Текст книги "Чародей с гитарой. Том 1"

Автор книги: Алан Дин Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 85 страниц)

Джон-Том почувствовал, что ему жаль Мэркла Кратцмейера. Но Маркуса Неотвратимого было совсем не жаль.

Сзади раздался скрип. Чаропевец даже подпрыгнул от неожиданности.

– Ну, как у тебя тут? – спросил сзади неуверенный голос. Из-за двери выглянул кончик носа Маджа.

Джон-Том вздохнул.

– Нормально, Мадж. Все кончено. Можешь входить. – Он сглотнул комок в горле. – Все можете войти.

– Ладненько, – ответил выдр. Однако прежде чем переступить порог, он внимательно оглядел пустой тронный зал. Вслед за ним, держа оружие наготове, ввалилась и вся компания.

Мемоу скрестила руки на груди.

– Бр-р-р! Ну и холодина тут, молодой человек. Что здесь произошло?

– Маркус, не подумав, вызвал своего старого друга, и они ушли вместе.

Неожиданно Джон-Том ощутил ужасную усталость и огляделся, чтобы найти место, куда присесть. Трон отпал сразу же, поэтому он плюхнулся на гору красиво расшитых подушек, сваленных в углу.

К нему, ковыляя, приблизился Трендави.

– А что же наш город?

– Он в вашем распоряжении. Можете получить его обратно.

Трендави принял эту весть торжественно. Он низко поклонился Джон-Тому, который от изнеможения не смог этому даже воспротивиться, и отправился рассказывать обо всем остальным членам Кворума.

Оплод пересек зал, принюхиваясь к холодному воздуху. Потом посмотрел на молодого человека мудрыми, все понимающими глазами.

– Здесь побывала Смерть. Это ты ее вызвал?

– Не я, а Маркус. Мне кажется, он не понимал, что делает. Оказывается, в другом мире Маркус уже умер. В моем родном мире. От Смерти он спасся, оказавшись здесь. Но все это время она его искала.

– Значит, жадность и злоба толкнули его в руки судьбы, – пробормотал Оплод. – Так свершилась справедливость. – Он снова принюхался. – Большое волшебство происходило в этом зале. Великая магия.

– Не знаю, великая или нет, – Джон-Том потер лицо руками, – но ощущение осталось такое, будто меня долго топтал рассерженный слон.

Куорли успокоительно похлопала его по плечу.

– Все кончено, певец. Дело уже сделано.

И тут через весь зал до них донесся голос, заставивший всех повернуться.

– Эй, глядите на меня! – На троне сидел Мадж, его коротенькие ножки чуть не на фут не доставали до пола, передние лапы лежали на резных подлокотниках. – Видали, кто теперь император Квасеквы? Вы, паразиты, все должны мне кланяться, – тут он подмигнул маленькой Сплитч. – Конечно, леди могут подходить вне очереди.

Джон-Том как бы невзначай заметил:

– Именно там сидел Маркус, когда его забрала Смерть.

Мадж тут же перестал болтать ногами.

– Что ты говоришь?! Думаешь, очень меня напугал? А вот и нет! – И он быстренько спрыгнул с трона. – Только здесь что-то холодно, мне это совсем не по вкусу.

Мадж поспешно ретировался.

– Вот и кончились все наши волнения, – сказала Мемоу.

– Ну, кое-что еще осталось, – задумчиво проговорил Джон-Том. – Вы, кажется, забыли, что в Кворумате, на нижних этажах, бушует революционно настроенный дракон.

– А это действительно серьезная проблема? – нахмурилась рысь Домурмур. – Он же твой друг. Разве ты не можешь попросить его оставить нас в покое?

– От вашего покоя скоро камня на камне не останется, если он узнает, чего стоит ваше правительство. Придется вам уничтожить коррупцию и взяточничество, а также отвратительную практику продажи должностных мест.

Силринди даже задохнулась от возмущения.

– Но это же невозможно! Как тогда управлять государством?

Джон-Том только ухмыльнулся.

– Вот Фаламеезар вас и научит. Но я поговорю с ним, и, может быть, нам удастся прийти к компромиссу, который удовлетворит все заинтересованные стороны.

– Благодарим тебя, – облегченно сказал Трендави с поклоном.

Впоследствии Фаламеезару помогли открыть на берегу острова Квасе центр политического образования и даже, более того, приучили граждан города не шарахаться от него в ужасе. Но очень скоро горожане совершенно перестали его пугаться, зато до смерти устали от нудных проповедей марксистской идеологии. И, несмотря на угрозы, они прекратили посещать центр, и даже городская полиция не могла заставить их сидеть и слушать драконовы лекции.

– Да я лучше съем жареную пчелу, чем буду слушать всю эту ерунду! – заявил по этому поводу хозяин гостиницы.

Поэтому однажды, попрощавшись с Джон-Томом и его друзьями, Фаламеезар отплыл от города в поисках более благодарной аудитории, громко распевая «Интернационал». И закат, навстречу которому он удалялся, был идеологически выдержанного ярко-алого цвета.

На следующий день после этого Джон-Тому пришлось отправиться в сопровождении группы мрачных полицейских на уединенный причал, принадлежащий властям города. На самом его конце он увидел большую меховую кучу. То там, то здесь в этой груде виднелись глаза, налитые кровью, непонятные сцепления лап, и вся эта мешанина сильно отдавала запахом спиртного.

Сержант полиции, морская свинка небольшого роста, был нескрываемо зол. Он жестом указал на кучу:

– Ваши приятели?

– Э-э, да, сэр...

– Ну вот и сделайте с ними что-нибудь! Нам пришлось силой выкинуть их из таверны «Весельчак-гиббон». Они напились там до безобразия и хулиганили.

– Ну зачем же вы так? Ведь они спасли ваш город от тирана Маркуса Неотвратимого.

– Это было черт-те когда, – ответил сержант. – С тех пор они успели испакостить половину того, что помогли спасти, оскорбить множество женщин и даже кое-кого из мужчин. Они устраивают гулянки по ночам в самых неподходящих местах и вообще ведут себя вызывающе.

Из меховой кучи вывалился некто и уставился на полицейского слезящимися глазками.

– Кто здесь ведет себя вызывающе, ты, паршивый кусок змеиного дерьма, объеденный червяками?

– Мадж, ты что такое говоришь?!

Выдр развернулся и прищурился на Джон-Тома.

– А, это ты, друг? Где ж ты был прошлой ночью? Такую вечеринку пропустил!

Морская свинка даже носом задергала от отвращения. Подняв голову, полицейский сказал долговязому юноше:

– Эта вечеринка продолжается уже больше месяца, и терпению Кворума пришел конец. В знак благодарности за совершенный ради Квасеквы подвиг было решено отправить вас в дорогу, не задерживая. – Он махнул в сторону лежащих выдр. – Мы постарались свалить их тут, не причиняя ущерба. Заберите своих друзей куда-нибудь подальше.

– Извините их, пожалуйста, за причиненное беспокойство.

Но морская свинка только посмотрела на Джон-Тома искоса.

– Ну что вы, какое беспокойство! В результате стычки с вашими приятелями больше тридцати лучших полицейских моего подразделения лежат теперь в госпиталях. – И он снова ткнул пальцем в сторону меховой кучи. – Вы разбирайтесь тут с ними как хотите, только чтоб они оказались где-нибудь подальше отсюда.

Джон-Том подождал, пока полицейские удалились с пирса, и посмотрел на выдр.

– Ну, не стыдно вам после этого? Неужели самим не противно? Сначала заслужили глубокую благодарность всего населения, а потом сами же эту благодарность и растоптали.

Тут из кучи поднялась Сэссвайс, размахивая саблей.

– Это кто тут чего растоптал? Да я его...

Следом за ней выползла Дрорч и накинулась на свою кузину:

– Опять ты ткнула меня своей селедкой, шлюха мокрохвостая! Я тебе быстро шерсть-то повыдергаю!

– Не забудь позвать себе подкрепление, сучонка!

Тут они сцепились, кусаясь и катаясь по земле так, что только клочки шерсти полетели в разные стороны. Их схватка была настолько энергичной, что привела в чувство всю компанию. Груда тел распалась. Из нее вылез Кноркл и, дотащившись до края причала, склонился к воде. Его долго и мучительно рвало прямо в озеро Печальных жемчужин.

Джон-Том смотрел на эту картину и только безнадежно качал головой. Потом он произнес фразу, о которой вскоре горько пожалел. Эта фраза оказалась самой большой его ошибкой с той минуты, когда он покинул относительное спокойствие, царившее в Древе Клотагорба.

Он спросил:

– Что же мне с вами делать?

На него уставилась совершенно пьяная Мемоу:

– Да ты не волнуйся, чаладой моловек... нет, молодой человек... Мы тут обсудились и решились... нельзя тебе одному пускаться в такое длинное путешествие, обратно в Колосо... нет, Кослосо... Колоколесье, вот!

– Нет, ни в коем случае! – быстро заговорил Джон-Том. – То есть я вам очень благодарен, но мы с Маджем добрались сюда совершенно самостоятельно и обратно тоже доберемся! – Он оглянулся, лихорадочно ища поддержку.

Мадж не замедлил отреагировать.

– Чем больше компания, тем лучше, – высказался он заплетающимся языком.

Шатаясь, пьяные выдры собрались вокруг растерянного певца, крича и размахивая саблями, не задумываясь, что в любую секунду могут изуродовать и себя, и окружающих.

– Ура! Давай вместе... Вместе веселей! Да здравствует чаропевец!

Джон-Том едва увернулся от клинка, который чуть не отхватил ему полноги. Он попятился к краю пирса, туда, где предусмотрительная полиция уже привязала лодку, на которой приплыли в город выдры.

Вперед выскочил Мадж, обнимая одной лапой Куорли, другой – Сэссвайс.

– Во здорово будет! С такой-то компанией дорога будет куда веселей. К тому же я обещал моим подружкам, что познакомлю их с Клотагробом... нет, с Кротагорбом... – И он зашептал на ухо Куорли: – У этого волшебника есть помощник, Сорблом зовут. Так вот, этот Сорбл делает такой самогон – закачаешься! Я ничего лучше не пробовал, правда! Продирает до кишок, дорогуша.

Куорли прижалась к нему.

– Замечательно, Маджик!

– Нет, нет! – умоляюще заговорил Джон-Том. – Это невозможно. Клотагорб серьезный, трезвомыслящий волшебник. Мне важно, чтобы он и меня считал таким же, иначе он меня домой никогда не отправит.

– Вот мы и поладим! – завопил Вапп. – Потому что мы народ тоже серьезный, а трезвыми быть вообще не собираемся.

Лохматые лапы подхватили протестующего чаропевца и понесли к лодке. После короткой неразберихи, связанной с путаницей в веслах, лодка заскользила по глади озера. Дрорч принялась петь во весь голос, хотя и фальшиво, но с большим энтузиазмом.

– Плыви, плыви, моя лодка...

Песню тут же подхватили другие, и шум поднялся такой, что его не могли не услышать все хищные рептилии от Квасеквы до реки Вертихвостки.

Джон-Том лежал на дне лодки, смотрел в небо и думал, что, возможно, Маркусу Неотвратимому повезло больше, чем ему.

В плену пертурбаций

Посвящается Алексу Берману и Сиду,

которые верили в меня и много сделали

для выхода книги

Глава 1

С миром все было вроде бы в порядке, пускай даже под миром разумелся тот, в котором Джон-Том очутился не по своей воле. Юноша глубоко и удовлетворенно вздохнул. Осеннее утро выдалось на редкость замечательным. С ясного неба лился яркий солнечный свет, в воздухе разливалось благоухание; вдобавок ко всему прочему Джон-Том чувствовал, что ему можно не опасаться каких-либо неприятностей с желудком. Итак, с миром все было в порядке. То же самое юноша мог сказать и о себе. Тревожиться совершенно не о чем: в занятиях он преуспел настолько, что сам волшебник Клотагорб вынужден был с неохотой признать – прогресс очевиден. Если так пойдет и дальше, со временем Джон-Том окажется достойным прозвища чаропевца. Н-да, в последние дни волшебник пребывал в исключительно благодушном настроении – отчасти из-за того, что его ученик, филин Сорбл, дал зарок не брать в рот ни капли спиртного, едва выйдя перед этим из трехдневного запоя. Собутыльники жестоко подшутили над Сорблом: воспользовавшись тем, что тот потерял сознание – рухнул на пол таверны и начисто перестал воспринимать действительность, – они выдернули у филина почти все хвостовые перья. В результате сего прискорбного происшествия Сорбл выразил искреннее желание вернуться в давно позабытое состояние, именуемое трезвостью. Да что там Сорбл! Джон-Тому вдруг вспомнилось, что Клотагорб резко прекратил жаловаться на свой кишечник. Что ж, остается только поблагодарить судьбу, ибо нет зрелища более жалкого, нежели черепаха, которая страдает поносом.

Правда, какое-то время спустя юноша осознал, что в глубине души у него все же гнездится некое смутное беспокойство. Ничего конкретного, ничего такого, во что можно было бы ткнуть пальцем; тем не менее что-то не давало Джон-Тому покоя. Он сердито фыркнул – что, мол, за ерунда – и решил одолеть смятение чувств при помощи обильного и сытного завтрака. Однако ему скоро стало ясно, что тут бессильны и свежие кольчатые черви, и сушеные, хрустящие на зубах анемоны. Джон-Том повернулся к единственному окну в стене пещеры, сквозь которое проникал внутрь дневной свет, и вывернул усики, на концах коих располагались глаза, чтобы лучше видеть. Снаружи один за другим на утес, в котором находилась пещера, накатывали могучие валы. В сыром воздухе ощущался запах соли и морской воды. Пол и стены пещеры украшали плети высохших водорослей. В небе сверкали оба солнца. То, что побольше, отливало багрянцем, а маленькое светилось обычным бледно-зеленым светом. Набежавшие багровые облака соответствовали настроению Джон-Тома, но никак не могли быть его причиной.

Юноша подобрал с подноса крошки и отправил их себе в пасть. Напряжение возрастало: стебельки глаз судорожно задергались, и Джон-Тому пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить их успокоиться. Нервы, подумалось ему, обычное дело. Однако с какой стати он нервничает? Если с миром все в порядке, из-за чего сыр-бор? Джон-Том вздохнул, встряхнулся, выпрямил глазные усики – не помогло. Мало-помалу у него сложилось впечатление, что с миром произошло нечто ужасное.

За спиной раздалось шипение. Этот звук отвлек Джон-Тома от размышлений о причине неотвязного беспокойства и вынудил повернуться к тоннелю, что выходил из пещеры наружу. За шипением послышался скрежет, а следом прозвучали слова привета. В пещеру протиснулся Клотагорб. Как и подобает существу столь почтенного возраста, его панцирь был вдвое больше, чем у Джон-Тома. Волшебник ловко перебирал шестью хитиновыми ногами. Стебельки, на которых подпрыгивали и раскачивались из стороны в сторону глаза, потрясавшие мудростью выражения, были бледно-бирюзового цвета. Очутившись в пещере, Клотагорб прислонился к стене у окна, чтобы не упустить ни глоточка напоенного морской солью воздуха, затем подогнул ноги и взмахнул клешней.

– Вот тебе задачка, мой мальчик. Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? Не тошнит?

– Нет, – отозвался Джон-Том, шевельнув в дополнение глазными усиками. – Все просто отлично. Денек шикарный. Вот только...

– Что? – справился волшебник.

– Да так, ничего. Ну... В общем, проснувшись, я... Как бы это выразиться... Мне кажется, что я – не совсем я. Такое чувство, будто... Короче говоря, все словно шиворот-навыворот.

– Иными словами, ты ощущаешь, что что-то не так, но не можешь определить, что именно?

– Точно! Неужели у вас то же?..

– По-видимому, да. Во всяком случае, я чувствую это с самого пробуждения.

– Ну да! – воскликнул юноша. – А я-то все ломал голову, никак не мог сообразить...

– Да что ты? Разве это так трудно?

Прежде чем Джон-Том собрался с мыслями для ответа, в пещеру ввалилась многоножка около трех футов длиной. Она скорбно воззрилась на Клотагорба, затем мельком оглядела Джон-Тома. Юноша сразу узнал Сорбла.

– Сорбл, ты снова напился! Помнится, ты давал зарок...

– Прошу прошения, – пробормотала многоножка, чуть было не грянувшись об пол. – Но когда я утром увидел себя в зеркале, то... Ну, сами понимаете.

– Понимаю? Что я должен понимать?

– Он что, до сих пор не объяснил? – поинтересовалась многоножка, переведя взгляд обратно на волшебника.

– Что?

– Так вы не заметили ничего необычного? – недоверчиво спросил Сорбл.

– Необычного? Да нет, пожалуй... – И тут Джон-Тома будто осенило. Он испытал ощущение, схожее с тем, какое возникает, когда сунешь палец в электрическую розетку. Вот в чем дело: он не замечал! К примеру, принял как должное превращение Сорбла, хотя прекрасно знал, что тот – филин ростом под три фута и приблизительно с таким же размахом крыльев, а глаза у него круглые, как плошки, и обыкновенно налитые кровью. В общем, о подробностях можно было спорить, но многоножкой Сорбл не был точно. – Разрази меня гром! Что с тобой стряслось, Сорбл?

– Со мной? – воскликнула многоножка. – Да то же, что и с вами! Ты, видно, еще не смотрелся в зеркало.

Юноше просто-напросто нечем было хмуриться, поэтому он лишь несколько раз прищелкнул клешней, чтобы показать, что раздосадован и озадачен, а затем принялся осматривать себя. Ну и что? Похоже, все в норме. Шесть подогнутых хитиновых ног, две клешни, стебельчатые глаза... Да, к жвалам прилепились крошки еды, панцирь нуждается в чистке, но в остальном все так, как и должно быть.

– Ты по-прежнему не понимаешь, что к чему? – Клотагорб оставался на удивление спокойным, хотя, бывало, раздражался по куда более пустяковым поводам.

– Нет, не понимаю, – буркнул Джон-Том; в его голосе отчетливо прозвучало недовольство. – Не знаю, что такое случилось с Сорблом, из-за чего он трансформировался, однако...

Подожди, перебил он сам себя. Что значит «трансформироваться»? Думай, думай, это крайне важно. Итак, трансформироваться. То бишь измениться. Преобразиться. Превратиться. В голове у Джон-Тома что-то щелкнуло. Юноше вдруг почудилось, что его глаза – всего-навсего линзы камеры, принадлежащей кому-то постороннему, и этот посторонний внезапно взял и нажал на кнопку затвора.

Джон-Том снова оглядел себя, окинул внимательным взглядом сверху донизу. Он задрожал, затрясся всем телом, несмотря на то, что опирался на целых шесть ног. Дрожь била его как снаружи, так и изнутри. Неужели начинает тошнить? Кстати говоря, Клотагорб, когда заявился в пещеру, спрашивал насчет тошноты. Что ж, сейчас он, того и гляди, получит ответ на свой вопрос. Желая в глубине души ослепнуть и оглохнуть, Джон-Том ошарашенно озирался по сторонам. Изменился не только Сорбл. Во-первых, волшебник Клотагорб никогда не жил в насквозь сырой пещере, что выходила к океану. Он с давних пор обосновался в громадном раскидистом дубе, расширив своими чарами дупло в стволе дерева до весьма впечатляющих размеров. Дуб рос посреди Колоколесья, а вовсе не на берегу неведомого моря, вода в коем вдобавок отливала не синим или зеленым, а красным. Во-вторых, старое доброе солнце ни с того ни с сего исчезло без следа, а вместо него возникли два малопривлекательных на вид светила – багровое и бледно-зеленое. В-третьих, Клотагорб был черепахой если не преклонного, то достаточно почтенного возраста, а не каким-то там членистоногим. Помимо всего прочего, сам Джон-Том, в прошлом – Джонатан Томас Меривезер, был молодым человеком шести футов двух дюймов роста, склонным к худобе, с русыми, до плеч, волосами и задумчивым выражением лица. Юноша оглядел себя в третий раз и с горечью отметил, что осознание случившегося не привело ни к каким положительным переменам. Он все еще оставался огромным голубым крабом.

– Мой мальчик, ты можешь сказать, что должен был сообразить раньше, – заявил Клотагорб снисходительным тоном, который порой доводил юношу до белого каления, – но позволь сообщить тебе, что привыкание к столь внезапному изменению занимает обычно много времени, тем более – сразу после пробуждения.

– Привыкание? – В голосе Джон-Тома послышались панические нотки. – Черт побери, что происходит? Что стряслось с вами и с Сорблом? Что... – Он взмахнул было клешней, но, увидев ее перед собой, торопливо опустил, как будто это могло что-то исправить. – Что случилось?

– Да будет тебе известно, мой мальчик, – Клотагорб провел клешней вдоль глазного усика с таким видом, словно занимался этим каждое утро с самого рождения, – мы очутились в весьма затруднительном положении.

– Опять? – простонал Джон-Том. Вернее, ему показалось, что он простонал; на деле же у него вырвался не стон, а жалобное шипение. – Ну почему мы вечно оказываемся в затруднительном положении? Почему не в приятном? Не в терпимом, на худой конец? Почему нам постоянно приходится принимать судьбоносные решения?

– Мой мальчик, ты впадаешь в истерику.

– Никуда я не впадаю, – отрезал Джон-Том. – Я злюсь, и мне не по себе, но никакой истерики не предвидится.

В этот миг исполинский голубой краб, терпеливо выслушивавший его причитания, словно растворился в воздухе – заодно с пещерой, водорослями, ревом океана и пряным запахом соленой воды. Багрово-зеленый свет сменился неярким теплым свечением. Футах в шести от юноши возник стул, на котором восседал Клотагорб, волшебник Клотагорб в своем истинном облике. Он пристально глядел на Джон-Тома. За спиной чародея виднелась стена из светло-коричневого дуба. Помещение приобрело привычные очертания: кровать, стол со стулом, в углу – рукомойник и раковина. Джон-Том поднялся, пересек на негнущихся ногах комнату, подошел к рукомойнику и плеснул холодной водой в лицо и на руки; затем взял полотенце и принялся вытираться, радуясь гладкости собственной кожи. Хитиновый панцирь сгинул, будто его и не было. Юноша прикоснулся к недавно вымытым волосам, ощупал голову.«Я стал самим собой!» – воскликнул он мысленно, испуская облегченный вздох. Выходит, мир вернулся в нормальное состояние? Вернулся ли? Что разумел волшебник под затруднительным положением? Джон-Том знал, что Клотагорб не из тех, кто бросается словами; к тому же все эти фокусы с переменой наружности – прекрасная иллюстрация серьезности происходящего.

Ну и ладно. Справимся, и не с таким справлялись. Клотагорб наверняка придумает, как быть и что предпринять. Разумеется, поначалу он будет ворчать, кряхтеть и жаловаться на судьбу, но сделает все, что нужно, а Джон-Том, как обычно, наберется по ходу дела опыта. Поистине смешно даже предполагать, что чародей, среди заслуг которого – план сражения у Врат Джо-Трума, решающей схватки с Броненосным народом, а также изобретение способа подавать внутрь Древа горячую и холодную воду, – не сумеет совладать с тем, кто (или что) вынудил его проснуться поутру в обличье голубого краба. Да, но что, если это повторится? Джон-Том лишь теперь заметил, что у него дрожат руки.

– Эй, – проговорил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно, – смотрите-ка. Может, я и впрямь впадаю в истерику?

– Запоздалая реакция, – отозвался Клотагорб, неодобрительно прищелкнув языком; впрочем, взгляд волшебника выражал искреннее сочувствие. Маг сунул лапу в один из ящичков на своем животе, порылся в нем и извлек крохотный пакетик. Он раскрыл его, вытряхнул содержимое в воздух и произнес заклинание, которого Джон-Том еще не слышал:

 
Да прекратится дрожание рук,
Да воцарится покой.
Мысли, назад! Ваш нарушился круг,
Глади подобный морской.
Таллиум, кондралиум,
Вступай-ка в дело, валлиум [67]67
  Валлиум – фирменное название транквилизатора, который снимает беспокойство и мышечное напряжение (прим. перев.).


[Закрыть]!
 

В следующий миг по телу Джон-Тома разлилось спокойствие. Облегчение было столь полным и неожиданным, что юноша не устоял на ногах. Если бы не Сорбл, который успел подхватить его и довел до кровати, он бы повалился на пол.

– Пожалуй, я слегка перестарался, – буркнул Клотагорб.

– Нет-нет, ни в коем случае, – возразил Джон-Том. – Большое спасибо... спасибо.

– Да, перестарался. – Волшебник кивнул головой в такт собственным мыслям. – Тебе слишком хорошо.

Не обращая внимания на слабые протесты юноши, он сделал замысловатый жест. В голове у Джон-Тома мгновенно прояснилось. Юноша притворился, что весьма благодарен, однако в действительности испытал сильное разочарование.

– Уф! Что это было, сэр? '

– Сейчас не время заниматься фармакологическими экспериментами, – ответил чародей, погрозив молодому человеку пальцем. – Сказать по правде, мой мальчик, ты еще не готов к тому, чтобы обучаться им. С тебя вполне достаточно, что ты, благодаря мне, в состоянии соображать. Разве ты забыл, о чем мы говорили?

– Забудешь, как же. – Джон-Том уселся на кровати и положил руки на колени; лицо его поскучнело. – Очередное затруднительное положение.

– Похоже, я переоценил твои возможности, – фыркнул Клотагорб. – Ну, ничего, побочные эффекты скоро прекратятся.

– Жалко, – пробормотал Джон-Том. – Если я правильно вас понял, сэр, все повторяется снова, так? Но с меня хватит. Тем более вы, несомненно, обойдетесь и без моей помощи.

– Ты так думаешь? – справился Клотагорб, глядя на юношу сквозь шестигранные стекла очков. – С чего ты взял?

– Разве не вы превратили нас в самих себя? – Джон-Том обвел рукой комнату. – Вы вернули все на прежние места. Я – это я, вы – это вы, а мир стал таким, каким ему и следовало быть.

– Разумеется, – согласился волшебник, – однако должен тебя разочаровать: моей заслуги тут нет.

– Вы хотите сказать, что все произошло без вашего участия? – озадаченно переспросил Джон-Том.

– Именно так, мой мальчик. Я ничего не искажал и не исправлял.

– Значит, – проговорил Джон-Том, – мы опять можем обернуться не пойми кем?

– Совершенно верно. В любой момент мы с тобой можем стать голубыми крабами, а Сорбл – той самой омерзительной многоножкой, и оказаться вместо Древа в сырой пещере, и...

– Ладно-ладно. – Мысль о возможном возвращении обратно в тело шестиногого краба заставила Джон-Тома содрогнуться. Он вовсе не желал вновь очутиться в благоухающей морем пещере. – Но я не понимаю. Такие вещи, насколько мне известно, ни с того ни с сего не происходят.

– Факты, мой мальчик, свидетельствуют об обратном. К тому же случись нечто подобное снова, его последствия могут быть совсем другими.

– К чему вы клоните? – спросил Джон-Том, оглядывая комнату, словно в поисках признаков предстоящего изменения. Взгляд юноши задержался сперва на стуле, затем – на вешалке, занятой чистой рубашкой.

– К тому, что в следующий раз мир может измениться куда сильнее, причем это наверняка произойдет неожиданно, безо всякого предупреждения.

– Значит, то была не иллюзия? – спросил Джон-Том, поразмыслив над словами волшебника. – Значит, Сорбл и мы с вами и впрямь превратились невесть в кого?

– Да. Преображению подверглись не только мы, но и весь мир. Тебе не почудилось, что ты обернулся голубым крабом. Ты стал им.

– Я... Может быть... – Юноша не докончил фразы.

– Что, мой мальчик?

– Мне подумалось, что вы решили подшутить над нами, – выговорил наконец Джон-Том, отводя взгляд. – Вы ведь постоянно испытываете меня.

– Что ж, вполне разумное допущение, – заявил Клотагорб. – Однако ты забыл, что я не в том возрасте, чтобы подшучивать над кем бы то ни было. Нет, я вовсе не собирался испытывать тебя. Если бы все было так просто...

Джон-Том задумчиво кивнул и потянулся за дуарой, которая висела на спинке кровати. Юноша взял инструмент в руки, перекинул через плечо ремень. На лице чародея промелькнула тень беспокойства.

– Что ты намерен делать?

Тревога Клотагорба имела под собой основания: несмотря на прилежание в занятиях, чаропение Джон-Тома под аккомпанемент дуары оставляло желать лучшего. Да, его музыка творила чудеса, но, как правило, совсем не те, на которые он рассчитывал.

– Ничего особенного, – буркнул юноша. Неужели Клотагорб до сих пор видит в нем не более чем дилетанта? – Вы что, по-прежнему не доверяете мне?

– Мой мальчик, у тебя просто талант угадывать, о чем я думаю.

Джон-Том хотел было срезать несносного старого ворчуна язвительным замечанием, да так и застыл с разинутым ртом, ус-тавясь на мизинец левой руки. Тот вырос в длину на добрых три дюйма и превратился в извивающегося червяка, который исхитрился вдруг развернуться, окинул юношу свирепым взглядом, а затем исчез. Джон-Том пошевелил пальцем и судорожно сглотнул.

– Да, я видел, – отозвался Клотагорб, отвечая на вопрос, который читался в глазах Джон-Тома. – Изменения различаются

по силе воздействия. Отнюдь не все они столь серьезны, как то, которое разбудило нас с тобой. Очевидно, измениться может как мир в целом, так и крохотная его часть. К примеру, твой мизинец. Наше восприятие изменений зависит от того, чем мы занимаемся в тот миг, когда они происходят. Нам повезло, что в момент первой пертурбации мы всего-навсего умывались и завтракали. Потрясение, не говоря уж о психическом шоке, было бы куда ощутимей, если бы ты занимался тогда чаропением или сидел на толчке.

– Понятно, – сказал Джон-Том и покачал головой. – Знаете, оказавшись здесь по вашей воле, я имел достаточно возможностей ознакомиться с магией, но ни с чем подобным мне сталкиваться еще не доводилось.

– Магия тут ни при чем, – заявил волшебник. – То, что произошло и продолжает происходить, является результатом действия природных сил.

– Какая разница! – пробормотал Джон-Том, отрешенно махнув рукой, и испуганно посмотрел на ладонь, проверяя, не случилось ли с ней чего-нибудь этакого. – Как ни назови – природными ли силами, магией или физикой, – результат один: нечто изменяет структуру мироздания, не спрашивая ничьего согласия.

Он тронул струны дуары. Раздался приглушенный мелодичный звук. Клотагорб быстро огляделся – как видно, чтобы удостовериться, что в комнате все осталось по-прежнему.

– Ты прав. Вдобавок невозможно предсказать, когда случится очередное изменение и насколько серьезным оно будет. Однако это нечто нужно остановить. Если ничего не предпринять, изменения начнут повторяться все чаще. Хуже того, они будут раз от раза все серьезнее.

– Что может быть хлеще превращения в голубого краба?

– Взгляни на себя, – посоветовал волшебник. – Лично я предпочел бы оказаться в теле краба, нежели в твоем, бледноко-жее ты млекопитающее.

Джон-Том свыкся с наветами в свой адрес, а потому пропустил замечание Клотагорба мимо ушей.

– И кто же всему причиной? – справился он, пощипывая струны дуары.

– Никто.

– То есть никакой злонамеренный колдун?

– Совершенно верно, – откликнулся Клотагорб. – Мы столкнулись с природным явлением, наподобие землетрясения.

Что касается землетрясений, в них Джон-Том разбирался, пожалуй, получше чародея, однако он решил не сбивать старика с мысли.

– Вы сказали «явлением»? То бишь причина всему – одна-единственная? – Палец юноши вновь предпринял попытку обернуться червяком, однако суровый взгляд, как ни странно, положил конец превращению.

– Именно так, – ответил Клотагорб, принимаясь расхаживать по комнате. – Эта причина искажает мир, вносит изменения в структуру мироздания, заставляет электроны в атомах сходить с привычных орбит. Думается, речь идет об испускании чрезвычайно мощных дестабилизирующих потоков энергии. Степень подверженности нашей Вселенной переменам различается в зависимости от мощности того или иного потока.

– Нашей Вселенной? – выдавил Джон-Том.

– Ну да. – Клотагорб величественно кивнул. – По-твоему, я случайно назвал положение затруднительным? К счастью, подобные происшествия случаются крайне редко, ибо пертурбато-ров на свете не так уж много. Пертурбатор – вот источник всех наших неприятностей. – Волшебник прищурился. – Улавливаешь, к чему я клоню?

– Конечно, конечно. Но что такое пертурбатор?