Текст книги "Мама, он мне изменяет (СИ)"

Автор книги: Адриана Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Тогда мы, конечно, не танцевали. Я просто была у врача, ну и он в очередной раз сказал, что мне осталось недолго. Твой муж тогда просто меня успокаивал…

Я вскочила из-за стола, отбросив от себя бумажку, словно ядовитую змею. Метнулась к окну, безуспешно пытаясь унять отчаянно колотящееся сердце. Моя мама больна… Она скоро умрет!

– Я не хотела тебя расстраивать… – шепнула мама.

– То есть, ты предпочла бы, чтобы я столкнулась с твоей смертью внезапно? – прохрипела я, обернувшись к матери.

У меня все это в голове не укладывалось, но то, что говорила мама, в корне меняло дело. Если, конечно, это правда, а не выдумка, которой они с Валиевым пытаются прикрыть грешки…

– Вера, теперь ты все знаешь. Я болею, мне осталось недолго. Умоляю, не ругайся на Марата и не подозревай его ни в чем. Он твой муж, он тебя любит.

Она тоже поднялась из-за стола и, так и не забрав свой диагноз, направилась к выходу из кухни. В любой другой ситуации я бы бросилась к ней, обняла бы крепко-крепко и разрыдалась. Но сейчас все так ужасно запуталось!

«Может, догадывается о нас», – вспомнились мне слова Марата.

«Догадывается о нас» – не равно «догадывается о твоем диагнозе»… Я цеплялась за этот вывод с отчаянием сорвавшегося со скалы альпиниста.

– Мам… мне надо об этом подумать, а потом мы сядем и все вместе поговорим, – просипела я вслед матери.

Она кивнула и быстро вышла из кухни, а потом – из квартиры. И я, оставшись наедине с жуткими новостями, только и могла, что думать: лучше бы она просто легла в постель моего мужа…

2.3

Мозговой штурм, который мы устроили с Миленой вдвоем, никакого света на данную ситуацию не пролил. Милка лишь просмотрела бумаги, которые мама принесла, и сказала:

«Хорошо бы, конечно, чтобы это была ошибка, но помнишь соседа твоего по даче? Как он узнал, что при смерти, практически перед тем, как отправился на небеса?»

О, конечно, я это помнила. Дядю Жору обожали все детишки, с которыми он был знаком. Эта участь не миновала и меня. Он постоянно то конфетку давал, то просто истории какие-то рассказывал. Не пил, только папиросами баловался. А сгорел мгновенно – заболело под ребром, а когда пошел к врачу, оказалось, что у него уже четвертая стадия и жить осталось от силы месяц…

В общем и целом, после ухода мамы и Милены я только и могла, что метаться из угла в угол по квартире, не представляя, что дальше с этим всем делать. Когда же вернулся Марат, которого я встретила в прихожей, сначала я всмотрелась в лицо Валиева, потом брякнула:

– Мама мне во всем призналась.

Стала жадно ловить каждый оттенок реакции мужа, но ничего особенного не заметила. Он просто вздохнул и, сцепив челюсти, ответил:

– Она запретила мне говорить о том, что касается только ее…

Вывод был двояким – или мама сказала правду, или же они созвонились сегодня и обсудили, какую линию поведения выбрать дальше. Могло ведь статься, что сейчас Марат просто играл определенную роль?

– Запретила говорить, что вы с ней спали? – решила я задать вопрос.

Он прозвучал, и я прикусила кончик языка. Может, мама действительно смертельно больна и все, что они говорили – правда? А я тут продолжаю гнуть свою линию.

Валиев вскинул на меня взгляд. Вновь темнота, таящаяся во взоре мужа, обожгла, оставив свой след.

– Вер… это совершенно не весело! – проговорил он строгим тоном. – Лара умирает, ей осталось недолго… А ты опять о своих подозрениях!

Он закатил глаза, а меня прорвало:

– Потому что она не созналась во всем тотчас, как я решила, будто ты мне изменяешь! – воскликнула, цепляясь за этот факт так упорно, что мне бы позавидовал даже Сизиф, бесконечно катящий камень в гору.

– Лариса имеет на это полное право! – чуть ли не вскричал Марат.

Он бросился ко мне, я даже не успела отпрянуть. Нет, я не боялась Валиева, да он и повода не давал. Просто схватил меня, прижал к себе так крепко, что я даже охнула.

– Верочка… Девочка моя, ну послушай… Да, может, и я, и твоя мама неправы в том, что решили не давать тебе лишних поводов для волнений. Но за этим нашим выбором кроется лишь тревога за тебя. Желание уберечь от боли и горя…

Стоя соляным столпом в руках мужа, я вновь и вновь ощущала себя той, кто словно бабочка, увязшая в паутине, трепыхалась, но была не в силах выбраться.

– Марат… отпусти, – попросила приглушенно, и когда муж, помедлив, все же отошел на шаг, сказала:

– Знаешь, в своих попытках меня, как ты выразился, уберечь, вы дошли до того, что я дважды за последнее время испытала шок. Так что ваши стремления потерпели неудачу… Но я не успокоюсь, пока не докопаюсь до правды…

Сначала показалось, что Марат опять обозлится, но он пожал плечами и сказал:

– Докапывайся. И я, и Лариса всячески этому поспособствуем, – кивнул Валиев и добавил: – Я переодеться.

После чего просто ушел, оставив мне лишь новую волну эмоций и сомнений.

Я никогда не копалась в чужих телефонах и до сего момента считала, что так поступают только женщины, которые готовы унизиться. Но после всего произошедшего меня стали все чаще охватывать мысли и желания по данному поводу.

А что? Может, ларчик просто откроется? И будет достаточно почитать переписку Марата и моей мамы (если таковая, конечно, имеется), чтобы все встало на нужные места.

Два дня после того, как я получила новости о маминой болезни, протекли относительно тихо. Я понимала, что в обозримом будущем нам придется поговорить, но сейчас тянула время, словно само это действие могло отменить все плохое и вернуть безмятежные будни, которые в свое время я не ценила.

И вот шанс на то, чтобы прочесть переписку в телефоне Марата, наконец, представился. Валиев ушел в душ, а мобильник оставил на кровати.

Я дождалась, когда в ванной польется вода, бросилась к телефону и ввела код доступа… И тут же, словно обухом по голове, высветилось оповещение: «неправильный код, попытка два». Выдохнув, я снова вбила те же цифры… Была уверена в них на все сто, ведь Валиев поставил в качестве блокировки дату нашей свадьбы. Снова неправильно!

Сердце мое понеслось вскачь. Вот оно! Вот – то, из-за чего я не уверена в муже! Лишнее подтверждение тому, что он мне лжет…

– Двенадцать, ноль восемь, двадцать шесть, – подсказал мне Валиев, который незаметно для меня вышел из ванной и сейчас стоял, небрежно прислонившись плечом к дверному косяку.

Он поймал меня с поличным, но я, вместо того, чтобы растеряться, пожала плечами и, устроившись на кровати, сказала:

– Иди в душ, Марат, как и собирался. И спасибо за код. Мне как раз будет чем заняться, пока ты в ванной.

3.1

Введя нужные цифры, я уткнулась взглядом в экран, пока муж так и продолжал наблюдать за мной со своего места. Я так и ждала, что он не выдержит – подойдет и отберет у меня телефон. Однако Валиев, тяжело вздохнув, все же ушел в ванную.

Конечно, я не была готова к тому, что обнаружу что-то жуткое… К такому в принципе невозможно было подготовиться. Но если уж решила идти до конца, глупо будет сейчас отбрасывать от себя мобильник, словно ядовитую змею, и делать вид, что смена кода мне попросту привиделась.

Я не знала, каким образом должны выглядеть переписки зятя и тещи, если таковые все же ведут другие родственники в других семьях, потому сообщения, которыми обменивались мама и Марат в любом случае стали неприятной находкой.

Отмотав на самый верх, к началу, я вчиталась в то, что высветилось на экране. На самом старте диалога разговор был холодным и даже сухим. Один раз муж спросил, какого цвета орхидею будет мне дарить мама, чтобы им не продублировать друг друга. Потом он уточнял, к какому времени лучше приехать на дачу, ну а дальше… Дальше вроде бы тоже ничего криминального не было, однако я вчитывалась в каждую букву, в каждый знак препинания.

«Теперь точно нужно рассказать Вере все!» – прочла я сообщение за авторством Марата.

Оно было написано около четырех месяцев назад.

«Нет! Ни в коем случае! Теперь она точно не должна знать ничего!»

«И до какого момента мы будем это скрывать? Пока все само не станет понятно?» – снова спрашивал Валиев.

«Это будет удар для моей дочери. Я готова тянуть хоть до самой смерти».

Потом снова была переписка из разряда «когда к тебе лучше будет забежать?». И в каждом таком вопросе я видела тот подтекст, от которого чувствовала лишь омерзение.

Просмотрев остальные разделы телефона, где могло быть хоть что-то, способное пролить свет на все это дерьмо, я отложила мобильник и едва сдержалась, чтобы не простонать. О чем говорили эти двое? О диагнозе мамы? Или о своем романе? Как мне теперь увериться в том, что они не лгут, если оба все же говорят правду? Отправить их на детектор лжи?

– Ну что, детектив? Нашла что-то? – с мягкой улыбкой, которая сочилась в голосе, спросил Валиев, вернувшийся из душа.

– Ага, нашла ваши откровения четырехмесячной давности, – ответила я, пожав плечами. – Как там оно звучало… теперь Вера точно ничего не должна знать? Теперь – это когда? Что такое случилось в тот момент, что сподвигло мою маму увериться в том, что я должна оставаться в неведении?

Марат небрежно скинул полотенце, остался вообще безо всего. Он скрупулезно изучал содержимое шкафа, будто бы ему нужно было убедиться, что за время его отсутствия внутри не появилось новых вещей.

А я невольно залипла взглядом на его идеальном теле. И меня тут же прошило током ревности, когда представила Валиева с другой… С моей собственной мамой…

– Теперь – это когда диагноз стал точным, – ответил он спокойно.

Выудил боксеры, натянул их, затем нацепил спортивки.

– Почему ты сменил код? – задала я тот вопрос, который, в целом, был не так уж и важен.

Ничто ведь не мешало Марату придумать заранее какую-нибудь небылицу на данную тему.

– Потому что посмотрел видео по безопасности, нас просили это сделать на работе. Все важные для человека даты – в топку. Их нельзя использовать для шифрования.

– М! Понятно, – фыркнула я.

Валиев снова вздохнул и, подойдя, попытался притянуть меня к себе. Как только он это сделал, я уперлась ладонями в его грудь, но муж все равно сжал мое тело так, словно хотел впитать в себя.

– Что тебе понятно, дурочка моя? Ну хватит уже фантазировать… прошу…

Я не без труда высвободилась и отошла от Марата. Все крайне запуталось, но, как я и говорила, пройдет время и мы сядем и все втроем поговорим. А пока у меня имелось дело, от которого зависела не только моя жизнь, но и жизнь моего ребенка. Я должна была принять одно из самых важных решений в жизни.

Только не знала, какие новости меня ждут, когда я вновь приду к врачу, чтобы просить ее пока молчать о моем положении.

– О! Верочка, хорошо, что ты все же пришла! – воскликнула Марья Федоровна, когда я прибыла к ней без записи на следующий же день.

Любезнова иногда задерживалась после приема, чем я и воспользовалась, отправившись в консультацию.

– Надеюсь, ты с хорошими новостями!

Она указала на стул напротив, на котором я и устроилась. Посмотрела на меня, лучась улыбкой.

– Я пока ничего не решила, – ответила уклончиво, – но хотела кое о чем вас попросить.

Марья Федоровна кивнула и посерьезнела. И пока я подбирала слова, чтобы высказать свою просьбу, не вызывая лишних вопросов у врача, она ошарашила меня прямо в лоб:

– Только, прошу, не заговаривай об аборте! И не проси меня рассказывать про эту процедуру. Это же такое счастье – у тебя будет маленький, у Ларисы тоже… Ну разве это не чудо и не знак, что ваши детки родятся почти одновременно?

3.2

Она сказала это и замолчала, глядя на меня то ли испуганно, то ли выжидательно. А может и то, и другое одновременно. Я не могла понять значение этого взора, да и не до того мне стало в тот момент, когда на меня со всей неотвратимостью обрушилось понимание, что именно сказала мне Любезнова.

– Мама… беременна? – выдохнула я, вцепившись в края стула.

Сделала это с такой силой, что они впились в мои ладони, причиняя боль, которая ни черта не отрезвила. У мамы будет ребенок… От Марата? От мыслей об этом к горлу подкатила тошнота.

– Я думала, что ты знаешь… Она наблюдается не у меня, просто звонила кое-что обсудить… Сказала, что из-за возраста опасается проблем, поэтому нашла себе другого врача, – не без доли обиды, которая послышалась в голосе, сказала Марья Федоровна. – А ей и говорю – тебе сорока двух даже нет, Ларис… ну какой тут возраст? – всплеснула она руками.

Посмотрев на меня пристально, Любезнова, по-видимому, наконец, заметила, в каком состоянии я нахожусь.

– Ты бледненькая! – воскликнула она. – Как себя чувствуешь?

Она взяла мою руку, принялась мерить давление, пока я сидела, переваривая услышанное. Мама беременна – вероятнее всего, от Марата… Иначе бы я уже давно избавилась от дурацких подозрений, которые всё никак не давали мне покоя.

– Нормально чувствую, – соврала я, понимая, что мое нежелание рожать Валиеву ребенка только что вновь получило лишнюю опору. – Марья Федоровна, я хотела вас просить о том, чтобы пока моя мама ничего не знала о том, что я беременна.

Я попыталась натянуть на лицо улыбку, хотя, очень сильно подозревала, что со стороны она выглядит, должно быть, как звериный оскал.

– Верочка, я и тебя давно знаю, и Ларису… Происходит у вас что-то? – спросила Любезнова, сняв с моей руки тонометр.

Я замотала головой. Ну нет уж… Марье Федоровне, несмотря на все ее доброе ко мне отношение, я точно рассказывать ничего не стану.

– Ничего не происходит, – попыталась убедить я то ли врача, то ли себя, то ли нас обеих сразу. – Я приду к вам на днях и уже решим – что станем делать с моей беременностью дальше.

Сказав это, я поднялась и напомнила Любезновой еще раз:

– И прошу – сохраните все в секрете. До встречи, Марья Федоровна.

Промчавшись к двери вихрем, я выбежала в коридор и покинула консультацию. Новости сыпались на меня с такой скоростью, что казалось, будто мне прямо в лоб бесконечно прилетает что-то увесистое. Вот и что теперь делать со знанием о маминой беременности? Начать изводиться вопросами – не спутала ли она онкологию и залет? Пойти к ней и потребовать ответа на вопрос: чей это ребенок?

Немного постояв на остановке, я все же вызвала такси, потому что сейчас была не в состоянии мотаться по общественному транспорту, и решила: еду к матери. И по разговору тет-а-тет все пойму.

Или нет…

Дверь в мамину квартиру оказалась приоткрытой. Мне даже не пришлось решать – отпереть замок имеющимся у меня ключом, или же предупредить о своем приходе стуком или звонком. А то мало ли там Марат опять шкафчик чинит или еще какие-нибудь дверцы.

Из прихожей слышались голоса. Говорили на повышенных тонах, и в одном из участников диалога я без труда узнала маму. А вот мужской баритон принадлежал какому-то незнакомцу.

– … нет, Лар, я не верю, – вещал он. – Не верю и все тут! Перестань уже нести чепуху и избавься от этого плода прямо сейчас! Тебе нужно лечиться!

Я застыла, чутко вслушиваясь в каждое слово, в каждую букву…

– Я уже все решила! – ответила мама, и голос ее зазвенел. – Рожу ребенка и уже потом буду думать, успею провести химию, или нет. И уходи, Стас! Мы с тобой еще месяц назад говорили о том, чтобы ты больше никогда не появлялся на пороге моего дома!

Послышалась какая-то возня, в голове моей сразу нарисовались картинки того, как мама пытается выпихнуть этого самого Стаса прочь.

– Я был уверен, что ты одумаешься и избавишься от беременности. Лара, послушай… Даже если этот ребенок не от меня… – начал он, но мама закричала не своим голосом:

– Уйди, Стас!

Дверь в квартиру все же распахнулась. Я успела лишь чудом отскочить в дальний угол коридора, где и притаилась в нише.

– Лара, по срокам еще можно избавиться от плода! Я все узнал! Я дам денег, я определю тебя в лучшую клинику! – торопливо заговорил мамин приятель.

– Уйди! Иначе я вызову полицию и скажу, что ты меня донимаешь! – истерично выкрикнула мама.

Таких ноток в ее голосе я не слышала еще ни разу.

Наконец, тот, кого она называла Стасом, ушел. Я выглянула из укрытия и увидела мать. Она стояла, прислонившись затылком к стене, а рука ее покоилась на плоском животе. Какой у нее срок, если тело мамы пока никак не изменилось? Точнее, я только сейчас поняла, что за последние месяцы она заметно исхудала. Только раньше не обращала на это внимания, видимо, потому, что трансформация происходила на моих глазах.

– Идем и поговорим, – заявила я, выходя из тени.

Мама тонко вскрикнула и одернула руку от живота, как будто он был раскаленной сковородой, которой она случайно коснулась.

– Вера? – облизнула мама пересохшие губы. – Как ты тут оказалась? Что ты слышала?

Пройдя мимо матери в ее квартиру, я обернулась в дверном проеме и ответила:

– Это неважно. Важно другое. Я знаю о твоей беременности и очень рассчитываю на то, что ты наконец до конца и во всем будешь со мной откровенна!

3.3

На кухне я буквально рухнула на стул и стала ждать момента, когда мама или присоединится ко мне, или сбежит. И если исчезнет или прогонит меня, это будет обозначать лишь одно: ей действительно есть что скрывать.

Но как так вышло, что за считанные дни мы с нею превратились в настолько чужих людей? А хотя, я знала ответ на этот вопрос. Все случилось не в одночасье. Мама стала отстраняться ровно в тот момент, когда приняла решение скрывать от меня жизненно важные вещи. Это я доверяла ей и относилась открыто, как и раньше, а взаимности в ответ не получала…

– Да, я действительно беременна, – сказала она, усаживаясь напротив. – Поэтому отказываюсь лечиться. Вернее – еще и по данной причине, потому что врачи сказали, что ситуация патовая. И все, что я читала про данный вид рака, говорит о том, что меня просто будут мучить в попытке продлить мне жизнь, а потом я умру в больничных стенах.

Она приложила руку ко лбу и потерла его. Я сидела, не зная, что сказать, но ждала продолжения этой истории. Пусть поведает все от и до.

– Ты видела Стаса… С ним мы познакомились около полугода назад. Я влюбилась до чертиков и все боялась, что это морок, моя фантазия. Станислав женат… Вернее, они с его супругой уже давно живут как соседи, но он не уходил из семьи, потому что там есть ребенок семи лет. А потом я забеременела. Мы предохранялись! – с жаром сказала мама, когда я посмотрела на нее, вскинув бровь.

В этом нервной женщине, что сидела напротив, я с огромным трудом узнавала свою собственную родительницу. Судорожно пыталась вспомнить, какими наши отношения были те самые пресловутые полгода назад, но ничего особенного на ум не приходило. Потому что они были… обычными.

Мама вела себя совершенно нормально, а если у нее и завязались тогда амурные похождения с женатым мужчиной, то она ничем не дала этого понять.

– Мы предохранялись, – повторила она, – но один раз в год, что называется, и палка стреляет.

Она кривовато усмехнулась и, схватив со стола салфетку, скомкала ее в пальцах.

– Одновременно с этим на работе была диспансеризация. Я тогда еще не знала про беременность, сделала рентген… В общем, мне поставили диагноз, о котором ты знаешь. А через пару дней выяснилось, что я жду ребенка. Ну, вот как-то так, – развела она руками.

Я побарабанила пальцами по столу. Все это было так странно, как будто я не с родной матерью говорила, а с человеком, который дал себе зарок стать по щелчку пальцев настолько незнакомым для собственной дочери, что от этого понимания волосы по всему телу шевелились.

Поднявшись, я прошла к окну и, оперевшись на него ладонями, едва сдержалась, чтобы не охнуть. Станислав, которого мама выставила прочь, не торопился уходить. Он присел на лавку возле подъезда и застыл на ней неподвижной фигурой.

Если мы завершим сейчас этот разговор, я спущусь вниз, а Стас все еще будет там, то сам бог велел мне с ним поговорить.

– Я читала вашу переписку с Маратом. И то, как он к тебе стал обращаться, то, что он говорит и пишет, наводит на мысли, что в ваших отношениях что-то нечисто.

Я резко обернулась к матери и потребовала ответа:

– Ты готова провести тест ДНК прямо сейчас? Медицина шагнула далеко, так что сейчас есть возможность по крови установить отцовство. Сдашь анализы и пусть скажут, что папа этого малыша – не мой муж!

Это, конечно, не нивелировало вероятности того, что мама и Марат не успели покувыркаться… Но как бы ни противно мне было в этом копаться, отрицательный тест на отцовство снимет с Валиева хотя бы часть подозрений.

– Верочка, ну что ты такое говоришь! – взмолилась мама, вскочив из-за стола и бросившись ко мне. – Как ты вообще можешь меня обвинять в подобном? Да, нас с твоим мужем объединяет одна общая тайна, которая уже ни для кого не является секретом, но говорить мне такие вещи…

Она схватила меня за запястья и все заглядывала и заглядывала в глаза.

– Я бы ничего не говорила, мама, если бы ты с самого начала была со мной откровенна, – покачала я головой, высвобождая руки. – Так что решено. Я отыщу клинику, мы поставим Марата перед фактом – или он сдает анализ тоже, или я от него ухожу… А еще лучше – сделаем все тайно, он ни о чем не узнает. А я буду спокойна, если результат покажет, что мой муж не имеет никакого отношения к ребенку, которого ты ждешь.

Хмыкнув, я направилась к выходу из маминой квартиры. Теперь у меня ладони зудели от того, что мне не терпелось все же пообщаться со Стасом.

Мать меня останавливать не стала, да я бы и не стала задерживаться. Свои условия выдвинула – они и должны были пролить хоть каплю света на всю эту мутную историю.

Спустившись, я увидела, что этот самый женатый любовник матери все еще на месте. Когда я лицезрела его в полумраке коридора, не могла вот так с точностью определить, какого Стас возраста. А оказалось, что ему, как и Марату, лет тридцать, не больше.

– Станислав, добрый вечер, меня зовут Вера, – начала сразу же, как только оказалась напротив сидящего на скамье мужчины. – Я – дочь Ларисы, у которой вы были десять минут назад…

Я едва договорила, когда Стас вскочил и воззрился на меня так, словно перед ним появился ангел-спаситель. Он смотрел и смотрел, а я запнулась, подбирая слова.

– Возможно существует вероятность, что мой муж… спал с моей матерью. Как вы смотрите на то, чтобы где-то посидеть и откровенно поговорить?

Мой голос дрогнул от того, что я озвучила. Второй раз за этот вечер просила человека быть со мной искренним. И отчего-то сейчас в этом вопросе полагалась на Стаса гораздо больше, чем на собственную мать.

Тем более, что он закивал и сказал то, что окончательно сбило меня с толку:

– Конечно, нам стоит поговорить, Вера… Ведь я уверен, что в тот момент, когда у нас с Ларисой был роман, она крутила шашни с кем-то еще…

4.1

Когда Стас предложил посетить кафе за углом, я лишь рассеянно кивнула. Из головы не шли его слова «крутила шашни с кем-то еще». Возможно, этот самый «кто-то еще» и окажется в итоге моим мужем.

Станислав отодвинул для меня стул, на который я буквально упала, сам устроился напротив. Мы заказали по чашке чая, скорее потому, что нужно было хоть что-то озвучить официанту, чем от желания сидеть и распивать улун.

– Станислав… давайте я просто поведаю вам о том, что случилось. Это мне и самой поможет уложить в голове произошедшее, – сказала я, когда выжидательный взгляд сидящего в полуметре мужчины стал вызывать уж слишком острые эмоции.

– Давайте, – кивнул тот. – А потом я расскажу, что знаю сам.

Я вздохнула и, взяв небольшую паузу, все же начала говорить:

– Первый раз я заподозрила, что Марат, а это, как вы, наверное, догадываетесь, мой супруг, мне изменяет три недели назад. Я вернулась домой раньше с работы и увидела силуэты в окне. Сейчас понимаю, что последующая легенда, которую придумали мама и Марат – это полная чушь… Но какое-то время я пыталась разобраться со всем, даже хотела верить тем небылицам, которые рассказывали самые близкие люди…

Переведя дыхание, я с благодарностью кивнула официанту, дождалась, пока Стас отпустит его жестом и нальет нам чая.

– Не так давно я узнала сначала о том, что мама смертельно больна, а потом – что беременна. Причем срок уже приличный…

– Четыре месяца, – тут же подсказал Станислав.

– Четыре месяца… – шепнула я эхом, вспоминая о переписке матери и Марата. – Да… наверное, так.

Пришлось снова взять паузу в беседе, чтобы хоть отчасти уложить в голове все это. Но Стас меня не торопил, просто ждал продолжения.

– Мама сказала, что беременна от вас, но что у вас есть жена и ребенок. А еще, что она приняла решение рожать несмотря ни на что.

Произнеся эти слова, я впилась взглядом в лицо Стаса. На нем не отразилось ни капли вины или раскаяния в том, что будучи женатым, он связался с другой. Упрямо поджав губы, Станислав ответил:

– Мы с Ветой уже давно не живем как муж и жена, – развел он руками. – У нее есть любимый, я тоже думал, что встретил ту женщину, которая станет моей новой супругой. Однако Лариса всеми правдами и неправдами от меня отстранялась с тех пор, как узнала, что беременна.

Он рвано выдохнул и торопливо продолжил, как будто Стасу требовалось говорить быстро, иначе он бы не смог уложить во времени все то количество слов, которое просилось наружу:

– Мы предохранялись! Честно! – сказал он, и я почувствовала себя строгой мамой, дочь которой неожиданно залетела. – Но я очень обрадовался тому, что Лара беременна… Она же стала вести себя странно, потом выяснилось, что именно в этот момент стал известен ее диагноз. Я настаивал на аборте! И ничуть не свернул за прошедшее время с уверенности в том, что она обязана его сделать! Даже в четыре месяца это возможно!

Он так раздухарился, что повысил голос и на нас уже стали оборачиваться посетители кафе. Пришлось немного охладить пыл Станислава:

– Я слышала ваш разговор сегодня… Вы посчитали, что Лариса может быть беременна не от вас. Почему?

Спросила это и даже затаила дыхание.

– Потому что я догадывался о том, что у нее есть кто-то еще… Она мне прямо сказала, что отцом ребенка могу быть вовсе не я… И знаете, Вера, теперь становится понятным, почему я этого самого «кого-то» не мог отыскать. Ведь когда Марат, ваш муж, встречал Лару с работы, когда провожал к врачам… Я и подумать не мог, что она может спать с собственным зятем!

И снова, несмотря на мнимую готовность ко всему, услышав эти подробности, я отпрянула, как черт от ладана. Сказанное Станиславом, было столь ужасным, что меня взяла оторопь.

– Я поставила маме условие. Она сдает ДНК-тест по крови. Мой муж тоже сдаст анализы. И когда это случится, мы выясним правду. Ну а если он откажется, или мама будет категорически против – тут и подтверждения их лжи не нужно никакого, – сказала я тихо.

Стас покивал. Какое-то время мы просто сидели, попивая чай. Я все рисовала себе в воображении картинки того, как Марат встречает маму с работы, возит в клинику… И все тайно… за моей спиной. Что-то это не тянуло на отношения тещи и зятя, пусть они хоть миллион раз находились в очень хороших родственных отношениях.

– Только нужно сделать это в независимой лаборатории, адрес которой они не будут знать вплоть до поездки на анализы, – добавил Станислав через несколько минут.

Я же, допив чай, спросила у него:

– Вы будете рядом, чтобы во всем разобраться? Или решили уйти, как того и просила мама?

Не прошло и мгновения, как Стас горячо меня заверил:

– Конечно, буду! И Лара плохо меня знает, если считает, что я отступлю.

Мы распрощались еще через полчаса. Обсудили по кругу все то, что было уже озвучено, а потом разошлись. Точнее, Стас уехал, а я осталась за столиком. Сидела и думала о том, что сил на новое соприкосновение с мужем и матерью у меня попросту не осталось.

Марат непременно устроит мне какую-нибудь сцену, если выяснится, что мама рассказала любимому зятю про мой ультиматум. А она наверняка это сделала, ведь в той женщине, которая сейчас жила от меня на расстоянии нескольких этажей, я не узнавала собственную мать… И поступки ее просчитать не могла от слова совсем.

Все же решившись, я вышла из кафе и поднялась в квартиру. Когда увидела краем глаза нашу машину на парковке, меня словно бы прострелило пониманием, что Валиев примчался домой раньше положенного, хотя в последнее время частенько задерживался на работе.

Стараясь не думать о том, где он мог действительно быть, когда приходил домой позже, а из офиса уходил вовремя, я открыла дверь в квартиру. И снова замерла – на этот раз на пороге собственного дома.

Здесь была мама – ее я и увидела первой. Она сидела на кухне, и когда я вошла, взглянула на меня с таким чувством жуткой вины, что я ошалело застыла, как вкопанная.

– Вер… привет, – сказал мне муж, выйдя в прихожую.

Он в одночасье превратился в чужака. И от того, каким стал Марат за то короткое время, что мы не виделись, по коже мурашки толпами побежали…

– Пойдем, нам надо поговорить, – сказал Валиев, когда я стащила верхнюю одежду трясущимися руками.

После разулась и мы с мужем прошествовали на кухню, где мама сидела, глядя прямо перед собой, словно провинившаяся школьница. Лихорадочно подбирая слова и чувствуя, что прямо сейчас меня ждет нечто, с чем если и смогу справиться, до далеко не сразу, я остановилась в полушаге от входа. А когда вопросительно посмотрела на Валиева, он первым взял слово:

– Лара рассказала мне про твое требование сделать ДНК… Так вот – анализ не понадобится. Я хотел, чтобы ты никогда об этом не узнала, но раз так сложились обстоятельства, глупо скрывать все и дальше…

Схватив ртом порцию кислорода, Марат обрушил на меня ужасную правду, которую внутренним чутьем я знала и так:

– Ребенок, которого носит Лариса… Это мой сын, Вера.

4.2

Наверное, если бы меня сейчас со всей дури ударили обухом по затылку, я бы не испытала и сотой доли того, что ощутила в моменте. Четыре последних слова, произнесенные спокойным и даже холодным голосом палача, звенели в голове на разные лады. Это мой сын, Вера… Это мой сын. Они уже даже пол ребенка узнали!

Мама бросилась ко мне и забормотала:

– Верочка, мне осталось совсем недолго! Я не хочу избавляться от этого малыша… он не виноват в том, что…

– Уйди от меня!

Я закричала, как умалишенная, отпрянула от матери и вскочила из-за стола. Мама обессилено упала на стул и, закрыв лицо ладонями, стала всхлипывать. Я не верила ни единой эмоции с ее стороны!

– Вера, это было лишь раз… Я не знаю, что на нас тогда накатило, – начал объяснять Валиев, пока я, словно загнанный зверек, стояла в углу, выставив впереди себя руки.

Какие три реакции обычно выдают люди в смертельно опасных состояниях? Замирают, бьют, бегут? Или просто подыхают от ужаса, когда сердце колотится так, что кажется, будто в любой момент может разорваться на части?

А еще во мне стала просыпаться лютая ненависть. К матери, к мужу, к ребенку Марата, который был во мне. Нет, это не была моя частичка, это был плод любви к предателю! То, что не должно существовать.