Текст книги "Фея особого назначения (СИ)"

Автор книги: Адель Лозовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

А от феи ничего не останется.

О скорости, крыльях и обаянии маленькой языкастой девочки придется забыть.

Теперь игра будет идти по правилам большого мира.

Но кто сказал, что я к ним не готова?..

Боли практически нет. Она привычна, практически родная. Мы с ней давно, и процесс трансформации для меня не первый и даже не десятый.

И это еще один повод вернуться в привычный мир.

Ведь без подзарядки кольца Бельский сегодня вечером феи не увидит.

А та, кто предстанет его глазам, вызовет лишь горькую усмешку и раздражение вперемешку с иронией и сарказмом.

Проходили такое, знаем-с, чем заканчиваются наши встречи.

С легким хрустом одежда перестает растягиваться из-за изменяющихся размеров тела, и я неспешно встаю.

Меня немного шатает из стороны в сторону, и чтобы понять, когда «качка» закончится, я всматриваюсь в зеркало прихожей, ожидая, когда смутно отражающаяся там девушка перестанет надо мной издеваться.

Она не торопится, явно наслаждаясь сложившейся ситуацией, но и не зверствует особо, не пытается оттянуть неизбежное.

И уходит, не проронив ни слова.

Уступая той, кто не выделяется из толпы прохожих в любой погоже-непогожий день.

Она встречает меня немного виноватой улыбкой, мол, извиняй подруга, так пошутили природа, гены и законы мира, в котором ты пребываешь. Ничего личного, только суровая действительность и нежелание использовать тонны косметики, чтобы казаться красивее и лучше, чем ты есть на самом деле.

Я обычная девушка из категории «серая мышь».

Русоволосая, курносая, с высокими скулами и серыми бесцветными глазами.

С одним плюсом: неплохой фигурой.

И это опять же не заслуга природы, а желания добиться того, чтобы тобой восхищались и любовались.

Хотя бы со спины, ведь «двоечка» впереди притягивает мужской взгляд только тогда, когда на ней нет защиты. А без свитера я ходить по улице не согласна. Воспитание не позволяет, да и вдруг кто увидит и окружению Матушки доложит.

И тогда мне точно прилетит хороший нагоняй, который в ближайшее время в мои планы ну никак не входит.

Запасные ключи от квартиры Бельского я нашла достаточно быстро: Даня не стал сильно заморачиваться по поводу тайника и хранил их в верхнем ящике письменного стола. Обычно я не имею привычки рыться в вещах почти посторонних мне людей, но тут выбора не было: не через форточку же мне выходить на улицу!

Да и обратно в жилище Дани попадать мне как-то надо.

И без помощи магии, иначе в уютную берлогу Бельского нагрянут такие личности, что на одного программиста в этом городе меньше станет.

А допустить такое я не могу.

Даня, безусловно, тот еще нехороший фрукт, но так подставлять его нельзя.

Не заслужил он подобного с моей стороны.

Мельком глянув на висящие в прихожей часы, я с тихим матерным словом бросилась прочь, не забыв закрыть на замок квартиру Бельского.

Мне оставалось не так много времени, чтобы добраться до студенческой общаги, переодеться, привести себя в порядок и собрать вещи до занятий.

И не забыть повторить приготовленный к семинару кусочек философского текста, посвященного извечным экзистенциальным вопросам.

Иначе преподаватель заметит эти нехитрые манипуляции, и придется учить все домашнее задание целиком.

А тратить личное время на такую ерунду ни я, ни мои одногруппники не собирались.

Да простит нас мать всех наук, Философия!

*

По прогнозам синоптиков, зима наконец-то покинула наши края, но, подобно немецко-фашистским захватчикам в далеком двадцатом веке, оставила после себя пару-тройку специально возведенных ловушек, пакостей и прочих нехороших штук, осложняющих жизнь простому народу.

В один из таких «приятных» сюрпризов я умудрилась хорошенько наступить и теперь удрученно спешила в любимый универ под громкое хлюпанье непонятной кашицы в правом кроссовке. Левый же чудомминовал печальную участь своего собрата, но от осознания этого легче не становилось.

Правый «спортивный» ботинок перетянул мое внимание полностью, основательно и безоговорочно!

Эх, как бы не заболеть!..

– Локтева, твой парень тебе не говорил, что ходить в таком наряде – верх глупости, тупости и самомнения? Или он решил заманить тебя на кухню таким образом: простудишься, пропустишь сессию, отчислишься, и вот они, борщи?!

– Моя личная жизнь тебя не касается, Бельский! Иди куда шел и не трать на меня свое драгоценное время, я тебя недостойна! – сквозь зубы процедила я, удивляясь, почему Даня выбрал именно эту дорогу, на которой произошла наша вторая, за сегодняшний день, встреча.

Обычно он паркуется на официальной университетской стоянке, а не в прилегающих к студенческому городку дворах, где могут запросто проколоть шину, поцарапать дверцу или капот, а также оставить матерную записку с пожеланиями больше никогда не покупать права и все-таки посетить обязательные курсы вождения.

– Я беспокоюсь о своем здоровье, для которого ты представляешь потенциальную угрозу! – ехидно произнес Даня за моей спиной, опаляя мой затылок дыханием. – У нас через пару поточная лекция. Ты подхватишь какой-нибудь вредный виру, а другие с тобой попросту не водятся, и послужишь причиной для карантина, который нафиг никому не сдался! Так что извиняй, Локтева, но по-другому я поступить не могу. Придется тебе потерпеть мое общество еще какое-то время!

– Вообще-то все вирусы вредные, Бельск… – договорить я не успела.

Некто наглый и хамоватый подхватил меня на руки и понес в сторону главного корпуса.

– Будешь возмущаться, – закину себе на плечо аппетитной попкой вперед! Еще и руку положу, так, солидности ради! – забавлялся ситуацией и своим положением Бельский.

В ответ он получил лишь мое гневное сопение и полыхающий жаждой мести взгляд.

Говорить ему я ничего не стала.

Позже все выскажу.

Когда на ногах окажусь!

А пока пусть несет, теряет силы и даже не подозревает, какая неприятная беседа по душам его ожидает.

Тем более, на руках у Бельского достаточно комфортно: держит он крепко, но не жестко, аккуратно прижимает к себе, и… он даже сменил одеколон!

Теперь от Дани пахнет приятным мужским парфюмом, от которого у меня не щиплет в носу и не возникает желания бежать сломя голову от того места, где я впервые его ощутила!

Аромат оказался настолько притягательным, что я не удержалась и попыталась ближе подобраться к шее Бельского.

Заметив, что мои потуги не приносят желаемого результата, Даня придвинул меня к источнику запаха, прекратив мою бесполезную возню.

Почувствовав слабину Бельского, для полного удобства я закинул руку ему на плечо, получив в ответ довольный бубнеж наглого «грузчика»:

– Давно бы так!

И я снова не проронила ни слова.

Не хотела прерывать неожиданно возникшую интимность момента.

Абсолютно не пошлую, а милую и в какой-то степени романтическую.

Уютную, спокойную и немного родную.

Которую так не хотелось разрушать, а придется.

Двери главного корпуса приближалась…

*

– Фух, отстрелялись! – Светка устало вытерла невидимый пот со лба, взмахнув, словно настоящая холеная пони, лохматой длинной челкой, отросшей до самых жгучих бровей. – Осталось пережить еще одну проверочную работу, и вуаля – зачет в кармане! Ты чего, Алиска, молчишь? Так тяжело тест достался?

– Обычный тест, не выспалась я просто, – устало ответила я, надеясь, что никаких вопросов больше не последует.

Причиной моего состояния был Бельский.

Точнее его поступки в универе сегодняшним утром.

Он внес меня на руках в аудиторию, игнорируя все тех студентов, что надумали явиться в обитель знаний за полчаса до начала официальных занятий.

И в полной тишине стянул с меня мокрые кроссовки вместе с носками, чтобы вытереть мои продрогшие ноги. Затем удалился минут на пятнадцать, выдавив из меня обещание сидеть на мягком месте ровно, никуда из аудитории не уходить и не убирать полотенце с ног. Не знаю, где у Бельского на территории универа находится склад женских кроссовок и носков, но именно с ними он и вернулся, ликвидировав последствия моего глупого положения и лично переобув, хотя никто ни о чем таком его не просил.

– Алиса, ты идешь? – Светка закончила укладывать блочную тетрадку с разноцветными стикерами, содержащую лекции и практические занятия по всем предметам за этот семестр.

Я же предпочитала учиться по старинке, выделив под каждый предмет специально предназначенный для него индивидуальный конспект, что позволяло мне и собираться быстрее, и не жаловаться на боль в руке и плече. Вот они, плюсы – быть несовременной!

– Конечно иду, там же отмечают! – сказала я, подхватив Светку под руку и уводя ее в направлении общих аудиторий, в одной из которой должно был состояться занятие всего потока энергетиков третьего курса.

В те редкие деньки, когда в расписании стояла пара по теоретическим основам электротехники, собиралась толпа в сто двадцать человек трех направлений: снабженцы, приводчики и тепловики.

Самым многочисленным классом в этой разношерстной братии были электроснабженцы в количестве трех групп. Немного от них отставали тепловики: минус одна группа. И самыми малочисленными по старым и непреложным традициям выпускающей кафедры всегда оказывались приводчики.

Одна группа.

Полное отсутствие девушек.

И неизменное сокращение численности студентов с каждым новым семестром.

Недаром жила в сердцах крылатая фраза: «От сессии до сессии живут студенты весело».

Приводчикам жилось не просто весело, а очень весело.

От того они были злы на весь мир, кичились полученными знаниями, и не любили женской пол, видите ли, за то, что оценки им ставят за красивые глазки, короткие юбки и глубокие декольте.

Какое возмутительное заблуждение!

– Алис, ты чего, зачем нам на второй ряд? – Светка чуть ли не с испугом вцепилась в мою руку, буквально врастая в потертый деревянный пол аудитории. – Там же эти сидят, бандерлоги недобитые! Они же все настроение испортят, высмеют и ниже плинтуса опустят, устанем выбираться оттуда! Пойдем на галерочку родимую, где наши в обиду не дадут…

– Нет, Свет, я сегодня послушаю лекцию именно там! – непреклонно заявила я трусишке и, не дожидаясь возражений, уверенно пошла туда, откуда на меня в упор смотрел одинокий Бельский, справа от которого всегда было свободное место.

– Тогда не иди так быстро! Я на каблуках не успеваю за тобой! – сказала не сумевшая отцепиться от меня одногруппница, состроив такую рожицу, словно ее ведут на показательную казнь по заведомо ложному обвинению.

А палач не милостив, как и судья, и продажный адвокат в одном лице.

Моем невозмутимом лице.

– Какие ножки!

– К нам свежее мясцо пришло! Парни, налетайте!

– Эй, красавицы, садитесь к нам! Мы вас не обидим… сразу!

Под радостные крики, свист и гогот пунцовая Светка и совершенно спокойная я продефилировали перед всем потоком, трибуной преподавателя без самого преподавателя и повидавшей все и вся ученической доской, после чего с чувством выполненного долга плюхнулись на ранее примеченные мной места.

– Не ожидал, что обитатели Олимпа спустятся к нам, грешникам, в Тартар, – сказал Даня, потирая ноющую от каждодневного «общения» с очками переносицу.

– Это я не ожидала, что выскочки первых рядов обратят на нас, простых смертных, свое царское внимание, – не удержалась я, показав Бельскому язык. – И окажут неоценимую помощь! Спасибо, что выручил, Дань!

– Опаньки, какие люди! Как ветром тебя занесло сюда, Лисок?

– Попутным, Игорек, попутным! – пропела я Проскрину, другу Бельского, с которым они были не разлей вода. – Я как Мэри Поппинс: прихожу и ухожу тогда, когда это нужно высшим силам!

– Не, ты не Мэри Поппинс, Лисок, – почему-то не поверил мне парень с красным ежиком и серьгой в левом ухе. – У тебя слишком маленькая «Поппинс», чтобы быть ей.

– Может, ты уже сядешь? – начал терять терпение Бельский. Интересно, с чего это вдруг?

– Только рядом с ней, браток! – ухмыльнулся Проскурин, посылая увлеченно набирающей очередное сообщение в телефоне Светке свою дежурную улыбку. – Наконец-то появился цветник, в котором я могу стать настоящим садовником. Как-никак, мы с девочками одной специальности.

– Вот и иди на галерку, садовод-опылитель, раз тебя только юбки интересуют! – обладательница зычного голоса тоже была мне знакома.

Яна Звонарева.

Училась семестр назад в группе приводчиков.

Ожидаемо не потянула и, будучи девочкой неглупой, перевелась к тепловикам, быстро досдала разницу и теперь спокойно учится на другой специальности, без нервов, проблем и лишних телодвижений.

Насколько я знала, она хорошо общается с Бельским и Проскуриным, а вот чем последний ее так разозлил… Сарафанное радио ничего такого не сообщало, что и неудивительно: сор из избы не выносят.

Если только между ними не сгорела любовь.

– Так, ребята, рассаживаемся, открываем свои тетрадочки и записываем тему занятия, – незамеченная в шумной аудитории Александра Николаевна не выглядела грозной и серьезной преподавательницей, однако стоило ей только сказать заветные слова, как тут же тишина занимала лучшие места на ближайшие полтора часа, а студенты прекращали беззаботный галдеж, внимая каждой грамотной фразе этой женщины.

Один лишь Проскурин из природной вредности нарушал негласно установленные правила, изредка оказываясь в деканате и выслушивая часовые лекции о плохом воспитании, низкой дисциплине и доброте Александры Николаевны, которая просит не отчислять мальчика за его шалости, поскольку голова у него светлая, пусть и покрашенная.

После таких сеансов мозговой «терапии» Игорь утихомиривался на одну-две недели, а потом шарманка вновь играла заезженную мелодию.

И так на протяжении двух семестров, что породило ряд едких шуточек в группе, в которой я училась вместе с Проскуриным: когда дисциплина закончится, будет ли Игорь приходить на другие пары Александры Николаевны и пытаться устроить очередное выступление клоуна из бродячего цирка? Или его чувства остынут так же быстро, как не использованные для отопления окон пьезоэлементы?

Краем глаза я посмотрела на ничего не записывающего Проскурина, усевшегося рядом со Светкой и скрестившего руки на груди, словно он пытался отгородиться от того, что читала с трибуны Александра Николаевна.

В его глазах бушевала такая ненависть, что мне невольно стало жутко и страшно за судьбу преподавательницы, которую Игорь на дух не переносил.

Чем же вызвала такую его нелюбовь Александра Николаевна? И почему она всякий раз его выгораживает?

– Ты пиши, Локтева, пиши! – отвлек меня от несвоевременных размышлений неугомонный Даня. – Я на твой конспект давно облизываюсь, поэтому не подставляй рассчитывающих на тебя людей, записывай все, что диктует преподаватель!

– Ты не человек, Бельский, а робот, выполняющий программу по уничтожению социума, – сказала я зануде-приводчику, переставая витать в облаках и конспектируя тему, которая явно появится в списке вопросов на экзамен по этой дисциплине.

Но уж точно не ради Бельского, что так просто никогда не сдается.

– Тогда попьем кофе на перерыве, Локтева? Заодно убедишься, что я не робот…

– Какая милая пара голубков воркует на втором ряду и никак не может уяснить, что на моих занятиях клювики надо закрывать! – Александре Николаевне явно не понравилось, что помимо нее кто-то разговаривает, вот и решила добавить в наш диалог немного своего внимания и участия. – Локтева и Бельский, я не верю своим глазам! Вы наконец-то решили забыть былые обиды и зарыть топор войны навеки вечные?

– Вы, как всегда, невероятно прозорливы, Александра Николаевна! – Даня отложил ручку в сторону и подарил очаровательную улыбку преподавателю по теоретическим основам электроэнергетики. – Я делаю первые шаги к этому. Вот пригласил Алису опробовать местный разливной кофе в пластиковых стаканчиках, жду теперь, согласится или нет.

– Не та нынче молодежь пошла, не та, – Александра Николаевна хитро обвела взглядом притихшую аудиторию, элегантно облокотившись на трибуну. – Исчезли те, кто совершают красивые поступки и делают жесты широкой души. И вместо ресторана девушку ведут к автомату, что расположен на первом этаже в самом живописном месте: между гардеробом и туалетом!

– С чего-то же надо начинать! – включился в игру Бельский. – Нужно, Александра Николаевна, посмотреть, как девушка ведет себя в общественном месте, а потом в серьезные заведения с собой брать. Я кого попало в ресторан не поведу!

– Тут вы, Данечка, загнули, – продолжила Александра Николаевна – Алиса Локтева – золото, бриллиант негранёный. И красавица, и умница, и по учебе успевает, и в волонтерстве участие принимает… Рядом с ней должен быть некто, кто соответствует её высокому уровню…

– И это точно не Бельский! – с нажимом заявила я, выразительно играя голосом, тем самым давая понять, что обсуждение моей персоны лучше вести где-нибудь в другом месте, а не в помещении, забитом до отказа внимательно слушающими нас студентами.

– Поживем-увидим! – флегматично пожал плечами Даня, переводя разговор в другое русло. – Александра Николаевна, а чем третий метод лучше четвертого? Я для интереса написал программу, и у меня получилось, что количество итераций у четвертого меньше, чем у третьего. Разве не это является критерием наилучшей работы метода?..

Первая половина пары пролетела быстро.

Александра Николаевна активно дискутировала с Бельским, отвечала на вопросы зала, объясняла непонятные моменты и нюансы грядущего курсового проекта.

Я же старательно конспектировала материал и сидела как мышка, изредка поглядывая на Даню и ловя себя на мысли, что мне нравится смотреть на его сосредоточенный профиль, когда он о чем-то думает. Иногда объект моего наблюдения уделял внимание и мне, причем таким же точно образом.

И когда прозвенел звонок, я вполоборота развернулась к Бельскому, ожидая дальнейших действий с его стороны.

– Пойдем? – сказал Даня, закрывая конспект и отодвигая его в сторону. – Или тебе еще в дамскую комнату нужно, носик припудрить?

– Потом схожу с тобой за компанию. Мы же в один с тобой ходим, женский, ты что, забыл?

– Конечно забыл, – хохотнул Бельский, спускаясь по ступенькам из аудитории в общий коридор. – У меня память как у рыбки: несколько секунд. Раз… два… А ты вообще кто?

– Никто. Совесть твоя, заблудшая! Пришла тебя навестить, малохольного!

– Это хорошо, что пришла, – Даня лихо поклацал кнопками аппарата, после чего машина звонким гулом подтвердила свою готовность к выполнению поставленной задачи. – Без тебя мне было так тоскливо и одиноко, что прям волком вой! Держи за это кофе.

– А мне нальешь, Бельский, раз звал меня? – приятный баритон раздался у меня над ухом, и только закалка, полученная в общаге, позволила не заорать и не плеснуть горячую жидкость из стакана прямиком в ухмыляющееся лицо незаметно подкравшегося гада!

– Нет, Волков, не налью, – Бельский хмуро уставился на накаченного парня с короткой стрижкой. Тот был в кожаной куртке, штанах цвета хаки и вызывающе начищенных берцах. – Мы бедные студенты, и кого попало не угощаем! Зачем пришел?

– Алису повидать и парой слов с ней перекинуться. Позволишь? Верну в целости и сохранности.

– Если Алиса не против, то почему бы нет? – Бельский одним глотком выпил обжигающий кофе, смял ненужный стаканчик и выкинул его в специально приготовленную для этого урну. – Пообщаешься?

– Пообщаюсь! – сказала я и, дружески похлопав Волкова по плечу, указала ему на свободную скамейку, не желая обсуждать важные темы у автомата. В ногах правды нет!

– Какой у тебя воинственный молодой человек! – крепыш кивнул в сторону Дани, недовольно пожирающего глазами того, кто посмел нарушить его грандиозные, по всей видимости, планы. – С таким ухо надо держать востро, а то ненароком прибьет в темной подворотне без суда и следствия.

– Бельский не мой молодой человек, а свой собственный, – мягко поправила я Волкова, забавляясь поведением Дани. После пар проверю лунный календарь. Ночное светило лихорадит, как пить дать! – У меня уже есть парень, и второй мне точно не нужен.

– Парень, которого никто не видел… Алис, надеюсь, что он все-таки существует, иначе тебе стоит показаться к врачу или придумать отмазку получше, чтобы к тебе никто не приставал.

– Он есть, просто… Он старше меня, и я не хочу ненужных разговоров и обсуждений за спиной! – призналась я Волкову, не забывая пить ту вяжущую субстанцию, что называют здесь кофе. Нагло врут! – Свят, ты за этим ко мне пришел? О парнях поговорить?

– И о них в том числе, – Волков слегка потрепал меня по голове, наслаждаясь перекошенным лицом сжавшего кулаки Бельского. – Не могла бы ты позвонить Марине и узнать, как у нее дела? Она не вышла вчера на работу, и я беспокоюсь, все ли с ней в порядке.

– Все настолько плохо, Свят? – озадачилась я, и понурый кивок парня был мне ответом.

Своих друзей я могла пересчитать по пальцам одной руки. И Марина со Святом относились к числу тех, кому не повезло попасть в их список. А мне не повезло наблюдать за их внезапно вспыхнувшей любовью и столь же быстрым расставанием, которое задело и меня. Мне не пришлось выбирать чью-то сторону: Волков принял удар на себя, появляясь в моей жизни лишь тогда, когда случалось нечто экстраординарное.

Такое, как невыход на работу трудоголика Марины.

Нонсенс и небывалый прецедент.

Как и то, что кое-кто следит за бывшей всеми доступными средствами!

– Информация точная?

– Стая никогда не врет своему вожаку, Алиска, – Свят вращал в руках потертый портсигар, словно это артефакт от любых неприятностей, а также способ избавиться от всего, что тяготит и неволит. Но это был всего лишь портсигар. – Мне нужна твоя помощь, Алиска. Ты знаешь ее как никто другой. И я переживаю, все ли с ней в порядке. Ты мне поможешь?

– А куда я денусь? – сказала я, попытавшись по-дружески приобнять Волкова, но у меня не получилось дотянуться до его правого плеча. Наблюдающий за этой картиной Бельской побагровел, сжал кулаки и сделал шаг в нашем направлении.

Вот только сцен ревности мне сейчас не хватало!

Достала телефон и ввела номер, который знала наизусть.

Нет ответа.

Набрала другой, что знали только я и родственники Марины.

Нет ответа.

Остался один только способ.

Неприятный и энергозатратный.

Но по-другому я поступить не могу.

Пальцы ложатся на виски, глаза закрываются.

Темнота внутри вздрагивает и медленно рвется на части, давая дорогу огненному цветку, что растет внутри и раскручивается по спирали.

Линия за линией, штрих за штрихом.

Представляю Марину, ее образ.

Зеленоглазую шатенку с длинными вьющимися волосами и кошачьей пластикой, такую хрупкую на вид и сильную внутри.

Она решилась пойти против правил, зная, чем это грозит.

И проиграла, ни о чем не жалея.

Моя героиня, которую мне предстоит найти.

Красная плеть раскручивается, подобно ненасытному вихрю, разлетается на тысячи горящих осколков, впивающихся во все, до чего могут дотянуться.

Но здесь только я…

Боль заполняет сознание, и я кричу.

Громко, с надрывом, но легче не становится.

И у меня нет сил противостоять тому, что я породила.

Глава 3

Игорь не мог долго переносить общество Александры Николаевны.

Даже такое: разделенное трибуной и несколькими рядами аудитории.

Его раздражало всё в этой женщине: голос, внешность, чувство вкуса и ложь, что сочилась из нее, подобно соку из березовой ветки: капля за каплей, слово за словом.

И ненависть Игоря росла, стоило ему только увидеть вызывающую столь бурную реакцию преподавательницу и прочитать в ее глазах понимание того, что она знает причину такого отношения к ней Проскурина.

Поэтому и ничего не предпринимает, видя, какие буйства творятся, когда эти чувства выходят наружу.

Цунами желчи, что не приносит удовлетворения Игорю.

Скорее, наоборот.

Опустошает и рвет душу в клочья.

Или то, что от нее осталось.

Проскурин поморщился, чувствуя странное жжение в области запястья.

Настойчивое и пульсирующее.

На здоровой руке.

Неужели к дождю?

Когда неприятные ощущения достигли своего пика, и игнорировать их, ожидая, что все пройдет само собой, больше не представлялось возможным, Проскурин с раздражением отдернул рукав персикового джемпера и с шумом выдохнул: получилось!

На его запястье пульсировала татуировка, отдаленно смахивающая на раздавленного паука, что хорошо готовился к зиме, но не сумел дожить до этого времени года.

И теперь он сигнализировал радостному Игорю, что плакальщица нуждается в помощи своего хозяина.

Так что Проскурину стоит бежать с ненавистной пары со всех ног, если хочет, чтобы у него и дальше был фамильяр.

Иначе придется искать себе нового, что никак не входило в планы Игоря: он еще со старым толком не разобрался!

Проскурин быстро сложил вещи и покинул аудиторию, поймав напоследок недоуменный взгляд Яны и удивленное выражение лица Александры Николаевны, для которой подобное поведение Игоря оказалось в новинку.

До сегодняшнего дня подобной выходки друг Бельского себе не позволял.

И не особо расстраивался по этому поводу: все бывает в первый раз!

Под звонок окончания перерыва Игорь вприпрыжку выскочил из главного корпуса, постепенно переходя с быстрого шага на бег.

Благо его дом находился недалеко от стен вуза, что придавало Проскурину уверенности в том, что поспеет вовремя.

И не заболеет без куртки, оставленной в гардеробе по вине одной бедовой плакальщицы и забывчивости того, кто отправился ее спасать сломя голову!

*

Его встретили шипением.

Громким и устрашающим.

Направленным явно на то, чтобы припугнуть обидчика и не допустить кровопролития, которое для него может закончиться весьма и весьма плохо.

А значит, нужно действовать!

Игорь бросился на звук, влетел в зал и замер, не зная, плакать ему или смеяться.

– Молодец, Яна! Подарок что надо! И воду вскипятит, и за хозяйку отомстит, и даже дом защитит от непрошеных гостей! Эй, ты, пузатый, а ну-ка пошел на кухню, да побыстрее, иначе я за себя не ручаюсь! – грозно сказал Проскурин металлическому чайнику с деревянной ручкой, который загнал в угол испуганную плакальщицу, не ожидавшую встретить в жилище хозяина негостеприимно настроенную утварь. – Я кому говорю: марш на кухню! Не заставляй меня применять силу! Развоплощу и отнесу на помойку! Вдруг кто-то захочет тебя забрать и переплавить на канцелярские скрепки!

В ответ Игорь получил недовольное посвистывание, напоминающее по своей интонации (если такое понятие применимо к чайнику!) бурчание старика в очереди за пенсией или ворчание вурдалака, выбравшегося из холодной могилы аккурат перед самым рассветом.

С последним Проскурину удалось встретиться прошлой осенью, и это знакомство едва не закончилось для друга Бельского черной лентой, если бы не спасительное появление солнца, посланное кем-то свыше или снизу. Ведь в церковь Игорь попасть так и не сумел, о чем немного печалился: дурными делами он все-таки занимается, дурными!

Чайник задумался, раскачиваясь из стороны в сторону, туда-сюда, вперед-назад, влево-вправо. Как будто принимал сейчас важное решение, взвешивая все «за» и «против», просчитывая варианты развития событий и выбирая наиболее удобную из всех возможных комбинаций.

Выбрал.

С характерным хрустом носик, ручка и подставка чайника втянулись в его металлическое тело, и на месте «внучка самовара» появился шар, гладкий и начищенный, без пятнышек и царапин.

Маневрируя подобно пущенному шару в бильярдном клубе, чайник-трансформер покатился на кухню и исчез из поля зрения Проскурина, словно его здесь и не было.

Характерный звон столкновения измененного чайника и не ожидавшей такого обращения к своей персоне решетки плиты послужил для друга Бельского неким подобием звонка загулявшего сына беспокоящейся матери: не переживай, я на месте!

– Жаль, батюшку нельзя пригласить, жилище освятить, – задумчиво проговорил Игорь, подходя к плакальщице поближе. – Иначе я в эту квартиру точно не зайду и придется возвращаться к отцу, что равносильно тюремному заключению сроком на два года, пока не закончу универ. А оно мне надо?..

Плакальщица не ответила.

У нее было всего три режима: молчание, шипение и слезы.

Для получения остальных функций придется повозиться с девушкой из нижнего мира подольше.

Но это того стоит.

Наверное…

Плакальщице надоело сидеть на ковре и смотреть на Игоря снизу-вверх. Она грациозно встала и замерла перед ним, не отрывая взгляда и, явно изучая того, кто выбрал ее себе в качестве фамильяра. А Проскурин в свою очередь тоже решил не отказывать себе в удовольствии рассмотреть при свете дня ту, которую подобрал в подвале.

Никаких кардинальных изменений во внешности девушки не произошло.

Не появилось второго носа, третьей руки или лишней пары ушей.

Зато ее тело словно налилось изнутри невидимым светом, придавая ей красок и объема, будто вчера Игорь увидел набросок, эдакую раскраску, а сегодня – настоящее произведение искусства неизвестного автора.

Вместо нежити с острыми чертами лица и худыми ручками-плетьми перед Игорем стояла вполне себе приятная девушка миловидной наружности, сменившая седые волосы на платиновые, а мутные радужки глаз – на карие.

– Тебе не холодно? – спросил Проскурин плакальщицу, указывая на ее босые ноги.

Коммунальщики уже успели отключить отопление в доме, а Игорь переодеть фамильяра женского пола – нет. Непорядок!

Не дожидаясь ответа, Проскурин отправился во вторую комнату, открыл шкаф и в нерешительности замер перед ним.

На нижней полке лежали вещи Яны.

Те, что она не забрала после их расставания и никогда не заберет.

Те, что можно выкинуть со спокойной душой и негодующей совестью.

Те, что он отдаст сейчас плакальщице.

И будет вспоминать о Яне всякий раз, когда будет видеть своего фамильяра.

Мазохист!

Игорь решительно сгреб одежду бывшей, стараясь дышать через раз.

Запах любимой женщины нещадно проникал в черепную коробку, заставляя вспоминать те упоительные минуты счастья, которые теперь приносили лишь горечь и злость на себя, единственного виновника того, что Яна сейчас не с ним.

Все могло сложиться иначе…

Игорь прошел в ванную комнату и положил вещи на стиральную машинку. Включил воду и, дождавшись, когда она наберется до половины ванной, пошел за плакальщицей.

Девушка из нижнего мира ждала Проскурина, сидя на диване и листая оставленную там книгу по проектированию цифровых подстанций. Ее лицо выглядело напряженным и крайне задумчивым, словно она понимала то, что там написано.

– Пойдем, – сказал Игорь, и плакальщица пошла за ним следом, так и не выпустив из рук подаренную Яной книгу.

*

Жареная картошка пахла аппетитно. Как и мясо, до которого вчера так и не успел добраться Проскурин. Во всем виноваты печеньки! Даже когда их нет!

– Не стесняйся, у нас самообслуживание, – сказал Игорь, закончив приготовление салата для себя и плакальщицы и поставив глубокую тарелку с овощами в центр стола.