Текст книги "Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами)"

Автор книги: Адам Олеарий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц)

Глава XXVI

(Книга II, глава 11)

От Нарвы до Новгорода и о Новгороде

7 марта мы опять выехали из Нарвы и вечером прибыли в Лилиенгаген, лежащий в 7 милях от Нарвы. 8 того же месяца мы проехали 6 миль до Заречья. 9 мы до полудня проехали 4 мили до Орлина, шведской деревни, где наш переводчик, высланный нами вперед к границе, снова встретил нас с сообщением: «Пристав на границе нас ожидает».

Послы призвали к себе знатнейших из свиты и вновь любезно напомнили им, что, ради его княжеской светлости, им, послам, должна оказываться полагающаяся честь; вследствие этого каждый обязан вести себя так, как требуется от данной должности: «Ведь русские, через границы которых мы теперь переступаем, обращают особое внимание на то, с каким почтением к послам относится их свита». Мы, и по долгу и по охоте, обещали поступать так, но в то же время просили, чтобы и с каждым из нас обращались милостиво, по состоянию и правам каждого, и чтобы не набрасывались с руганью на того или иного без различия (как могло бы иногда показаться); когда это нам было обещано, мы весело направились навстречу приставу, которого мы встретили, в миле расстояния за Орлином, в лесу под открытом небом; он ждал нас, остановившись в снегу, с 24 стрельцами и 90 санями. Пристав, по имени Константин Иванович Арбузов, увидя, что послы вылезают из саней, также выбрался из своих саней и встал; он был в зеленом шелковом кафтане, обвешанном золотыми цепями; поверх кафтана висела длинная одежда, подбитая куницами. Когда послы направились к нему, он сделал несколько шагов навстречу им, сказав: «Послы, снимите ваши шляпы!» Так как послы и так уже схватились за шляпы, то переводчик возразил: «Дорогой пристав, это уже сделано». После этого пристав начал читать по записке: по повелению великого государя царя и великого князя Михаила Феодоровича, всея России самодержца и проч., воевода Новгородский князь Петр Александрович Репнин послал его принять послов Филиппа Крузиуса и Отгона Брюггеманна, снабдить их подводами и провизиею и сопроводить до Новгорода и Москвы. Только когда послы поблагодарили за это, пристав подал им впервые руку, спросив о здоровье и о том, каково им было во время поездки. После этого лошади были запряжены в наши сани, и в тот же день нас довезли до деревни Зверин[ки], отстоящей на 6 миль [от предыдущего места остановки].

19 марта в полдень мы прибыли в Тесово, а к вечеру в деревню Мокрицы, лежащую в 8 милях от Звериной]. 11 того же месяца мы достигли Великого Новгорода. При въезде пристав стремился насильно протесниться на первое место наряду с послами и, несмотря на их противодействие, продолжал добиваться своего. Когда мы прибыли в свое помещение, пристав через нашего переводчика просил послов о прощении за грубость к ним во время въезда, ссылаясь на то, что сделано это им было не по собственному почину, а по приказанию воеводы: если бы он не исполнил этого приказания, то на него было бы донесено великому князю и он подвергся бы сильной неприятности.

Великий Новгород находится, как полагают, в 40 немецких милях от Нарвы. Здесь я определил высоту полюса в 58°23′. Хотя Лундорпий в продолжении к Слейдану и указывает на 62°, а Павел Иовий <sup>[100]100
  Иовий – автор известного сочинения о России.


[Закрыть]</sup> даже на 64° – но это было бы слишком далеко к северу. Последний пишет в своей книге «О московском посольстве»: «Новгород удручается как бы постоянною зимою и мраком весьма продолжительных ночей: ведь Северный полюс у него отстоит от горизонта на целых 64 градуса».

Я в 1636 г. 15 марта в полдень точно определил высоту солнца и нашел, что расстояние его от горизонта равно 33°45′. Склонение солнца, ввиду високосного года, по долготе <sup>[101]101
  долготе. Словом Lange обозначались в XVII в. и долгота, и прямое восхождение. Место это для переводчика осталось неясным.


[Закрыть]</sup> [прямому восхождению] в приблизительно 55° [5?], нужно было принимать в 2°8′. Если их вычесть из высоты солнца, то получается для высоты экватора 31°37′. Вычтя их из 90°, мы получаем для высоты полюса 58°23′. С этим вычислением согласен и бывший шведский посол Андрей Буреус; этот ученый, весьма сведущий в математике и прилежный муж, на своей шведско-русской карте ставит это место таким же точно образом, даже еще на 10 минут ниже.

Город Новгород – довольно велик: он имеет в окружности – милю, ранее он был, однако, еще больше, как видно по старым стенам, церквей и монастырей, расположенных снаружи и пришедших там и сям уже в разрушение. Из-за многих монастырей, церквей и куполов город извне великолепен, но дома, а равно валы и укрепления города, как и в большинстве городов всей России, сложены и выстроены из елового леса или балок. Город лежит в ровной местности у богатой рыбою реки Волхова, в которой, наряду с другими рыбами, имеются и очень большие, жирные и вкусные окуни: их продают по очень дешевой цене. В этих местах имеется много добрых пашен и пастбищ для скота; здесь получается масса конопли, льну, меду и воску. Здесь же приготовляется прекраснейшая юфть, которою они много торгуют. Город лежит весьма удобно для торговли, так как через него протекает судоходная река Волхов, которая берет начало из озера Ильменя, находящегося в полумиле выше города, и впадает в Ладожское озеро, дающее у Нотебурга начало реке Неве, изливающейся в Финский залив Балтийского моря. В прежние времена лифляндцы, литовцы, поляки, шведы, датчане, немцы и фламандцы вели оживленную торговлю с Новгородом, вследствие чего он стал весьма богат и могуществен. Город этот некогда являлся главным во всей России. Это была княжеская резиденция, а вся провинция [новгородская], имеющая большое протяжение и простирающаяся вплоть до Торжка, была особым княжеством, не подчинявшимся царю и имевшим своих князей и монету. Ввиду большого населения города, богатства и могущества его, составлена гордая поговорка; говорили так: «А кто может стояти против Бога да и Велика Новагорода?». Но Сенека говорит иначе: «Нет ничего столь великого, что бы не могло погибнуть». Каковы были на самом деле могущество и неодолимость Новгорода, это городу, к несчастью своему, пришлось не раз испытать на себе. Например, в 1427 г. Витовт с польским войском так сильно теснил его, что новгородцы должны были прийти с мольбами и большими подарками просить о мире, как об этом рассказывает Соломон Нейгебауэр в 5 книге своей «Historia rerum Polonicarum»: «Витовт с польским войском вел войну против русских новгородцев – свободный народ, – выставляя предлогом споры о границах. Справившись, против ожидания их, с трудностями пути и став лагерем у Опочки, он, по униженным просьбам и после огромных поднесенных ему подарков, согласился на мир с ними».

Точно также и в 1477 г. их одолел тиран Иван Васильевич <sup>[102]102
  одолел тиран Иван Вас. По-видимому, ошибка Олеария. Впрочем, Грозным называли и Ивана III.


[Закрыть]</sup> Грозный после семилетней войны, войдя в город, по совету и при помощи их же собственного архиепископа Феофила, с вооруженной силою под предлогом привода вновь к послушанию греческой церкви некоторых жителей, которые казались сторонниками римской церкви. Он захватил имущество всех купцов и знатнейших граждан, отнял у самого архиепископа все его золото и серебро и увез более 300 подвод, нагруженных золотом, серебром, жемчугом и другими драгоценностями. Он же переселил в Москву и самих выше указанных новгородцев, а на их место перевел в город других лиц, обязав их ежегодно платить большие подати. Обо всем этом подробно рассказывают барон Сигизмунд фон-Герберштейн, при жизни которого это событие случилось, а также и Александр Гваньини.

Известно, что перенесли новгородцы в 1569 г. при жестоком тиране Иване Васильевиче, который, из ложного подозрения, будто они находились в заговоре против него с его сводным братом (казненным, по его повелению, ядом) и сносились с королем польским, напал на них с войском, перебил всех, кто вокруг города и в городе встретились ему и его солдатам, изрубил многих в куски, загнал громадные толпы на длинный мост, сбросил их в воду и устроил такое страшное кровопролитие, какое еще неслыханно было в России. В этом избиении погибло 2770 знатных граждан, не считая женщин, детей и простонародья. В Новгородском округе были им частью разграблены, частью сожжены 175 монастырей: монахи были перебиты, а что из имущества не сгорело, то тиран захватил с собою, как об этом рассказывает Гваньини в своей «Descriptio Moschoviae».

Датский дворянин Яков <sup>[103]103
  дворянин Яков. В других местах в переводе напечатано: Иаков. Его фамилия Ульфельд; озаглавлена его книга: «Jacobi Nobilis Dani, Hodoeporicon Ruthenicum», Francofurt, 1608.


[Закрыть]</sup> [Ульфельд], которого король Фридерик II датский отрядил послом к этому тирану – великому князю, рассказывает в своем «Hodoeporicon Ruthenicum», что мертвыми телами столь многих тысяч жалким образом казненных людей река Волхов так была наполнена, что нарушено было правильное течение ее: она вышла из берегов и должна была разлиться по полям. Так как эти события случились всего за 8 лет до проезда посла, то ему о них могли дать вполне достаточные сведения новгородские жители, у которых он отдыхал более месяца. Он так рассказывает в означенном описании путешествия: «Хотя это и кажется мало вероятным, но что все происходило в действительности именно так, об этом я узнал от заслуживающих доверия лиц в России, т. е. от людей, до сих пор живущих в Новгороде под московскою властью: иначе я не включал бы этого в свой рассказ». Далее он рассказывает, что в то время местность кругом Новгорода, ввиду этих опустошений, была так гола, что если бы пристав не распорядился доставкою провизии из других мест, то они померли бы от голода.

Так как я уже упомянул о жестокой тирании, выказанной Иваном Васильевичем по отношению к Великому Новгороду, то я думаю, ради интереса читателей, привести, по Гваньини, еще два ужасных примера тогдашних событий.

После того как тиран – великий князь совершил вышеуказанное бесчеловечное избиение, архиепископ, правивший в городе, попросил его к себе, чтобы – вероятно, из страха – приветствовать его. Тиран не отказал ему и в назначенный час явился со своими вооруженными телохранителями и провожатыми. Однако во время трапезы он послал своих людей разгромить богатую золотом и серебром церковь св. Софии (в которой знатнейшие лица хранили свои драгоценности, считая ее за безопасное место) и выбрать все, что в ней было. После обеда он лишил архиепископа всех его драгоценных одежд, епископских украшений и уборов и сказал: «Теперь тебе уже непристойно быть архиепископом. Будь лучше волынщиком, ходи с медведем и заставляй его за деньги плясать. Ты возьмешь себе жену, которую я тебе выбрал и назначил». Обращаясь к другим игуменам и настоятелям, которые бежали из монастырей в город и также участвовали в этом пиршестве, он сказал: «Вы все должны явиться на свадьбу архиепископа. Я вас приглашаю на эту свадьбу; только вы должны принести хорошие свадебные подарки». После этого он каждому велел уплатить известную сумму, смотря по тому, насколько он того или иного считал состоятельным. Угрозами он добился того, что они принесли эти деньги. Они это сделали тем охотнее, что полагали – деньги пойдут обобранному архиепископу. Однако он забрал деньги себе, а архиепископу велел подвести жеребую белую кобылу и, указывая на нее пальцем, сказал: «Смотри: вот твоя жена, садись на нее и поезжай в Москву; там я велю тебя принять в цех волынщиков, чтобы ты наигрывал для пляшущего медведя». Бедняк принужден был в плохом суконном кафтане сесть на лошадь, ноги его связали под брюхом лошади, на шею ему повесили лиру, цитру и волынку, и таким образом он должен был проехать по Новгороду и играть на волынке; так как он этой игре никогда не учился, легко себе представить, какова была музыка. Архиепископ отделался от тирана этим позором. Что же касается вышеозначенных игуменов и монахов, то их тиран велел предать разнородным страшным смертным казням: большинство было изрублено топорами, другие были, посажены на кол и загнаны в воду и утоплены.

После этого настала очередь знатного и богатого человека Федора Сыркова. Его он вытребовал в лагерь недалеко от Новгорода, велел ему обвязать веревку вокруг тела и протащить сквозь реку Волхов. Когда тиран заметил, что он уже тонет, он велел его вытащить и спросил: что он видел под водою хорошего. Тот отвечал: «Великий князь! Я видел, как собрались все черти из этой реки, из Ладожского озера и других окрестных вод и дожидаются твоей души, чтобы унести ее с собою в бездну ада». На это тиран отвечал: «Хорошо! Ты это правильно разглядел. Поэтому я отблагодарю тебе за объяснение виденного тобою». После этого он велел его держать по колена в котле, полном кипящей воды, и варить его ноги до тех пор, пока он не признался, где спрятаны его золото и сокровища: человек это был очень богатый, построивший и восстановивший на свой счет 12 монастырей. Когда, измученный пыткою, он велел принести 30000 гульденов серебряной монетою, тиран велел его, вместе с его братом Алексеем, изрубить в куски и бросить в реку.

Вот какое поражение и какие страшные избиения испытал в то время добрый город Новгород, убедившийся тогда, как ему [трудно] устоять против силы. У него, кроме того, еще в свежей памяти, как в 1611 г. шведский полководец Яков де-ла-Гарди с ним справился и доказал ему ничтожество его поговорки о великом могуществе.

Теперь великим князем московским назначены сюда воевода и митрополит, живущие во дворце, расположенном по ею сторону реки и окруженном крепкой каменной стеною. Через этих лиц великий князь управляет городом и всей провинциею в светских и духовных делах.

У новгородцев, когда они еще были язычниками, был идол, по имени Перун – бог огня (русские «перуном» зовут огонь). На том месте, где стоял идол, построен монастырь сохранивший еще название от него: «Перунский монастырь». Идол имел вид человека, а в руках держал кремень, с виду похожий на громовую стрелу или луч. В честь идола этого они днем и ночью жгли костер из дубового леса, и если прислужник из лени давал погаснуть огню, его наказывали смертною казнью. Когда, однако, новгородцы были крещены и стали христианами, они бросили идол в Волхов. Как они рассказывают, идол поплыл против течения, и когда он подошел к мосту, то раздался голос: «Вот вам, новгородцы, на память обо мне», и на мост была выброшена дубина. Этот голос Перуна и впоследствии слышался в известные дни года, и тогда жители сбегались толпами и жестоко избивали друг друга дубинами, так что воеводе стоило большого труда разнять их. По сообщению достоверного свидетеля – барона фон Герберштейна, подобные вещи происходили и в его время. Теперь ни о чем подобном не слышно.

По ту сторону реки, насупротив дворца, находится монастырь св. Антония. Как они говорят, сам св. Антоний большим чудом заставил построить здесь этот монастырь. Русские рассказывают, да и сами верят, что св. Антоний в Риме сел на жернов, поплыл на нем по Тибру в море и, вокруг Испании, Франции, Дании, через Зунд, Балтийское море. Ладожское озеро и реку Волхов, доплыл до Великого Новгорода, где он вместе с камнем вышел на берег. Когда он увидел тут рыбаков, только что выходивших на ловлю, он уговорился с ними за известную плату, чтобы они уступили ему то, что прежде всего выловят. Рыбаки, закинув сети, вытащили на берег большой ящик, в котором оказались церковные сосуды, книги и деньги св. Антония. Святой устроил здесь часовню, поселился в ней и, по преданию, в ней же скончался и погребен. Говорят, что можно до сего дня видеть в ней истленное тело угодника и что с больными, приходящими сюда с молитвою, совершаются здесь большие чудеса. Чужих и иностранцев, однако, внутрь не пускают. Показывают некоторым только жернов, который прислонен к стене. Ввиду столь великого чуда и в воспоминание св. Антония они построили здесь большой и великолепный монастырь и снабдили его богатыми доходами.

Мы прожили в Новгороде до 5 дня. Воевода однажды велел прислать послам подарок в виде 24 приготовленных кушаний всякого рода и 16 различных напитков. Точно также поступил и канцлер [дьяк] Богдан Федорович Обобуров, который во время предыдущего посольства был нашим приставом. Послы, со своей стороны, подарили воеводе новую немецкую карету.

Глава XXVII

(Книга II, глава 12)

Поездка от Великого Новгорода до Москвы и въезд наш в Москву

16 марта мы со 129 свежими лошадьми вновь выступили на санях и в тот же вечер проехали 4 мили до Бронниц, где нас вновь снабдили свежими лошадьми, с помощью которых на следующий день мы отправились дальше и до полудня сделали 40 верст или 8 миль до Медной, а после обеда прошли 25 верст до яма Крестцы. 18 того же месяца прибыли мы в Яжелбицы, через 6 миль, а затем в ям Зимогорье – через 4 мили. 19 того же месяца сделали мы 50 верст до Коломны, а 20 до яма у Вышнего Волочка – 5 миль.

В этой деревне к нам привели мальчика 12 лет, который несколько недель перед тем женился; в подобней же брак в Твери вступила девочка в 11 лет. Ведь в России так же, как и в Финляндии, допускаются сватовство и браки для детей двенадцатилетних и еще более юных. Большею частью происходит это со вдовами и с мальчиками, которых родители успели помереть; делается это, чтобы они оставались в своих поместьях и не зависели от друзей и опекунов.

К вечеру мы доехали до убогой деревни Выдропуск, в 7 милях от предыдущего места. Здесь мы с трудом поместились, так как тут было не более трех дворов, а комнаты в них – вроде свиных хлевов. Хотя в течение всей поездки курные избы, повсеместно встречавшиеся в деревнях в России, были немногим лучше, но все-таки в них было больше удобств для остановок.

21 марта мы сделали 7 миль до города Торжка, 22 того же месяца мы переправились через реку и прошли 6 миль до Троицкойедной, а затем 6 миль до города Твери. Так как здесь снег успел уже стаять в некоторых местах, где имеются холмы, и мы на санях с трудом передвигались по сухому пути, то в этот и следующий день мы спустились на Волгу, покрытую толстым льдом, и к вечеру прибыли к деревне Городне, проехав

6 миль. 24 того же месяца мы опять перешли на сушу, переправились через 2 реки и достигли деревень Завидово и Спас-Заулки; последняя в 7 милях от места предыдущего ночлега.

В течение этих дней нам пришлось переправиться через несколько рек; так как они не были вполне покрыты льдом, но в то же время не были и свободны ото льда, то оказались весьма неудобными для переправы и доставили нам много хлопот. За большою деревнею Клип, через которую мы проехали 25 того же месяца, течет река Сестра, впадающая в Дубну, которая в свою очередь течет в Волгу. В реке Сестре нам пришлось забивать крепкие сваи впереди льда, чтобы река не снесла его вниз, пока мы переправлялись. 26 того же месяца Сестра, в полумиле от перевоза в предыдущий день, ввиду кривизны своей, вновь нам повстречалась на дороге, и опять пришлось через нее переправляться. В этот вечер доехали мы до Пешек, в 7 милях от Клина, 27 того же месяца мы переправились через две реки, и к вечеру прошли 6 миль до Черкизова. 28 того же месяца мы проехали всего 3 мили до Николы Деребни <sup>[104]104
  Николы Деребни. Иначе Дербеневского.


[Закрыть]</sup>, оттуда остается всего две небольших мили до города Москвы. Здесь мы, подобно другим послам, идущим этим путем, должны были обождать, пока о нашем прибытии возвестили великому князю и сделали распоряжение о приеме. Тем временем мы надели ливрейные платья и приготовились к въезду. Когда пристав узнал, что на следующий день к полудню ему ведено ввести нас в город, мы двинулись в следующем порядке:

1. Спереди ехали 24 стрельца. Это были казаки, которые, вместе с приставом, проводили нас, от границы до сих пор.

2. За ними ехал наш маршал.

3. Затем следовали чиновники и гофъюнкеры, по три в ряд. Более знатные шли впереди.

4. Три трубача с серебряными трубами.

5. Оба господина посла, каждый в особых санях.

Впереди послов шли 6 лейб-стрелков со своими ружьями. Рядом с послами шли 6 драбантов с протазанами. За санями шли мальчики, или пажи, а за ними следовали остальные люди верхами. Багаж везли позади в добром порядке. Пристав ехал верхом, рядом с послами, по правую руку. Когда мы были приблизительно в полумиле от города, мы встретили несколько отрядов русских и татарских всадников. Все они были в драгоценных одеждах, как и бывшие с ними несколько немцев. Они проехали кругом нашего отряда и опять направились к городу. Вслед за ними пришли другие отряды русских, разделились и поехали с обеих сторон рядом с нами.

Приблизительно в двух мушкетных выстрелах от города к нам навстречу выехали два пристава со многими всадниками, совершенно таким же образом, как при первом нашем въезде. Когда приставы <sup>[105]105
  приставы. Салманов и Чубаров


[Закрыть]</sup> были еще в 20 шагах от нас, они велели сказать, чтобы господа послы вышли из своих саней и подошли к ним. Сами же приставы сошли с коней и обнажили головы не раньше, как когда это предварительно сделано было послами. Подобного образа действий, насколько возможно тщательно, должны придерживаться – ради государя своего – знатнейшие сановники великого князя, в особенности приставы его (у которых собезьянничали это некоторые переводчики в Москве), за нарушение этого обычая им грозят немилость или кнут.

Прием послов произошел тем же способом, как в предыдущий раз. Старший пристав начал так: «Великий государь царь и великий князь Михаил Феодорович и проч. (прочитан было по ярлыку весь великокняжеский титул) приказал нам великого государя Фридерика, князя голштинского, великих послов: тебя, Филиппа Крузиуса, и тебя, Отгона Брюггеманна, принять и проводить в его царского величества столичный город». Другой пристав прибавил: «Его царское величество отрядил настоящего дворянина (т. е. гофъюнкера) Павла Иванова сына Салманова (так назывался старший пристав) и меня, Андрея Ивановича Чубарова, приставами для службы при вас, послах». После этого выступил великокняжеский шталмейстер, также произнес свою речь и подвел послам, для въезда, две прекрасных белых высоких лошади, украшенных так же, как и в предыдущий раз. Знатнейшим из свиты доставлены были еще 12 других лошадей. Нас повели в средний город, в так называемый Китай-город, причем по обе стороны стояли несколько тысяч стрельцов, расставленных в два ряда по всем улицам, начиная от крайних наружных ворот и до посольского дома. Нас поместили невдалеке от Кремля в высоком каменном доме, ранее принадлежавшем архиепископу Суздальскому, который немного лет тому назад впал в немилость и был сослан в Сибирь. В обычном посольском дворе в это время находился персидский посол, прибывший незадолго до нас.