Текст книги "Два романа об отравителях"
Автор книги: Агата Кристи
Соавторы: Джон Диксон Карр
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
Глава 18
– Но это же чудесно, друг мой! – восхищенно воскликнул Эркюль Пуаро. – Все так прозрачно… Просто совершенно прозрачно!
– Можно подумать, что вы говорите о супе, – ворчливо произнес инспектор. – Не знаю, может, это для вас действительно прозрачный бульон, но, на мой взгляд, супчик еще мутноват.
– Какое там мутноват! Все уже предельно ясно!
– Даже это?
Так же невозмутимо, как в комнате миссис Хаббард, инспектор продемонстрировал два рыжих волоска.
– А, это! – сказал Пуаро и почти слово в слово повторил выражение Шарпа: – Как у вас принято говорить: убийца допускает роковую ошибку.
Их взгляды встретились.
– Люди всегда переоценивают свои умственные способности, – сказал Эркюль Пуаро.
Инспектора Шарпа так и подмывало спросить: «Даже вы?» Но он сдержался.
– Ну а в остальном, друг мой, все идет по плану?
– Да, бомба взорвется завтра, – произнес Шарп.
– Вы сами поедете?
– Нет. Я должен появиться на Хикори – роуд. А там за старшего будет Кобб.
– Пожелаем ему удачи!
Эркюль Пуаро поднял рюмку с мятным ликером. Инспектор Шарп налил себе виски.
– Будем надеяться, что все пройдет гладко, – сказал он.
– Умеют же жить люди! – сказал сержант Кобб.
Он с завистью и восхищением смотрел на витрину «Сабрины Фер». Там были расставлены самые разнообразные косметические товары в изящных упаковках, а посередине стояла застекленная фотография Сабрины, снятой в одних трусиках. Казалось, девушка купается в волнах зеленоватого стекла. Кроме маленьких дорогих трусиков, на ней было еще несколько диковинных украшений.
Констебль Маккре неодобрительно хмыкнул:
– Богохульство, вот что это такое! Мильтон бы в гробу перевернулся.
– Тоже мне нашел Священное Писание!
– Но ведь «Потерянный рай» как раз об Адаме и Еве, и райских кущах, и всяких дьяволах из преисподней. А это, по – твоему, не религия?
Сержант Кобб не стал спорить на такие скользкие темы. Он храбро двинулся в салон, а за ним по пятам следовал строгий констебль. Сержант и его подчиненный явно не вписывались в изысканный розовый интерьер.
К ним подплыло прелестное создание в оранжево – розовом туалете, оно будто парило в воздухе. Сержант Кобб сказал: «Доброе утро, мадам», – и достал свое удостоверение. Сказочное создание испуганно упорхнуло. Вместо него появилось другое, такое же, но чуть постарше. Оно, в свою очередь, уступило место роскошной, блистательной герцогине с голубыми волосами и гладкими щеками, неподвластными времени. Стальные серые глаза стойко выдержали пристальный взгляд сержанта Кобба.
– Я очень удивлена, – сурово сказала герцогиня. – Пожалуйста, следуйте за мной.
Она провела их через квадратный салон, посреди которого стоял круглый стол, заваленный журналами и газетами. Вдоль стен располагались занавешенные кабинки, в которых жрицы в розовых одеяниях колдовали над возлежащими в креслах дамами.
Герцогиня провела полицейских в маленький кабинет.
– Я – миссис Лукас, хозяйка салона, – сказала она. – Моей компаньонки, мисс Хобхауз, сегодня нет.
– Нет, мадам, – подтвердил сержант Кобб, ничуть не удивившись.
– Меня крайне удивляет ваше намерение произвести обыск, – сказала миссис Лукас. – Это личный кабинет мисс Хобхауз. Я очень надеюсь, что вы… м – м… не потревожите наших клиенток.
– Не беспокойтесь, мадам, – сказал Кобб. – Нас вряд ли заинтересует что – нибудь, кроме этого кабинета.
Он вежливо подождал, пока она неохотно удалилась. Потом оглядел кабинет Валери Хобхауз. Стены были оклеены бледно – серыми обоями, на полу лежали два персидских ковра. Он перевел взгляд с маленького настенного сейфа на большой письменный стол.
– В сейфе вряд ли, – сказал Кобб. – Слишком на виду.
Через пятнадцать минут содержимое сейфа и ящиков стола было извлечено на свет божий.
– Похоже, мы попали пальцем в небо, – проговорил Маккре, бывший по натуре пессимистом и брюзгой.
– Это лишь начало, – сказал Кобб.
Сложив содержимое ящиков в аккуратные кучки, он начал вынимать сами ящики и переворачивать их.
– Вот, полюбуйтесь, дружок! – довольно воскликнул он.
Ко дну нижнего ящика с обратной стороны было приклеено скотчем полдюжины синеньких книжечек с блестящими надписями.
– Паспорта, – сказал сержант Кобб, – выданные секретарем государственного департамента иностранных дел. Боже, спаси его доверчивую душу!
Маккре с интересом наклонился над плечом Кобба, который открыл паспорта и сличал фотографии.
– Никогда не подумаешь, что это одна и та же женщина, да? – сказал Маккре.
Паспорта были выданы на имя миссис да Сильвы, мисс Ирен Френч, миссис Ольги Кох, мисс Нины Де Мезюрье, миссис Глэдис Томас и мисс Мойры О’Нил. На фотографиях была изображена моложавая темноволосая женщина, которой можно было дать и двадцать пять, и все сорок.
– Весь трюк в том, что она каждый раз делала новую прическу, – сказал Кобб, – то локоны, то перманент; здесь, посмотри, прямая стрижка, а здесь – под пажа. Когда она выдавала себя за Ольгу Кох, то она чуть – чуть изменила форму носа, а фотографируясь на паспорт миссис Томас, положила что – то за щеки. А вот еще иностранные паспорта: мадам Махмуди, алжирки, и Шейлы Донован, из Ирландии. Полагаю, у нее открыты счета в банках на все эти фамилии.
– Запутаться можно, да?
– Но, голубчик, у нее не было другого выхода. Ей следовало сбить со следа налоговую инспекцию. Наживаться на контрабанде нетрудно, а вот поди объясни налоговому инспектору, откуда у тебя денежки. Ручаюсь, что именно поэтому она основала маленький игорный дом в Мэйфере.
Только так она могла обдурить налоговую инспекцию. Думаю, львиная доля ее капиталов помещена в алжирские и французские банки. Все было хорошо продумано, поставлено на деловую ногу. И надо же было так случиться, что однажды она забыла один из паспортов на Хикори – роуд, а глупышка Селия его увидела!
Глава 19
– Да, ловко придумала девушка! – сказал инспектор Шарп. Сказал снисходительным, почти отеческим тоном.
Он сидел, перекладывая паспорта из одной руки в другую, словно тасуя карты.
– Ох и сложно же копаться в финансовых делах! – продолжал он. – Мы запарились, бегая по банкам. Она здорово умела заметать следы. Нам пришлось попотеть. Пожалуй, через пару лет она могла бы выйти из игры, уехать за границу и жить припеваючи на средства, добытые, как говорится, нечестным путем. Особо крупными махинациями она не занималась: ввозились контрабандные бриллианты, сапфиры и так далее, а вывозились ворованные вещи. Ну и разумеется, не обошлось без наркотиков. Все было четко организовано. Она ездила за границу под своим и вымышленными именами довольно редко, а контрабанду всегда провозил, сам того не подозревая, кто – то другой. У нее были за границей агенты, которые в нужный момент подменяли рюкзаки. Да, ловко придумано. И только благодаря месье Пуаро мы смогли напасть на след. Она, конечно, поступила очень умно, подбив бедняжку Селию на воровство. Вы ведь сразу догадались, что это ее идея, месье Пуаро?
Пуаро смущенно улыбнулся, а миссис Хаббард посмотрела на него с восхищением. Разговор был приватный, они сидели в комнате миссис Хаббард.
– Ее сгубила жадность, – сказал Пуаро. – Она польстилась на красивый бриллиант Патрисии Лейн. Тут она допустила промашку, ведь сразу становилось ясно, что она хорошо разбирается в драгоценностях. Не каждый может правильно оценить бриллиант и догадаться заменить его цирконом. Да, конечно, у меня сразу возникли подозрения. Валери Хобхауз, однако, не растерялась, и, когда я сказал, что считаю ее зачинщицей в истории с Селией, она не стала отпираться и очень трогательно объяснила причины своего поведения.
– Но неужели она способна на убийство? – воскликнула миссис Хаббард. – На хладнокровное убийство? Нет, у меня до сих пор не укладывается в голове!
Инспектор Шарп помрачнел.
– Пока мы не можем предъявить ей обвинение в убийстве Селии Остин, – сказал он. – Она попалась на контрабанде. Тут сложностей не будет. Но обвинение в убийстве гораздо серьезнее, и прокурор пока не видит оснований возбуждать дело. У нее, конечно, были причины пытаться убрать Селию, была и возможность. Она, вероятно, знала о пари и о том, что у Нигеля есть морфий, но никаких реальных улик нет, и потом, не надо сбрасывать со счетов другие убийства. Она, разумеется, могла отравить миссис Николетис, но уж Патрисию Лейн она наверняка не убивала. Она – одна из немногих, у кого есть твердое алиби. Жеронимо вполне определенно утверждает, что она ушла из дома в шесть часов. И он упорно стоит на своем. Не знаю, может, она его подкупила…
– Нет, – покачал головой Пуаро. – Она его не подкупала.
– И потом, у нас есть показания аптекаря. Он ее прекрасно знает и говорит, что она зашла в аптеку в пять минут седьмого, купила пудру и аспирин и позвонила по телефону. Она ушла из аптеки в пятнадцать минут седьмого и села в такси – там, напротив стоянки.
Пуаро подскочил на стуле.
– Но ведь это, – сказал он, – великолепно! Это как раз то, что нам было нужно!
– О чем вы, скажите на милость?
– О том, что она позвонила из аптеки на углу.
Инспектор Шарп раздраженно поморщился:
– Погодите, месье Пуаро. Давайте проанализируем известные нам факты. В восемь минут седьмого Патрисия Лейн еще жива, она звонит из этой комнаты в полицейский участок. Вы согласны?
– Я не думаю, что она звонила отсюда.
– Ну, тогда из холла.
– Нет, из холла она тоже не звонила.
Инспектор Шарп вздохнул:
– Но надеюсь, вы не ставите под сомнение сам звонок? Или, может, я, мой сержант, констебль Най и Нигель Чэпмен оказались жертвами массовой галлюцинации?
– Разумеется, нет. Вам позвонили. И у меня есть маленькое подозрение, что звонили из автомата, который находится в аптеке на углу.
У инспектора Шарпа отвисла челюсть.
– Вы хотите сказать, что на самом деле звонила Валери Хобхауз? Что она выдала себя за Патрисию Лейн, которая в то время была уже мертва?
– Совершенно верно.
Инспектор помолчал, потом со всего размаху стукнул кулаком по столу:
– Не верю! Я же слышал… сам слышал голос…
– Слышали, да. Девичий голос… прерывистый, взволнованный. Но вы же не настолько хорошо знали Патрисию Лейн, чтобы узнать ее по голосу?
– Я – то нет, но с ней разговаривал Нигель Чэпмен. А его нельзя провести. Не так – то легко изменить голос по телефону или выдать себя за другого. Нигель Чэпмен понял бы, что с ним говорит не Пат.
– Да, – сказал Пуаро, – разумеется. Более того, он прекрасно знал, что это не Пат. И немудрено, ведь незадолго до звонка он сам убил ее ударом в затылок.
Инспектор на мгновение потерял дар речи.
– Нигель Чэпмен? Нигель Чэпмен? Но когда мы увидели мертвую Патрисию, он плакал… плакал как ребенок!
– Вполне возможно, – сказал Пуаро. – Думаю, он был к ней привязан… насколько он вообще способен привязаться. На протяжении всего расследования Нигель Чэпмен оказывался самой подозрительной личностью. Кто имел в своем распоряжении морфий? Нигель Чэпмен. Кто достаточно ловок и сообразителен, чтобы разработать хитрый план убийства? У кого хватит смелости довести его до конца и сбить с толку преследователей? У Нигеля Чэпмена. Кто жесток и тщеславен? Нигель Чэпмен. У него все качества, которыми должен обладать убийца: он безумно заносчив, злобен, любит ходить по острию ножа и поэтому часто совершает безрассудства, лишь бы привлечь к себе внимание. Взять хотя бы историю с конспектами! Вдумайтесь, какой это прекрасный блеф: он заливает их своими чернилами, а потом подсовывает платок в комод Патрисии! Но он хватил через край, когда вложил в руку Пат волосы Лена Бейтсона. Это была его роковая ошибка – ведь он упустил из виду, что раз Патрисию ударили сзади, то она просто физически не могла схватить убийцу за волосы. Все преступники одинаковы: они слишком себя любят и слишком высоко ценят свой ум и обаяние, потому что в чем, в чем, а в обаянии Нигелю отказать нельзя. Это обаяние капризного дитяти, которое никогда не повзрослеет и живет только собой и своими интересами.
– Но почему, месье Пуаро? Почему он убил их? Остин – еще понятно. Но зачем ему было убивать Патрисию Лейн?
– А вот это, – сказал Пуаро, – нам и предстоит выяснить.
Глава 20
– Давненько я вас не видел, – сказал старый мистер Эндикотт Эркюлю Пуаро и проницательно взглянул на прочих посетителей. – Очень мило, что вы решили навестить старика.
– Да вообще – то, – сказал Эркюль Пуаро, – я пришел по делу.
– Рад служить, вы же знаете, что я ваш вечный должник. Вы тогда меня очень выручили, распутав дело Абернети.
– А я, честно говоря, не ожидал вас тут застать. Я считал, вы уже вышли на пенсию.
Старый юрист невесело усмехнулся. Его фирма была одной из самых уважаемых и процветающих в городе.
– У меня назначена встреча со старым клиентом. По старой дружбе я еще веду кое – какие дела.
– Сэр Артур Стэнли, если не ошибаюсь, тоже был вашим старым другом и клиентом?
– Да. Он пользовался услугами нашей фирмы с молодости. Он был удивительным человеком, Пуаро… редкого ума человеком.
– По – моему, вчера в шестичасовом выпуске новостей говорили о его смерти?
– Да. Похороны состоятся в пятницу. Он довольно долго болел. Насколько мне известно, у него была злокачественная опухоль.
– А леди Стэнли умерла несколько лет назад?
– Примерно два с половиной года назад.
Из – под кустистых бровей на Пуаро смотрели проницательные глаза.
– От чего она умерла?
Юрист поспешно ответил:
– Приняла слишком большую дозу снотворного. Кажется, мединала.
– Дознание проводилось?
– Да. Полиция пришла к заключению, что она приняла его по ошибке.
– Это правда?
Мистер Эндикотт помолчал.
– Пожалуйста, не сердитесь, – сказал он. – Я не сомневаюсь, что вы интересуетесь не из праздного любопытства. Мединал довольно опасен, потому что не существует четкой грани между лечебной и смертельной дозами. В полусонном состоянии человек может забыть, что он уже принял снотворное, и принять еще раз, и тогда последствия бывают самые печальные.
Пуаро кивнул:
– Это с ней и произошло?
– Вероятно. На самоубийство или на попытку самоубийства не похоже.
– А… на что – нибудь еще?
Мистер Эндикотт снова метнул на него проницательный взгляд:
– Есть показания ее мужа.
– И что в них говорится?
– Он заверил следствие, что, приняв мединал, она порой впадала в забытье и просила еще.
– Он сказал неправду?
– Ей – богу, Пуаро, вы просто несносны! Откуда же мне знать, скажите на милость?
Пуаро улыбнулся. Его не обманул нарочитый гнев Эндикотта.
– Я полагаю, друг мой, что вы все прекрасно знаете. Однако сейчас я не буду докучать вам расспросами. Мне только хочется узнать ваше мнение. Чисто по – человечески. Как вам кажется, Артур Стэнли мог бы убить свою жену, если бы ему захотелось жениться во второй раз?
Мистер Эндикотт подскочил как ужаленный.
– Чушь! – воскликнул он. – Какая дикая чушь! Да и не было у него другой женщины! Стэнли преданно любил свою жену.
– Я так и думал, – сказал Пуаро. – А теперь я расскажу вам о цели моего визита. Вы были поверенным в делах Артура Стэнли. И очевидно, являетесь его душеприказчиком?
– Вы угадали.
– У Артура Стэнли был сын, который поссорился с отцом после смерти матери. Поссорился и ушел из дому. Он даже изменил фамилию.
– Да? Я этого не знал. И как же теперь его звать?
– Мы к этому еще вернемся. Но сначала мне хотелось бы высказать одно предположение. Я думаю, что Артур Стэнли оставил вам письмо, которое вы должны были вскрыть либо в чрезвычайных обстоятельствах, либо после его смерти. Я угадал?
– Фантастика, Пуаро! В Средние века вас, как пить дать, сожгли бы на костре! Вы просто ясновидящий!
– Стало быть, я прав? Я думаю, что в письме вам был предложен выбор: либо уничтожить его… либо принять определенные меры.
Он умолк. Его собеседник тоже не произносил ни слова.
– Мой бог! – обеспокоенно воскликнул Пуаро. – Надеюсь, вы его не уничтожили?
Мистер Эндикотт медленно покачал головой, и у Пуаро вырвался вздох облегчения.
– Мы ничего не делаем впопыхах, – неодобрительно откликнулся мистер Эндикотт. – Я должен навести справки… полностью удостовериться… – Он помолчал и сурово добавил: – Это дело сугубо личное. Я даже вас не могу в него посвятить.
– А если я докажу, что у меня есть веские основания интересоваться?
– Попробуйте, но не представляю, откуда вам могли стать известны подробности этой истории.
– О нет, я выскажу лишь кое – какие догадки. Но если я угадаю правильно…
– Навряд ли, – отмахнулся мистер Эндикотт.
Пуаро глубоко вздохнул:
– Значит, договорились. Итак, я подозреваю, что вам были даны следующие указания. В случае смерти сэра Артура Стэнли вы должны разыскать его сына Нигеля, выяснить, где и как он живет, и удостовериться, что он не замешан ни в каких преступных махинациях.
Невозмутимый мистер Эндикотт был потрясен.
– Ну, раз вы полностью в курсе дела, – сказал он, – я больше не буду от вас таиться. Вы, видно, неспроста интересуетесь юным Нигелем. Что натворил этот мерзавец?
– Полагаю, что события развивались так: уйдя из дому, он переменил фамилию, а знакомым сказал, что, дескать, такое условие было поставлено в завещании матери. Потом он связался с контрабандистами, торговавшими наркотиками и драгоценностями. Очевидно, это с его легкой руки они стали использовать в качестве невольных перевозчиков контрабанды ничего не подозревающих, невинных студентов – идея просто гениальная. Заправляли всем делом двое: Нигель Чэпмен – теперь его так величают – и молодая женщина по имени Валери Хобхауз, которая, видимо, и вовлекла его в эту затею.
Предприятие было малочисленным, основанным на комиссионных началах, но доходы оно приносило баснословные. Товар почти не занимал места, но стоил тысячи фунтов стерлингов. И все шло гладко, пока не возник ряд непредвиденных обстоятельств. Однажды в студенческом пансионате появился полицейский, расследовавший убийство под Кембриджем. Вы, наверное, понимаете, почему известие о его приходе повергло Нигеля в панику. Он решил, что полиция охотится за ним. Боясь яркого освещения, он вывернул в холле лампочки и в панике кинулся с рюкзаком на задний двор, разрезал его на куски и спрятал в котельной, опасаясь, что полиция обнаружит на двойном дне рюкзака следы наркотиков.
Страхи его оказались напрасными: полиция лишь хотела навести справки об одном студенте. Но некая девушка из пансионата случайно увидела в окно, как он кромсал рюкзак. Однако смертный приговор был ей подписан не сразу. Чтобы спасти положение, был разработан хитрый план: по наущению заговорщиков девушка натворила глупостей и сама оказалась в незавидном положении. Но дело зашло слишком далеко, и в пансионат пригласили меня. Я посоветовал обратиться в полицию. Девушка пришла в отчаяние и во всем созналась. Вернее, не во всем, а лишь в своих прегрешениях. Но, видимо, она пошла к Нигелю и потребовала, чтобы он тоже признался в порче рюкзака и конспектов одной студентки. Ни самому Нигелю, ни его сообщнице не хотелось привлекать внимание к рюкзаку – иначе вся их затея пошла бы прахом. Дело осложнялось и тем, что та девушка, Селия, знала еще один важный секрет. Она проговорилась о нем за ужином, когда меня пригласили в пансионат. Она знала истинное прошлое Нигеля.
– Но наверняка… – нахмурился мистер Эндикотт.
– Нигель полностью порвал со своим прошлым. Его старые приятели могли, конечно, знать, что он носит теперь фамилию Чэпмен, но они понятия не имели, чем он занимается. В пансионате его настоящая фамилия не была известна, но вдруг выяснилось, что Селия знавала его в ранней молодости. Знала она и то, что Валери Хобхауз минимум один раз ездила за границу по фальшивому паспорту. Селия знала слишком много. На следующий вечер Нигель назначил ей свидание и подсыпал в бокал с вином или в чашку кофе морфия. Она умерла во сне, и он постарался, чтобы все смахивало на самоубийство.
Мистер Эндикотт передернулся. Лицо его омрачилось. Он что – то пробормотал вполголоса.
– Но это еще не конец, – сказал Пуаро. – Вскоре при загадочных обстоятельствах умерла владелица ряда студенческих пансионатов и клубов, а потом было совершено третье, самое жестокое и зверское убийство. Патрисия Лейн, которая преданно любила Нигеля и к которой он сам был сильно привязан, невольно вмешалась в его дела и, хуже того, настаивала на его примирении с отцом. Он наплел ей кучу небылиц, но понимал, что она может заупрямиться и написать отцу еще одно письмо – первое он благополучно уничтожил. И вот теперь, друг мой, слово за вами: я думаю, вы раскроете нам секрет, почему он так этого боялся?
Мистер Эндикотт встал, подошел к сейфу, отпер его и вернулся к столу с продолговатым конвертом в руках, сургучная печать на нем была сломана. Он вынул из конверта два листка и протянул их Пуаро.
«Дорогой Эндикотт! Вы прочтете это после моей смерти. Я убедительно прошу Вас разыскать моего сына Нигеля и выяснить, не замешан ли он в каких – нибудь преступных действиях.
То, что я собираюсь Вам рассказать, не знает больше никто. Поведение Нигеля всегда оставляло желать лучшего. Он дважды подделывал мою подпись на чеках. Оба раза я заплатил его долги, однако предупредил, что больше этого не потерплю. В третий раз он подделал подпись своей матери. Она узнала о его махинациях. Он умолял ее ничего мне не говорить. Она не согласилась. Мы с ней не раз говорили о воспитании Нигеля, и она дала ему понять, что не намерена скрывать от меня его проступок. И тогда он дал ей большую дозу снотворного. Однако она успела прийти ко мне и рассказать о чеке. Когда на следующее утро ее нашли мертвой, я знал, кто это сделал.
Я обвинил Нигеля в убийстве и сказал, что собираюсь заявить в полицию. Он слезно умолял меня этого не делать. Как бы Вы поступили на моем месте, Эндикотт? Я не питаю иллюзий насчет сына, я прекрасно знаю ему цену, знаю, что он – опасный человек, безжалостный, бессовестный мерзавец. Ради него я бы и пальцем не пошевелил. Но меня остановила мысль о моей горячо любимой жене. Согласилась бы она отдать его в руки правосудия? Думаю, я не ошибусь, если скажу, что она постаралась бы уберечь его от виселицы. Для нее, как и для меня, было бы страшной трагедией опорочить имя нашей семьи. Но одна мысль не дает мне покоя. Я не верю в перерождение убийцы. Он может совершить новые злодеяния. Не знаю, правильно ли я поступил, но я заключил с сыном договор. Он письменно признался в содеянном, и эта бумага хранится у меня. Я выгнал его из дому и приказал никогда больше не возвращаться. Он должен был начать новую жизнь. Я решил дать ему еще один шанс. Он получил хорошее образование, у него есть все возможности стать хорошим человеком.
Но он должен был вести честную жизнь, в противном случае его показания стали бы известны полиции. Я обезопасил себя, объяснив ему, что моя смерть его не спасет.
Вы – мой самый старинный друг. Я знаю, что моя просьба для Вас тяжкое бремя, но я прошу Вас выполнить ее ради моей покойной жены, которая тоже была Вашим другом! Найдите Нигеля. Если он живет честно, то уничтожьте письмо и его признание. Если же нет – то пусть свершится правосудие!
Искренне любящий Вас
Артур Стэнли».
– Ага! – глубоко вздохнул Пуаро. Он развернул второй листок.
«Я, нижеподписавшийся, признаюсь в том, что 18 ноября 19 5… года я убил свою мать, дав ей большую дозу мединала.
Нигель Стэнли».