Текст книги "Ожерелье для моей Серминаз"

Автор книги: Ахмедхан Абу-Бакар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Нас с дядей усадили к стене, где на полочках были выставлены редчайшие образцы искусства Страны гор – изделия из керамики, дерева, металла, кости, старинное оружие – все, чему мог бы позавидовать любой музей. «Ну, чем еще вы меня удивите?» – казалось, спрашивал хозяин.

У меня от этой выставки душа совсем в пятки ушла.

Разговор почтенных аульчан переходил от снегопада в Арктике к жаре в Африке, и в комнате, где сидели с родными три соперника, напряжение незримо нагнеталось.

Женщины постелили скатерть, принесли вино и курзе. Только после того как мы поели (я, например, через силу – руки дрожали, во рту было сухо, но не хотелось выдавать волнения), Жандар обратился к нам со словами:

– Ну, молодцы, показывайте, что у вас есть? Кто самый смелый, пусть первым представит нам свой подарок.

Воцарилось молчание. Наконец заговорил отец Азиза Кальян.

– Давай, сынок! Нам нечего стыдиться! И он помог сыну развязать хурджин.

Под восхищенные возгласы присутствующих на свет появился яркий ковер. Не смог сдержать возгласа и я: это был тот самый знаменитый «карчар» чарахской мастерицы Зульфи, с которым я попал впросак! Значит, Азизу повезло там, где не повезло мне. И судя по одобрительному гулу почтенных мастеров, мой соперник мог уже считать Серминаз своею.

– Где же ты раздобыл это чудо? – спросил Жандар.

– У мастерицы Зульфи из Чараха, – отвечал Азиз, гордо улыбаясь.

– Ценная вещь! Что же ты дал ей взамен? – вмешался Ливинд.

– А взамен я оставил ей свое сердце.

Будто гром ударил! Пораженные, все обернулись к Азизу, а он улыбнулся мне и продолжал:

– Да, почтенные аульчане! Я оставил свое сердце у чарахской красавицы Зульфи. Не по своей воле участвовал я в борьбе за Серминаз – за девушку, которую совсем не знаю. Меня заставил отец: мог ли я его ослушаться? Но теперь, когда я достал этот ковер, я выхожу из боя. Я благодарен и тебе, Жандар, и тебе, отец, и Серминаз тоже, – если бы не вы, я не нашел бы своего счастья. И пусть ковер этот будет моим свадебным подарком Серминаз и тому достойнейшему, кого она изберет.

Сказав это, Азиз бережно опустил ковер и вышел. За ним выскочил еще не пришедший в себя Кальян. Все молчали, никто не знал, как расценить поступок молодого мастера.

Но тут на середину комнаты вышел Мухтар. Он ухмылялся – самый опасный соперник уступил ему дорогу! И конечно же, он понимал, что, не имея доказательств, я не посмею публично обвинить его в краже.

Мухтар, ликуя, вынул из свертка украденный у меня поставец, и тот пошел по рукам.

– Оригинально! – раздавались голоса.

– Ну-ка ближе к свету... Узор необычный.

– Как сплетены линии...

– Древняя работа.

– Лет примерно триста...

Постепенно поставец дошел до женской половины, и теперь все взоры обратились ко мне. А у меня будто язык отсох. Я не представлял себе, как покажу этим почтенным людям свои исписанные тетрадки.

– Ну, давай показывай свое ожерелье! – подбодрил меня дядя.

– Ожерелье! Ожерелье! – пронеслось но комнате.

– Это необычное ожерелье, – пролепетал я.

– Ну и хорошо! – ободряюще кивнул старик Хасбулат. – Покажи свое необычное ожерелье.

И я выложил на стол кипу мятой бумаги. Даян-Дулдурум, вспыхнув, схватил мои тетради, будто хотел проверить, не между ними ли спрятана обещанная находка. Но, ничего не найдя, спросил грозно:

Что это за писанина?

– Люди добрые, – начал я смиренно. – Ожерелье мое, как я уже сказал, необычное. Оно в этих бумагах. Дайте мне немного времени, и вы убедитесь, что я принес Серминаз самое дорогое, что приобрел.

Что творилось в сакле Жандара! Почтенные мастера старались разглядеть тетради, которые дядя зажал в кулаке, намереваясь разорвать. Я пытался отнять у него мой труд. А Серминаз, я это заметил, сидела бледная на тахте и не сводила с меня испуганных глаз.

– Пускай объяснит! – сказал почтенный старик Хасбулат.

– Пусть он скажет, Даян-Дулдурум, нам ведь некуда торопиться, – поддержал и хозяин сакли.

И дядя вернул тетрадки, попутно крепко ткнув меня кулаком в бок.

Я уселся за стол, и тут мигом прошло все мое волнение. Я даже снял пиджак и пододвинул к себе поближе кружку вина на случай, если пересохнет горло. Оглядев всех, я начал: «Ожерелье для моей Серминаз».

И стал читать страницу за страницей, а когда осмелился в первый раз оторвать взор от рукописи, то увидел, что все слушают меня со вниманием.

И вот раздались первые возгласы одобрения и веселый смех именно в тех местах, которые и мне казались смешными, и когда я снова оторвался, чтобы глотнуть вина, то посмотрел прямо в глаза Серминаз, и эти глаза улыбались мне. И я снова читал и читал.

Свое долгое повествование я закончил уже тогда, когда лихой всадник – время – сменил черную бурку ночи на белый бешмет дня. Петухи возвещали утро.

Я отодвинул последнюю тетрадь и, обведя взглядом своих слушателей, сказал:

– Вот и все, дорогие земляки. А теперь судите меня как хотите.

Попросив позволения у хозяина, я вышел из сакли, побрел прочь из аула и бросился на мягкую траву у журчащего родника. Сюда и пришел за мной гонец сказать, чтобы я готовился к свадьбе.

Вот когда я окончательно понял, что любовь – это вещь серьезная.

ЭПИЛОГ

Прошел год с того незабываемого рассвета, и каждый новый день этого годы был для меня прекраснее дня вчерашнего. Как ни старался мой почтенный дядя Даян-Дулдурум – да не померкнет о нем слава в горах! – дать нашему роду наследника более достойного, чем способен дать я, но мать моя, благороднейшая из благородных Айша, родила смуглую курчавую девочку. А вот моя красавица Серминаз, еще более похорошевшая за время нашего супружества, подарила мне сына – большеносого, как я, черноглазого и веселого.

Имя ему – Амру, что означает Жизнь.

1967