Текст книги "Мастера детектива. Выпуск 3"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Рекс Стаут,Жорж Сименон,Пьер Буало-Нарсежак,Джон Болл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 56 страниц)

– И высмеивал ее нелепое замечание после похорон. Как насчет шестого наследника?

– Элен – миссис Лео? Ее я абсолютно не подозреваю. Во всяком случае, невиновность Элен будет легко доказать. Она оставалась в «Эндерби» с тремя слугами.

– Eh bien, друг мой, – сказал Пуаро. – Перейдем к делу. Что именно вы хотите от меня?

– Я хочу узнать правду, Пуаро.

– Да–да, на вашем месте я бы чувствовал то же самое.

– И вы тот человек, который может узнать ее для меня. Мне известно, что вы больше не беретесь за расследования, но я прошу вас заняться этим делом. Беру на себя ответственность за ваш гонорар. Деньги никогда не помешают.

Пуаро усмехнулся:

– Какой от них толк, если все уходит на налоги? Но признаю, что ваша проблема меня интересует. Она не так проста – все выглядит весьма туманно… Хорошо, я этим займусь. Но одну вещь лучше сделать вам – разыскать доктора, который лечил мистера Ричарда Эбернети. Вы его знаете?

– Немного.

– Что он собой представляет?

– Терапевт средних лет. Вполне компетентный. Был очень дружен с Ричардом. Вполне симпатичный парень.

– Тогда разыщите его. С вами он будет говорить более свободно, чем со мной. Расспросите его о болезни мистера Эбернети. Узнайте, какие он принимал лекарства незадолго до смерти, сообщал ли он врачу о своих подозрениях, будто его пытаются отравить. Кстати, эта мисс Гилкрист уверена, что он использовал термин «отравление» в разговоре со своей сестрой?

Мистер Энтуисл задумался.

– Она употребила это слово, но мисс Гилкрист принадлежит к свидетелям, которые часто заменяют слова, думая, что сохраняют их смысл. Если Ричард говорил о своих опасениях, что его хотят убить, мисс Гилкрист могла решить, что речь идет о яде, так как подумала о своей тете, которая боялась, что ей в пищу подмешивают отраву. Я мог бы побеседовать с ней об этом снова.

– Пожалуй, это не помешает. А может, это сделаю я. – Пуаро помолчал и заговорил другим тоном: – Вам приходило в голову, друг мой, что самой мисс Гилкрист может грозить опасность?

Мистер Энтуисл выглядел удивленным.

– Должен признаться, что нет.

– Тем не менее это не исключено. Кора высказала свои подозрения в день похорон. Убийцу, несомненно, заинтересовало бы, говорила ли она о них кому–нибудь еще, узнав о смерти Ричарда. А самое вероятное лицо, которому она могла об этом сказать, – ее компаньонка. Думаю, mon cher, мисс Гилкрист лучше не оставаться одной в коттедже.

– Кажется, Сьюзен собирается туда съездить.

– Вот как? Миссис Бэнкс собирается побывать в доме Коры?

– Да, она хочет взглянуть на ее вещи.

– Понятно… Итак, мой друг, пожалуйста, сделайте то, о чем я вас просил. Вы можете также подготовить миссис Лео Эбернети к моему вероятному приезду. Посмотрим, как это осуществить. С этого момента я берусь за дело.

И Пуаро энергично подкрутил усы.

Глава 8

Мистер Энтуисл задумчиво смотрел на доктора Лэрреби.

За свою жизнь он научился разбираться в людях. Ему часто приходилось иметь дело с трудными и деликатными ситуациями, и теперь он умел безошибочно выбирать правильный подход. Какой же подход требовался к доктору Лэрреби, учитывая то, что врач мог воспринять тему разговора как сомнение в его профессионализме?

Здесь требуется полная откровенность, подумал мистер Энтуисл, или по крайней мере частичная. Сказать, что подозрения возникли на основании случайной фразы глупой женщины, было бы неосторожно. Доктор Лэрреби не знал Кору.

Мистер Энтуисл прочистил горло и решительно начал:

– Я хочу посоветоваться с вами по весьма деликатному вопросу. Надеюсь, это вас не обидит. Вы разумный человек и, конечно, понимаете, что на абсурдное предположение лучше дать толковый ответ, чем просто отмахиваться от него. Это касается моего клиента, покойного мистера Эбернети. Спрашиваю напрямик: вы абсолютно уверены, что он умер, как говорится, естественной смертью?

На румяном добродушном лице доктора Лэрреби отразилось изумление.

– Какого черта… Конечно, уверен! Я ведь выдал свидетельство, не так ли? Если бы я не был удовлетворен…

– Ну разумеется, – ловко вставил мистер Энтуисл. – Уверяю вас, что у меня и в мыслях не было ничего другого. Но я хотел бы получить ваши твердые заверения, учитывая… э–э… циркулирующие слухи.

– Слухи? Какие еще слухи?

– Никто не знает, как возникают подобные явления, – не вполне искренне промолвил адвокат. – Но я чувствую, что их необходимо прекратить – даже применив власть.

– Эбернети был больным человеком. Он страдал заболеванием, которое должно было привести к летальному исходу, я бы сказал, года через два – возможно, еще раньше. Смерть сына ослабила его волю к жизни и способность сопротивляться болезни. Признаюсь, я не ожидал такого скорого и внезапного конца, но прецедентов было более чем достаточно. Любой медик, который точно предсказывает, сколько проживет его пациент, рискует остаться в дураках. Человеческий фактор не поддается математическим расчетам. Иногда слабые люди неожиданно обнаруживают способность к сопротивлению, а сильные, напротив, сразу пасуют перед недугом.

– Все это мне понятно. Я не сомневаюсь в вашем диагнозе. Мистер Эбернети жил, выражаясь мелодраматически, под смертным приговором. Все, что я спрашиваю, это мог ли человек, знающий или подозревающий, что он обречен, по собственному желанию укоротить оставшийся ему срок? Или кто–то другой мог сделать это за него?

Доктор Лэрреби нахмурился:

– Вы имеете в виду самоубийство? Эбернети не принадлежал к суицидальному типу.

– Понимаю. Но вы можете заверить меня как медик, что подобное предположение невозможно?

Доктор пошевелился на стуле:

– Я бы не употреблял слово «невозможно». После смерти сына жизнь перестала интересовать Эбернети. Я не считаю вероятным самоубийство, но не могу утверждать, что это невозможно.

– Вы говорите с психологической точки зрения. А меня интересует медицинская: делают ли обстоятельства смерти Эбернети такое предположение невозможным?

– Опять–таки не могу утверждать. Он умер во сне – такое случается часто. Его душевное состояние не давало поводов подозревать самоубийство. Если бы мы производили вскрытие каждого тяжело больного человека, умершего во сне…

Лицо доктора становилось все краснее. Мистер Энтуисл поспешил вмешаться:

– Конечно, конечно. Но если бы существовало неизвестное вам доказательство? Например, если он что–то кому–то говорил…

– Указывающее на намерение покончить с собой? Он в самом деле говорил такое? Должен признаться, меня бы это очень удивило.

– Но если бы это было так, – мой вопрос чисто гипотетический, – могли бы вы исключить такую возможность?

– Нет, не мог бы, – медленно отозвался доктор Лэрреби. – Но повторяю: я был бы очень удивлен.

Мистер Энтуисл тут же воспользовался преимуществом:

– Тогда, если мы предположим – опять же сугубо гипотетически, – что его смерть не была естественной, то что, по–вашему, могло бы явиться ее причиной? Я имею в виду, какой именно яд?

– Несколько. Можно было бы заподозрить какой–то наркотик. Признаки цианоза отсутствовали, поза была мирной.

– Он принимал какие–нибудь снотворные?

– Да. Я прописал ему слумберил – надежное и безопасное средство. Эбернети принимал его не ежедневно, и у него был всего лишь один маленький пузырек с таблетками. Доза втрое и даже вчетверо больше прописанной не могла бы оказаться смертельной. К тому же вскоре после кончины Эбернети я видел у него на умывальнике почти полный пузырек.

– Что еще вы ему прописывали?

– Разные средства. Лекарство, содержащее небольшое количество морфия, которое следовало принимать во время приступов боли, витамины в капсулах, микстуру для пищеварения…

– Витамины в капсулах? – прервал мистер Энтуисл. – По–моему, мне тоже как–то их прописывали. Маленькие круглые желатиновые капсулы.

– Да, содержащие адексолин.

– А можно в эти капсулы добавить… что–либо еще?

– Вы имеете в виду что–то смертоносное? – Доктор выглядел все более и более удивленным. – Но никто не стал бы… Слушайте, Энтуисл, к чему вы клоните? Неужели вы предполагаете убийство?

– Я и сам точно не знаю, что именно предполагаю… Просто я спрашиваю, возможно ли это?

– Но какие у вас основания для подобного предположения?

– Никаких, – усталым голосом ответил адвокат. – Мистер Эбернети умер. Особа, с которой он говорил, тоже мертва. Все это всего лишь неопределенный слух, который мне хотелось бы прекратить. Если вы скажете мне, что никто никак не мог отравить Эбернети, я буду удовлетворен. Могу вас заверить, что это сняло бы с моей души тяжкое бремя.

Доктор Лэрреби встал и прошелся по комнате.

– Я не могу этого сказать, – произнес он наконец. – Как бы мне этого ни хотелось. Любой мог извлечь витамин из капсулы и заменить его, скажем, чистым никотином или другим ядом. Или что–то подмешать в еду или питье. Разве это не более вероятно?

– Возможно. Но понимаете, когда Эбернети умер, в доме были только слуги, а я не думаю, что это кто–то из них, – фактически я уверен, что они ни при чем. Поэтому я ищу яд замедленного действия. Полагаю, не существует средства, вызывающего смерть через несколько недель?

– Удобная идея, но, боюсь, неосуществимая, – сухо отозвался доктор. – Я знаю, что вы благоразумный человек, Энтуисл, но кто именно сделал такое предположение? Оно кажется мне буквально притянутым за уши.

– А Эбернети ничего вам не говорил? Никогда не намекал, что один из родственников, возможно, хочет убрать его с дороги?

Доктор с любопытством посмотрел на него:

– Нет, ничего такого он мне не говорил. Вы уверены, Энтуисл, что эти слухи не распускает человек, которому хочется вызвать сенсацию? Некоторые истеричные субъекты выглядят разумными и нормальными.

– Может, и так. Я на это надеюсь.

– Выходит, кто–то утверждает, будто Эбернети говорил ей… Полагаю, это была женщина?

– Вы правы – это была женщина.

– Он говорил ей, что его пытаются убить?

Загнанный в угол адвокат рассказал о словах Коры после похорон. Лицо доктора Лэрреби прояснилось.

– На вашем месте я бы не обращал на это внимания. Существует вполне простое объяснение. Женщина в определенном возрасте – тем более неуравновешенная и жаждущая сенсаций – могла сказать нечто подобное.

Мистеру Энтуислу не понравилась беспечная уверенность доктора. Но ему самому не раз приходилось иметь дело с истеричными женщинами, охочими до сенсаций.

– Возможно, вы правы, – промолвил он, вставая. – К несчастью, мы не можем поговорить с ней об этом, так как ее, несомненно, убили.

– Что значит «убили»? – Доктор Лэрреби выглядел так, словно серьезно сомневался в психической уравновешенности самого мистера Энтуисла.

– Вероятно, вы читали об этом в газетах. Миссис Ланскене из Литчетт–Сент–Мэри в Беркшире.

– Конечно, читал, но я понятия не имел, что она родственница Ричарда Эбернети! – Доктор казался потрясенным.

Чувствуя себя отомщенным за профессиональное высокомерие доктора Лэрреби и с тоской сознавая, что визит к нему не рассеял его подозрений, мистер Энтуисл удалился.

Вторично прибыв в «Эндерби», мистер Энтуисл решил побеседовать с Лэнскомом. Для начала он спросил старого дворецкого о его планах.

– Миссис Лео просила меня остаться, пока дом не продадут, сэр, и я с радостью окажу ей эту услугу. Мы все очень любим миссис Лео. – Он вздохнул. – Простите, что упоминаю об этом, сэр, но я очень переживаю из–за того, что дом должен быть продан. Я провел в нем очень много лет и видел, как здесь росли молодые леди и джентльмены. Я всегда думал, что мистер Мортимер унаследует дом и, возможно, создаст в нем счастливую семью. Было решено, что я переберусь в Северную сторожку, когда закончу свою службу здесь. Это славное местечко, и мне бы очень хотелось привести его в порядок. Но теперь, очевидно, с этим покончено.

– Боюсь, что да, Лэнском. Все поместье должно быть продано целиком. Но с вашим наследством…

– О, я не жалуюсь, сэр, и очень благодарен мистеру Эбернети за его щедрость. Я хорошо обеспечен, но в наши дни не так легко купить маленький домик, и, хотя моя замужняя племянница пригласила меня поселиться у них, это не совсем то, что жить в поместье.

– Знаю, – промолвил мистер Энтуисл. – Новый мир труден для нас, стариков. Теперь я жалею, что так редко виделся со своим старым другом. Как он выглядел последние месяцы?

– Ну, сэр, он был сам не свой после смерти мистера Мортимера.

– Да, это его сломило. К тому же он был болен – а у больных иногда бывают странные фантазии. Боюсь, что мистер Эбернети в последние дни страдал чем–то подобным. Возможно, он говорил о своих врагах, о том, что кто–то хочет причинить ему вред? А может, он даже думал, что ему подмешивают яд в пищу?

Старый Лэнском выглядел удивленным и обиженным.

– Не могу припомнить ничего в этом роде, сэр.

Энтуисл внимательно посмотрел на него:

– Я знаю, что вы преданный слуга, Лэнском. Но подобные фантазии у мистера Эбернети были бы… э–э… вполне естественными симптомами определенных недугов.

– В самом деле, сэр? Могу только сказать, что мистер Эбернети никогда не говорил мне или при мне ничего такого.

Мистер Энтуисл быстро сменил тему:

– Перед смертью у него гостили некоторые родственники, не так ли? Племянник, обе племянницы и их мужья?

– Совершенно верно, сэр.

– Он был удовлетворен или разочарован этими визитами?

Взгляд Лэнскома стал отсутствующим, а его спина напряглась.

– Право, не могу сказать, сэр.

– Думаю, что можете, – мягко возразил адвокат. – Вы имеете в виду, что вам не подобает говорить о подобных вещах. Но бывают ситуации, когда приходится нарушать традиции. Я был одним из самых старых друзей вашего хозяина. Я очень любил его, и вы тоже. Поэтому меня интересует ваше мнение как человека, а не как дворецкого.

Помолчав, Лэнском осведомился бесстрастным тоном:

– Что–нибудь… не так, сэр?

– Не знаю, – честно ответил мистер Энтуисл. – Надеюсь, что нет. Но я бы хотел в этом убедиться. А вы сами чувствовали, будто что–то не так?

– Только после похорон, сэр. И я не могу понять, в чем тут дело. Но в тот вечер миссис Лео и миссис Тимоти тоже вроде были не в своей тарелке после ухода остальных.

– Вам известно содержание завещания?

– Да, сэр. Миссис Лео решила, что мне следует его знать. Если я могу выразить свое мнение, то, по–моему, завещание очень справедливое.

– Да, вы правы. Всем наследникам оставлено поровну. Но я не думаю, что после смерти сына мистер Эбернети сразу хотел составить именно такое завещание. Может, вы теперь ответите на вопрос, который я вам только что задал?

– Ну, если хотите знать мое личное мнение…

– Да–да, разумеется.

– Хозяин, сэр, казался очень разочарованным после пребывания здесь мистера Джорджа… Думаю, он надеялся, что мистер Джордж напомнит ему мистера Мортимера. Но мистер Джордж, если можно так выразиться, не соответствовал предполагаемому стандарту. Мужа мисс Лоры всегда считали неподходящей партией, и боюсь, что мистер Джордж пошел в него. – Лэнском сделал небольшую паузу. – Потом приезжали молодые леди с их мужьями. Мисс Сьюзен сразу пришлась хозяину по душе – красивая и энергичная молодая леди, – но вот мужа ее он, по–моему, не выносил. В наши дни молодые леди выбирают себе странных мужей.

– А другая пара?

– О них я мало что могу сказать. Красивые и симпатичные молодые люди. Думаю, хозяин был рад их видеть, но… – Старик заколебался.

– Да, Лэнском?

– Ну, хозяин никогда не имел дел с театром. Как–то он сказал мне: «Не могу понять, почему все помешаны на театре. Мне это кажется глупым. Лишает людей последних остатков здравого смысла. Не уверен, что сцена хорошо отражается на морали, – из–за нее теряешь чувство меры». Конечно, он не говорил прямо о…

– Да–да, понимаю. А после этих визитов мистер Эбернети сам отправился повидать родственников – сначала брата, потом сестру, миссис Ланскене…

– Насчет миссис Ланскене не знаю, сэр. Хозяин сказал, что собирается к мистеру Тимоти, а затем в Сент–Мэри… только не помню.

– Совершенно верно. А вы не припоминаете, что он говорил по возвращении?

Лэнском задумался.

– Право, не знаю – вроде ничего особенного. Хозяин был рад, что вернулся домой. Он говорил, что поездки и пребывание в чужих домах его очень утомили.

– И это все? Он не упоминал ни о брате, ни о сестре?

Дворецкий нахмурился:

– У хозяина была привычка… ну, бормотать себе под нос, словно обращаясь к самому себе и не замечая моего присутствия. Это потому, что он меня хорошо знал…

– И доверял вам.

– Я смутно помню, как он говорил тогда, что не понимает, куда кто–то подевал свои деньги. Насколько я понял, речь шла о мистере Тимоти. А затем хозяин сказал что–то вроде: «Женщины могут быть дурами в девяноста девяти различных случаях и необычайно проницательными в сотом». Потом он добавил: «Говорить откровенно можно только с людьми своего поколения. В отличие от молодежи они не подумают, что у тебя разыгралось воображение». Позже хозяин заметил – не знаю, по какому поводу: «Не слишком приятно расставлять для людей ловушки, но не вижу, что мне остается». Быть может, сэр, он думал, что второй садовник крадет у нас персики.

Но мистер Энтуисл сомневался, что Ричард Эбернети имел в виду второго садовника. Задав еще несколько вопросов, он отпустил Лэнскома и задумался над полученными сведениями. Вроде бы он не узнал ничего нового. Но кое–что наводило на размышления. Говоря о глупых и в то же время проницательных женщинах, Ричард Эбернети подразумевал свою сестру Кору, а не свою невестку Мод. Именно Коре он поведал то, что молодежь могла счесть игрой воображения. И Ричард упомянул ловушку. Для кого?

Мистер Энтуисл долго думал о том, что ему сказать Элен. В конце концов он решил довериться ей целиком и полностью.

Сначала адвокат поблагодарил ее за то, что она разобрала вещи Ричарда и вообще многое сделала в доме. Уже было дано объявление о продаже, и два перспективных покупателя собирались вскоре прийти для осмотра.

– Частные лица?

– Боюсь, что нет. К дому присматриваются Христианский союз женской молодежи, какой–то молодежный клуб и фонд Джефферсона – они подыскивают место для своих коллекций. Печально, если в доме не будут жить, но в наши дни проживание в таких поместьях считается непрактичным.

– Я хотел спросить, не могли бы вы остаться здесь до продажи дома. Или для вас это слишком неудобно?

– Нет, мне это вполне подходит. До мая я не собираюсь ехать на Кипр и предпочитаю оставаться здесь, а не в Лондоне, как планировала раньше. Мне нравится этот дом – Лео любил его, и здесь мы с ним были счастливы.

– Есть еще одна причина, по которой я был бы вам признателен, если бы вы задержались в «Эндерби». Мой друг Эркюль Пуаро…

– Эркюль Пуаро? – резко переспросила Элен. – Значит, вы думаете?..

– Вы знаете его?

– Да. Вернее, мои друзья, но я думала, что он давно умер.

– Он жив и здоров, хотя уже не молод.

– Да, он едва ли может быть молод… – Элен произнесла это машинально. Ее лицо было бледным и напряженным. – Вы полагаете, – с усилием вымолвила она, – что Кора была права? Что Ричарда… убили?

Мистер Энтуисл выложил все. Излить душу перед спокойной и здравомыслящей Элен было для него облегчением.

Когда он умолк, она заметила:

– Конечно, это должно казаться фантастичным, но тем не менее не кажется. Той ночью, после похорон, мы с Мод думали об этом. Разумеется, мы говорили себе, что Кора – просто глупая женщина, и все же нам было не по себе. А потом убили Кору – я убеждала себя, что это всего лишь совпадение, но не была в этом уверена. Все это так сложно…

– Да, очень. Но Пуаро необыкновенный человек – можно сказать, почти гений. Он отлично понимает: нам нужно убедиться, что все это чистой воды фантазии.

– Однако он думает, что это не так?

– Почему вы так говорите? – быстро спросил адвокат.

– Сама не знаю. Я была не в своей тарелке… Не только из–за слов Коры – я сама чувствовала, что что–то не так.

– Не так? В каком смысле?

– Не так – и все. Не знаю.

– Вы имеете в виду кого–то из присутствовавших в тот вечер?

– Да, возможно… Но не знаю, кого именно… О, это звучит нелепо!

– Вовсе нет. Это весьма любопытно. Ведь вас никак не назовешь глупой, Элен. Если вы что–то заметили, значит, в этом что–то есть.

– Да, но я не могу припомнить, что это было. Чем больше я думаю…

– Не думайте. Так вы ничего не вспомните. Рано или поздно это мелькнет у вас в голове, как вспышка. Тогда сразу же дайте мне знать.

– Хорошо.

Глава 9

Мисс Гилкрист надела черную шляпу и спрятала под нее седеющую прядь. Дознание назначено на полдень, а сейчас – двадцать минут двенадцатого. Серые кофта и юбка казались ей подходящими для такого случая – к тому же она специально купила черную блузку. Мисс Гилкрист хотелось бы целиком одеться в черное, но это было ей не по карману. Она окинула взглядом маленькую аккуратную спальню с висящими на стенах изображениями гаваней Бриксема и Полфлексана, бухт Энсти и Кианса, Бэббекомского залива, Кокингтон–Форджа и прочих прибрежных мест, размашисто подписанными Корой Ланскене. Ее взгляд с особой любовью задержался на Полфлексанской гавани. На комоде стояла выцветшая фотография в рамке, изображавшая чайную «Ива». Мисс Гилкрист посмотрела на нее и вздохнула.

Звонок в дверь пробудил ее от грез.

– Господи! – пробормотала мисс Гилкрист. – Интересно, кто…

Она вышла из комнаты и спустилась по шаткой лестнице. Звонок прозвучал вновь, сменившись резким стуком.

Мисс Гилкрист почему–то почувствовала беспокойство. Она замедлила шаг, потом направилась к двери, уговаривая себя не глупить.

На пороге стояла молодая женщина в черном, держащая в руке небольшой чемодан. Заметив встревоженное выражение лица мисс Гилкрист, она быстро сказала:

– Мисс Гилкрист? Я Сьюзен Бэнкс – племянница миссис Ланскене.

– О господи, ну конечно! Входите, миссис Бэнкс. Только не наткнитесь на вешалку – она немного отошла от стены. Сюда, пожалуйста. Я не знала, что вы приедете на дознание, а то бы приготовила кофе или еще что–нибудь.

– Я ничего не хочу, – быстро отозвалась Сьюзен Бэнкс. – Простите, если я вас напугала.

– Ну, вы в самом деле меня напугали. Вообще–то я не нервная – я говорила адвокату, что не буду бояться, оставшись здесь одна. Я и не боюсь, но сегодня – может, из–за дознания – я все утро нервничаю. Полчаса назад в дверь позвонили, и я еле заставила себя открыть. Очень глупо с моей стороны – едва ли убийца стал бы сюда возвращаться, да и зачем ему это делать? Оказалось, это монахиня пришла собирать пожертвование для сиротского приюта. Я почувствовала такое облегчение, что дала ей два шиллинга. Хотя я не католичка и не сочувствую римской церкви с ее монахами и монашками, но сестры, собирающие деньги для бедных, делают доброе дело. Пожалуйста, садитесь, миссис…

– Бэнкс.

– Да, конечно, миссис Бэнкс. Вы приехали поездом?

– Нет, я сама вела машину. Но аллея такая узкая, что мне пришлось оставить автомобиль в заброшенном карьере.

– Аллея действительно узкая, и транспорт здесь практически не ездит. Дорога совсем пустынная.

Произнеся эти слова, мисс Гилкрист слегка поежилась.

Сьюзен Бэнкс окинула взглядом комнату.

– Бедная тетя Кора, – промолвила она. – Вы знаете, что она оставила мне все, что имела?

– Да, знаю. Мне говорил об этом мистер Энтуисл. Кажется, вы недавно вышли замуж, а мебель сейчас стоит так дорого. У миссис Ланскене было несколько неплохих вещей.

Сьюзен так не казалось. Кора слабо разбиралась в антиквариате. Содержимое комнаты варьировалось от образцов «модернизма» до вычурных и претенциозных изделий.

– Мне не нужна мебель, – сказала она. – У меня есть своя. Все это я выставлю на аукцион, если только вам не хотелось бы что–нибудь взять. Я была бы очень рада…

Смутившись, Сьюзен умолкла. Но мисс Гилкрист отнюдь не была смущена. Она просияла:

– Как это любезно с вашей стороны, миссис Бэнкс! Вы очень добры. Я вам так благодарна. Но у меня также есть свои вещи. Я отдала их на хранение – на случай, если они мне когда–нибудь понадобятся. Отец тоже оставил мне несколько картин. В свое время у меня была маленькая чайная, но началась война, и дела пошли скверно… Тем не менее я продала не все, так как надеялась, что у меня снова будет свой домик. Лучшие вещи я сохранила вместе с отцовскими картинами и семейными реликвиями. Но если вы не возражаете, мне бы очень хотелось взять этот расписной чайный столик дорогой миссис Ланскене. Он такой хорошенький, и мы всегда пили за ним чай.

Сьюзен, с внутренней дрожью посмотрев на зеленый столик, расписанный большими пурпурными цветами, быстро сказала, что с радостью уступит его мисс Гилкрист.

– Огромное вам спасибо, миссис Бэнкс. Я чувствую себя немного алчной. Ведь миссис Ланскене оставила мне свои прекрасные картины и чудесную аметистовую брошь… правда, мне казалось, что ее следует отдать вам.

– Нет–нет, ни в коем случае.

– Вы не хотели бы взглянуть на ее вещи? Может, после дознания?

– Я собиралась провести здесь пару дней, просмотреть вещи и во всем разобраться.

– Вы имеете в виду, переночевать здесь?

– Да. Это для вас затруднительно?

– Конечно нет, миссис Бэнкс. Я постелю на мою кровать свежее белье, а сама отлично устроюсь здесь, на кушетке.

– Но ведь это комната тети Коры, не так ли? Я могу спать в ней.

– А вы… не возражаете?

– Вы хотите сказать, потому что ее здесь убили? Нет, не возражаю. У меня крепкие нервы, мисс Гилкрист. Здесь уже… я имею в виду, комнату привели в порядок?

Мисс Гилкрист правильно поняла вопрос:

– Да–да, миссис Бэнкс. Все одеяла отправили в чистку, а мы с миссис Пэнтер тщательно выскребли всю комнату. Здесь много запасных одеял. Поднимитесь и посмотрите сами.

Она направилась наверх, и Сьюзен последовала за ней.

Комната, где умерла Кора Ланскене, была безукоризненно чистой и лишенной каких–либо признаков зловещей атмосферы. Как и в гостиной, современная мебель перемежалась здесь с ярко разрисованной, словно отражая свойственные Коре бодрость и отсутствие вкуса. Над камином висело изображение молодой пышногрудой женщины, собирающейся принимать ванну. При виде его Сьюзен вновь ощутила дрожь, а мисс Гилкрист промолвила:

– Это картина мужа миссис Ланскене. Еще несколько – внизу, в столовой.

– Какой ужас!

– Ну, этот стиль живописи мне самой не слишком нравится, но миссис Ланскене гордилась своим мужем как художником и считала, что его произведения прискорбно недооценены.

– А где картины самой тети Коры?

– В моей комнате. Хотите на них взглянуть?

Мисс Гилкрист с гордостью представила свои сокровища.

Сьюзен заметила, что тетя Кора, очевидно, питала пристрастие к морскому побережью.

– Да, вы правы. Понимаете, она много лет прожила с мистером Ланскене в маленькой рыбачьей деревушке в Бретани. Рыбачьи лодки всегда выглядят так живописно, верно?

– Пожалуй, – пробормотала Сьюзен. Ей казалось, что с картин Коры Ланскене, поражавших тщательной прорисовкой мельчайших деталей и яркой до аляповатости цветовой палитрой, можно сделать целую серию почтовых открыток. В свою очередь, картины возбуждали подозрение, что их скопировали с открыток.

Но когда Сьюзен высказала это предположение, мисс Гилкрист была возмущена. Миссис Ланскене всегда рисовала с натуры! Один раз с ней даже случился солнечный удар, так как она не хотела уйти с места, где было подходящее освещение.

– Миссис Ланскене была настоящей художницей, – укоризненно произнесла в заключение мисс Гилкрист.

Она посмотрела на часы, и Сьюзен быстро сказала:

– Да, пора отправляться на дознание. Это далеко? Может, мне привести машину?

Мисс Гилкрист заверила ее, что туда всего пять минут ходу. Поэтому они пошли пешком. Мистер Энтуисл, прибывший поездом, встретил их и проводил в мэрию.

Среди присутствующих было много незнакомых. На дознании не произошло ничего сенсационного. Были представлены удостоверения личности покойной. Их сменили медицинские свидетельства о природе ранений, причинивших смерть. Признаков борьбы не обнаружено. В момент нападения покойная, очевидно, находилась под действием снотворного и была застигнута врасплох. Смерть наступила не позднее шестнадцати тридцати – наиболее вероятно, между четырнадцатью и шестнадцатью тридцатью. Мисс Гилкрист сообщила об обнаружении тела. Следом за ней дали показания констебль и инспектор Мортон. Коронер кратко суммировал факты, и жюри без колебаний вынесло вердикт: «Убийство, совершенное одним или несколькими неизвестными лицами».

По окончании процедуры все вышли под щелканье полудюжины фотоаппаратов. Мистер Энтуисл проводил Сьюзен и мисс Гилкрист в «Королевский герб», где предусмотрительно заказал ленч в отдельную комнату позади бара.

– Боюсь, ленч будет не слишком хорош, – заранее извинился он.

Но ленч оказался не так уж плох. Мисс Гилкрист шмыгала носом и бормотала, что «все это так ужасно», однако повеселела и с аппетитом съела тушеную баранину по–ирландски, после чего мистер Энтуисл настоял, чтобы она выпила бокал хереса.

– Я понятия не имел, что вы собираетесь сюда сегодня, Сьюзен, – сказал адвокат. – Мы могли бы поехать вместе.

– Да, я говорила, что не поеду. Но мне показалось скверным, если на дознании не будет никого из родственников. Я позвонила Джорджу, но он сказал, что занят и не сможет приехать, у Розамунд проба, а на дядю Тимоти нечего и рассчитывать. Так что пришлось ехать мне.

– Ваш муж не приехал с вами?

– Грег должен был торчать за прилавком.

Заметив удивленный взгляд мисс Гилкрист, Сьюзен объяснила:

– Мой муж работает в аптеке.

Муж, работающий в розничной торговле, не вполне вязался с впечатлением, сложившимся у мисс Гилкрист о Сьюзен, но она отважно заявила:

– Да, совсем как Китс. [11]11
  КитcДжон (1795–1821) – английский поэт–романтик.


[Закрыть]

– Грег не поэт, – заметила Сьюзен. – У нас грандиозные планы на будущее – салон красоты и лаборатория для косметических препаратов.

– Это куда лучше, – одобрила мисс Гилкрист. – Что–то вроде заведения Элизабет Арден, которая, как мне говорили, на самом деле графиня. Или я имею в виду Елену Рубинштейн? В любом случае, – великодушно добавила она, – фармацевт – не обычный продавец, вроде тех, что торгуют бакалеей или тканями.

– Кажется, вы держали чайную, не так ли?

– Да. – Лицо мисс Гилкрист просветлело. То, что «Ива» была таким же торговым заведением, как лавка, никогда не приходило ей в голову. Держать чайную было, по ее мнению, воплощением респектабельности. Она начала рассказывать Сьюзен об «Иве».

Мистер Энтуисл, уже слышавший об этом, задумался о других делах. Когда Сьюзен дважды обратилась к нему, не получив ответа, он поспешно извинился:

– Простите, дорогая. Я задумался о вашем дяде Тимоти. Меня кое–что беспокоит.

– Насчет дяди Тимоти? Я бы на вашем месте не волновалась. Не верю, что с ним что–то серьезное. Он просто ипохондрик.

– Да–да, возможно, вы правы. Но признаюсь, что меня беспокоит не его здоровье, а миссис Тимоти. Вроде бы она упала и сломала лодыжку. Теперь она лежит, и ваш дядя в ужасном состоянии.