замок из янтаря. На стенах двигались люди; блестело оружие. Вдруг тучи закрыли горизонт.

Роланд все так же стоял на вершине холма, но искра, блеснувшая в тумане над равниной, прогнала усталость и безнадежность. То был голос, прозвучавший за стенами башни, то был луч света, мелькнувший меж туч.

Не теряя времени, Роланд кинулся к замку. Он съехал вниз по склону, притормаживая руками. Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо. Все хорошо. И вот он на дне рва. У самого своего лица он вдруг увидел шерстяную перчатку – четыре пальца перчатки торчали из травы.

Четыре пальца перчатки торчали из травы, но трава между ними не смята, и на ней никаких следов.

Роланд осторожно потрогал перчатку– она оказалась пустая внутри. Он вынул из кармана перочинный нож и стал снимать дерн. Корни травы уходили в землю всего на два дюйма, под ними лежал белый кварц; Роланд обвел ножом дерн и снял его, как кусок ткани. Он держал в руках полоску дерна, волокнистую форму нижней части перчатки с четырьмя аккуратными дырочками. Четыре пальца и манжета освободились, но большой палец уходил прямо в кварц.

Роланд посмотрел, нет ли на манжете с изнанки метки. Да, метка была: "Хелен Р.Уотсон".

Он ударил ножом в дерн, но под дерном оказался сплошной кварц, ничего не выроешь. Перчатка словно вросла в скалу. Ни трещинки, ни разрыва. Большой палец уходил в сплошной камень, сверху его накрывал дерн.

Роланд рванул перчатку на себя, но вытащить ее не смог. Он напрягся, но она выгнулась и швырнула его на колени. Он боролся изо всех сил, но перчатка измучила его и наконец пригвоздила к земле.

Стоя на коленях, положив голову на руки, мальчик глядел на кварц. Белый, холодный, твердый, чистый.

Вдруг на камне появилось пятно; сгустилось. Его тень. Это свет меняется. И по тому, как двигалась тень, Роланд понял, что источник света приблизился к нему сзади.

4
Мэлиброн

За Роландом стоял человек с золотистыми волосами. На нем был золотой плащ, а на плече висел золотой щит. В руке он держал копье, а голова его светилась, словно объятая пламенем.

– Есть ли свет в Гориасе? – спросил он.

– Помоги мне, – сказал Роланд. – Перчатка.

– Есть там свет? – повторил человек.

– Перчатка, – сказал Роланд. – Хелен.

Он ни о чем не мог думать, ничего не мог делать. В голове стучало. Внезапно холм зашатался у него под ногами, и он лег на землю. Тишина нарастала медленно, как сон, и в этой тишине он держал перчатку так, что она не казалась ему грозной рукой. Человек стоял неподвижно, и Роланд вспомнил слова, услышанные им перед столом с золотым покровом. Стол. Замок. Человек. В этом мертвом краю только в них проступала жизнь.

Лицо у человека было худощавым, с высокими скулами, волосы летели назад, словно их отдувал ветер.

– Кто ты? – прошептал Роланд.

– Мэлиброн Элидорский.

– Что это значит? – спросил Роланд.

– Есть ли свет в Гориасе?

– Я не понимаю, – сказал Роланд.

Человек стал подниматься вверх по холму, но идти ему было трудно. Он шел хромая, одна нога у него не сгибалась. Он не оглянулся, чтобы проверить, идет ли Роланд за ним.

– Ты ранен? – спросил Роланд.

– Раны не заживают в Элидоре.

– Скрипач, – произнес Роланд. – Он тоже хромал. Мне надо было ему помочь...

– Теперь, когда ты здесь, – сказал Мэлиброн, – мне нет нужды рядиться в отрепья. Гляди.

Они стояли на вершине холма. Он указал на массивную башню, лежащую вдали в руинах.

– Это Финдиас, Южный замок. А это лес Мондрум, самый прекрасный лес в Элидоре.

– Так это был ты? – спросил Роланд. – Ты? Значит, это ты следил за мной все время! Ты бросил меня у утеса... оставил меня там... Что ты сделал с Хелен? А с Дэвидом? С Ником? Что с ними? – кричал Роланд.

Но крик заглох в мертвом воздухе, и Мэлиброн не обратил на него никакого внимания.

– И еще Фэлиас и Муриас, – продолжал он, как только Роланд замолчал. – Западный замок и Северный. Там, на равнине внизу.

Он выговаривал названия замков и леса так, словно это были драгоценности, а не почерневшие развалины на болоте.

– Но Гориас на востоке – что ты там видел?

– Я... видел замок, – ответил Роланд. – Весь в золоте – он был живой. А потом я увидел перчатку. Она...

– Ты знаешь Мондрум и эти разбитые стены, – сказал Мэлиброн, – серая земля, мертвое небо. Но то, что ты видел в Гориасе, когда-то славилось по всему Элидору, от Орешника в Фодруиме до горы Усны. Так жили мы, и меж нами не было войн. Ныне же лишь в Гориасе есть свет.

– Но где?.. – начал Роланд.

– Тьма росла, – говорил Мэлиброн. – Она существует извечно. Мы не уследили за нею, и силы сомкнулись надЭлидором. Мы благодушествовали и не видели примет – погибший урожай, погубленная весна, убитый человек... Потом уже было поздно. Война, осада, предательство – и свет погас.

– Где Хелен? – спросил Роланд.

Мэлиброн не отвечал. Спустя несколько минут он тихо произнес:

– Король ранен, а мальчик что-то бормочет! Возможно ли это?

–Я не знаю, о чем ты, – сказал Роланд. – Где Хелен? Это ее перчатка – большой палец врос в скалу.

– Перчатка! – воскликнул Мэлиброн. – Оглянись вокруг! Я все перенес, я убивал – лишь потому, что верил: ты придешь. И ты пришел. Не говори со мной о перчатках. Ты спасешь этот край! Ты вернешь свет в Элидор.

– Я?!

– Другой надежды нет.

– Я... Я не сумею, – возразил Роланд. – Что я могу?

– Без меня – ничего, – сказал Мэлиброн. – Но без тебя не выживу я. Врозь мы погибнем. Вместе мы зажжем зарю.

– Все здесь было, как тот золотой замок, о котором ты... пел в песне? – спросил Роланд. – Весь край?

– Весь, – сказал Мэлиброн.

– ...И я должен?..

– Да, ты.

Финдиас... Фэлиас... Муриас... Гориас... Орешник в Фодруиме... Мондрумский лес... Гора Усна. Воины, устремлявшиеся вперед, словно солнечный свет. Золотой покров. Элидор. Элидор.

Роланд вспомнил о камешках, которые он прижимал к щеке. Все это существует. Сейчас. Я здесь. Только я могу все вернуть. Так он говорит. Он говорит: я все могу вернуть. Я, Роланд Уотсон, улица Фог Лейн, Манчестер, 20. Что же? Что же делать?

– Откуда ты знаешь, что я сумею? – спросил Роланд.

– Я видел, как ты доказал свою силу, – сказал Мэлиброн. – Иначе ты не был бы здесь, в самом сердце тьмы.

– Здесь? – спросил Роланд. – Это же просто холм...

– Это курган Вэндви, – отвечал Мэлиброн. – Темница ночи в Элидоре. Он попытался тебя уничтожить. Если бы у тебя не было силы, тебе бы не выйти из каменного круга. Но ты оказался сильным. Я должен был видеть, как ты докажешь свою силу.

– Не понимаю, как холм все это может, – сказал Роланд. – Нельзя вступить в битву с холмом.

– Верно, – согласился Мэлиброн. – Мы бьемся с людьми. Тьме не нужна форма. Она использует. Она завладевает. Этот курган и камни принадлежат давно ушедшему времени, но они поставлены здесь для пролития крови и послушны злу.

Роланда пробрал озноб, он вдруг почувствовал себя таким маленьким на этом холме.

– Я должен сначала найти остальных, – сказал он.

– Это одно и то же, – ответил Мэлиброн.

– Нет, но они сумеют больше, чем я. Они старше. Да и не в этом дело, все равно я должен их найти.

– Это одно и то же, – повторил Мэлиброн. – Слушай. Ты видел четыре замка Элидора. Каждый замок был построен, чтобы стеречь Сокровище, и каждое Сокровище хранит свет Элидора. Это семена того пламени, из которого вышел наш край. Но Финдиас, Фэлиас, Муриас пали, Сокровища их исчезли. Ты должен спасти Сокровища. Только ты можешь их спасти.

– Где они? – спросил Роланд. – Ты говоришь, Сокровищ четыре. Где же четвертое?

– У меня, – сказал Мэлиброн. – Это копье Илдана из Гориаса. Три замка лежат в руинах. Три Сокровища – в кургане. Но Гориас устоял. Ты отправишься в Вэндви и вернешь свет вЭлидор.

5
  Курган Вэндви

Ониостановились у подножия кургана Вэндви.

– Как же войти? – спросил Роланд.

– Через дверь.

– Какую дверь? Здесь сплошь трава.

– Затем ты и здесь, – сказал Мэлиброн. – Дверь скрыта, но ты можешь ее найти.

– Как? – спросил Роланд.

– Заставь ее появиться. Подумай о ней. Вызови ее к жизни силой своего воображения. Та сила, что приходит к тебе на миг в твоем мире, здесь реальна, как меч. Мы этим не владеем. Закрой глаза. Ты видишь в уме курган?

– Да.

– В кургане есть дверь, – сказал Мэлиброн. – Дверь.

– Какая она? – спросил Роланд.

– Не важно какая. Думай о двери, которую ты знаешь лучше других. Представь себе, какая она на ощупь. Какой у нее звук. Дверь. Та дверь. Та одна-единственная дверь. Она должна появиться. Заставь ее появиться.

Роланд подумал о двери в их новом доме. Он увидел потрескавшуюся краску и ярко начищенный медный козырек с надписью "Для писем". Он только вчера сам его начистил порошком. Странно, что эта дверь появилась на склоне холма.

– Я ее вижу.

– Она есть? Держится прочно? Ты мог бы ее коснуться? – спросил Мэлиброн.

– По-моему, да... Нет. Есть только холм.

– Есть и дверь! – вскричал Мэлиброн. – Она существует! Ты ее создал своим воображением! Твое воображение – реальность! Ты видишь дверь!

Роланд снова закрыл глаза. К двери вело кирпичное крыльцо, на каменном козырьке которого рос мох. Он так крепко зажмурился, что перед глазами у него поплыли разноцветные квадраты – той же формы, что и крыльцо. Теперь уже не надо было сосредоточиваться: перед глазами один за другим плыли крошечные проемы, а за ними встало и настоящее неподвижное крыльцо, тяжелое, квадратное.

– Курган должен раскрыться! Он не может скрывать дверь!

– Да, – сказал Роланд. – Вот она. Дверь. Настоящая.

– Тогда смотри! Смотри!

Роланд открыл глаза и увидел квадратную раму крыльца, врытую в дерн, призрачную на фоне черного холма. Вдруг она задрожала и незаметно превратилась в другую дверь: бледную, словно лунный свет, низкую и светлую, словно ясень. Квадратный дольменовый [6]6
  Дольмен – древнейшее погребальное сооружение из огромных каменных глыб и плит, сложенных: наподобие стола. Иногда плита, закрывающая вход, имеет большое круглое или овальное отверстие.


[Закрыть]проем из трех каменных плит – две вертикальные и одна поперек. К двери вела ступенька со спиральным узором, который, казалось, медленно вращался, не двигаясь с места. Из двери к ногам Роланда упал свет.

– Дверь будет открыта, пока ты держишь ее в голове, – сказал Мэлиброн.

– А ты не идешь? – спросил Роланд.

– Нет. Этот свет смертелен для Элидора. Тебе он не повредит, но будь наготове. Мы знаем, что здесь прячется кто-то без сердца и жалости, хотя и не знаем, кто это.

За каменной аркой шел прямой и ровный коридор, исчезавший в глубине кургана.

– Ты будешь ждать? – спросил Роланд.

– Я буду ждать.

– Мне страшно.

При мысли о том, что он должен углубиться в этот узкийпроход, у Роланда перехватило дыхание. Скала завалит его, стены сомкнутся, земля ляжет на свод, засыплет его, ляжет на него всем весом, будет давить на него. Стены расплющат его. Он почувствовал вкус глины во рту.

– Я не могу, – сказал Роланд. – Я не могу войти. Уведи меня. Какое мне до всего этого дело? Это твой мир – он мертв.

– Нет! – вскричал Мэлиброн. – Гориас не умер!

Но перед глазами Роланда упала пелена и скрыла золотой замок; языки пламени были слишком далеко, чтобы рассеять леденящий холод кургана.

– Найди другого! Другого, не меня! Мне нет до этого дела!

– Нет, есть, – сказал Мэлиброн. – Мы живем в разных мирах, но они связаны друг с другом. Гибель Элидора не пройдет незамеченной для вас.

– Мне все равно! Мне нет до этого дела!

– Нет, есть, – твердо произнес Мэлиброн. – Твоя сестра и братья там внутри.

И Роланд снова увидел перчатку—она лежала на земле, теперь уже ничем не скованная, перед ступенью, украшенной спиралью.

– Они вошли, каждый в свой черед, – сказал Мэлиброн. – Время здесь течет по-иному.

– Что с ними? – спросил Роланд.

– Они потерпели поражение. Но ты сильнее их.

– Нет.

– Здесь, в Элидоре, ты сильнее.

– Ты говоришь правду?

– Да, гораздо сильнее. Ты пойдешь.

– Да, я пойду, – согласился Роланд.

Теперь, когда выбора не было, он больше не чувствовал страха.

– Возьми это копье, – сказал Мэлиброн. – Последнее Сокровище – это последний шанс. Оно тебя поддержит не одним лишь стальным острием.

Роланд принял копье в руки. В глубине металла перебегали огни, а лезвие светилось радугой.

–А остальные Сокровища какие? – спросил Роланд.

–  Меч, камень и чаша. Больше ничему не верь, копьем рази без колебаний – в Вэндви хорошего мало.

Середину кургана освещал неяркий свет – непонятно, откуда он падал, но теней не было, и все вокруг казалось смутным и зыбким. Ничто не останавливало взор. Роланду то казалось, что он не движется с места, а то – что проделал долгий путь, дальше, чем если бы он просто вошел в глубь кургана. Оглянувшись, он увидел, что дверь исчезла в сгустившемся свете.

Потом он услышал звук или, вернее, эхо звука, настолько мимолетного, что не успел его как следует расслышать, и все же ему пришлось тряхнуть головой, чтобы избавиться от многократно повторенных пяти-шести нот, похожих на звон капель. Он заметил, что свет слегка изменился и уже не так походил на блеск шелка. Эта перемена соответствовала чистой, бездушной красоте звуков, которые он все не мог как следует услышать. Коридору, казалось, не было конца. Роланд встревожился. Что-то тут не так – или он уже вовсе лишился чутья.

– Где же конец? – спросил он вслух, больше для того, чтобы услышать звук своего голоса.

И тут же остановился. Стоило ему произнести эти слова, как свет на миг дрогнул... и тут же засиял снова.

– Конец туннеля, – произнес Роланд.

И снова– колебание... Треугольник света в свете. Арка.

– Ко-нец-тун-не-ля.

Роланд вложил всю свою волю в эту мысль – и арка снова возникла, на этот раз более четко.

– Ос-тань-ся-там.

Онвдохнул – арка не дрогнула. Сделал шаг вперед – Она придвинулась и обрела каменное основание, и он ступил в круглую комнату, похожую на пчелиный улей.

– Хелен!

Хелен, Дэвид и Николас сидели на полу комнаты и напряженно смотрели вверх.

– Дотронься до нее, Роланд, – сказал Николас. – Послушай ее.

– Какой прелестный звук, – сказала Хелен.

– Я хочу снова его услышать, – сказал Дэвид. Голоса их звучали ровно и невыразительно. Роланд поднял взгляд.

То, что он увидел, поразило его до глубины души.

С высоты свода свисала тончайшая нить, а к концу ее была прикреплена хрупкая ветвь яблони в цвету. Ветвь была из серебра, а цветы – хрустальные. Прожилки на листьях и лепестки походили на тоненькие ниточки из ртути.

– Как красиво! – воскликнул Роланд.

– Дотронься до цветов, Роланд.

– Они поют, когда до них дотронешься.

– Мелодия такая прелестная.

– Дотронься до них.

– До цветов.

– Дотронься.

Ветвь была неподвижна, но под взглядом Роланда вдруг как бы дрогнула, пахнула звонким ароматом и зазвучала почти неслышимым уху, затихающим звоном лепестков.

– Коснись цветов, Роланд.

Если он до них дотронется, они запоют, из хрусталя польется музыка, и он услышит...

– Коснись...

Дотянуться бы. Ветвь приблизилась. Если встать на цыпочки и протянуть копье...

Но стоило Роланду поднять копье, как над головой у него раздался треск и вспыхнул желтый огонь. Мальчик отдернул руку, дрогнувшую от удара.

– Коснись цветов, Роланд.

– Сами коснитесь! – крикнул Роланд. – Не хотите? А почему? Не можете?

Он снова поднял голову. Ветвь спускалась к нему, словно паук на паутинке.

– Сейчас я до них дотянусь! – вскричал Роланд и взмахнул копьем.

В воздухе загремели разряды, стены отбросили их, снова все смолкло. Спустилась тьма. Хелен закричала – но это была Хелен, а не какой-то бездушный голос.

– Ты где? – спросил Николас.

– Я вижу свет, – сказал Дэвид.

– Это мое копье, – объяснил Роланд. – Я подниму его. Вам не больно?

– Мы в порядке, – ответил Николас.

Они подошли к копью и уселись вокруг него.

– Что произошло?

– Мы внутри холма, – сказал Роланд. – Разве вы не помните?

–Холма? – повторил Дэвид. – Да... Сокровища. Мэлиброн. Но я видел свет...

– Это я разбил яблоневую ветвь.

– Яблоневую ветвь... Я на нее смотрел. Я даже дотронулся. Я... нет... не помню.

– Сокровища, – сказал Роланд. – Вы нашли Сокровища?

– Нет.

– Что это? – спросила Хелен. – Вон там.

– И там, – произнес Дэвид. – И с той стороны тоже.

Они уже привыкли к свету, шедшему от копья. Из тьмы выступила каменная стена. В ней виднелись четыре проема. Один был темный – он вел в глубь холма, другие слегка светились.

– Я посторожу здесь, – сказал Роланд. – Идите и посмотрите, что там.

– Здесь так тесно, – прошептала Хелен. – Да...

Тени заметались вокруг, словно летучие мыши, когда трое детей, согнувшись, исчезли в проемах. Роланд остался стоять у входа в подземный коридор, опершись Копьем о землю. И снова задвигались тени: ступая медленно и беззвучно, в проемах показались Хелен, Дэвид и Николас, и тьма отступила перед ними.

Дэвид сжимал в руке обнаженный меч. Клинок его был подобен льду, а рукоять – огню и алмазам.

Николас держал в руке камень – золотой камень, в глубине которого, казалось, пылал огонь.

А Хелен несла большую чашу, украшенную по краям жемчугом. Она шла, а меж пальцев у нее, словно влага, струился свет.