Текст книги "Чародей с гитарой. Том 1"

Автор книги: Алан Дин Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 85 страниц)

Анантос махнул на окружающий лес.

– Конечно, для самозащиты. Даже великий воин может пасть от руки могучего врага. Здесь, в Хитросплетениях, водятся твари, способные одним глотком пожрать вас вместе с вашей лодочкой. Мы не держим армию, чтобы отражать нападение несуществующих врагов, но это не означает, что перед вами трусы, которые предпочтут бегство драке. Или, по вашему мнению, мы только что из яйца проклюнулись? – И паук обнажил внушительные клыки. – Сильному и уверенному в себе армия не нужна. Каждый прядильщик сам себе армия.

– Мы и пришли из-за драки и армий, – проговорил Клотагорб. – Но о таких вещах прежде всего должна узнать Госпожа Тенет.

Анантос выглядел расстроенным, насколько паук способен на это.

– Неслыханное дело – вести теплоземельцев в столицу. В соответствии с историей и преданиями, мне следовало бы просто отправить вас обратно в дыру, из которой вы появились, и все же... – Он умолк, раздираемый противоречиями между обычаями и собственным мнением... – Не могу отрицать, что на подобное немыслимое путешествие нельзя решиться без причин. Если все действительно настолько важно, я ошибусь, если не доставлю вас в столицу. Но предстать перед Госпожой Тенет...

Паук отвернулся – в нерешительности или смутившись, – путешественники не могли понять, в чем дело.

– А почему бы, – предложил Каз, – не арестовать нас из предосторожности, а потом отвести под стражей в столицу. Там ты сможешь сдать нас своему начальству.

Анантос поглядел на него, качая наискось головой – полуотрицательно, полусоглашаясь. И зашептал с благодарностью:

– Ты знаешь, что такое держать ответ перед начальником, о теплоземелец с длинными ушами?

– Приходилось самому попадать в подобные ситуации, – улыбнулся Каз, поправляя монокль.

– Склоняюсь перед великолепным предложением.

 Глава 9

Откинувшись назад, он выдохнул:

– Аретос имедшуд! Интоб куум.

Два прядильщика соскользнули на палубу, отсекли исходящую из живота паутину. Оба с интересом разглядывали теплоземельцев.

– Они будут сопутствовать нам, я не смею требовать, чтобы вы считали себя арестованными, как предложил ваш беловолосый друг. Но я обязан приглядывать за мостом и не могу оставить его пустым, поэтому трое из нас проводят вас, а трое останутся здесь. Мы направимся вверх по течению. В дне пути отсюда река Ламаяда разделяется, через несколько дневных переходов она разделяется снова, потом снова, а там – против ветра – и наша столица, мой дом.

Анантос, предостерегая, добавил:

– Что будет с вами, не знаю. Не могу обещать ничего, потому что чин мой невысок, весьма невысок, хотя среди нас, прядильщиков, никто не валяется в грязи и никто не парит над остальными. Среди нас иерархия – просто удобство, без нее нельзя править. Что же касается аудиенции у Великой Госпожи Тенет... – голос его многозначительно затих.

– Дипломат ходит осторожно, – заметил Каз. – Прыжки для него опасны.

– Пока с нас достаточно и того, что ты проводишь нас в столицу, Анантос, – заверил его Клотагорб.

Паук явно испытывал облегчение.

– Тогда совесть моя чиста. Я вас не задерживаю и не помогаю, просто отправляю к тем, кто имеет право решать.

Он повернулся и церемонно отсоединил конец личной паутины, удерживающей лодку на месте.

В течение всей беседы Хапли оставался возле руля и сразу же навалился на него, едва ветер начал наполнять парус... Лодка аккуратно развернулась на месте под крик кормчего: «Осторожно, гик!» И скоро они уже миновали причудливую сеть, направляясь вверх по течению.

– Никогда не видел теплоземельца. – Анантос стоял возле Джон-Тома. – Очень интересная биология.

Забыв про десять тысяч лет первобытных страхов, Джон-Том сумел не отшатнуться, когда паук потянулся к нему.

Конечность Анантоса, оканчивающаяся двумя когтями, была покрыта жесткой щетиной. Изящные шелковые шарфики, зеленые и бирюзовые, делали ее менее страшной. Когти в палец длиной прикоснулись к щеке, и паук не сразу отвел лапу. Джон-Том постарался не дергаться. Он внимательно вглядывался в яркие глаза, изучающие его.

– Меха нет, не то что у усатого коротышки. Только на макушке, мягкий... какой мягкий! – Паук поежился. – Как можно жить с таким телом?

– Привыкаешь, – ответил Джон-Том. Он вдруг понял, что с точки зрения паука выглядит попросту отвратительно.

Они продолжали разглядывать друг друга.

– Великолепный шелк, – проговорил человек. – Ты сам делал его?

– Ты хочешь сказать, ткал шелк и вязал шарф? Нет, я этого не делал. – Анантос махнул ногой в сторону остальных. – Мы различаемся по размерам куда больше вас. Некоторые из наших меньших братьев производят тонкий шелк, а не те грубые веревки, на которые способен я. Другие же старательно вяжут и украшают изделия.

Потянувшись к ноге, он отвязал четырехфутовое полотно и подал его Джон-Тому.

Горсточка перьев показалась бы свинцовой рядом с этой тканью. Шепот наверняка унес бы ее за борт. Материал был бледно-голубой, густой цвет напоминал лучшую персидскую бирюзу, кое-где виднелись темные пятна. Ему не приходилось еще держать в руках такую мягкую ткань.

Джон-Том протянул полотно пауку, но Анантос покачал головой.

– Нет. Это дар.

Он уже успел перевязать два длинных полотнища, чтобы прикрыть пустое место. Джон-Том успел заметить сложные узлы и застежки, не дававшие квазисари разлететься.

– Почему?

Голова ушла вниз и направо. Молодой человек начал уже увязывать движения головы и настроение паука. То, что сперва казалось ему нервным подергиванием, оказалось сложной и тонкой системой жестов. Пауки разговаривали головами – как итальянцы руками, – не произнося ни слова.

– Почему? Потому что в тебе есть нечто, но я не могу определить, что именно. И еще потому, что ты восхитился ею.

– Могу сказать, что есть и в нем, и в нас, – буркнула Талея. – Дух хронического безумия.

Анантос задумался. И снова пришепетывающий хохоток снежными хлопьями полетел над палубой.

– Ах, юмор! Одно из самых ценных качеств теплоземельцев, должно быть, искупающее все их недостатки.

– При всей вашей легендарной враждебности вы кажетесь весьма дружелюбными, – бросила Талея.

– Это моя обязанность, мягкая самка, – отвечал прядильшик. Взгляд его вновь обратился к Джон-Тому. – Доставь мне удовольствие, приняв этот дар.

Джон-Том взял подарок и повязал его на шею как косынку. Она скользнула по застежке плаща. Шарф казался неощутимым, словно его и не было. Джон-Тому было не до того, что голубая полоска не гармонирует с радужно-зеленой курткой и индиговой рубашкой.

– Мне нечем отдариться, – произнес юноша извиняющимся тоном. – Нет, подожди, возможно, найдется. – Он снял с плеча дуару. – А музыку прядильщики любят?

Такого ответа от Анантоса он не ожидал. Паук протянул две конечности в жесте, который невозможно было с чем-либо перепутать. Джон-Том осторожно передал инструмент.

Прядильщик принял знакомую полусидячую позу и положил Дуару на два колена. У него не было ладоней и пальцев, но восемь хватательных когтей на четырех верхних конечностях деликатно перебирали оба набора струн.

Полившаяся мелодия казалась эфирной и нереальной, атональной и чуждой, но тем не менее полна была почти знакомых ритмов. Она то казалась нормальной, то сбивалась на совершенно странные ноты, едва укладывающиеся в мелодию. Игра Анантоса напомнила Джон-Тому скорее сямисэн, чем гитару.

Флор блаженствовала, привалясь спиной к мачте, и впитывала мелодию. Мадж разлегся на палубе, а Каз безуспешно пытался отстучать рваный ритм. Ничто не смягчает ксенофобию, как музыка, невзирая на странный ритм и непроизносимые слова.

Воздушное стенание окутало Анантоса и двух его компаньонов. Причудливая хаотичная гармония не заглушала шум ветра. Впрочем, в пении пауков не было ничего зловещего. Маленький кораблик ровно скользил по воде. Невзирая на несокрушимую добросовестность, расчувствовался и Хапли. Перепончатая лапа притопывала по палубе, тщетно стараясь угнаться за мистической мелодией арахноидов.

Может быть, подумал Джон-Том, они не найдут здесь союзников, но друзей – в этом он не сомневался – уже отыскали. Пощупав край роскошного шарфа, он позволил себе расслабиться и отдаться умиротворяющему покою скромной паучьей фуги...

Рано утром на четвертый день пребывания в Хитросплетениях его разбудили. Рановато, подумал молодой человек, увидев над головой все еще темное небо.

Он перекатился на бок, и на мгновение память отказала ему: Джон-Том вздрогнул, заметив перед собой мохнатое, клыкастое и многоглазое создание.

– Извини, – прошелестел Анантос. – Я тебя слишком рано разбудил?

Джон-Том не сообразил, имеет он дело с проявлением вежливости или же с обычным недоумением. Но в любом случае следовало выразить благодарность за проявленное внимание.

– Нет. Вовсе нет, Анантос. – Джон-Том, щурясь, поглядел на небо. Еще виднелось несколько звезд. – Но почему так рано?

Позади него раздался голос Хапли. Как всегда, лодочник проснулся первым и приступил к своим обязанностям, когда остальные еще нежились под одеялами.

– Впереди их город, приятель.

Что-то в лягушачьем голосе заставило Джон-Тома сесть. Это был не страх, даже не тревога... а нечто, прежде совершенно отсутствовавшее в плебейском говорке лодочника.

Отбросив одеяло, юноша повернул голову, следуя за взглядом Хапли. И тут он осознал, что странная новая нота в голосе лодочника была изумлением.

Первые лучи солнца уже коснулись горного щита, поднимавшегося перед лодкой. Вдали высились колоссальные пики, более мощные, чем Зубы Зарита. Они не погружались в облака, но пронзали их насквозь. Джон-Том не считал себя знатоком, но если вершины Зубов Зарита явно превышали двадцать тысяч футов, то здесь даже средние по высоте уходили за двадцать пять.

На севере и юге поднимались более пологие горы. Покрытый ледниками и облаками колоссальный восточный хребет обнаруживал иные качества: над некоторыми вершинами его стоял темный дым, в котором изредка вспыхивали красные огни. Массив этот еще не сформировался.

Впрочем, искры и дым у них над головой исходили из источника куда более близкого. Совсем неподалеку над холмами на добрых десять тысяч футов поднимались стены объемистой кальдеры. Река перед нею сворачивала на юг. Лед и снег венчали черные скалы.

Ниже снег уступал место хвойным, которые, в свой черед, сменялись растительностью умеренной зоны, подобной той, что росла возле реки. Ниже начинался город, расположенный на склонах вулкана. Крохотные причалы тонкими пальцами тянулись в воду.

– Мой дом, – проговорил Анантос. – Столица и первое поселение всех пауков, живущих на переплато и землях возле него. – Он развел четыре передние конечности. – Приветствую вас в Паутинниках-на-Дуновении.

Город был истинным чудом... как и шарф. Аналогия не исчерпывалась этим. Как и шарф, он был сплетен из тонкого шелка. Утренняя роса лежала на разнообразных распорках, расчалках, подвесках, висячих мостиках. Крыши не подпирались столбами – они свисали с кружевных дуг. Миллионы толстых серебряных канатов поддерживали усыпанные алмазами росы строения высотой в несколько этажей.

Другие тросы – толщиной в торс человека – сплетены были из дюжины канатов и крепили к земле крупные части города.

На низких, самых близких к ним уровнях путешественники могли различить множество шевелящихся силуэтов. Ясно было, что в городе полно жителей. Разросшийся у подножия и на склонах огромного вулкана город способен был вместить их десятки тысяч.

Шелка в нем хватило бы – если размотать на отдельные пряди, – чтобы покрыть коконом всю землю.

Некогда Джон-Том целый час восхищался крохотной паутинкой, сооруженной пауком на берегу океана. Ее тоже усеивали росинки.

Здесь же роса разве что не выплясывала. Едва первые лучи солнца коснулись города, она сделала его нити платиновыми, покрытыми алмазной пылью. На это великолепие нельзя было долго смотреть, но роса испарилась, и эффект быстро исчез. Солнце поднималось выше, и чарующее впечатление таяло – словно звук медных тарелок в воздухе. Но оставшееся без украшений сооружение впечатляло немногим меньше.

Повсюду в Паутинниках виднелись сферы, эллипсы, арки и купола. Джон-Том не смог заметить ни одного острого угла. Все ниши были округлыми и сглаженными. И город казался каким-то мягким, хотя обитатели его, возможно, и не соответствовали этому эпитету.

Солнце поднималось все выше и выше. Кораблик остановился возле ближайшего свободного причала. Несколько ранних тружеников повернули любопытствующие глаза к невиданным гостям. Прядильщики не вмешивались в ход событий – они просто глядели. Вскоре, следуя исторически сложившейся склонности к приватному препровождению времени, они вернулись к прерванным занятиям, не обращая внимания на новоприбывших. Это обеспокоило Клотагорба: народ с подобной склонностью к уединенным занятиям не будет хорошим военным союзником.

В сопровождении Анантоса они покинули лодку и отправились на пристань, и скоро путешественники вступили в шелковый и серебряный мир.

– Эх, если бы только нас ожидала здесь удача, – сказал Каз, медленно поднимаясь. Свои широкие ступни он ставил весьма осторожно: дорога была сплетена из серебристых веревок. Они были прочнее стали и даже не задрожали, когда Джон-Том для пробы попрыгал на одной из них, но если не попасть на перемычку гигантской веревочной лестницы, легко сломать ногу.

– С меня хватит, если мы просто останемся в живых, – шепнула кролику Талея.

– Я как раз это и имею в виду, – ответил Каз. Он показал назад: река и причалы давно исчезли за изгибающимися, переплетающимися полосами шелка и сооружениями из блестящих нитей. – Потому что без посторонней помощи нам не удастся выбраться отсюда.

Вокруг был не только шелк; некоторые дома украшены были скульптурами из камня и дерева, другие хвастали металлической отделкой. Окна были сделаны из тонкого стекла. Кое-что намекало, что для набивки диванов и прочей мебели используется растительность.

Несмотря на то что прядильщики не относились к числу крылатых созданий, город их начисто отрицал гравитацию. Его можно было назвать практическим примером эстетического использования геометрии. Снизу этого видно не было.

Каз прав, с тревогой подумал Джон-Том, без помощи самих прядильщиков нам не сыскать дорогу к реке.

Путники неторопливо поднимались. И где бы ни проходили они, местные жители бросали повседневные дела, чтобы поглядеть на существ, о которых знали только по легендам. Анантос и оба его компаньона немедленно принимали угрожающие позы, если кто-то из горожан тянул к гостям конечности.

Нельзя было избавиться лишь от любопытствующих паучат, завороженными ордами кишевших возле ног пришельцев. Тела сих младенцев имели в поперечнике не менее фута. Под ногами шевелился радужный ковер: красные, желтые, оранжевые, брусничные, черные, с металлическим отливом и без него, матовые и радужные силуэты. На них были пятна и полосы, сложные рисунки... Попадались даже паучата, окрашенные с ног до головы в один цвет.

Впрочем, необычайное разнообразие красок сложно было оценить, поскольку казалось, что идешь через мелкий пруд, в котором всюду дрыгаются паучьи ножки. Юнцы с удивительной резвостью цеплялись за сапоги и проскальзывали мимо ног, и ни разу ни одна тоненькая ножка не подвернулась под чью-нибудь неловкую ступню.

В основном паучата делили свое внимание между Талеей, Флор и Джон-Томом. Хапли и Клотагорба они словно и не замечали. Впрочем, детишки не обнаруживали и застенчивости.

Один ринулся вверх по боку Джон-Тома, цепляясь за прочную, к счастью, ткань брюк и куртки, да так и уселся, словно кот, на правом плече молодого человека, оживленно шелестя что-то своим менее предприимчивым приятелям. Джон-Том изо всех сил старался представить себе, что несет на плече кошку.

На физиономии подростка был намалеван узор из линий, бежавших от жвал к глазам и далее на затылок. Косметика ничего не говорила Джон-Тому о половой принадлежности этого создания. Ему весьма хотелось отмахнуться, но гостю подобает принимать обычаи гостеприимных хозяев. И Джон-Том оставил пау-чонка в покое, решительно не обращая внимания на случайные движения ядовитых клыков.

Паучонок сидел прочно и помахивал футовыми конечностями не одобрявшим его подвига взрослым и завидующим друзьям.

– Откуда ты? Ты теплый, а не холодный. Как добыча или лесные твари. Ты очень высокий и тонкий... и у тебя волосы только на голове, но зато очень густые. – Брюшком, частично свободном от одежды, паучок несколько раз потерся о затылок Джон-Тома. Тот истолковал прикосновение как дружелюбный жест. Пушок на брюшке был мягким – как шерсть Маджа.

– Ой, какой забавный рот! Все клыки внутри. Покажи мне.

Джон-Том терпеливо открыл рот и оскалился, чтобы показать зубы. Паучок в тревоге отпрянул, но потом осторожно приблизился.

– Как много, и все белые – не черные, не бурые, не золотые. И все плоские, кроме двух. А как ты ими высасываешь жидкость?

– Мои клыки, мои зубы не для того, чтобы высасывать, – пояснил Джон-Том. – Те жидкости, которые мы употребляем, я просто глотаю. В основном я питаюсь твердой пищей и этими зубами измельчаю еду.

Юнец поежился.

– Фу, какая пакость. Неужели ты действительно ешь только твердую, нерастворенную пищу? Твои клыки непригодны для этого, по-моему, они сломаются. Ух-ух.

– Попадаются и жесткие кусочки, – признал Джон-Том, вспоминая кое-какие из неудобоваримых блюд, с которыми приходилось иметь дело. – Но мои зубы прочнее твоих. Они не полые.

– Интересно, – продолжил паучок с обескураживающей детской откровенностью, – а на вкус ты хорош?

– Надеюсь. Но так не хочется, прожив столько лет на свете, испортить пищеварение своему другу. Должно быть, насквозь пропитался кока-колой и пиццей.

– Не знаю, что это за колапица. – Дитя обнажило крошечные клыки. – Может, дашь куснуть? Старшие отвернулись.

В голосе его слышалось ожидание.

– Был бы счастлив, – нервно заторопился с ответом Джон-Том, – но я сегодня ничего не ел и боюсь, как бы тебя не стошнило. Понял?

– Ничего. – Предприимчивый младенец не был разочарован. – Я бы тоже, наверно, не захотел, чтобы ты высосал одну из моих ног. – Паучок поежился при этой мысли. – Ты хорошая личность, теплоземелец. Ты мне понравился. – И Джон-Том вновь испытал ласковое прикосновение брюшка. Паучок же соскочил вниз, затерявшись в толпе однолеток. – Удачи тебе.

– И тебе, дитя, тоже, – поспешно откликнулся Джон-Том. Анантос и несколько взрослых прядильщиков наконец принялись разгонять молодежь. Те махали конечностями и взволнованно пришепетывали, прощаясь.

Что-то тяжело навалилось на его левую руку, и юноша тревожно повернул голову. Впрочем, это оказался не очередной бестактный паучок. Посеревшая Флор привалилась к нему. Он торопливо обнял ее за плечи и постарался поддержать.

– Что случилось, Флор? На тебе лица нет!

– Что случилось? – Негодование возвратило некоторые краски на пепельное лицо. – Меня ощупывали, оглаживали... По мне бегали. Целая дюжина самых мерзких и отвратительных созданий, которых...

Джон-Том замахал руками.

– Господи Иисусе! Флор, можно потише? Это же наши хозяева.

– Знаю, но чтоб меня так трогали... – Девушка не могла сдержать дрожь, – Aranas [49]49
  Пауки (исп.).


[Закрыть]... Ик-к-к! Ненавижу их. Даже маленьких – с ноготь, – хотя мама всегда хвалила их за то, что ловят тараканов. Теперь понимаешь, как я себя чувствую? Уже на лодке мне стало худо. – Она неуверенно высвободилась из его рук. – Не знаю, Джон-Том, сколько я еще смогу продержаться. – И Флор показала на Анантоса, шествовавшего впереди.

Они повернули на другую, более широкую паутинную дорогу.

– Дело не в том, какие они снаружи, – строго проговорил Джон-Том, – а в том, что кроется за их обличьем. В данном случае это разум. Нам нужна их помощь, иначе Клотагорб не привел бы нас сюда. – И он строго поглядел на девицу.

– Можешь идти сама?

Девушка глубоко дышала. На лицо ее возвращались краски.

– Надеюсь, compadre. Но если они полезут на меня опять... – Она коротко вздрогнула... – Мне так... гадко.

– Гадко – это состояние ума, а не тела.

– Тебе легко говорить.

– Посмотри, им ведь тоже не нравится наш вид. Я это знаю.

– Что мне с того, что они думают, – взорвалась Флор. – Санта Мария, скорей бы покончить с этим делом.

– Не знаю, – Джон-Том поглядел в ту сторону, где за миллионами тросов и сооружений из шелка паутинными кружевами играло солнце, яркое еще, невзирая на собирающиеся облака. – А мне кажется, здесь красиво.

– Комплимент пауку от мухи, – буркнула она.

– Да, но мухи предлагают паукам помощь.

– Будем надеяться, что они поймут это.

– Ах, какая ты нервная. – И он страстно коснулся ее спины. Флор улыбнулась в ответ, благодаря за моральную поддержку.

Джон-Том посмотрел вперед и, к собственному удивлению, обнаружил, что глядит прямо в глаза Талей. Встретившись с ним взглядом, она немедленно отвернулась.

Он решил, что взгляд, наверно, предназначался не ему. Быть может, Талея пыталась запомнить дорогу на случай бегства. Подозрительность и осторожность в крови у рыженькой. Ему и в голову не пришло, что взгляд выражал нечто совсем другое.

К полудню они успели подняться на несколько тысяч футов. Впереди громоздилось колоссальное сооружение. Сколько же пауков, думал Джон-Том, и сколько лет терпеливо пряли, чтобы соорудить эти могучие бастионы из прочного шелка, обвивающего камни.

Королевский дворец в Паутинниках построен был в основном из тесаного камня, скрепленного не глиной, не бетоном, не клеем – слоями паучьего шелка. В самых неожиданных местах поднимались серебристые башенки. Колоссальное здание крепилось к нависающей сверху скале канатами в ярд толщиной. Такие могли бы выдержать целую гору. Здесь, наверху, у склона ветер дул вовсю, однако дворец не шевелился. Он был словно вырезан из камня.

Они вступили в округлый, покрытый шелком тоннель, ведущий к новым коридорам и залам. Внутри понемногу становилось темнее. Прозрачный шелк поглощал не так уж много света, однако чтобы осветить самые глубины, требовались факелы и фонари.

Перед ними оказался портал, который с обеих сторон охраняли самые крупные пауки, каких только доводилось видеть Джон-Тому. Тело каждого длиной не уступало росту Джон-Тома, а ноги, толщиной с доброе бревно, занимали футов восемнадцать в поперечнике.

Пауки окрашены были в густой бурый цвет без каких-либо узоров и ярких пятен.

Черные сложные глаза были малы по сравнению с внушительным телом. Потрясающие розовые и оранжевые шелка окутывали тела и ноги. Целый набор белых шарфов был накручен на две передние ноги и предполагаемую шею. Меж могучих ног покоились огромные алебарды с резными древками.

Стражи не шевельнулись, однако Джон-Том понимал, что они внимательнейшим образом изучают странных гостей, и почувствовал страх – впервые после прибытия в Паутинники. Память о дружелюбных паучатах испарилась сама собой. Крохотное утешение принесла мысль о том, что столь грозных стражей поставили здесь специально, чтобы вселять трепет в посетителей.

Анантос повернулся к путникам.

– Вам придется подождать здесь. – И, коротко переговорив с обоими огромными тарантулами, он исчез в круглом проходе вместе с двумя друзьями.

Ожидая, гости развлекали себя созерцанием сделавшихся теперь безразличными стражей и поблескивающих шелковых стенок.

Шелк в этом коридоре был окрашен в красный, оранжевый и

белый цвета, ткань влажно поблескивала в свете ламп. Джон-Том попытался сообразить, насколько далеко от входа они отошли.

Мадж неторопливо приблизился к нему.

– Не знаю, че ты там себе думаешь, друг, но, по-моему, наших восьминогих друзей нету давным-давно.

Джон-Том постарался, чтобы в голосе его звучали уверенность и спокойствие.

– К правителю могущественного народа так просто не войдешь. Следует соблюдать все дипломатические условности. Так свидетельствует история.

– Это ты изучал, да? Ну, может, действительно требуется время. Не приводилось еще встречать чиновника, чтоб двигался быстрей упокойника. Они все такие, вне зависимости от числа ног, – и думают не торопясь, и шевелятся не быстро.

– Вот они, – встрепенулся Джон-Том.

Но из отверстия появился высокий крайне тонконогий паук деликатного сложения. Глаза его выступали высоко надо лбом. Передние ноги были перевиты голубыми шелковыми лентами, на задних им соответствовали пурпурные.

Нога-проволочка указала на Каза, стоявшего возле дверей.

Из-за спины кролика невесть откуда появилось множество пауков разного цвета и размера.

– Иммобилизовать и отнести вниз.

– Эй, минуточку!

Джон-Том не успел даже замахнуться посохом, как был схвачен дюжиной крючковатых конечностей. Остальные тыкали копьями и ножами в его живот.

– Это ошибка! – Клотагорб, поваленный навзничь, уже исчезал за углом.

– Отпустите, не то отрежу ваши вонючие головы! – Шипящую в беспомощном гневе Талею несли вслед за волшебником.

Потом Джон-Том ощутил, что его самого повалили на спину и потащили дюжины волосатых лап; ни протесты, ни попытки высвободиться не помогли.

Они удалялись вниз – во тьму. Далеко ли унесли их, трудно было сказать, но достаточно скоро всех запихнули в шелково-каменную камеру – под бдительный надзор тощего паука.

Помещение покрывал старый и грязный шелк. Окон не было, свет масляных ламп проникал только из коридора. Взяв себя в руки, Джон-Том отправился к двери, чтобы рассмотреть перекрывающую выход сетку.

Она оказалась не липкой, но непроницаемой. Припав к паутинной решетке, он закричал в спины удалявшимся:

– Вы не имеете права! Мы здесь с дипломатическим поручением. Нам нужно встретиться с Великой Госпожой Тенет и...

– Не перенапрягайся, мой друг. – Каз, стоя в переднем углу камеры, разглядывал шелковые ступени. – Они ушли.

– Дерьмо! – Джон-Том пнул какой-то неправильной формы плоский обломок, поначалу показавшийся ему черепком. Стукнувшись о камень в углу, он при ближайшем рассмотрении оказался куском хитина.

– Черт побери этого лукавца Анантоса. Завел нас сюда... А еще другом прикидывался.

– Он ни разу не назвал себя нашим другом. – Хапли опустился возле стены, уперев голову в колени. – Он же сказал, что выполняет свой долг. Доставит сюда, а там дело за нами. Вот его слова. – Лодочник-лягушка хихикнул. – Наверняка ничем не нарушил обычаев, чтобы помочь нам.

Талея, хмурясь, нюхала воздух.

– Не знаю, заметили вы или нет, но...

Послышался испуганный вопль. Джон-Том поглядел налево, где только что стояла Флор. Она упала лицом вниз и сильно ушиблась. Одна нога ее исчезла в стене. Тело медленно ползло в ту же сторону.