Текст книги "Город лжи"

Автор книги: Алафер Берк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Глава 38

16.15

Слова – мелкие бессмысленные подробности, наспех записанные на пожелтевших бумажных листках, – могли серьезно изменить дело. Если взглянуть на них в новом свете, мелочи могут стать существенными. Холодное способно обернуться горячим. А факты, казавшиеся лишь тонкими травинками, могут расцвести, превратившись в неоспоримые доказательства.

Элли бессчетное количество раз натыкалась на такие бесценные крупицы – крохотные фрагменты, позволяющие собрать мозаику до конца, – в какой-нибудь пыльной, старой, давно забытой папке полицейского архива. Вот и теперь в надежде на случайное везение они с Роганом стряхивали пыль с документов десятилетней давности – дела Тани Эббот, привлекавшейся тогда за проституцию.

В папке лежали двухстраничный отчет Балтиморского ПУ и несколько листков с заметками, которые им удалось запросить из офиса прокурора штата по округу Балтимор. Этот набор документов не был похож на те закрытые уголовные дела, объемистые и богатые подробностями, которые привыкла исследовать Элли. Но тоненькая папочка оказалась единственным кусочком Таниной истории, на который могли рассчитывать детективы. Они начнут с того, что было известно о ней десять лет назад, и доберутся до нынешнего времени.

Роган выяснил все, что сумел, о психиатре, чье имя так небрежно записали на судебном определении об отклонении обвинения против Тани. «ОТКЛОНЕНО, – печатными буквами вывел судья, оставив таинственную приписку: – Психологическое консультирование доктора Лайла Хьюсона».

Пока Роган охотился за Хьюсоном, Элли пыталась отследить семью Тани. Когда девушку арестовали, она указала балтиморский адрес и соответствующий телефонный номер. Сначала Элли проверила телефон, однако азиатка, снявшая трубку, с трудом, на ломаном английском объяснила, что номер этот у нее уже два года и что она никогда не слышала ни о ком по фамилии Эббот. Затем Элли позвонила в местную службу регистрации недвижимости и узнала, что дом по адресу, который Таня назвала после ареста в полиции, три года назад был продан наследниками некоей Марион Эббот.

Следующим шагом Элли была попытка расспросить нового хозяина дома. Мужчина, ответивший ей по телефону, знал о прежних владельцах не больше, чем азиатка, унаследовавшая телефонный номер.

И понимать его было не легче из-за сильного южного акцента.

– Эббот? Не, ничего не напоминает, но клясться, что не знал их раньше, не стану. Я имел дело с риелтором. Дама сказала, что владелица сыграла в ящик, и дом нужно продать. Долгов на доме много, сказала она, поэтому для меня это была выгодная сделка. Правда, дом разваливается. Вы можете поговорить с кем-нибудь из соседей. Есть же тут старожилы… Имена? Не, тут я помочь не смогу.

Элли поблагодарила мужчину за потраченное время, повесила трубку и открыла на компьютере «Гугл. Карты». Набрав старый адрес Эббот, она выбрала опцию «Просмотр улиц».

На мониторе появился дом, в котором когда-то проживала Таня Эббот. Это была неприметная одноэтажная постройка, похожая на ферму. Бежевая краска на стенах казалась довольно свежей, но по алюминиевой стремянке и черепице, сложенной стопками на дорожке у гаража, Элли поняла, что нынешний хозяин купил недвижимость, нуждающуюся в ремонте.

С помощью мышки она совершила виртуальную прогулку в южном направлении и кликнула на доме по соседству с бывшим жильем Эббот. В верхнем углу экрана выскочил адрес соседей. Ненадолго вернувшись к списку абонентов, Элли набрала номер.

Она знала, что в «Гугле» используется неподвижная панорамная фотография, именно с ее помощью Элли удалось «погулять» по Балтимору. И все же, слушая доносившиеся из трубки гудки, она внимательно смотрела на монитор: а вдруг удастся увидеть в доме человека, отвечающего на звонок?

– Алло?

Это был либо ребенок, либо женщина с совершенно дурацким голосом. Элли чуть не спросила, дома ли мама, но передумала, на случай, если имеет дело с Бетти Буп.

– Вы владелец дома? Я звоню из полицейского управления.

– Полиция? У меня неприятности?

Определенно ребенок.

– Нет. Я просто хочу поговорить с твоими родителями. Они дома?

– У меня только мамочка.

– Хорошо, а она дома?

– Да.

– Ты можешь ее позвать?

– Она делает зарядку в своей комнате.

– Хорошо, но ты же можешь позвать ее? – Договориться с этим малышом было непросто.

– Мне нельзя ее беспокоить, когда она занимается гимнастикой.

– Как тебя зовут?

– Бенджамин.

Элли отметила про себя: надо отчитать мать, не объяснившую ребенку, что нельзя говорить с незнакомцами.

– Это очень важно, Бенджамин. Я скажу ей, что это я попросила ее позвать, ладно?

– Но там у нее кто-то есть. И она велела мне никогда-никогда-никогда не заходить, если делает с ним зарядку.

Элли ясно представила, какой зарядкой занимается Бенджаминова мамочка в спальне среди бела дня, и ей не хотелось взваливать на себя ответственность за то, что увидит этот мальчишка, если прямо сейчас откроет мамину дверь.

– А давно вы живете в этом доме, Бенджамин?

– Давно. Всегда, наверное.

– Ты в нем родился?

– Не знаю. По-моему, детей приносят из больницы… Но моему старшему брату шестнадцать, а его измеряли по той же двери, что и меня – там, в подвале. И я уже выше, чем он в семь лет.

Значит, Бенджаминова мама живет в этом доме не меньше девяти лет.

– А как зовут твою маму, Бенджамин?

– Энн. Энн Хан.

– Тебе нужно постучать в мамину дверь. Хорошо, Бенджамин? Только ни в коем случае не открывай! – с нажимом проговорила Элли. – И не заглядывай. Просто постучи. Громко-громко. И скажи, что ей звонят из полиции.

Элли потребовалась еще несколько раз убедить Бенджамина, что ему не грозит взбучка, но в конце концов мальчик согласился. И сделал все в точности, как его просили. У малыша были крепкие кулачки и сильные легкие.

– Алло?

В голосе женщины слышались одновременно тревога, усталость и досада. Очевидно, ее партнер по гимнастике был весьма одаренным тренером.

– Госпожа Хан? Меня зовут Элли Хэтчер. Я звоню из Полицейского управления Нью-Йорка насчет вашей бывшей соседки, Тани Эббот.

– Тани? – Напряжение в голосе пропало, как только женщина отдышалась и настроилась на беседу.

– Да. Мы полагаем, что она стала важным свидетелем по делу об убийстве, и пытаемся найти членов семьи, которые поддерживают с ней отношения.

– Я не общалась с ней с тех пор, как продали дом, значит… Это было года три назад.

– Вы общались с ней после смерти Марион?

– Ее матери. Верно. Таня – она же, знаете… Хотя, наверное, вы не знаете. Она была трудной девочкой. Дома почти не бывала, все время туда-сюда, словно жила на молодежной турбазе. Я вам так скажу: Марион была святая. Она всю жизнь дочке отдала, в лепешку готова была расшибиться ради этой девчонки. А Таня? Когда-то она была славной девочкой. Даже частенько сидела с моим старшим, когда он еще грудничком был. Но в подростковом возрасте… Говорю вам, ни одна девочка еще не превращалась так быстро из учительской любимицы в… Ладно, скажу прямо – в маленькую Лолиту, вот кем она стала.

Элли поняла: единственное, что радовало Энн Хан больше, чем «зарядка», – это сплетни о соседях.

– Вы сказали, что Таня дома не засиживалась и частенько уходила. А у Марион были мужчины, которые тоже вот так приходили и уходили? – Внезапный перескок с доски почета к половой распущенности был красноречивым признаком сексуального надругательства, а большинство подобных случаев происходят дома.

– Ни в коем разе. Марион была не из таких. Если у нее кто когда и был, так я ни разу не видала. Она залетела в девятнадцать, и это было ей уроком. С тех пор она ног не раздвигала.

– Таня была единственным ребенком?

– Верно.

Элли потянулась к фотоальбому, найденному в Таниной комнате. Быстро перелистав его, она отыскала страницу с фотографией юной счастливой девушки и еще более юного белобрысого мальчика. Что-то в этом парнишке по-прежнему казалось Элли очень знакомым. Наверное, у него было какое-то сходство с Таней, но Элли так и не смогла понять, в чем оно заключалось.

– Вы уверены? Может, у нее был сводный брат – по отцу? Мы нашли снимок ребенка лет на восемь моложе нее.

– Донор спермы, от которого залетела Марион, вероятно, мог обрюхатить пол-Балтимора, но чтобы у девочки были отношения с единокровным братом? Хм… Марион ясно дала понять, что отца у Тани нет. Возможно, это кто-то из соседских ребятишек – Таня многим из нас помогала, сидела с детьми.

– Ее мать забеременела в девятнадцать и умерла три года назад? Она была еще молодая…

– Да, сорок семь или вроде того. Рак шейки матки. Говорила, мол, надо было повырезать все причиндалы после рождения Тани. В последний год бедняжка совсем извелась из-за своих медицинских счетов.

– Я так понимаю, денег у них было немного.

– Шутите? Здесь у всех так.

– А как насчет Тани? У нас сложилось впечатление, что лет десять назад она посещала психиатра или частного адвоката.

– Это для меня новость. Ну, вполне возможно, что девочке требовались консультации, но Марион не смогла бы это оплатить даже до болезни.

– Нам показалось, что у Тани был доступ к каким-то средствам. Может, Марион застраховала свою жизнь?

– Нет, я бы наверняка об этом узнала. Под конец я навещала Марион по несколько раз в неделю. Она все позакладывала, пытаясь раздобыть денег. Будь ее жизнь застрахована, она и под это заняла бы. У нее даже медицинской страховки не было. Она же прислугой работала, понимаете?

– Домработницей?

– Нет, кажется, няней. Она относилась к этим семьям, как к родным. Кстати, ребенок на Танином снимке мог быть из тех, с кем нянчилась Марион. Некоторые семьи были совсем не против, чтобы Таня приходила вместе с мамой, как будто все они одна большая семья. Черт, я наверняка могла бы вспомнить имена, но сейчас в голову ничего не приходит. Знаю, что один из ее нанимателей был какой-то большой шишкой. Она много лет работала в его семье. Впрочем, это не важно. Когда Марион заболела, никто из них не заволновался. Вот так оно и выходит, понимаете?

– Есть ли какие-нибудь еще подробности, о которых мне стоило бы знать?

– Ну, есть еще кое-что, но мне, наверное, лучше ничего не говорить.

«Мне лучше ничего не говорить».

Эти пять слов на протяжении многих десятилетий были отправной точкой для бесконечных пересудов. Возможно, гибель Оскара Уайлда восходит именно к этой фразе – ее наверняка прошептала какая-нибудь дамочка в корсете, попивая чай в одной из гостиных викторианского Лондона.

– Послушайте, это не пустые пересуды, – заверила Элли собеседницу. – Это сбор материала для официального полицейского расследования.

Энн долго уговаривать не пришлось.

– Просто забавно, что вы сказали насчет Таниных денег. Мне всегда это было любопытно. Надо было мне догадаться – девочка что-то скопила. И подумать только – она позволила матери умереть с тревогой о медицинских счетах!

– А почему вы думаете, что Таня зажимала деньги?

– Потому что я однажды с ней разговорилась, как раз в то время, когда риелтор выставил табличку «Продается» возле их дома. Должно быть, всего через месяц после смерти Марион. Я спросила, нет ли какой-то возможности сохранить дом за собой. Таня сказала, что пыталась найти способ, но все деньги у нее вложены.

– Какие деньги?

– То-то и оно. Я поднажала, а она разнервничалась, сказала, что деньги у нее от дяди, но предназначены они для учебы. Я тут совсем обалдела: насколько я знала, Марион была единственным ребенком, а Танин папаша на горизонте не объявлялся. Я и сказала: «А ты не старовата для учебы-то?» А она мне что-то типа: «Что ж, для того и нужны деньги, а потом – как знать». Затем она в дом улизнула, а я решила, что не вправе ее расспрашивать. Вскоре Таня переехала, и больше я ее не видела.

Элли поблагодарила Энн и повесила трубку. Роган закончил разговор в тот же момент.

– Какие новости? – спросил он.

– Пока больше вопросов, чем ответов, – сообщила Элли. – Танина мама работала няней. Умерла примерно три года назад с кучей долгов. Банк продал дом. Соседка сказала, что Таня однажды упоминала, будто у нее есть деньги на учебу от дяди, но та же соседка прежде ни разу не слышала о его существовании.

– Может, папик какой-нибудь дал?

– Кто знает. А у тебя что?

– Доктор Лайл Хьюсон все еще практикует. В субботу, конечно, он не работает, но по дежурному номеру я в конце концов добрался до его помощницы. Удивительное дело – она забеспокоилась насчет конфиденциальности. Но я спросил, случалось ли доктору Хьюсону выступать в суде на общественных началах или что-нибудь вроде того. Она засмеялась и сказала, что доктор задаром и с постели не встанет. Сообщила, что он берет полторы сотни в час.

– Десять лет назад наверняка брал меньше.

– Восемьдесят пять, если быть точным.

– Для матери-одиночки, работающей няней, это дорого.

– Безумно дорого.

Постукивая ручкой по столу, Элли размышляла, что все это значит.

Глава 39

Воскресенье, 28 сентября

2.45

– Ми-и-ленькая.

Придурок в черном кожаном пиджаке, насквозь пропахший одеколоном «Поло», таращился на грудь Элли, подошедшей к двери в клуб. Очевидно, из-за недосыпа она, выскочив из дома, недостаточно хорошо застегнула молнию своей кофты с капюшоном.

– Да и ты ничего, – ответила она, ткнув пальцем в мягкие мышцы у него на груди. – Где мой брат? Джесс Хэтчер. Ростом с тебя, но килограммов на сорок легче.

– Такой же хитрожопый, как ты, только менее смазливый?

– Он самый.

– Видел его в подсобке с одной из девчонок минут десять назад. Зная твоего братца, я бы посоветовал сначала постучать.

Несмотря на протесты сестры, Джесс ухитрялся примерно раз в месяц под каким-нибудь предлогом вытащить ее в это место. Поскольку он работал здесь с марта, по прикидкам Элли, это был ее седьмой визит во «Флюиды». Много лет Джесс был летуном, неспособным задержаться на одной работе. Лишь один раз до этого он застрял на три месяца в одной забегаловке в Одежном районе, [49]49
  Одежный район (Garment District) – квартал на Манхэттене, расположенный между 5-й и 9-й авеню, средоточие модной индустрии Нью-Йорка. Здесь расположены крупные модные дома, магазины-салоны и склады одежды. Модные дизайнеры впервые «поселились» тут в начале XX в. (Прим. ред.)


[Закрыть]работал поваром на блюдах быстрого приготовления, да и то из чувства вины, поскольку эту должность нашла ему Элли. В среднем же его хватало на несколько недель.

Но по причинам, которые так и оставались недоступными пониманию Элли, этот низкопробный, залитый неоновым светом стрип-клуб на Вестсайдском шоссе, с патлатыми музыкантами и их грохочущей музыкой в стиле восьмидесятых, пробудил все лучшее, что было в ее брате. «Флюиды» с их беспорядочно-причудливой обстановкой в стиле ретро стали тем пространством, где Джесс казался разумным взрослым, а толпы юристов и фондовых менеджеров, буйствующих на холостяцких вечеринках, выглядели непредсказуемыми идиотами.

Периодическим визитам Элли обычно предшествовало обещание Джесса, что она увидит самое невероятное шоу плотских фантазий. Как правило, в представлении были задействованы шарики для пинг-понга.

Но на этот раз Джесс обещал ей не просто развлечение. Элли обнаружила его в подсобке на диване. Рядом на подлокотнике пристроилась девица, скептически оглядевшая Элли.

– Это она?

– Да. Моя сестра, Элли Хэтчер. Она присмотрит за тобой, Жасмин.

Внешность девушки соответствовала ее имени: длинные, темно-каштановые волосы, в которых пестрели карамельного цвета пряди. Жасмин взбила их, не пожалев лака и придав прическе такой вид, будто она только что выбралась из постели после бурного секса. Надув губки, стриптизерша состроила Джессу гримаску, умудрившись соединить в ней гнев и сексуальность. Несомненно, с таким талантом щедрые чаевые были ей гарантированы.

– Твой брат умеет склонять людей даже на то, чего они вовсе не хотят.

– И не говори. Он сказал, ты что-то знаешь о «Престижных вечеринках»?

Глава 40

9.30

Оказалось, Жасмин – ее настоящее имя. Жасмин Энн Харрис, двадцать шесть лет. Она давным-давно не появлялась в базе данных ПУ Нью-Йорка. Однако в десятилетнем возрасте ее включили в список свидетелей по иску ее матери о домашнем насилии. В тринадцать лет она стала истцом в деле об изнасиловании второй степени, [50]50
  Изнасилование второй степени – преступление, совершенное в отношении ребенка, не достигшего 14-летнего возраста. В США приравнивается к правонарушениям класса Б и карается лишением свободы сроком до 60 лет. (Прим. ред.)


[Закрыть]подсудимым значился человек, также носивший фамилию Харрис. За последующие два года она четырежды убегала из дома, о чем свидетельствовали отчеты службы по делам несовершеннолетних. Детство и отрочество Жасмин не были счастливыми.

Однако собственную репутацию девушка ухитрилась не запятнать, хотя в разговоре с Максом и Элли призналась, что последние восемь лет баловалась наркотиками – сначала травка, потом кокс, следом героин, а после него метамфетамин. Да и телом приторговывала – сперва ради наркотиков, затем – ради трехлетнего сына.

А сейчас она сидела в совещательной комнате прокуратуры и делилась тем, что знала о «Престижных вечеринках». На ней была фуфайка с эмблемой Колумбийской юридической школы, которую предложил ей Макс, поскольку с утра Жасмин заявилась в откровенном топе на тонких бретельках.

По словам Жасмин, заправлял в службе пожилой мужчина, которого она знала под именем дяди Дейва. Согласно свидетельству о регистрации корпорации, поданному в прокуратуру штата, исполнительным директором и единственным акционером числился Дэвид Тейлор. Жасмин было известно лишь немногим больше: что были две сестры, Корлисс и Каденс ЛаМарш, помогавшие Дейву находить девушек и устраивать встречи.

Жасмин подозревала, что никогда бы не узнала их фамилию, если бы однажды Корлисс не проболталась. Она спросила у Жасмин, настоящее ли у нее имя, та подтвердила и задала Корлисс встречный вопрос. «Да, Корлисс, Каденс и еще у нас есть брат Калеб, – ответила девушка. – Полагаю, наша мамочка посчитала, что с фамилией ЛаМарш можно пойти по-крупному и прикинуться потомками королей».

– Она лишь раз упомянула свою фамилию, – пояснила Жасмин. – Но я запомнила, поскольку все время повторяла ее про себя. Корлисс ЛаМарш. Просто шикарно. Намного лучше, чем Жасмин Харрис, понимаете?

Жасмин периодически прерывала свой рассказ, чтобы поразмышлять вслух, «не копает ли она себе яму». Похоже, это было ее любимое выражение.

Она опять повторила его, сделав большой глоток из бутылки «Маунтин дью», которую Элли принесла ей из торгового автомата, стоявшего в холле прокуратуры.

– Знаете, мне все время кажется, что я копаю себе яму. – Она слегка рыгнула под влиянием содержавшегося в напитке газа, прикрыла рот ладошкой и хихикнула. – Даже отдавая «Вечеринкам» половину выручки, работая на них, я приносила домой от семи до двенадцати сотен баксов за ночь. Они вызывают меня раз в две недели, но в сочетании с тем, что платят во «Флюидах», удается неплохо заработать. Я просто не могу вернуться к свиданиям за сотню с теми хмырями, которых встречаю в клубе.

Кто-то в «Престижных вечеринках» сумел убедить Жасмин, что теперь она относится к элитной категории высокооплачиваемых девушек по вызову для представителей высшего класса. Они втюхали ей идею о фантастическом мире, где толковая красавица зарабатывает финансовую независимость и даже получает больше прав, беря деньги у слабых, но восхищенных мужчин, за такую малость, как секс.

Участвуя в операциях под прикрытием в период работы в патруле, Элли познакомилась с огрубевшими уличными девушками – теми, чью кожу усеивали побледневшие синяки, чьи ступни покрывали мозоли. И знала, что граница, отделяющая их от красоток из «Престижных вечеринок», эфемерна. Как юрист может использовать свои навыки при переходе из одной фирмы или отрасли в другую, защищая сперва интересы газовой компании, затем – производителей наркотиков, а после – проштрафившегося политика, труженицы секс-индустрии кочуют из стриптиза в порно, а оттуда – в подземелье «госпожи», на улицу или гостиничный пентхаус по три тысячи долларов за ночь.

– Ничего с тобой не будет, Жасмин, – успокоила ее Элли. – Неужели сейчас ты привлекательнее, чем была, получая по сотне за свидание?

– Черт возьми, нет, – возразила она с улыбкой. – Я становлюсь старше, а из-за ребенка на животе у меня остались растяжки.

– Разве сейчас, когда тебе платят по тысяче долларов за ночь, ты делаешь что-то иное для мужчин?

Жасмин покачала головой.

– Никаких извращений. Я сразу предупреждаю: только стандарт.

– Значит, если ты не стала привлекательнее и не расширила предложение, почему, как ты думаешь, эти мужчины платят тебе больше?

– А хрен их знает.

– Просто им сказали, что ты этого стоишь. Скажи парню, что стоишь сотню, и он будет относиться к тебе соответственно. А если заставить его раскошелиться на пару штук, он будет убежден, что ты – прекраснейшая из всех, кого он когда-либо видел. Он будет искренне верить, что ты владеешь тайным знанием и сумеешь оживить его скучные серые будни. Когда с «Престижными вечеринками» будет покончено, тебе нужно будет лишь заглянуть очередному парню в глаза и назвать свою цену, а именно к этому ты и стремишься.

Жасмин сделала еще глоток содовой.

– Черт возьми, я этого стою. Штука баксов за ночь – не так уж много в этом городе. Я слышала, некоторые девушки до десятки получают. – От этой мысли ее глаза заблестели.

– А теперь еще раз расскажи мне о женщинах, которые регистрировали эти свидания.

Элли, конечно, заверила Жасмин, что та найдет способ заработать, но, по правде говоря, ей было все равно. Нужно было убедить Жасмин в необходимости сотрудничества и прижать эту компанию, что, в свою очередь, поможет найти убийцу Кэти Бэтл. К тому же, если Жасмин снова скатится в нищету и отчаяние, Элли в том не виновата.

Потребовался еще час на изложение того, что было известно девушке. О дяде Дейве. И этих двух сестрах, Корлисс и Каденс. Шесть свиданий за последние три с половиной месяца, и все ради секса за деньги. Спустя шестьдесят минут Жасмин сидела в комнате на пятнадцатом этаже окружной прокуратуры, уплетая кексики из упаковки, купленной в торговом автомате, а Макс и Элли совещались в коридоре.

– Этого по-прежнему недостаточно, – постановил Макс.

– Почему? – удивилась Элли. – Эта девушка, несмотря на прошлые наркотики и нынешний рафинированный сахар, циркулирующий в крови, обладает едва ли не лучшей памятью, с которой мне доводилось сталкиваться. Она позволит нам использовать ее имя. У нее нет криминального прошлого и мотива лгать. Ее слов и того, что мы узнали от Стейси Шектер, должно быть достаточно.

– С подобными агентствами всегда возникает одна и та же проблема. Главная цель эскорт-службы – сохранять видимость законности. Жасмин знает их руководителя под именем дядя Дейв. Имя достаточно отвратительное и вполне может принадлежать сутенеру. Но на бумаге, зарегистрированной прокуратурой штата, он – Дэвид Тейлор, руководитель и единственный владелец официальной компании, предлагающей дорогие, но разрешенные законом увеселения. Они все предусмотрели. Все оформили. Они заставили Жасмин заполнить необходимую бумагу и платят налоги с ее заработка. Я уверен, что и сестрам ЛаМарш он платит официально, да и налоги со всех доходов компании поступают куда надо. Эти люди отнюдь не глупы.

– Да, но они виновны в содействии проституции третьей степени. [51]51
  По законам США, в содействии проституции третьей степени может обвиняться человек, сознательно получающий доход от управления или владения публичными домами и прочими службами, предоставляющими секс-услуги. Это уголовное преступление карается лишением свободы сроком от 2 до 7 лет. (Прим. ред.)


[Закрыть]Мы получим ордер, предъявим обвинение в уголовном преступлении, наложим арест на активы, а затем используем эти деньги и уголовное дело для получения информации о Кэти Бэтл и Тане Эббот.

– Проблема в том, что они сумели прикрыть свою задницу. Ты слышала Жасмин. Ей было велено не заниматься сексом с клиентами. Они даже заставили ее подписать бумагу о том, что любой сексуальный контакт с заказчиком является основанием для увольнения.

– А еще она сказала, что знает: этот документ – фикция. Корлисс, впервые встретив ее во «Флюидах», спрашивала, ходила ли та на свидания.

– Мы с тобой понимаем, что «свидание» – это просто код, однако дядя Дейв это оспорит и заявит, что имелось в виду лишь невинное сопровождение.

– А нам и не нужен приговор, нужен лишь рычаг. Я хочу получить кое-какие ответы.

Дверь совещательной комнаты скрипнула. Как и большинство дверей в зданиях на Центральной улице, ее не мешало бы смазать.

– Э-э… все в порядке?

– Все отлично, Жасмин. Если ты подождешь еще несколько минут, мы расскажем, каковы будут дальнейшие шаги.

– Вы, ребята, кажется, слегка поцапались. – Жасмин смотрела на них глазами испуганного ребенка. Элли поняла, что какая-то часть ее личности так и застыла в подростковом, тринадцатилетнем возрасте, оцепенела в тот миг, когда раздался стук в дверь ее спальни, тот самый, в конце концов приведший к полицейскому отчету.

Элли еще раз заверила женщину, что все в порядке, подождала, пока закроется дверь, и заговорила, понизив голос.

– Давай пойдем с этим к судье Бэндону. Сейчас он сделает для нас что угодно. Он подпишет ордер.

Макс покачал головой.

– Это неправильно, Элли, и ты это знаешь. Нам нужно больше доказательств.

Уже не первый раз Элли приходилось бодаться с представителем стороны обвинения. Прокуратура всегда беспокоилась, вынося дело на рассмотрение коллегии присяжных, даже когда каждая ниточка была связана и аккуратно заправлена в гладкое полотно доказательной базы. Полиции же достаточно меньшего количества улик, чтобы понимать – они взяли нужного человека.

Впрочем, обычно обвинитель, с которым Элли не сходилась во мнении, не был человеком, делившим с ней постель два раза в неделю. И это крохотное отличие заставляло ее вести себя приличнее, чем обычно в таких случаях.

И тем не менее информация была необходима ей.

– Прости, Макс, но я пойду к Бэндону сама, если ты не предложишь мне ничего другого.

Донован сглотнул и покачал головой. Она дерзко смотрела ему в глаза, но вдруг почувствовала, что уголок ее рта пополз вверх.

– Черт, ты так сексуальна, – сказал он.

– А еще я права. Нельзя просто взять и остановиться, когда мы так близки к цели.

Он шагнул к ней. Элли почувствовала у себя на лбу тепло его дыхания.

– Ты же знаешь, когда мы близки, я никогда не останавливаюсь. Возможно, мне просто понадобится окольный путь.

Он стоял так близко к ней, что Элли могла чувствовать, как его рука движется у бедра. Она закрыла глаза. В тот момент, когда ей показалось, что он вот-вот коснется ее, дверь совещательной комнаты снова скрипнула, а голос Макса послышался уже с порога:

– Жасмин, дорогуша, боюсь, мне придется попросить тебя кое о чем еще.

Элли прошла в дверь следом за ним.

– Приколист.

– Ты сказала, что тебе нужно что-то предложить.

– «Престижные вечеринки», – ответил деловитый женский голос после трех гудков.

– Привет, это Корлисс?

– Простите, а кто говорит?

Элли ободряюще кивнула Жасмин, сжимавшей телефонную трубку с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев. Элли слушала разговор через наушники цифрового диктофона, присоединенного к телефонному аппарату.

– Это Жасмин Харрис.

– Ой, привет, Жасмин. – Деловой тон собеседницы растаял, сменившись дружеской интонацией. – Мы про тебя не забыли. Я обязательно звякну, как только появится работенка.

– Дело в общем-то в том, что, как мне кажется, у меня есть работа. Или по крайней мере возможность поработать. Один из моих знакомых с прошлого месяца увидел меня вчера во «Флюидах» и хочет встретиться завтра. Его жена уезжает к сестре, или что-то в этом роде.

– Что ж, мне насчет тебя никто не звонил. Извини, детка.

– Нет, я к тому, что он собирается прийти завтра в клуб и увидеться со мной. Вчера вечером я об этом как-то не подумала, но потом мне пришло в голову, что это будет нехорошо по отношению к вам, ребята. Я не хочу портить с вами отношения из-за одного раза, понимаешь?

– Ты имеешь в виду встречу?

– Конечно, встречу. Прости.

– Хорошо, что ты позвонила. Нашим девушкам не положено встречаться с клиентами, минуя компанию. Время от времени кто-нибудь из клиентов по-настоящему сближается с какой-нибудь девушкой и выражает желание видеться с ней регулярно, однако и в этом случае мы ожидаем оплаты за первоначальное знакомство. Как ты думаешь, у тебя подобная ситуация?

– Не-е-т, он просто заскочил в клуб с каким-то приятелем. Кто знает, появится ли он там завтра вообще. Если да, я скажу, что сперва он должен договориться с вами.

– Так будет лучше, Жасмин. У дяди Дейва просто пунктик по этому поводу. Если он узнает, что девушка устраивает дела самостоятельно, ее уволят, да еще другим агентствам сообщат.

Элли понимала, что последняя фраза – чистый блеф.

– Невелика потеря, – ответила Жасмин. – Он все равно какой-то придурок. Это тот, с выходных на День труда. Все время пытался стянуть резинку, пока я ему минет делала. Прикинь, я его петушка растормошить пытаюсь, а он мне свои толстые пальцы в рот сует, так что я все время путала, где что.

Эту фразу они отрепетировали с Жасмин раз шесть, прежде чем набрать номер, но она все равно умудрилась произнести ее со своим глупым хихиканьем. Однако уловка сработала: Корлисс засмеялась и потеряла бдительность.

– Я посмотрю, как его звали, и помечу себе. Мы всем говорим, что нужно соблюдать безопасность, но некоторые девочки орально все еще соглашаются работать без резины. И, Жасмин, поаккуратнее в телефонных разговорах, ладно?

– Да, извини.

– Ничего. Я постараюсь найти для тебя что-нибудь на этой неделе, чтобы компенсировать сегодняшний вечер, хорошо?

– Спасибо, Корлисс.

Жасмин повесила трубку и потерла онемевшие пальцы.

– Нормально получилось?

Элли не удержалась и, перегнувшись через стол, схватила девушку за руки.

– Мисс Харрис, это было потрясающе.

Однако красотка жаждала не ее одобрения. Широко раскрытыми глазами она взирала на Макса, сидевшего на краешке стола.

– Хорошо вышло? Я все правильно сказала?

– Ты была великолепна, Жасмин.

Она отняла руки у Элли и натянула горловину Максовой фуфайки на свой подбородок. Элли знала, что эта вещь хорошо пахнет – трюфелями, кедром, лавандой и кофе. Пахнет Максом. Пахнет домом. Такой запах способен вселить чувство безопасности в душу любой женщины.

И в этот миг Жасмин выглядела совершенно счастливой.