Текст книги "Поцелованная богом (СИ)"
Автор книги: Агата Озолс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
12
В тот раз не поехал за рыжей – чувствовал, что не нужно этого делать. Уж очень резко она одернула, когда я заговорил о ее умершем муже. Почему-то мне казалось, что дело там не в любви. Что-то произошло тогда, что мучает и не отпускает рыжую до сих пор, даже спустя несколько лет.
Рыжая, рыжая, рыжая. И имя у нее подходящее – Лиза. Рыжая Лиза, Лиса моя. Дикая, свободная и ужасно одинокая. Но я сделаю все возможное, чтобы приручить тебя, Лиса.
Она не купилась ни на семейство Рокотовых, ни на меня, как на представителя этого самого семейства. Это было неожиданно приятно, потому что за прошедшие годы я стал забывать, что на свете бывают женщины, для которых главное в мужике не имя и не размер его банковского счета, а что-то совершенно другое.
Я отвык от нормальной жизни. А ведь совсем недавно она была, эта нормальная жизнь. С любимой работой, надежными товарищами, веселыми и бескорыстными подружками. И трудные командировки, и бесшабашные праздники, все было в этой жизни. И если бы не ранение во время последней операции, все так бы и продолжалось.
Подлатали меня быстро, и я готов был отправиться на подвиги дальше, но начальство рассудило иначе – и герою (то есть мне) предоставили небольшой отпуск. Курорты манили выпивкой, стройными девичьими ножками и упругими попками, но меня потянуло совсем в другую сторону.
Еще от деда мне в наследство достался дом. Расположен он был не так уж и далеко от Москвы, но стоял в стороне от дорог и прочей человеческой цивилизации, на отшибе. Выйдя на пенсию, дед жил там постоянно. Родители дом не жаловали именно из-за его удаленности от цивилизации и бывали там редко, а я, тогда еще сопляк, часто приезжал к деду в гости, а на каникулах так вообще жил у него постоянно. Дед, боевой генерал в отставке, знал множество интересных историй и с удовольствием рассказывал их мне, перемежая байками из собственной жизни. Наверное, именно тогда я выбрал себе профессию.
После смерти деда дом достался мне. В свои нечастые приезды на родину, я жил именно в нем, а не в родительской квартире в центре города и не на даче ближнем Подмосковье. Поэтому, по старой привычке, после госпиталя отправился не на курорт, а в дедов дом.
Была зима. Я сидел в доме, ковырялся потихоньку по хозяйству и собирался отправиться на подлёдную рыбалку, когда в один из дней ко мне приехал отец. Посмотрел, как я махаю лопатой, расчищая от снега подъезд ко двору. Взял вторую лопату и под пристальными взглядами охраны, топтавшейся у машины сопровождения, принялся чистить дорожку к дому. Мы расчистили двор от снега и пошли в дом. После физической работы на морозе очень хотелось махнуть рюмку водки и закусить огненным борщом. Кстати, борщ у меня был. Сваренный собственноручно. Что-что, а готовить я умею. Я разогрел еду, налил полные тарелки этого самого борща и выставил на стол из морозилки бутылку водочки со слезой. Отец разлил водку по рюмкам, выпил и сказал:
– Я на пенсию собираюсь, так что готовься принимать дела.
И принялся уписывать мой борщ. А у меня пропал аппетит. Деньги в нашей семье были всегда. И дед с бабкой, и родители зарабатывали хорошо. Потом отец занялся бизнесом и невероятно преуспел. Так что я давно знал, что рано или поздно услышу эти слова, как знал и то, что после них моя жизнь круто изменится. Но все-таки надеялся, что этот разговор состоится намного позже.
– А ты уверен? – спросил отца.
– Егор, – с укоризной сказал отец, – когда ты выбрал эту профессию, я не стал возражать, в конце концов, это твое право. Ты решил продолжить дело моего отца, и я гордился тем, что мой единственный сын защищает нашу родину. Эти бесконечные командировки, ранения, тайны, я старался понять. Но время идет, и ты не становишься моложе. Пора остепениться. А мне пора на пенсию. Хочу провести последние годы с твоей мамой, в тишине и спокойствии. К тому же я разговаривал с врачами, состояние твоего здоровья внушает опасения. И скорее всего, тебя переведут на бумажную работу в Москве. Конечно, аналитика дело хорошее, но вряд ли твоя душа это долго выдержит.
– Я здоров, – рыкнул я.
– Ну ты еще начни гнуть подковы, чтобы доказать это, – усмехнулся отец.
Помолчал немного и добавил:
– Хватит, Егор. Всему свое время. Твоя война закончена. И мне нужна твоя помощь, сын.
Вот так я стал бизнесменом.
Это была совершенно другая жизнь и совершенно другие люди вокруг. Я был там чужой, и поначалу меня не воспринимали всерьез. Действительно, чем мог удивить их бритый почти наголо детина, бывший военный, комиссованный по ранению, даже если он одет в дорогой костюм? Меня держали за эдакого дурачка, у которого всего одна извилина, да и та от фуражки. Я с удовольствием им подыгрывал. Приглядывался, принюхивался, брал за заметку. А потом провел свою первую сделку, и все изменилось. Те, кто вчера еще презрительно усмехались мне вслед, лезли с предложениями дружбы и заверениями в вечной преданности. Женщины… Их появилось слишком много. Красивые, ухоженные самки, готовые ублажать меня на заднем сиденье лимузина, что бы потом выпорхнуть из него и пойти со мной под руку по красной дорожке на какую-нибудь очередную светскую тусовку.
Поначалу я старался вписаться. Стрижка, шмотки, манеры. Даже квартиру купил ту, которая наиболее соответствовала моему новому положению. Домработница, хотя раньше я как-то справлялся сам. Машина сопровождения с охраной, хотя, случись что, еще неизвестно, кто кого защищал бы. Любовница, так называемая светская львица. Собственная ложа в Большом театре. По выходным – игра в гольф с партнерами. Меня хватило всего на пару месяцев. Эта жизнь была не для меня. Я никак не хотел понять, почему нужно обязательно летать в Париж, что бы поесть трюфелей. Или зачем мне нужно строить конюшню и покупать каких-то арабских скакунов за немыслимые деньги, если они мне и даром не нужны. Или нафига мне любовница, которую я даже трахнуть не могу, когда мне этого хочется, потому что у нее или фитнес, или массаж, или женские недомогания. Я не хотел отдыхать на озере Комо, я хотел полететь на Байкал.
В общем, промаявшись некоторое время, я принял решение: буду жить так, как удобно мне с небольшой поправкой на обстоятельства. Квартиру я оставил, а конюшни, гольф, охрана и прочее пусть идет к такой-то матери. И подружек себе стал выбирать попроще, чтобы было чуть меньше пафоса и чуть больше огня. Но все равно, это была какая-то ненастоящая жизнь. Единственным настоящим в ней была работа. Она увлекала и затягивала. Я брал вершину за вершиной, проводил новые удачные сделки, вкладывал деньги в интересные проекты. Готов был работать сутки напролет.
Поначалу отец еще следил за моими первыми шагами в бизнесе, потом махнул рукой, сказав, что его советы мне, похоже, не нужны. Взял маму, и отправился путешествовать по миру. Я встречался с ними во время их коротких приездов в Москву, когда мама непременно спрашивала, когда же я женюсь и осчастливлю ее внуками. Сказать по этого вопросу мне было совсем нечего, и я неизменно отшучивался.
Вот так я и жил. Работал по двенадцать часов в день, иногда ездил в дедов дом и все чаще думал о том, что жизнь может пройти, а я так и не встречу свою единственную.
А потом я увидел ее.
13
И чего меня так разобрало? Нет, рыжая, безусловно, красотка, но видал я красоток и поэффектнее, так что не это было главным.
Рыжая была бойцом. Стойким оловянным солдатиком. А еще она была из той моей настоящей жизни, от которой я отрекся когда-то, чтобы стать тем, кем стал, но которая до сих пор снилась мне по ночам. Она было живой, яркой и очень горячей. Вернее, она была такой когда-то, а теперь стала, как я. Словно тоже жила ненастоящей жизнью. И мне безумно, до одури, захотелось увидеть мою Лису прежней, такой, какой, я это твердо знал, она была когда-то.
Спустя день, я, выковыряв чайной ложкой мозг дорогому другу Вовке, разжился номером мобильного рыжей. Но звонить не стал. Не мог доверить важный разговор куску пластика с микросхемами. Возможно, во мне говорил дикарь, но я твердо знал, что серьезные вопросы (а разговор с рыжей был очень серьезным вопросом) нужно обсуждать, глядя в глаза собеседнику. Поэтому, выяснив предварительно, что Вяземская в госпитале, я потащился вечером к ней на работу. Избавился от охраны, заехал в цветочный магазин, где разжился букетом, и поехал. Припарковался неподалеку от входа, чтобы не пропустить ее и приготовился к долгому ожиданию. Черт его знает, когда она заканчивает работать. Красный Hummer, стоящий неподалеку, говорил о том, что рыжая еще на работе.
Ждать пришлось недолго, всего каких-то полтора часа. За это время продумал несколько вариантов разговора с Лисой. Она, ясное дело, пошлет меня. Значит, мне нужно придумать такие аргументы, чтобы рыжая согласилась провести со мной вечер. Посидим где-нибудь, поужинаем, поговорим. Она присмотрится ко мне, и я ей обязательно понравлюсь.
Рыжая вышла не одна, а с каким-то хмырем. Отошли в сторону от двери, закурили, продолжая что-то обсуждать. Надеюсь, это ее сослуживец, а не мой конкурент. Хотя и сослуживец вполне может быть конкурентом.
Решив не дожидаться, когда они закончат разговор, вышел из машины, с цветами под мышкой, и направился к ним.
– Доброго вечера, – громко оповестил о себе, подходя к ним поближе.
Они прервали беседу и повернулись в мою сторону. Мужик, окинув меня взглядом и задержав взгляд на букете, удивлённо замер.
– Доброго, – ничуть не удивившись моему появлению, отозвалась Вяземская.
– Ты еще долго? – задал ей вопрос.
Она усмехнулась и ответила:
– Пять минут, и я свободна.
– Хорошо, – кивнул, – я подожду в машине.
Потом, вспомнив про цветы, протянул ей букет:
– Это тебе.
– Спасибо.
Она взяла цветы так, будто я каждый вечер встречал ее с работы и привозил букеты. Неожиданно мне это понравилось. Появилась мысль, что было бы здорово, приезжать каждый вечер сюда, дарить рыжей цветы и увозить ее с работы. Куда? А домой. Я даже представил себе этот гипотетический дом, не имеющий ничего общего с моей пафосной квартирой. Но помечтать-то я могу?
Минут через пять, Лиза попрощалась с собеседником и направилась к моей машине. Я вышел, обошел автомобиль и открыл перед ней переднюю пассажирскую дверь.
Лиса села, устроила цветы на коленях и вопросительно посмотрела на меня.
– Какие у тебя планы на вечер? – поинтересовался у нее.
– Отогнать машину в гараж, – она улыбнулась.
– Зачем?
– В ближайшее время она мне не понадобится.
Это мне понравилось. Рыжая будет без колес, значит, я смогу возить ее. Или у нее в планах кто-то другой, кто будет ее возить?
– А потом?
– Есть хочу.
– Поедем, поужинаем? – на удачу предложил я.
– Поедем.
– Хочешь, я вызову водителя, и он перегонит твою машину? А мы поедем в ресторан.
– Хочу, – согласилась Лиса. – Я ужасно голодная.
Я взял телефон, набрал водителю и объяснил, куда ему нужно приехать.
– Надеюсь, это не самый пафосный ресторан города, – хмыкнула рыжая.
– Не самый, – я завел мотор. – Это маленькая пивная.
– Я не пью пиво, – заявила рыжая.
– Я тоже, – сообщил ей, – но там готовят лучшие в Москве колбаски. Почти, как в Праге в ресторане «Козловка».
– А я знаю этот ресторан. Была там в прошлом году.
– В командировке?
– Нет, – она засмеялась, – в отпуске.
– У тебя бывают отпуска?
– Иногда бывают.
– И как ты их проводишь?
– В Праге, например.
– Одна?
– Одна.
– И тебе не бывает скучно одной?
– Никогда. Я устаю от людей.
– Я тоже. Видишь, мы похожи.
– Это ты к чему?
– К тому, что у нас есть что-то общее.
Она ничего не ответила, я тоже решил не развивать эту тему. Сделал музыку погромче и сосредоточился на дороге. Минут через десять мы подъехали к пивной, я занял свободное место на стоянке.
– Только недолго, – сказала рыжая, когда я помог ей выйти из машины. – У меня завтра сложный день, нужно выспаться.
– Конечно, – я подхватил ее под локоть и повел к дверям, – у меня тоже завтра сумасшедший дом.
Мы устроились за столиком и сделали заказ.
Рыжая не торопилась начинать беседу, разглядывая зал. Тут подъехал мой водитель. Я передал ему ключи и бумажку с адресом гаража и отправил восвояси.
– Спасибо, – поблагодарила Лиса. – Я с ужасом думала о том, что нужно тащиться в гараж, а потом домой.
– Он так далеко от твоего дома?
– Далековато.
– А поближе не было?
– Не в этом дело. Это гараж моего приятеля. Мне нужно тормозные колодки поменять, масло и так, по мелочи.
– Почему не на сервисе?
Она весело взглянула на меня и ответила:
– А это и есть сервис, а Петька занимается всеми моими машина уже лет восемь.
– Доверяешь ему?
– Конечно. Иначе, зачем бы я оставляла ему свою машину? А ты свои тачки обслуживаешь на каком-нибудь пафосном сервисе?
– У меня для этого специальная служба есть, – скривившись, как от зубной боли, ответил ей.
– Ну конечно.
– Я слышу иронию в твоем голосе?
– Самую малость.
– Отчего же?
– Я никогда раньше не общалась с олигархами. У меня, знаешь ли, другой круг общения.
– Например?
– Врачи, – ответила рыжая, – военные.
– И пациенты, – продолжил за нее.
– Как правило, военные.
– Но и гражданские встречаются?
– Да, встречаются.
Нам принесли заказ. Рыжая приступила к еде. Судя по тому, как споро она орудовала приборами, с аппетитом у нее все в порядке. Глядя, как она ест, жмурясь от удовольствия, я ощутил зверский голод и решил не отставать.
Когда с едой было покончено, я спросил:
– Ты вообще сегодня ела?
– Утром. А ты?
– Я тоже.
– Времени пообедать не было? – задала вопрос Лиса.
– Нет, как и у тебя.
– Несколько операций подряд, – ответила она, вытирая рот салфеткой.
– Кофе?
– Чай.
– Ты не любишь кофе?
– Я чай люблю.
– Тогда чай, – решил я. – С десертом.
– Я не люблю сладкое.
– Серьезно? – Удивился я. – Даже шоколад?
– Шоколад не обязательно должен быть сладким.
– Не любишь?
– Шоколад люблю. Черный.
– Значит, чай с шоколадом. Чай чёрный? Зеленый?
– Черный, с лимоном.
Я подозвал официанта и попросил принести чай и черный шоколад.
– К сожалению, – сказал нам официант, – черного шоколада у нас в меню нет.
Я уже открыл было рот, чтобы сообщить, что меня не интересует их меню. Если нужно, пусть сбегают в магазин за шоколадом, но вовремя перехватил насмешливый взгляд рыжей. Она явно не сомневалась в моих дальнейших словах.
– Ну, нет, так нет, – ответил официанту. – Тогда только чай.
Нам принесли чашки, большой пузатый чайник и лимон, нарезанный кружочками.
Официант разлил чай в чашки и отошел. Рыжая положила в чашку лимон и потянулась к сахарнице.
– Ты же не любишь сладкое, – удивился я.
– Сладкое не люблю, – она положила два куска сахара в чашку и стала аккуратно его размешивать. – А чай пью с сахаром. Привычка.
– Я тоже люблю чай с сахаром, – сообщил я. – А кофе…
– С лукумом, – сказали мы одновременно и рассмеялись.
– У нас похожие вкусовые пристрастия, – подытожил я. – А какой шоколад ты любишь?
– Батончики со сливочной начинкой, – ответила Лиса и задумалась.
– Это что-то личное? – решился спросить у нее.
– Личное. Я их с детства люблю. Кирилл постоянно носил их в карманах.
Она осеклась и замолчала.
– Скучаешь по нему?
– Прошло три года, – она пожала плечами.
– Нет?
– Вряд ли это тебя касается.
Мы помолчали немного, потом она посмотрела на часы и попросила:
– Ты не мог бы позвонить своему водителю? Узнать, когда он будет.
– Торопишься?
– Завтра трудный день, – напомнила она.
Я позвонил водителю и услышал, что он подъедет в течение десяти минут.
Мы продолжили пить чай, говоря о разных пустяках. Наконец, приехал водитель. Отдал рыжей ключи от Hummer и откланялся, получив от меня инструкции на завтра.
– Мне пора, – сказала рыжая, как только мы остались одни.
– Я отвезу.
Расплатился, и мы покинули ресторан. Уже сидя в машине, рыжая назвала адрес. Ехать оказалось недалеко, дорожные пробки успели рассосаться, и доехали мы быстро. А жаль.
– Спасибо за ужин, – сказала Лиса. – И за компанию. За машину тоже спасибо.
– Не за что, – мне не хотелось, чтобы она уходила. – Встретимся завтра?
– Увы, но нет.
– Не хочешь?
– Не могу.
– У тебя какие-то важные дела? – дождался, когда она утвердительно кивнула, и продолжил: – А перенести нельзя?
– Завтра вечером меня не будет в Москве.
– Почему? – задал я дурацкий вопрос.
– Утром улетаю.
– Куда?
– «Куда» не спрашивают, – сказала рыжая, – спрашивают «далеко ли».
– Далеко? – повторил за ней.
– Далеко. У меня командировка.
И тут-то до меня дошло. Она же военный врач! И она летит в командировку. Туда, где идет война.
– Надолго?
– На два месяца.
– Тебе обязательно лететь?
– У меня такая работа.
Захотелось крикнуть: «Да будь она неладна, эта твоя работа! Не отпущу!» Сжал кулаки и кивнул, принимая ее слова.
– Я могу тебя проводить?
– Не надо.
– Почему?
– Просто не надо, и все.
Рыжая открыла дверь и вышла из машины, не дожидаясь моей помощи. Я вышел вслед за ней.
– Я не знаю, что сказать, – сообщил ее спине. – Я никогда не провожал на войну …. Девушек.
Она повернулась ко мне лицом.
– А друзей?
– Друзей провожал.
– И что говорил?
– Силы и удачи.
– Вот видишь, все просто.
– Мы не друзья, – возразил ей.
– Егор, – она сделала шаг ко мне, – мы можем быть только друзьями.
– Почему?
Она посмотрела мне в глаза с какой-то тоской и ответила:
– Мне не нужны другие отношения.
– Даже любовь? – задал совсем бабский вопрос.
– Тем более любовь.
– Почему?
– Все это у меня уже было, – она поудобнее перехватила цветы. – Другого мне не надо.
– Неужели ты до сих пор любишь мужа? Разве так бывает?
– Это тебя не касается, – вздохнула она, – но я отвечу. Дело не в любви. Просто мне ничего такого не нужно.
– Хорошо, – согласился, понимая, что сейчас не время и не место продолжать этот разговор. – Но я буду тебе звонить.
– Звони, – сказала она.
Подозреваю, чтобы избавиться от меня поскорее.
– Силы и удачи, – сказал я ей.
– Спасибо.
Рыжая развернулась и пошла к подъезду.
– Я все равно буду ждать тебя, – крикнул ей вслед, чувствуя неправильность происходящего.
Так не должно быть. Мужчина не должен провожать на войну женщину, это противоестественно.
Лиза на минуту остановилась, кивнула, стоя ко мне спиной, и пошла дальше.
А я стоял и, как дурак, смотрел ей вслед, впервые в жизни по-настоящему жалея, что ничего не могу изменить.
14
Вот и еще один день подошел к концу.
Потянулась и полезла в карман за сигаретами. Сколько раз зарекалась бросить курить, но все как-то не получалось. Вот и в этот раз не получится.
Лагерь для беженцев. С точки зрения обычного человека это жуткое место. С точки зрения того, кто бежит от войны, это островок мира и относительного спокойствия. Здесь есть крыша над головой, вода и еда. Медицинская помощь. И безопасность.
Я прилетела сюда неделю назад и работала, не покладая рук. Лагерь большой, людей много, больных тоже оказалась много. Ранения, переломы и просто обычные человеческие болезни, которые никакая война не в силах отменить. Роженицы. Сопливые дети. И далее по списку. Я брала всех. Врачей не так много, как хотелось бы. Все-таки это очень специфическая работа, и не каждый согласится лететь к черту на кулички, в другую страну, где идет война, чтобы выполнять свой врачебный долг. Ведь этим вполне можно заниматься и дома, с девяти до шести, в хорошей клинике и за хорошую зарплату. Среди работающих здесь врачей большинство мужчин. Это тоже понятно, женщинам на войне не место. Я – исключение. Я не просто хороший врач, я самый лучший. К тому же, у меня нет семьи, нет мужа и нет детей. А это значит, что случись со мной что, семеро по лавкам не останутся без матери. Это тоже важно, но гораздо важнее другое – я действительно могу вытащить практически любого больного, я делаю такие операции, за которые другие врачи не возьмутся никогда, и мои пациенты выживают. Поцелованная богом, так меня называют на глаза. Дурацкое прозвище, но я уже смирилась. Людям нужны легенды, им нужно верить в то, что придет чудесный доктор и всех спасет. Поэтому приходится соответствовать.
В лагере есть связь. Не самая лучшая, конечно, но она есть. Поэтому сегодня вечером, я попытаюсь войти в почту, чтобы прочитать очередное письмо от Рокотова.
Он позвонил на следующий день, после моего приезда сюда.
– Не помешал? – вместо приветствия.
– Нет, у меня все тихо.
– Как долетела?
– Нормально. Как ты?
– А что мне сделается? – удивился он. – Кую свои миллионы.
Я улыбнулась, представив его в кузнеце, в кувалдой в руках.
– Я не знаю, что тебе сказать, – прозвучало неожиданно.
– Тогда зачем звонишь? – задала вопрос.
– Рыжая, я не сказал, что не хочу с тобой говорить. Я сказал, что не знаю, о чем.
– О чем обычно говорят с женщинами?
– У меня стойкое ощущение неправильности, – слышу в ответ.
– Почему?
– Я должен быть там, а ты здесь, – звучало немного путано, но я поняла.
– «На его месте должен был быть я», – попыталась отшутиться. – «Напьёшься – будешь». Тебе стоит прекратить рефлексировать.
– Наверное, ты права, – согласился он. – Но все равно это неправильно.
– Тогда не звони мне, – сказала в ответ и тут же пожалела о сказанном.
– Не могу, – судя по голосу, он улыбнулся. – Тянет.
«И меня», – чуть было не ляпнула, но вовремя прикусила язык.
Мы немного помолчали, потом я сказала:
– Мне пора.
– Не буду тебя задерживать.
Еще одна пауза.
– Пришли свою почту, – попросил Рокотов.
– Зачем?
– Буду тебе письма писать, – хмыкнул он.
– Хорошо, сейчас пришлю.
– Ты отвечать мне будешь?
– Буду.
– Хорошо. Тогда жду.
– Пока, – попрощалась я.
– Пока, – повторил он.
Я стала набирать сообщение, думая о том, почему я вообще стала общаться с Рокотовым.
Он встретил меня у госпиталя через несколько дней после дня рождения Кипреева. Просто подошел с букетом, так, будто встречал каждый вечер. И, глядя на него, мне впервые за долгое время захотелось побыть нормальной. Пообщаться, поехать поужинать. Зачем я поддалась этому желанию? Не знаю. Просто поддалась, и все. Мы ужинали в маленькой пивной, где, по заявлению Рокотова, готовили такие же вкусные колбаски, как и в Праге. Разговаривали. Пили чай. А потом он отвез меня домой и предложил встретиться назавтра. И мне очень хотелось согласиться. Но я понимала, что ничего из этого не выйдет. Что я уже давным-давно перестала быть нормальной женщиной, и именно поэтому была так рада тому, что назавтра меня уже не будет в Москве. За два месяца многое может измениться, и, скорее всего, Рокотов просто забудет меня. Да и мой неожиданный интерес к нему потухнет.
Но он позвонил, и появилось странное чувство. Словно, он не чужой, малознакомый мужчина, а близкий и родной.
Рокотов сдержал свое слово, тем же вечером я читала его первое письмо.
«Привет, рыжая. Все-таки пишу тебе. Писать намного легче. Во-первых, потому, что ты не сможешь меня перебить и бросить трубку, например. Во-вторых, письмо ты прочтешь, когда будешь свободна, и я могу быть уверен, что не отвлекаю тебя.
Я сто лет не писал писем. Пожалуй, с детства. Тогда я писал деду. Только не подумай, что я тебе с ним сравниваю. Ты совершенно на него не похожа, гораздо красивее. Дед у меня был боевым генералом. Все время где-то пропадал, мир спасал. Я писал ему длинные письма, в которых рассказывал все, что происходило в моей мальчишеской жизни. О том, какие оценки получил, с кем подрался, и какая девочка в классе самая красивая. И ты знаешь, он мне отвечал. Не просто отписывался, а находил время, что бы написать нормальное, длинное письмо. И тоже рассказывал о своем житье-бытье. Понятное дело, что многого он написать не мог. Цензура, да и что можно написать восьмилетнему пацану о войне? Но я ждал его писем с нетерпением.
Потом он вышел в отставку и поселился в своем доме, в Подмосковье. Я приезжал к нему каждые выходные и с удовольствием слушал его рассказы о жизни. Я гордился им, мечтал быть таким же, как он. Наверное, родители были против такой жизни для единственного сына, но они не вмешивались. Поэтому я пошел по стопам дела. Военное училище, потом академия, служба. А потом дед умер. И я остался один. Нет, родители никуда не делись, у нас хорошие отношения. Они меня любят, я их люблю. Но без деда, я чувствовал свое одиночество.
С тобой я не его не чувствую. В смысле, одиночество. С тобой мне кажется, что мы знакомы долгие годы. Мне нравится это ощущение, и я не хочу его терять.
Что-то я расписался, как барышня. Надеюсь, я не навел на тебя тоску? Рыжая, ты же ответишь мне? А то, что я, как идиот?
Так что пиши скорее свой ответ, я буду ждать.
И не геройствуй там особо.
Нет, я все-таки чувствую себя идиотом. Никогда в жизни я не желал понравившейся мне женщине силы и удачи. И все равно, силы и удачи»
Я ответила. И письма стали приходить каждый день.
Я настолько привыкла к этой странной переписке, что уже не могла без нее обходится.
Рокотов оказался прав. Писать письма оказалась проще, чем разговаривать, пусть даже и по телефону.
«Почему ты решила стать врачом?» – спросил он в письме.
И я очень подробно рассказала о том, как с яслей мечтала спасать жизни. Никогда и никому я не рассказывала об этом, а вот Рокотову рассказала. Мы многое обсуждали в своих письмах. Единственным исключением был Кирилл. О нем мы никогда не говорили. Как и о том, почему Рокотов ушел в отставку.
На самом деле, еще в Москве, я проявила любопытство и позвонила кое-кому из своих знакомых.
Оказалось, что Егор Рокотов действительно известная личность в определенных кругах. Достоверно о нем мало кто знал, но легенды ходили. Да какие легенды! Возможно, даже круче, чем обо мне. Говорили, что не было такого задания, которое Рок (его действительно так называли) не смог бы выполнить. Умный, сильный и упертый, как баран. Прекрасный специалист, для которого практически не было ничего невозможного. Но что случилось на его последнем задании, никто не знал. Вроде бы там была замешана женщина, и даже не одна. Но что за женщина и как замешана, тайна за семью печатями. Достоверно было известно, что Рокотов был серьезно ранен. Провел в госпитале какое-то время, а потом подал в отставку. А может, и не подал.
Мое женское любопытство вопило от желания разузнать обо всем непосредственно у героя, но я говорила себе, что, возможно, Рокотов не хочет об этом вспоминать, примерно так, как я не хочу вспоминать о Кирилле. Лишь однажды я спросила у него: «Почему ты не был женат?»
И получила ответ: «Не встретил такую, как ты».
Мне стало стыдно. Зачем я вожу за нос хорошего человека? В том, что Рокотов хороший человек, я не сомневалась. Зачем влезаю ему в душу, проникая все глубже, если потом все равно придется разойтись в разные стороны? Я не смогу быть с ним, даже если очень этого захочу. Одна часть меня твердила, что нужно заканчивать эту странную переписку, а вторая не могла оторваться от писем, каждое утро предвкушая, как вечером, за чашкой чая, будет читать очередное письмо и писать ответ.
Вот такой странный роман в письмах.
«Привет, рыжая. Сегодня проснулся ночью с ощущением тревоги. Еле уговорил себя дождаться подходящего времени, чтобы позвонить тебе. Дождался. Позвонил. Твой телефон был вне зоны доступа. Ты не поверишь, я поднял на уши всех знакомых. Только после того, как один очень крутой военный чин лично заверил меня, что в твоем лагере все в порядке, меня отпустило. Да и то не до конца. Умом я понимаю, что у тебя, скорее всего, села батарейка. Или проблемы со связью. Но это только умом. Меня плющит и корежит от желания быть рядом с тобой. Вдруг что-то случится, а тебя некому будет защитить? Знаю, ты скажешь, что рядом достаточно грамотных спецов, но беда состоит в том, что я доверяю только себе. Все чаще думаю, что нужно плюнуть на все и полететь к тебе. Останавливает только мысль, что ты будешь против. Но надолго она меня не задержит, точно тебе говорю. Однажды я плюну на твое недовольство, потому что безопасность, твоя безопасность, для меня гораздо важнее. Поэтому умоляю тебя, проверяй свой чертов гаджет. В смысле, телефон. Он должен быть в рабочем состоянии всегда. А хочешь, я пришлю тебе еще десяток телефонов? На всякий случай.
И вообще, по-моему, тебе пора уже возвращаться в Москву. Жаль, что у тебя нет кошки или собаки. Я бы мог написать, что твоя живность скучает без тебя и ничего не ест. Ведь ты же пожалела бы ни в чем неповинного котика? И прилетала бы побыстрее.
Все, заканчиваю ныть. Жду тебя всегда, каждую минуту. Силы и удачи».
