Текст книги "Следы говорят"
Автор книги: Адриан Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Долго стою, притаившись у стены. Псы не утихают, а не видно, что их тревожит. Чем
больше вглядываешься, тем хуже видишь. Дав отдых глазам, вновь всматриваюсь в неясные
очертания. В сумерках мерещатся силуэты серых хищников, блуждающие на прогалине.
Приглядишься, и уже кажется, что это только неподвижные кусты, пни.
Но вот в темнине кустарников заблестели светлячки – волчьи глаза. Оборачиваюсь к
дому, там ярко освещенные окна, – видно, свет включили. Глаза зверей не горят по ночам, как
думают многие. Это сосудистая оболочка волчьих глаз отражает блеск падающего на неё
света от лампы, костра, фонаря или даже от зажженной спички...
Псы не затихали, но вели себя по-разному. Одни, спрятавшись, лаяли с тоскливым
подскуливанием и умолкали. Глухо звучали их голоса. Другие – громко и сердито
взбрехивали, бегали встревоженно по улицам.
Возвращаюсь к ночлегу...
Утром, чуть свет, иду к бане. В кустах за нею всё исхожено, всюду переплетаются четко
вдавленные в снег звериные следы. Они обозначаются резче и крупнее собачьих. У дворняги
пальцы мягких лап распущены, когти чуть касаются земли, отпечаток следа расплывчатый. А
на волчьей ступне жесткие подушечки, пальцы плотно сжаты и опираются на сильные когти.
Ночью, учуяв меня и боясь показаться, волки покружили в зарослях, потом скрылись и
подошли к деревне с другого её, подветренного конца. Здесь они вертелись у старого ределя
– вешала для сушки гороха.
Приглядываясь к их следам, мысленно восстанавливаю картину ночных похождений
серых разбойников... У жердины – примятое место. Тут сидел зверь. Обратив морду к жилью,
он ловил запахи и звуки. Рядом другой волчина оставил свои знаки – ямку и укатанный снег.
Он порылся, что-то нанюхал и стал валяться. Ещё следы – белые бороздки. Этот зверь скреб
лапами и рыча разбрасывал снежную пыль. Его злил лай собак, – близко, а не достать!
Ого, да тут было с полдюжины волков!.. А это что означает?.. Понятно! Кажется, отсюда
началась охота за собаками. Чтобы лучше разобраться, иду медленно...
От вешала к околице тянется стежка продолговатых отпечатков лап волчицы... Вот
остановка: хищница настороженно замерла, чутко вслушивалась, будто изучала голоса
собак... Из ближайшего двора донесся к ней робкий лай. Такая дворняжка не интересовала
зверя: с ней возня, нелегко найти её, забившуюся куда-нибудь от страха... На соседние
задворки выбежала лайка. Притравленный к зверю, пес держится на виду. Ощетинив холку и
вытянув хвост, он злобно облаивает ночных бродяг.
Продолжаю осмотр волчьих троп.
К следам волчицы приблизились широкие отпечатки лап – это следы старого волка.
Ясно, что звери не зря объединились: они затевали что-то коварное против смельчака,
привлекшего их внимание. Кто-то выйдет победителем?..
Старый волк направился к пустырю... Волчица подошла ближе к задворкам. Неистовым
лаем встретила её лайка. Она хоть и знала, что в одиночку ей не справиться с врагом, но
продолжала охранять свой пост.
Волчица безошибочно угадала, с кем имеет дело. Этот пес неробкого десятка. Он скорее
бросится в погоню за нею, а не наутек. И она стала обманывать его: отойдет и сядег, отойдет
и сядет, заманивая собаку кинуться вдогонку.
Однако на этот раз волчице не помогло притворство. Умный пес отстаивал только
границы своего двора. Тут верный сторож чувствовал себя хозяином положения. Затевать же
неравный бой за пределами «своих» владений лайка была не намерена и удалявшуюся
волчицу провожала взбрехами.
Интересно, куда хищница пыталась увлечь за собой собаку?
Следы волчицы тянулись по пустырю... мимо засады старого волка. Прячась за камнем,
он поджидал пса. Но так и ушли воры «не солоно хлебавши».
Теперь мне осталось выяснить направление хода волков на дневные лежки. В мои
расчеты не входило выхаживать каждый след; поступаю проще: перехватываю волчьи тропы
у речки. Звери сошлись на берегу и гуськом пробирались к лесу. Не углубляясь в лес, чтобы
не пугать серых, полным кругом на лыжах обрезаю еловый остров, но нигде не встречаю и не
пересекаю звериного следа. Значит, волки залегли в этом острове.
Рассказываю всё по порядку Василию Петровичу. Мое сообщение пришлось ему по
душе.
Отправились на волков втроем: с нами пошел ещё Володя-счетовод, тоже охотник. Кроме
ружей, за плечами у нас катушки с флажками для оклада зверей...
Скоро запорошенный ельник с темнеющей из снега хвоей мы опоясали кумачовыми
лоскутами, огнем горевшими на белом лапчатнике.
Так, по кругу моей утренней лыжни, возникло яркокрасное кольцо. Звери оказались
замкнутыми в нем. Только, к великому нашему огорчению, не все. Пока мы с Петровичем,
идя навстречу друг другу, разматывали с катушек флажки и развешивали их, готовясь вот-вот
соединить концы шнуров, – в этот момент здесь, как в ворота, и проскочили старые волки.
Услышав шорох лыж и заподозрив неладное, они первыми скрылись.
Оставшиеся в окладе молодые звери заметались; куда ни сунутся, всюду натыкаются на
пахнущие человеком цветные лоскуты. Страшно к ним приближаться! В поисках выхода
четыре хищника вразброд ходили по кругу. Тут мы и взяли их всех. С тремя справились
быстро, а четвертый никак не выходил на затаившихся стрелков. Оказалось, он крадучись
плелся за Володей, который был у нас загонщиком. Этим приемом зверь не выдавал себя.
Володя без конца шел по следу, но не мог выгнать зверя на нас с Петровичем. Всё-таки наш
друг догадался: вернулся на свою лыжню и стал за деревом. Волк сам на него и напоролся.
Мы не успокоились. Скоро вновь выследили пару удравших от нас «матерых» – старых
волков. Но при затягивании круга самец опять скрылся. Дело было к вечеру, мы не успели
закончить охоту. В надежде, что обложенная волчица за ночь никуда не денется, мы ушли.
Утром приходим, в окладе... пусто.
И на этот раз следы раскрыли нам тайну ночного леса...
В лунном свете голубеет снег. На просеку выплывает тень – волк показывается из чащи,
тихо идет к флажкам. Сел. Уставился мордой вверх, будто на луну загляделся. И вот, гудит в
глуши ельника, далеко уносясь, призывный вой.
Заслышав звериную «музыку», робкий заяц бросает глодать кору осинки и затаивается.
Лисица, забыв о мышах, проворно убегает. Усиленно прядет ушами лось. Лютый хищник
всем насолил.
Вдруг волк прижал уши, даже хвостом вильнул, – за линией флажков появилась волчица.
Матерый завертелся, как бы вызывая её, но она боится пересечь разделяющую их черту. Сели
волки один против другого, вроде совещаются. Потом самец – видно, он бывал уже в
переделках! – пролез под шнуром, обнюхался с волчицей и повернул обратно. Волчица – за
ним. Трусливо сжимаясь, она вслед за своим «проводником» нырнула под флажки...
Всё это мы легко представили себе, когда шаг за шагом распутывали ночные следы.
В сердцах дядя Вася ругнулся и даже сплюнул от расстройства.
Прощаясь со мной, он сказал:
– Никак нам нельзя оставить эту пару – опять расплодятся, ущерб будет колхозному
стаду. . Вот что! Я выброшу за рекой приваду-прикормку для них. Волки о ней разнюхают и
повадятся сюда таскаться. Оглядятся и, в конце концов, не вытерпят – «голод не тетка» –
начнут теребить приманку. Как замечу, что они осмелели, сообщу тебе, ты и приезжай сразу.
Устроим охоту на заседках.
На том и расстались мы до скорой встречи.
ВОТ ТАК РЫБА!
Возвращаясь из лесу, с ружьем за плечами иду вдоль речки. У моста по заваленному
снегом берегу поднимается знакомый юноша Володя, – тянет саночки. Обычно веселый
балагур, сейчас он взволнован – шапка на затылке, ватник нараспашку и лоб мокрый. Кричит
мне:
– Погодите, пожалуйста! Знаете, что я видел?
Вышли мы на дорогу, мой попутчик и рассказывает:
– Только что я сидел посреди реки на санках, удил... Удивляетесь? Очень просто:
прорубил я лед, сел с удочкой в руках на санки – не на голом же льду себя морозить! – окунул
в лунку медную блесну с якорьком, подергиваю леску и жду. Приманка у меня яркая, на
рыбку похожая, здорово заметна в прозрачной воде, а клеву нет. Не берут хищные рыбы эту
«добычу», да и только!
Прошлый раз удалось порядочно наловить здесь окуней, а сейчас хоть бы что. «Придется
долбить новые лунки», – размышляю, В этот момент как дернет блесну! Ну и клюнуло! Едва
я удержал удильник в руках. Не бывало ещё на зимней рыбалке такой хватки. Надо думать,
огромная рыбина попалась... Тяну её к себе, а она рвется не в глубину, а к берегу, туда, где
лед висит над водой и где под ним пустота образовалась. Подтягиваю рыбу и... глазам не
верю, даже попятился: выглянула из лунки усатая морда с вытаращенными глазами! Как
заверещит зверь, рванулся с силой и сошел с крючка. Вот так «рыба»!.. Как вы думаете, это
кто был? – любопытствует Володя.
– Это выдра, – отвечаю. – Она приняла блесну за рыбу. Теперь, наверно, забилась под
берег и, ошалелая, с испуга отдышаться не может.
И вспомнилось, как летом мне удалось заметить выдру в здешней речке. Ну и мастер
выдра нырять и плавать по-любому – и боком и на спине! Просто неуловима в воде; недаром
у нее перепончатые лапы и хвост рулем, а сама коротконогая. Ни одна рыба не уйдет от её
погони.
Запасшись воздухом, выдра больше двух минут носится под водой и видит там так же
хорошо, как на земле. На суше ловкость её движений пропадает.
А недавно мне пришлось видеть невдалеке отсюда выдру. Очевидно, одна и та же. Как
бросится от меня наутек! Тяжеловатым ходом поскакала, догнать можно было. Подбежала к
снежному откосу берега, пала на брюхо и, как на салазках, лихо покатила к полынье. Только я
её и видел...
На перекрестке мы простились. Володя направился в поселок, а я повернул к станции.
НА ЛЬДУ
В воздухе кружатся и оседают на перилах моста снежинки. Из окна автобуса
открываются занесенные снегом просторы Невы. На белом их фоне, близ Петропавловской
крепости, видны люди по льду, только не разберешь, чем они заняты. Одни суетятся, будто
ломом долбят. Другие – на корточки присели.
– Видно, глубину промеряют, – говорит кто-то из пассажиров.
– А для чего бы им зимой промерять? Скорее всего, идет разбивка мест для колки льда! –
знающе вставляет сосед по скамейке.
– Ну, положим, до заготовки льда ещё далеко.
– Так что же тогда, по-вашему, они делают?
Неожиданно ответил тот, кого не спрашивали.
Малыш, приникший к окну, на миг оторвался от него и сказал:
– Рыбу ловят, вот что! – и опять прильнул к стеклу.
– Вот так здорово! Как же это можно, ведь лед! Взглянуть бы на этих чудаков, где там
они?
Но... автобус уже промчался с моста, и каменные громады домов заслонили Неву.
Паренек был прав: на тиховодье, вблизи берега, действительно удят.
Рыболовы-любители ни за что не упустят случая провести свой досуг на зимней ловле.
Уж они знают рыбьи места. Пробьют здесь пешней два-три отверстия во льду, очистят их
черпачком от осколков и, поставив складной стульчик или санки, присаживаются с удочкой
над лунками.
Обратившая на себя внимание пассажиров группа «чудаков» ловит сейчас на
поплавочные удочки. Удилища их – как игрушечные, чуть длиннее карандаша, – в карман
упрячешь. Это можжевеловые или бамбуковые прутики, вставленные в рукоятку. С таких
удильников свисают в лунку жилковые лески. На них крючки с червяками или «мотылем» –
личинкой комара-долгоножки. Приманка опускается в полумрак придонных вод.
Зимний клев рыбы не такой, как летом: поклевка теперь вялая. Чуть качнется или погру-
зится поплавок, и подсекай.
Возле лунок народ всё «свой», с полуслова понимающий друг друга.
Проворно действует краснощекий, круглолицый Иван Никитич – управхоз, а не
справиться ему с тремя удочками. Спасибо, болельщик усердный попался – выручает, а то
совсем бы затерло. Рыба хорошо «берет». Успевай только подсечь и вынуть то плотицу, то
окуня или ерша.
Кто-то советует Ивану Никитичу перчатки надеть, – холодно, мол! А ему в спешке
некогда.
– Ничего, – говорит он жизнерадостно,– мы привыкши. На фронте руки не мерзли, а тут
и подавно.
Да и то сказать, неспособно в перчатках. Как ты его, червяка, на крючок посадишь,
ежели он туда-сюда вьется? А от ершиных колючек и перчатки не спасут, – всё равно,
паршивец, уколет.
Какие там ещё перчатки! Иван Никитич после работы только перекусить успел и сразу
сюда. Явился в ботинках, брюки навыпуск. Не до переодеванья: когда ходко клюет, дорога
каждая минута...
Тут и Вячеслав Анатольевич – механик завода, рослый и солидный человек. Он любит
всякое дело рационализировать; вот и сейчас советует друзьям-рыболовам оббивать острые
края лунок, чтобы они не резали легок.
Возле Вячеслава Анатольевича уже порядочная кучка красноперых окуней. Снимая с
крючка очередную добычу, он нет-нет да и покосит любопытствующим оком в сторону
соседа: Вячеслав Анатольевич доволен, когда всем «везёт», а не только ему.
Рядом, в валенках, сидит рыжеватый, с сухим лицом, Василий Иванович. Он – артист.
Ему надо беречь ноги, ведь он танцор. Это тоже дельный рыболов. Не торопясь, выуживая
рыбку за рыбкой, он между делом и любезность окажет управхозу своим инвентарем,
одолжив ему пешню (Ивану Никитичу хочется ещё одну луночку продолбить), и
обстоятельно побеседует о ближайших перспективах лова... Скоро пойдет крупная рыба...
Тут такие головли попадались, что и в лунку не втащишь!..
В подлёдных глубинах рыбы теперь ведут себя не так, как бывало в теплое время. Они
собираются стаями на своих зимних стойбищах в ямах, омутах – в водах проточных, но с
тихим течением. Сом, сазан, карп – впадают в спячку. Линь и карась для этого даже в ил
зарываются. Но щуки, окуни, судаки, головли, язи, лещи, хариусы, форели хоть и становятся
вялыми и медлительными, однако непрочь схватить приманку. Только налим чувствует себя
«как рыба в воде», – стужа его стихия. В самые лютые морозы он выметал икру и блуждает,
охотясь за плотвой, пескарями
На зимних ловлях рыболовы применяют разные снасти. Опускают под лёд подпуски,
наживленные червяками или мелкой рыбешкой. В лунках и прорубях ставят жерлицы с
живцами. Это на крупных рыб. А то занимаются «блеснением». Опускают под лед
металлическую блесну – искусственную рыбку, и «играют» ею. «Рыбка» поблескивает
отполированными боками и соблазняет зубастую щуку или большеголового окуня.
Но от рыболова требуется сноровка и осторожность при переходах по льду, особенно в
незнакомых озерах, реках или когда после оттепелей лед непрочен. Опытный рыболов в
таких случаях ни одного шага не ступит, не проверив лед простукиванием вокруг себя
пешней, не приблизится он и к полынье, запорошенной снегом и затянутой тонким льдом.
ЛИСА
До чего смышленый зверь лисица, просто изумляешься порой! И смелая. Иногда и в
голову не придет, что она может выкинуть.
В осеннее время идем лесной дорогой. Закрутив бубликом хвост, рядом трусит наша
дворняжка. Скорее по привычке, чем от жары, собачонка свесила язык набок. Вдруг,
пересекая наш путь, выскочил русак, оторопел было, но поскакал, не изменяя взятого
направления Пес просто опешил от неожиданности, облизнулся и, клацнув зубами, закрыл
рот. Мы удивились, что заяц не бросился в сторону от нас. Но... вслед за ним выбежала лиса.
Она на миг замедлила свой бег, чтобы обогнуть людей. Тут уж дворняжка не выдержала:
захлебываясь в злобном лае, яростно кинулась преследовать лису. Хитрая кумушка сразу
узнала, с кем имеет дело. Это от гончих надо со всех ног наутек кидаться, а потом ловчить,
сейчас же можно проще отделаться от назойливой спутницы, – лиса прыгнула через куст и,
будто скрываясь в канавке, взмахнула пышным хвостом... Обманщица уже полянкой бежала,
а пес, не поняв подвоха, упорно шарил в канаве, недоумевая, куда девался зверь.
Разбирается лиса и в том, какой крик издает вороньё – тревожный или призывный, на
добычу. Ловко найдет она тетеревов, заночевавших под мягким снежным покровом, и
бесшумно подкрадется к их лункам. Пыля снегом, перед самой мордой лисы вылетит
черныш, и она не промахнется, живо накроет его.
Несколько лет тому назад был такой случай. Из зоологического сада в центре города
убежали в зимнюю ночь две лисицы: песочно-серая караганка – мастерица раскапывать норы
грызунов в пустынных степях – и ржаво-рыжая – охотник лесов и полей. Проследили их по
снегу. Караганка пробралась по льду широкой Невы на другой берег, поплутала между домов
и застряла во дворе Русского музея, спрятавшись в поленницах дров. Лесной зверь поступил
иначе: выйдя на реку, он не ошибся, ушел вверх по течению – в леса, а не направился вниз –
к морю.
...Вышли мы как-то с лесником из лесной караулки и идем поляной к речке. Случайно
оглянувшись, лесник говорит шёпотом:
– Лиса!
– Где?
Гляжу в указанном мне направлении. Вижу, шагах в двадцати от тропки рыжеет лоскут,
едва заметный среди пожухлой травки. Мой спутник хлопает в ладоши.
Поняв, что обнаружена, взметнулась красная лисица и легко помчалась к кустарникам.
Так и жила лиса по соседству с лесником.
Однажды зимой, приехав к леснику, я заметил лисьи следы, шедшие вдоль моей лыжни.
Лиса не из простого любопытства интересовалась лыжней, – зверя страшил свежий след
человека. Лисица спешила куда-то, а тут ей вдруг путь преграждают! Осторожнейшая из
зверей, лиса несколько раз уклонялась в сторону, пытаясь обойти лыжню, но, возвращаясь,
она неизменно натыкалась на то же «препятствие». В конце концов, боясь перейти лыжню,
лиса применила «хитрость»: прыгнула через «загадочный» след.
В одном только случае лиса утрачивает свою обычную осторожность, – это при ловле
мышей и полевок.
Рано утром надеваю белый халат, обматываю шапку белым полотенцем, беру ружье – и в
поле. Внимательно осматриваю снежную равнину. Ничего не замечаю. Иду дальше.
Выглядываю из-за холмика и вижу: невдалеке краснеет на белом поле лисица.
Видно, услышала мышиный шорох: приостановилась, дернула хвостом вверх,
вытянулась и замерла, как легавая на стойке. Потом скакнула и быстро-быстро начала
разрывать снег.
Залегаю под холмиком. Вынимаю манок, издаю мышиный писк
Лиса мгновенно встрепенулась. Слух у неё замечательно тонкий, сразу угадала, где
пискнула «мышь», и рысцой затрусила ко мне. Затаившись, не шелохнусь. Надо молчать:
повторишь писк – и лиса может разгадать обман.
Лежу, растянувшись за укрытием. А случится, что лежишь бугорком, и зоркий лисий глаз
сразу приметит необычное возвышение, хоть и белое. Свернет лиса в сторону и начнет
кружить под ветром, проверяя носом...
Шагов на семьдесят доверчиво подбежал зверь. Ружье у меня с резким и дальним боем,
заряженное крупной дробью – нолевкой.
Стреляю. Взметая снег, лисица завертелась на месте, сделала последний прыжок и упала.
Хорошая добыча!
„ЗАЯЧЬЯ ЛАПКА"
В предрассветные зори, в пору ранней весны, когда снега ещё не сошли с лесных
мшарин, в глубине леса раздается барабанная дробь: «Бак, бак ба-ба-ба-ба!».
Оторопь возьмет неопытного охотника.
А это, распустив веером хвост и волоча крылья, белый куропач токует. Рдеют на голове у
петушка бугорки красных бровей, с боевым кличем перебегает он от кочки к кочке.
Вот, с барабанным боем, козырем проплывает по болоту ещё один. И вдруг, в увлечении,
бежит прогонять соседа. На ходу он взлетает и, мелькая белизной крыльев, выкрикивает:
«Ско-р-р-ро зорька! Ха-хахаха!».
Опустившись на бугорок и заметив, что соперник сам мчится к нему, петух громко
спрашивает: «Кудаа-вы? Кудаа-вы?».
Так и носятся по родному болоту задорные куропачи.
Случается, расходившийся «барабанщик» в азарте врывается на соседний тетеревиный
ток. С вызывающим гоготаньем, бегом и перепархивая, проносится он средь чинно
булькающих, уткнувшихся в прошлогоднюю траву чернышей. Встрепенувшись, грозным
шипеньем отзовутся куропачу возмущенные полевики. Они готовы потрепать непрошенного
гостя. Но уже умчался храбрец на призыв куропатки, и издали доносится его победное «куау,
куау»...
Куропач верен своей подружке и в паре с ней строго придерживается своего «семейного»
участка. Отсюда он изгоняет соперников, и селиться они могут только в незанятых ещё
уголках болота.
Бережно охраняет самец высиживающую яйца куропатку. Пока она сидит на гнезде, он –
начеку. Если грозит опасность, петушок со своего сторожевого поста – с какой-нибудь кочки
– подает сигнал тревоги, а сам старается обмануть врага, отводя его в сторону от гнезда.
Так же заботлив самец и при выводке.
Засуетилась собака, принюхиваясь к каким-то запахам. Неожиданно с тревожным криком
падает перед ней рыжий куропач. Он бежит, мелькая по мшаге красной головкой, всё дальше
и дальше увлекает за собой легавую и... улетает.
Обескураженный пес возвращается назад, вновь проверяет следы и «ведет» теперь по
выводку. Воспользовавшись вначале ошибкой собаки, куропатка, прижимаясь к земле,
пробовала скрытно увести молодняк.
С резким шумом весь выводок сразу взлетает вблизи, вместе с очутившимся уже здесь...
петушком. Пролетев по прямой, птицы перед посадкой делают широкий полукруг, взмывают
и быстро западают на месте. И тут уж так крепко лежат, что поднимаются лишь из-под
самого носа легавой.
С первых дней своей жизни птенцы подбирают насекомых, копошатся в траве, но скоро
родители переводят их на лесные и болотные ягоды: чернику, голубику, морошку. Осенью, по
зорям, выводки иногда вылетают на жнивье, на молодые озими. Зимой куропатки питаются
стеблями черничника, почками осинника, а при нужде довольствуются тонкими веточками и
побегами.
Обычное место обитания белой, куропатки – влажное моховое болото с «окнами» воды, с
сосновыми гривками, островками душистого багульника, с голубикой. Любят они укрываться
и в таких местах, где мшага примыкает к опушке сосняка или чернолесья.
К ноябрю выводки сбиваются в табуны. В предутренние сумерки они выбираются и на
поля, перепархивают с места на место.
На каждый сезон у белых куропаток есть особый наряд, и всегда под стать окружающей
природе. Поищите-ка их!
Весной, когда среди снега уже краснеет болотный мох, крылья у куропатки белые, а
голова и шея – рыжие. Взглянув мимоходом, не угадаешь, что это птица, скорей примешь за
снежное пятно с проглянувшим из него пучком мха. Сойдет снег, и куропатка становится
ржаво-бурой, неотличимой от мшарин. А уж зимой голубовато-белоснежных куропаток и
совсем трудно наглядеть, даже темный клюв и черная каемка их хвоста в глаза не бросаются.
К зиме у них ноги с пальцами и ступнями густо зарастают перьями, а когти делаются
плоскими, длинными и загнутыми в стороны, так что птицам легко и удобно бегать по
глубокому и рыхлому снегу.
В такое время лапа белой куропатки, вся опушённая перышками, как мехом, похожа на
заячью, и самую птицу иногда называют «заячьей лапкой».
Вот какая это снежная птица! Снег – её стихия. С ним связана вся её зимняя жизнь:
защита от врагов, кочевки, отыскивание ягод и съедобных растений. Разыскивая корм, белые
куропатки шныряют под снегом, прорывая там длинные ходы. Тетерев с лёту ныряет в снег, а
куропатка закапывается в него; только спасаясь от разбойника-ястреба, она с броска исчезает
в мягком сугробе.
СЕРАЯ КУРОПАТКА
Резвая эта полевая птица. Даже на кормежке она то и дело бойко перебегает или
перепархивает с места на место.
Многие, наверное, наблюдали взлет – с толчка вверх – из-под стойки легавой табунка
сереньких в темных пятнышках куропаток...
На кругах обыскивает жнивье собака. Причуивая запах дичи, пес на быстром ходу вдруг
осел в некоей близ овражка у полуосыпавшихся кустарников. Не успел приблизиться
охотник, как с треском дружно сорвалась стайка серых куропаток и, чирликая, веером
пронеслась напрямик. Птицы с трудно уловимой для глаза частотой машут в стремительном
полете дребезжащими крыльями. Развив скорость, они перед посадкой скользят без единого
движения выпуклых крыльев и опускаются.
Даже видно, что недалеко сели. Но попробуйте-ка найти их в траве! Собака то
прихватывает, то не улавливает их запах. Охотник диву дается: что же случилось с чутьистой
легавой, ни с того ни с сего сплоховала...
Но удивляться здесь нечему: молодой пес почти всегда в таких случаях теряется.
Куропатки будто обманывают его: бегут и перепархивают, бегут и перепархивают – преры-
вают свой след. Тут никакое чутье не поможет. Разве что попадется опытная легавая, – та
широким и скорым поиском вновь перехватит их след.
Следишь порой за направлением полета спугнутой стайки, видишь – держат путь к
горушке... Ага, возле неё сразу снизились, – значит, там и сели! Ищешь, ищешь – пусто.
А куропатки «схитрили»: достигнув бугорка, юркнули в овражек и, обогнув
возвышенность, опустились за ней. Чтобы лучше схорониться, огибают они и встречный
лесной островок. Если же попадается узкая полоска леса, птицы минуют её, взмыв вверх.
Но вот удалось повторно согнать куропаток и стрелять по ним. Теперь они в страхе
разлетаются по одиночке и западают где попало: в жнивье, огороде, на пожнях, в болоте, на
опушке чернолесья или хвойника.
Мелькнет ястреб, и стайка сереньких птиц, спасаясь от его погони, в панике
устремляется кто куда, и, спрятавшись, долго лежат они, боясь выдать себя. Успокоившись,
птицы подают голос и сбегаются в кучу.
Осенними зорями далеко разносится по полям, зарослям кустарников, бурьянам звонкое
чирликанье. Это выводки куропаток скликаются и подлетают или бегут один к другому. Так
они соединяются к зиме в большие стаи. Разыскивая корм – зёрна, семена сорняков, молодую
поросль травы, – они нередко кочуют из района в район.
Никакие иные птицы так не привязаны к полям, как серые куропатки. Приземистые, они
собирают только опавшие зёрна и не вредят хлебам на корню. Доверчивые птицы
встречаются возле самых селений по соседству с жильем, и размножаются они под
покровительством человека. Вслед за вырубками леса эта прекрасная и плодовитая дичь
постепенно продвигается всё дальше и дальше на север и легко приживается на новых
местах, но боится суровых и многоснежных зим.
Снежную толщу, особенно с крепкой, непроницаемой коркой, – не разрыть птицам. Вот
куропатки и «стучатся» за помощью к человеку – летят к гумнам, сараям, сенникам,
огородам, задворкам. Тут уж все (а охотники и юные натуралисты – в особенности) должны
брать их под свою защиту и подкармливать голодных птиц. Да и нужно-то им не много:
отходы от провеянного зерна вперемешку с мякиной, семена сорных трав, сенная труха.
Птицы скоро привыкают к местам прикормки, и следует поберечь их от хищников, которые
появятся там вслед за куропатками.
Весной, когда жаворонки зажурчат над проталинами полей, отовсюду послышатся на
заре и звучные возгласы куропачей: «Чир-лик!».
В такое время серые куропатки разбиваются на пары, и каждая из них выведет до
двадцати цыплят.
ТЕТЕРЕВ-ПОЛЕВИК
На заре летнего утра, в сопровождении старого пойнтера Ярла, сворачиваю с лесной
тропинки на пустошь. По росистой траве хорошо видны следы свежих набродов. Это
тетеревиный выводок прошел к боровике, – там сейчас суше.
Причуивая в утренней прохладе дичь, Ярл семенит рядом и выразительно смотрит мне в
лицо. Пущенный в поиск, он с ходу ловит в воздухе запах птиц и уверенно тянет к ним.
Неподвижно застыв на вересковом пригорке, умный пес медленно поводит носом, как бы
отмечая места, где крепко лежат разбежавшиеся тетеревята.
С квохтаньем подлетает старка и бьется вблизи, словно подраненная. Но ей не удается
обмануть нас и отвести от выводка. Собака заставляет тетеревят взлететь. Выцеливаю
петушков, – они отличаются от сереньких тетёрок черными пятнами на спине.
Быстро идет время на охоте. Незаметно наступает жара: тетерева перебрались в чащу. В
кустах бегает Ярл, мне его видно: пегий окрас хорошо заметен в зелени.
Мой пес ищет не только «верхом», но и по следам. Сейчас, при полном затишье, это
очень важно.
Радует меня Ярл своим замечательным уменьем. Надеясь на его опыт, даю ему полную
свободу. И он не подводит: скроется в зарослях, найдет выводок и станет. Повернет голову –
нет хозяина! Крадучись, пес отступает. Разыщет меня и всем своим поведением как бы
говорит: «Нашел – пойдем!». Даже носом ткнет в руку, чтоб понятней стало. Осторожно ведя
к дичи, не раз оглянется: дескать, соблюдай тишину.
О таких легавых говорят: «Собака с рапортом».
Ярл очень облегчает охоту в чащобах, где невозможно уследить за его ходом и ещё
труднее искать пса, замершего на стойке.
Вот и теперь: привел меня пойнтер в частый березняк, сделал стойку и оглянулся:
«Готово, мол!».
– Молодец! – тихонько хвалю его. – Ну, подавай!
То там, то здесь на миг показываются в просветах чащи взлетающие тетеревята, и я
успеваю стрелять по ним из легкого, с короткими стволами ружья.
Лучшая пора охоты по тетеревам – в сентябре. Броди тогда с легавой хоть с утра до
вечера. В осенний погожий день и собаке легче искать, не то что летом...
Размашисто скачет против ветра Ярл. Проверяя птичьи следы, на быстром ходу часто
опускает голову к земле. А кругом сочная брусника, – так и просится в рот. Полакомиться
бы!.. Но Ярл уже затормозил бег и сразу преобразился: с отчеканившимися мускулами
плавно потянул и стал.
Инстинкт первобытной собаки – бросаться на дичь, давить, рвать её – люди умело
изменили: облагороженное влиянием человека животное, вместо броска, замирает в
напряженной стойке. Статно вытянулся пойнтер с высоко поднятой головой и загоревшимися
глазами. Вразброд кормившиеся птицы прижались к земле.
Тонким чутьем пес различает, что перед ним сама птица, а не её «сидка» – уже покинутое
место.
Волнуешься, а надо спокойно послать собаку поднять выводок на крыло. Курки
взведены...
– Вперед!
Послушный Ярл, как по струнке, повел к дичи. Словно зачарованный, ждешь: вот-вот
взлет, вот-вот... «Пррр-фррр!» Загрохотала проворная стайка тетеревов и понеслась к кустам.
Пойнтер повернул голову вправо, сделал несколько шагов и вновь стал. Не подпуская к себе,
как это было летом, очень близко, по одиночке вылетали запоздавшие птицы – увесистые
молодые косачи. У них уже и косицы на хвосте отросли... Одно удовольствие класть их в
сетку...
Хороша охота по этой дичи не только в летне-осенний сезон, но и весной, и зимой.
Много у нас тетеревов. Водятся они повсюду и открыто, не то, что таежная птица рябчик.
Кто не знает краснобрового «черныша» с синевато-металлическим блеском оперения, с
лирой на длинном хвосте, с белизной подхвостья и зеркальцем на крыльях? Всем известна и
его серенькая подруга – тетёра. В глуши лесов редко встретишь тетерева, – это не глухарь. Но
там, где появились вырубки или зарастающие гари, найдешь и «полевика». Тетерев не боится
близости жилья. Наоборот, любитель перелесков, опушек, он охотно вылетает и на поля.
Особенно осенью.
В тусклый октябрьский день подходишь к овсяному жнивью, и порой глазам не веришь.
Как сборище грачей, бродит здесь огромная стая чернышей, – и откуда их столько взялось?
